Известное дело, везде голова требуется, чтобы не натворить того, что случилось в Боровинке.
      Все стали допытываться, что же произошло в Боровинке, и Родион охотно рассказывает. Где ж им знать, что кругом делается. А Родион, он с руководством районного центра встречается, от него тайн нет.
      - Председатель Боровинковского колхоза Вердибоженко приписал на ферму за год шестьдесят тысяч литров, а бухгалтерия и забудь списать это молоко на телят да поросят. А может, и умышленно забыла.
      - Ну, нас Панько Цвиркун не подведет! - уверяет Селивон.
      - Парень надежный! - подтверждает Игнат.
      Родион одобрительно кивает головой:
      - За достижения по надою Урущак в почете ходил, а предколхоза заработал выговор, потому как комиссией, назначенной новым секретарем райкома Нагорным, была выявлена приписка.
      - А Урущаку так ничего и не было? - поинтересовался Селивон.
      - Разве он не знает, что к чему? Сам на каждом собрании выступает с требованием выводить ловчил на "чистую воду".
      Набираются ума-разума гости, слушая Родиона, не знают, где посадить, чем потчевать.
      Вот какая сила у него в руках!
      Ну, как не ценить такого председателя? Взмах руки - и нашел выход! Успокоил друзей. Вся полевая грамота пред ним как на ладони. Гости, ухватив ловкую затею предколхоза, надышаться не могут на него. Особенно соседки.
      - Будьте спокойны, добрые люди! - заговорил Селивон. - Родион Маркович сумеют распорядиться. Каждому найдется местечко, всех оценят по заслугам.
      Ну, чародей, настоящий чародей этот Селивон! Казалось бы, ничего особенного не сказал, а сразу внес просвет, разогнал уныние, даже Родион Ржа и тот повеселел. Всем и каждому угодил - что значит к месту слово сказано! Но Селивон никак не мог остановиться и продолжал выкрикивать на всю хату:
      - Да разве Родион Маркович не понимают сорт людей?
      И тогда Соломия с Татьяной затянули:
      Ой, гей, волы, та до водопою,
      Та пропала я, милый, за тобою...
      Но что-то не по душе пышнотелым молодицам грустный напев; может, и усталость давала себя знать.
      Гости томились. Все перепето, переговорено. Да и вчерашнее не совсем выветрилось. Вспоминая шумное гулянье, Татьяна поделилась с подругой:
      - Утром встала... брожу по хате, а меня шатает... Едва в себя пришла.
      У Селивона в хате всегда гостям разливанное море - и развлечься можно, и отдохнуть. Гости расходились ублаготворенные. Все, о чем здесь говорилось, крепко засело в головах.
      2
      Машина несется, погромыхивая по каменистой дороге, разбрызгивая весенние лужи. Мелькают тихие домики из-за чащи деревьев, просторные улицы, людные площади.
      В Сумах базарный день. Прохожие, сходя с дороги, останавливаются, глазеют вслед Тихону - верно, дивятся, как это он ведет машину да песню распевает: "Ой, у полi вiтер вiє, а жито половiє..." Песня рвется из самого сердца. Да откуда кому знать, отчего человеку весело? Просто слушают да смотрят, как Тихон, словно стадо, разгоняет публику на базаре, с ветром наперегонки мчится, развлекаясь песней. Расходилась душа, бунтует горячая кровь в жилах, то ли весна будоражит своими запахами, то ли хватил лишнего, то ли еще что. "А козак дiвчину та вiрненько любить, а сказать не посмiє..." Чудной казак - с чего бы это он застенчивый такой? Унылый да несмелый. А Тихон вот сытый, пьяненький, веселенький, и девушка любит его, и при деньгах он. На картошке подзаработал - дай бог, выручка что надо. И так каждый базар. За целую-то зиму порядком оперились. Кладовые-то в наших руках. Батька в кладовой орудует, сын - на машине. Что у Тихона этой самой обуви, одежды, сукна разного, кож, каракуля, пальто, бекеш, юфти, хрому, резины - хутор одеть можно! Живет себе припеваючи, всего на свете добыл и девичью любовь. Во всем ему везет. Не знает Тихон неудач, весело посматривает вокруг. "На наш век чудаков хватит", - думает Тихон; хоть кого обведет, обкрутит.
      Колхозная машина в надежных руках. Не всякому ее доверяют Родион Ржа с Селивоном. Они в Сумах остались догуливать, допродавать картофель. Время еще раннее. Будут ждать Тихона, пока вернется с новой машиной. Картофель нынче нарасхват - дело к весне, пора огороды засаживать. До вечера еще машину продать удастся, если человек оборотистый. Дорогая вещь машина озолотиться можно. На одной перевозке на базар да с базара и то подзаработал изрядно. Потому и гонит он без оглядки так, что встречные в стороны рассыпаются, чтоб не забрызгало грязью.
      В руках у Тихона машина! Надо же, чтобы выпало ему такое счастье! Кому дровишек, кому сена, картошки, арбузов или яблок свезешь в Лебедин, и сам не внакладе. Родион не каждому доверит машину. Привезешь жому с сахарного завода или барды с винокуренного - так, ясное дело, мимо завхоза или председателя не проедешь. На базар в Сумы или с базара народ прихватишь - гуляй, душа! Привезешь лесу, соломы, кирпича - тоже себе не в убыток. Бьют ли масло или доски пилят - разве обойдется без Тихона? Или там рыбку ловят, мед качают? Или арбузы возят, фрукты, помидоры? А весовщиком кто? Приятель Панько Цвиркун! Кладовщик же и вовсе родной батька. Весело поглядывает вокруг Тихон, разудалый парень, все само плывет ему в руки, первую дивчину в Буймире завлек, ловок парень.
      Счастье само за ним бежит. Чтоб он сломал когда ворота, ободрал машину, или переплавились у него подшипники, или скаты вышли из строя раньше срока? Или мотор? В любой момент друзья-приятели выручат, да еще поставят в пример соседям! Родион Ржа на совещании похвалит, а Урущак подхватит, и разносится о нем слава по всей округе.
      На поле вода стоит, не выберешься из села. Спасибо, дорога песчаная, утрамбованная. Машины так и снуют - на Ворожбу, на Лебедин, на Гадяч, дорога наезженная, хорошо убита, грузовик легко бежит, за милую душу.
      Текля ясным днем вышла в поле прогуляться. На весну захотелось посмотреть. Безлюдная дорога вилась краем леса, нива паровала, набираясь солнечного тепла, набухали почки на деревьях, земля набрякла, лоснилась, будто масло. Лесная прель перехватывала дыхание. Весна! Дурманящая весна!
      Вышла девушка в поле - и полилась песня, всколыхнула, разбередила душу. И к чему бы это в окно Текли месяц светил? Сон ей такой приснился... "Месяц - это жених", - вспомнила Текля старинную примету и улыбнулась. Зеленя, пробудившись после зимней спячки, переливались на солнце. Боронить, пожалуй, рановато - жидель. Озимые еще осенью дружно взялись. И в кушенье пошли на славу. Густые нынче хлеба - одно загляденье. Текля сеяла. И от мысли, что все это добыто ее руками, несказанная радость переполняет сердце, кажется - на весь мир этой радости хватило бы.
      Скоро подсохнет, чернозем осядет, уплотнится, выйдут сеятели в поле, на неоглядный простор вешних полей. Текля вглядывается - там, по дороге, вперегонки с ветром мчится грузовик. По телу разлилась томительная слабость. Девушка насторожилась, прислушалась, задумчивая, грустная.
      Тихон прилетел как вихрь. Жарко, бурно обнимает девушку. Она и сама льнет к нему, что травинка тянется. Замерев, безвольная, покорная, клонит голову на сильное плечо. Послушно идет за ним в лес. Расщебетались птахи, у дивчины заплетаются ноги, точно бы дымка застилает глаза. Парень бережно сажает девушку на спиленное дерево. Под ногами у нее ковер из подснежников. Земля убралась в голубые фиалки. Розовые, лиловые, желтые мельтешат в глазах цветы. Душистый, яркий, весь в цветах уголок. И рядом дорогой сердцу Тихон. Сквозь ветви пробивается солнце, дарит своим теплом первые весенние ростки. Кругом - чистые, пронизанные светом краски. Распевают веснянки, звенит лес, щелкает на разные голоса, льется над полями песня жаворонка, льется неумолчно, обдает, словно ливень, с головы до ног. Пленительный лесной звон заполняет душу, девушку охватывает изнеможение. Тихон всматривается в ее побледневшее лицо, в затуманенные глаза, порывисто обнимает. Крепко-крепко. Словно сквозь сон отвечает на вопросы Тихона Текля.
      - Сойдемся? - спрашивает он.
      - Видно будет, - неуверенно говорит она.
      - Скоро?
      - Подождем...
      Сказала неспроста: может, все кончится миром в семье и ей удастся уговорить своих. Текле не хочется идти наперекор, вносить разлад в семью.
      Текля допытывается: а что скажет мать Тихона?
      - В твоей больше материнского, - увернулся от прямого ответа парень.
      Видно, не надеется и он на своих домашних.
      Не очень-то оглядывается Тихон на отца с матерью. Все больше наперекор делает - заверяет он дивчину. Не по душе ему вся эта Селивонова компания.
      - Да неужели нам от стариков зависеть? Неужели своей воли нет у нас, теперь не старое время! Своя голова на плечах, сами и устроим свою судьбу. Или не стали на ноги? Нет своей дороги в жизни? Отделимся. Нам под силу и собственную хату поставить. Хоть завтра, если хочешь, получу усадьбу такую, что лучше быть не может.
      Будто сквозь сон слушала девушка речи своего милого, - решительный парень, такой ни перед чем не остановится. Любые трудности ему нипочем.
      Заманчивое будущее рисует Тихон. Вот поднакопит Текля опыта в сельском хозяйстве - тогда и на агронома может пойти учиться.
      Тихону ли не знать, о чем ей мечтается? Нет, он не станет ей поперек дороги.
      - Надо поближе узнать друг друга, - проговорила безвольно.
      И тут же смутилась, - не поздно ли?
      Где она, что с ней? Последний проблеск сознания покидает ее, ослабли воля, разум. Обмякла, задрожала, по телу разлилась истома. Словно в забытье впала. Очнулась, раскрыла глаза: по стволу сосны, прозрачная, будто вешняя слеза, сбегала капелька смолы. По лесу стлался густой запах бензина.
      3
      Родион и завхоз стояли посреди усадьбы - пришла весна, соблазнила на легкие барыши ярмарочные души. Народ бросился по окрестным селам, гоняют машины по всем дорогам; перемены в политике заготовок: каждая артель теперь должна обзаводиться обширными огородами, самостоятельно добывать семена.
      С раннего утра трутся возле кладовых председатель соседнего колхоза "Зеленое поле" Данько Кряж и с ним пожилой бригадир. Председатель не большой охотник до разговоров, бригадир, видно, тоже не расторопен на язык, а Родиона надобно уламывать. Потому нельзя сказать, чтобы они чувствовали себя в своей тарелке. Соседи заявились с необычной просьбой, никогда такого не случалось. Не первый год в хозяевах ходят - сапоги ладные, неторопливые движения, массивные фигуры, - и вот пришли просить взаймы семенного картофеля. Невесело, разумеется. Мнутся, любезно склабятся - выручите по дружбе, вы же коллективные люди.
      Кто мог подумать, что с новой заготовительной политикой свалится столько хлопот? Раньше сеяли бы себе что вздумается, а нынче вот заводи огороды, да побольше. Правда, колхозу от того не убыток, да вот беда нехватка картофеля, с семенами морока, приходится подзанять у соседей. Кому это приятно?
      Что может поделать Родион? Он бы рад всей душой помочь соседям и без особых уговоров, да, сами должны понимать, осень была мокрая, зима морозная, картошка неважная, частично сгорела, примерзла, погнила, "это вам не дрова". Селивон подтверждает слова председателя:
      - Нет у нас лишней картошки взаймы, себе бы хватило.
      Родион Ржа носится по широкому двору, распоряжается, приказывает, попутно заглядывает в погреба, в кладовые, все проверяет, неусыпный хозяин, от его острого глаза ничто не укроется. Ходит себе да посмеивается в ус, небрежно слушая соседей, тяжело шаркающих вслед за ним, - не очень-то удобно чувствовали они себя. Надоели соседи Родиону со своим нытьем, и он резко говорит: в Куликах тоже коллективные люди, а поди вырви у них клочок сена в долг, - пристыдил соседей, которые слишком уж зазнались, заграбастали себе весь сенокос, косят траву, распределяют на трудодни да базарят. Ну, а теперь придется заводить свою ферму.
      Куличане увидели: когда дело идет о собственной выгоде, Родион непоколебим, и даже распитые магарычи, на которые по добрососедской привычке зазывали его, не могли заставить Родиона расщедриться.
      Что делать куличанам? Без картофеля хоть домой не возвращайся. В райзу сказали: "Договаривайтесь с Буймиром". А как тут договориться, коли соседи клянутся-божатся, что у самих нехватка.
      Родион недоумевает: а кто, собственно, может знать наши запасы? Для своих нужд осталось. Как цену установить?
      Кулики уже согласны за каждый центнер картофеля отдать овцу.
      Родион Ржа было заколебался; наморщив лоб, раскидывает умом, как бы пособить, выручить соседей из беды. Да, спасибо ему, в эту затруднительную минуту подоспел Селивон, быстро проник в сложную бухгалтерию, мигом прикинул - почем кило баранины на базаре, почем кило картошки. Нет, не выгодно! - отрезал решительно, предостерег от неосмотрительного шага предколхоза, который и сам, собственно, был того же мнения. Кто скажет, что завхоз не смыслит в торговых делах? Надежных советчиков имеет Родион, голова пошла кругом, ничто не остановит базарного ража - потерпели на сене, решили: на картофеле не продешевим!
      Павлюк с Завирюхой попробовали покритиковать на собрании председателя, добиться ссуды для соседей, да отступили. Селивон поднял шум, высмеял их. Кто пойдет против собственной выгоды? Старательно расписывал мудрую линию председателя. Самая цена на картофель. Когда и заработать, если не сейчас! А как начнут колхозы посадку, займутся огородами - картошка нипочем будет. Добрые хозяева заботились, припасали завхоз имел в виду Родиона, - а Павлюк с Завирюхой да еще Марко с ними хотели бы по ветру пустить добытое. Раздать народное добро взаймы! Растранжирить бесценную овощь, на которую положено столько труда.
      Кладовщик Игнат расшумелся:
      - Нам говорят - осенью разочтемся! Когда все колхозы разведут огороды, разве удержится картофель в нынешней цене?
      Его поддержал конюх Перфил:
      - На даровщинку, выходит? Сперва наживите - тогда и раздавайте!
      Бригадир Дорош гудел:
      - Ишь расщедрились! Хотели даром отдать?
      - Привыкли на даровщинку жить! - вопил Селивон.
      Подбодренный этими выкриками, распалился в угоду прихвостням и Родион Ржа:
      - Кто здесь хозяин, кто распоряжается? Я веду хозяйство или Павлюк? Хватит, покомандовал он! Кого назнач... избрали кого? Кому оказано доверие! А теперь Павлюк срывает порядок в артели, налаженный с таким трудом.
      - Хозяйство не ты, положим, поставил, не твоя это заслуга. Думаешь, на старых пережитках выехать. Смотри не сломай шею! - с необычной смелостью, к общему удивлению, выступил против Родиона всегда тихий, спокойный Марко.
      Кто бы мог ожидать? Собрание после его слов раскололось. Раздались трезвые голоса:
      - Надолго ли удержится сегодняшняя цена на картофель и сено? Как начнут колхозы осваивать огородничество да травосеяние - враз цены спадут.
      - Ничего, Родион с компанией успеют тем временем зашибить деньгу, ввернул Мусий Завирюха.
      Родион из кожи лезет, чтобы внушить всем, что единственно ему обязан спасением запущенный Павлюком колхоз, да на сей раз осечка получилась у него.
      Мусий Завирюха не терпит неправды: верно говорит Марко, новый председатель пришел на готовое хозяйство, созданное долгими годами плодотворного труда, на готовый урожай, а теперь пытается очернить Павлюка, себе присвоить чужие достижения.
      Родионова компания не могла этого простить и, конечно, напустилась на парня: посмел зацепить самого председателя! Но и у Марка нашлись защитники: "Молодец, правду-матку режет!" Тракторист Сень сияет от гордости за приятеля. Были и такие, что предостерегали Марка. Особенно сильную тревогу проявлял пастух Савва.
      - Смотри, сынку, Родион тебе этого не простит, не забудет, что ты выставил его на посмешище, отомстит, стал ты ему поперек дороги!
      Марко, казалось, не очень-то принимал это к сердцу. Спокойный, сдержанный, он ни словом, ни жестом не показывал страха. Всяк толковал это по-своему. Парень робкого характера - уж давно утвердилась за ним слава. И в то же время... Злой язык всегда впереди ног бежит у тех, кто хочет посудачить. Заводилой в этих случаях была Санька. Сейчас она молчала, слишком много защитников нашлось у Марка.
      Пастуха не на шутку встревожило резкое замечание сына, хоть он и понимал, что Марко сказал правду. Высказал то, о чем думал каждый, но про себя. Боялся пастух, не стал бы мстить Родион. У кого искать тогда защиты?
      4
      Цигарка гаснет - кто-то скучает. Дюжим плечом навалился на дубовый стол. За окном густела непроглядная темь. То ли табачный дым застлал глаза, то ли размечтался о чем.
      Марина ума не приложит, как угодить, чем задобрить мужа, - все ему дома не мило, все он скучает, томится, места себе не найдет. С мольбой, с обожанием и тревогой смотрела чернявая испитая женщина на сытое, с пышными усами, невыразительное лицо мужа, словно не успела за десяток лет насмотреться на него.
      Вынужденное безделье угнетает человека, особенно с живым характером. Не в характере Родиона киснуть в хате, сидеть на печи да терпеть бабьи причуды. Важные, совершенно неотложные дела не дают ему покоя. Он до конца выстоит перед привычным семейным натиском. И, решительно поднявшись из-за стола, хватается за шапку.
      Марина, настороженно следившая за каждым его движением, пробует усовестить Родиона:
      - Да посиди ты хоть один вечер дома, почитай газету, как другие люди.
      Что делать Родиону? Хоть домой не показывайся. Непременно привяжется. В ответ на привычные упреки он строго прикрикнул:
      - Не заводи свары!..
      Марина истошно завопила на всю хату - допекли ее вечные бабьи пересуды, унижения да подковырки. На голову мужа посыпалась брань, попреки. Корила, грозила - не очень приятно это даже для слуха самого рядового человека, не то что председателя.
      А тут еще и теща ввязалась. Сначала она молча металась взад-вперед по хате, громыхая мисками и мрачно косясь на зятя, а потом в свою очередь взялась пилить.
      Рассудительным словом, по всему можно судить, не образумить жену. Родион приходит к убеждению: сам виноват, не сумел поставить себя в семье как должно. Есть же счастливые семьи, которые живут в мире и согласии, где жена с первого слова, с первого взгляда слушается мужа, угождает ему. Взять, к примеру, Селивона. Соломия никогда не сделает наперекор мужу. Правильного нрава женщина. И пусть это несколько и не согласуется со здравым смыслом, но должно признать, не всегда она кстати, хотя и совершенно справедлива и звучит высокоторжественно, эта идея равенства женщины в семье и обществе, которую Родион сам не раз провозглашал на собраниях.
      Вот и сейчас на вполне разумный и необходимо-деловой вопрос Родиона (мало ли дел у Родиона - реализация, яровизация!): "Где портфель?" Марина, как обычно, накинулась на него:
      - Находишься, набродишься - и опять к жене?
      Родион обращается к Марине с убедительным словом, которое, казалось бы, должно вразумить самую упрямую женщину. Что он, из хаты что-либо тянет? Вводит семью в убыток? Всякий день является домой хмельной, сытый, в борщи, в миски ее не заглядывает. И она же еще недовольна? Что она, на работе падрывается, силы изматывает? Трясется на телеге, возит навоз в поле? И летом и зимой дальше своей усадьбы никуда! От добра кладовые трещат. Погреб доверху забит овощами. Бочки с разными соленьями до лета стоят. Одежи - сундук не закрывается. Чего еще ей недостает? Мало он для нее делает, для хозяйства старается, а придет - дома покоя нет.
      Марину, однако, льстивым словом не собьешь. Сама наступает на мужа. Пусть не хитрит. Что она, на готовое пришла к нему? Меньше его трудится? Да если бы она тряслась на телеге, кто бы за хозяйством присматривал? Кто свиней выкармливает? Кто смотрит за скотиной, в саду, в огороде управляется, возит на базар масло, фрукты, овощи, птицу? А придет вечер этот кричит, тот пищит, верещит, мычит, ревет, хоть разорвись. Спасибо матери, помогает. А он знай себе развлекается, да еще привередничает! А постирать, хату побелить, постряпать надо? Корову с телком присмотреть, поросят, овец? Добро, хоть придет весенняя пора - утки, гуси с рук долой, сами кормятся на лугу. Где ж она здоровье-то свое загубила, всю себя измотала, где? Думает, большое счастье с ним жить!
      Разбушевалась Марина, вышла из повиновения, наговорила мужу кучу неприятных слов.
      Довольно с нее, не хочет больше быть батрачкой для него, завтра же выйдет в поле, возьмет звено, там никто не станет тянуть из нее жилы... Станет человеком, ударницей! Никто ей дурного слова не бросит, оценят, если будет стараться. Да пропади она пропадом, эта усадьба! Не желает Марина сидеть дома, быть за все ответчицей!
      Расходилась, распалилась, наскакивала на мужа, визжала на всю хату, словно ума решилась:
      - Опять вернешься под утро? Глаза бы мои на тебя не глядели!
      Все попытки Родиона успокоить жену, заставить ее опомниться - разве она не полная хозяйка в доме? - все уговоры ни к чему не привели.
      Опостылела хата, опостылела жена... Недружно жили они с Мариной. Родион с тяжелой головой уходил на люди - горе гнало его, изливал свою обиду на жену:
      - За всю жизнь улыбки от нее не видел...
      Люди сочувственно кивали головами:
      - Хуже нет, как сварливая жена... Это уж не жизнь с такой женой...
      Другие судили по-иному:
      "С чего ей улыбаться тебе, коли ты своей хаты не держишься, за чужими бабами ухлестываешь! А жинка из синяков не вылезает, вечно багровая, как печенка, ходит..."
      Вслух-то этого последнего мнения, известное дело, никто не высказывал, про себя каждый держал.
      5
      - Разве забудет Селивон, как у его отца кожухи да копей отбирали, когда против Врангеля шли?
      Перед бородачами проплывало прошлое, овеянные славой времена комитетов бедноты, когда на селе заправлял Мусий Завирюха. В те достопамятные дни прибирали к рукам всех этих мстительных деришкур. Раскапывали ямы с хлебом, выискивали запрятанные на чердаках, под слегами червонцы, разматывали клубки с шерстью - и там находили золото. Как живой встал в памяти старый плут - отец Селивона, первостатейный мастак был и высватать и умаслить, магарычом людям глотку залить, обмануть на базаре. Клятвопреступник, мошенник. Бывают же такие люди. А теперь вот сын Селивон завхоз, весь в отца удался.
      - Надавит бочку масла - кто проверит, взвесит? Кладовщик Игнат ему приятель, все покроет.
      Вьется дымок, ест глаза, все пасмурнее становятся лица. Пастух, садовник и пасечник, беспокойные головы, толкуют с Мусием Завирюхою о делах, кровно их интересующих: как завхоз с кладовщиком вертят колхозом. Родиона втащили в свою компанию, и все попытки вывести их на чистую воду ничего не дают. Защитников у Селивона хватает - и в артели, и в райцентре. Конюх Перфил кричал на собрании:
      - Устин Павлюк с Мусием Завирюхой к тому клонят, чтоб самим в колхозе верховодить! На три погибели нам эта ферма, все сено пожрала. То бы по дворам поделили, как в Куликах. А то завели ферму, планы сено забирают, а на двор дают, что останется.
      Давно бы надо привести в порядок заболоченные луга, топи да низины, осушить болото, где родится одна несъедобная, а то и вовсе ядовитая трава: осока, лепеха, явор, камыш, чемерица, купырь, конский щавель - всего и не перечислишь. Согнать ржавую воду, болотную грязь, цвель, оздоровить плодородные торфянистые земли, чтоб втрое больше родилось, выросло чистого сена. Вложили бы труд, но и покосы бы увеличились. Не раз говорил об этом Мусий Завирюха на собраниях. Все уже было обговорено с Павлюком, начертили план, жаль, не успели осуществить. Вместо того Селивоновы дружки все сваливают на ферму: из-за нее, мол, бедуем с сеном!
      Ждет не дождется Мусий Завирюха - когда же эти люди будут больше болеть за коллективное добро, чем за свои усадьбы?
      Это только так кажется, что стариков волнуют рядовые, обыкновенные дела - ферма, сено. Нет, их волнуют мысли мирового масштаба - о рождении нового человека, человека чистой души, свободного от омерзительного векового наследия - мелкособственнического эгоизма. Да, не перевелись еще у нас такие люди, спросите хотя бы пастуха Савву Абрамовича: племенной скот в каждом дворе разводят, каждую осень сбывают чистокровных бычков, две тысячи рублей с головы. И все Игнату с Селивоном мало, норовят еще и с фермы потянуть. Не меньше, чем Мусия Завирюху, поражает эта ненасытность и садовника Арсентия и пасечника Луку.
      Друзья, возможно, с большей радостью сосредоточили бы свое внимание на светлых явлениях, да никак этого нельзя, пока есть люди без стыда, без совести.
      Построить новую жизнь - это вам не хату поставить.
      Как только не исхитряются Селивон с кладовщиком, чтобы прибрать к рукам колхозное добро! Заполучили на свою сторону председателя, обкрадывают артель, на нет сводят все успехи, которых добились колхозники при Павлюке. Одно у этих людей на уме - самим бы обогатиться. В большом хозяйстве для проворных рук найдется чем поживиться. Мало, что ли, хапнули на картофеле? За короб - пять центнеров накопанной картошки - полтора трудодня. Селивон требует, чтобы с верхом накладывали короба, иначе принимать не будет. Бригадир Дорош сам за этим следит. Не известно разве, что свеклу, картошку "на глазок" копали. Подсчитайте-ка, сколько тысяч пудов картофеля они себе оттяпали, утаили от государства, занизили урожай, присвоили чужих трудодней на этих самых "верхах". Целую зиму торговали на базаре. Семенной картофель забуртовали в поле, засыпали в погреба. Да ведь ключи в руках - неужели не сумеют замести следы? Поди докажи, когда копают "на глазок"? Глаз, известно, он всякий бывает.
      А стоило Мусию Завирюхе заикнуться об этом на собрании - ого, как взяли его в оборот конюх Перфил с бригадиром Дорошем! Живого места не оставили, так высмеяли. Разве некому отстоять этого пройдоху Селивона, мало горлодеров, охочих выслужиться перед председателем да завхозом? А уж те сумеют льстивое слово да угодничество выдать за "голос масс". Тысячи тонн картошки не перевесишь, если она лежит под толстым слоем земли. Приморозить хотят картошку - вот-де куда гнут Завирюха с Павлюком. Перевести общественное добро! Пустить артель под откос! Чтоб сгнила картошка! Да и откуда взяться излишкам? Какая картофелина облеплена землей, часть усохнет, морозом прихватит. Разве у нас одних меряют на короба?
      Селивоновы прихвостни подняли гвалт, попробовали сбить с толку Мусия Завирюху.
      Бригадир Дорош нагло заявил:
      - Может, пуд-другой и перепадет завхозу с кладовщиком, не без того... По воде ходить - да чтобы не замочить ног? Разве они обидят этим кого? Для общества стараются... свое готовы отдать! На честных людей напраслину возводит Завирюха.
      Бригадир Дорош сам на свекле выгадывает, потому и приятелей в обиду не дает, за угощенье из одного звена тащит, в другое подбрасывает. Сам небось накладные пишет, заметает следы, свеклу-то ночью возят. Кто захочет связываться? Живо рассчитается - не выведет в пятисотницы, попляшешь тогда.
      Селивон свою хваленую жинку на базар снаряжает - с поросятами, с мукой, с сахаром, маслом, картошкой. Кто, мол, выгоднее продаст, чем Соломия? Славится своим умением выгодно продать. Не проторгуется, не продешевит!
      Ей ли не знать, как взвинтить цену! Дождичка, мол, нет и нет, еще не известно, уродится ли что, а вы говорите - мука, сахар дороги, поросята!
      И в райцентре у Селивона полно дружков. Он ли не знает, как их задобрить! Или со времен Гоголя мед утратил свою сладость? Не по вкусу сало и льстивые речи? Вон какого кабана Урущаку преподнес - едва тушу в машину втиснули. Урущак пристращал Мусия Завирюху, что притянет его к ответу за клевету. Выговаривал за склочный характер, за неуживчивость. Вечно свары разводит, прошумел на всю округу, давно бы пора разобраться. Таким людям знаете что бывает? Завел кто ненароком поросенка, а он уж готов заварить целую бучу. Или ему угодно, чтобы в колхозе никто не имел права приобрести по твердой цене какой малости?
      И это говорят люди, которые, как убедился Мусий Завирюха, сами не прочь ввернуть красное словцо насчет старых пережитков; на собраниях, например, здорово на это упирают, но далеко не всегда, однако, способны подмечать эти самые пережитки в собственном быту.
      Укрыл же Урущак под свое крылышко Дороша, в бригаде которого изрядно-таки погнило, померзло картошки.
      Разве Родион Ржа не сумеет как следует распорядиться подарками? Кадушечку меду вам на лекарство привез, сам умильно склабится: уж не обессудьте, мол. На больного, правда, Урущак совсем не похож, но кто устоит против столь любезно оказываемой услуги, как обидеть человека, когда он к тебе с добрым чувством, с самыми искренними намерениями? Урущак зовет жену, чтобы принимала дорогих гостей, да сказала, куда поставить щедрый подарок. И нарядная, приветливая Матрена Федоровна встречает гостей добрым словом, ласковым взглядом, угощает чаркой, а те, не чуя под собой ног от счастья, чуть не лопаются с натуги, едва дух переводят - так упарятся, пока поставят на место эту самую кадушечку медку - на лекарство Урущаку. А сколько таких под началом Урущака? Не один колхоз, не одна пасека.
      Может, для Родиона темны пути, которыми задабривают начальство? Весна придет - огурчики, клубничка; сам конюх Перфил развозит весенние гостинцы - и, разумеется, начальника милиции уж не минует. А там, глядишь, ловят рыбку, качают мед, собирают фрукты, овощи, - председателю да не знать, что особенно по вкусу Матрене Федоровне?
      Тяжело слушать все это друзьям. Вечно растревожит их Мусий Завирюха, не может он смириться с махинациями Селивоновых дружков. Пастух Савва опасливо заговорил в тесном дружеском кругу о том, что-де рассердить кое-кого недолго - а кто потом защитит? Друзья на минутку призадумались. Боязно наживать врагов, но и нерешительность такую проявлять не следует. Садовник Арсентий вразумляет приятеля:
      - За нами партия, и, значит, должны мы постоять за правду.
      - Хоть и придется выдержать схватку с врагами, - согласился с ним пасечник Лука.
      - А вы думали, как новую жизнь строить? - говорит Мусий Завирюха.
      6
      - В труде он неутомим, дни и ночи на пашне, - расхваливал Родион Ржа Дороша на собрании. - Он и массовую работу проводит, и о дисциплине печется, хороший организатор, добрый советчик, лучшего хозяина не найти. Такими людьми надо дорожить. Именно таких следует выбирать на ответственную работу. Дорош с любым делом справится. Лучшего помощника и не сыскать, правая рука председателя. Уважать надо таких людей.