ГЛАВА 11

— Кто он?! — воскликнул Бобо, вскакивая на ноги.

— Кто она, ты хотел сказать, — самодовольно поправил я и рассказал о моем вчерашнем приключении.

Бобо пронесся по комнате и, покатываясь от смеха, рухнул на кровать.

— Великолепно, изумительно, — провозгласил он. — Клянусь царем Давидом, будь она чуток моложе, мы могли бы пригласить ее в гильдию после окончания этого дела. Какой талант пропадает зря!

— Она не так уж стара, — возразил я. — Ей всего лет тридцать или чуть больше. В общем, я рассказал ей о нас с тобой и о Мальволио.

— Вы полагаете, что поступили мудро? — спросил он, вновь становясь серьезным. — Но кто знает, можно ли ей доверять?

— Я знаю, — просто ответил я.

Бобо в отчаянии воздел руки к потолку.

— О, какое несчастье. Я отдал свою жизнь в ваши руки, а вы предали меня, едва завидев хорошенькое личико. А кстати, личико-то хорошенькое?

— Очень.

— Что ж, тогда все в порядке. Я твердо верю во внешние данные. Что же дальше? Вы вновь проспали допоздна. Я начинаю думать, что вы превратились в сову.

— Точнее, вернулся к шутовскому режиму бытия. Сегодня днем я встречусь с ней — или с ним — на тех скалах. Поищем доказательства.

— Звучит разумно. Для нас важна любая мелочь. О боже, так вы, значит, выяснили, что его череп был пробит сзади. Как же вы узнали?

— Я ничего не знал, но имело смысл проверить, учитывая то, как он упал. Если его убили, то, скорее всего, именно так.

— А если бы у него оказалась отличная непробиваемая башка, как у большинства знатных тупиц?

— Тогда я принес бы свои извинения и тихо убрался обратно в гильдию для публичной порки.

Он укоризненно покачал головой.

— А вот я не стал бы так рисковать, герр Октавий. Вы хотите, чтобы я помог в ваших поисках?

— Нет. Наши частые встречи могут вызвать ненужные подозрения. С Клавдием разумнее встретиться только мне. Увидимся с тобой завтра утром.

— Как пожелаете. Кстати, поздравляю вас с Новым годом.

— И тебя также, братец шут, — ответил я, пожав ему руку.

Бобо выскользнул через черный ход, а я спустился в людный зал таверны.

— Счастливого Нового года, синьор Октавий, — закричал при виде меня Александр. — Чем мы можем освежить ваше пересохшее горло в столь замечательный день?

— Счастливого Нового года, мой щедрый хозяин. Графин холодной воды и немного хлеба с сыром, если вы так любезны.

На его лице промелькнуло удивление, смешанное с разочарованием, но я твердо решил придерживаться моего зарока. По крайней мере, во время первой трапезы.

После вчерашнего вечера я еще слегка витал в облаках. Появилось первое твердое доказательство. Нет больше туманных подозрений. Шутки кончились, началась серьезная игра. Интересно, каким будет следующий ход? И кто его сделает?

Солнце быстро продвигалось на запад, когда резвый Зевс доставил меня к северо-западным воротам.

— Синьор Клавдий не проходил здесь? — спросил я стражника.

— Нет, сударь.

— Ну, если он появится, передайте ему, пусть присоединяется ко мне на прогулке. Я должен дать этому животному порезвиться на воле.

— Передам, сударь.

Я выехал из города. После снегопада дорога пока оставалась почти не затоптанной. И неудивительно: в это время года народ обычно посиживает возле уютных очагов, а не шляется по дорогам. Приходившие в церковь селяне обычно пользовались другими, северными воротами.

Я слегка сжал ногами бока Зевса, чтобы взбодрить его, и вскоре он уже несся во весь опор, взлетев по склону так, словно на вершине его ждала жаждущая любви кобылица. Мне все-таки удалось перевести его на рысь прежде, чем мы проскочили границы владений Орсино и оказались в Каподистрии.

Дорога отклонилась от береговых скал к лесу. В этих приморских землях росли в основном лавры и каменные дубы, зеленеющие даже сейчас. Я направил Зевса влево, к скалистому выступу, что подступал к морю за лачугой Гектора. Его нигде не было видно, хотя, глянув вниз, я увидел, как тонкий дымок вяло поднимается над его хлипким, собранным из плавника жилищем.

Излюбленная обзорная площадка Орсино находилась на вершине утеса. За ней, примерно в пятнадцати метрах, темнела роща, где за низкорослым, но густым кустарником поднимались раскидистые алеппские сосны. Отличное укрытие для любого мало-мальски приличного убийцы. Я привязал Зевса к самому крепкому на вид дереву и осторожно подошел к краю утеса.

Великолепная перспектива. Отсюда Орсино мог видеть все ближайшие острова до самого горизонта. Отсюда он и его предки следили за приближением грабителей: отрядов норманнов, ловких сарацин и — самых коварных среди всех — венецианских купцов, стремившихся прибрать к рукам всю торговлю на Адриатике.

Оглянувшись назад, я заметил в некотором отдалении высокий гребень горы, обрывающийся только там, где река пробила себе путь среди скал. На вершине находилась сторожевая башня, и там постоянно несли службу стражники, наблюдая как за сушей, так и за морем. Тоби когда-то хвастался, что оттуда он видел даже границы соседних владений, но я очень сомневался в его зоркости.

Солнце уже клонилось к закату, становясь по мере приближения к краю мира все более оранжевым и массивным. За всю мою бытность в Орсино я ни разу не встречал на этих скалах закат солнца. В это время люди обычно ужинают, а шуты зарабатывают себе на пропитание или умирают от голода. Чертову пропасть лет наблюдая за зрителями из-под намалеванных ресниц, я прятался за двойной маской грима и слов. Редко выпадали мне вот такие моменты уединения, открывающие во всей красе сотворенный Господом мир с плещущими внизу волнами и шелестящим в роще за спиной ветром.

— Эй, шут, — послышалось мне в этом шелесте.

Я рассмеялся. Ах, Тео, твоя жалость к самому себе вновь начала разговаривать с тобой. Достав флягу, я откупорил ее и поднес к губам, но тут же фыркнул, почувствовав вкус воды. Я вновь посмеялся над собой, и мне показалось, что ветер поддержал мой смех.

Но то был не ветер. Где-то за моей спиной в роще смеялся человек, и мне сразу вспомнилось, что я прибыл сюда потому, что одного человека убил некто прятавшийся в этой роще. Я стоял совершенно открыто именно там, где стоял герцог.

— Клавдий? — осторожно позвал я.

Усилившийся смех показался мне вдруг ужасно похожим на зловещий хохот из моего ночного кошмара. Я вздрогнул и нервно оглянулся в поисках укрытия. Слева, метрах в семи от меня, лежал большой валун. Я шагнул к нему, и тут что-то просвистело мимо моего уха и спикировало вниз, на берег.

— Не суетись, шут, — сказал голос из моего прошлого. — Я хочу посмотреть, как время обработало тебя.

Из своего опыта я знал, что на перезарядку арбалета требуется не менее четырех секунд. Я успел скрыться за валуном между третьей и четвертой секундами: сделал кувырок и, сгруппировавшись, перекатился за каменную громаду. Спустя мгновение что-то лязгнуло по камню.

— Ну надо же, как досадно, — посетовал голос. — Первый раз я промахнулся из-за ветра, а второй — потому что тебе вдруг вздумалось скакать зайцем.

— Кто ты? — крикнул я. — Почему ты пытаешься убить меня?

— Неужели ты не знаешь?

— Я знаю, что ты заигрываешь с адским пламенем, используя это оружие.

— Да что ты говоришь? И почему же? Прошу, объясни!

— Арбалеты запрещены церковью. Выброси его, пока еще не слишком поздно.

Смех, в котором прозвучало искреннее удивление, эхом разнесся между деревьями. Спрятавшись за обломком скалы, обеспечившим мне временную защиту, я оказался слишком далеко от деревьев, чтобы отважиться на второй бросок. Надеясь, что враг выйдет из укрытия, я взял кинжал в правую руку, а нож — в левую, прикидывая, смогу ли нанести удар, прежде чем он убьет меня.

— Какое остроумие перед лицом смерти. Я восхищен. Но для убийства иноверцев сделано исключение, и с точки зрения Рима ты, как мне кажется, вполне подходишь под эту категорию.

— Я такой же добрый христианин, как ты, — возразил я.

— Тогда тебе пора побеспокоиться о твоей бессмертной душе.

Я выглянул из-за камня, и прямо над моей головой в него тут же врезалась стрела, осыпав меня осколками.

— Кто ты? — вновь спросил я.

— Не будь таким занудой, Фесте. Я знаю тебя как облупленного, да и ты меня знаешь. Конечно, я стал постарше, но зато многому еще успел научиться.

— «Мудрый умирает наравне с глупым»![18] — крикнул я.

— Смелые слова. Даже дурак при желании может цитировать Писание. А вот подходящая цитата для тебя: «Что колючий терн в руке пьяного, то притча в устах глупцов»[19]. Все мы умрем, шут, но многие умрут раньше меня, это я обещаю. Да, многие живут за этими крепкими стенами в ожидании смерти. Однако смерть дожидалась твоего возвращения. «Как пес возвращается на блевотину свою, так глупый повторяет глупость свою»[20]. Пусть эта притча станет твоим девизом.

«Поднаторел в Притчах», — подумал я, прикидывая, откуда он может появиться. Я услышал из кустарника звук медленных крадущихся шагов и крепче сжал оружие, собираясь для одного точного удара.

И тут до меня донесся крик Бобо:

— Беги, Фесте!

Всегда надо учитывать возможность импровизации, и я мгновенно бросился влево к роще, нырнул в заросли кустов и перекатился за самое толстое дерево, попавшееся мне на глаза. Издалека донеслись звуки борьбы, крик и треск веток под ногами убегающего человека. Потом все стихло.

Я немного помедлил. Солнце скрыло свой лик за дальними островами, а я все ждал, прислушиваясь, но ничего не слыша. Наконец с оружием наготове я направился в ту сторону, откуда доносился шум схватки. Я ступал осторожно, бесшумно, выслеживая человека, призвавшего меня в этот город. Меч мой спокойно лежал в ножнах — лесок был густоват для поединка на мечах, да я и не слишком искусно владел им. На открытой местности самострел давал ему преимущество, но в лесу с ножом в руке я одолел бы самого черта. Однако никто, похоже, не собирался нападать на меня.

И никто не напал. За четверть часа я сделал всего шагов шестьдесят, но никто так и не попался мне на пути. Мальволио давно ушел, зато я обнаружил Бобо. Он лежал на спине с окровавленной головой и глядел на кроны деревьев. Струйки крови ярко блестели на свинцовых белилах. Я принял его за мертвого, но он скосил на меня взгляд и слабо улыбнулся.

— Все в порядке, вы убедили меня, — прошептал он. — Мальволио здесь.

— Ты сможешь идти? — спросил я.

— Не уверен. Возможно, моя предсказательница слегка размечталась.

Я помог ему подняться, но он упал на колени и опустил голову.

— Пойдем, тебя ждет моя лошадь.

— Проклятие, я все испортил, — простонал он. — Мне же удалось выследить его. Еще шаг, и он был бы у меня в руках. Наверное, зря я раньше времени крикнул, пытаясь спасти вашу жизнь.

— Весьма признателен, спасибо. Зачем ты увязался за мной?

Мы, пошатываясь, вышли из леса, и мне пришлось практически тащить его на себе остаток пути до Зевса.

— Приказ отца Геральда, — сдавленно произнес Бобо. — «Главное, чтобы наш старый плут остался в живых, — наказал он мне. — Если пойдет блуждать один, следуй за ним. Мне не хочется, чтобы он сломя голову бросался в любые ловушки. Он более ценен для меня, чем все остальные, вместе взятые». Вот потому-то я и играл роль защитника. Отвратительно получилось, надо признать.

— Я буду рад поспорить с тобой на эту тему, когда ты оклемаешься.

Зевс глянул на нас с обычной «благожелательностью», но мой грозный взгляд, должно быть, усмирил его, и он позволил нам обоим забраться к себе на спину. Я сцепил руки Бобо у меня на талии и, поскольку он еле держался, сжал их левой рукой, почувствовав, как он содрогнулся от боли у меня за спиной. Я слегка натянул поводья, и Зевс поскакал обратно в город.

На спуске с горы нам встретился Клавдий и при виде нас придержал лошадь.

— Что случилось? — спросила Виола.

— Мальволио пытался убить меня, — сказал я. — Мой приятель помешал ему, но тот, к несчастью, расшиб ему голову.

— Везите его ко мне во дворец, — сразу сказала она. — Я съезжу за лекарем. Попросите Малахия устроить его в восточном крыле.

Миновав городские ворота, мы разделились.

К чести Малахия надо сказать, что, увидев состояние Бобо, он сразу распорядился перенести его в гостевую спальню и уложить в кровать. Препоручив Зевса заботам встревоженного конюха, я отправился за ними следом. Бобо лежал без сознания, его дыхание было неглубоким. Пришла служанка с тазиком воды и салфеткой и начала смывать с него кровь. Удар пришелся ему по самой макушке.

— Должно быть, его ударил высокий мужчина, — заметил Малахий.

— Возможно, — сказал я. — Я не видел его.

Внезапно Бобо вскрикнул и схватил служанку за руку. Она взвизгнула и выронила тряпицу, а Бобо сел и обвел комнату диким взглядом. Увидев меня, он снова лег.

— Извините, милая женщина, — пробормотал он. — Прошу вас, продолжайте, только не троньте мое лицо. Я предпочитаю умереть дураком.

— Подожди помирать-то, пока не пришел лекарь, — посоветовал я.

— Слышали мы об этом лекаре, — проворчал он. — Он прекрасно закончит дело, начатое тем негодяем.

— Он что, будет острить до самой могилы? — прошептал Малахий.

— Почему вы думаете, что могила остановит его? — ответил я.

Появившийся в дверях лекарь недоуменно обшаривал глазами комнату, пока мы все не показали ему на больного. Он обрадованно кивнул и, присев рядом с кроватью, принялся осматривать рану.

— Парень выглядит слишком уж бледным, — заметил он, и Бобо рассмеялся, хотя это явно причинило ему боль.

Лекарь обработал его рану и забинтовал голову. Закончив свое дело, он сказал:

— Больной потерял много крови. Такие удары по голове очень коварны. Он может выжить, но с таким же успехом может и помереть. Если рана распухнет, можно будет выпустить еще немного крови. Очень жаль, что сейчас не весна. Все мои пиявки сдохли, и до оттепели я не смогу пополнить их запас.

— Какой же это лекарь, если он не способен сохранить жизнь даже пиявкам? — воскликнул Бобо. — Ах, господин эскулап, мне до смерти хочется узнать, чем вы лечите больных пиявок?

— А пока чем мы можем ему помочь? — вмешался я, в основном для того, чтобы избежать апоплексического удара у лекаря.

— Присматривайте за ним. Если дыхание станет прерывистым, пошлите за мной. Вина он может пить, сколько пожелает.

— Вот это мне нравится, — прошептал Бобо. — Все говорят, что здесь превосходные погреба. Какой славный эскулап. Беру назад все сказанное о нем раньше.

— Угомонись, — взмолился я. — Если будешь плохо себя вести, я попрошу прооперировать тебя.

— Нет необходимости, нет необходимости, — поспешно заверил лекарь. — Пусть природа возьмет свое.

— Уж она не просчитается, — сказал я, и врач удалился. Я присел у кровати. — Как ты себя чувствуешь? Только по правде.

— Я пережил осмотр этого лекаря. По-моему, это добрый знак. Боюсь только, что если засну, то умру.

— Чепуха, — с излишним воодушевлением сказал я.

Бобо взял мою руку и сжал ее.

— Посидите со мной, — попросил он. — Расскажите ваши истории. Или спойте баллады, которых я не знаю.

И вот тут я действительно испугался. Шута обычно не волнуют никакие предсмертные церковные ритуалы, но если он хочет облегчить свое состояние песнями, значит, дела неважнецкие. Я тихо пел до самого вечера для одного-единственного зрителя. Он иногда произносил слова знакомых ему баллад, улыбался новым шуткам и тихо радовался старым, словно встречал проверенных друзей. Наконец Бобо уснул, а я продолжал сидеть у кровати, прислушиваясь к его дыханию. Оно было тихим, но размеренным.

— Вам тоже надо немного отдохнуть, — сказала стоявшая в дверях Виола.

— О, вы давно здесь? — прошептал я, потирая шею.

— Не знаю. Я слушала, как вы поете. Давно забытое удовольствие. И еще мне хотелось посоветоваться с вами насчет этой ситуации. Теперь, когда мы знаем, что убийца здесь, не стоит ли поднять тревогу в городе? Ну, хотя бы предупредить капитана Перуна.

— Не стоит, — ответил я.

— Почему?

— Потому что я не знаю, кому можно верить за пределами этой комнаты.

Виола помолчала, обдумывая мои слова.

— Вы думаете, что капитан заодно с ним? — спросила она.

— Может быть. Он может даже оказаться им.

— Но в таком случае вы наверняка узнали бы, что это он покушался на вас.

— У меня была невыгодная позиция, я лишь слышал голос убийцы.

— Тогда вам надо перебраться сюда, здесь вы будете в безопасности.

— Нет, мой переезд вызовет излишнее любопытство.

— Похоже, часть вашего плана провалилась. Он знает, кто вы.

— Верно, черт возьми. Я подумаю об этом. И все же в городе мне удобнее действовать как Октавию, чем как Фесте.

— Пусть будет так. Но мое предложение остается в силе. Поспите немного. Мы приглядим за ним.

Я поклонился.

— Большое спасибо, сударыня. За все.

Я оставил Зевса во дворце на ночь и одолжил факел, чтобы найти дорогу к «Элефанту». Стражник у ворот узнал меня и пропустил без вопросов. Все было спокойно. Должно быть, уже шло к полуночи, и даже самые упорные кутилы успели успокоиться.

В «Элефанте» не наблюдалось никаких признаков жизни, хотя из задних комнат доносился дружный храп. Перед тем как подняться по лестнице, я вытащил меч. В коридоре никого не было. Я быстро прошел мимо всех дверей до своей комнаты и потом тихо рассмеялся своей тревоге. Комната была пуста.

Но на кровати лежала пара желтых чулок с подвязками накрест.

Собрав все свои пожитки, через некоторое время я вновь постучал в ворота дворца. Вскоре появился сонный и сердитый Малахий.

— Доброе утро, — бодро сказал я. — Передай герцогине, что я передумал.

На рассвете я вошел в комнату Бобо. Увидев меня, он приветливо поднял руку.

— Как тут наш больной? — поинтересовался я.

— Одна ночь у чертей отыграна, — прохрипел он. — Голова раскалывается от боли.

— У меня тоже.

— А что у вас за трудности?

— Новогодний зарок.

— А-а. Я обычно сдаюсь на второй день.

— Аналогично. Погляди-ка на это.

Я бросил ему на одеяло стрелу арбалета. Бобо с интересом рассмотрел ее.

— Где вы раздобыли ее?

— На скалах, где на нас напали.

От удивления Бобо попытался сесть, но мгновенно пожалел об этом и рухнул обратно на подушки, скривившись от боли.

— Если вы будете продолжать так рисковать жизнью, — медленно сказал он, — то я не смогу обеспечить ее длительность.

— Я и не просил тебя об этом. Кроме того, я решил, что наш стрелок предпочтет на время затаиться. Но что ты думаешь по поводу этой стрелы?

— Обычная арбалетная стрела. Что, собственно, я могу о ней думать?

— Ты же был в Толедо.

— Ну да, и поэтому вдруг стал знатоком оружия, — насмешливо проворчал он, но тем не менее взглянул на стрелу повнимательнее. — Ладно, посмотрите вот на это. — Он показал на самый кончик, который был выкован в форме ромба и заканчивался угрожающе тонким острием. — Так называемое шило. Пробивает звенья в кольчуге со ста шагов. Вы еще не обзавелись кольчугой?

— К сожалению, нет.

— Что ж, сын мой, тогда она могла бы пронзить вас насквозь и долететь до Генуи. Но я не имею ни малейшего понятия, где именно ее изготовили. Дело-то не мудреное. Ее могли выковать в любой мастерской от Толедо до Дамаска.

— Спасибо, — сказал я, забирая стрелу.

— Я вот о чем сейчас подумал, — сказал Бобо. — Бывает другой вид стрел, с квадратным наконечником. Ее удар сшибает с лошади облаченного в броню рыцаря, то есть никому мало не покажется. Может быть, именно такой стрельнули в затылок Орсино.

— Череп пробит, а вокруг ни души, — задумчиво произнес я. — А дождавшись, когда уляжется суматоха, можно забрать стрелу. Или заранее привязать к ней веревку, чтобы вернуть ее обратно. Конечно, метко брошенный камень привел бы к тому же результату.

— Или камень, выпущенный из пращи. Но с арбалетом меньше вероятность промаха. Вероятно, это его излюбленное оружие. Оружие труса.

— Он может быть кем угодно, но я сомневаюсь, что он трус.

Бобо странно взглянул на меня.

— Можно подумать, что вы восхищаетесь этим типом, — заметил он.

— Ни в малейшей степени. Но меня впечатляет его изобретательность. Месть ведь своеобразный вид помешательства. Как долго он вынашивал ее? Маскировался, шпионил, втирался в доверие. Великолепно проделанная работа.

— А потом он промахнулся, имея вас в качестве отличной мишени.

— Нет. Он намеренно промахнулся. Для начала ему хотелось поиграть со мной. Он не получил бы должного удовольствия, если бы убил меня, не поиздевавшись.

— Может, и так, — с сомнением сказал Бобо. — И все-таки вчерашнее приключение показалось мне каким-то странным. Я не могу пока понять почему, но обязательно разберусь в этом до конца, когда мои мозги вновь начнут нормально работать.

— Попробуй слегка задействовать их сейчас. Как он выглядел?

Бобо прикрыл глаза.

— Я подкрался к нему сзади. Он был в коричневой монашеской рясе с капюшоном. Я закричал в тот момент, когда он выходил на позицию, с которой легко мог попасть в вас. Он развернулся и ударил меня арбалетом. Я заметил лишь черную бородку клинышком и соединяющиеся с ней усы. Лицо почти не просматривалось — он стоял против солнца, да и капюшон многое скрывал. А потом я увидел небо в алмазах, рухнул на землю и долго пялился на кроны деревьев. Извините, образ весьма расплывчатый.

— Мог ли это быть один из наших подозреваемых?

— Бородка не подходит никому из них. Даже наш почтенный представитель Господа чисто выбрит. Либо никто из них не имеет отношения к Мальволио, либо кто-то наклеил бороду по случаю торжественной стрельбы по известной мишени.

— Вполне вероятно. Может быть, для полного удовлетворения ему было нужно, чтобы я узнал в нем Мальволио. Кстати, не стоит ли нам наведаться в здешний монастырь?

— Зачем? Если он и был там, в чем я сильно сомневаюсь, то уже успел смыться. Скорее всего, теперь он заляжет где-то на дно, обдумывая следующий ход. А каковы ваши дальнейшие планы? Увидим ли мы возвращение Фесте?

— Подождем пока.

— Зачем? Много ли смысла в маскировке, если он знает, кто вы?

— Может, и не много. Но у меня есть смутное ощущение, что лучше слегка повременить. Если я откажусь от роли Октавия, весь город узнает причину маскарада, и тогда подловить его будет трудновато.

Бобо задумчиво помолчал, поглядывая на меня.

— Если он испугается и сбежит, то мы спасем несколько жизней. Вы не подумали об этом?

— Да. На ближайшее будущее. Но он обязательно вернется. Его бездействие продлится лишь до той поры, пока им вновь не овладеет безумная жажда мести. Поживу еще с этим занудой Октавием.

Бобо прикрыл глаза.

— Получается, что мы играем жизнью ничего не подозревающих людей. Это начинает пугать меня.

— Отдыхай спокойно. Мы пустим слух, что ты разбился спьяну и теперь поправляешься здесь. Такое известие никого не удивит. Не хочешь ли, чтобы я привел сюда твоего Феса?