- Что скажете, генерал? - спрашивает маршал, поворачивая тяжелую бритую голову в сторону генерал-лейтенанта Олевского, одного из опытнейших военных инженеров Генштаба.
      Полковник Маринов отворачивается, смотрит на десятикилометровую карту. Судя по знакам на ней, можно безошибочно предположить, что эта карта еще недавно висела в Киеве, пока не захлестнули прекрасную столицу Украины вот эти синие стрелы, обозначающие направление ударов противника. Синие стрелы, помеченные значками "6 А" и "1 ТГ". Шестая армия. Первая танковая группа вермахта. Они и сейчас наседают на измученные войска Юго-Западного фронта. Мотопехота генерал-фельдмаршала Вальтера фон Рейхенау и танки генерал-полковника Эвальда фон Клейста. Рейхенау Маринов хорошо помнит: как же, он командовал германскими войсками в Испании во время столь памятной Маринову генеральной репетиции второй мировой войны. Клейст прославился прорывом французского фронта у Седана и вместе с Рейхенау брал Париж. За это фюрер удостоил танкистов Клейста чести открыть "Парад победы" в Берлине.
      И вот теперь остроконечные синие стрелы 6-й армии Рейхенау и 1-й танковой группы Клейста нацелены на красный кружок, над которым стоит слово, известное любому школьнику в Советском Союзе: Харьков! Этот красный кружок сердце всего Харьковского промышленного района, такого важного и незаменимого, А уже ясно - Харькова не удержать, Огненный вал фронта уже в сотне километров от городов Белополье, Лебедин, Красноград... И все Рейхенау, Клейст...
      А вот на карте мостик и речка - здесь немецкие танки отсекли Ясенева с его половиной автоколонны. На карту посмотреть, так немцы еще в нескольких десятках километров от рокового мостика. Некрупная надпись синим карандашом: "68 ПД". Что значит: 68-я пехотная дивизия вермахта. Так вот кто рассек колонну!..
      - Так что полковника Маринова я ни в чем не виню, - заключает генерал Олевский. - ТОС, оставшаяся частично у Ясенева, не единственный козырь у полковника Маринова, не так ли, полковник?
      - Задача, поставленная нам, - сухо докладывает полковник Маринов, такова: массовыми минно-взрывными заграждениями всемерно содействовать нашим войскам, задержать продвижение танков и автоколонн противника, нанести ему максимальный урон, направленный на срыв его наступления...
      Маршал и генерал-лейтенант молча переглядываются: вот за такие слова и ругали перед войной полковника Маринова, за перегиб в пользу заграждений, который оказался вовсе не перегибом.
      - Знаю, знаю, - нетерпеливо наседает командующий. - За войну, за эти три с лишним месяца я много слышал о тебе, полковник. Знаю, как ты готовил партизан в Чернигове, Орле, Киеве. Спасибо. Твои ученики - инструкторы минного дела - уже работают и у нас в Харькове. Ты давай конкретнее!
      - Наша задача, - откликается полковник, - помочь войскам задержать наступление немцев на город на его подступах, а в случае, если они возьмут город...
      Полковник Маринов спокойно выдерживает гневный взгляд командующего. Нет, полковник Маринов не паникер, не пораженец.
      - А в случае, если они все-таки возьмут Харьков, - продолжает хладнокровно полковник, - зажечь землю под их ногами...
      - Какие кадры у вас? - в упор спрашивает командующий.
      Вверенная мне оперативно-инженерная группа состоит из подразделения спецминирования под командованием подполковника Ясенева и тринадцати командиров-специалистов, окончивших Военно-инженерную академию. Да еще группа инструкторов из школы партизан-подрывников в Орле, которых я захватил по дороге из Москвы. Это командный состав. Общее руководство поручено генерал-лейтенанту Олевскому. По согласованию с Генштабом штаб вашего фронта выделил в помощь нам четыре саперных батальона... Помогать будет железнодорожная бригада.
      - Маловато! - резко перебивает его маршал и что-то записывает в большом блокноте. - Дам еще отдельный саперный батальон. Какая техника у вас?
      - Мы привезли достаточно новейших электрохимических, часовых, вибрационных, инерционных взрывателей для крупнейшей минно-заградительной операции. Будем минировать коммуникации, аэродромы, все военные объекты. Но нам нужны корпуса для мин, нужны буры - словом, нужна большая помощь заводов, рабочего класса. Приводят в качестве примера и образца знаменитую в военной истории операцию "Альберих" - операцию кайзеровской армии по разрушению и минированию района во Франции перед немецким отступлением в годы первой мировой войны. Разумеется, у нас масштабы иные - тот район был гораздо меньше Харьковского. А главное, там это была чисто военная, техническая операция, а у нас Харьковская операция должна стать операцией народной Отечественной войны. Без помощи рабочего класса, повторяю, мы не сможем осуществить задание. К примеру, придется устанавливать некоторые мины на глубину до двух метров. Лопатой это делать неудобно, долго, а буров у нас нет...
      - Сам знаешь, - перебивает его, нахмурившись, маршал, - рабочие сейчас трудятся с небывалой, нечеловеческой нагрузкой. Идет демонтаж, эвакуация промышленности. Но раз нужно... Свяжу тебя с членом Военного совета, с хозяевами города - обком и горком партии нам крепко помогают. "Альберих", говоришь? Мы покажем Гитлеру такой "Альберих", что долго помнить будет! Народная операция Отечественной войны - это вы хорошо придумали. Когда народ с армией, никто нас не одолеет! Звоню члену Военсовета...
      У члена Военного совета - почти такая же длинная очередь, много гражданских и, конечно, табачный дым, хоть топор вешай. Телефонные звонки, перестук "ундервудов", возбужденный говор.
      После разговора с командующим у полковника Маринова заметно улучшилось настроение. Тяжелые неудачи маршала под Смоленском и Рославлем, кажется, не оставили на нем и следа. Он по-прежнему уверен в себе, а такая уверенность очень нужна сейчас здесь. Небось немцы, хвастая на весь мир о своей неслыханной победе под Киевом, где они якобы уничтожили по крайней мере треть Красной Армии, думают, что в больших русских штабах царят отчаяние, развал, страх. А тут - тут штабной мотор работает на полных оборотах, во всем чувствуется наэлектризованная деловитость. Все понимают серьезность положения, но, сцепив зубы, делают дело - ближайшее, неотложное дело!
      Распахивается обитая кожей дверь кабинета, оттуда доносятся быстрая, громкая речь, рубленые фразы:
      - Ускорить демонтаж главных цехов Харьковского тракторного!.. Приступить к эвакуации дизелестроительного!.. Не выпускайте из поля зрения ни одного колхоза!.. Обеспечить продовольствием людей на окопах!.. Наладить транспорт!.. Мобилизовать!..
      ...Пройдут годы, и военные историки назовут великим подвигом то, что казалось тогда, осенью сорок первого, будничным делом и называлось сухо и деловито "перемещением производительных сил в восточные районы страны". Именно это "перемещение" заводов, фабрик и совхозов в теплушках и на открытых платформах, в дождь, ветер и стужу, было залогом победы... Казалось, неразрешимую головоломку решали в те дни партийные и военные руководители, рабочие, инженеры, хозяйственники: как, демонтируя и отправляя на восток заводское оборудование, до последнего дня и часа не ослабить свою помощь фронту?..
      В первый день в Харькове полковник Маринов заручился поддержкой тех, без кого порученная ему операция не стала бы народной операцией: тесную деловую связь установил он с секретарями Центрального Комитета Коммунистической партии (большевиков) Украины, с секретарями Харьковского обкома и горкома" с партийными организациями заводов.
      - Товарищ полковник! - обращается к Маринову один из секретарей ЦК КП(б)У. - Со своей стороны у нас к вам огромная просьба. В городе и области выделенные нами будущие подпольщики и партизаны закладывают тайные базы оружия и продовольствия, устанавливают пароли, договариваются о явочных квартирах. Но у нас мало специалистов подрывного дела. Мы просим вас принять участие в подготовке бойцов тайного фронта. Помогите нам техникой и инструкторами. Стоит подумать, как наилучшим образом сочетать мины с подпольем.
      - Будет сделано, товарищ секретарь! - отвечает полковник Маринов, вовсе не отдавая себе отчета в том, где он найдет время на это новое нужное дело, но уже зная, что время на него придется выкроить.
      Он крепко пожимает руку секретарю ЦК. В первый же свой день жмет руку десяткам секретарей, парторгов, директоров предприятий, рабочих, и постепенно начинает сознавать он, что в рукопожатиях этих и коротком деловом разговоре кроется великий смысл: ведь это и есть единство армии, партии, народа в действии, это и есть главный залог победы!..
      Полковник Маринов долго сидит с генералом Олевским в его кабинете, уточняет общие контуры плана минно-заградительной операции.
      - "Альберих", "Альберих"!- притворно ворчит, подведя итоги, генерал Олевский. - Да знаете ли вы, батенька Илья Григорьевич, что по размаху и объему минно-подрывных работ план вашей операции впятеро - впятеро! превосходит операцию "Альберих", а времени на выполнение вашего плана отводится вдвое меньше! Вот вам в "Альберих"!
      - Иная война - иные масштабы, - с улыбкой разводит руками полковник. Справимся. С вашей, Георгий Георгиевич, помощью.
      Он выпивает стакан воды, надеясь обмануть сосущее ощущение голода, - за весь день так и не успел ничего перехватить!
      - Кроме того, батенька, - профессорским тоном добавляет генерал, - ваша операция является первой комплексной мин-но-заградительной операцией в сочетании с действиями военной разведки и партизанского подполья!
      Провожая полковника, генерал спрашивает:
      - О Ясеневе ничего пока не известно?
      Маринов сразу мрачнеет. Проверка показала, что с подполковником Ясеневым осталась не половина, а почти вся ТОС, все электрохимические взрыватели, восемь военных инженеров - выпускников академии...
      - От Ясенева нет никаких вестей, - тихо отвечает он.
      - Н-да! - хмурится генерал, - Замечательный изобретатель. В сущности, ученый, сугубо штатский человек. И вот - попал в такую переделку. Н-да!..
      Звонит телефон.
      - Георгий Георгиевич! Гришин говорит. Ясенев не приехал еще? Маринов у себя? Понимаешь, сын мой с Ясеневым...
      Генерал Олевский откашливается.
      - От Ясенева пока вестей нет, - говорит он в трубку.
      От генерала Олевского полковник снова спешит к секретарю ЦК КП(б)У. Секретарь говорит сразу по двум телефонам:
      - Демонтаж тракторного ускорить!.. Остановить производство? Ни в коем случае! Продолжайте бронировать тракторы, ставить на них пушки! Алло! Сколько вы вчера дали реактивных снарядов для "катюш"? Пятьсот двадцать пять? Добре! Молодцы! Герои!.. Алло! Нет, вы пока еще не герои! Да, электромеханический тоже демонтировать, не прекращая основное производство. Бомбят? А нас не бомбят? Переведите рабочих в подвалы завода. И срочно стройте бомбоубежища, формируйте отряды гражданской обороны! Да! Есть для вас еще одно новое, особое задание - к вам придет полковник Маринов и все объяснит. У меня все. Выполняйте!
      Секретарь поднимает глаза на полковника. Под глазами - черные круги. От усталости, постоянного недосыпания.
      - Что слышно о Ясеневе? -спрашивает секретарь ЦК.
      - Пока ничего, но я ручаюсь за него. В руки врага чудо-мина не попадет. В случае чего, он взорвет машины, сам взорвется, а ТОС врагам не отдаст.
      Девять грузовиков, переваливаясь по-гусиному на ухабах, медленно едут по размытой и тряской лесной колее. Натужно гудят моторы.
      Вот опять застряла машина. По команде Ясенева из ближайших машин выпрыгивают минеры.
      - А ну, академики! - задорно кричит Ясенев. - Раз, два, взяли!
      Разбрызгивая грязь, машина буксует в глубокой, залитой водой колее. Но еще одно дружное усилие "академиков", и ЗИС выкарабкивается из ямы.
      - По коням, академики! - командует весело политрук Бакрадзе.
      Он первым ловко переваливается через борт грузовика.
      Снова тянется колонна по трудной лесной колее. А по гулкой роще, все ближе и ближе, доносится надсадный рокот мотоциклов.
      В кузове одного из грузовиков, сидя на черных ящиках из дюралюминия, с картой-пятикилометровкой на коленях, подполковник Ясенев курит трубку и совещается с командирами.
      - Нет, - говорит он, - в Москву мы не станем возвращаться. Задание есть задание. Задание Ставки! Немец перерезал автостраду и будет, конечно, расширять фронт прорыва. Самое правильное - кружным путем, вот так, показывает он ребром ладони, - ехать за Мариновым в город. Что скажете, товарищи?
      - А как, товарищ подполковник, мой грузовик с динамитом?- спрашивает политрук Бакрадзе. - По-моему, он не на месте.
      Верно, Арсен, - соглашается подполковник. - Грузовикам с динамитом нечего делать посреди колонны. Пусть идет в хвосте колонны, соблюдая дистанцию. Водитель у вас, товарищ политрук, надежный?
      - Сильно нервничает, - отвечает Арсен Бакрадзе. - Седьмой пот с него сошел. Разрешите, я сменю его, сам поведу.
      - Хорошо, Арсен! - растроганно произносит Ясенев, обменявшись долгим взглядом с политруком. - Я не умею красиво говорить, но Родина... Впрочем, ты сам политрук и все понимаешь...
      - Да чего там! - смущается Арсен Бакрадзе. - Еще неизвестно, на какой машине ехать опаснее. - Он шлепает ладонью по дюралевому ящику. - Тут небось тоже не пряники лежат, не конфеты, а ТОС, взрыватели, запалы, детонаторы!
      Сильный толчок заставляет всех схватиться за ящики.
      - Нет! - улыбается белозубой улыбкой грузин. - Этот салон-вагон не для меня. Кстати, - он сует руку за пазуху, достает комсомольский билет, - этот билет я лучше у вас оставлю. Взносы, извиняюсь, за два месяца не плачены. Привет академикам! Я пошел!
      Он легко прыгает через борт, подбегает к одному из грузовиков, становится на подножку. По его команде водитель осторожно сворачивает на обочину, пропускает все машины, Грузовик с динамитом пристраивается в хвосте, уже с Арсеном Бакрадзе за рулем.
      Позади вдруг раздается слабый хлопок, и в потемневшее небо над березами взлетает красная сигнальная ракета. Стрекот моторов сзади все ближе...
      Ясенев следит за полетом ракеты. Она описывает крутую дугу, падает плавно, пропадая в вершинах берез. Подполковник обводит взглядом командиров:
      - На каждой машине подготовить заряд с бикфордовым шнуром. Действуйте, друзья!
      Командиры прыгают с машины, разбегаются по своим грузовикам.
      Сам Ясенев перебирается в переднюю машину, в кабину, где с водителем сидит в не высохшей еще плащ-палатке лейтенант Черняховский.
      Автомашины выезжают к развилке.
      - Куда ехать, лейтенант? - спрашивает Ясенев Черняховского. - Влево, вправо?
      - А я откуда знаю? - отвечает тот. - Так далеко в лес с КПП я не забирался.
      - Так ты не здешний?
      - Какое там! Из Сухуми я. В санатории там работал хозяйственником. Санаторий "Агудзери". Не слыхали? Хотел бы я сейчас туда вернуться! Постойте! Вот удача! Нашли время - грибы собирать! Смотрите! Вон девчата навстречу идут?.. И в самом деле: две дивчины в платочках, с корзинками, наполовину наполненными грибами - белыми, маслятами, подберезовиками.
      - Стой! - Ясенев выскакивает из машины. - Девушки, милые! Красавицы вы наши! Нам надо в Харьков. Мост через речку взорван. Укажите дорогу, брод! Скорее - в лесу немцы.
      Позади взлетает еще одна красная ракета - немцы настигают колонну!
      ПОДВИГ ПОЛИТРУКА БАКРАДЗЕ
      Городской вокзал, платформы, составы - все забито войсками, эвакуирующимися рабочими харьковских заводов. В зале ожидания волнуется большая толпа рабочих, сгрудившихся вокруг директора Электромеханического завода.
      - Товарищи! - охрипшим голосом кричит директор. - Рабочие Электромеханического! Повторяю: эвакуация отменяется! Семьи поедут одни. Срочное задание Военного совета фронта...
      - Хватит! Поработали под бомбами! - раздаются кругом возбужденные голоса,
      - Немец город окружает!
      - Не хотим оставаться!..
      Старый седоусый рабочий с непокрытой серебристо-белой головой кричит громче всех:
      - Нет таких прав - семьи разлучать! Отоприте двери! Не станем баб, детей бросать. Их там тоже не сахар ждет. На посадку!..
      В центр круга протискивается знакомый многим в городе "капитан индустрии", бывший рабочий-стахановец, ставший директором большого завода.
      - Кто здесь с дизелестроительного? Приказываю немедленно вернуться к станкам!
      Внезапно звучит мощный голос из репродуктора:
      - Граждане! Воздушная тревога! Граждане! Воздушная тревога!
      Под рев сирен огромная толпа бросается к запертым дверям вокзала. Бегут отцы с вещами, матери с детьми на руках. Двери с треском распахиваются под людским напором, звенит разбитое стекло. Толпа выплескивает на перрон, к пустым вагонам эшелона...
      На груду ящиков у выхода на перрон взбираются генерал Олевский, полковник Маринов.
      - Товарищи! Стойте! - кричит Маринов.
      Но толпа, напирая, теряя вещи, колыхаясь из стороны в сторону, неудержимо движется к дверям.
      - Теперь их никто не остановит! - с отчаянием говорит Маринов генералу.
      Но лицо генерала вдруг озаряется надеждой.
      - Их может остановить только один человек, - быстро отвечает он полковнику. - Вот он идет! - Повысив голос, генерал зовет: - Товарищ секретарь горкома! Сюда, сюда идите!..
      Секретаря горкома в городе знают все.
      - Товарищи! - гулко раздается его голос под сводами вокзала.
      Люди оглядываются, останавливаются.
      - Гляди-ка, сам приехал!
      - Видать, дело и впрямь серьезное!
      - Товарищи рабочие! Враг рвется к нашему родному городу. На фронте ваши братья, ваши сыновья с трудом, истекая кровью, сдерживают его озверелый напор. Если вы не поможете им, если вы не дадите им оружия, враг может ворваться в город... перерезать и эту, последнюю железную дорогу...
      Нарастает гул самолетов. Ударили вдали первые зенитки.
      - Товарищи! - продолжает секретарь горкома. - Вы хорошо знаете: демонтаж и вывозка еще не окончены, не окончена эвакуация ваших семей... Надо задержать врага, помочь фронту...
      Слышатся взрывы бомб. Они взрываются сериями, все ближе и ближе.
      - Спокойно, товарищи! - поднимает руку секретарь горкома. - Вы все меня знаете, а я знаю вас и тоже прошу вас о помощи. Вот ты, Климыч, - обращается он к рабочему с серебристо-белой головой. - Уважаемый ветеран труда. Боец пятого года. Депутат. Давно на пенсии, а с начала войны на завод вернулся. Помню: двое сыновей и дочь на фронте у тебя. А когда совсем трудно стало, что же ты, Климыч, не за станок, а за сундук ухватился? Забыл, что дети твои от тебя - помощи на фронте ждут?..
      - Ну, уж это ты, Силыч, чересчур! - откликается старый рабочий. - Не за что меня на людях срамить. И вовсе не хотел я уезжать - уговорили в месткоме, драть их на шест. А теперь - заворачивай оглобли, семь пятниц у вас на неделе. Ладно! Вот усажу старуху, невестку с внуками - и на завод... Цыц, бабы! Хватит тут сырость разводить!..
      - Ну вот и договорились! - радостно объявляет секретарь горкома. - Кто с детьми - первыми на посадку!
      Он спрыгивает с ящиков, подхватывает мальчика и девочку - внуков Климыча.
      - Это твои пузыри, Климыч? Какой вагон-то? Пошли, что ли!..
      Снова оживает репродуктор:
      - Граждане! Угроза воздушного нападения миновала. Отбой!..
      По лесной колее колонну Ясенева догоняет большой отряд черномундирных мотоциклистов.
      - Девушки! - быстро говорит подполковник двум девушкам, стоящим на подножках переднего грузовика. - Бегите! Тикайте в лес!
      Девушки спрыгивают. Из корзинок рассыпаются грибы...
      - Быстрей! - торопит водителя подполковник, оглядывается.
      Немцы нажимают. И вдруг над головой взвыли, завизжали пули. Это открыл огонь пулеметчик из коляски переднего мотоцикла.
      Водитель рванул вперед так, что Ясенева и Черняховского откинуло на спинку сиденья.
      - Тише, черт! Динамит! - кричит Ясенев. - Сбавь до сорока!
      - Все одно! - зло отвечает водитель. - Уж лучше динамит, чем немцы.
      Все же он сбавляет скорость, хотя пули продолжают петь поверх колонны.
      Ясенев лихорадочно отрезает короткий кусок бикфордова шнура, вставляет в капсюль детонатор, зажимает детонатор зубами.
      - Бросай, командир! - рычит водитель. - Не выматывай душу!
      - Не нервничай! Успеется. А еще минер!
      Шашкой тола Ясенев выбивает заднее стекло, вставляет детонатор с бикфордовым шнуром в шашку.
      Дорога скатывается в болотистую, поросшую редколесьем низину, обрывается. Начинается гать из жердей и хвороста. Из-под колес летит жирная черная грязь.
      Ясенев видит, что немцы-мотоциклисты уже в каких-нибудь ста метрах от последней машины - машины Арсена Бакрадзе.
      Политрук, сгорбившись, сидит за рулем, следя за немцами в скачущем зеркальце.
      Теперь пули летят в обе стороны. Колонна отстреливается из автоматов, винтовок и двух пулеметов РПД. Немцы строча по-прежнему поверх колонны, кричат: "Хальт!"
      Надо принимать решение. Самое нелегкое решение в жизни.
      Если взорвать эту гать, то болото станет непроходимым...
      Бакрадзе замедляет ход, ставит грузовик поперек гати. Он выскакивает, зажигает бикфордов шнур, вставленный с детонатором в толовую шашку, бросает ее в кузов машины и сломя голову бежит вслед за удаляющейся колонной.
      Ясенев, далеко высунувшись из окна, минеры в других машинах видят, как бежит Арсен Бакрадзе. Кто-то колотит по крыше кабины предпоследней машины, чтобы сбавить ход, подобрать политрука.
      Немцы подъезжают на мотоциклах к грузовику, окружают его, горланят, палят вслед Бакрадзе.
      Пулеметная очередь сбивает его с ног. Он с размаху падает на гать, привстает... И вдруг раздается чудовищной силы взрыв, и все позади окутывается дымом и пламенем.
      Когда рассеивается дым, колонна уже далеко. Посреди болота зияет черный, дымящийся, быстро затекающий водой кратер. Ни следа не осталось от грузовика с динамитом, от черномундирных эсэсовцев, окруживших машину, от политрука Арсена Бакрадзе.
      Те эсэсовцы, что находились поодаль и уцелели, возятся с ранеными и контуженными, Падает ночь.
      Утром, после раннего завтрака, начальник инженерных войск Юго-Западного фронта генерал-лейтенант Олевский первым принял в своем кабинете полковника Маринова.
      Завидная работоспособность у полковника! Наверное, всю ночь сидел за планом минно-заградительной операции. Да, такой операции не знает военная история! Тысячи мин... Успеет ли? Кто знает, сколько дней осталось городу?
      - Отлично! - говорит генерал. - Я подпишу этот план. Его надо перепечатать, срочно перепечатать и нести на подпись командующему и члену Военного совета. Что в сводке сегодня?
      Отвечает полковник прямо, без тумана и обиняков:
      - Гудериан прорвал нашу оборону под Севском, наступает на Орел и Тулу, на Брянск и Карачев.
      Маршал принимает генерала и полковника без задержки, быстро просматривает план операции.
      - Широко размахнулись, товарищи минеры! - наконец говорит он, крутя ручку в руке.
      Читал он как бы по диагонали, а сумел все детали ухватить.
      В этой заявке, - говорит командующий, - вы просите, чтобы харьковские заводы изготовили вдвое больше корпусов мин, чем собираетесь по плану поставить. Как это понимать прикажете?
      - Тысячу корпусов мы хотим использовать для установки ложных мин, без взрывчатки, для отвода глаз, Немцы разминируют или взорвут такую мину и пойдут дальше, не станут искать настоящую мину. Для убедительности мы намерены снабдить некоторые из ложных мин неизвлекаемыми "сюрпризами", чтобы побольше вывести из строя немецких саперов. На подрыв наших макетов мин немцы потратят массу тола.
      - Да, - усмехается командующий. - Все по науке.
      Он решительно зачеркивает в заявке цифру 2000 и надписывает сверху, размашисто и крупно: 6000,
      - План мне ваш нравится, - говорит маршал, - Вижу, это будет настоящая битва умов. Немцы отнюдь не дураки. Считают себя лучшими саперами мира. Надо прежде всего бить не по солдатам, а по офицерам да генералам. Подумай над этим, полковник! И подумайте оба над тем, как бы не разрушить лишнего вашими минами. Не навсегда мы уйдем, если уйдем. Харьков был и останется нашим городом. Надо беречь народное добро. Военный совет фронта решил, что музеи, картинные галереи, библиотеки не должны подвергаться опасности. Культурные учреждения охраняются государством во время мира и войны. Другое дело заводы и фабрики. Но и их нужно так минировать, чтобы они по возможности остались целы, но чтобы враг не пользовался ими и боялся к ним подступиться. Да, не разрушать, а сохранять и не дать использовать. Еще одна головоломка! Железные и шоссейные дороги, мосты, аэродромы, все коммуникации жалеть не приходится. Пусть горят они под немцем!
      Генерал Олевский и полковник Маринов переглядываются. Военный совет фронта принял, что и говорить, мудрое решение. Но как поставить "адские машины" на службу не разрушения материальных ценностей, а их сохранения?
      О таком и не помышляли авторы операции "Альберих", ученики Шлиффена и Мольтке!
      Над этой задачей, трудной, даже, на первый взгляд, невыполнимой задачей, полковник Маринов и его помощники будут биться много дней.
      - Полковник Маринов! - говорит в приемной адъютант командующего. - Вас всюду разыскивает начальник Особого отдела. Он просил позвонить ему.
      Лицо полковника бесстрастно, но сердце у него сжимается. Неужели его обвинят в утере техники особой секретности?
      Если так, то его ждут большие неприятности. Но ведь это неизбежно отразится на деле, на судьбе всей операции!..
      - Слушаю! Маринов представился.
      - А, полковник Маринов! - Голос как будто бы не предвещает ничего дурного. - Прошу зайти ко мне. Мои люди задержали на КПП твоих тосовцев. Ясенев тут шумит, жаждет с тобой встретиться...
      - Что с техникой? - выпаливает полковник Маринов.
      - В порядке Твоя техника! В полном порядке,
      - И все люди целы?
      - Кроме одного...
      - Я иду к вам...
      Маринов улыбается, вздыхает, вешает трубку.
      - Ясенев? - спрашивает генерал Олевский.
      - Ясенев! - со счастливой улыбкой отвечает полковник. - Со всей техникой. Одного человека только потерял. Кого, еще не знаю.
      - Сейчас захватим Ясенева, - сказал генерал, - и поедем в один дом.
      - Какой дом?
      - Дом, который Военный совет фронта предлагает включить под номером один в план спецминирования.
      ОБЪЕКТ СПЕЦМИНИРОВАНИЯ No 1
      Тихая улочка недалеко от центра Харькова, от площади Дзержинского.
      Камуфлированный ЗИС мягко, шурша палой листвой, подкатывает к окрашенным в зеленый цвет железным воротам. У проходной висит дощечка с надписью:
      Улица Дзержинского, 17
      Дощечка не освещена, и вся улица погружена в мрак. В лужах на мостовой и на тротуаре стынет косой полумесяц.
      Водитель сигналят клаксоном. Три коротких гудка, один длинный. Ворота со скрипом раскрываются. Козыряет часовой с винтовкой.
      ЗИС медленно и бесшумно катит по короткой аллее, усаженной голубой елью, и останавливается у подъезда невысокого особняка, построенного в конструктивистской манере начала тридцатых годов, из ракушечника, облицованного цементной крошкой. Окна, большие, венецианские, заклеены крест-накрест полосками бумаги. Стекла все целы - значит, бомбы поблизости не падали.
      В стороне вокзала опять ухают зенитки. А здесь тихо. Только вороны каркают. Роняют листья каштаны и тополя. Чуть накрапывает дождь. Из ЗИСа выходят генерал Олевский, Маринов, Ясенев.
      Перед домом - фонтан со скульптурной группой играющих малышей, детская площадка с горкой песка, качелями, игрушечным домиком на курьих ножках.
      - Здесь детский сад был - эвакуировался после бомбежки, - объясняет генерал. - А еще раньше, когда Харьков был столицей Украины, в этом доме жил его первый хозяин- генеральный секретарь ЦК Компартии Украины и секретарь ЦК ВКП(б).
      Ясенев и Маринов переглядываются: так вот что это за дом!
      Маринов начинает понимать, почему именно сюда привез его генерал Олевский.
      - А теперь здесь живут работники штаба фронта, - продолжает Олевский. И у меня тут имеется комнатка.
      Они поднимаются по лестнице, входят в дом через парадную дверь.
      Генерал Олевский вдруг вздрагивает, замечая, что полковник Маринов идет в прихожей, постукивая костяшками пальцев по стенам.
      В своей комнате, не снимая шинели и фуражки, генерал подходит к приемнику СВД-9, включает его, машинально глянув на часы, настраивается на Киев.
      Раздается рев фанфар, барабанный бой. Слышится голос диктора - русского диктора из Киева:
      - Вступление наших героических войск в город Орел было совершенно неожиданным для русских - по городу ходили трамваи, шла нормальная жизнь. Танки генерала Гудериана почти не встретили сопротивления. Официальное известие о падении Орла ожидается с часу на час. Доблестный германский вермахт продолжает наступление на Москву. Да, колосс на глиняных ногах повержен и уже никогда не поднимется! Русский медведь уже убит, хотя он еще не осознал этого и не падает... По последнему сообщению Советское правительство и дипломатический корпус спешно эвакуируются в город Куйбышев на Волге!.. Всего Красная Армия потеряла два с половиной миллиона человек, восемнадцать тысяч танков, четырнадцать тысяч самолетов - словом, почти все, чем располагала... Из ставки фюрера также сообщают, что закончились успешные бои по уничтожению войск маршала Буденного в районе Пирятино и Верхояровки! Всего в киевской операции наши победоносные войска взяли шестьсот пятьдесят пять тысяч пленных,,,
      Генерал усмехается: ну и враль этот Геббельс!
      - Мы идем на Восток!.. Вот что рассказал корреспонденту радиостанции "Дейчландзендер" командир дивизии генерал-лейтенант Георг фон Браун о боях в районе Пирятино...
      Генерал хмурится.
      Карканье ворон в осеннем саду, каркающий голос диктора, барабаны и фанфары. И тоскливые мысли: об Орле (неужели правда?), о сыне (он служил радистом в штабе Кирпоноса, от него нет никаких вестей),..
      Генерал подходит к приемнику, вертит ручку настройки, переключает на Москву. В эфире звучат военные марши, песни:
      Смелого пуля боится,