Воспитанный в королевском дворце, он после побега из тюрьмы, куда был брошен правой группировкой, вот уже одиннадцать лет живет в пещерах, делит вместе со всеми тяготы войны, развязанной агрессорами США. Суфанувонг - видный лаосский инженер. Его мосты знают во всей Юго-Восточной Азии. В странах Индокитайского полуострова принца по праву считают самым выдающимся интеллигентом-просветителем. Он, получивший блистательное образование в Париже, говорит на тринадцати языках, в том числе на старофранцузском, английском, русском, японском. Этот человек стал первым министром обороны в первом правительстве независимого Лаоса в 1945 году. Профессию инженера он сменил тогда на мундир солдата, для того чтобы скорее пришел мир, который ассоциируется с дорогим для каждого строителя словом созидание. Но вот уже двадцать четвертый год на земле Лаоса полыхает война. Солдаты, которым двадцать, врачи, которым двадцать пять, не знали ни одного дня мира. Война для них стала бытом, - политики Вашингтона, уповая на близкую победу, то и дело сбрасывают со счетов именно этот моральный фактор.
      Принц коренаст, очень крепок, у него сильная рука и пронзительно-улыбчивые глаза. Улыбка его ослепительна и к "протоколу" никакого отношения не имеет. Но когда принц отвечает на вопрос, лицо его замирает, делается скульптурно четким - таким же, как и литые тезисы его ответов.
      - Нынешний момент? - переспрашивает он. - Объяснение нынешнего момента в Лаосе следует искать в политике американского империализма. Его цель превратить весь Лаос в неоколониальную военную базу. Способ - война. Однако за последние тринадцать лет агрессии США терпят неудачи, в то время как народ Лаоса под руководством Нео Лао Хак Сат добивается одной победы за другой. Наши успехи особенно значительны в последние два-три года, когда мы стали рассматривать свою деятельность с точки зрения не только военно-политической. Мы поставили задачу - превратить районы, контролируемые Нео Лао Хак Сат, в базу будущего независимого, мирного, нейтрального и процветающего Лаоса. Следовательно, проблемы экономики, культуры, науки нас теперь должны волновать столь же серьезно, как и вопросы военно-политические.
      Я спрашиваю принца о перспективах, о том, как он себе мыслит возможное развитие дальнейших событий.
      - В этом году наши противники провели ряд претенциозных миролюбивых маневров, с одной стороны, и при этом наращивали воздушное варварство - с другой. Мы - миролюбивый народ. Нам навязывают войну. Мы будем сражаться за свою свободу. Сейчас раздаются голоса о необходимости продления "забора Макнамары" из Южного Вьетнама в Лаос. Мы знаем об этом и готовы к тому, чтобы отразить империалистическую агрессию. Я думаю, наша последняя победа под Намбаком заставит призадуматься правых.
      - Возможны ли сейчас переговоры с Вьентьяном?
      - Я говорил Вьентьяну: лао может говорить только с лао. только лаосцы должны решать будущее своей страны.
      - Следовательно, ваше высочество, переговоры с Вьентьяном возможны при условии прекращения вмешательства США?
      - Да. Именно так. Они обязаны прекратить вмешательство, и, главное, они должны прекратить свою "особую войну" против нас.
      В пещере стало темно. Принесли фонарь, чайник, маленькие чашки. Принц разлил пахучий зеленый чай, подвинул мне чашку, сказал по-русски:
      - Пожалуйста, товарищ...
      - Где вы учили русский язык, ваше высочество?
      - По радио. Я слушал московское радио. Ваши дикторы - мои профессора.
      - Скажите, пожалуйста, какие произведения - ученых, литераторов, философов, политиков, музыкантов - помогли в процессе вашего формирования как патриота?
      - Колониализм, все то, что он несет с собой и моему народу, да и всему Индокитаю, я видел воочию. Ненависть к колониализму - естественное чувство у всякого, кто сталкивается с ним. Несколько лет назад в Лаосе не было литературы. Страна оставалась неграмотной, не имела своей письменности. У нас нет железных дорог. Даже в колониях есть железные дороги... У нас был всегда крайне сложен национальный вопрос - несколько десятков народностей, сотни племен, живших родовым строем. И это все сохранялось и консервировалось колониализмом в середине двадцатого века, уже после того, как была создана теория относительности и запущены первые искусственные спутники Земли. Следовательно, национальный патриотизм, ненависть к колониализму- вот что привело меня к революции. Мы проделали большой путь, и иностранцам порой довольно трудно понять нас. Ни одна страна в мире не переходила от коалиционного мира к беспощадной войне так резко и столь часто, как мы. Многое надо обобщить, над многим надо поразмыслить. Но трудно заниматься теорией, когда сражаешься с оружием в руках против беспрецедентной агрессии.
      Принц обернулся к своему письменному столу, стоявшему в глубине пещеры. Чернильница, два пера, стопа бумаги, бюст Ильича.
      - Видите, - он улыбается, - бюст Ленина всегда на моем столе.
      Потом принц говорит о французской литературе, великолепно трактует Рабле и посвященные ему работы Анатоля Франса. Сейчас принц говорит как филолог, он цитирует Рабле в подлиннике, он сравнивает итальянский, испанский, французский языки и латынь. Обороты его речи парадоксальны и изящны. Я понимаю, сидя с принцем, почему даже враги относятся к нему с почтительным уважением: воистину один из самых просвещенных интеллигентов Юго-Восточной Азии, руководитель народа, сражающегося за свободу и мир...
      - Что вы хотите передать читателям газеты "Правда"?- спрашиваю я и прошу разрешения обращаться к нему так, как это принято у нас в стране.
      - То есть?
      - Я хочу называть вас "товарищ принц".
      - Пожалуйста, товарищ!-улыбаясь, отвечает принц Суфанувонг. - Конечно, обращайтесь. Это хорошее обращение.
      Принц передает читателям газеты "Правда" свой привет.
      - Пользуясь случаем, - заканчивает он, - я прошу передать самые наилучшие, дружеские пожелания великому советскому народу.
      На обратном пути, когда мы пробирались по горной тропе в свою пещеру, снова прилетели американские самолеты. Продолжалась агрессия. Продолжалась борьба народа против агрессии.
      Имя художественного руководителя и главного режиссера Лаосского ансамбля песни и танца товарища Сисанона известно во многих столицах мира. Он приезжал со своим партизанским ансамблем и в Москву. Здесь его великолепно принимали, потому что искусство лаосцев своеобычно и восхитительно.
      С Сисаноном я просидел три часа, завороженно слушая его рассказ. Я глубоко уважаю людей, которые отдали свою жизнь, и ежечасно отдают ее, и будут до конца своего отдавать, сохранению искусства народа. Когда Сисанон рассказывает о песнях и танцах Лаоса, он весь преображается. Он внешне не похож на артиста. Он похож на воина, на партизана. Зеленая партизанская фуражка с лаковым козырьком, форменная одежда цвета хаки. Он не привлекает вас внешней эмоциональностью изложения, он заражает внутренним пониманием предмета. Он не заботится о каком-то особом строении фразы, а говорит просто и четко. Когда он рассказывает об искусстве Лао, глаза его делаются добрыми и нежными, как у смеющегося младенца.
      (Слушая его, я вспоминаю: мальчишкой, в 1945 году, вернувшись из Германии, я предпочитал всей остальной музыке веселые джазы. Я и сейчас люблю искусство Гершвина, Рэя Конифа, Армстронга. Но у меня тогда, как и у некоторых современных молодых людей, было до странного равнодушное отношение к народной песне. Для нас, детей города, песня порой становилась радиобытом, а не откровением. Ребенок, воспитанный в деревне, на просторе, просыпался с пересвистом птиц, а засыпал с протяжной песней, которую ведут крестьяне, возвращаясь с поля, он без этой песни не может жить. Это его плоть и кровь.
      И вот в деревне Титьково, на родине Михаила Ивановича Калинина, я вместе с другом моего отца стоял на озерной вечерней тяге. И вдруг мы услышали протяжную песню: "Летят утки и два гуся". Вели песню одни только женские голоса. Они были очень далекими, эти протяжно-заунывные, прекрасные голоса. Занималась изумительная серо-розовая заря. За озером, поросшим камышом, виднелись разбитые купола церквушек. Иногда ветер уносил женские голоса. И тогда наступала тишина и слышен был только стремительный просвист пролетавших уток. А когда женские голоса приблизились и стали явственными, я вдруг, впервые в жизни слушая песню, заплакал.)
      Сисанон рассказывал:
      - У нас в Лао каждая провинция имеет свои песни. Я люблю странствующих людей. Это призвание - быть странником. Они несут с собой песню с юга на север, а с севера на запад... Самые распространенные на нашем юге песни "лам сип ан дон". Лам - песня, сип - четыре, ан - тысяча, дон - остров. На юге течет Меконг, там огромное количество маленьких островов. Поэтому весь юг Лаоса поет "песни четырех тысяч островов".
      У нас есть много песен: и "кхап нгын" (песня реки Нгын), и "кхап сараван" (песни провинции Сараван). Или "лам кон саван" (песня Саваннакета).
      Если вы, допустим, пришли на базар во Вьентьяне, или Пак Се, или в Самнёа, или в Саваннакете и слышите, какую кто поет песню, то сразу определите, откуда этот человек и кто он.
      Я вспомнил, как во Вьетнаме мне говорили, что по тому, как разговаривают люди друг с другом, можно определить степень их родства, дружбы или знакомства. А здесь человека "читают" по песне. Песни Лао похожи на итальянские, их музыка близка к европейской. И поют их в своеобразной, близкой к джазовой манере. Занести сюда этого не могли, это было здесь тысячелетиями.
      Особенно блистательна песня "лам той". Это дуэт-частушка, песенное соревнование мужчины и женщины - кто победит красотой слов, изяществом мотива. Песня эта идет из поколения в поколение, каждый певец привносит в нее свое. И не обязательно песню полнить такой, как ее пели родители. Каждый певец Лаоса одновременно и поэт.
      Я спросил Сисанона:
      - Вы записываете на ноты эти народные песни?
      - Практически это невозможно. Слова-то можно было бы записать - есть много вариантов. Но каждый певец творит мелодию. Поэтому если мы запишем песню, мы ее канонизируем и помешаем развитию народного творчества. Мы боимся связать наших певцов по рукам и ногам канонами. Чтобы сохранить народное искусство, ЦК Нео Лао Хак Сат создал ансамбль "Силапа кон" (в переводе на русский язык "Искусство артиста"). Танцы Лаоса несут в себе значительные элементы ритуальности. Ритуальный танец "лао фен", например, очень медлителен. Сейчас раздаются голоса против медлительности лаосских танцев, считают, что необходимо революционизировать танец, внести в него более стремительное новое содержание. Я - против.
      ...Зашел певец ансамбля Буа Бай. Буа - значит лотос, бай - трогать. В переводе на русский язык его имя означает "Трогающий лотос". У "Трогающего лотос" великолепный голос. Он спел несколько песен. Вот, например, песня провинции Сараван: "Когда дождь идет и нет грома, мне грустно и пусто в этом мире. Но я думаю о своей невесте, и мне уже не очень грустно, хотя и нет грома в этом высоком небе".
      А потом он исполнил песню "Лам синандон". Это уже песня другой провинции: "Взгляни на небо, оно темно, мы на берегу Меконга, а он широк; вглядись в другой берег - что ты видишь там? Ты видишь там небо и облака, небо и облака. Дует ветер, он несет лишь одни облака".
      А потом вместе с певицей Тян Самай (тян - луна, самай - новая) Буа Бай пел песню "Кхаптум". Начал песню Буа:
      - Как прекрасны ваши глаза, ах, как прекрасны ваши глаза! Бог создал их такими прекрасными... И никто не может не любить вас, лишь только раз взглянув на вас!
      Девушка ему отвечает:
      - Ах, как красивы вы, мой друг, как красивы вы, мой друг! У вас такое красивое круглое лицо. Хотите взять меня к себе в дом? Если нам повезет, я стану жить подле вас, в вашем доме.
      Они поют, набегая мелодией друг на друга, уважительно дожидаясь окончания словесной фразы, и в песне этой чувствуется томительная любовная игра.
      Певица Вилай Ван (вилай - процветание, ван - красота) - исполнительница не традиционных, а новых песен. Она спела "Чампу". Это замечательная мелодия, которую сейчас все поют в Лаосе.
      Церемония исполнения песен в Лаосе имеет свою строгую, закономерную последовательность. Если люди собрались на праздник, то сначала нужно петь "Ламвой". Это протяжная, неторопливая мелодия. Соперники и в то же время неразделимые союзники в песне - мужчина и женщина присматриваются друг к другу. Еще нет прямого приглашения к любви, еще идут осторожные, даже еще и не любовные, а традиционные сравнения девушки с цветком, юноши с оленем. Потом, когда они осторожно "прощупали" друг друга, ритм меняется и протяжная мелодия переходит в джазовую. Мелодия развивается на ходу, и слова придумываются на ходу. Только после "Ламвой" можно спеть "Лам лонг", а в заключение исполняется "Лам вонг". Мужчина и женщина славят любовь, которая - что бы ни было в мире не может не состояться.
      Потом Буа Бай спел мне еще одну великолепную песню. В этой старинной песне, которую он знает от деда, много таких слов, которые сам Буа Бай не мог толком объяснить. Каждому слову он давал пять-шесть толкований. Песня называется "Пошел за медом":
      - Пошел за медом. На скале прилепился улей. Ах, как трудно к нему подобраться! А я иду, иду к улью, забираюсь, боюсь пчел. А деревья крест-накрест. А ветер дует. Ветви деревьев качаются. Я хотел взять мед пчел. А получил я только желание. Вместо дела вышло слово. Всем говорил: "Иду за пчелами, иду за пчелами, иду за медом". Ну ладно же, пчелы, ну ладно же, скалы, ну ладно же, дерево, коварное и хитрое, которое не позволяет мне подобраться к улью! Я срублю тебя. Ну-ка, давай с тобой подеремся, кто кого! Я тебя срублю, и ты упадешь, и тогда я проберусь к пчелам и возьму мед. И это будет уже не слово, это будет дело, это - вкусный, сладкий мед.
      ...Самую известную певицу зовут Тян Сук. Она часто выступает по радио. Ее знают и во Вьетнаме, и в Лаосе, и в Таиланде. Красота смуглой Тян Сук изумительно гармонирует с ее удивительной застенчивостью. Она спела песню "Лам лонг":
      - Свинья кричит, свинья кричит, прощается. Ей нужно прощаться, хотя наступил "год свиньи". Новый год богатой свиньи. Собирается народ, собирается народ, праздновать Новый год, чтобы встретить удачу. Все счастливы, сверкают глаза. Мужчины красиво одеты. Ах, как это прекрасно, когда мужчины красиво одеты! Но позвольте мне полить вас водой. Я оболью вас водой, красивые мужчины. Это будет очень хорошо для вас, потому что жарко. Ведь Новый год всегда празднуется в жару. (Я расскажу позже о том, как празднуется Новый год в Лаосе. Люди обливают друг друга водой, и достается всем - и простолюдину, и принцу.)
      Утро было туманным. Когда я выглянул из пещеры, показалось, что все вокруг опущено в огромный резервуар с проявителем: с каждой минутой все четче и яснее проступали контуры окружающих гор; вдруг двуедино обозначались странной формы деревья: реальное дерево и его тень в тумане подсвечены невидимым земле солнцем. Все окрест было очень зыбко, минорно и тихо. Американцы не летали, потому что туман был высок и плотен.
      Валя Свиридов, умываясь, хмыкнул:
      - Хитрость - это слабость. Умному хитрость не нужна. Умный - он уже умный.
      - Ты это к чему? - спросил я.
      - Хочу пробиться в Ларошфуко, - ответил он, - в переводчиках жить скучно.
      ...Пользуясь туманом, пробрались на машине на маленькую ткацкую фабрику, расположенную в скалах. Рядом, тоже в пещерах, - автомастерская: здесь ремонтируют и легковые машины, и бронетранспортеры. Делают это лаосцы, которые раньше с недоуменным презрением смотрели как на отвертку, так и на болт. В этих скалах, вдали от электростанций, вдали от дорог, кинотеатров и музеев, рождается рабочий класс нового Лаоса. Во Вьентьяне ни фабрик, ни подобных автомастерских, как говорит Сисана, нет.
      Весь день мы бродили вместе с Сисаной, смотрели, как ткут ткань и ремонтируют машины, а после в одной из пещер я снова атаковал его вопросами о культуре Лаоса. Культуру - танец, песню, сказку, прозу, поэзию-нужно пропускать через сердце, и здесь мы с ним чувствуем себя полными единомышленниками: он видит, с каким интересом я его слушаю, и от этого еще больше загорается, подробно, с деталями, рассказывая мне то, о чем не написано пока еще ни в одной книге.
      - Очень колоритны праздники Лаоса, - рассказывал Сисана. - Например, "Кхао Пхан Са". Это праздник "Вход возраста". Отмечается он в каждом селении, когда бонза уходит на три месяца в пагоду. Празднуется также его выход из пагоды. А вскоре после этого начинается праздник, который длится неделю, если не больше, - "Кхао ПадаОдин", то есть "Украшение земли". Праздник "Украшение земли" предшествует уборке урожая. В каждом доме готовят специально "кхао мао" и "кхао ханг" (недозрелый рис, смешанный с соком кокосов). Этим очень красивым и вкусным кушаньем "угощают" землю, разбрасывая на полях, чтобы сытая земля была добра к людям. В это же время на Меконге устраиваются гонки на пирогах. Церемония гонок очень интересна. По течению идут четыре длиннющих пироги, в каждой по двадцать - тридцать человек. Победителем считается не та, которая обошла три другие пироги на корпус или полкорпуса, а та, которая вырвалась вперед и отрезала путь всем остальным, остановившись поперек реки.
      Есть гонки "против течения". Смысл их заключается в том, чтобы как можно больше дурачиться во время соревнований. Люди на лодке пляшут, кривляются, шутят со зрителями. Но при этом важно не опрокинуться. Быть все время на грани того, чтобы перевернуться, упасть, вызывать у зрителей хохот, но тем не менее прийти следует первым. При этом, подгоняя лодку, гребцы громко поют: "Лодка наша маленькая, лодка наша душечка, поскорее спустись по течению". Загребной исполняет работу поэта: он сочиняет стихи, подсказывая слова другим гребцам. Лаосский язык, как и вьетнамский, позволяет любую фразу сделать стихом. Все зависит от ритмики и интонации.
      "Праздник воды" - это когда на Новый год друг друга обливают водой. Празднуется это две недели как минимум. Начинается гулянье с того, что в пагодах и домах происходит омовение Будды. В первой половине дня собираются люди в пагодах и все вместе обливают водой большого, самого главного Будду. После этого начинают омывать главного бонзу. А уже затем следует всеобщее обливание водой. Во второй половине дня молодежь идет в лес за цветами. Лаосцы очень любят цветы. (Даже сейчас в пещерах на столах всегда цветы.)
      Юноши и девушки возвращаются с цветами в пагоды и украшают цветами Будду. По закону водой обливаться можно только днем. Тогда градусов тридцать, и это не страшно. А вечером двадцать градусов тепла (это очень холодно), люди могут замерзнуть и простудиться. Так отмечают конец "сухого сезона".
      В последнюю ночь праздника юноши и девушки сооружают маленькие пагоды из мокрого песка. Это тоже своего рода соревнование. Здесь, в Лаосе, всё - и песня, и танец, и цветы - формы соревнования, томительного любовного соревнования. Тот, кто построил самую изящную песочную пагоду, делается избранником самой красивой девушки.
      Интересен и "Праздник ракет". Он связан с легендой о короле, который по требованию Брамы отдал ему двух своих детей. Поэтому воздается хвала доброму человеку, могущему отдать самое дорогое богу. Во время праздника много говорится о Будде, в проповедях рассказывается о жертвенности. (Но это для старшего поколения. Юношей и девушек не загонишь слушать проповеди о жертвенности, о Будде, о том, как старики должны жертвовать детьми. В это время дети позволяют себе - не без водки - повеселиться возле пагоды. Вообще, в отличие от непьющих вьетнамцев, лаосцы не прочь пропустить стаканчик. Но ни одного дерущегося лаосца - как бы пьян он ни был - вы никогда не увидите. Это самая миролюбивая и самая добрая в отношениях друг к другу нация.)
      Как делаются ракеты? Берется бамбук, изнутри чистится ствол, украшается ленточками, фольгой, и начинается соревнование, чья ракета полетит дальше и выше. Есть целая система петард, системы пороховых зарядов в бамбуковых ракетах. Десяти-пятнадцатиметровые ракеты перелетают через Меконг, который разливается от полукилометра до километра. Зрелище это фантастическое. (Когда мне показали маленькую ракету, украшенную фольгой, я решил, что в Лаосе и деревья украшают серебряной длинненькой фольгой, которая трепещет на ветру. Но мне объяснили: оказывается, американцы именно здесь начинают сбрасывать с "Ф-105" фольгу для помехи локаторам, установленным в Демократической Республике Вьетнам. Когда смотришь при закате или в солнечном рассвете, деревья мерцают, переливаются острыми серебряными бликами фольги, и думаешь, что это игра в красоту, а это не игра в красоту, а работа смерти.)
      Есть праздник, посвященный жабам: и в Лаосе, и во Вьетнаме, как и у нас, впрочем, считается, что когда жаба вылезает на дорогу из воды, это к дождю. Поэтому в селениях Лаоса делают из коры деревьев символическую книгу и отправляются по дорогам рассказывать специально сочиненную для жаб интересную сказку, рассчитывая, что те вылезут из болот послушать ее (как же можно отказать себе в таком удовольствии!). А уж если жабы вылезут на дорогу послушать посвященную им сказку, то обязательно будет дождь. Если же дождя тем не менее нет, тогда устраивается особый праздник. Люди специально "сердят" бога: молодежь ходит по улицам, изображая пьяных. Юноши падают, ругаются, кричат, вздымая кулаки к небу. Ребята наряжаются в гулящих женщин, изображают любовные сцены, ходят с неприличными, очень эротическими рисунками по улицам в надежде, что бог разгневается и обрушит с неба много воды, чтобы разогнать "хулиганов" по домам.
      (Когда я ехал в Лаос, меня предупредили, что ни в коем случае нельзя гладить детей по голове: погладив ребенка по голове, вы таким образом спугнете его Будду, который всегда сидит на голове.)
      Все в Лаосе знают церемонию "Ба Си". Когда вы входите в селение, руку вам обвязывают ниточками. В чем дело? Сисана объяснил мне этот обычай. Допустим, ребенок упал и сильно ушибся. В Лаосе считается, что при сильном ударе "душа" может "выскочить" из человека. Так вот, чтобы "душе" не дать совсем улететь из человека, руку обвязывают ниточкой, "привязывая" таким образом "душу" к телу. Если человек долго болеет, ему тоже обвязывают ниточкой руку, чтобы "душа" была с ним все время и активно сражалась с болезнью. Заболел ваш друг. Ему давали снадобья, пичкали лекарствами, но сколько его ни лечили, ничто не помогало, ему становилось все хуже и хуже. Тогда вы, как друг, обвязываете руку больного своей ниточкой. Это значит - вы ему отдали свою "душу", чтобы она помогала бороться с болезнью (своего рода духовное донорство).
      - А почему мне, пришельцу, тоже повязывают ниточку? - спросил я Сисан Сисану.
      Он ответил:
      - Если вы открыто, с улыбкой, пришли в поселок Лао, значит, вы друг. Враг не придет так, как вы. И вам повязывают ниточку, чтобы вы навсегда остались здесь. И еще - чтобы "душа" старейшин этого селения всегда была с вами, в вашей трудной дороге.
      Большинство праздников лао лумов порождено буддизмом.
      - Но есть праздники, - рассказывал Сисана, - которые рождены вне буддизма. Они строятся на догме "предотвращения зла". Вообще-то буддизм не обещает наказания за грех. Это вопрос совести. А суеверие обещает наказание. Суеверия распространены больше всего среди национальных меньшинств. Так, у некоторых национальных меньшинств до сих пор сохраняется много табу. Например, нельзя трогать какое-то определенное дерево в джунглях, нельзя ходить к какому-то месту - к водопаду, к болоту, - покарает бог, будет беда.
      ...Есть очень занятные суеверия. В Лаосе роль черной кошки "исполняет" олень (оленя в джунглях чаще увидишь, чем черную кошку). Если тебе дорогу перебежал олень, знай, что тебе не будет пути. Лучше вернись. Если же олень вошел в деревню, то это точный знак того, что деревня сгорит. А вот если ты увидел змею, то, говорят, это к счастью.
      Я спросил Сисану:
      - Значит, если олень зашел в деревню, спасения нет?
      - Это ужасно, просто ужасно. Хотя и в этом случае есть ряд выходов, ответил Сисана. В глазах у него были смешинки. - Если убить оленя в деревне, то стопроцентной гарантии, конечно, нет, но появляется много шансов, что она не сгорит. Если же вы оленя в деревне не убили, необходимо немедленно принять меры предосторожности. Нужно устроить торжественную церемонию во имя "доброго духа селения". У наших национальных меньшинств, помимо пагоды, в каждом селении есть свой добрый дух. Жители выбирают старейшего и поручают ему сделать духу специальное приношение. Принести в дар можно курицу или свинью. Это приношение называется "кэ кхо". "Кэ" - судьба, рок. "Кхо" - нейтрализация. Кэ кхо означает нейтрализовать судьбу. Приношением курицы или свиньи можно в определенной мере нейтрализовать судьбу, задобрив духа селения.
      У буддистов тоже есть некое подобие кэ кхо. Например, человека в каком-то определенном году - году "свиньи", "козла" или "обезьяны" - преследуют неудачи. Естественно, все эти несчастья зависят от духа того или иного года. Значит, нужно из зеленой коры бананового дерева вырезать фигурку символа того года, который несет с собой несчастья. Потом кладут фигурку козла или обезьяны на поднос, а рядом с ней кусок одежды невезучего человека. Просят бродячего кудесника произнести магическое заклинание. После этого тряпочку нужно спрятать в карман, а поднос с фигуркой осторожно положить на воду и пустить по течению, чтобы "ты" (тряпочка) остался с самим собой, ибо "ты" - это твое счастье (а ведь человек рожден быть счастливым, не так ли?), а несчастливый год, как нечто пришедшее извне, непонятное и неодолимое, должен уплыть по Меконгу и исчезнуть в океане.
      У некоторых народностей Лаоса сохранились серьезные суеверия, нарушать которые дело опасное. Например, в каждом доме две лестницы. Одна, парадная, ведет в гостевые комнаты, вторая - на кухню, к очагу. Так вот, сырое мясо, даже если ты его принес в подарок хозяину дома, нельзя вносить через парадный вход, его можно внести только через черный вход, к очагу. Почему? Потому, что сырое мясо - это невкусно, неэстетично, некрасиво, и дух дома, который, естественно, живет здесь и "входит" в дом через главный вход, разгневается; наверняка после этого будут несчастья с членами семьи. На гостя дух не имеет права рассердиться. Но его гнев зато наверняка обрушится на тех хозяев, которые позволили гостю внести сырое мясо через главный вход.
      Добрый дух должен всегда присутствовать во время угощения. Да и угостить его не грех, поставив тарелку с мясом в красный угол.
      Есть маленькая деревенька - она сейчас разбомблена. Там до сегодняшнего дня было тридцать два табу. Например, табу для гостя - лечь спать поперек дома. Нужно спать всегда вдоль дома, головой к тому месту, где живет дух, а дух в каждом лаосском доме живет там же, где у православных висят иконы, - в красном углу. Если же гость лег спать поперек, это ужасно, тем более если он трезв. Нужно срочно делать жертвоприношение: забить курицу и положить ее на то место, где гость спал, - задобрить духа. А еще лучше забить свинью.
      Между прочим, в лаосских и вьетнамских деревнях очень много свиней черных, похожих на диких кабанов. И живность эту разводят, особенно в глухих деревнях, отнюдь не для того, чтобы забивать ее для себя, а чтобы задобрить доброго духа. В основном жители едят оленину, рыбу, а свинину, курицу - этим либо угощают особо почетных гостей, либо задабривают духа. Куриные яйца взрослые не едят, это дорогой деликатес, их дают только маленьким детям. Самое большое выражение любви к гостю - поднести яйца в плетеной сумке. Это значит, что гостя любят, как своего ребенка. Чем больше яиц будет в плетеной сумке, тем больше тебя любят. Чем больше тебя уважают, тем больше тебе положат в тарелку курятины или свинины. А если гостя угощают оленем или рыбой, значит, к нему равнодушны, потому что хозяева это едят сами.
      Еще о суевериях, не известных никому из европейцев. В Нижнем Лаосе человека, например, нельзя трогать за руку. Почему? Мы с Сисаной так и не докопались. Во всяком случае, тот, кого тронули за руку, должен сразу принести жертвоприношение. В других местах, например, категорически запрещено мыть посуду, ее можно только выскабливать. Или - ни в коем случае нельзя подметать двор. Это - табу. Месяц в году запрещено вообще что-либо делать. Особенно это относится к женщинам.
      Отношения мужчины и женщины в Лаосе сугубо сложны. В каждом районе, например, ухаживания, предсвадебная пора проходят по-разному. В определенных районах влюбленным разрешено встречаться не в домах, а только в лесу. Там они могут веселиться, как хотят (это выражение Сисаны), но не переходить "последней грани". Если же все-таки они "пали", то должны немедленно принести в жертву свинью.
      Скрыть "грех" невозможно, девушка не пойдет на это. Я спросил Сисану о "тайном грехе". Он даже не понял меня. Отношение детей к родителям здесь исключает возможность скрыть что-либо от старших.
      (У Сисаны был друг, кадровый партийный работник, он жил на юге Лаоса, в доме женщины, которую любил. Но он кадровик, подпольщик, должен быть мобильным, и ему ЦК посоветовал подождать с женитьбой. И он не перешел "черты запрета".)
      Если возлюбленные нарушили закон и начали любить друг друга еще до свадьбы, свинья, принесенная в жертву, спасет их от позора. Но если девушка забеременела - это крах. Ее прогонят из деревни.
      - А если она уйдет в другую?
      - Нет, - ответил Сисана, - в другой деревне ее убьют, потому что она чужая. Если же ее, паче чаяния, приютят, тогда деревня, из которой ее выгнали, пойдет войной на ту деревню, где она нашла себе приют. Будет межплеменная война.
      У лао тхыонгов есть иной обычай: там влюбленные имеют право жить друг с другом до свадьбы, но они обязаны об этом сказать всем жителям. Для них на берегах озер строят маленькие "домики любви". Там располагаются несколько парочек. Любовь обязательно чередуется с купанием в ночном озере.
      В некоторых районах у лао лумов женщина с ребенком ценится больше, чем девушка. Молодые люди сражаются за такую женщину, потому что стремятся увеличить потомство.
      Женитьба - в глухих местах и по сей день - это попросту покупка жены. Жена всегда уходит жить к мужу, и он платит за нее выкуп, потому что в доме отца теряют две рабочие руки. Бывает и так, что младший брат наследует жену старшего. До недавнего времени было распространено многоженство. Разрешалось иметь до десяти жен.