Так же, как и в предыдущие годы, на Дальнем Востоке стояли друг против друга две вооруженные группировки. Амур и Уссури разделяли войска Советского Союза и Квантунской армии. Обе группировки были насыщены военной техникой, отмобилизованы и готовы вцепиться в горло друг другу по первому сигналу из Москвы или из Токио. Каким же был баланс сил к 1941 году? Кто обладал превосходством в силах и технике и для кого возможная схватка была предпочтительнее?
      При разработке планов усиления вооруженных сил страны в Генштабе учитывали напряженность обстановки как на Западе, так и на Востоке, а также угрожающие события на фронтах Второй мировой войны после разгрома Франции и Англии на европейском континенте. Учитывалась и возможность, особенно во второй половине года, нападения на Советский Союз как Германии, так и Японии и угроза войны на два фронта. В этих условиях после окончания советско-финской войны летом 1940-го проводятся новые мероприятия по усилению дальневосточной группировки. Значительное увеличение вооруженных сил на Дальнем Востоке и нарастание там военной опасности требовали изменения структуры руководства советских войск. Существовавшая с июля 1939-го Фронтовая группа уже не отвечала сложившейся обстановке. Поэтому было решено вернуться к уже проверенной форме управления войсками и снова развернуть Дальневосточный фронт, упраздненный в 1938 году.
      С 1 июля по приказу Наркома Обороны № 0029 от 21 июня 1940 года снова развертывается Дальневосточный фронт (командующий — генерал-полковник Штерн). В Генштабе поняли, что в новой угрожающей обстановке замыкать на Москву руководство двумя Краснознаменными армиями нецелесообразно, и решили восстановить фронтовую систему управления. Фронт объединял 1-ю и 2-ю Краснознаменные армии, а также сформированную этим же приказом 15-ю армию. Тихоокеанский флот и Амурская флотилия подчинялись командующему фронтом (штаб в Хабаровске) в оперативном отношении. В это же время в Забайкальском военном округе формируется 16-я армия, а 1-я Армейская группа, дислоцированная в МНР, переименовывается в 17-ю армию, но без усиления численности. Помимо таких крупных формирований в Забайкалье формируются 4 дивизии — две танковых, одна моторизованная и одна мотострелковая, а также несколько бригад и полков. На границах с Маньчжурией появились и два новых укрепленных района.
      Осуществление этих мероприятий потребовало усиления войск в дальневосточном регионе в 1940 году на 55 тысяч человек. Кроме того, в 1940-м на Дальний Восток было переброшено еще более 2000 орудий и минометов. После осуществления всех мероприятий 1940 года общая численность дальневосточной группировки составила 641 тысячу человек. На ее вооружении имелось 10 980 орудий и минометов и 6150 танков. С воздуха войска прикрывали 4540 самолетов. Советское командование сосредоточило на Дальнем Востоке к 1941 году более 20 процентов своих сухопутных войск, шестую часть орудий и минометов и почти третью часть танков от их количества в Красной Армии. Благодаря этому советские войска к 1 января 1941 года превосходили японскую группировку в Маньчжурии и Корее по численности в 1,5 раза, орудиям и минометам — в 4,8 раза и танкам — в 11 раз. По самолетам превосходство было в 4,5 раза — в Маньчжурии и Корее, по данным военной разведки (Разведсводка по Востоку № 1 на 1. 2. 1941 года), было 1050 самолетов. Баланс сил в этом регионе, так же как и в предыдущие годы, был в пользу Советского Союза.
      Год 1941-й. Самый трудный, самый тяжелый год для обеих стран. Для Советского Союза в этом году — начало Великой Отечественной войны. Для империи — принятие решения о направлении главного удара и вступление в схватку за передел мира в союзе с Германией и Италией. Для Советского Союза — взятие Берлина и праздник Победы 9 мая. Для империи — день национального позора 3 сентября и подписание акта о безоговорочной капитуляции на борту флагмана американского флота линкора «Миссури». Флот империи был разгромлен, и третья держава мира прекратила свое существование. Но все это будет потом. А в начале 1941-го ни в Берлине, ни в Москве, ни в Токио никто на мог предвидеть таких событий. Обе наши разведки (ИНО и Разведупр) не строили долгосрочных прогнозов. В 1941-м прогнозирование событий на многолетнюю перспективу не было характерным для деятельности наших спецслужб. У обеих разведок не было тогда крупных аналитических центров, да и аналитиков соответствующего уровня тогда тоже не было. Поэтому по отношению к южному соседу основной задачей наших разведок было определение направления агрессии Японии. В том, что империя ввяжется в схватку за мировое господство, в Москве не сомневались. Слишком долго она готовилась к будущей войне, не скрывая этого. А вот куда нанесет удар? Над решением этой проблемы думали и на Лубянке, и в Большом Знаменском переулке. Думали об этом и в столице империи. В военно-политическом руководстве страны в течение всего предвоенного десятилетия шла ожесточенная борьба двух группировок, определявших направление главного удара — на Север или на Юг.
      В разработанных еще в 1923 году «Основах использования вооруженных сил» четко излагался принципиальный курс их применения, которого японское руководство неукоснительно придерживалось вплоть до возникновения в 1937 году «китайского инцидента». В «Основах» указывалось, что «… в принципе, операции против СССР следует проводить в основном силами императорской армии при поддержке части соединений военно-морских сил, в то время как операции против США необходимо вести главным образом военно-морскими силами при поддержке части соединений армии». До того времени, когда еще не предполагалось ведение широкомасштабной войны против Китая, специально планировались операции на случай возникновения необходимости направления частей армии и военно-морских сил в районы Северного, Центрального и Южного Китая.
      К решительному удару в северном направлении Япония начала готовиться с первых дней существования Советского Союза, считая его своим самым опасным врагом. Японский генштаб армии ежегодно обновлял оперативные планы нападения на СССР. Захватив в 1931 году Маньчжурию, Квантунская армия приступила к созданию на ее территории плацдарма для завоевания восточных районов нашей страны. В то же время, в середине 1930-х годов, на милитаристские планы «крестового похода» на север все большее влияние стало оказывать продолжавшееся обострение японо-американских противоречий. Многолетняя политика США и западноевропейских держав, направленная на сдерживание вооруженной агрессии Японии на Юг, в зону их колониальных владений в Азии, и подталкивание японцев к войне против СССР, не могла сгладить усугубившиеся разногласия западного мира с Японией. И та и другая стороны стали осознавать, что борьба за обладания природными богатствами Азиатского континента и бассейна Тихого океана не может решиться мирным путем.
      Именно поэтому в 1936 году правящие круги Японии приняли решение о необходимости активизировать подготовку к войне сразу на двух направлениях: северном — против СССР и южном — против США, Великобритании, Франции и Голландии. Продолжавшаяся в то время подготовка к широкомасштабной агрессии в Китае стала рассматриваться как составная часть экспансии на Юг, что нашло свое отражение в таких документах японского правительства, как «Курс на оборону империи» и «Программа использования вооруженных сил».
      Хотя с того периода в числе главных противников Японии стал называться не только Советский Союз, но и США, война против СССР, как и прежде, рассматривалась в качестве непременного условия дальнейшей японской экспансии в Азии. В документе «Политический курс государства в отношении обороны страны», разработанном в середине 1930-х годов армейским генштабом, указывалось: «Хотя с точки зрения экономических нужд империи мы многое ожидаем получить в Китае и районах Южных морей, в политическом и военном отношении главным стратегическим оплотом является для нас Маньчжурия… Лишь ликвидировав угрозу на севере, возможно достичь целей политики государства в отношении Южных морей и Северного Китая». С таким выводом были согласны даже представители морского генерального штаба, которые всегда ориентировались на активные действия преимущественно в зоне Южных морей, против США и Великобритании. К примеру, командующий 3-й эскадрой вице-адмирал Оикава, докладывая военно-морскому министру Нагано свое мнение по данному вопросу, отмечал: «Если мы выступим против России, то это будет война против врага, общего для всего мира, ибо СССР — страна коммунистическая… При этом можно ожидать соответствующих шагов и со стороны Германии».
      В этот период, с середины 1930-х годов, в правящих кругах империи стали вестись постоянные споры относительно приоритетности того или другого направления, об определении первоочередного объекта нападения и о сроках реализации планов расширения экспансии на континенте.
      Во главе сторонников форсирования подготовки к агрессии против Советского Союза стоял с начала 1930-х годов военный министр Араки. Он и его единомышленники поставили перед собою цель — осуществить нападение на СССР не позднее 1936 года, когда, по их мнению, «появятся и повод для войны, и международная поддержка, и все основания для успеха». Они настаивали на том, чтобы готовиться к войне прежде всего против Советского Союза.
      Оппозицию Араки и его приверженцам составляли сторонники последовательной и тщательной подготовки экономики и вооруженных сил империи, считавшие, что не следует спешить с реализацией планов войны против СССР, а сосредоточить внимание на укреплении позиций Японии в Китае. Представители оппозиций, возглавляемые генералами Нагато и Тодзио, заявляли, что для ведения «большой войны» против красной России «Япония должна собрать воедино все ресурсы желтой расы и подготовиться для ведения всеобщей войны».
      В середине 1930-х годов сторонники безотлагательного выступления против СССР составляли так называемую «северную» группировку военных кругов Японии, которая опиралась на поддержку «молодых» промышленных концернов. Сферой приложения капиталов этих монополий являлись новые завоеванные территории.
      Авантюризму «северной» группировки в определенной степени противодействовали влиятельные буржуазные лидеры политических партий и представители монополистических объединений из числа «старых» концернов, сферой деятельности которых была в основном промышленность собственно Японии. Более влиятельные «старые» монополии, имевшие большой вес в правительственных кругах, требовали сначала «переварить» Китай, а уж затем, овладев всеми его ресурсами, приступить к решению «северной проблемы». Они, конечно, не возражали против захватнических планов, направленных против СССР или Китая, но выступали за более осторожное развитие «континентальной политики». Они склонялись к мнению о целесообразности идти по пути «постепенного изживания дефектов в деле обороны империи, чтобы через десяток лет достичь полной готовности».
      Со «старыми» концернами приходилось соглашаться даже некоторым известным своими антисоветскими настроениями представителям армии. Так, генерал Исихара, обращаясь к руководству военного министерства и армейского генштаба, заявлял: «Наиболее опасным для нас противником остается наш традиционный враг — Россия… Однако сейчас империя должна сконцентрировать свои усилия на увеличении своей экономической мощи, доведя ее до уровня, позволяющего состязаться с производственной мощью Советского Союза».
      Планы овладения первоначально всем Китаем не вносили существенных изменений в военную политику Японии в отношении Советского Союза. В качестве конечной победы японские империалисты всегда подразумевали победу над СССР. Военные операции на всех других направлениях (Маньчжурия, Китай, страны Южных морей и владения США и Великобритании) определялись как промежуточные.
      Приступая летом 1937 года к новому этапу агрессии в Китае, японское военно-политическое руководство исходило из его скоротечности: после захвата важнейших административных и экономических центров Китая (вслед за чем, по мнению руководства, должна была последовать неизбежная капитуляция Китая), планировалось переключить все военные усилия на решение «северной проблемы», о чем свидетельствовали оперативные разработки генштаба японской армии.
      Однако японские расчеты на скоротечную двух-трехмесячную кампанию в Китае провалились, и вооруженная борьба на китайском фронте, несмотря на первоначальные успехи японских войск, приняла затяжной характер. В условиях все большего вовлечения в военные действия в Китае Япония не осмеливалась открыть еще один фронт на севере. В январе 1938 года германский генштаб сухопутных войск по военно-дипломатическим каналам сделал запрос о сроках возможного начала военных действий Японии против Советского Союза. Представитель японского генштаба армии передал через германского военного атташе, что подготовка к войне с Советами ведется усиленными темпами. Вместе с тем, ссылаясь на трудности войны в Китае и на финансовые проблемы Японии, представитель генштаба указал, что «для подготовки войны против СССР Японии потребуется еще не менее года, но не более двух лет».
      Готовясь к антисоветской агрессии, военно-политическое руководство Японии во второй половине 1930-х годов не могло не учитывать изменившееся соотношение сил на Дальнем Востоке. Наиболее трезвые японские политики понимали, что Япония еще не готова к серьезной войне с таким сильным противником, как СССР. Они опасались преждевременного развязывания войны и считали, что приступать к решению «северной проблемы» можно лишь после того, как появится уверенность в поддержке действий Японии другими державами. При этом особые надежды возлагались на совместное выступление против СССР с Германией, в связи с чем в правящих кругах империи зародилась идея заключения военного союза с европейскими союзниками Японии по антикоминтерновскому пакту.
      Весной 1938 года японские дипломаты в западных странах развернули усиленную работу по сколачиванию антисоветского фронта для ускорения сроков начала войны против СССР как на Востоке, так и на Западе. Одной из целей этой деятельности было обеспечение императорской армии военным имуществом, а промышленности — сырьем и кредитами, необходимыми для быстрейшего завершения затянувшейся войны с Китаем. Кроме того, в Токио стремились к тому, чтобы в случае японо-советского столкновения поставки в Японию военных материалов не только не прекращались, но и возрастали.
      Мюнхенский сговор правящие круги Японии восприняли как сигнал к началу объединенного нажима на СССР. В Токио полагали, что, организовав ряд инцидентов на советской границе и сумев при этом добиться успеха, можно будет поднять авторитет Японии в глазах западных держав и пресечь советскую помощь Китаю, что вынудит китайцев пойти на капитуляцию. Кроме того, в начальный период боев на Халхин-Голе японское руководство рассчитывало, что Германия поддержит действия Японии с Запада.
      Бои в районе Халхин-Гола использовались и как важный фактор поощрения западных держав не только на продолжение, но и на активизацию политики умиротворения Японии. В условиях появления явных признаков решительной японской экспансии на Юг необъявленная советско-японская война представлялась Западу как возможность отвлечь внимание Японии от его владений в Азии и на Тихом океане. Ради этого западные державы готовы были пойти на значительные уступки Японии. Японское же руководство, со своей стороны, не могло упустить возможность шантажирования Запада. Существует достаточно оснований считать, что японские лидеры рассматривали свою халхингольскую авантюру как важнейший козырь в дипломатической игре с западными колониальными державами, что подтверждается и японскими документами. В «Секретном оперативном дневнике» Квантунской армии в связи с началом событий на границе МНР была сделана запись: «Есть уверенность в последовательном разгроме советских войск… Это является единственным способом создать выгодную для Японии обстановку на переговорах с Великобританией».
      Но если в отношении Великобритании подобные расчеты оправдались, то в отношениях с США они не дали ожидаемых результатов. 26 июля 1939 года США объявили об аннулировании японо-американского договора о торговле и мореплавании, заключенного еще в 1911 году. Этот шаг был предпринят после того, как Япония неоднократно игнорировала американские протесты по поводу действий японских войск в Китае. Аннулирование договора стало серьезным предупреждением для Японии. Оно явилось первым шагом на пути взаимного отчуждения США и Японии.
      Таким образом, после длительных дебатов в правящих кругах Японии к концу 1930-х годов большинство стало склоняться к нанесению первоначального удара на Юге — против США, Великобритании, Франции и Голландии для захвата их владений в Азии. Сторонники экспансии в зону Южных морей обосновывали свою позицию тем, что удар на Юг потребовал бы, по их мнению, значительно меньше сил, ибо никто из западных держав не имел значительного количества войск в своих колониях, а в связи с обострением обстановки в Европе они не имели возможности уделить достаточного внимания Дальнему Востоку.
      В качестве причин неприемлемости северного варианта приверженцы удара на Юг называли поражение японских войск на Халхин-Голе, имевшее большой международный резонанс, наличие крупной группировки советских войск на Дальнем Востоке, невозможность немедленного решения проблемы стратегического сырья даже в случае быстрого успеха удара на севере, необходимость значительного количества войск для оккупации захваченной территории советского Дальнего Востока и неизбежность распространения широкого партизанского движения в тылу японских войск. При этом опыт прошлой интервенции учитывался в японском генштабе в полной мере. В общем, на Севере — одни трудности и никаких реальных выгод.
      Поскольку для борьбы против западных стран требовался сильный военно-морской флот, Япония тратила на его создание огромные средства. К 1937 году его общее водоизмещение достигало 1900 тысяч тонн, и по мощи своих военно-морских сил Япония вышла на третье место после Великобритании и США.
      Собираясь действовать на Юге, японское командование рассчитывало в первые же дни внезапными ударами изменить соотношение сил в свою пользу. Большие надежды морской генштаб возлагал на превосходство японского флота в авианосцах и палубной авиации. Кроме того, императорская ставка собиралась максимально использовать выгодные стратегические позиции на Каролинских, Марианских, Маршалловых островах и островах Волкано и Бонин, что обеспечивало японским вооруженным силам ведение активных военных действий во всей центральной части Тихого океана, а наличие плацдармов на Тайване и в Южном Китае давало возможность без труда проникнуть в зону колониальных владений Запада в Юго-Восточной Азии.
      Поражение японских войск на Халхин-Голе показало, что императорская армия еще не готова к единоборству с Красной Армией. «Японии потребуется еще два года, чтобы достичь уровня техники, вооружения и механизации, который продемонстрировала Красная Армия в боях у Номонхана (на реке Халхин-Гол)», — говорил германскому послу в Токио Отту премьер-министр Коноэ после прихода к власти. Именно по причине выявившейся слабости императорской армии решение «северной проблемы» откладывалось до начала неизбежного столкновения фашистской Германии с Советским Союзом.
      Склоняясь к тому, чтобы направить свои основные усилия в зону южных морей, военно-политическое руководство Японии не отказалось от агрессивных планов против «Севера». И если действия на Юге предусматривалось вести в основном силами флота, то армия по-прежнему ориентировалась на войну с Советским Союзом.
      После начала Второй мировой войны императорская ставка с учетом обстановки в Европе начала разработку стратегических планов ведения военных действий на Азиатско-Тихоокеанском театре войны. При этом предусматривались оба варианта — как северный, так и южный. При «движении на север», в случае удачи, предусматривался не только захват советской территории до Байкала, но и успешное решение китайской проблемы. В Токио рассчитывали на то, что в случае успешных действий против советских войск Чан Кайши пойдет на мировую, и затянувшийся «китайский инцидент» благополучно закончится. Кроме того, ярый антисоветизм в политике и стратегии мог надежно прикрыть разработку планов и подготовку к войне со своими конкурентами в Азии: Англией и США.

      Зорге — выдающийся разведчик ХХ века, а 1941 год — апофеоз его разведывательной деятельности. Под этой истиной поставит свою подпись любой журналист, писатель и историк. Автор не составляет исключения. Но ставя априори свою подпись, он пытается анализировать сообщения группы «Рамзай» за 1941 год. Причем анализировать все, что было опубликовано, начиная от первых публикаций 1965 года до наших (2002 год) дней. При таком анализе появляются интересные закономерности, которые автор и хочет представить читателю.
      Первые книги о Зорге были быстро написаны и выпущены в 1965 — 1966 годах сразу же после его реабилитации осенью 1964-го. Сергей Голяков и Владимир Понизовский в книге «Рихард Зорге» цитируют радиограммы, полученные в Москве из Токио. 11 апреля «представитель генштаба в Токио заявил, что сразу после окончания войны в Европе начнется война против Советского Союза». 2 мая — «Гитлер решительно настроен начать войну и разгромить СССР… Критические сроки возможного начала войны: завершение разгрома Югославии, окончание сева, окончание переговоров Германии и Турции…». 15 мая — «Нападение Германии произойдет 20 — 22 июня». И последняя «знаменитая» радиограмма перед началом войны, на которую так любили ссылаться в дальнейшем советские историки. 15 июня — «Нападение произойдет на широком фронте на рассвете 22 июня». За неделю до начала войны советский разведчик, сидевший не в Берлине, а на другом конце земного шара, якобы точно предсказал не только день, но и время начала войны. Знай наших!
      Юрий Корольков выпустил книгу «Человек, для которого не было тайн». Автор пишет, что первое сообщение о подготовке Германии к нападению на Советский Союз поступило из Токио за месяц до подписания плана «Барбаросса». Шифровка была якобы передана 18 ноября 1940 года. Текста этой телеграммы в книге нет. Автор также повторил телеграмму от 11 апреля, датировав ее серединой марта, а также телеграмму от 2 мая. Он не цитировал телеграмму от 15 мая, ограничившись в книге фразой «15 мая Рихард уточняет: война может начаться в июне», но сообщает о новой радиограмме от 19 мая: «Против Советского Союза будет сосредоточено 9 армий, 150 дивизий», и о радиограмме от 1 июня: «Следует ожидать со стороны немцев фланговых и обходных маневров и стремления окружить и изолировать отдельные группы». И, конечно, была повторена «знаменитая» радиограмма от 15 июня.
      Еще один журналист Михаил Колесников выпустил книгу «Таким был Рихард Зорге». Он так же, как и Корольков, пишет о предупреждении Центра от 18 ноября, но не говорит о том, что было в этом предупреждении. Но дает и новую радиограмму от 28 декабря: «На германо-советской границе сосредоточено 80 немецких дивизий. Гитлер намерен оккупировать территорию СССР по линии Харьков — Москва — Ленинград…» Далее в книге говорится о новых радиограммах Зорге от 6 и 30 мая. В радиограмме от 30 мая говорилось: «Риббентроп заверил посла Отта в том, что Германия совершит нападение на Советский Союз во второй половине июня. Это не подлежит сомнению. Отт на 95% уверен, что война вот-вот начнется…» И еще одна радиограмма в этой книге без указания даты ее отправления: «Военный атташе Шолль заявил: следует ожидать со стороны немцев фланговых и обходных маневров и стремления окружить и изолировать различные группы. Война начнется 22 июня 1941 года». Колесников утверждает, что последняя предвоенная радиограмма Зорге с предупреждением о нападении была послана 17 июня и приводит ее текст: «Повторяю: 9 армий из 150 дивизий совершат нападение на советскую границу 22 июня! Рамзай».
      И еще один пример. Небольшая брошюра была написана через 10 лет в 1976 году: «Подвиг Рихарда Зорге». Автор — профессиональный историк, профессор, доктор исторических наук Федор Волков. В аннотации указывается, что им использовались новые документы из архивов Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, Министерства обороны СССР, архивные дипломатические документы.