– Здоров, комиссар.
– Здоров, комбриг, – в тон ему ответил Постышев.
– Давно прибыл?
– Только что. Садись. В ногах правды нет.
– А вообще она, думаешь, есть?
– Обязательно.
– Видел ты ее?
– А как же...
– Ну и какова она? Занятно мне узнать.
– Ты, случаем, не шандарахнул стакашку, Громов?
– Не с руки пир во время чумы устраивать.
– Стакан водки, по-твоему, пир? Я бы сейчас с радостью выпил.
– Я б на твоем месте только и делал, что пил.
– Ты сядь, а то маячишь перед глазами.
– Это не я маячу, а совесть партийная маячит перед твоими глазами.
– Тебе в театре заправлять, Громов. Ты еще голосом подрожи, это эффектно, так певцы делают. Ну-ка, дай совок, за дверью.
Постышев собрал мусор в совок, высыпал его в ведро и плотно притворил дверь, чтобы не дуло холодом.
– Что у тебя снова стряслось?
– Перестань, Павел! Помнишь наш разговор летом? Помнишь, я тебе говорил, что нэп погубит революцию?! Помнишь, как ты меня высмеивал?! А кто прав? Кто? Ты или я? Бьют нас по всем статьям, отступаем! Какое, к черту, отступаем?! Бежим, как стадо!
– Стадо – это кто?
– Мы!
– Кем ты себя в этом стаде считаешь? Ослом или коровой? Пей чай. Только положи ложку в стакан, а то треснет, кипяток крутой. Там, в шкафу, должны быть сухари, погляди. Нет? Жаль. Ладно, садись, попьем с таком.
– Ты чего от разговора уходишь, Павел? Кичился тем, что слепо идешь за Лениным? Слепо идти даже за богом глупо! Нэп на родине революции пролетариата! Вот где началась наша гибель, вот отчего деморализация в нашей армии, вот отчего отступление на фронте, вот в чем причина грядущего краха.
– Ошалел ты, Громов. Понимаешь, что говоришь? Или стал заговариваться?
– Нет, Постышев, не заговариваюсь я! – крикнул Громов страдальчески. – Только зачем вам надо было народ подымать на того, кто живет в масле и молоке, а потом тот же народ настраивать, чтоб обратно молоко с маслом – через допуск капитала! Зачем, ответь мне?! Для власти, что ль? Чтоб самим барами стать, а потом все по-прежнему пустить?!
– Ты, как мне показалось, сказал «зачем вам надо было народ подымать»? Ты, как мне послышалось, сказал «вам», а себя оставил в стороне?
– Ты к слову не причепляйся! Но имей в виду, если ты Хабаровск сдашь, как все остальные города посдавал бело-японцу, я в своей бригаде объявлю вас всех тут врагами трудового народа!
– Глянь, у меня руки от страха затряслись.
– Ты чего надо мной глумишься, Павел?
– Ты с мирным населением общаешься?
– А при чем тут мирное население? Судьбу мировой революции решат в конечном счете винтарь и сабля. Тогда уж и займемся мирным населением.
– Понятно. Детишки у тебя есть?
– У меня за спиной тюрьмы есть и каторга.
– Напрасно ты этим кичишься, Громов. Тюрьма – не кудри, каторга – не римский профиль. У меня тюрьмы за спиной побольше, чем у тебя. Это к слову, не думай. А тем не менее дети у меня есть, и этим отменно горд. Посему пошли-ка со мной.
– Куда?
– Увидишь. Значит, главная твоя задача какая, повтори мне? Мировая революция? Штык и винтарь?
– Ты не улыбься, не улыбься. Именно – винтарь и сабля.
Свирепый ветер рвет полы шинелей, душит сухим, колючим снегом, слепит, валит с ног. Рядом с красиво скроенным Громовым в длинной, до пят, шинели, в кожаном картузе с большой звездой, с орденом Красного Знамени на левом отвороте шинели в большой красной розетке Постышев в своем драном картузе и в короткой шинельке до колен кажется оборванцем. Они идут быстро, склонившись вперед – на ветер. Постышев ведет Громова на эвакопункт: там в холодных бараках живут беженцы, которых еще не успели отправить в тыл.
Плач детей, темнота, запах керосина, узлы на полу, корытца, тазы, младенцы, свернувшиеся на матрацах, тифозные, которые стонут за перегородкой, беспризорники, играющие в карты при свете огарка, – вот что встречает Постышева и Громова на эвакопункте.
– Когда эшелон дадут? – спросил Постышев сестру милосердия в накрахмаленной белой косынке с красным крестом.
– Обещали вечером, но что-то случилось с паровозом.
– Людей покормили?
– Да.
– Еще сироты поступали?
– Вчера сняли с эшелона семерых.
– Тех, что в карты режутся?
– Нет, крохотули совсем, они у меня спят, больше их уложить негде.
– Давайте заглянем.
– От ваших никаких весточек нет, Павел Петрович? – спросила сестра.
Постышев молча покачал головой и пошел следом за ней. В медпункте, на полу, свернувшись калачиком, спали малыши. Вымытые лица их были во сне беспокойны и мучительно напряженны. Иногда кто-то из малышей по-стариковски, тревожно стонал.
Постышев сел на стул, снял шапку и показал Громову на табуретку рядом с собой. На тумбочке возле окна Постышев увидел маленькую елочку, установленную в пустой четвертной бутыли.
– Это зачем? – спросил Постышев. – Для дезинфекции, что ль?
Сестра ответила:
– Нет, товарищ комиссар, просто скоро будет Новый год. Надо ж малышам сделать радость...
Постышев внимательно посмотрел на Громова.
– Иди, Громов, – сказал он, – у меня сейчас будут задачи, идущие вразрез с твоими. Я сейчас поеду елочные игрушки доставать...
– Большевик устраивает церковный праздник, – ответил Громов, – лучше б подумал, как детей накормить.
– Ах, накормить?! – изумился Постышев. – Да разве это должно интересовать большевика? Винтарь и сабля! Мировая революция, а дети – черт с ними, пускай гниют, зато потом, когда мы победим окончательно, тем, кто выживет от тифа и голода, будет отменно хорошо! А как им будет хорошо, когда для тебя «масло и молоко» – худшее ругательство?!
– Это ты – мне, при беспартийной-то? – горько сказал Громов.
– Да она в тысячу раз тебя партийней, потому что детишкам елку поставила! Уходи отсюда, Громов! Уходи!
ГИМНАЗИЯ
Той же ночью Постышев вместе с шофером Ухаловым приехал в классическую гимназию и долго стучался к дворнику, устроившемуся спать в подвале. Вылез дворник только после того, как Ухалов, чудом разыскав в кромешной темноте громадный лом, начал стучать им в дверь, обитую железом. В подвале загрохотало, заухало, и дворник жалобно закричал – видимо, перепугался спросонок.
– В чем дело-то? – шмыгая носом, допытывался он, замерев у двери. – У меня тут все казенное, братцы. Не губите зазря.
– Сейчас дверь гранатой фугану, – пообещал Ухалов. – Комиссар фронта тут, чего в штаны ложишь?
– Нынче этих комиссаров тьма, а котел у нас один.
– На кой ляд нам твой котел?
– На нем завод можно поставить – вот на кой. Мне физик объяснял. Не открою. Идите к господину Широких, он во флигеле живет. Если он с вами придет – я вскроюсь.
– Зачем зря беспокоить человека? – сказал Постышев. – Поверьте, мы не грабители.
– Нам у вас только б узнать, где хранятся елочные игрушки, – сказал Ухалов.
– Ты мне зубы-то не заговаривай! – еще жалобнее взвыл дворник. – Ишь, игрушек захотелось! Ты что, блажной – в этакое время в игрушки играть?!
– Ладно. Не кричи. Где живет Широких?
– Говорю – во флигеле.
КВАРТИРА ШИРОКИХ
– Что это, арест? – спросил Широких, запахнув на груди халат.
– Нет, – сказал Постышев. – Мы к вам с просьбой.
– Сейчас несколько неурочное время для просьб, мне кажется.
Он зажег керосиновую лампу, надел пенсне, оглядел вошедших и, узнав Постышева, даже сделал шаг к стене – от неожиданности.
– Комиссар? – спросил он. – Гражданин Постышев?
– Да.
– Присаживайтесь.
– Спасибо. У вас прекрасная библиотека.
– Конфискуете?
– Перестаньте. Вы плохой юморист.
– Какой тут юмор... А библиотека действительно прекрасная. Я копил ее всю жизнь. Из-за нее даже остался холостяком.
– Вам еще не поздно обзавестись дамой сердца. В общем, это все другой разговор. Мне нужно найти елочные украшения.
– Зачем?
– Хотим устроить елку для сирот.
– Елку?!
– Э, послушайте, хватит разыгрывать эти наивные удивления. Я готов раздеться, чтобы вы раз и навсегда убедились – нет у меня хвоста и вообще ничего общего с чертом.
– Но ведь совсем рядом с городом наши...
– Кто?
– Белые...
– Именно. Ваши.
– Я отдаю вам свои елочные украшения, комиссар, в гимназии их нет теперь, они пропиты завхозом, назначенным вашим Советом.
– Собираетесь эвакуироваться?
– Нет.
– Маяковского по-прежнему от гимназистов прячете?
– Прячу.
Широких принес стремянку, залез по ней на антресоли, там долго громыхал ящиками, а потом попросил:
– Прошу вас, помогите мне снять этот ящик, он весьма тяжел.
Когда ящик опустили на пол, Широких сказал:
– К сожалению, у меня нет бумажных гирлянд.
– А зачем они?
– О, это так красиво...
– Да?
– Конечно. Дети любят их клеить сами, это воспоминание у них потом остается надолго.
– Послушайте, Широких, сделайте божеское дело, а? Научите детишек клеить эту самую гирлянду. Неважно, что они наши дети, они ведь еще просто дети. Мы вам за это часть пайка дадим.
– Только, пожалуйста, без приманок. Я педагог, а не торгаш. Подождите, сейчас я оденусь.
– Да нет, что вы, что вы, – обрадовался Постышев, – вы сейчас спите, я завтра пришлю за вами машину.
– В котором часу?
– Когда вам будет угодно.
– Часам к девяти. И пусть приготовят разноцветной бумаги, клей и ножницы.
– Откуда ж у нас разноцветная бумага?
– В штабе должна быть, – ответил Широких. – Вы ведь клеите флажки, которыми обозначаете линию фронта?
Постышев быстро глянул на Широких. Тот стоял расставив ноги – бороденка торчит воинственно, пенсне поблескивает, а на губах играет сардоническая ухмылочка. Все российские интеллигенты в преддверии политических перемен начинают так посмеиваться: здесь и скепсис, и затаенная радость, а пуще всего – насквозь видение собеседника.
Постышев тоже улыбнулся. Вздохнул. Сказал Ухалову:
– Едем. Надо на эвакопункте пол вымыть и блеск навести. До свиданья, гражданин Широких. Большое вам спасибо.
ХАБАРОВСК. ШТАБ ФРОНТА. РАННЕЕ УТРО
После того как Постышев закончил разговор по прямому проводу с Дальбюро ЦК РКП (б), к нему вошел адъютант и доложил:
– Товарищ комиссар, вас ожидают представители японской и китайской миссий.
– С утра пораньше? С чего бы это? Просите.
Дипломаты входят в кабинет, кланяясь на каждом шагу. Они словно не слышат канонады. Их лица выражают крайнюю степень любезности и доброты. Они идут к столу, прикладывая к груди руки, и часто закрывают глаза, будто сдерживая слезы радости.
– Вице-консул Шивура, представляющий интересы Японии в замечательном городе революционеров Хабаровске, – сказал человек в очках и почтительно пожал руку Постышеву.
– Пресс-атташе китайского консульства Су Ши-вэй, представляющий в замечательном городе русских храбрецов интересы китайских граждан.
– Садитесь, господа.
– Какая чудесная сегодня погода! – начал японец.
– Солнышко совсем весеннее, – поддержал его пресс-атташе.
– Не кажется ли вам, господин Постышев, что природа лучший союзник вашего великого народа? – продолжал Шивура.
– По льду Амура скользят лучи солнца, это красиво, как на гравюрах ранних мастеров школы Жен Сяо-пыня, – поддержал его китаец.
– Что вас привело ко мне, господа? – спросил Постышев.
– О, мы решили забрать немного вашего драгоценного времени только потому, что этого требуют интересы китайских граждан, проживающих в Хабаровске.
– И, конечно, японских.
– Ясно. В чем ущемлены интересы ваших граждан?
– У вас обычно, когда меняется власть, – сказал вице-консул, – несколько обостряются страсти у мирных жителей.
– Даже при столкновении двух белых цветов рождается огненная вспышка, – заметил пресс-атташе, – это утверждают наши поэты, а если сталкиваются не два белых цвета, а несколько разных, то вспышка получается особенно страшной.
– Каковы ваши просьбы, господа?
– О, наши просьбы незначительны. На границе, в шестидесяти километрах отсюда, стоят пятьсот японских и тысяча китайских солдат. Мы бы просили вас разрешить им официально войти в город для охраны жизни и состояния граждан Китая и Японии.
– Ах, вот в чем дело...
– Да. Поверьте, господин Постышев, эта просьба продиктована единственной задачей – опекать наших граждан, живущих на территории вашего прекрасного государства. Поставьте себя на наше место: вы бы поступили точно таким же образом.
– Вы думаете?
– Конечно!
– Скажите, пожалуйста, господин Шивура, сколько человек работает в вашем консульстве?
– О, какое это имеет значение сейчас, когда наши сердца наполнены тревогой за любимых сограждан?
– Понятно. Я готов вам напомнить: в вашем консульстве работает сто тридцать человек.
– Какие сто тридцать! Это повара, дворники, слуги.
– Хорошо. Разговор у нас затянулся. В тот самый миг, когда ваши войска вздумают перейти границу, я прикажу арестовать как заложников состав ваших консульств – всех до единого, а поваров, слуг и дворников с офицерскими званиями в первую очередь. Прошу простить, господа, я больше не могу вам уделить времени. Всего хорошего. Посмотрите, какая прекрасная погода! Красные солнечные зайчики бегают по сахарному льду Амура. Воздух прозрачен и зеленоват – он именно такой, каким его писали китайские мастера.
Н о т а
Министра Иностранных Дел Дальневосточной Республики
Министру Иностранных Дел Китая Ян Хой-цину
Милостивый государь господин Министр,
Правительством Дальневосточной Республики получено сообщение о том, что офицерами Главного штаба китайских войск и чинами милиции в г. Харбине были произведены обыски на квартирах русских граждан и в помещениях общественных учреждений Дальневосточной Республики. Китайскими властями было заявлено, что обыски производятся с целью обнаружения оружия, каковое обнаружено не было, но во время обысков китайские воинские чины и милиция просматривали также переписку и личное имущество граждан и учреждений Дальневосточной Республики.
Правительство Дальневосточной Республики рассматривает эти действия китайских властей как явно враждебные, направленные против граждан и учреждений Дальневосточной Республики.
Несмотря на неоднократные заявления и протесты Правительства Дальневосточной Республики, Китайское Правительство продолжает оказывать покровительство и содействие русским контрреволюционерам, формирующим вооруженные отряды в Маньчжурии и в полосе Китайской Восточной (железной) дороги. В то же время Китайское Правительство допускает явно недружелюбные действия по отношению к гражданам и учреждениям Дальневосточной Республики. Такая политика свидетельствует, что Китайское Правительство, ничуть не заботясь о сохранении дружественных отношений с гражданами Дальневосточной Республики и руководствуясь своими симпатиями к русским контрреволюционным организациям, очевидно, и в будущем будет занимать враждебное отношение к Дальневосточной Республике.
Явно враждебным отношением к Дальневосточной Республике можно объяснить и тот факт, что китайские власти, наряду с обысками у частных граждан, произвели также обыск у особоуполномоченного Дальневосточной Республики гражданина Озарнина. 27 февраля китайские солдаты оцепили помещение канцелярии и личную квартиру особоуполномоченного, арестовали всех находившихся в здании и в продолжение нескольких часов производили обыск в означенном помещении, причем просматривали дела и переписку особоуполномоченного.
Правительство Дальневосточной Республики заявляет о своем глубоком возмущении по поводу нанесенного китайскими властями грубого оскорбления достоинству народа и Правительства Дальневосточной Республики в лице его полномочного представителя.
Дипломатические представители Дальневосточной Республики в других странах пользуются неприкосновенностью личности и жилища, независимо от того, что эти страны не имеют еще вполне официальных отношений с Дальневосточной Республикой. Делегации Дальневосточной Республики на территории Японии и Америки пользуются полным иммунитетом, и правительства этих стран никогда не допускали столь грубого и оскорбительного нарушения принципа неприкосновенности по отношению к представителям Дальневосточной Республики, какое было допущено Китайским Правительством. Правительство Дальневосточной Республики всегда сохраняло этот принцип по отношению к представителям Китайского Правительства, находящимся на территории Дальневосточной Республики, несмотря на то, что Китай не оформил путем соответствующей конвенции вопрос о своих представителях в Дальневосточной Республике. Политика же Китайского Правительства в отношении представителей Дальневосточной Республики показывает, что Китайское Правительство не стесняется нарушать общепризнанные международные нормы и обычаи и даже не считает необходимым соблюдать элементарный принцип взаимного уважения по отношению к Дальневосточной Республике.
Правительство Дальневосточной Республики заявляет, что в случае неполучения должного удовлетворения по этому вопросу в возможно кратчайший срок от Правительства Китайской Республики, оно будет принуждено принять соответствующие меры по отношению к гражданам и представителям Китая на территории Дальневосточной Республики, ответственность за которые будет целиком лежать на Правительстве Китайской Республики.
Министр Иностранных Дел Дальневосточной Республики
Я. Янсон.
ПЕРЕДОВАЯ
Постышев идет по окопам – на наблюдательный пункт. Там он берет с бруствера бинокль и смотрит на снежную равнину. Он видит вдали, на полотне железной дороги, остановившийся состав. Видно, как солдаты разгружают вагоны со снарядами, видно, как снаряды складывают в сани и увозят в лесок – на батареи дальнобойных орудий, которые пока что молчат.
Постышев смотрит в бинокль. Пальцы, сжимающие бинокль, посинели от напряжения.
– Павел Петрович, – негромко окликает его командир полка, – когда помощь? Неужели Блюхер так и не придет? Раздолбают нас в пух и прах... Вон силища какая прет.
Молчит Постышев, словно врос в бинокль.
– Войну выигрывает тот, у кого крепкий тыл, – отвечает он после томительной паузы. – Понимаете?
...А высохший за эти недели Блюхер сидел в тылу, в своем штабе, у прямого провода с фронтом.
Разговор по прямому проводу
с командующим войсками Приамурского военного округа
С. М. Серышевым 19 декабря 1921 г.
У аппарата Серышев.
Б л ю х е р.Ознакомившись с расположением ваших частей, должен признать, что вы совершили крупную ошибку – не прикрыли прочно район Казакевичево. О необходимости обеспечить Казакевичево занятием его сильной частью и тем предотвратить выход противника на Амурскую дорогу, в тыл Хабаровска, я вам говорил в своем первом разговоре, на это указывал и в разговоре с Мельниковым. Несмотря на все это, вы не выполнили моих указаний, не учтя всю важность сохранения за собой этого направления. Теперь, когда прорыв противника в сторону Волочаевки стал совершившимся фактом, вы теперь говорите, что положение безнадежно, а ранее заявили, что защищать Хабаровск есть возможность и средства. Так управлять частями нельзя. Надо уметь оценивать обстоятельства, обстановку, видеть опасные места и своевременно их занимать, а не держать без надобности части на ст. Николо-Александровское.
Приказываю, прикрывая хабаровское направление по линии Уссурийской железной дороги батальоном 4-го пехотного полка, командой конных разведчиков, 6-м пехотным полком и кавалерийским полком, соединив для этого вместе эскадроны и взвод артиллерии, прочно занять участок Казакевичево, Ново-Троицкое. Указанную группу объединить под одним командованием. По занятии этого участка Амурский пехотный полк отведите в свой резерв, в район Ново-Спасск – ст. Волочаевка; сборные команды и роты, находящиеся в Хабаровске, оставьте там для поддержания внутреннего порядка и примите исключительные меры к эвакуации имущества из Хабаровска, в первую очередь боеприпасов, интендантского и другого ценного имущества. С прибытием 5-го и 6-го пехотного полков и кавалерийского полка на участок Казакевичево – Ново-Троицкое немедленно примите меры к ликвидации прорвавшейся группы противника, используя для этой цели кавалерийский полк и часть Амурского полка. По мере дальнейшего развития наступления противника по железной дороге на Хабаровск 4-му полку немедленно с боем отходить, задерживаясь на рубежах Николо-Александровского. Находящиеся в Хабаровске канонерскую лодку «Калмык» и подъемный и плавучий док Амурской флотилии подготовить к порче. Весь лишний подвижной состав, а главное паровозы, немедленно перебросить с Уссурийской дороги в район ст. Ин и далее на запад. С моста через Амур снять главнейшие части механизмов, бригады направить на усиление Амурской железной дороги. Все тыловые учреждения округа, а также лишние штабы перебросить на ст. Ин и далее на запад. Вам с полевым штабом, оборудуя предварительно связь с вашими частями, перейти на ст. Волочаевка. Переход полевого штаба и вас на ст. Волочаевка совершить не раньше, чем 5-й и 6-й полки займут линию Казакевичево – Ново-Троицкое и будет оборудована связь их со ст. Волочаевка. При подходе противника к Хабаровску оставить в нем гарнизон со всеми сводными командами и 4-й полк. Объединить под одним командованием и составить из них левую группу, седлая ею Амурскую железную дорогу. Вот вам исчерпывающие указания, как поступать в дальнейшем, считая, что ст. Ин и позиция в районе ее у вас по-прежнему необеспеченная. Сейчас же приступите к формированию группы из состава частей партизанских отрядов, находящихся сейчас в районе Хабаровска, выбросите ее в район ст. Ин. Возьмите себя в руки, снимите с себя мелкую работу, передав ее штабу, и осуществите в полной мере управление войсками, поручив вопросы эвакуации одному из членов Военсовета, постарайтесь спокойно охватить обстановку и не допускайте ошибок в будущем, ибо незанятие Казакевичева есть не только ваша ошибка, но и неисполнение моих указаний. Давая вам задачу, я брал в основу решения ее безнадежность и мрачный тон вашего доклада. Само собой разумеется, если Амурскому полку удастся занять Казакевичево и ликвидировать прорыв, то его дальнейшей задачей должно быть наступление на Невельскую. Это резко изменит обстановку, и только что данная задача должна измениться. Поэтому, не ожидая результата наступления Амурского полка, оставив 6-й полк и эскадрон на Уссурийской дороге со взводом артиллерии, 5-й полк и остальную часть 4-го кавалерийского полка и Амурский полк сейчас же передвигайте в район Ново-Троицкое – Казакевичево. Мне непонятен ваш расчет перехода из района Николо-Александровское в район Казакевичево, определяемый в трое суток, расстояние между которыми всего лишь 30 верст и может быть покрыто одним переходом. Поэтому прикажите как 5-му пехотному, так и 4-му кавалерийскому полкам выступить в ночь завтра же и, достигнув Казакевичева, соединиться с Амурским полком. Для объединения этой группы назначьте опытного и толкового командира. Понятна ли вам теперь последняя задача?
С е р ы ш е в.Все понятно, но не в этом дело. Меня смущает прорвавшийся противник, который, возможно, завтра будет стряпать безобразия в районе Покровка – Волочаевка, а у меня средств ликвидировать такового нет. Вот что меня страшно угнетает. Сейчас Амурский полк головой подходит к Ново-Троицкому, и, когда я двину полк в наступление, у меня будет трещать тыл от группы прорвавшегося противника. Все принятые мною меры считаю недостаточными за неимением средств.
Б л ю х е р.Вас трудно понять. Вы то говорите о наступлении, то вновь впадаете в панику. Надо иметь свое мнение, особенно тогда, когда вы управляете фронтом. У вас этого не видно. Сначала вы мне доложили о безнадежном положении, затем перешли к наступлению. Когда я вам указал порядок его выполнения, вы вновь говорите о беспокойстве за тыл. Доложите же наконец кратко и понятно вашу оценку и решение.
Оставляю обязательно к исполнению свое первое предложение с допущением следующих изменений: Амурский полк из района Ново-Троицкое направить кратчайшим путем в район Ново-Спасск – ст. Волочаевка, оставив в Ново-Троицком для прикрытия хабаровского направления по Уссури одну или две роты этого полка, и сейчас же, не дожидаясь рассвета, 5-й пехотный, 6-й пехотный полки и 4-й кавалерийский полк без одного эскадрона немедленно направьте в Ново-Троицкое, причем 5-му полку достигнуть Ново-Троицкого не позднее 20-го к вечеру, 6-му и эскадрону 4-го кавалерийского полка, находящимся в районе ст. Кругликово, достигнуть Ново-Троицкого к вечеру 21 декабря. Это расстояние в указанные мною сроки легко может быть покрыто. Если ко времени подхода 5-го и 6-го полков в Ново-Троицкое Амурский полк сумеет справиться с прорвавшимся противником и оттеснить его, заняв Казакевичево, то при благоприятной обстановке вы сможете перейти в наступление. Если Амурский полк ко времени подхода 5-го и 6-го полков к Ново-Троицкому не сумеет ликвидировать прорвавшегося противника, то, оставив в Ново-Троицком 5-й и 6-й полки, остальные, т. е. один пехотный полк и 4-й кавалерийский полк вместе с теми ротами, которые будут оставлены вами в Ново-Троицком, направьте также в район Ново-Спасск – Волочаевка для соединения с Амурским полком, где объединенными силами они должны отбросить противника назад. Вот вам задача к исполнению в двух вариантах, проведите в жизнь один из них, сообразуясь с обстановкой.
Желаю вам и вашим войскам успеха.
К вашему сведению сообщаю, что мной отдан приказ о немедленной погрузке Читинской бригады и направлении ее к вам. У меня все. До свидания.
ВЛАДИВОСТОК
Последние пять дней Исаев чувствовал спиной глаза филеров, которые шли за ним, не оставляя его ни на секунду. Несколько вечеров Исаев таскал с собой хвост по ночным кабакам города, обдумывая возможное решение. И чем дальше он анализировал обстановку, тем точнее понимал, что, по-видимому, настало время уходить из города: единственная связь оборвалась, он сам под колпаком; искать связь самому, имея на хвосте по крайней мере двух филеров, – значит обрекать на гибель тех людей, к которым можно было бы попробовать подобрать ключи. Следовательно, думал Исаев, самое логичное – это уходить, но не просто уходить, а с наибольшей пользой. А какой она могла быть? Исаев считал, что Гиацинтов не так прост, как кажется; Исаев навел кое-какие справки и выяснил, что связи полковника тянутся в Берлин, в Высший монархический совет, и, что самое интересное, в генштаб французской армии. Поэтому, окажись такой человек перед дилеммой жизни и смерти и выбери он жизнь, тогда цены ему не будет: от него пойдут связи, от него поступит самая свежая и надежная информация. А то, что в выборе между жизнью и смертью Гиацинтов предпочтет жизнь, Исаев был уверен оттого, что полковник – человек цинично-умный, впечатлительный и расчетливый. А такие смерть очень страшно и точно видят. Оттого и боятся ее по-животному, а это уже очень много значит, это залог, что такой человек «развалится», – так, во всяком случае, считал Максим Максимович.
И чем дальше и быстрей он размышлял над планом дальнейших действий, тем чаще и чаще возвращался мыслью к лесной заимке охотника Тимохи. Поначалу он даже не отдавал себе отчета, почему именно Тимоха виделся ему. В задуманном плане обычно соседствуют безграничная фантазия и математическая точность. Сперва надо «рассупонить» себя, ничем не связывая, и фантазировать, как в детстве, – безудержно и сладко. А уж потом проверять фантазию логикой шахматного игрока. Исаев научился этому у Дзержинского и Бокия, Кедрова и Уншлихта, Артузова и Федора Шелехеса.
Однажды перед отправкой за кордон Максим Максимович был вызван к Дзержинскому. Чуть выпуклые зеленоватые глаза Феликса Эдмундовича тяжело замирали где-то на лбу у Максима, когда он говорил:
– Тот не чекист, если сердце его не обливается кровью и не сжимается жалостью при виде заключенного в тюремной камере человека. Революция требует от чекиста-разведчика гибельной самоотдачи, подчинения своего существа высшей правде пролетарской диктатуры, которая принесет человечеству свободу, равенство и братство. Фантазия и анализ, полный допуск и строгие рамки: подвиг должен слагаться из детской фантазии и точнейшего знания математики.
Пока что Исаев решил для себя главное: он решил, что осуществление его плана должно идти через Тимоху. И на шестой день, когда план созрел, Максим Максимович после кутежа подряд в двух ресторанах вызвал ванюшинский «линкольн» и попросил шофера отвезти его в резиденцию премьера. «Линкольн» он отпустил; филеры, ехавшие сзади в «форде», остались у подъезда, потому что охрану резиденции несла морская пехота, подчинявшаяся своей контрразведке, остро соперничавшей с гиацинтовским ведомством. А Исаев между тем вышел через третий черный ход, шедший от буфета в переулок, быстро спустился к вокзалу и сел в отходивший на станцию Океанскую паровичок. А до Океанской езды час. От Океанской до Тимохи – тоже час по тропке, пробитой в снегу; там договориться со стариком и быстренько обратно, чтобы утром сидеть в редакции и отвечать на звонки Гиацинтова или его друзей, а то, что такие звонки будут, в этом он ни минуты не сомневался.
Утром действительно позвонил Гиацинтов, и они мило побеседовали. А к вечеру этого же дня Тимоха прислал Гиацинтову весточку, приглашая его с приятелями на изюбря, которого ему удалось обложить.
Исаев не ошибся: Гиацинтов позвонил ему в тот же вечер и пригласил в тайгу – отдохнуть и поохотиться. Исаев принял это предложение с благодарностью, только попросил дождаться с фронта Ванюшина, а то газету оставить не на кого.
