Санька так вся и засияла - везде наши люди сидят.
      Урущак - наш человек, при всех, не стесняясь, осрамил Павлюка! Пригрозил, что притянет к ответу за клевету на честных тружеников.
      Санька уверена, что ей уже ничто не угрожает и угрожать не может. За надежным укрытием - могучей председателевой спиной - Санька чувствовала себя как за каменной стеной. Родион подрежет крылья всем их ненавистникам. Всех непокорных приберут к рукам. Будут как Марко, которого прогнали с фермы, поставили на навоз: махай себе, паренек, вилами, ты теперь для нас ничто! Как хотим, так и помыкаем! Не суйся куда не следует, это тебе наука - чтобы не привязывался, не брехал на Родиона.
      Цветет девка от всех этих соблазнительных картин, которыми так и сыплет председатель. Родион все может.
      Санька благосклонно принимала ласки председателя. Целует председатель, не кто-нибудь. Один поцелуй - и поросенок. Голубит, нежит Саньку председатель, бунтует у девки кровь, по телу расходится истома.
      Санька теперь никому не станет подчиняться, наоборот, ей все будут угождать, стелиться перед нею, а кто не покорится - того к черту. Кого обласкает, уважит, а кого накажет. Прежде всего выгонит Мавру, от которой житья нет. Да и мало ли какие еще золотые горы ждут ее, если она будет благосклонно принимать ухаживания председателя!
      - Я тебе дам жисть хорошую. (Хмельное дыхание кружит голову Саньке.) Я тебе сена дам, дров привезу, и в кооперации что будет - перепадет тебе. Все в наших руках. Я тебе машиной лесу привезу и хату подсоблю поставить, дам тесу и плотников, если отделишься от семьи.
      И Родион прильнул к девушке - голуба моя. А захочет Санька, он ее как хозяйку в свою хату приведет, будет распоряжаться, хозяйничать. Вдвоем будут порядком заправлять.
      - А дети? - с присущей ей трезвостью поинтересовалась Санька.
      С Родиона разом хмель сошел. Опомнился. С поразительной ясностью встала перед ним будничная действительность. Словно пробудился от волшебного сна. Так оно всегда и бывает: мечтаешь, мечтаешь, а какая-нибудь непредвиденная пустяковина вмиг развеет соблазнительное марево. Рассеялся туман, досадные будни стеной встали.
      Про детей-то он и забыл.
      Где тут упомнить обо всем в столь волнующие, умопомрачительные минуты.
      - Милая, любимая... - нашептывал Родион, щекоча холеными усами пышные девичьи плечи.
      32
      Текля шла краем долины, вдыхала терпкие запахи конопляников, любовалась просяным полем.
      Земля - раскаленный камень, лишь волею человека заколосилась она тучными нивами. Не слепая сила произрастания, а трудовые руки, наперекор засухе, а позже ливням и непогоде, вызволили хлеба. Дали питание почве. Привили стойкую зародышную силу семенам.
      Стерня сечет ноги, поблескивает на солнце, ветер разносит горьковатый полынный дух. Предстоящая встреча угнетала девушку. Если бы можно было обойти стороной, не видеть.
      Богато выколосившаяся пшеница полегла на одну сторонку, колоски пригнуло чуть не до земли.
      Озабоченная девушка, следуя за комбайном, убеждалась - колоски густо застлали поле. Ой, мамочки мои! Косой срезаются пригнувшиеся колоски, сколько пропадет дорогого зерна!
      Властно подняла руку. Остановила комбайн. Стала требовать, чтобы косили поле с трех сторон, а четвертую пропускали - не косили против поникших колосков.
      Тихон - он вел трактор - уставился на Теклю. Красивое лицо его налилось кровью. Да она в своем уме?
      - Ты что же, хочешь, чтобы я вхолостую вел трактор?
      Долговязый белобрысый комбайнер Снежко тоже решительно протестует:
      - Мы ж не вытянем нормы! Что я скошу, что намолочу с трех сторон?
      Тихон перебил девушку:
      - Я дал обязательство беречь горючее!
      Текля была огорошена.
      - А зерно беречь ты не обязан?
      Что можно возразить на это? Механизаторы растерялись. Полно, так ли уж растерялись? Тихон, например, довольно-таки безразлично отнесся к требованию бригадира. Разве он не говорил Ильку - беда косить в Теклиной бригаде. Все ей не так. И стерня высока, и поле усыпано колосками. Попробуй угоди ей!
      Снежко в самом деле заколебался, услышав замечание девушки и увидев, что земля обильно усеяна срезанными колосками. Покрытый пылью комбайнер хмуро ходил по стерне. Но Тихон не дал ему долго раздумывать, с возмущением доказывал:
      - И трудодня не вытяну, если вхолостую водить! Только горючее израсходую. Век не расплатишься. Не заработки, а одни убытки.
      - Так ты хочешь, чтобы мы эти колоски вместе со стерней запахали? возмущалась Текля.
      Из-под платочка выбивалась русая прядь. Тонкие ноздри раздулись, лицо пылало - Текля даже похорошела. Илья Снежко, похоже, загляделся на нее. Но Тихону не до того. Он заморгал, криво усмехнувшись на упреки бригадира. А Текля выговаривала трактористу:
      - Это сколько же хлеба пропадет! Сотни центнеров. А у тебя только о своих килограммах забота.
      Неотвязная мысль терзала Теклю: с кем собиралась связать свою судьбу? В труде проверяется человек. Никчемный парень, давно чужой. Теперь и прикидываться перестал. Как это она раньше слепа была?
      Подоспела помощь бригадиру - появился, как всегда с озабоченным видом, пастух Савва. У Текли отлегло от сердца.
      - Это что? Что это такое? - показывая на обильно устилавшие землю колоски, спрашивал он, обращаясь то к Ильку, то к Тихону.
      Перед седой бородой, сердитым окриком, суровым взглядом хлопцы смутились. Крутой нрав пастуха всем известен.
      - Мало того, что затягиваете уборку, еще и колоски сечете!
      Замерший среди поля в горячую пору комбайн привлек общее внимание. К нему сходились люди. Примчался на линейке Родион Ржа.
      У председателя опыта хватает, хозяйский глаз острый, ему ли не видеть, что комбайн подрезает колоски!
      - Вам лишь бы натуроплата да гарантийный минимум, а что на ветер зерно летит - эка невидаль! МТС гонится только за гектарами! - распекал председатель механизаторов.
      Надо сказать, не очень-то девушке по душе пришелся такой разговор: она и сама бранила механизаторов за недобросовестную работу, однако у нее и на уме не было брать под сомнение помощь МТС, привившей массе колхозников культуру земледелия. Своей мощной техникой МТС не раз вызволяла колхоз из беды. Помогала одолеть засуху, вырастить богатый урожай.
      Илья Снежко с полным хладнокровием сослался на недружное созревание хлебов нынешним летом. Поначалу засуха - пшеница поспевала с колоска; потом полили дожди, солома отошла, омолодилась, прибавилось азоту, стебель опять потянул соки, не подсыхал, а подвяливался, потому не перемолачивается, наматывается на барабан. Гнется вал, рвутся цепи Галля.
      Тоже грамотей этот Снежко, надумал учить Родиона!
      - Пока солома дойдет - зерно высыплется! - резонно возразил механизаторам председатель. - Может, прикажете ждать, пока солома доспеет?
      Есть очень простой способ избежать беды: Текля советует Ильку, чтобы не на полную косу брал.
      - Несподручно! - спешит ответить за него Тихон. Не будь тут столько народу, он бы знал, что сказать самоуверенной девчонке, чтобы отцепилась.
      - А переводить хлеб сподручно? - напустилась она на Тихона. Хоть не берись спорить с ней!
      Вдобавок ко всему Текля настоятельно потребовала, чтобы комбайн косил с трех сторон, не срезал полегших колосков.
      Тихон упорно твердит свое:
      - Разъезды вхолостую, значит... горючее жги, а норму давай! Здесь ни за что трудодня не вытянешь!
      Неизвестно, как бы отозвался на это пастух, да и сама Текля - за живое взяли их слова тракториста, - но Родион Ржа властно поднял руку: довольно спорить! Он сам будет говорить с механизаторами. Он тут председатель или кто?
      Родион пригрозил составить акт о значительных потерях зерна, которые допускает комбайн; несдобровать тогда механизаторам. Придется оплатить убытки. А им может сказать: "Гоните-ка, хлопцы, домой... Сами управимся". Решительно повел себя с механизаторами председатель, все знали, что слово его твердо.
      От этой угрозы прямо-таки в жар бросило Снежко, и он в свою очередь поставил на вид председателю, что тот на ровное урожайное поле пустил жатки, а под комбайн отвел одни косогоры да ложбинки, где хлеба от дождей полегли. Урожайные поля скосили жатками, а нам осталось где пореже да похуже!
      Чудные люди! Родион смехом ответил на пустую болтовню.
      - Комбайн месяц прокосит, а хлеб будет высыпаться, натуроплату отдай, а жатки, быки, кони пусть без дела?
      Илья Снежко язвительно поддел председателя:
      - Натуроплата ваша, когда косили хлеб да вязали снопы, высыпалась вслед за жатками, сколько хлеба передавили, перемяли. Да не меньше потеряли, когда ставили копны, скирдовали. Да плюс еще и тысячу трудодней ухлопали. За такое количество падалицы комбайн вам все скосил бы. И трудодни были бы целы, и хлеб не прел бы в копнах.
      Кто знает, до чего договорились бы председатель с механизаторами, да как раз, вздымая пыль, промчалась полем машина. Все с облегчением вздохнули. Молодой, обожженный ветрами директор МТС Романюк весело приветствовал собравшихся. Но озабоченные неполадками, хмурые колхозники без особой радости встретили директора. В уборочную всегда неприятностей не оберешься. Романюк открытым взглядом обвел невеселое сборище. Лишь один человек расплылся в дружелюбной улыбке - Родион Ржа. Исключительно сердечно встретил он директора, невнятно, как бы чувствуя себя виноватым, заговорил о некоторых "неувязках".
      Он мог бы и не говорить. Романюку достаточно было захватить в горсть половы, окинуть глазом стерню, чтобы понять, что здесь происходит.
      Возмущенный неряшливой работой, пастух напустился на молодого директора:
      - Не умеешь навести порядок в МТС, так клади портфель, бери топор!
      Здорово расходился пастух, в такую минуту лучше не попадайся ему под руку.
      И удивительно - Романюк ни капельки не рассердился, отшутился только: чтобы топором махать, тоже мозгами шевелить надо. Он искренне заверил колхозников, что все будет в порядке. Зато Родион Ржа напустился на пастуха - как смеет он оскорблять представителя райцентра? Сейчас, мол, устранят все неполадки. Нечего тут ссоры заводить.
      Не считая себя оскорбленным, Романюк с готовностью выслушал жалобы пастуха, побеседовал с Теклей. Родион Ржа стоял в стороне, на лице его нет-нет да мелькала виноватая усмешка.
      Кто чувствовал себя не в своей тарелке - так это механизаторы. Романюк не стал распекать их, лишь приказал косить пшеничное поле так, как того требовала Текля. Нормы же выработки МТС пересмотрит в сторону снижения, механизаторы обижены не будут. Так обычно и делается в подобных случаях. Беда только - на каждом поле побывать не успеешь.
      Бурный спор улегся сам собою, народ успокоился.
      Комбайн, скашивая поле с трех сторон, брал не на всю косу, красноватое литое зерно сыпалось в бункер, в полову не попадало ни зернышка, ничто не тормозило работы комбайна, нигде не гнулось, не рвалось, не сыпалось. И на стерне не оставалось ни одного колоска.
      Люди повеселели, невольно проникаясь добрым чувством к распорядительному директору. Один Тихон не мог успокоиться - уж очень его заело - и продолжал угрюмо коситься на девушку, поставившую-таки на своем.
      Ромашок жаловался колхозникам: в МТС еще мало машин, еще недостаточно опытные кадры, и лето неблагоприятное, потому и затягивается уборочная. Да и машины надо еще совершенствовать, чем и занимаются сами механизаторы. Люди узнали любопытную новость: Сень в Куликах приспособил перед хедером дугу, которая приподымает колоски, ухитрился собрать и поваленный хлеб.
      Ромашок подробно растолковал суть этого приспособления, начертил его на бумаге.
      Родион Ржа тут же ухватился за эту мысль - он велит изготовить колхозной кузнице.
      - Не лучше ли попросить Сеня? - посоветовал пастух.
      День сплошных неудач выпал Тихону. Ну как тут не возьмет досада - не он придумал усовершенствование для комбайна, не на его долю, значит, выпадет и успех в МТС. Сень оказался в центре всеобщего внимания. А кое-кто, возможно, и жалеет, Текля-то уж наверняка: "Отчего не Сень собирает хлеб у нас?"
      Романюк добавил, что затруднения перед МТС встают и потому, что "у вас, например, - он повернулся к Родиону, - ровное поле за Пслом скосили жатками, а полегшие хлеба отвели под комбайн".
      Родион осклабился во весь рот, зашмыгал носом, объяснил, что сделал это, чтобы ускорить уборку урожая.
      - Кто в этом сомневается, - ответил директор, не совсем поверив, впрочем, председателю.
      И директор заговорил с Теклей и механизаторами о том, что им следует согласовывать свою работу, ведь совместно решают одну и ту же задачу вырастить богатый урожай.
      - Об этом как раз и спор идет, - сказала Текля.
      Пастух Савва внимательно слушал молодого директора, кивал головой и чуть не со слезами на глазах просил простить его - виноват он перед директором, погорячился. Романюк сердечно успокаивал пастуха - с кем не бывает. Редкий человек!
      33
      Ничего, собственно, и не произошло. Текля при луне стояла с Марком. Разговаривали о самых будничных делах - и оба не замечали, с какой готовностью и даже чем-то похожим на облегчение каждый торопится выложить свое, поделиться.
      Сначала разговор не вязался, случайно встретились, остановились. Марко спросил некстати, почему ее не видно на гулянках, почему не слышно ее голоса в хоре, но тут же и спохватился: с обыкновенной, рядовой девушкой еще можно болтать о подобных пустяках, но не с Теклей же. Встретился с девушкой - и растерялся, то ли от неожиданности, то ли от волнения. Текля стояла под деревом, куталась в платок, печальная, бледная. Марко время от времени вскидывал на нее светившийся счастьем взгляд невзначай конечно, не пялил глаза, не рассматривал. И Текля тоже смотрела вбок, не хотела, должно быть, чтобы он задерживался на ней взглядом. Когда ей с девчатами гулять, да и девчата ли теперь у нее в голове? И молоденькой считать ее давно уж не пристало. Сказала это со смешком, однако, по-видимому, то, что было на душе. Текля держала щедро набитый зерном колос - с поля шла, водила пальцами вдоль остьев, любовалась. Подбадривала прогнанного с фермы хлопца, уверяла, что скоро его судьба повернется совсем по-другому.
      А у нее самой?
      Марко усмехнулся. Бывает, человек так привыкнет к невзгодам, которые сыплются на него, так сживется с ними, что и не ощущает особой потребности в удачах.
      Слова эти наполнили горечью сердце девушки. Текля задумалась и, сдержанно вздохнув, с упреком сказала - отвернулся он от друзей.
      Марко смутился. Девушка словно проникла в самые тайники его души. Легко ли ему в беде искать друзей, когда их и в лучшие времена было не густо? Текля разве не чуждается своих подруг? Сказал и спохватился сколько ненужных слов сорвалось с языка! Что-то не в меру разговорился. С чего бы?
      И не о том душа болит, что прогнали. И совсем не о том, что столько труда вложил, а кто-то получит за это похвалу. А о том, что все, чего мы достигли, прахом пойдет!
      - Загубят, размотают ферму. Саньке лишь бы молока надоить, а чтобы здорового теленка корова выносила - об этом ей заботы мало. Ей все равно она и прелый корм сунет в стойло, из лужи напоит и под живот корове ногой поддаст. У Самарянки молока прорва... Но слабовата на ноги. "Вставай!" говорю. Встала. Как-то покричал я на нее. Смотрю - плачет. Слезы в ясли капают. "Или тебе безразлично, - говорю Саньке, - что мертвый теленок родится, ногою корову бьешь?"
      Марко озабоченно рассказывал, и Текля внимательно, испытывая доброе чувство, прислушивалась к его словам, смотрела в его грустные глаза.
      Право же, ничего такого не было. Встретились случайно. И разговор шел о самых заурядных вещах.
      И совершенно неизвестно, почему Марко возвращался с окрыленной душой. "Сидит голубь на дубочке..." Все вокруг, весь мир, казалось, изменился, предстал в радужном свете. Не в такие ли минуты зарождается в обиженной душе полнозвучная песня, не разберешь - тревожная, радостная, печальная ли?.. "А голубка на ветке..."
      Расходятся протяжные, хватающие за душу волны, человек не чувствует собственного тела, словно парит в безвоздушном пространстве. Разливается истома, все как бы плывет во сне, в забытьи.
      Неужели конец всем бедам и напастям? Неужели и ему выпало счастье? Любовь... вздохи... Конечно, Марко на этот счет неопытен, не то что Тихон, и, однако, как свободно он держался с ней! Может, и некстати какое слово вылетело - это все от растерянности, не знал, как удобнее выразиться, показать, что он готов для нее на все... или, может, промолчать... Но молчать тоже было не совсем удобно.
      И девушка, видимо, мучилась своим опрометчивым поступком. Возможно, хотела душу отвести, а Марко не дал ей высказать всего, что наболело. Не то чтобы он бесчувственный был - просто не хотел, чтобы она взяла на себя эту муку.
      "Труженица моя дорогая", - произнес он, конечно мысленно, вложив в слова всю нежность. Разве решится он произнести это громко? В такой момент обидеть гордую, впечатлительную девушку? А может, теперь-то как раз самая пора признаться в своем чувстве? Сложная штука эта любовь. В самом деле, зачем скрывать, что он всем существом своим тянется к ней? В другой раз, если встретятся, он непременно скажет. Смелости не хватит, что ли?
      Правда, всего лишь и было, что Текля улыбнулась ему, но порой одной приветливой улыбки достаточно бывает, чтобы счастье засияло человеку, чтобы заиграл всеми красками день и развеял тоску, пробудил дремавшее, невнятное, куда-то зовущее чувство, - и вот уже человек стремится сделать нечто необыкновенное, прославить то ли себя, то ли весь мир.
      А пока что Марку кидать и кидать вилами навоз на телегу. Ну да еще узнают, на что он способен и как повернется его судьба завтра. Что за прелесть, просто чудо - девичья улыбка!
      ...Поняла, слова осуждающего не сказала.
      - Сбить с толку человека, унизить, не дать подняться на ноги - вот чего домогаются наши недруги.
      - И за что взъелись? Ведь мы же правду говорим?
      - Как раз потому и взъелись...
      Текля уговаривала Марка не падать духом. Знала, что он крепкого характера. Здоровая натура. Так и сказала. Марку даже неловко было слушать. И зачем он из-за нее в драку полез? Нечего скрывать, отнекиваться - ей все рассказали. Напрасно Марко уверял ее, что подрался с Тихоном из-за того, что тот обидел его лично. Не поверила. И без того хватит с нее пересудов, по всему селу толки. Чуть не со слезами укоряла, надрывала Марку сердце, и он не знал, что ему делать - не то прижать девушку к своей груди, утешить, не то вместе с ней заплакать? Тихон наверняка бы не растерялся, не стал бы терзаться, знал бы, как поступить.
      Пойдут ли на ум Текле поцелуи, объятия, вздохи, когда на сердце тоска? Постоять, поговорить с ней, услышать чистый голос, заглянуть в печальные глаза... Да хоть и не заглядывать, а лишь чувствовать ее, такую милую, рядом - и то голова кружится от счастья.
      Начали с телят, а свели совсем на другое. И не заметили, когда перешли на душевный разговор. Не простое это дело - узнать характер человека, тем более человека неуравновешенного или неискреннего. Марку не нужно объяснять, кого Текля имеет в виду. Ошиблась в хлопце, и это жестоко ударило ее, горько было разочарование.
      Что мог Марко сказать? Он повторял правильные, хоть и далеко не новые вещи - о том, что молодежь нынче не подневольна, молодая семья создается не по принуждению, как в старое время, что молодежь сейчас независима, вольна выбирать, - и это огромное счастье для нее.
      Едва ли можно было надеяться, чтоб эти привычные истины могли дать успокоение мятущейся девичьей душе.
      - Некоторые думают, будто молодую семью должны миновать всякие невзгоды, - в задумчивости проговорила Текля.
      - Да, но это редкие случаи, - ответил Марко, и Текля молча кивнула головой в знак согласия.
      К тому же Марко верит в возможность выровнять любой характер. Текля лишь загадочно улыбнулась, не возразила, но думала, видно, свое.
      Перед ее глазами встает не одна молодая дружная семья.
      - Учатся, работают, у каждого есть цель жизни, растят детей. Разве может быть большая радость?
      Текля даже лицом просветлела при этих словах, совсем неожиданно для себя произнесла их и вдруг смутилась. Очевидно, она имела в виду Галю с Сенем.
      Чистым чувством билось сердце, да обманулось. Марко это понял, давно понял, но не хотел показывать, чтобы не обидеть девушку. И Текля заговорила со страстным возбуждением: бездушным людям не дано чувствовать радость жизни, для них уже само слово "семья" звучит постылыми буднями.
      Сказав это, Текля тяжело вздохнула. Марку отчего-то стало не по себе, и он сказал вдруг, что с Марией из "Зеленого поля" больше не видится, раз всего и встретились. Сам не знает, зачем заговорил об этом. Точно эта новость могла в какой-то степени ее успокоить или разволновать. И - в который уже раз - Марко ругнул себя за опрометчивость. К чему он сказал это?
      Встретились случайно и разговаривали, казалось, о самых обычных вещах, а девчата решили, что неспроста встречаются Марко с Теклей. Ходили у всех на виду, смотрели прямо перед собой, вроде бы особого интереса друг к другу не проявляли, разговаривали тихо-мирно, пылких взглядов не бросали, не вздыхали и за руки не держались, да девчат не проведешь, уж они-то знают, что за этим кроется!
      Отвернулась от Тихона дивчина. Угасло чувство.
      Ох уж этот месяц, ну что за кудесник, честное слово! Засмотришься на него - куда вся рассудительность денется, не успеешь опомниться, как уже теряешь ощущение собственного тела, не чуешь земли под ногами. Дивное ощущение захлестывает Марка, все существо тает в истоме, и не поймешь, снится все это или мерещится. Ровно бы ничего не произошло, и все-таки - с чего бы это изменился мир вокруг, повеселело на сердце? И старое суковатое дерево-раскоряка, которого иной раз и не заметил бы, сегодня кажется таким родным. Куда и тоска девалась, и никому не понять, что происходит с человеком.
      Брела вечерней порой Текля к дому и сама разобраться не могла, что творится у нее на душе. Чего ждать, на что надеяться? Будет ли просвет какой, радость. Разве с Тихоном у нее мог бы возникнуть разговор о таких сложных вещах, как скудость чувств? Где ему с его мелкой душой понять тончайшие проявления человеческого сердца.
      Снова судьба посылает ей испытания - глубоко запала в душу доброта, с какой обошелся с нею Марко, - где были ее глаза, где был разум? Преданное человеческое сердце бьется рядом - что делать, что сказать? Оттолкнуть? Обречь себя на одиночество? Пережитое состарило ее душу... Или, может, связать свою жизнь с Марком? С отчаяния повиснуть у него на шее! Залатать неудавшуюся жизнь!
      Текля горько усмехнулась. Тихая, грустная песня взмыла, полетела к звездам:
      Лучче менi, моя рiдна мати,
      Гiркий полин їсти,
      Нiж з нелюбом вечеряти сiсти...
      34
      Родион Ржа развлекает приятелей, представляет Теклю: эдакая неуклюжая - ходит по полю, болтает руками, спотыкается... Чубы взмокли от хохота, потеха смотреть! Нескладная, бестолковая, руками размахивает. Селивона прямо-таки удивление берет - как могла Текля заправлять бригадой? Где только были наши глаза? Неужели нет у нас людей подостойнее? Соседи и те над нами смеются - девка верховодит, бригадой заправляет.
      Текля, бледная, взволнованная, молча слушала, как ее чернили, насмехались. Верх взяли недруги - вот и ведут теперь поход против неугодных председателю людей. И отцу и друзьям нелегко, верно, слушать, как поднимают ее на смех, клевещут, городят всякую чушь. Счастье еще, что нет Марка. Нарочно не пришел, не захотел быть свидетелем ее позора или еще почему? И отец с матерью должны молчать - неудобно ведь заступаться за собственную дочку.
      Кладовщик Игнат силится доказать, что Текля не способна руководить хозяйством. И осуждает председателя: все Родион Маркович виноват, терпел безобразия... учил да показывал - мягкосердечен сверх меры.
      И Родион готов признать свою ошибку, повиниться перед людьми, на что не всякий отважится: все, мол, видел, все знал, долго терпел, ждал, присматривался, учил, советы давал, - а может, справится девка? Куда там! Не оправдала Текля наших надежд. Столько положили сил, чтобы вытянуть ее на руководящую работу, приохочивали, помогали. Собственными глазами убедился - нет, не способна Текля вести хозяйство, запустила бригаду, не ладит с людьми.
      - Это с Перфилом? - только и спросил пастух Савва.
      Селивон прикрикнул на него, чтобы не сбивал председателя! Игнат советует выставить его за дверь, - все равно не будет порядка, пока пастух на бригадном собрании. Кто его приглашал?
      - А что, разве тут секретное собрание? - вызывающе заметил Савва.
      Раздались возмущенные голоса, потребовали, чтобы пастух остался на собрании.
      Родион взывает к здравому рассудку:
      - Что за бригадир, которым помыкают? Нет, пусть люди за тобой идут!
      Кучу обвинений взвалил председатель на Теклю: не воспитывает массы, не пользуется авторитетом, не справляется с работой, развалила бригаду...
      - Это Текля-то, которая вырастила самый высокий урожай?
      Не иначе как издевается пастух над председателем! Забивает людям головы, они тоже хороши, слишком снисходительны к старику, а председателя слушают со смехом!
      У Селивона лицо налилось гневом, да ничего нельзя поделать с пастухом: его все собрание защищает.
      - А помимо всего прочего, скажите, люди добрые, - спрашивает председатель, обводя глазами хмурые лица присутствующих, - какой может быть авторитет, когда дивчина за парубками бегает? Вокруг хлопцев так и вьется! Сама вешается... Пристает... Встретит хлопца - дрожит вся. Голову теряет.
      Тихонова компания - захмелевшие хлопцы Яков Квочка, Хведь Мачула, Панько Смык, Санька с подругами, дебелые молодки Селивониха, Игнатиха, Дорошиха вволю натешились над дивчиной, сладостно лоснились лица. Текля куталась в платок, готова была сквозь землю провалиться.
      - На непристойные выходки пускаешься, председатель! Как шут ярмарочный! - ворвался зычный голос пастуха в этот шум и гам.
      И опять собрание встало на сторону Текли: незаслуженно оскорбил ее председатель!
      Да Текле от того не легче! Потемнело в глазах, словно в полузабытьи слушала, как бесчестят недруги.
      Выставив Теклю на позор, Тихонова компания на том не успокоилась. Выдержка девушки выводила Тихона из себя. Он пригнулся за спинами сидевших впереди. Дикий свист резанул уши. Парни визжали, верещали, упитанные кумушки отвечали тем же, - как только потолок в клубе не рухнул?
      Санька за всю свою жизнь большего развлечения не получала. А уж о Татьяне, жене кладовщика, о Селивонихе с Дорошихой и говорить нечего. До колик натешились молодицы. Не собрание, а смех один.
      А что пришлось пережить матери с отцом, слушая, как бесчестят дочь? При этой мысли у Текли в глазах потемнело. Спасибо, нашлись добрые люди потребовали, чтобы председатель говорил по существу, а не нападал зря на девушку. Особенно возмущался пастух:
      - Председатель сам, что ни вечер, как пес, по задворкам носится, аж плетни трещат!
      Из-за невероятного галдежа, поднявшегося в зале, Пастуховы слова не долетели до ушей Родиона. Хоть бы кто и путное что сказал, разве в этом шуме услышишь?
      Санька, сидевшая в кругу своих девчат, весь вечер такая разговорчивая и веселая, почувствовала на себе презрительные, полные насмешки, косые взгляды, насупилась.
      Поведением председателя возмущались все же с оглядкой. Да и Саньке на глаза попасть остерегались: пока в силе, может отомстить. Одному пастуху бояться нечего - его давно прогнали с фермы.
      Председателя, однако, мало смущало происходящее.
      После выступления Родиона поднялась настоящая буря, такой кутерьмы он сам не ожидал. Видно, проняло людей. Опостылела колхозникам девка с ее выходками. Вот до чего может довести непокорство. Он таки предъявил ей ряд убедительных обвинений. Записанные в протокол, они хоть кого убедят, что не на месте девка в должности бригадира. Мало того, еще, пожалуй, заинтересуются, как до сих пор не замечали, мирились с таким безобразием.
      А тут еще Селивон подлил жару в огонь:
      - Ежели дознаются в райцентре, нас не похвалят, могут и даже очень просто влепить председателю выговор. Кому это нужно получать неприятности?
      Известие, что Родион согласовал увольнение бригадира в ответственных инстанциях, подействовало на присутствующих удручающе.
      И Родион вынужден был признать свою вину перед собранием.
      - Убаюкали меня, уговорили. Дивчина - и командует в поле. Нам только почет. Нынче везде так заведено. Неужели я против того, чтобы дать женщине дорогу? Опять-таки какой женщине? Текля не оправдала наших надежд. Мы и помогали ей и учили - нет, к развалу ведет бригаду! Мало того, назло делает, не хочет признавать старших, не подчиняется председателю, подрывает авторитет.
      И Родион, багровея от натуги, бухает себя в заплывшую жиром грудь:
      - Я эту павлюковщину выведу!
      Или у него пороху не хватит сломить дух непокорства, что нашел себе пристанище в артели! Всех последышей Павлюка по ветру развеет!
      И никто в том не сомневается - давно имели случай убедиться, как решителен председатель в своих действиях. И все же люди встревожены - кого думает председатель поставить на место Текли?
      Председатель начал наставлять на ум собрание:
      - Достойного человека надо выбрать, чтобы пользовался уважением у людей... Справедливого, умелого, чтобы хорошо знал дело хлебороба, мог прославить артель достижениями. Толкового, опытного, твердого, который бы сумел поднять дух у колхозников, вывести бригаду в передовые.
      Заинтригованное собрание ломало голову - кто бы это мог быть? Кого Родион имеет в виду? Некоторых даже сомнение берет: найдется ли у них такой человек?
      Селивон с приятной улыбкой обращается к собранию. И всегда-то он прозорливо проникает в глухие закоулки чужой мысли. Помогает выпутаться из беды.
      - И думать нечего, нет среди нас более достойного бригадира, чем Дорош!
      Окончательно сбитое с толку собрание не может постичь: