- Видите зарубку? А что под зарубкой?
- Цифры.
- Какие цифры?
- Двенадцать - сорок пять.
- Правильно! Не догадываетесь, что бы это могло означать? Очень просто - двенадцать шагов по азимуту сорок пять градусов. Та самая стрелка!
Он провожает Маринова к "эмке".
- Еще раз прошу, товарищ полковник! Выше бдительность! И от души желаю вам удачи!
ВРАГ НА ПОРОГЕ ГОРОДА
Третий день подряд бомбят Харьков эскадры "юнкерсов" из 5-го авиационного корпуса генерала авиации Риттера фон Грейма, подчиненного генерал-полковнику Леру, командующему 4-м воздушным флотом "Люфтваффе". В оперативном подчинении Лера почти тысяча триста самолетов, и нет сейчас во всей полосе группы армий "Зюйд", которую поддерживает 4-й воздушный флот, более важного объекта, чем Харьков.
Асы 51-й бомбардировочной эскадры "Эдельвейс" и 55-й бомбардировочной эскадры особого назначения "Гриф" по нескольку раз вылетают из Киева и с других захваченных аэродромов и, ориентируясь по громаде Держпрома-Дома государственной промышленности, сбрасывают полутонные фугаски и кассеты зажигательных бомб на дымящийся город. Они же распахивают бомбами позиции советских войск на фронте" пикируют с воем и железным лязгом на отступающие измотанные полки.
Но и в самую ожесточенную бомбежку не отходят от станков еще оставшиеся в осажденном городе рабочие.
Одна из бомб, весом в пятьсот килограммов, раскалывает заводской корпус. К счастью, почти все рабочие в подвале. Они перетащили туда станки еще после первых сильных бомбежек.
После взрыва наверху погас свет. Вспыхивают спички. В их слабом неверном свете видны встревоженные лица рабочих. Многие еще смотрят вверх. Станки остановились, клубится пыль.
И вдруг, со стороны выхода из подвала, голос:
- Дверь завалило!
Где-то журчит вода. Плеск воды становится все громче. Вода уже хлюпает под ногами. Снова голоса в темноте:
- Ну, что там, хлопче?
- Вентиляцию тоже всю завалило! Что делать, Климыч? Климыч ерошит седые волосы, запорошенные каменной крошкой, посыпавшейся с потолка, мотает головой. В ушах звенит. Пахнет едко сгоревшим кордитом.
- Расчистить вентиляцию можно? - спрашивает он деловито.
- Куда там! Голыми-то руками? Куски железобетона такие - с места не тронуть. И воздух вроде не проходит.
Из дальнего угла подвала доносится сдавленный стон.
- Сюда, ребята! - зовет мальчишеский голос. - Здесь раненые.
- Ничего, ничего! - бодрится один из раненых. - Обломком по голове шибануло.
- Раненых на стол сюда, - говорит Климыч. Где-то журчит, хлещет вода.
- Климыч! Труба лопнула... заливает!..
- Крышка нам! Хана! - раздается чей-то мрачный голос. - Зря в этот подвал забрались.
- А ну, не каркай там! - обрывает говорившего Климыч. - Только подвал нас и спас. Меня раз в германскую засыпало, так три дня откапывали. Контузия была, заикался потом до самой Октябрьской... Чтобы победить, надо сквозь огонь, воду и медные трубы пройти...
- А меня, - говорит кто-то в темноте, - раз в шахте засыпало. По горло в воде двое суток стояли. Такое и в мирное время бывает, ничего особенного.
- Ничего особенного! - бурчит все тот же мрачный голос. - Утонем тут как крысы...
- Трубы, трубы... - бормочет Климыч. - Надо дать знать о себе...
Он шарит в темноте обеими руками, находит тяжелый ключ,
- Где у нас тут трубы? Бейте, стучите по трубам! Проходит час, два, три... Ночь затопила заводской двор.
В темноте пляшут лучи электрофонариков и "летучих мышей".
В крыше и стенах цеха зияют проломы. Из проломов еще курится дым. Грохочут трактора с включенными фарами.
Полковник Маринов, весь перемазанный сажей и известкой, со сбитой набок фуражкой, выбирается вверх по заваленной обломками железобетона лестнице, ведущей в подвал.
- Ну как? - спрашивают сверху возбужденные голоса, - Стучат еще?
- Стучат, стучат! - успокаивает рабочих Маринов. - Вот что: вся ночь уйдет на расчистку лестницы. А вода там все прибывает. Утонут люди. Где минеры? Надо взрывать. Берусь взрывом расчистить вход в подвал.
В подвале - стук и звон. Вода подбирается уже к груди, Тут и там все еще вспыхивают изредка спички.
- Не жгите, товарищи, спички! - громко говорит, стоя в воде, Климыч. Еще пригодятся. Наши нас не бросят, выручат.
Кое-кто из рабочих взобрался на станки. В воде холодно. Климыча трясет дрожь, зуб на зуб не попадает.
- Махорки ни у кого не осталось? - спрашивает кто-то в темноте.
- Была, да намок весь кисет...
Откуда-то сверху доносится прерывистый стук.
- Тихо, товарищи! Ша! Морзянка, никак!.. Кто морзянку знает?
- Я знаю, - отвечает тонкий голос подростка, - В Осоавиахиме изучали.
- И я с подпольных годков помню, - говорит Климыч, - в тюрьме царской перестукивались...
"Вас понимаю!" - выстукивает Климыч.
- Спрашивают - все ли целы? "Все живы!"
- Воду, говорят, отключили. Хотят взрывом расчистить вход! Просят всех отойти в дальний угол, за станки. Раненых перенесите туда!
"Вас понял!" - стучит Климыч по трубе.
- Не робей, ребята! - весело говорит он в полной темноте. - Будет Гитлеру труба. А мы через полчаса горячий чай будем пить дома!
В темноте по бикфордову шнуру со скоростью один сантиметр в секунду бежит яркая искра белого огня,
Маринов быстро выбирается из обломков наружу. Уже у самого выхода шинель цепляется за железный прут, торчащий из куска железобетона. Он дергает шинель - не может отцепить, Дергает изо всех сил и с рваной полой выкарабкивается наружу, бегом бежит за угол,
С оглушительным треском, распоров пламенем ночь, рвется заряд тола. Направленный взрыв выбрасывает во двор куски железобетона.
Целая толпа рабочих во главе с полковником Мариновым выкатывается из-за угла цеха к лестнице.
В большом проломе на месте сорванной взрывом двери в подвал показывается белая голова Климыча.
- А! Это ты, полковник! - говорит он снизу. - Ну, спасибо, сынок. Выходит, минами можно не только убивать, а и спасать людей, а? - Обернувшись назад, он кричит: - Раненых выносите!
Бережно выносят раненых, кладут на носилки - рядом давно ждет санитарная машина с красным крестом. С рабочих, выбирающихся из каменного мешка, чуть не ставшего для них смертельной западней, льет вода. Товарищи по заводу бросаются к ним. Объятия, крепкие рукопожатия...
- А где наш избавитель? - озирается Климыч.
- Полковник-то? - отвечают ему. - Уехал полковник. На объект умчался. Как только вы вылезать начали, так и уехал.
В подвале вдруг вспыхивает электрический свет.
- Свет дали! - радуется Климыч. - А ну, хлопцы, кто здоровый! Кругом! Заворачивай оглобли! За работу, к станкам! Воду-то спустили. Там и обсушимся. Не время чаи распивать.
Уже полночь, когда полковник Маринов приезжает на своей "эмке" в дом 17 на улице Дзержинского. В саду льет дождь, скрипят на ветру каштаны и тополя. Слезятся черные окна особняка. За голыми сучьями весь западный небосклон то и дело озаряется тускло-багровыми сполохами фронтовой канонады. Фронт уже под Харьковом. А столько еще не сделано дел, хотя в основном план операции выполнен!
Полковник тяжело поднимается на второй этаж, в маленькую комнату, в которой он неделю назад поселился с Ясеневым после того, как оттуда выехал генерал - работник штаба, командированный в Воронеж, куда скоро передислоцируется и весь штаб. Теперь приказа о передислокации, об оставления города можно ждать каждый день...
Ясенев не спит, читает лежа в постели какую-то затрепанную книжку, чертит что-то в блокноте.
- На передке был? - спрашивает Ясенев, поздоровавшись, опустив на грудь книжку. -Денек-два продержатся? Еще не все госпитали вывезены, ведь каждый день раненых с фронта привозят, И у нас еще не все сделано.
- Продержимся, - не очень уверенно отвечает полковник, раздеваясь. Как с "Фросей"?
Завтра все закончим.
- Что читаешь?
- О Циолковском. Гениальный ученый! Немцы вот его родную Калугу захватили, а я все о нем думаю, об учителе физики, жившем в домике на окраине Калуги. Уцелел ли тот домик-то? В нем Константин Эдуардович разработал теорию ракеты. Формула ракетного полета, космические корабли, искусственные спутники, ракетные поезда... Вот послушай!..
Сняв пиджак - Маринов в гражданском, - он ложится на койку, повернув к товарищу чуть улыбающееся лицо.
- Хорошенькое же время ты нашел мечтать о полете на Луну!
- Нет, ты только послушай, что писал Циолковский: "Сорок лет я работал над реактивным полетом..." Это он написал за несколько месяцев до смерти. "Через несколько сотен лет, думал я, такие приборы залетят за атмосферу и будут уже космическими кораблями... Непрерывно вычисляя и размышляя над скорейшим осуществлением этого дела, вчера, 15 декабря 1934 года, после шести вечера, я натолкнулся на новую мысль относительно достижения космических скоростей... Последствием этого открытия явилась уверенность, что такие скорости гораздо легче получить, чем я предполагал. Возможно, что их достигнут через несколько десятков лет, и, может быть, современное поколение будет свидетелем межпланетных путешествий". Каково, а? Когда я читаю такое у отца астронавтики, я горжусь, что я русский человек!
Ясенев садится в кровати, блестящими глазами глядя на товарища,
- А я думаю: что это он там чертит? - говорит, усмехаясь, полковник. Новую мину изобретает, что ли?
- Нет, Илья Григорьевич! - горячо говорит Ясенев. - Минировал я сегодня завод, видел эр-эс - реактивные снаряды "катюши". И сразу вспомнил юношескую мечту свою -астронавтику! Ведь "катюша" - это и есть, черт побери, прообраз управляемой космической ракеты! Космического корабля, о котором мечтал Циолковский, мечтал революционер Кибальчич. А между прочим, химик Николай Иванович Кибальчич тоже выбрал хорошенькие время для мечты о космических путешествиях. О них он мечтал, изобретая мины, снаряды для народовольцев. О космосе мечтал, проектируя космический аппарат в тюремной одиночке перед смертью!..
- Скоро, - говорит полковник, глядя в потолок, - мы отпразднуем, даст бог, совершеннолетие твоей "Тоси". А о биографии ее я знаю очень мало. Рассказал бы...
- Только вовсе она не моя, - возражает Ясенев. - Над чудо-миной работали много лет десятки и сотни ученых, инженеров, изобретателей. Можно сказать, что нашей невесте "Тосе" уже сорок с хвостиком. Старая дева наша "Тося"!.,
О чудо-мине Ясенев мог говорить часами.
Еще великий Попов, рассказывал Ясенев, изобретатель радиотелеграфа, заинтересовался проблемой создания управляемой по радио мины. Александр Степанович наверняка многого бы достиг в этом деле, если бы морское ведомство финансировало его опыты, но ведомство это выплатило замечательному физику и электротехнику всего триста рублей на эксплуатацию изумительного изобретения, совершенно не оценив его возможности.
Минами Попов стал заниматься, еще будучи преподавателем Минного офицерского класса в Кронштадте. Класс этот выпускал минных офицеров, ведавших и всем электрооборудованием на кораблях императорского военно-морского флота. В марте 1896 года Попов продемонстрировал в Русском физико-химическом обществе изобретенный им беспроволочный телеграф, поставивший на службу человеку радиоволны. Его аппарат уже был снабжен впервые в мире - антенной и заземлением и заставлял звонить электрический звонок. Отсюда уже один шаг к управляемой по радио мине - шаг, правда, гигантский. Ведь звон тогда вызывали не сигналы передатчика - его еще не было, - а атмосферные помехи. Потому и назвал Попов свой прибор "грозоотметчиком". Но уже в 1896 году он сконструировал радиопередатчик, а через два года осуществил радиосвязь между двумя кораблями на расстоянии более чем сорок километров.
Но морской министр царя передал заказы на радиоаппаратуру... немецкой фирме "Телефункен". Слабость радиосвязи была одной из причин разгрома царского Тихоокеанского флота в русско-японской войне.
Александр Степанович Попов скончался в возрасте сорока семи лет после бурного объяснения с министром просвещения, устроившим ему разнос за укрывательство революционного студенчества в Петербургском электротехническом институте, директором которого Попов стал в разгар первой русской революции,
В 1898 году Никола Тесла, крупнейший ученый и инженер Сербии, изобретатель электродвигателя переменного тока, сотрудник Томаса Эдисона, продемонстрировал управляемую по радио лодочку, впервые осуществил радиоуправление на расстоянии.
В том же году - не где-нибудь, а в Харькове! - профессор Николай Дмитриевич Пильчиков прочитал удивительную лекцию - о подрыве мин, "не имея к ним никакого отношения",
Профессор Пильчиков изобрел "протектор" - прибор, отделяющий нужные радиосигналы от ненужных. "Протектор" радиоприемника мины безошибочно ловил посланный радиопередатчиком сигнал и взрывал мину!
Понимая важность своего изобретения в военном деле, профессор предложил прибор морскому министерству. Министерство решило, что идея профессора Пильчикова - это такая же химера, как и идея Попова,
В конце концов профессору удалось получить пятьсот червонцев. Он считал, что в Париже за такой прибор с радостью дали бы миллион франков. Но он был патриотом и не желал продавать свое изобретение чужестранцам.
Только узнав, что в Америке военное ведомство отвалило Николе Тесле миллион долларов на производство подобных опытов, мудрецы в морском ведомстве Петербурга раскошелились и объявили работы профессора Пильчикова совершенно секретными.
И вдруг - профессор Пильчиков начинает странно вести себя. Точно спасаясь от таинственных преследователей, он укрывается в харьковской клинике Платонова и вскоре в местных и даже столичных газетах печатается сенсационное сообщение: Таинственная смерть профессора Пильчикова!
НЕРАЗГАДАННАЯ ТАЙНА
Самоубийство или убийство?
Похоже было на инсценировку самоубийства, И инсценировка эта была не слишком искусной. Револьвер системы "Бульдог", шестизарядный, с коротким стволом, лежал слишком далеко от тела профессора, распростертого на кровати. Выстрел был произведен прямо в сердце.
Сердце Николая Дмитриевича по сей день хранится в Харьковском медицинском институте.
Эксперты судебной медицины считали версию самоубийства маловероятной. Не было обнаружено никаких мотивов для самоубийства.
В отличие от бедного Попова, которому приходилось работать репетитором в электромонтером, профессор Пильчиков был состоятельным человеком. К тому же он мог рассчитывать на новые субсидии от щедрот морского министра, который к тому времени приказал даже передать в распоряжение профессора маленькое суденышко "Днестр" с радиопередатчиком на борту. Кажется, морской министр понял наконец огромное стратегическое значение открытий Попова и Пильчикова.
Но это понимали и за границей. Империалистические державы готовились к мировой бойне. Лишь недавно умолкли пушки русско-японской войны. В Европе активизировали свою тайную деятельность разведки главных хищников. Особенно интересовалась всеми новинками минной войны кайзеровская морская разведка. Предшественники адмирала Канариса не дремали...
Кто похитил сотни технических документов, записей и чертежей профессора Пильчикова?
Нет, смерть профессора Пильчикова вовсе не похожа на самоубийство.
В Харькове велось какое-то следствие, охранное отделение и жандармы пытались отыскать следы злоумышленников. Но никаких следов этим шерлок-холмсам, набившим руку и кулак на подавлении "внутреннего врага", обнаружить не удалось.
Чины военной контрразведки не могли не вспомнить, что несколькими годами раньше так же загадочно был убит в своей лаборатории инженер Михаил Михайлович Филиппов, работавший над проблемой передачи электротока на расстоянии. Это он удивил Россию, когда из Санкт-Петербурга, словно маг и чародей, заставил загореться лампу в Царском Селе!
И после убийства полиция также установила и запротоколировала факт похищения неизвестными злоумышленниками бумаг инженера-изобретателя.
Чья агентура не останавливалась перед убийством, чтобы украсть военные секреты России?
Германии? Австро-Венгрии? Франции? Англии?..
Загадочные события в Харькове невольно приводят на ум эпизоды романа Алексея Толстого "Гиперболоид инженера Гарина".
В любой европейской столице дорого бы дали за бумаги Пильчикова и Филиппова. Управляемым по радио боевым оружием интересовались все разведки.
Но первая мировая война разразилась слишком быстро. К тому же она была в основном позиционной, и, хотя минная война развернулась широко, несовершенная еще радиоуправляемая техника не нашла применения,
Шел 1921 год...
Отгремела война с белополяками, в ноябре 1920-го Красная Армия геройским штурмом овладела Перекопом и сбросила в Черное море "черного барона". Но борьба еще не кончилась. Ранней весной вспыхнул Кронштадтский мятеж, и триста делегатов X съезда РКП (б) участвуют в штурме Кронштадта...
В средней Германии, Рурском районе и Гамбурге разгорается пламя восстания, над многими городами развевается красный флаг рабочих-коммунистов. Но реакция потопила восстание в крови, развязала белый террор.
Во Владивостоке в результате белогвардейско-японского переворота к власти пришло правительство братьев Меркуловых. Мародеры Меркуловы просили Романовых прислать во Владивосток "государя Приамурья и блюстителя всероссийского престола".
В Соединенных Штатах Америки на смену президенту Вудро Вильсону пришел президент Гардинг.
В Кантоне президентом Китайской республики стал Сунь Ятсен.
В Париже состоялся съезд "русского национального объединения", созванный эсером Бурцевым во имя сплочения белой эмиграции для борьбы с большевизмом.
Японские войска заняли город Николаевск-на-Амуре.
В июне собрался III конгресс Коминтерна,
Красная Армия и войска Красной Монголии разбили банды барона Унгерна и освободили столицу Монголии Ургу.
Тяжелое поражение понесли банды батьки Махно на Полтавщине. Сам Махно бежал в Румынию.
Владимир Ильич Ленин направил письмо к международному пролетариату с просьбой оказать помощь голодающим в Советской России.
"Нужда и болезни велики.
Голод 1921 года их усилил дьявольски" (В. И. Ленин. Полн. Собр. соч., т. 44, стр. 81), - писал он несколько дней спустя.
Верные интернациональному долгу рабочие Чехословакии постановили еженедельно заработную плату за один час отчислять в пользу голодающих Советской России.
Одиннадцатого августа газеты опубликовали Наказ Совета Народных Комиссаров о проведении в жизнь начал новой экономической политики.
Двадцатого августа Владимир Ильич написал статью "Новые времена, старые ошибки в новом виде", в которой дал такую характеристику текущего момента: "Антанта вынуждена прекратить (надолго ли?) интервенцию и блокаду. Неслыханно разоренная страна едва-едва начинает оправляться, только теперь видя всю глубину разорения, испытывая мучительнейшие бедствия, остановку промышленности, неурожаи, голод, эпидемии" (В. И. Ленин. Полн, собр. соч., т. 44, стр. 103.)
В том же августе был подписан мандат громадного значения. Вот его текст:
"Дан на основании постановления Совета Труда и Обороны от 18 июля с. г. изобретателю Владимиру Ивановичу Бекаури в том, что ему поручено осуществление в срочном порядке его, Бекаури, изобретения военно-секретного характера.
Для выполнения этого поручения т. Бекаури предоставляется:
Организовать техническое бюро и отдельную мастерскую.
Производить всевозможные по ним расчеты работ.
Получить по нарядам от государственных снабжающих органов материалы, инструменты, инвентарь и прочее необходимое оборудование, а в случае невозможности получения из государственных ресурсов приобретать указанные предметы на вольном рынке,
Производить соответствующие опыты и испытания..." (Цит. по кн.: М. Новиков. Творцы нового оружия, М., Изд-во ДОСААФ, 1971, стр. 4. (Примеч. автора).
Этот документ подписали 9 августа 1921 года Председатель Совета Труда и Обороны В. Ульянов (Ленин), председатель Всероссийского Совета Народного Хозяйства П. А. Богданов и секретарь СТО и личный секретарь Ленина Л. А. Фотиева.
Появлению этого важнейшего документа предшествовало заседание Совета Труда и Обороны 18 июля 1921 года, на котором Владимир Иванович Бекаури, скромный железнодорожный техник из Грузии, ставший крупным изобретателем, доложил о возможностях использования новейшей радиотехники в военном деле, в управлении по радио самолетами, танками, кораблями, минами. На заседание СТО Владимира Ивановича Бекаури пригласил его председатель, Владимир Ильич Ленин, который уже беседовал с этим самородком и по достоинству оценил его проекты, сразу же поняв, что речь идет вовсе не о прожектерстве.
Подобно тому как Кибальчич изготовлял бомбы для народовольцев, так Бекаури делал бомбы для борцов революции 1905 года в своей родной Грузии. После победы Советской власти в Грузии Бекаури всерьез занялся укреплением оборонной мощи освобожденной Родины.
При ближайшем участии Владимира Ильича в августе 1921 года было создано Остехбюро - Особое техническое бюро по военным изобретениям. Владимир Ильич рекомендовал подкрепить смелые идеи Бекаури глубокими научными знаниями хорошо ему известного по совместной работе над планом ГОЭЛРО выдающегося специалиста в электротехнике и радиотехнике профессора Петроградского политехнического института Владимира Федоровича Миткевича.
В августе 1921 года Ленин писал: "Наша Красная Армия не существовала в начале войны. Эта армия и теперь ничтожна против любой армии стран Антанты, если сравнить материальные силы..." (В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 44, стр. 103.). И великий вождь стремился к тому, чтобы сделать Красную Армию самой сильной в мире и по техническому вооружению,
17 ноября советские газеты напечатали корреспонденцию из Харькова снова, заметьте, Харькова! - в которой утверждалось, что местный инженер по фамилии Чейко нашел способ взрывать мины на расстоянии с помощью "теплового эффекта лучей".
Двадцать шестого ноября Владимир Ильич Ленин послал письменный запрос об этом сообщении председателю Госплана СССР Глебу Максимилиановичу Кржижановскому... (Там же, т. 54, стр. 37-38.)
Это был месяц замечательной статьи "О значении золота теперь и после полной победы социализма", блестящих речей на праздновании четырехлетней годовщины Октября на собрании рабочих Прохоровской мануфактуры и на собрании рабочих завода "Электросила", знаменитой рецензии ("Талантливая книжка") на книгу "Дюжина ножей в спину революции" "озлобленного", по выражению Владимира Ильича, "почти до умопомрачения белогвардейца Аркадия Аверченко". Ильич был уже серьезно болен: в начале декабря он получил отпуск по болезни и переехал в Горки.
Кржижановский заверил Ленина, ссылаясь на Чубаря, комиссара Главного артиллерийского управления, что изобретение инженера Чейко вполне серьезное.
Владимир Ильич поручил дело инженера Чейко управделами Совнаркома Горбунову с тем, чтобы тот организовал отзыв на его изобретение видного ученого и радиотехника Бонч-Бруевича (Там же, стр, 38.). Выяснилось: военные инженеры - радиотехники молодой Красной Армии усиленно занимаются вопросом радиоуправляемых мин...
Так, прочитав маленькую газетную заметку, Ленин, с гениальной прозорливостью понял военно-техническое значение идеи мин, управляемых по радио. Не приходится сомневаться, что интерес Ильича к этой проблеме вдохновил радиотехников в Красной Армии,
Двадцать лет отделяли тогда нас от сорок первого. Это и много и мало, когда речь идет о разработке принципиально новых изобретений. Три года ушло на производство и испытание первых образцов техники особой секретности.
В июле 1925 года Бекаури и профессор Миткевич, ставший позднее академиком и заслуженным деятелем науки и техники РСФСР, демонстрировали ТОС председателю Реввоенсовета Михаилу Васильевичу Фрунзе. Пять мин на берегу Финского залива были взорваны радиосигналами с борта тральщика, находившегося в двадцати пяти километрах от берега.
В ноябре того же гида с помощью тех же радиоприборов были взорваны минные фугасы на Комендантском аэродроме под Ленинградом, На испытании присутствовали новый председатель РВС СССР и наркомвоенмор Климент Ефремович Ворошилов, Григорий Константинович Орджоникидзе, выдающийся полководец и военный деятель Шапошников, бывший тогда командующим войсками Ленинградского военного округа.
Через шестнадцать лет именно Маршал Советского Союза Шапошников в качестве начальника Генерального штаба РККА отдаст полковнику Маринову приказ о введении в бой техники особой секретности.
.В мае 1927 года Бекаури и профессор Миткевич продемонстрировали усовершенствованные приборы "Беми" (по начальным буквам фамилий их основных создателей) руководителям партии, правительства, армии и флота. На этот раз мины был" взорваны по радиокоманде, посланной с расстояния около шестисот километров!
В 1929 году приборы "Беми" были приняты на вооружение РККА. Сергей Миронович Киров, стоявший тогда во главе ленинградских большевиков, лично руководил налаживанием серийного производства чудо-мины. Большое внимание этому делу уделял Маршал Советского Союза Тухачевский, всегда подхватывавший любое ценное новшество и заботившийся об усилении технической оснащенности Красной Армии.
Прошло еще несколько лет, в армии появились первые подразделения специального минирования, вооруженные грозной ТОС, и маршал Михаил Николаевич Тухачевский открыто заявил, что радио в будущей войне будет применяться и для взрывания мин на расстоянии.
Владимир Иванович Бекаури был награжден за свою выдающуюся роль в создании радиомины высшим орденом страны - орденом Ленина, орденами Трудового Красного Знамени и Красной Звезды. Но вскоре трагически погибли и маршал Тухачевский ,и Бекаури. Дальнейшему развитию грозного оборонительного оружия был нанесен серьезный удар. А до мирового пожарища оставалось так мало времени...
И все же работа над чудо-миной продолжалась - в лабораториях, кабинетах, на заводах и полигонах. Взводы и роты спецминирования осваивали радиомину на западной границе и на Дальнем Востоке.
Уже перед самой войной была разработана конструкция электрохимического взрывателя - ЭХВ, радиовзрывателя, применявшегося в радиоминах. Именно этим радиовзрывателем были снабжены чудо-мины в Харькове.
Самоотверженно трудились радиотехники. Приборы с радиолампами были все еще несовершенны, громоздки, требовали большой энергии. И все же радиотехники успешно решили все проблемы, связанные с созданием и боевым использованием радиомины.
В те предвоенные годы наши конструкторы и инженеры уделяли пристальное внимание новейшим радиолокационным средствам, разрабатывались радионавигационные приборы, радиолокационные станции, самолетные приемо-передающие радиостанции, рации для танков, радиовзрыватели для зенитных снарядов. Техника военной связи сделала огромный скачок в период между двумя войнами. А времени оставалось в обрез, еще не налажено было серийное производство этой техники...
ПОСЛЕДНИЕ ЧАСЫ ОПЕРАЦИИ
Ясенев вдруг замечает, что полковник Маринов его не слушает. Полковник спит.
Ясенев умолкает. Эх, скорее бы эту войну кончить! Всю жизнь мечтал о космосе, а приходится выдумывать и ставить мины!
...На второй день войны, 23 июня 1941 года выехал военный инженер Владимир Петрович Ясенев на Западный фронт. Минск, Витебск, Орша, Смоленск первые огненные этапы боевого пути минера Ясенева.
Когда человеку ежедневно, ежечасно грозит смерть, когда эту смерть он то и дело держит в собственных руках, невольно оглядывается он в редкие минуты отдыха на прожитую жизнь. В своих письмах жене, горячо любимой им Клавдии Ивановне Зерновой, и трехлетней дочке Аллочке Владимир Петрович часто, очень часто предавался воспоминаниям. Вспоминал родную воронежскую деревушку, где родился тридцать четыре года назад, тяжелое, безрадостное детство - хмурое утро в общем-то светлой жизни. Был он после смерти матери беспризорным, пока чудом не разыскал на далеком Севере отца. Работал истопником вагона на железной дороге, рубщиком на колесном пароходе. В автобиографической трилогии Горького, своего любимого писателя, находил он много сходства с собственной нелегкой юностью. Но в 1926 году девятнадцатилетний Володя Ясенев поехал с комсомольской путевкой в Москву. Прошло лет десять напряженной учебы, практической работы, творческого поиска, и стал Владимир Петрович Ясенев, выпускник электромеханического факультета Военно-электротехнической академии, начальником лаборатории Научно-исследовательского института, секретарем комсомольской организации всего этого института. Он стал прямым продолжателем дела Попова и Пильчикова, с дружным спаянным коллективом работал в предвоенные годы над конструированием и совершенствованием радиомины и другой техники особой секретности, осваивал, испытывал эту технику.
Подхваченный ураганом войны, только 19 июля сорок первого смог он написать домой. В скупых, по-мужски сдержанных строках его первого военного письма - боль и горечь первых недель войны:
"Здравствуйте, мои славные Клавдюшенька, Аллочка!.. Как мало прошло времени и так много перемен. Кто бы мог ожидать!.. Уже на фронте я все ждал возможности написать тебе о том, чтобы ты уезжала в деревню в случае чего..."
У военного инженера Ясенева болит сердце за семью: "Все возможное со своей стороны я постараюсь сделать..." В минуты отдыха на фронте вспоминались счастливые годы: "Вспоминаю наши отпуска, поездку на пароходе, прогулки в выходные дни. И так хочется вернуть все это, близкое, родное, милое, но невозможно..." То и дело сквозит в его письмах - тревога за будущее: "Пытаюсь представить себе, что будет дальше и не могу, настолько все быстро меняется..."
Восьмого августа 1941 года: "У меня все идет по-старому. Решил полностью взять себя в руки и действовать так, будто нет никаких ужасов войны. Я достаточно на них насмотрелся - не в диковинку... Наш снимок стоит у меня на столе перед глазами. Очень часто, закрыв глаза, целую холодное стекло, там, где ты так хорошо смотришь на меня..."