- Грязь жрите, землю! Она тут жирная! Пока света не будет, готовить не стану.
      - Не наша вина-то, Нин...
      - А мне плевать!
      И повариха ушла из столовой, оставив людей без ужина. Наутро ее не пустили на кухню: там хозяйничали геологи во главе с Вороновым. Они чистили картошку перочинными ножами и пропускали через мясорубку немытую свинину.
      Повариха стояла на пороге и не знала, что ей делать: смеяться или кричать. Она долго раздумывала, а потом заплакала.
      - Гады вы проклятые, - всхлипывала она, - из-за вас вся жизнь у меня перекореженная. Чтоб вам ни дна ни покрышки!
      Вечером Нина пришла к Воронову, выпив перед этим полстакана спирта. Она смотрела на него блестящими, навыкате глазами и говорила:
      - Ты что из себя другого выдаешь? Такой же ты, как и все. Зачем сюда люди идут?
      За рублем. За рублем едут в эту проклятую тайжищу глухоманную! А ты что, словно в драмкружке, выпендриваешься?
      Воронов курил и сопел носом.
      - Сам на меня небось как жеребец смотришь, а форс даешь. Зачем? Одна у нас жизнь, чего ж ее бежать? Люди так людьми и помрут...
      - Ты для чего Сейфуллина к себе водишь? - спросил Воронов.
      Женщина молчала.
      - Ты зачем перед Бабаянцем задом вертишь и блузку раскрываешь? Воронов говорил негромко, раздувая ноздри, морщась. - Ты почему ребят дрянью кормишь, мясо воруешь и на прииске перепродаешь? Ты зачем всем и каждому жужжишь, что плохо у нас, скучно и кино нет? А? Ты что в нашей жизни понимаешь?
      - Жизнь у всех одна, - тихо ответила женщина.
      - Врешь ты. У нас с тобой жизнь разная.
      Через неделю, когда установились дороги, схваченные цепкими руками первого мороза, повариха Нина уехала из поселка. Тайга расступилась и снова сомкнулась, оставшись один на один с людьми, которые сражались против ее зеленой силы...
      Новогодняя ночь
      Машины шли медленно. Свет фар пробивал белую стену снега только на пять метров.
      Мороз ломал стволы деревьев. Они скрипели, и от этого казалось, что лес стонал.
      В головной трехтонке начальник снабжения Якутской геологической партии Дмитрий Сергеевич Геметов то и дело протирал рукавицей чистое ветровое стекло и сокрушенно качал головой.
      - Бабу везем, вот и не видно ни черта. Пурга.
      - Все равно была бы, - возразил шофер Сейфуллин, - прогноз такой.
      - Ты что, метеоролог?
      Сейфуллин непонятно улыбнулся. Ссориться с Геметовым никак не входило в его планы, потому что везли сейчас, помимо оборудования для электростанции и двух кинопередвижек, шампанское, спирт, вина и всяческую снедь к встрече Нового года.
      А перед отъездом из экспедиции, три недели тому назад, новый начальник Воронов, человек, как выяснилось, непьющий, объявил, что свою порцию шампанского, а равно и другого производного не только от виноградной лозы, но и от пшеничного хлеба отдаст шоферам, если груз будет доставлен в полной сохранности и к сроку.
      - Вон как везу осторожненько, - сказал Сейфуллин, забыв о том, что рядом с ним не Воронов, а Геметов.
      В силу профессиональной проницательности снабженец понял, куда клонит Сейфуллин, и ответил загадочно:
      - С неба звездочка упала.
      Сейфуллин внимательно поглядел на небо, ничего, конечно, кроме беспросветной белой мглы, не увидел, но дипломатично согласился:
      - Да, бывает...
      ...Шофер второй машины, Проценко, ехал один и пел. Он всегда пел. Он даже думал словами стихов или песен. Когда Проценко хотел объясниться с медсестрой Людочкой, он говорил:
      Дорогая, сядем рядом,
      Поглядим в глаза друг другу.
      Я хочу под этим взглядом
      Слушать чувственную вьюгу.
      Людочка смеялась и садилась рядом с ним. Проценко лихо закидывал ногу за ногу, пощипывал струны гитары и запевал томно:
      На деревне расставание поют,
      Провожают В.Проценко в институт...
      Людочка теребила косынку.
      - Скажите, девушки, подружке вашей,
      Что я о ней одной страдаю,
      нерешительно заканчивал Проценко и всегда после этих слов норовил Людочку обнять. Но каждый раз после этой неудачной попытки он оставался один.
      - Эх, неприятно! - вздыхал он и тоскливо смотрел в бесконечную веселую пропасть синего дачного неба.
      ...В третьей машине вместе с шофером Гостевым ехала Наташа. Сначала девушка ему не понравилась. Он косил глазом весь первый день пути, изучая ее профиль. Шофер видел курносый нос, ямочку на щеке и мохнатые серые ресницы. Второй и третий день Гостев беспрерывно курил. Курил так, что в кабине, где воздух был раскаленным от маленькой печки, делалось сине, как в тайге летом после грибного дождя.
      Вечером третьего дня решили заночевать в пути, потому что до ближайшего зимовья осталось километров пятьдесят, а по такой пурге, да еще ночью, эти пятьдесят километров могли бы оказаться похуже других пятисот.
      Наташа вызвалась дежурить. Шоферы уснули сразу же, как по команде. Девушка сидела рядом с Гостевым и думала о том, как ее встретит Воронов. Он не знал, что она едет к нему. Собственно, Воронов и не мог знать, потому что никто не верил, что машины смогут пробиться в поселок, за тысячу километров, в декабре, месяце буранов...
      Моторы работали на холостом ходу, убаюкивая. Лихо, по-разбойному посвистывал ветер. Наташа вылезла из кабины и пошла к головной машине.
      Геметов спал на плече у Сейфуллина, подложив под щеку ладони, сложенные лодочкой. Во сне он был не страшным, не таким, как показался Наташе в первый день, в Якутске, когда она умоляла снабженца взять ее с собой. Геметов тогда раскричался и заявил, что у него тара. Почему тара, какая тара, он не объяснил.
      Наташа пошла в обком, и только это спасло ее от зряшнего трехмесячного пребывания в городе. Геметов рассвирепел и заиграл желваками.
      - Я думаю, что экспедиция без вас не погибнет, - сказал он Наташе, когда они вместе вышли от инструктора промышленности, - но если погибнем мы, так только из-за того, что вы едете вместе с нами. Я, знаете ли, боюсь женщин в дороге.
      - Правильно делаете, - согласилась Наташа и, не попрощавшись, пошла в гостиницу собираться.
      "Через неделю я буду с тобой, Воронов", - думала девушка и не могла сдержать счастливой улыбки.
      ...Первым проснулся Проценко. Он проснулся от того, что отлежал себе шею.
      Мариника, Мариника,
      Ты не спи-ка,
      Ты не спи-ка!
      Он пропел это бодрым голосом и отправился будить Геметова. Ему он пропел ту же песенку.
      - Лемешев, - гордо сказал Сейфуллин. Геметов протер глаза и ответил:
      - Значительно хуже.
      Наташа осторожно разбудила Гостева. Тот сладко потянулся, зачмокал губами, хрустнул пальцами и спросил:
      - Ма, эт ты?
      Увидев Наташу, он покраснел и, чтобы скрыть смущение, закашлялся. Потом с такой силой нажал на акселератор, что мотор, казалось, должен был лопнуть от напряжения.
      Наташа села рядом с Гостевым и уснула сразу же, уронив голову на его руку.
      - А я повторяю, что баба несет водителю автомобиля несчастье. Это очень правильно, - мрачно заметил Геметов, - потому как примета такая есть...
      Дорогу замело так, что головная машина забуксовала. Геметов с Сейфуллиным вылезли из кабины, позвали Проценко и втроем двинулись к гостевской машине. Они заглянули к нему, увидели, что девушка спит на плече шофера, и пошли расчищать путь одни.
      Стометровую полянку одолели за полчаса. Когда машины въехали в тайгу, Сейфуллин отер пот со лба и сказал мечтательно:
      - Сейчас бы семьдесят пять грамм шампанского...
      - А двадцать грамм спирта хочешь?
      Зная хитрый нрав снабженца, Сейфуллин ничего не ответил, а только вздохнул.
      - Чего вздыхаешь?
      - Дедушку вспомнил.
      - Больше никого не вспомнил?
      - Никого.
      - Ну, тогда жми.
      Машины шли медленно, и снег отлетал от них тугой, словно каучук. Дорогу теперь приходилось расчищать почти через каждые десять километров. Лбы у водителей начали шелушиться от пота, козырьки шапок оторвались и все время налезали на глаза. Геметов скрипел зубами. Проценко пел:
      До тебя мне идти далеко,
      А до смерти четыре шага.
      Гостев поправлял его:
      - Шесть, шесть шагов.
      - Восемь, - замечал Сейфуллин, - я сам высчитывал.
      Наташа смеялась. Геметов переставал скрипеть зубами и переглядывался с шоферами.
      А когда во время очередного привала Наташа отобрала у всех шапки и пришила козырьки, Геметов сказал:
      - От имени и по поручению, словом... большое спасибо...
      Утром 31 декабря Геметов начал нервничать. До экспедиции оставалось никак не меньше сорока километров, причем самых страшных: дорога шла вдоль реки, похожей сейчас на лестницу, составленную из битых, нагроможденных друг на друга зеркал.
      Из синего прибрежного льда торчали деревья, обернутые в белую вату инея.
      - Слушай, Хатиб, - обратился Геметов к Сейфуллину, - а ты быстрее ездить умеешь?
      - По шоссе - да.
      Дорога петляла вдоль реки, а потом внезапно свернула в тайгу. Снега здесь было чуть поменьше, и Сейфуллин сразу же наддал газ. Так проехали несколько километров, и Геметов даже замурлыкал песню. Он представлял себе, какая в экспедиции будет радость: электричество и шампанское к Новому году.
      Он представлял себе, как геологи станут благодарить его, как Воронов даст ребятам премию в месячный оклад, как закрутят кинофильм "Мы из Кронштадта", как во все дома придет электричество. Словом, Геметов представлял себе самые радужные картины. Поэтому он недовольно нахмурился, когда Сейфуллин притормозил.
      - В чем дело?
      - Полянка хитрая, Дмитрий Сергеевич.
      - Проскочим.
      - Боязно.
      - Хатиб, - сказал Геметов с укором, - мне стыдно слушать тебя.
      Машина рванулась с места. Стрелка спидометра заметалась, как вратарь в воротах проигрывающей команды. В кабине стало жарко, словно в бане. Геметов оглянулся:
      Проценко несся за ним впритык.
      "Вот дурень, - подумал Геметов, - воткнется же".
      Он распахнул дверцу, стал на подножку и закричал:
      - Не наступай на пятки!
      Проценко ничего, конечно, не услыхал. Геметов махнул ему рукой: мол, отстань, - но в ту же секунду почувствовал резкий удар в плечо. Пальцы его разжались, и, описав в воздухе дугу, он упал головой в сугроб.
      Когда Сейфуллин вытащил его из снега, Геметов ошалело сказал:
      - Прямо как из рая вынули. Там все белое.
      Потом он посмотрел на Сейфуллина, на Проценко с рассеченным лбом, на его помятую машину, на Гостева с Наташей, которые бежали к нему со всех ног, и сказал:
      - Плохо, ребята, дело...
      ...Гостев взял Проценко на буксир, а Сейфуллин с Геметовым двинулись следом, выкопав передние колеса своей машины из глубокой ямы, занесенной снегом.
      Сейфуллин то и дело посматривал на стрелку Уровня масла. Давление неуклонно падало.
      - Наверное, сальник, - сказал он Геметову, который все время вертел шеей, вспухавшей с каждой минутой все больше и больше...
      Проценко в своей машине кусал губы и вытирал со лба кровь, которая сочилась из-под марли. Он взглянул на себя в зеркальце и пропел:
      Голова обвязана, кровь на рукаве, След кровавый стелется по сырой земле.
      Проценко до боли в суставах сжимал руль, потому что ехать на буксире было необычайно трудно. Снег лежал сухой, крупчатый, пошедший кое-где наледью. От этого машина вихляла, как новичок на катке.
      Избушка зимовья, рубленная позапрошлым летом в центре безмолвия, на поляне, стиснутая со всех сторон сильными, заломленными в небо руками деревьев, казалась здесь чем-то сказочным, декоративным.
      Луна стояла как раз над поляной. Снег искрился так ярко, что думалось, будто с луны кто-то бросал зажженные спички. Но спички эти были лунными, холодными, как бенгальский огонь, который не может согреть, а уж зажечь тем более. Только густым черно-белым тучам, окружавшим желтый диск, было, по-видимому, жарко от ночного светила, потому что все они проносились мимо луны на порядочном расстоянии, опасаясь растаять, разорваться на мелкие, беспомощные клочки...
      - Приехали, - облегченно вздохнув, сказал Гостев, но тут же вздрогнул, услыхав позади три протяжных гудка - сигнал тревоги.
      - Эй, - кричал Сейфуллин, - сюда! У меня мотор заглох!
      - Вот тебе и приехали, - сказал Гостев Наташе. - Аида к ним, посмотрим, в чем дело...
      В зимовье стало тепло. Проценко сидел, нахмурив брови. Наташа перебинтовывала ему голову, а он внимательно следил за ее быстрыми руками.
      Потом Наташа растерла шею Геметову. Тот кряхтел и морщился. Когда девушка закутала его шарфом, он одобрительно хмыкнул:
      - Молодец ты с нашим братом управляться.
      - Велика наука, - улыбнулась Наташа.
      Проценко остался верен себе. Он пропел:
      Спасибо, сердце,
      Что ты умеешь так любить!
      Все отчего-то замолчали. Маленькое окошко, наполовину застекленное, наполовину забитое фанерой, было похоже из-за полукруглой формы на одноглазого волшебника.
      Сходство это дополнялось тем, что как раз над ним висели ветвистые оленьи рога.
      - А не встретить ли нам Новый год? - вдруг спросил Сейфуллин. - Все равно здесь засели.
      - Никто не засел, - рассердился Геметов. - Гостев у нас персонаж положительный, ему и ехать в экспедицию. А мы подремонтируемся - и следом.
      - Я с Гостевым, Дмитрий Сергеевич, - сказала Наташа, но, увидав потемневшее лицо снабженца, добавила тихо: - Разрешите, пожалуйста...
      Геметов несколько раз подряд глубоко задохнулся махорочным дымом, потом потушил цигарку о стол и отшвырнул в угол.
      - Неистовая ты, ей-богу...
      - Спасибо вам, Дмитрий Сергеевич. Значит, можно?
      - Сказал же... Пошли машины перегружать, ребята!
      Консервированные фрукты, икру, печенье, бутылки со спиртом, вино и шампанское перенесли в гостевский "ГАЗ", а передвижки и оборудование для электростанции - к Проценко.
      Пальцы на морозе стыли. Бутылки с шампанским были скользкие, то и дело падали в снег. Каждый раз, когда бутылка падала, Геметов начинал кричать:
      - Что, руки у тебя отсохли, да? Рак кожных покровов у тебя, да?
      Когда Проценко выронил сразу две бутылки, а Геметов особенно сильно раскричался, Сейфуллин сунул в карманы несколько банок консервов, три бутылки шампанского и пошел в избушку зимовья.
      Геметов сначала растерялся, а потом заорал:
      - Чего, чего?!
      - Я хоть и татарин, - медленно, с расстановкой ответил Сейфуллин, - а Новый год встречаю по-христиански. Ясно? А это, - он хлопнул себя по набитым карманам, - усушка и утруска. Для вашей перестраховки, потому что никто и слова не скажет.
      - Ну и жох, - протянул Геметов. - Ладно, черт с тобой, возьми еще и спирта.
      "Воронов, любимый мой Воронов, - думала Наташа, перегружая тюки с крупами, - скоро, совсем скоро я увижу тебя..."
      Через полчаса все столпились вокруг стола. Геметов раскупорил бутылки. Выпили за счастье в Новом году. Проценко принес из машины гитару и заиграл "Амурские волны".
      Наташа взглянула на часы и сказала:
      - Товарищ Гостев, разрешите мне пригласить вас на вальс.
      Длинный, нескладный Гостев покраснел.
      - Я не умею, - тихо ответил он и спрятал ноги под табуретку.
      В печке трещали дрова. В запотевшем окошке отражался тусклый свет переносной лампы. Стены зимовья пахли малиной и вяленой рыбой. Янтарные капельки смолы застыли невыплаканными слезами. Проценко смотрел на девушку грустно, с любовью.
      Гостев вспоминал свою дочь Дашку. Сейфуллин в мохнатых унтах, с застывшим лицом танцевал с Наташей вальс. Он держал девушку почти на весу, потому что пол был неровный, со щелями.
      Потом Наташа танцевала с Геметовым.
      - А я безногий, что ль? - перестав играть, спросил Проценко. Он обхватил Наташу за талию и, сам себе напевая, прошел с ней два круга.
      Гостев поднялся, как только Наташа кончила танцевать, нахлобучил ушанку и сказал:
      - Ну, пока! Я поехал потихоньку.
      И вышел, не дожидаясь девушки.
      Глухая ревность кровь пьянит,
      Пусть Гостев нас тут не винит,
      сказал вслед ему Проценко.
      Наташе стало радостно и весело: она была очень молода и поэтому радовалась всегда, когда чувствовала, что нравится окружающим.
      Все вышли провожать их.
      - Осторожней, парень, - сказал Геметов, - дорога - сам знаешь.
      - Чего там...
      - Там "чего" нет, - ответил Геметов, - не терпевший никаких морфологических неточностей в речи, - а вот "ничего" там быть может. Постиг?
      Когда машина тронулась, Наташа увидела, как шоферы вынесли переноску и все втроем полезли под проценковскую машину.
      "Как же они будут в такую стужу ремонтировать? - подумала Наташа. Разве мыслимо?"
      Девушка закрыла глаза и сразу же увидела Воронова. Она счастливо засмеялась.
      Гостев недоуменно посмотрел на нее.
      ...Лед вспузырило, как простоквашу.
      - Через реку махнем, - сказал Гостев, быстро взглянув на светящийся циферблат часов, - а там до дома пять километров.
      - Успеем к двенадцати?
      - Должны.
      - А Геметов волновался...
      - Правильно делал. В тайге без дружбы нельзя.
      Наташа не поняла.
      - Ну, когда один, - пояснил Гостев. - В тайге одному нельзя, пропадешь зазря.
      - Это верно, - согласилась девушка.
      - У меня к вам вопрос.
      - Какой?
      - Вы нашему товарищу Воронову не родственницей будете?
      Наташа улыбнулась.
      - Нет.
      - Странно, - вдруг обрадовался Гостев. - А то мне ваша личность показалась знакомой. У Воронова на столе стоит. Только там значительно некрасивше. Это точно.
      Гостев посмотрел на девушку, увидал ее профиль, хотел сказать что-то, но не успел: впереди чернела полынья. Гостев вывернул руль и почувствовал, как у него сразу же вспотели ладони: что-то захрустело так, будто рвали коленкор. Наташа уперлась руками в сиденье, чтобы не удариться лбом о стекло. Передние колеса провалились под лед.
      Гостев рванул рычаг коробки скоростей вверх и дал задний ход. В ту же минуту раздался треск, но теперь уже с боков. И в кабину хлынула дымная, обжигающая вода.
      Наташа вскочила на сиденье. Гостев распахнул дверцу и прыгнул вниз. Через мгновение он прохрипел:
      - Давай сюда!
      Наташа заглянула вниз и увидела Гостева. Он стоял по горло в воде. Его лицо стало белее снега. Это было так страшно, что девушка зажмурилась.
      - Скорей, черт! - заорал Гостев. - Скорей.
      Наташа шагнула вниз и почувствовала, как ее подхватили сильные руки шофера. Он держал ее над головой и нес к берегу. Руки у него дрожали, глаза налились кровью, а тело покалывало тысячью иголок, не больно, но противно.
      Он добрел до берега и бросил Наташу в снег. Здесь, у берега, ему было так же, как и около машины, почти по горло. Он начал карабкаться, но лед был свежий, скользкий. Гостев все время падал вниз, в воду. Наташа протянула ему руки.
      - Держись!
      Гостев взял ее пальцы и, упершись ногами в крутую стенку ледяного берега, начал подтягиваться. Наташа заскользила. Как она ни старалась упираться коленями, снег под ней полз прямо в черную полынью, к Гостеву. Он увидел это. Разжал пальцы.
      Упал в воду, и брызги, поднятые им, сразу же зазвенели льдинками. Гостев пошел вдоль берега, отыскивая место, где можно было бы выбраться из воды. Он шел, словно ледокол в Арктике: от него отскакивали маленькие льдинки и тонко звенели, сталкиваясь друг с другом.
      Наташа бежала по снегу, проваливалась, вылезала и кричала не переставая:
      - Давай руку! Давай руку, Гостев!
      Шофер упрямо мотал головой и брел все дальше, к тому месту, где рядом с водой из снега торчала стеклянная ива. Там он вылез и упал в снег.
      - Беги вдоль по берегу, - сказал он девушке, задыхаясь, чувствуя, как сердце у него поднималось к горлу. - Беги! Ну!
      - Ты что? - испуганно спросила Наташа, увидав, как весь он, на глазах, покрывался хрустящей корочкой льда.
      - Что ты?! - закричала девушка, и лес отозвался смешливым многоголосым эхом.
      Когда женщина чувствует, что мужчина, спутник в трудной дороге, слабее ее, она может стать впереди, она может повести его за собой. Но когда женщина знает силу своего спутника, его мужество, а потом видит его бессильным, не таким, каким привыкла видеть всегда, вот тогда она теряется, становясь только женщиной, которая призвана любить, бояться и жалеть.
      - Беги! - снова прохрипел Гостев. - Вдвоем нам ни к чему...
      Наташа заплакала, а потом схватила Гостева за воротник, рванула на себя и с размаху, что есть силы, Ударила его по лицу.
      - Не надо, - прошептал Гостев, - больно мне.
      Девушка почувствовала, как у нее напряглись мышцы шеи. Она снова схватила Гостева и снова начала его бить по лицу. Потом стащила с него ватник и джемпер.
      Ватник, хрустнув, сломался. Наташа сорвала с плеч свою куртку и стала втискивать в теплые рукава холодеющее тело Гостева. Наташа застегнула на нем все пуговицы, рванула Гостева на себя и посадила в снег. Он упал. Наташа снова посадила его, а он снова упал. Тогда девушка стала бить его руками по холодному лицу, ногами толкать в ребра и живот.
      - Больно, - зло сказал Гостев.
      Наташа засмеялась сквозь слезы: "Больно - это тепло..."
      Девушка стащила с себя меховые штаны. Холод сразу же прошел сквозь легкую фланелевую ткань лыжных брюк. Эти брюки ей сшила в Москве бабушка по последней моде: узенькими, с накладными карманами и белой строчкой по швам. Наташа развязывала шнурки у лодыжек и все время следила за тем, чтобы Гостев не упал в снег. Но он все-таки упал. Наташа подскочила к нему, схватила за руки и принялась разводить их в стороны, стараясь разогреть Гостева. И вдруг Наташа подумала: "Ведь в машине спички и спирт. Это спасение!"
      Она оглянулась на полынью, на машину, которая врастала в лед, на стеклянную иву у берега, на долговязого человека с белым лицом, который только что спас ее, и побежала к реке.
      - Стой! - закричал Гостев.
      Ему показалось, что кричал он зычно и громко. А на самом деле он свистяще шептал:
      - Стой! Стой! Наташа! Стой!
      Девушка бежала по льду. И тогда он поднялся. Как пьяный, раскачиваясь из стороны в сторону, Гостев пошел следом за Наташей. И чем дальше и быстрее он шел, тем больше чувствовал в себе силу, которая победит холод.
      Сейфуллин, Проценко и Геметов лежали под машиной на тулупе. Геметов светил переноской, а шоферы лихорадочно кончали ремонт. Решили сделать одну проценковскую машину и на ней привезти в партию кинопередвижки и движок, чтобы в новогоднюю ночь у людей был свет.
      - Да, - продолжал Сейфуллин, усмехаясь, - посмеются над нами, как нагрянем. Я, между прочим, очень обожаю консервированные сливы с манной кашей. Вернемся - две банки съем.
      - Так я тебе две банки и дам! - возразил Геметов.
      - А за героизм?
      Все засмеялись. Сейфуллин торопился, и поэтому гаечный ключ то и дело соскакивал с пробки маслобака.
      - Черт, - сквозь зубы сказал Сейфуллин и выругался.
      "Товарищ, я вахту не в силах стоять", - Сказал кочегар кочегару, простонал Проценко и закончил прозой, которую так презирал: - Башка, ребята, лопается.
      - Потерпи, браток, - попросил Геметов, - немного уж осталось.
      Проценко крякнул и снова, как фотограф в темный мешок, запустил руки в мотор.
      Стараясь хоть чем-нибудь помочь шоферам, Геметов начал рассказывать смешные анекдоты.
      "Хороший какой мужик, - подумал Сейфуллин, - беспокойный и заботливый..." Он посмотрел на снабженца и улыбнулся ему. Тот сморщил лицо и сказал:
      - Неспокойно у меня на душе за наших. Просто черт знает как скребет. Не надо было их одних пускать. Пропади это шампанское пропадом!
      Проценко довернул гайку, бросил ключ и сказал:
      - Все. Поехали.
      ...Воронов проснулся оттого, что в дверь громко стучали ногами. Он нашел рукой очки на тумбочке, быстро надел их и крикнул:
      - Кто?!
      - Я, Геметов.
      - Молодец, старина! - засмеялся Воронов, натягивая джемпер.
      - Да скорей откройте! - крикнул Геметов.
      Воронов босиком подбежал к двери, откинул щеколду. В комнату вошел снабженец. На руках у него лежала белая Наташа. Воронов отступал, пока не сел на кровать.
      - Пустите, - попросил Геметов, - я ее положу.
      Воронов встал, взял у него из рук девушку и, склонившись над ней, спросил:
      - Наташа, Наташенька, ты слышишь меня?
      Девушка открыла глаза, узнала Воронова и заплакала.
      - Ну, с Новым годом вас! - сердито сказал Геметов. - А я пошел Гостева спиртом лечить. Поморозился парень. Да, товарищ Воронов, гречку сейчас раздавать или вместе с рыбными консервами? Я трески привез...
      Воронов не слушал его. Он смотрел в Наташино лицо неотрывно, жадно. Геметов покачал головой. Пошел к двери и уже с порога сказал:
      - А подруга ваша - девка что надо.
      ...Стрелки маленького будильника показывали половину третьего. Новый год пришел, а с ним пришло счастье...
      ...О моей поездке к геологам в нашей газете было напечатано совсем немного. На третьей полосе, в нижнем левом углу, петитом было набрано: "Трудная работа геологов. Только за последние два месяца в районе р.Сумары обнаружено три крупных алмазных месторождения. Поиски велись под руководством старейшего сибирского поисковика И.М.Алаторцева.
      В восьмистах километрах севернее Сумары экспедицией И.В.Воронова открыта алмазная трубка. Поиски продолжаются..."