Разводов в принципе не существует. Если муж не может жить с женой, он ее прогоняет. Жена, естественно, мужа прогнать не может - она куплена.
      - А если измена?
      - Измена? - переспросил Сисана. - Что такое измена? Мужчина может жить с кем он хочет, это было у нас раньше в порядке вещей.
      - А женщина?
      Сисана улыбнулся.
      - В Лаосе такого не бывает.
      ...Суеверия, конечно, прелестны, когда несут в себе заряд необычности и веселости. Но сохранились кое-где и по сей день страшные суеверия. Маленькое племя у лао суонгов - ко. Если у них в деревне рождается двойня, детей убивают. До сих пор там пугают маленьких девочек: "Если будешь лениться, то когда выйдешь замуж, родишь двойню".
      Есть категория пословиц и поговорок - "Син Сай". Эти пословицы пришли из популярной сказки "Син Сай"--самой распространенной сказки Лаоса, которую рассказывают в стихах.
      "У короля была любимая сестра, но эту сестру похитило чудовище и взяло себе в жены. Король ужасно расстроился. А у него было пятнадцать детей. Из них от первой жены три любимых его отпрыска: первый сын Человек - Син Сай, второй сын Лев - Син Хо, а третий Улитка - Сант Хонг.
      Собрал король всех своих детей и сказал им: "Я очень расстроен. Кто из вас может придумать что-нибудь для спасения моей любимой сестры?" И все пятнадцать сыновей отправились искать свою тетю, прелестную сестру короля. Попали они в лес. Лес густой, дорог нет. Куда идти? Заблудились дети короля, аукаются, кричат друг другу в тоске. Син Сай их собрал, привел в деревню и сказал: "Сидите здесь и ждите нас". А сам вместе с Львом и Улиткой пошел дальше.
      Пришли они во владения чудовища. И узнали, что оно уже справило свадьбу. Тогда решили они сражаться до победы и спасти сестру отца. Син Сай пробрался в дом чудовища. Чудище спало. Син Сай разбудил свою красавицу тетю. "Отец зовет тебя обратно", - сказал он. "Обратно так обратно", - согласилась сестра короля, но, как заметил Син Сай, без особого энтузиазма. "Собирайся быстро", сказал Син Сай и вышел.
      Сестра короля собралась, вышла к Син Саю, и они пошли к воротам замка. "Ах, забыла гребень", - сказала сестра короля. Син Сай долго ждал ее, но она не возвращалась. Тогда он пошел за ней. Сестра короля сидела у зеркала в раздумье. Син Сай взял ее за руку и вывел из замка.
      Пришли они к Льву, который ждал их в засаде, а потом к ним присоединился третий сын - Улитка.
      А чудище, которого звали Ня Кум Пхан, проснулся и увидел, что нет жены. Собрал он армию и бросился вдогонку. По тому, как тряслась земля, Син Сай понял, что за ними погоня.
      "Бегите с сестрой отца в наш замок, - сказал Син Сай своим братьям Льву и Улитке, - а я буду здесь сражаться".
      И разгромил чудище.
      На обратном пути Син Сай забрал двенадцать братьев, которые ждали его в деревне, и вернулся к отцу. Король был счастлив. Но совсем счастливым он сделался, когда чудовище пришло к нему и коленопреклоненно - "по протоколу" стало просить руки королевской сестры. Мораль: "Если хочешь чего-то добиться, поступай по правилам".
      Сисана смеется:
      - Неплохая, между прочим, мораль.
      Сказка эта полна пословиц и поговорок. Отсюда система "Син Сай".
      ...Снова прилетели "АД-6", началась бомбежка, и - самое противное появился вертолет. Залаяла маленькая зенитная пушечка патриотов, но вертолет стремительно летал между скалами и был недосягаем. Мы думали: "Не к десанту ли это? Парашютистов они кидать умеют".
      Прибежала запыхавшаяся, бледная дочь покойного министра иностранных дел Фолсены - Кем Фет:
      (Я думала, наступил мой последний час. Шла по тропинке, а они прилетели. А я в красных носках. Ведь красный цвет, говорят, сверху очень хорошо виден.)
      - Душенька - красный цвет, думает, хорошо виден! Среди буйного разноцветия тропических трав пойди заметь сверху ее красные носки.
      - Продолжим работу. Они, верно, прилетели на целый день, - сказал Сисан Сисана. - Итак, о сказках. У нас есть очень красивые сказки. Есть распространенная сказка "Акала кет", есть сказка о любви - "Кхун Кхынг", это наши Ромео и Джульетта. Кхун Кхынг любил Нанг Уа. Родители запретили им жениться, потому что Кхынг был беден. Уа выдали замуж за богача, но она сбежала от своего нелюбимого мужа с возлюбленным. Они могли бы и дальше жить вместе, но не стали этого делать, а решили уйти из жизни, чтобы не обижать родителей. Лучшим выходом для них стала смерть. Они вместе кончили жизнь самоубийством.
      Есть и озорные сказки. Наиболее известен цикл сказок "Сьенг Мьенг". Вот одна веселая история про Сьенг Мьенга.
      "Гостил этот маленький бонза как-то во дворце короля. Однажды туда приплыл на лодке иностранный принц. Причалил он к берегу и сказал королю: "Я привез лысого борца. Я хочу, чтобы ты выставил своего лысого борца и чтобы они бились лбами до тех пор, пока один из них не победит".
      Король испугался. Во-первых, у него в государстве не было лысых (в Юго-Восточной Азии, по-видимому, действительно нет лысых, - во всяком случае, я ни одного не видел). А во-вторых, думал король, если его лысый проиграет, сраму не оберешься, прощай королевский престиж.
      Он пришел к себе во дворец и заплакал от тоски. Сьенг Мьенг успокоил его: "Не плачь. Я тебе помогу". Он пошел на базар, собрал подданных короля и сказал им: "Берите-ка тонкие бумажки и сплетите из них толстый канат". Они сплели из бумажек длинный канат. После этого Сьенг Мьенг собрал друзей и сказал: "Ходите по владениям короля и кричите, что сегодня наш король поведет купаться лысого богатыря, поэтому прячьтесь, люди, лысый может вырваться и вас всех поубивать".
      Вечером Сьенг Мьенг побрился, опоясался громадным бумажным канатом, дал один конец каната в руки королю, и процессия двинулась к реке. Мьенга сдерживал не только один король, а еще пятьдесят стражников. Иностранный принц, конечно, наблюдал за всем происходящим.
      Сьенг Мьенг вошел в реку, пятьдесят человек его еле сдерживали. Вдруг люди закричали: "Сейчас лысый сорвется, надо бежать!" Действительно, Сьенг Мьенг оборвал бумажный канат и ринулся на иностранного принца. Тот испугался и убежал".
      Сисана, усмехнувшись, сказал, что это "антиправительственная" сказка. Я возразил:
      - Почему? Мьенг боролся не против своего короля, а против иностранного принца.
      Сисана ответил:
      - Нет, вы неправы. Мьенг косвенно опозорил и своего короля, показав его глупость народу.
      Еще одна история Сьенг Мьенга:
      "Король потерял аппетит.
      - У тебя есть лекарство против этого недуга? - спросил король Сьенг Мьенга.
      - Есть, - ответил Сьенг Мьенг. - Только идти за ним далеко.
      - Принеси, - приказал король.
      - Нет, - ответил Сьенг Мьенг, - оно будет недействительным, если его принесу я. Важно, чтобы ты, великий король, сам его вырыл из земли и тут же съел.
      Собрались, пошли.
      Сьенг Мьенг взял с собой корзину крестьянского рису "нийеу" - это вкусный клейкий рис. Взял рыбный соус - самый простой рыбный соус "падек". И больше ничего. Солнце поднимается все выше и выше, печет нещадно. С короля пот льется.
      - Скоро? - спрашивает он.
      - Нет еще, - отвечает Сьенг Мьенг.
      А день уж к вечеру клонится.
      - Скоро? - взмолился монарх.
      - Тут, рядом, - сказал Сьенг Мьенг. - Вот за теми горами, еще часа три. Только мне перекусить надо. Я с собой взял крестьянский рис и простой соус.
      - Ну-ка, дай мне, -сказал король и немедленно съел весь крестьянский рис с простым крестьянским соусом.
      - Вкусно? - спросил Сьенг Мьенг.
      - Очень! Никогда такой вкусной пищи не ел.
      - Ну вот, - оказал Сьенг Мьенг, - ты и съел мое лекарство. Теперь можно возвращаться домой..."
      Вечером, когда все уснули и бомбежка кончилась, писал корреспонденцию для "Правды". Завтра отъезд. Надо подвести итоги, записать впечатления.
      ...Сейчас в Лаосе идет 2510 год буддистской эры. В апреле, в пятнадцатый день Полной Луны, люди станут приветствовать Новый год - 2511-й... Если попробовать стать писателем-фантастом и допустить на мгновение, что, попав в Лаос, в районы, контролируемые Нео Лао Хак Сат, вы, таким образом, перенеслись в следующее тысячелетие, то каждому, кто знает сегодняшний день этой далекой горной страны, станет страшно. 2510 год отмечен горестным безлюдьем земли: ни одного человека вы не увидите на дорогах днем. Собственно, дорог как таковых нет - земля изрыта воронками от тонных бомб. Да и что такое лаосские дороги? В стране нет ни одного километра асфальта. Машины идут по узким долинам, стиснутым среди серо-голубых громадин скал. Поэтому бомбят все долины; это не преувеличение - американская авиация изменила тактику и вместо бомбежек конкретной машины, появившейся на дороге, или конкретной группы школьников, возвращавшихся из школы, теперь бомбит просто-напросто квадрат карты, перепахивает землю. А ее здесь очень мало - земли в горах. Эта земля кормит людей, а сейчас ей не позволяют кормить людей: рисовые поля, немыслимые без сложной лестничной системы ирригации, тоже изрыты бомбами. Самолеты ВВС США бросают тонные бомбы на скалы - туда, где, по агентурным данным диверсионных групп, заброшенных с американских самолетов, расположены госпитали, школы, общежития. Сейчас в этих районах Лаоса ни один человек не может жить в своем доме - все сожжено и разрушено, и людям приходится ютиться в холодных пещерах. Здесь изучают математику, здесь стирают белье, здесь рожают детей, здесь пишут книги и дают концерты. В пещере у Сисан Сисаны, выдающегося лаосского поэта, члена ЦК Нео Лао Хак Сат, стоит стол, на нем пишущая машинка и магнитофон: Сисана - руководитель Информационного агентства Нео Лао Хак Сат. Здесь же, в пещере, - нары. Это его квартира. На этих нарах живут пять сыновей Сисаны и трехлетняя дочка. А подле бледной, прозрачной его жены, которую зовут "Цветок лотоса", лежит маленький человек одного месяца от роду. Сисан Сисана назвал сына, родившегося в пещерах, - "Солнце".
      Если во Вьетнаме американские бомбардировщики чувствуют себя теперь отнюдь не так вольготно, как в первые дни агрессии (недаром в Таиланде в барах на военных базах вошел в моду "смертельный коктейль" под названием "МИГ-21" шампанское с водкой!), то здесь, в Лаосе, где нет того шквала заградительной противовоздушной обороны, который так пугает американских летчиков во Вьетнаме, ВВС США упражняются в бессмысленной жестокости. Впрочем, я не берусь судить, бессмысленна ли их жестокость. Я прожил две недели в пещерах Лаоса и пришел к выводу, что действия американской авиации здесь нельзя расценить иначе, как продуманную подготовку лаосцев к рабству. Днем ревут реактивные смертоносцы, ночью надсадно, как бормашина у стоматолога, нудит в черном звездном небе "АД-6". Этот подолгу вертится на одном месте, прежде чем сбросить свой груз бомб, этот, в отличие от "Ф-105" и "тендерчифов", тщателен в выборе объекта бомбометания. Однажды ночью мы пробирались по узенькой лощине в скалы, где сейчас расположена школа. В кромешной тьме ночи плавали зеленые светлячки и надрывно трещали цикады. Если бы не комиссар охраны Сисук, вышагивавший впереди с автоматом на груди, то и светлячки эти, и цикады, и громадное, тихое, звездное небо - все это походило бы на Кавказ. И кажется: вот-вот повернешь за скалу - и замелькают впереди огоньки селения, и веселый горец скажет: "Гамарджоба, генацвале, ругу рахар", и поведет тебя на освещенную террасу дома, и нальет стакан синего вина, приглашая к неторопливой беседе. Мы действительно свернули за выступ скалы и увидели высоко в горах красный огонь костра, - видимо, жарили оленя, чтобы не разводить костер утром: дым в голубом небе заметен издалека, особенно сверху. Одновременно с этим багровым светом высоко в скале мы услыхали поначалу далекий, но все время приближающийся звук "АД-6". Комиссар охраны Сисук обернулся и крикнул по цепи:
      - Фонари!
      И мой товарищ Понг Сурин Фуми и Ви Лай выключили фонарики, а Сисук вдруг неожиданно громко закричал, сложив ладони рупором:
      - Эй, в пещере, костер тушите!
      Его там, видимо, не слышали: сидят себе люди у костра, смотрят завороженно, как выстреливают острые красные искры в ночную тьму, как жар ломает хворост и как обжаривается, запекаясь розоватой корочкой, оленья нога.
      Самолет теперь ныл уже где-то совсем рядом. Сисук стащил с груди автомат и выпустил очередь метров на сорок выше костра, полыхавшего в пещере сине-багрово, дымно и жарко. Я увидел, как вокруг костра заметались зыбкие, расплывчатые тени людей. Пламя на мгновение сделалось очень ярким, а после в том месте вырисовывался жутко-зеленый провал темноты, - так бывает, если долго тереть закрытые глаза, а после их резко открыть, - и в это же время в мир пришел новый звук, знакомый мне с августа сорок первого.
      Сисук что-то крикнул, - видимо, велел ложиться, - мы, попадав, успели чуть отползти от тропы к скале, и в это время земля дернулась, словно от острой боли, громыхнуло сразу в нескольких местах, - сработало эхо, стало на мгновение мертвенно, сине-светло, будто высверкнули сотни магниевых фотовспышек. Я запоздало закрыл глаза и открыл рот: в горных лощинах, где кидают тяжелые бомбы, были случаи, когда от взрывной волны выскакивали глазные яблоки и рвались барабанные перепонки, - но Сисук уже поднялся, проворчал что-то вслед улетавшему самолету и сказал:
      - Можно идти, он улетает...
      Так что, как я убедился, у ночных "АД-б" точность бомбометания исключительная: где есть огонь, там, значит, еще живут люди - это и бомби! Самыми первыми жертвами "АД-6" во время их ночных налетов стали буддистские храмы: люди приходили туда ночью, весь Лаос сейчас живет ночью, а "точные" американские летчики кидали свои тонные бомбы на эти огоньки света в храмах. Бонза Ки Кэо, глаза ассоциации буддистов в провинции Самнёа, рассказал мне о том, как авиация США воюет с религией. В пагоде Бан Бан в Самнёа шла служба. Б это время налетели "ЛД-G". Они сначала сбросили осветительные ракеты. Стало светло и холодно. Бонза Ин Тхонг и пять молодых монахов начали уводить верующих в убежище. Они в общем-то не очень верили, что будут бомбить: хотя американские летчики и христиане, но все равно они верующие люди - нельзя бомбить храм бога, даже если он имеет иной цвет кожи, нежели чем у Христа. Ко когда стало особенно светло, самолеты сбросили тяжелые бомбы. Бонза Ин Тхонг и пять монахов Были убиты, десять молившихся, не успевших спрятаться, тяжело ранены. В провинции Самнёа за последнее время разрушено 26 пагод, разбито 1660 будд - каждый из них принадлежит не только Лаосу, эти произведения народного искусства, имеющие двухтысячелетнюю историю, принадлежат мировой культуре. Во время бомбежек только в провинции Самнёа было сожжено более 9 тысяч бесценных буддистских рукописных текстов: по истории восточной медицины, философские трактаты, ботанические наблюдения, собиравшиеся столетиями. В провинции Луанг-Прабанг разбиты 2 старинные пагоды, памятники мировой культуры, - это Ват Тат Нханг и Мыонг Гноу; в провинции Луанг Нам Тха разбито 8 пагод.
      ...Девочку зовут Тонг Лыонг. Ей тринадцать лет, она учится в третьем классе. Тонг Лыонг говорит чуть хрипловатым голосом:
      - Мы кончили заниматься, и учительница нам сказала, чтобы мы поиграли возле пещеры. Стали играть в то, как чистят рис. Играли, а в это время они прилетели. Мы успели забежать в пещеру, а девочка На Ли И очень испугалась и не успела, она упала на землю, когда засвистела бомба, и заплакала. Бомбы взорвались, и На Ли И очень закричала, потому что ее ранило в ногу осколком. Я побежала к ней и стала ее поднимать, а она не может. Но она маленькая, и я ее взвалила на спину...
      - Они больше не бомбили? - спрашиваю я.
      Девочка с ужасом бросает взгляд своих громадных глаз на низкий потолок пещеры и отвечает:
      - Бомбили. Они после сбросили фосфорные бомбы около входа в пещеры...
      Дым от фосфорных бомб медленно вползает в пещеру. Это тяжелый, удушающий дым, и страшен он в первую голову детям: они слепнут и теряют сознание. Погибало по десять человек в классах, в пещере. Учительница не может найти детей - тяжелый белый газ, как вата, стелется по пол}'.
      - Мы сначала выбежали, а после я услыхала, как там кричит Буи. Он ослеп, он очень маленького роста и сразу ослеп и упал. Я его вытащила из пещеры, а здесь они снова начали кидать фугасы...
      - Какой был самолет?
      - Их было два. "Эй Ди".
      Маленькая девочка волновалась, терзала свои руки, хрустели суставы пальцев (это не только нервное, - из-за того, что американцы загнали людей в мокрые пещеры, детишки стали болеть острым ревматизмом).
      ...Да, они хотят подготовить людей к рабству, иного вывода я не мог для: себя сделать. Но есть хорошая пословица: "Кто посеет ветер, пожнет бурю". Она имеет прямое отношение к варварской практике американского империализма в небе и на земле нейтрального Лаоса.
      Они уже пожинают бурю. В середине января войска Патет Лао нанесли сокрушительный удар по Намбаку (неподалеку от Луанг-Прабанга), по плацдарму для нападения на районы, контролируемые Нео Лао Хак Сат. Войска, вооруженные, обученные, экипированные американцами, - их более шести тысяч во Вьентьяне, этих непрошеных военных советников из Пентагона, - откатились под натиском вооруженных сил Патет Лао, теряя американскую артиллерию, американские автомашины, американские автоматы.
      Они уже пожинают бурю: в пещерах учится столько народу, сколько никогда раньше не училось. Грамотный человек, приобщенный к мировой культуре, никогда не пойдет на то, чтобы быть рабом. Сюда, в пещеры, возвращаются студенты, обучавшиеся в дружественных странах, - люди, которые будут сражаться против рабства.
      Они уже пожинают бурю: Америка - страна, давшая миру Линкольна и Вашингтона, - стиснута кольцом негодования. Нужно ли это Америке? Может быть, ей стоит прислушаться к голосам тех миллионов честных американцев, которые требуют прекратить грязную войну, которые хотят миру только одного - мира? Может быть, пора?
      Сегодня ночью возвращаемся во Вьетнам. Хлопочет наш дорогой Пинг Понг. Ему помогает Кем Фет. Сисан Сисана сидит вместе с нами, тоже задумчивый, грустный. Достает из нагрудного кармана металлическую пачку сигарет "Золотое руно". Долго разворачивает тряпку, в которую была аккуратно завернута металлическая коробочка, и говорит:
      - Это мне подарили на XXIII съезде вашей партии. У вас еще такие сигареты, говорят, не курят.
      У нас такие сигареты курят, но я, чтобы сделать приятное моему лаосскому другу, говорю:
      - Да, эти сигареты у нас крайне редки, и курят их только самые хорошие люди и самые близкие друзья.
      Он протянул по сигарете Свиридову и мне. Мы жадно затянулись. Я заметил, что у Сисана осталось шесть сигарет. Как же долго он хранит этот подарок, привезенный из Москвы!
      Потом мы сидели за столом - Сисан Сисана, Валя Свиридов и я. Изредка к нам подсаживался Понг Сурин Фуми -он все хлопотал перед нашим отъездом, готовил еду, проверял вещи, бензин в канистрах, оружие. Сисана сказал:
      - Жаль, что я принимал вас с ребенком на руках, в нарушение "протокола". Люди Востока всегда очень щепетильны по отношению к "протоколу". Но вы простите меня за то, что я не соблюдал его в наших пещерах.
      Я сказал:
      - Самый лучший "протокол" - это когда иностранца принимают с ребенком на руках.
      И этот мужественный человек вдруг не смог сдержать слез.
      - Дети тоже хотят солнца, дети тоже хотят жить под небом. Когда же они увидят наше лаосское солнце?
      Я уезжал из Лаоса со странным, в определенной мере парадоксальным чувством. Я проезжал мимо пещер, где сейчас шли занятия медицинских курсов; мимо горных урочищ, которые при свете фонариков обмеряли молодые специалисты по гидроэнергетике; мимо рисовых полей, которые возделывали крестьяне, тоже при свете фонарей. Возле одной, особенно большой, пещеры мы остановились - там шел концерт. Люди восторженно хлопали любимым артистам и пели вместе с ними великолепную мелодичную "Чампу". Я проезжал сквозь четко и ритмично пульсирующую жизнь страны, которая борется за единство, нейтралитет, мир и процветание. Этот четкий ритм жизни рождал во мне уверенность в скором и безусловном торжестве того дела, за которое сражаются эти люди.
      Мы ехали ночью по дороге, среди огромных воронок, по таинственному, мрачному, обгоревшему, черному лесу. Наткнулись на завал. Сисук выскочил из машины, крикнул нам, чтобы мы падали на землю, а сам ринулся на завал. Засады не было. Он вытер со лба пот, присел на дерево, сваленное бомбой. Мы разобрали завал, двинулись дальше.
      На границе распили последнюю бутылку коньяку и запели "Чампу". И было нам сладко и горько -так бывает всегда, когда расстаешься с друзьями, оставляя в душе крупицу веры, что предстоят нам еще встречи, и не такие горькие, какие были.
      Небо было громадным, черным, звездным. Мы пересекли границу, и еще какое-то мгновение до нас доносились слова веселой песни "Чампы". А потом стало тихо, и вокруг нас сомкнулась ночь...
      Проснулись в маленькой вьетнамской деревушке, пошли к ручью помыться. Здесь уже было теплее - отъехали километров четыреста с гор к долине. Мы разделись и молча сидели возле ручья, грелись под ласковым солнцем. И было нам по-прежнему грустно. Снова, как и две недели назад, над нами ревели самолеты: американцы летели бомбить Ханой и Хайфон.
      Мимо нас по тропинке шел мальчик из народности тхай. Он не видел нас и тихонько пел: "Я иду по дороге один. Дорога длинна и прекрасна. Что меня ждет в таинственном конце дороги?"
      Мы окликнули его, разговорились. Он подарил мне свой лук. Валя подарил ему перочинный нож. Перед тем как нам уехать, мальчик пришел в наше маленькое бамбуковое бунгало и протянул Вале Свиридову листочек бумаги. Он сказал:
      - Я хочу вам подарить свою песню.
      У меня сжало горло...
      ...Назавтра под утро мы вернулись в Ханой.
      ...А через три месяца огромный "Боинг-707", свалившись на левое крыло, ухнул вниз, навстречу белому, высвеченному луной морю перистых плотных облаков. Пассажиры, деланно засмеявшись, впились побелевшими пальцами в поручни своих удобных поролоновых сидений.
      - Наши парни любят рискованно работать, - сказал сосед, летевший со мной в Лос-Анджелес из Чикаго. - Мне нравится их манера небрежной и точной смелости.
      Точно так же, завалившись на левое крыло, "F-105" ВВС США пикировал на нас, когда мы ехали на маленьком газике из Лаоса в Ханой. Дорога была пустынной- одна лишь наша машина, а вокруг зеркальные лестницы рисовых полей, воронки, сожженные дома и пальмы. Он пикировал на нашу машину, а мы лежали в жидкой тине и ждали, когда рев турбин сменится стонущим воплем бомб. Он тогда промазал - фонтаны черной воды поднялись в ста метрах, изуродовав рисовое поле. Я смотрел вслед "фантому" - он улетал, ввинчиваясь штопором в предвечернее небо Вьетнама. Они вообще очень игриво улетали после бомбежки, во всяком случае, так мне казалось поначалу, пока вьетнамские ракетчики не объяснили, что они таким образом стараются "обмануть" ракеты, увильнуть от их разящего преследования...
      Ах, до чего ж красив ночной аэропорт Лос-Анджелеса! Стеклянный, легкий, нереальный, разноязыкий и шумный! Дневная жара угадывалась по ночной прохладе, по мягкости асфальта на стоянке такси и по сероватым потекам пота на белых куртках носильщиков.
      Я вышел на улицу. Толпа оглушила меня: мужчины в кружевных женских кофточках, с медальонами на груди и женщины в грубых мужских брюках, длинноволосые юноши в казацких поддевках, подвязанных куском рыбацкого каната, и девушки, стриженные под бокс, - болезненная экстравагантность окружающего была тревожной, хотя внешне беззаботно веселой. И вдруг я увидел парня, который пересекал улицу в том месте, где была стоянка автомобилей: "парковки" машин в Штатах похожи на лежбища котиков на Командорских островах, с той только разницей, что котики маслянисто-черные, а американские машины в массе своей серо-голубые. Парень пересекал улицу неторопливо, вразвалку.
      Он был одет во френч хаки, который носят бойцы Демократического Вьетнама, и на груди у него был значок "Я люблю Хо".
      Я вспомнил летчика из Калифорнии - его сбили над Хоабинем. Он шел, подняв руки, в полосатой черно-серой арестантской форме: людей, которые прицельно бомбят детские сады и больницы, во Вьетнаме считают военными преступниками. Тот летчик был так же молод, как этот парень в хаки. Только на него смотрели люди, оставшиеся без крова и потерявшие детей, смотрели с тяжелой ненавистью, а на этого паренька из Лос-Анджелеса смотрели - за редким исключением - с веселым доброжелательством.
      Спать в первую голливудскую ночь было - даже при всей моей усталости после многочасового трудного перелета - никак невозможно. Этим же воздухом дышали деды мирового кино, здесь жили Чаплин и Дисней, здесь трудятся Крамер, Фонда, Пек, Тэйлор, Бэт Девис, здесь покоряли своим искусством Спенсер Трэсси и Джим Кегни. И я пошел по ночному Лос-Анджелесу просто так, без всякой цели. Тротуары, выложенные розовыми гранитными звездами, на которых выбиты имена кинозвезд, операторов и режиссеров, ведут вас к центру, к морю огней и света, а вам не хочется шагать по именам живших искусством кино, и вы сворачиваете на тихую улицу и сразу вспоминаете Ильфа и Петрова, ибо вы попадаете в одноэтажную Америку. За прошедшие тридцать лет она не стала двухэтажной. И даже бурлеск, куда я забрел, тоже был одноэтажным, сделанным под салун прошлого века. Парень с гитарой, бородатый, в техасских высоких ботинках и черном свитере, подмигнул залу и сказал:
      - Ну что, попоем или как? Или пора танцевать? Девочки хотят раздеваться...
      С моего места мне был виден кусочек кулис. "Герлс", пришедшие делать стриптиз, сидели на стульях и о чем-то говорили, и лица их были усталы.
      - Ладно, черт с вами, - сказал парень с гитарой, поднимаясь с высокой табуретки (хохот, свист, аплодисменты). - Первый номер наша итальянская звездочка Росита посвятит Джиму Раффи, который приехал на отдых (театральный жест в сторону молодого офицера, стриженного наголо) из... (пауза) Вьетнама!
      Стало тихо, и никто не топал ногами, и не аплодировал, и не свистел. И парень с гитарой растерялся и недоуменно поглядел на джаз, и те грохнули во всю силу легких, и на сцену выскочила "итальянская звездочка" и начала раздеваться, а Джим Раффи, вернувшийся на отдых из Вьетнама, выпил свою порцию виски и осторожно огляделся по сторонам.
      "Итальянская звездочка" исполняла свой многозначительный танец, а я вспоминал тот вечер в горах Вьетнама, когда был низкий туман, и американцы поэтому не бомбили, и бойцы собрались на концерт самодеятельности. На полянку в джунглях, которая служила сценой, вышел молодой солдатик, загримированный под старика, с седой бородой. Закрыв глаза, он выставил вперед правую ногу, обутую в рваную сандалию, откашлялся и начал декламировать мелодично и нежно, то напевая какие-то строки, то произнося целые фразы рублено и точно.
      - Что он читает? - спросил я.
      - Отрывок из "Старика и моря" Хемингуэя.
      Я посмотрел на лица солдат; они, замерев, слушали своего товарища, который колокольчато читал прозу "Папы", как свою, вьетнамскую поэзию.
      ...Запутавшись в одинаково красивых улицах и одинаково уютных особнячках актеров, продюсеров, монтажеров и операторов, я все-таки выбрался к центру города. Возле маленького открытого кафе "Горячие цыплята первых пионеров Запада", высвеченного мертвенно-голубоватым светом неона, стояла открытая машина, и седой человек в серой майке уплетал "горячую собаку" - жареную сосиску в булке, а вокруг него толпились повара в желтых курточках и с галстуками скаутов. Лицо этого человека было разительно знакомо - этакий штампованный герой вестерна: тяжелые морщины на бронзовом лице, сильные руки, ослепительная фарфоровозубая улыбка.
      Он кивнул на меня и сказал поварам:
      - Покормите этого хиппи. Они хотя и "добровольные отверженные", все же ужасно прожорливы.
      - Я не хиппи, - ответил я (о проклятие бороды!).
      - О'кэй, -сказал он, - а кто же тогда вы?
      - Я из Советского Союза.
      - Ю ар вэлком, - сказал он, - добро пожаловать. - И распахнул дверь машины. - Садитесь, я покажу вам наш Голливуд ночью.
      Я не ошибся: Эд действительно снимался в сотнях ковбойских фильмов. Нет, он не звезда, его имя не выбито на мемориальных тротуарах. Он обыкновенный актер, каких здесь сотни.
      - Пиф-паф, прыжок с крыши, я это временами делаю в "Юниверсал Сити" для тех, кто приезжает на фабрику кино с экскурсией. И, конечно, лошади, погони и "скупая мужская слеза" крупным планом в ххэппи энд" (счастливом конце). В современных картинах? Вы хотите опросить про Вьетнам, когда говорите о современных лентах? Это грязное дело, мы в нем не хотим участвовать.
      На вьетнамскую авантюру вашингтонских "бешеных" за все пять лет войны Голливуд со скрежетом и смущением откликнулся безвкусным боевиком "Зеленые береты". В Нью-Йорке я был в кинотеатре на Бродвее, где демонстрировался этот фильм, - он шел при пустом зале, я насчитал двенадцать человек там, где можно было вместить тысячу.
      "Юниверсал Сити" - громадный комбинат кино- и телепроизводства, где стоят построенные навечно декорации: римские катакомбы, улочки Парижа, уголки Пекина, развалины поверженного Берлина. Но там нет декораций, связанных с вьетнамской войной Вашингтона. Я разговаривал с актерами и продюсерами: в портфеле Голливуда нет сценариев в защиту преступлений, творимых "бешеными" в джунглях маленькой азиатской страны.
      "Значит, - думал я, - дух прогрессивного Голливуда жив и сейчас. Того Голливуда, который был первым посажен на скамью подсудимых в страшные годы реакции, когда безумствовал Джозеф Маккарти со своей Комиссией по расследованию. Значит, серьезные художники Голливуда чувствуют свою ответственность перед человечеством за то, что творит официальный Вашингтон в небе Ханоя и на земле Лаоса. Честного художника можно заставить покинуть родину, как это сделали с Чарли Чаплином в пятидесятых, художника можно довести до самоубийства, как это стало с Мэрилин Монро; одного нельзя сделать с художником, исповедующим правду, - заставить его творить против совести.
      Ночи так и не было - летние сумерки сменились голубым рассветом. Вырисовывались контуры желтых гор, окружающих Лос-Анджелес. Громадные пальмы уходили в седое, низкое небо. Красивый город, построенный за столетие руками американских тружеников и фантазией талантливых инженеров, наконец тревожно уснул.. Портье, протянувший мне ключ, заученно улыбнулся, продолжая слушать последние известия: утро Лос-Анджелеса начиналось с сообщений из Вьетнама и Лаоса.