Юлиан Семенов
      Непремеримость
      
      ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
      Бесспорных оценок и утверждений не существует, слепая приверженность раз и навсегда заданной схеме свидетельствует о малом интеллектуальном потенциале, литое "подвергай все сомнению" как было, так и остается индикатором революционности мысли.
      Чаще всего бесспорность оценок проецируется на предмет истории; если технические науки по природе своей не переносят схем и высочайше утвержденных ограничений да, в общем-то, и неподвластны им, поскольку таят в себе некий феномен "опережаемости" среднего уровня знаний, то история (и, увы, экономика) вносит коррективы в самое себя раз в столетие, а то и реже.
      В этом смысле крошечный отрезок развития человечества, период с девятьсот седьмого по девятьсот двенадцатый год, проецируемый на одну шестую часть земной суши, то есть на Россию, является беспрецедентным исключением, ибо часть исследователей относится к этой поре как к вполне благополучным годам нашего государства, отмеченным началом демократического процесса столь непривычного для традиций абсолютистского строя, в то время как другая часть ученых видит в этих именно годах окончательное созревание того накального чувства гнева, которое и привело к свержению династии Романовых и торжеству социалистической революции.
      Эти исследователи (в противовес тем, которые в своих поисках руководствуются более эмоциями, чем объективным анализом фактов) утверждают, что после разгрома первой русской революции, несмотря на провозглашение ряда свобод, под скипетром самодержавного государя и надзором тайной полиции - сановная реакция России начала массированное наступление на самое понятие прогресса всячески старалась оторвать страну от Европы, переживавшей экономический бум, страшилась "диффузии республиканских идей" и не хотела (а может быть, не могла) видеть реальные процессы, происходившие в стране.
      Именно эти годы не могут не привлекать к себе пристального внимания историков ибо глубинные сдвиги социальной структуры русского общества со всей очевидностью подтверждали положение о затаенной сущности кануна революции "Низы не хотят жить по-старому, верхи не умеют жить по-новому".
      Надежды на программу, выдвинутую политическим лидером (таким в ту пору считали Столыпина) были лишены основания, поскольку даже самый одаренный политик обречен на провал если он лишен поддержки масс, во-первых, и, во-вторых, пытается провести нововведения самолично без помощи штаба убежденных единомышленников.
      Действительно, несмотря на все потрясения первой русской революции, государственный аппарат империи - не только охранка, армия и дипломатия, но и министерства промышленности торговли связи, транспорта, финансов остался прежним по форме и духу смена двух-трех министров не внесла кардинальных коррективов в экономический организм страны, что совершенно необходимо мировому прогрессу, который вне и без России просто-напросто невозможен. Законодательство, без которого прогресс немыслим (закон это абстракция истина в последней инстанции, руководство к действию, а не расплывчатое постановление), также не претерпело никаких изменении. Буржуазные партии не могли да и не очень- то умели скорректировать право в угоду намечавшимся процессам капиталистического, то есть в сравнении с общинным прогрессивного развития; монархия ничего не хотела отдавать капиталистическому конкуренту сам держу каждое поползновение на мое суть антигосударственно, а потому подлежит немедленному заключению в крепость.
      Именно поэтому надежды слабой русской буржуазии на эволюционный путь развития на то что с Царским Селом можно сговориться добром, были иллюзией.
      Именно поэтому - как реакция на державную непозволительность - Россию разъедали сановные интриги, подсиживания, бессильные попытки сколачивания блоков противостоящих не тупости власти, а друг другу, схватки честолюбии и трусливых малосильных амбиций.
      Именно поэтому Россия той поры становилась конденсатом революции, которая лишь и могла вывести страну из состояния общинной отсталости на дорогу прогресса.
      Тщательное исследование документов той эпохи подтверждает что из стодвадцатимиллионного населения империи всего лишь несколько тысяч человек, объединенных Лениным в большевистскую партию, были теми искрами в ночи, которые пунктирно освещали путь в будущее.
      ...Одним из таких человеко-искр был Феликс Дзержинский.
      ОХРАНКА ЧТИТ ТЕХ, КТО ОДЕТ ДОРОГО
      "Вице-директору
      Департамента полиции
      Е. Высокоблагородию Зуеву Н.П.
      Милостивый государь Нил Петрович!
      Памятуя о Вашем любезном разрешении обращаться прямо к Вам минуя инстанции Департамента, рискую переслать Вам запись обмена мнениями между двумя иностранцами в Гельсингфорсе - сразу же после окончания конференции РСДРП посвященной тактике социал-демократии в Третьей Гос. Думе.
      Агентура осуществлявшая запись разговора на листки вынесла впечатление что один из собеседников был немцем в то время как второй - несмотря на знание языка - не есть немец по урождению а скорее всего поляк.
      Эта точка зрения подтверждается также и тем, что один из собеседников по имени Фриц обращался ко второму как к Йозефу - вполне немецкое имя, но, однако ж дважды произнес его имя как Юзеф, что и дало нам возможность выдвинуть гипотезу о польском происхождении второго собеседника.
      Некоторые реплики записать не удалось ибо собеседники порою переходили на шепот Однако и то что мои люди услышали ("Йозефа взяли в наблюдение по поводу возможного участия в конференции РСДРП, якобы проходившей в Гельсингфорсе под руководством государственных преступников Ульянова, Плеханова, Троцкого и Дана) дает возможность судить как о мере осведомленности врагов о наших делах, так и о том, сколь сильна их организованность вообще.
      Ниже присовокупляю запись беседы.
      "Фриц. - Почему не захотел, чтобы я тебя навестил в Петербурге?
      Йозеф. - Я там на нелегальном положении... Стоит ли тебя подводить под удар?
      Фриц. - Я - вольный журналист и фотограф... Что мне могут сделать ваши... (следует безнравственное определение русских властей).
      Йозеф. - Могут сделать, что захотят. Ситуация становится угрожающей. Так что террор властей будет продолжаться. Ваша пресса печатает про Россию слухи спекуляции домыслы. Я бы поэтому хотел чтобы именно ты запомнил то, что я тебе расскажу. Задавай любые вопросы. Уточняй если непонятно. Но запиши что я расскажу и пусть твои коллеги оперируют именно этими данными - они отражают объективные процессы свидетелем которых я был.
      Фриц. - Даже когда сидел в тюрьмах?
      Йозеф. - Русские тюрьмы - это университеты. Там встречаешь самых умных. Есть чему поучиться Да и вести с воли приходят регулярно, - многие охранники жизнью недовольны их семьи влачат жалкое существование, они - это чисто российский парадокс - тоже хотят перемен. Только боятся произнести слово революция.
      Фриц. - Я готов записывать.
      Йозеф. - Итак пятый год... Западная пресса пишет что русская революция явилась следствием неудач в войне с японцами. Это неверно ибо преуменьшает ее прогрессивную сущность. Война приблизила революцию поскольку обнажила все социальные и экономические язвы империи. Но забастовки шли задолго до военного краха. А сколько лет погромы сотрясали империю? В каторге и ссылке люди томились практически всю историю России. Когда мы победим надо будет очень внимательно поработать в архивах, порою мне сдается что война была в какой-то мере спровоцирована сферами чтобы задавить наше движение обернуть патриотизм против революционеров, а победив, провести жесточайшие карательные меры, чтобы навсегда потопить в крови самое возможность выступать против самодержавной тирании. ...Отметить себе стадии нашей революции... Первая. Экономический и военный крах, рост дороговизны, деспотизм местного начальства понудил матерей и кормильцев поднять хоругви и крестным ходом, во главе с попом Гапоном, выйти к Зимнему - молить царя о милости. Возобладала традиционная вера в то, что вождь не знает правды, ее от него скрывают бюрократы, надо открыть царю-батюшке глаза на происходящее, и он все в одночасье изменит. Изменил, приказал стрелять в подданных. Так случилось "красное воскресенье", которое мы называем "кровавым".
      Фриц. - Это девятое января девятьсот пятого, да?
      Йозеф. - Именно. После этого начался второй период революции... Впрочем, точнее бы назвать все то, что было до пятого года, до кровавого воскресенья, первым этапом, красное воскресенье - вторым, а уж волна забастовок, террор войск и полиции, демонстрации, повальные аресты- вплоть до октября девятьсот пятого - третьим. Когда же, несмотря на террор властей, запылали помещичьи усадьбы, восстал "Потемкин", выросли баррикады на улицах городов, начался четвертый этап - вооруженное восстание и, как следствие, манифест семнадцатого октября, суливший подданным не только Государственную думу с совещательным голосом, но свободу слова и многопартийность. Павел Милюков зарегистрировал провозглашение своей партии "Народной Свободы", иначе именуемой "конституционно- демократической", "кадетской", либералы, земские деятели - то есть врачи, учителя статистики, часть дворянства, юристы, профессура - стали ее костяком. Я бы определил ее центристской; идеал кадетов конституционная монархия, типа британской. Левоцентристской партией можно назвать трудовиков; я бы определил их как левых кадетов... Ну и социал-демократы. Эсеров власть в Думу не пустила - бомбисты. Александр Гучков, за которым стояли ведущие промышленники России и крупные аграрии, провозгласил партию "семнадцатого октября", "октябристы", правоцентристы. Шовинистический, великорусский правый блок провозгласили Марков - второй и Пуришкевич. Самую правую часть этих правых возглавил доктор Дубровин, зарегистрировав свой "Союз Русского народа"; программа его уникальна: "назад, к самодержавию, во всем случившемся виноваты все, кто угодно. Англия, масоны, поляки, евреи, армяне, декаденты, Максим Горький, французские импрессионисты, но только не русские люди, их, доверчивых, нагло обманули иноверцы, иноплеменной элемент, вековой заговор Европы против России"... Горько и смешно, право...
      Фриц. - Скорее страшно.
      Йозеф. - Верно. Меня тоже страшит темная тупость. Ладно, если бы такое несли безграмотные охотнорядцы, они газет в руки не берут, но ведь Дубровин - человек с университетским образованием? Он же прекрасно знает, что без помощи финансового капитала Европы царь бы не справился с революцией! Когда дубровинцы завывают, что наша революция еврейская, я диву даюсь! Антисемит-царь со своими жидоедствующими бюрократами платил полиции и армии золотом Ротшильдов! Прекрасное единение могуществ вне зависимости от вероисповедания. А то, что еврейских товарищей в революционной среде множество, то это не причина, а следствие не было б черты оседлости, погромов и лишения права учить еврейских детей в школах наравне с другими, процент участия евреев в революции не был бы столь высоким, поверь. Иногда мне кажется, что великорусские шовинисты психически больные люди, маньяки... "Заговор Европы"! Они не хотели даже видеть того, что социалистический министр Клемансо не мешал французским банкирам поддерживать царя, а депутат английского парламента Уинстон Черчилль, который не сегодня, то завтра сделается одним из ведущих министров Лондона, выступал - во время предвыборной борьбы - против еврейских погромов в России, но при этом не мешал английским промышленникам оказывать незримую помощь Николаю Кровавому вместо того, чтобы понудить кабинет Его Величества пересмотреть свои отношения с венценосным русским братцем...
      Фриц. - Напиши об этом для нашей газеты, Юзеф! Такой аспект нов, он заинтересует немецкого читателя.
      Йозеф. - Меня сейчас волнует польский, литовский, русский, украинский, белорусский и еврейский читатель, Фриц... А потом я непременно напишу для Вас. Все, что публикуется у вас, далеко от нашей борьбы, понимаешь? Это роскошь - публиковаться у вас в такое время... Публиковаться надо здесь, чтобы это доходило - в любом виде - до наших людей.
      Фриц. - Объясни мне суть споров о Думе между своими большевиками и меньшевиками...
      Йозеф. - Большевики предлагали игнорировать выборы в Думу, продолжать борьбу за свержение монархии, ибо она не намерена сдавать свои позиции. Меньшевики, наоборот, требовали участия в работе Думы, полагая, что она станет трибуной для легальной агитации против тирании. Правоту большевиков доказала история: через несколько месяцев после выборов, когда царь уволил премьер - министра Витте, который показался ему либералом, Дума была беззаконно распущена, депутаты выброшены вон, часть арестована. Пришел Столыпин. Этого не устроила и вторая Дума - прошло слишком много левых кадетов и социал-демократов, центристско правое большинство Гучкова и Пуришкевича оказалось зыбким. Тогда Столыпин разогнал и вторую Государственную думу, бросив в Петропавловскую крепость депутатов от социал-демократии, обвинив их в военном заговоре, что есть ложь, провокаторский повод властям расправиться с неугодными... Я тороплюсь в Петербург, чтобы послушать процесс над депутатами первой Думы...
      Фриц. - Второй.
      Йозеф. - Нет, именно первой. Социал-демократов второй Думы уже отправили в каторгу А вот депутатов первой Думы, подписавших в Выборге беззубое воззвание против произвола, до сих пор не судили. Почему?
      Фриц. - Это я тебя должен спросить "почему", Юзеф.
      Йозеф. - Видимо, власти готовят какой-то сюрприз. Это игра, Фриц Игра в кошки- мышки. Я думаю, после скандала с фарсом суда против социал-демократических депутатов второй Думы сейчас Столыпин будет делать хорошую мину при плохой игре, вполне либеральный процесс в открытом заседании...
      Фриц. - А как ты вообще относишься к Столыпину?
      Йозеф. - Недюжинный человек Именно этого царь и бюрократия ему и не простят.
      Фриц. - Но ведь на всех фотопортретах он вместе с государем...
      Йозеф. - Веришь спектаклям? Странно, я считал, что ты больший прагматик. Прежде чем мы вернемся к исследованию царской камарильи, закончу с Думой. При выборах в третью Думу большевики сняли лозунг бойкота. И не потому, что партия переменила свое отношение к этому органу, мы поняли, что вооруженное столкновение с самодержавием проиграно, революция - временно - пошла на убыль, империя покрыта виселицами, работают военно-полевые суды, царствует страх это в России быстро реанимируется, значит, сейчас надо переходить к легальным методам борьбы, то есть использовать Думу. Есть вопросы?
      Фриц. - Костяк четок. Спасибо. А теперь про тех, кто противостоит прогрессу...
      Йозеф. - Сколько времени до отхода поезда?
      Фриц. - Полтора часа.
      Йозеф. - Тебе придется поменять билет на завтра, если я стану рассказывать обо всех противниках прогресса в России, у нас накопилась достаточно серьезная картотека не только по северной столице и Москве, но и по крупнейшим центрам империи. Ладно, остановимся на узловых фигурах...
      Фриц. - Кстати, ты запомнил просьбу Розы о господине Родэ?
      Йозеф. - Да, конечно. Только, пожалуйста, впредь никогда не называй имен товарищей в публичных местах...
      Фриц. - Неужели ты думаешь, что эти пьяные финны слушают нас?
      Йозеф. - Я допускаю такую возможность.
      Фриц. - Тогда зачем говоришь со мной?
      Йозеф - Во-первых, сейчас не девятьсот четвертый год, а седьмой, сил у нас побольше. А во-вторых я говорю о проблемах общего плана, это не может причинить вреда никому из товарищей, кроме, пожалуй, меня.
      Фриц - Понял, учту едем дальше.
      Йозеф. - Итак, наши противники. Как ты понимаешь ведущей силой в борьбе с революцией является охранка, департамент полиции, министерство внутренних дел. Армию царь боится, он не очень-то верит своим войскам особенно после краха на Востоке и восстания на "Потемкине". Самой заметной фигурой политического сыска империи был директор департамента полиции Лопухин. Но его как человека близкого министру Плеве убитого эсерами сняли. - в России каждый новый министр набирает своих людей прежних гонит. На его место сели Трусевич и его заместитель Зуев. Эти особого веса не представляют в силу того что свои позиции очень укрепил полковник Герасимов, шеф петербургской охранки работающий непосредственно на Столыпина. Эту фамилию запомни непременно. Безусловно тебе следует знать, кто такой Петр Рачковский. Хотя он сейчас активной роли не играет, но именно он был создателем русской заграничной агентуры, работал в Париже, воевал против народовольцев, потом попал в немилость у Плеве бывшего тогда министром внутренних дел и был уволен в отставку. Однако как только Плеве убили эсеры военный диктатор Петербурга генерал Трепов вернул Рачковского, сделав директором политической части департамента полиции. Говорят Герасимов поначалу попал под его начальство. Это мы еще не проверяли. Но ясно то что сейчас верховодит именно Герасимов а Рачковский ушел на второй план если вообще не готовится к отставке, хотя говорят его пытался защищать директор полиции Трусевич активный противник Герасимова.
      Фриц. - Ничего не понимаю! Революция еще до конца не окончена, страна разорена, а те которые держат власть Герасимовы, Трусевичи, Рачковские - грызутся между собою! Как это объяснить?
      Йозеф. - Где и когда ты встречал единение среди тех, кто лишен общественной идеи?! Каждый из поименованных мною думает о себе Фриц о своей карьере своем имени своем будущем Своем! Вот потому мы убеждены в победе! Мы же думаем о благе народа личная выгода от революции - это бред, термидор а не революция!
      Фриц. - Ты не мог бы помочь мне.
      Йозеф. - В чем?
      Фриц. - Я бы очень хотел побеседовать с Карповым (1) и Астрономом (2). В Лондоне писали что они являются членами ЦК социал-демократов. И с Дедом (3), который транспортирует литературу в Россию из Берлина.
      Йозеф. - Вряд ли Фриц. Еще вопросы?
      Фриц. - Почему среди социал-демократов по-прежнему так сильны расхождения? Они говорят, бьются, как и сановники в Петербурге.
      Йозеф. - Эти расхождения носят как понимаешь, совершенно иной оттенок чем драка в Петербурге. Ленин отстаивает одну точку зрения, Федор Дан - другую, но тут вопрос талантливости, провидения, даже сказал бы я... Дан ведь, выступая за блок с кадетами не о себе думал, он был искренне убежден, что так будет лучше революции, то есть народу. Это турнир талантов Фриц, в котором победит наиболее талантливый.
      Фриц. - Кто же?
      Йозеф. - Ленин.
      Фриц. - Это псевдоним?
      Йозеф. - Видимо.
      Фриц. - А подлинная фамилия тебе неизвестна?
      Йозеф. - Даже если бы я ее и знал я не вправе открыть ее закон конспирации... Ленин лишен неподвижности, чем грешит Дан, в нем нет догматизма, он следует не идолу буквы, он держит руку на пульсе жизни. Беда многих товарищей меньшевиков в том, что они страшатся отступить, признать свою неправоту выработать новый курс публично отказавшись от прежнего. Вот этого страшного, кандального в Ленине нет в этом залог того, что он...
      Фриц. - Почему ты не закончил?
      Йозеф. - А разве так не ясно?
      Фриц. - Хорошо давай перейдем к камарилье, к царю и его семье.
      Йозеф. - Там такой же раскордаж, как среди полицейских чиновников. Между царем и великим князем Николаем Николаевичем существуют расхождения. Дмитрии Константинович внук императора Николая Первого и Дмитрии Павлович внук императора Александра Второго, двоюродный дядя Николая Второго, тянут свою линию, посещают салоны где царя и царицу нескрываемо бранят как людей темных неспособных к европейскому решению русской трагедии. Елизавета Федоровна вдова великого князя Сергея, убитого Яцеком Каляевым не встречается со своей сестрой царицей Александрой Федоровной. Да, да. сестры родные сестры принцессы Гессенские и Рейнские, не разговаривают глядят врагами Великий князь Кирилл Владимирович исключен из службы и лишен звания флигель-адъютанта за то, что вступил в брак со своей двоюродной сестрой, а ведь пожалуй, единственный из Романовых кто видел войну, воочию был на броненосце "Петропавловск" во время боя с японцами, чудом спасся когда случилась трагедия. Царь и Александра Федоровна живут замкнуто под охраной генералов Дедюлина и Спиридовича, закрытое общество, тайна за семью печатями - в театрах не бывают, вернисажах тоже; специальный поезд мчит их в Крым, в Ливадию, мчит без остановок, только чтоб мимо страны, мимо, мимо, мимо...
      Фриц. - Странно, отчего же все-таки Россия до сих пор не развалилась?
      Йозеф. - Россия не развалится, Фриц. Развалится империя. А Россия и романовская империя - понятия взаимоисключающие.
      Фриц. - Слишком красивая фраза, чтобы убеждать в своей истинности. Правда звучит проще.
      Йозеф. - Ты, кстати, сформулировал свою позицию красивее, чем я. Но тем не менее я тебя в неправде не упрекаю. Действительно, правда должна звучать просто. Тот, кто мечтает о возвращении прошлого, - дурак, уповающий лишь на современное - заземленный мышонок, надеющийся на одно лишь будущее - прожектер... Прав лишь тот, кто объединяет в себе все эти три ипостаси.
      Фриц. - Тоже красиво, но возразить не могу, согласен. Как я могу тебя найти, Юзеф? Если мне понадобится встреча? Через Розу?
      Йозеф. - Мы уже уговорились - без имен. Ладно? Я сам найду тебя, Фриц. Я скоро буду в твоих краях.
      Фриц. - Теперь последнее... Отчего ваш парламент назван Думой? На Западе этого никто не понимает.
      Йозеф. - Дума - это не парламент. У нас по-прежнему нет конституции. Дума - это место, где говорят, Фриц, отводят душу, но не решают. Дума - от слова "думать", а не "решать", то есть "властвовать". Царь создал именно такой орган, где можно облегчить гнев, поговорить, но не делать..."
      Буду рад, милостивый государь, Нил Петрович, ежели Вы поручите соответствующим сотрудникам навести справки о "Фрице" и "Йозефе", а также о тех. кого они упоминали в своем собеседовании.
      Остаюсь Вашего Высокоблагородия
      покорнейшим слугою ротмистр Кузнецов,
      помощник начальники Гельсингфорсского
      представительства Департамента полиции".
      Зуев усмехнулся, подумав, - что обо всех тех, кого упоминали "Фриц" и "Йозеф", справки навести невозможно. Как их наведешь в салоне вдовствующей императрицы Марии Федоровны или замке Кирилла Владимировича?!
      Зуев перечитал письмо еще раз: опасный документ; от себя запускать в работу нельзя, священные особы государя и государыни затронуты в таком контексте, который не может не вызвать гнев в сферах; довериться некому: директор департамента Трусевич, хоть и работал в прошлом веке по судебному ведомству, не моргнет глазом, отдаст на заклание, а уж о поддержке и думать нечего. Каждый первый боится своего второго, а посему норовит этих вторых менять почаще; меня столкнуть нетрудно - был выдвинут Плеве, сотрудничал с Лопухиным, уволенным в позорную отставку, конечно, я тут как бельмо на глазу, таким не верят; если б не трусость, страх движения, давно б вышвырнули, а так, затаившись, ждут неверного шага; дудки; говорить, что все, молчать, когда другие молчат, и дел не делать - не подкопаются, у нас жрут только тех, кто высовывается, самость свою выказывает...
      Тем не менее Зуев понимал, что полученная информация таит в себе возможность интереснейшей комбинации, найди он этих самых "Фрица" и "Юзефа".
      Поэтому, выписав имена и фамилии, его заинтересовавшие, на отдельные карточки, Зуев попросил своего помощника запустить "материал" в работу.
      Ответы, полученные через три недели, заставили его еще раз задуматься над документом из Гельсингфорса; дело того стоило.
      "На Ваш запрос № 542-2-11-0? сообщаю
      1. "Роза" - речь идет о Розе Люксембурговой, одном из лидеров польской социал- демократии.
      2. "Родэ" Видимо, эта фамилия упоминается в связи с Розой Люксембурговой, поскольку именно она посетила дом Александра Родэ на Крестовском Острове, набережная Средней Невки, 6, где проходила встреча руководящих деятелей соц.демократии большевистского направления, посвященная тактике партии в июле девятьсот шестого года. Она прибыла туда, сопровождаемая Феликсом Доманским, он же Астроном, Переплетчик, Юзеф, Дзержинский. Здесь же состоялось ее совещание с Лениным после того, как были исчерпаны вопросы тактики большевиков.
      3. Ленин, он же Фрей, Карпов, Винтер, является Владимиром Ильичом Ульяновым, лидером большевизма.
      4. Доманский, он же Астроном, Юзеф, Ржечковский, Дзержинский, является одним из руководителей польской социал-демократии, по предложению Ленина якобы избран в Лондоне членом ЦК РСДРП.
      5. "Дед", "Литвинов Максим Максимович" - Меир Баллах из Киева, после побега из централа, где ему грозила смертная казнь, находится в эмиграции, чаще всего появляется в Берлине, дружен с Розалией Люксембурговой и Карелом Либкнехтовым, отвечает за транспортировку литературы и оружия в пределы Империи.
      6. "Фриц" - в картотеке не значится.
      7. "Йозеф" - в картотеке не значится.
      8. "Юзеф" - один из псевдонимов Астронома, Дзержинского, Переплетчика.
      Делопроизводитель Опрышкин".
      Зуев внимательно прочитал дельный ответ Опрышкина, подумал, что человека этого надо будет пригласить для беседы, и отдал распоряжение о немедленном установлении места пребывания Юзефа Доманского - Дзержинского где бы он ни проживал в настоящее время.
      Однако через семь дней пришел ответ, что такого рода указания были отданы директором департамента Трусевичем, начальником варшавской охраны Заварзиным, а также всесильным главою петербургской секретной полиции полковником Герасимовым еще осенью, но до сих пор член ЦК обнаружен не был, будто сквозь землю провалился.
      - Видимо, скрывается в Финляндии или Польше. - пояснил делопроизводитель Опрышкин (действительно, думающий человек, но чрезмерно пугливый). - Там нам трудно, Нил Петрович особенно у финнов, - местные органы управления покрывают революционеров. Тем не менее я стану следить за этим самым "Юзефом" особенно пристально, с вашего разрешения.
      Зуев повертел в руках фотографическое изображение Дзержинского истощенное лицо провальность щек; явно чахоточный, да и скулы торчат, высоченный лоб несколько раскосые глаза, бушлат сидит колом, бедные люди, их же определишь сразу по какой-то кургузости во имя чего лишают себя мало-мальски приличного существования, которого нам и так отпущено с гулькин нос?! Что изменится?! Галерка периодически захватывает кресла партера но ведь на сцене продолжает идти все та же пошлая драма, имя которой жизнь...
      ...Перед выездом из Гельсингфорса Дзержинский зашел в филиал английского "Селфриджес", только здесь продавали самые изысканные костюмы и пальто; выбрал черную касторовую пелерину, подбитую серо-красным клетчатым шерстяным материалом; купил темно-серый английский костюм (наставлял молодых членов партии- "организовывать вам побег из тюрьмы значительно дороже, чем оплатить расходы на приобретение элегантного костюма, - русская полиция чтит тех, кто дорого одет"), теплые башмаки с гетрами и свитер ручной работы; после этого отправился в парикмахерский салон Ханса Парвинайнена и лег в его удобное кресло на полчаса. Поднялся, глянул в зеркало и не узнал себя усы и бородка были сделаны а ля-Ришелье, волосы подстрижены коротко, по последней моде, ни дать ни взять богатый английский коммерсант; ну, ловите меня, жандармы, смотрите в оба, не пропустите - медали лишитесь!
      Через полчаса был на вокзале, пройдя сквозь посты полиции, как нож сквозь масло.
      ТАК ПОЧЕМУ ЖЕ ПОЛКОВНИК ГЕРАСИМОВ ВСТРЕЧАЛ АЗЕФА САМОЛИЧНО?
      Дзержинский спешил в Петербург потому, что там начинался суд над депутатами разогнанной Столыпиным первой Государственной думы.
      В поезде, прижавшись головою к холодному стеклу, по которому ползли крупные капли дождя, Дзержинский читал корреспонденцию в черносотенном "Русском Знамени" о выступлении председателя "Союза Русского народа" доктора Дубровина перед "союзниками" в Вологде:
      "Наш народ не принимал и не примет Думу, поскольку она есть не что иное, как порождение сил, чуждых русской национальной идее, которая была, есть и будет идеей самодержавной, персонифицированной в образе вождя, неограниченного монарха, принимающего решения, не подвластные ничьему обсуждений. Заговор иноземных сил против русского духа - вот что такое Дума! "Хотим дать русскому народу демократию и парламент!" - возглашают бойкие еврейчики и надменные ляхи. А они спросили наш народ, хочет ли он этой самой "демократии и парламента"?!."
      Дзержинский сунул газету в карман, недоуменно пожал плечами неужели этот самый доктор не видит, что Россия отстала от Запада по всем направлениям? Неужели национализм может сделать человека полубезумным?
      Кадеты в своих газетах прекраснодушничали, упоенно писали о новой поре, когда исполнительная и законодательная власть найдет в себе мужество завершить под скипетром государя то, что началось в стране после того как завершилась революция. А что началось? Отчаяние, неверие в способность сановников и молодящихся приват-доцентов сделать хоть что-нибудь салонное сотрясение воздуха, пустая болтовня, страх перед кардинальным решением.
      Правоцентристская партия "17 октября", гучковские октябристы бранили кадетов за левизну социал-демократов за бунтарство, "Союз Русского народа" за негибкость.
      Ощущать надвижение общественных катаклизмов дано отнюдь не каждому политику требовать знания социальных подробностей, которыми всегда отмечен кризис умирающей власти, - значит мечтать о невозможном таланты, как правило, рождаются передовой идеей эпохи посредственности отмечены серостью искусства и науки, именно революция выдвигает тех, кто умеет в капле воды видеть звезды.
      ...Спускаясь по мокрым ступеням вокзала, Дзержинский сразу же заметил толстого громадноростого Евно Азефа, тот подняв воротник дорогого пальто, быстро шел к закрытому экипажу, лицо человека, который ждал его в нем, было видно Дзержинскому одно лишь мгновение - незнакомое, холеное, несколько мертвенное.
      Товарищи эсеры, подумал Дзержинский, верны себе шикарные городские революционеры, при этом защитники крестьянской общины Дубровин ставит на нее по своей сумасшедшей дурости, а эти следуют партийной стратегии разрушение общности нищих лишает их питательной среды, того самого недовольства, которое ведет к красному петуху и резне в помещичьих усадьбах, еще бы "в борьбе обретешь ты право свое". В борьбе с кем и во имя чего?!