День грядущий. До сих пор, когда хотят сказать о человеке, что он сказочно богат, говорят, что он богат, как Крез. И действительно, Крез, царствовавший более двадцати пяти веков назад в Лидии, был одним из самых богатых людей своего времени. Как-то, исполненный гордыни и тщеславия, он хвастливо спросил Солона, что думает тот о его счастье и удачливости. Философ сдержанно ответил, что рано считать свою жизнь счастливой или, наоборот, несчастной, пока она не прожита до конца. Ведь никому не ведомо, что ожидает его завтра.

Прошло немного времени, и грозный царь персов Кир II штурмом взял блистательную столицу Лидии — Сарды, а сам Крез оказался в плену. Победитель повелел предать своего пленника сожжению. На городской площади был сложен большой костер. И вот, когда Крез был возведен на него и палачи ожидали только знака царя, чтобы поднести факелы, он вспомнил слова философа и горестно воскликнул: — О Солон, Солон, Солон!

Услышав имя Солона, Кир приказал подвести Креза к себе и спросил, почему в последнюю минуту он вспомнил вдруг какого-то грека. Когда Крез поведал ему о разговоре с Солоном, Кир задумался. На площади стало тихо, а палачи все так же держали в руках горящие факелы, и в синее небо от них поднимался черный дым. Наконец Кир очнулся от задумчивости, сказал несколько слов тем, кто стоял рядом, и сошел с помоста.

Он приказал освободить Креза, пожаловал ему обширные земли и назначил своим советником. Крез служил Киру много лет, а после смерти Кира — его наследнику. Так повествует об этом Геродот.

Почему же слова Солона так подействовали на грозного завоевателя и владыку? Они напомнили ему о том, как ненадежно, как призрачно его собственное положение.

Может ли владелец рабов чувствовать себя в безопасности, если он спит в то время, когда рабы его бодрствуют? Нет, отвечал греческий философ Ксенофонт. Если владелец рабов хочет прожить долгую жизнь, он должен ложиться, только когда заснул последний его раб, и вставать на рассвете, когда рабы его еще спят.

Ибо спящий властелин беспомощен и беззащитен. Вот почему философ и поэт Каутилья, живший в Индии две тысячи лет назад, настоятельно рекомендовал царям делать спальни так, чтобы они имели потайные лестницы и тайные выходы. Надежнее же всего, считал он, оборудовать спальни полом, который бы опускался при помощи специальных устройств.

Но никакие приспособления и уловки не гарантировали правителям безопасности во время сна. Очевидно, поэтому у древнегреческого географа и историка Страбона в его описании Индии есть такие строки: «Днем царь спит, а ночью он вынужден время от времени менять ложе во избежание нападения».

Этой системе следовал и китайский император Цинь Шихуанди. Опасаясь, что во время сна его убьют заговорщики, он имел обыкновение каждую ночь менять комнату, в которой спал. Никто не мог знать заранее, какое именно помещение изберет император на следующую ночь. Всякий раз по его команде жизнерадостные наложницы в сопровождении евнухов переносили постель своего владыки из одного конца дворца в другой.

Цинь Шихуанди мог не опасаться, что ему придется ночевать дважды в одной и той же комнате. В его дворцах количество комнат было столь велико, что, даже если бы он проводил в каждой из них только одну ночь, ему понадобилось бы целых 36 лет, чтобы посетить их все.

Ночной страх неслышно, как убийца, вместе с вечерними тенями проникал во дворцы владык. Он не давал им уснуть. Краткое забытье прерывалось вдруг кошмаром, и, проснувшись от собственного крика, они долго всматривались в темноту, прислушиваясь к неверным шорохам ночи.

Возможно, именно после одной из таких ночей Чингисхан отдал приказ своей страже рубить на месте каждого, кто приблизится к его шатру после захода солнца. И 800 телохранителей, каждую ночь располагавшихся вокруг великого хана, беспощадно выполняли этот приказ, не слушая ничьих объяснений и оправданий.

Но можно ли надеяться на охрану? Почему Толстый Сайд как-то странно посмотрел сегодня на повелителя? А оба брата Карима попросились дежурить именно этой ночью, хотя их очередь наступит только в пятницу? Нет ли здесь какой-то связи? Не затевается ли что-нибудь сегодня ночью? Пожалуй, безопаснее будет на всякий случай сменить всю охрану.

И так — каждую ночь. Новые опасения, новые страхи, новые попытки отвести чью-то невидимую руку, занесенную над правителем…

Когда спускается вечер и ночная стража занимает свои места, Низам аль-Мульк, знаменитый визирь и советник сельджукских султанов, садится за свой многолетний труд, и быстрые строки арабской вязи ложатся на бумагу. Он пишет трактат об искусстве правления. О чем же, о каких премудростях, какой осмотрительности считает он важным поведать правителям?

«Следует принимать все предосторожности в отношении придворных ночных стражей, привратников и часовых. Кто имеет над ними надзор, должны знать их всех, быть осведомленными тайно и явно обо всех их делах. Пусть следят каждодневно, так как они по большей части жадны, слабы характером, могут стать соблазненными золотом… Нельзя быть нерадивым к этому делу ни ночью, ни днем, ибо дело это тонкое, чреватое опасностями».

Восемь веков спустя жил другой «визирь». Он состоял при другом государе, иные звезды сияли над ним, и другая эпоха вела счет его времени. Но теми же, неизменно теми же были заботы и тревоги, которые снедали его. Весь во власти этих забот, человек сей, небезызвестный Победоносцев, пишет своему государю Александру III письмо, в котором просит его быть особенно осторожным ночью, именно ночью: «…нет предосторожности, излишней для Вас. Ради бога, примите во внимание нижеследующее: 1. Когда собираетесь ко сну, извольте запирать за собою дверь — не только в спальне, но и во всех следующих комнатах, вплоть до входной. Доверенный человек должен внимательно смотреть за замками и наблюдать, чтобы внутренние задвижки у створчатых дверей были задвинуты. 2. Непременно наблюдать каждый вечер, перед сном, целы ли проводники звонков. Их легко можно подрезать. 3. Наблюдать каждый вечер, осматривая под мебелью, все ли в порядке. 4. Один из Ваших адъютантов должен был бы ночевать вблизи от Вас в этих же комнатах. 5. Все ли надежны люди, состоящие при Вашем величестве? Если кто-нибудь был хоть немного сомнителен, можно найти предлог удалить его…»

Из-за того же «страха ночного» в апартаментах Гитлера было установлено множество устройств, которые срабатывали, если появлялся посторонний. Некоторые из них находились у самой кровати фюрера.

Чувство опасности, тревоги и неуверенности порождало стремление заглянуть в будущее, узнать, что ожидает там.

В 1584 году над Москвой появилась комета. Иван Грозный, который перед этим сильно хворал, с трудом вышел на крыльцо, долго смотрел на нее и, побледнев, сказал:

— Вот знамение моей смерти.

Царь не верил уже ни в милость судьбы, ни в силу молебнов. Он обратил свою надежду к колдунам. По его приказу повсюду стали хватать баб-ведуний и срочно доставлять в Москву. Так было привезено шестнадцать ведьм, которых держали под замком, приставив надежный караул. Б. Я. Вельский, один из самых доверенных людей царя, каждый день посещал их, передавая потом слова их Ивану Грозному. Однажды все они в один голос объявили, что царь умрет 18 марта. Царю не понравились такие речи, и он повелел за вранье 18 же марта сжечь их живьем.

Однако, когда утром назначенного дня Вельский явился, чтобы исполнить волю царя, ведьмы принялись вопить, что день, мол, только начался и неизвестно еще, чем он кончится. Правда, ничто не предвещало трагической развязки. Царь чувствовал себя хорошо, был даже весел, насколько вообще был склонен к такому состоянию духа. Но, садясь играть в шахматы, вдруг покачнулся и схватился за грудь. Через несколько минут он потерял сознание и вскоре скончался. Так повествует об этом один из современников.

В течение сотен лет в древнем Шумере, Индии, Египте, наблюдая за движением небесных тел, жрецы пытались увязать их расположение с событиями, которые происходили на земле. Это было очень важно, ведь, исчислив будущее положение звезд, можно было бы предсказать явления, скрытые завесой времени. Той самой завесой, сквозь которую так настойчиво пытались проникнуть настороженные и хмурые взгляды правителей.

Что же больше всего заботило и волновало владык в те отдаленные времена? «Если солнце и луна противостоят друг другу, — читаем мы в предсказании, составленном для Саргона II, — страна благоденствует: народ в изобилии имеет насущный хлеб. Царь страны твердо держится на троне».

Царь страны твердо держится на троне…

Далеко не всегда, однако, предсказания оказывались благоприятными. Гороскоп, составленный при рождении датского короля Кристиана II, предвещал ему вероятность темницы. Вероятность эта, однако, угрожала ему только после пятидесяти лет. И действительно, спокойно прожив до этого срока, на пятьдесят первом году он был заточен в крепость и провел за решеткой двадцать семь лет.

Исполнявшиеся предсказания западали в память, не исполнявшиеся — забывались.

К магам, астрологам и предсказателям обращались многие известные политики и правители. Это делали Юлий Цезарь, Красе, Помпеи и другие государственные деятели и императоры. При помощи магических «карт Таро» тщетно пытался заглянуть сквозь завесу будущего Чингисхан. А Наполеон в зените своего могущества, мучимый сомнениями и страхами, искал ответа у гадалок.

Постоянными клиентами всякого рода прорицателей были и русские цари. При дворе вечно околачивались всевозможные «старцы», «блаженненькие». К их сумбурному бормотанию и выкрикам старательно прислушивались, ища в них какой-то тайный, скрытый смысл. При Александре I функции такого прорицателя выполнял Никита Федотов, пророчествовала баронесса Крюденер. Его преемник Николай I посещал известного московского блаженного и прорицателя Ивана Корейшу, имевшего обыкновение встречать посетителей самой скотской бранью и даже побоями. Не любопытство, а все тот же страх, ощущение шаткости собственного бытия погнали царя на окраину Петербурга, в лачугу гадалки Марфу ши.

Николай явился к ней инкогнито, в старой офицерской шинели своего покойного брата Александра I.

— Садись, не смущайся, — встретила его гадалка, указывая на лавку, — хоть лавка эта не трон, зато на ней безопасней и спокойней.

— Ты хочешь знать, сколько тебе осталось жить, — продолжала она. — Ну, так слушай. Прежде чем придет весна, наступит твой последний час.

Одного этого было бы достаточно, чтобы вызвать неудовольствие посетителя. Когда же гадалка стала «читать» его прошлое, страшное прошлое, говорить то, о чем, как полагал Николай, знал только он один, царь не выдержал. Отшвырнув от себя старуху, он выбежал вон. Ей было открыто слишком многое. Николай срочно вызвал к себе начальника тайной полиции, а через час у дверей лачуги остановилась темная глухая карета. Но посетители с угрюмыми лицами опоздали. Старуха была бы плохой прорицательницей, если бы не предвидела такого исхода. Лучшая петербургская гадалка, «киевская ведьма», как ее звали, сразу после посещения императора приняла яд. Так повествует об этом дворцовая легенда.

В семье Романовых бытовало предание о предсказании отшельника Серафима Саровского. Предсказание это, касавшееся судьбы династии, было записано одним отставным генералом и по воле Александра III должно было храниться в архиве жандармского корпуса. Однако, когда было дано высочайшее повеление разыскать столь важный документ, его там не оказалось.

Николай II, имевший достаточно оснований беспокоиться о будущем своей фамилии, продолжил поиски легендарного пророчества. В конце концов искомую бумагу обнаружили в департаменте полиции.

Можно понять волнение, с которым царь читал строки, относящиеся к его правлению. В царствование сего монарха, гласило пророчество, «будут несчастья и беды народные. Настанет смута великая внутри государства, отец поднимется на сына и брат на брата…» Были там и слова, посвященные «войне неудачной», что могло быть отнесено к войне с Японией.

Жажда пророчества и чуда не оскудевала во дворце. Только бы обрести наконец верное слово о том, чему быть, чего ждать завтра. В той атмосфере подспудной, но беспрестанной тревоги, в которой пребывала царская фамилия, от каждого убогого ждали пророчества, от каждого слабоумного — внушения свыше. Царь то отправляется в Сэров к некой «ясновидящей» Паше, то прислушивается к пророчествам придворной дамы мадам Лейтенбергской, в которую якобы вселился дух медиума Филиппа.

В городе Козельске Калужской губернии обитал юродивый Митька, лишенный членораздельной речи и издававший лишь рев и мычание. Возможно, никто и никогда не узнал бы за пределами Козельска об этом несчастном, не объявись некий мещанин со странным именем Елпиди-фор, который заявил, что ему ниспослано понимание митькиного мычания. Юродивый и его «переводчик» поселились в ближайшем монастыре. Время от времени они являлись перед богомольцами, которым Митька при помощи своего напарника «прорицал будущее».

Но, предсказывая, что ожидает других, они не ведали о собственном будущем. Случилось так, что вблизи монастыря находилась дача великого князя Константина. От него о калужском прорицателе стало известно при дворе, и вскоре оба — и Митька и его «переводчик» — очутились в Царском Селе.

«Обоих вымыли, одели и показали Николаю, — пишет современник. — Митька, увидев царя, замычал. Спросили мещанина Елпидифора: что это значит? Тот, видно приготовившись, ответил довольно удачно:

— Детей видеть желают.

Чадолюбивому царю это очень понравилось, и детей немедленно привели. Взглянув на такую милую и веселую компанию, юродивый дико завопил и проявил даже некоторое возбуждение, которое переводчик не замедлил объяснить.

— Чаю с вареньем просят, — сказал он.

Нелепость объяснения кинулась даже в близорукие глаза царя. Чаю дали, подержали некоторое время во дворце и отправили на родину».

Правда, вскоре Митьку снова призвали во дворец для пророчеств, но к тому времени место главного оракула было уже занято. На нем восседал тобольский мужик, бывший конокрад Григорий Распутин. С именем Распутина открылась новая полоса чудес и пророчеств.

Уже в наше время о своей политической судьбе спрашивал у предсказателя У. Черчилль. К ясновидящим и астрологам обращался Гитлер.

Впрочем, правителям с древнейших времен были известны и другие, более простые пути к знанию. Греческие легенды утверждают, будто фригийский царь Мидас имел длинные ослиные уши. По мнению Аристотеля, поводом к этим легендам послужило то, что царь содержал множество шпионов, которые доносили ему о каждом слове, сказанном его подданными. «Благодаря этому, — писал один греческий историк, — не было покушений на власть Мидаса и он дожил царем до старости».

Александр Македонский не последовал примеру фригийского царя. Но однажды ему донесли, что среди его воинов зреет недовольство. Как Узнать, насколько велика опасность? Дело было в походе, и Александр объявил, что пишет письмо на родину и что остальные могут воспользоваться оказией и тоже отправить свои письма. Все, от последнего солдата. До военачальников, поддались на эту хитрость, и вскоре нагруженные свитками курьеры отправились в путь. Это было днем. А ночью все они со своими ношами незаметно, по одному вернулись в резиденцию царя. И Александр, повелитель огромной империи, провел долгие часы, разбирая незнакомые почерки и пытаясь в чужих письмах найти указание на опасность и намек на заговор.

Великий Александр был, очевидно, первым, но далеко не единственным, кто решился заняться личным сыском. Римский император Тиберий часто, переодевшись в платье простолюдина, бродил по городу, подслушивая разговоры своих подданных, выведывая их настроения и расспрашивая, что думают они о своем императоре. Так же поступали Нерон и некоторые другие правители. Французский король Людовик XV, снедаемый беспокойством за прочность своего трона, не гнушался подслушивать у дверей и заглядывать в окна. Постепенно он так вошел во вкус, что стал посвящать этому занятию все свои свободные вечера.

Впрочем, ни прорицатели, ни соглядатаи, ни личный сыск не давали унять тревогу и не приносили успокоения.

Смерть под белым соусом. Радостно шествовала процессия по улицам Бенареса. Торжественна была поступь слонов, украшенных покрывалами пурпурного цейлонского шелка. Весел был шаг коней. Приплясывая, бежали впереди процессии мальчишки, и даже суровые стражи, что шли перед слоном самого махараджи, не разгоняли их, как обычно, тупыми концами пик.

Мимо садов и храмов шла процессия, мимо большого базара. И кони и люди ускоряли шаг, приближаясь к холму, где в темной зелени, как редкая жемчужина, белел дворец махараджи. Туда направлялись и сам он и достопочтенные гости, сопровождавшие махараджу в торжественном шествии. Сегодня вечером там, во дворце, будет великий праздник и большой пир в честь радостного события. О самом событии, правда, еще не объявлено, но в городе нет ни женщины, ни последнего мальчишки, кто бы не догадывался об этом.

У махараджи наконец-то родился сын, наследник его имени, его богатства и власти. Восседая под золотым балдахином на колышащейся спине слона, покачиваясь в такт его тяжелому ходу, махараджа являл всем свое лицо, источавшее милость и благодушие. Он хотел, чтобы все были счастливы в этот день и час.

Но ни радость, ни хлопоты этого дня не давали ему забыть изречение, которое отец велел заучить ему еще в детстве: «Враги раджи и скверные из его слуг будут время от времени подмешивать яд в его пищу». Так говорили «Шастры», древние книги мудрецов. Но даже если бы не был» этих слов, он все равно знал бы это. Судьба его отца и родного дяди была перед его глазами. Да и его собственная судьба. Он вспомнил, как верные люди дважды спасали его от яда. Теперь, когда родился наследник, кто не захочет стать опекуном при малолетнем правителе? Так думал он, а лицо его по-прежнему привычно источало милость и благодушие. Нужно! будет удвоить осторожность и осмотрительность. Но как распознать злоумышляющего на его жизнь? Правда, в «Шастрах» об этом тоже сказано: «Он дает уклончивые ответы или вообще не отвечает. Когда ему задают вопрос, он ворошит волосы, лицо его бледно, и он постарается воспользоваться любым поводом, чтобы покинуть дом». Ненадежный совет, но кто может дать другой? Кто может помочь правителю, который всякий раз, принимая пищу, не знает, не делает ли он это последний раз в жизни?

Махараджа был не одинок в своих сомнениях и тревогах. Когда киевский князь Олег стоял у стен Царьграда, хитроумные византийцы повели с ним переговоры о мире. Среди льстивых речей и притворных увещеваний они пытались угостить князя отравленными яствами и питьем, приправленным ядом. Но князь не прикоснулся к угощению, попавшему на его стол из рук вчерашних врагов. Это говорит о многом. Значит, способ избавляться от правителя при помощи яда не был киевскому князю в новинку.

В Китае этот «славный» обычай был известен не меньше, чем в других странах. Перед подачей императору любого кушанья его предварительно пробовал евнух. Кроме того, на каждом блюде и в каждой чаше лежала серебряная пластинка, с помощью которой проверялось, не отравлены ли пища и питье.

Но если говорить о расцвете этого искусства, нужно обратиться к Риму. Обычай отравлять императоров настолько вошел в практику, что при каждом из них существовала особая должность — отведывателя кушаний. Он должен был пробовать каждое блюдо, подаваемое императору, чтобы, если в нем окажется яд, своей смертью предупредить об опасности. Правда, мера эта привела лишь к тому, что вместо мгновенных ядов стали пользоваться ядами, действующими медленно. Еще философ Теофраст писал о ядах, которые убивают —человека только спустя определенное время — через месяц, год или даже три года. «Легче всех, — писал он, — умирают те, кто умирает быстро. Для этого яда не существует противоядия». Упоминание о медленных ядах, вызывающих кашель, озноб или кровохарканье, можно найти и у Плутарха. Он же сообщает о другом яде, который постепенно приводил к значительному снижению умственных способностей.

Как и во всякой науке, в науке ядов были свои бакалавры медленной и магистры быстрой смерти. Одним из таких светил была знаменитая римская отравительница Лукуста. Услугами ее пользовалась Агриппина, жена императора Клавдия. По одной версии, тот умер от яда, поданного ею в блюде с грибами, по другой — был отравлен, как ни парадоксально, своим собственным отведывателем кушаний, евнухом Галотом.

Позднее в угоду Нерону та же Лукуста отравила его брата Британика, которого Нерон считал своим соперником в борьбе за власть. Вопреки обычному правилу, став императором, Нерон не забыл оказанной ему Услуги. Он не только создал Лукусте все условия для ее деятельности, но и дал ей учеников, дабы со смертью самой отравительницы ее высокое искусство не оказалось утраченным. Правда, такой опасности практически не было: к ядам в Риме обращались достаточно часто. О них хорошо помнили те, кто стояли у власти, всякий раз рискуя быть отравленными. Еще лучше помнили о них те, кому предстояло наследовать эту власть и не только помнили, но и пускали в ход. Так, в свое время ходил слух, что Домициан, домогавшийся власти, воспользовался редким ядом, изготовленным из морских моллюсков, чтобы расправиться со своим предшественником и братом императором Титом. К другому тонкому яду будто бы обратился Калигула, отравивший Тиберия, чтобы самому стать императором.

Но смерть подстерегала правителя не только под крышкой соусника или в кубке с вином. Любая вещь, любой предмет, которого он касался, могли быть пропитаны смертельным ядом. Один из турецких султанов имел привычку, играя в шахматы, задумчиво тереть босой ногой о валик дивана. Когда понадобилось убить его, достаточно оказалось пропитать валик особым ядом, и султан не задержался в этом мире.

В другом случае был подкуплен брадобрей, который согласился побрить султана отравленной бритвой. К несчастью для всех причастных к заговору, один из его участников поделился этим планом со своей женой. Та рассказала об этом своему любовнику, он — лучшему другу, лучший друг — своему приятелю, который был офицером стражи. Последний донес визирю, визирь — самому султану. Когда в положенный час брадобрей явился, султан приказал побрить его самого той бритвой, которую он приготовил для своего повелителя. После того как это было сделано, султан имел удовольствие наблюдать, как брадобрей почернел, распух и через несколько часов умер в мучениях. Если после этого случая султан проявлял повышенную осторожность во всем, что касалось его бритья, его можно было понять.

История политических отравлений — это книга, которая, очевидно, никогда не будет написана. Большинство страниц в ней не могут быть заполнены — об этом позаботились те, чьи имена и деяния должны были быть начертаны там. Сколько правителей, умерших, как считают, своей смертью, в действительности были умерщвлены или отравлены? Достоянием историков стали лишь попытки, окончившиеся неудачно, или успешные, но имевшие болтливых свидетелей. Память же о большей части злодеяний ушла в небытие вместе с теми, кто совершил их. Но, как незримый след, как тень, от каждого преступления тянется полоса страха. Отравленные невидимо восседают за столом рядом с живущими.

Панически боялся яда Людовик XIV. Когда из кухни к королевскому столу подавали говядину, впереди блюда шествовали два телохранителя, а два других замыкали процессию. Никому, кто бы ни оказался на пути, не разрешалось даже приблизиться к блюду.

Страх быть отравленным хорошо был знаком и многим русским царям. Борис Годунов, постоянно опасавшийся за свою жизнь, принимал особые меры предосторожности. Шестеро врачей, выписанных из-за границы, денно и нощно оберегали жизнь царя.

Но это не спасло Годунова. Как-то, едва поднявшись из-за обеденного стола, он вдруг почувствовал себя плохо, изо рта, носа и ушей у него хлынула кровь, и через два часа царь умер. Многие говорили — от яда.

Страх быть отравленным неотступно стоял за спиной и другого русского царя — императора Павла. Не одно десятилетие пребывал он в неустойчивом статусе наследника престола. Престарелая императрица-мать не скрывала своего презрения к Павлу. Почему бы ей не избавиться от нетерпеливого наследника и нелюбимого сына? Не было дня, не было часа, когда Павел позволил бы себе забыть об этой опасности. Как-то поданный суп показался ему сладковат. Уж не от яда ли? И Павел не стал есть. Несколько успокоился он только тогда, когда выписал из-за границы стряпуху-англичанку, которой доверял.

Мысль об отравлении преследовала и сына Павла, Александра I. Эти-м и опасениями вскоре заразился Аракчеев. Мрачный фаворит, наводивший ужас на всю империю, сам жил в состоянии неодолимого, постоянного страха. Куда бы ни отправлялся он, повсюду за ним вели на поводке собаку Жучку. Собака эта со столь неаристократичным именем выполняла при нем функции личного отведывателя кушаний. «Всей России притеснитель» не прикасался к блюду, пока не видел, что Жучка, попробовав его, оставалась жива. Пребывая в этой должности, Жучке, естественно, приходилось придерживаться меню, далекого от обычных собачьих вкусов, — пить, например, кофе, который хозяин, прежде чем сделать глоток, всякий раз наливал ей из своей чашки.

Специальные рабы-отведыватели в Риме или та же аракчеевская Жучка — это были как бы живые фильтры, барьеры из плоти и крови, отгораживавшие правителя от смерти.

Но все эти меры, все предосторожности не идут в сравнение с мерами, которые принимались в свое время для охраны Гитлера. По словам Раттенхубера, ответственного за его безопасность, страх Гитлера перед покушениями и ядами был столь велик, что «даже белье, полученное из стирки, он решался надеть лишь после того, как оно проходило обработку при помощи рентгеновского аппарата. Так же просвечивались письма, адресованные фюреру».

Нежелательные встречи.

— Я сенатор. Мистер Линкольн посылал за мной. Я должен видеть его по важному делу.