- У меня согрелись пальцы, - сказал Мунко, - я уже чувствую, как они болят. Только ног я теперь не чувствую... И внутри - раньше все тряслось от холода, а сейчас замерзло...
      Солнце растворилось в багровой синеве неба. Исчезла та папиросная бумага, которая скрывала луну. Луна теперь стала близкой. Небо вокруг нее было прозрачно-синим, а потом возникал радужный дрожащий ореол, цветом похожий на грязный весенний снег.
      - Может, разложим под радиатором костер из травы? - предложил Ванган.
      - Ты же говорил, что она прогорает, как порох, - сказал Степанов, ощущая в себе тишину и усталость. Холода уже не было, он не воспринимался так обжигающе и сухо, как раньше.
      - Надо что-то делать... Самое противное - это когда ты бессилен.
      - Растереть тебе ноги?
      - Наверное, поздно. Они совсем деревянные.
      - Почему ты не надел унты?
      - А почему Мунко не взял прокладку? Почему мы поехали именно сюда бить волков? Почему ты прилетел в Монголию? Почему я встретил тебя?
      - Ты хотел сказать - случайности логичны?
      - Я хотел сказать, что если каждый из нас запрограммирован в генетическом коде, то, значит, должна существовать и такая программа, которая определяет пересечения миллионов разностей, обитающих на земле.
      - А это, случаем, не мракобесие? - спросил Степанов и понял, что хотел улыбнуться своему вопросу, но не смог, потому что мышцы лица уже не подчинялись ему...
      - Мракобесие - это когда мы не понимаем, но заготовили дрова для костров, чтобы сжечь то, что нам непонятно.
      - У тебя глаза совсем белые...
      - У тебя тоже. Ты, между прочим, почаще их закрывай. Говорят, если обморозишь белки, никакие врачи не помогут.
      - Слушай, а если мы подожжем сиденье <газика>? Обольем бензином и подожжем. Это ведь видно издалека.
      - Нас начнут искать часа через три. Сейчас люди только возвращаются с охоты.
      - Давай прыгать.
      - Я уже не могу.
      - Надо заставить себя.
      - Чудак, пятьдесят градусов - это переохлаждение организма. В двадцать градусов можно согреться, если прыгать или бегать. А сейчас пятьдесят.
      - Тогда надо идти. Ты сможешь найти путь к проселку?
      - Ты же видел, как трава сходится за машиной. Как на болоте ранней осенью, когда еще тепло.
      <Это я так думал, - вдруг вспомнил Степанов. - Я думал точно такими же словами, как сейчас сказал Ванган. Наверное, в большинстве своем все люди думают одинаково. Только говорят по-разному. В мыслях человек лжет реже. Мысль - честнее слова, произнесенного вслух. А слово, записанное пером, не похоже на слово произнесенное, а еще больше оно не похоже на мысль, родившую его>.
      Мунко соскочил с буфера и начал кататься по земле, ударяя себя локтями по бокам что было сил.
      - Все! - крикнул он. - Степанов, поверни ключ, а я пока погреюсь.
      - Если заведется, - сказал Ванган, - я обязательно соберу томик всех анекдотов, какие только знаю.
      - И я тебе пришлю из Москвы штук пятьсот новых.
      - Пятьсот - это ты перегнул.
      Ключ показался Степанову теплым - так он был холоден.
      <Нет ничего безнадежнее промерзшего металла>, - подумал он.
      Мотор заныл, словно человек с воспалением надкостницы.
      Мунко перестал кататься по земле, поднялся и зло ударил ногой передний скат.
      - Сволочь! - крикнул он. - Тыква!
      - Где у тебя заводная ручка? - спросил Степанов. - Садись к стартеру, а я пойду крутить. Я в унтах, мне пока еще можно стоять на земле.
      - Нет у меня ручки! - крикнул Мунко. - Нет! Он всегда заводился без ручки.
      Где-то совсем неподалеку завыли волки. Они выли хором, на несколько голосов, - тревожно, как люди.
      - Мунко, - сказал Степанов, - подкачай побольше бензина в карбюратор. Важно, чтобы он схватил, пусть только он хоть раз схватит.
      Ванган сказал:
      - Если бы сейчас был день, я бы навадил волков прямо на нас. Я умею их подманивать. Мы бы убили волка и погрели руки в его горячем брюхе. Часа два можно было бы греть руки.
      - Накачал! - крикнул Мунко. - Бензин даже переливает.
      - Я бы тоже кое-что сделал, - сказал Степанов Вангану. - Конечно, анекдоты - это твое. Ты застолбил прекрасную тему. Но я бы тоже что-нибудь сделал.
      Он повертел ключом в замке, опасаясь включить стартер.
      - Давай, - сказал Ванган. - Прошло сорок девять минут. Была не была включай...
      Мотор снова заныл, но сотрясения, рождаемого динамическим ударом искры - символа тепла, который предшествует движению, снова не было.
      Степанов вылез из кабины, с трудом переставляя задеревеневшие ноги. Он подошел к радиатору и открыл крышку чужими пальцами, которые стали казаться ему огромными, но при этом невесомыми, словно сделанными из пластика.
      Сахарный, в узорах, лед был в радиаторе.
      ...А паренек забрался на рыбацкий катер по канату, который ему бросили с кормы в пенное, зеленое море, и в это время выглянуло солнце, и все окрест стало истинным, реальным. Катерок сделался грязно-синим, чайки - серыми, море - бурым, но и такими они были прекрасны, потому что все было полно движения, а паренек рассказывал рыбакам, сидевшим на корме, про то, как он успел доплыть к ним, взяв упреждение, весело смеялся, и капельки теплой воды на его коричневом теле посверкивали остро-синим, когда лучи солнца отражались от моря, отдав ему часть своего извечного и разумного тепла...