Сквозь этот дым с трудом пробирается Автономов.
      В его руках нет блокнота и нет оружия.
      Вокруг него дым, выстрелы, стоны, хрипы.
      Каменный Вильгельм в передней зале весь побит осколками.
      С любопытством озираясь на все, идет Автономов.
      До него вдруг доносится чей-то мощный хохот.
      Он слышит голос:
      - Значит, принцесса Турандот, Вася? Ну, пускай Турандот!
      Автономов с удивлением узнает голос Дорошенко.
      Но он в первый раз слышит его смех. Такой веселый, такой оглушительный.
      Он находит полковника в дыму и радостно к нему бросается.
      Сейчас не похож на себя Дорошенко, таким его журналист никогда еще не видел.
      Словно необыкновенным внутренним светом светится он; мрачные глаза сияют. Словно пьян он хмелем боя и победы, и в счастливом опьянении этом словно открылось ему что-то дотоле не известное и высокое.
      - Знамя, знамя видели? - крикнул он Автономову, не удивляясь даже тому, что тот здесь - в дыму и неразберихе боя.
      - Его всем видно, - ответил журналист.
      - А-а! То-то! А они еще тут сидят. Как же. Тут.
      - Кто?
      - Враги! - Он постучал сапогом в пол. - Тут они еще, в подземелье. Расхохотался. - А? Каково? Точно слоеный пирог - этот рейхстаг: вон там они, тут - мы, а над нами на втором этаже опять они... И зато на крыше - опять мы.
      - Сколько же их там? - показал Автономов в пол.
      - Больше тысячи. Я посылал к ним парламентера - пусть сдаются. А они ответили, что их тысяча, а вас, мол, русских, в рейхстаге всего горсточка. Поэтому, дескать, по законам войны должны сдаваться русские.
      - Ну?
      - Ну, мой парламентер сказал им: не затем я в Берлин пришел, чтоб тут вам сдаваться. Околевайте тогда в подземелье, черт с вами! - Он расхохотался опять. Нет, каково?
      - А если они предпримут... вылазку?
      - Хорошо-о! Хорошо бы! Мы встретим их. Ведь нас тут действительно горсточка... Но мы в рейхстаге, и наше знамя уже пылает над Берлином, а они... в подземелье, и им - капут. И тут уж никто ничего не сделает. Игра выиграна нами! - Он махнул рукой. - Нет, они уже ничего предпринять не могут. Они - мертвые!
      - Вы какой-то странный сегодня... - улыбнулся Автономов. - На себя не похожий.
      - Да? Ну не каждый же день человеку выпадает на долю брать рейхстаг. Он вдруг обнял Автономова за плечи и сказал ликующим шепотом: - Счастливый я. Что смерть? Что жизнь? Что большие и малые невзгоды наши? Их даже не видно с той высоты, на которой наше знамя... и я счастлив, счастлив, да! Что мне, простому русскому человеку, привелось взойти одним из первых на эту высоту!.. На вершину мира...
      Новая волна дыма рванулась откуда-то на них.
      - Что это? - тревожно спросил журналист.
      - Фашисты... Они жгут рейхстаг. Они начали свою историю поджогом рейхстага и в огне кончают ее. Ну и пусть горят! Пусть! Нас-то теперь не выкуришь!..
      Он схватил Автономова за плечи, притянул к себе.
      - Напиши, Федор Петрович, напиши книгу о нас, о нашем сегодняшнем счастье, о нашей вершине...
      - Я напишу... - тихо и очень серьезно ответил Автономов.
      Дорошенко посмотрел на него, еще раз тряхнул его руку и исчез в дыму.
      - Я напишу! - сказал ему тихо вслед Автономов. - Я должен написать. Потому что я шел с ними, я был здесь, я видел.
      ...Утро второго мая.
      Рассеялся дым.
      Стихла канонада.
      Ночью капитулировал Берлин.
      Из подземелья рейхстага длинной вереницей выходят немцы. Раненые. Изувеченные. Голодные. Одичавшие.
      Они медленно бредут из подземелья на свежий воздух.
      Наши солдаты беззаботно смотрят им вслед.
      И только Вася Селиванов да Галя не видят немцев.
      Ничего они сейчас не видят. Они стоят, обняв колонну рейхстага, и Вася ножом высекает на камне имена: "Вася и Галя".
      ...А на куполе рейхстага горсточка бойцов водружает большое победное знамя.
      Вот оно развевается на ветру...
      Гордо играет в небе.
      Бойцы из ружей салютуют знамени.
      Весь мир через несколько часов увидел в своих газетах эту сцену. Ее снимали наши корреспонденты на моих глазах.
      Отгремел салют.
      Бойцы опустили ружья.
      И - наступила тишина.
      Тишина победы.
      Величественная и простая.
      - Тишина-а ка-ка-ая! - удивленно сказал сержант Иван Слюсарев и осмотрелся вокруг.
      Лежал под ним Берлин, разрушенный, поверженный и побежденный.
      Ржавая пыль струилась от развалин.
      - И Россия - там! - сказал светлоусый солдат и повернулся лицом на восток.
      И все повернулись туда же.
      Пилотки сняли.
      - Вздохнут сегодня наши дома-то! - сказал светлоусый. - В первый раз свободно вздохнут... всею грудью...
      - Тяжко было...
      - Ну, ничего!
      - Одолели!..
      - Тишина-то ка-ка-ая!.. - снова сказал, удивляясь тишине, Слюсарев.
      - А там, за Берлином, Эльба! - сказал грузин Кантария и показал рукою на запад.
      И все посмотрели туда.
      - Д-да... - отозвался светлоусый. - Франция там... Потом Англия.
      - А Италия где же?
      - А Италии надо быть там... - показал светлоусый на юг.
      - Нет, там Чехия.
      - Чехия левей будет... Я хорошо карту помню. Вот так Австрия, так Чехия, так Италия...
      - Тишина какая! Хорошо! - снова сказал Слюсарев. - Хорошо-о! Ничего! Живи. Живи, человечество. Живи мирно. Радуйся! - И он помахал в воздухе пилоткой.
      ...Тихо течет Эльба.
      Медленно пересекает ее катер с русскими и американскими офицерами.
      На корме сидит Автономов, смотрит в воду.
      Катер медленно причаливает к берегу.
      Гремит навстречу американский оркестр.
      Почетный караул отдает честь русским.
      Автономов вместе с другими офицерами садится в машину.
      Дорога.
      Штаб.
      Встреча на Эльбе.
      И покуда гремят оркестры, произносятся спичи и со звоном встречаются бокалы, - Автономов бродит среди американских солдат у штаба, всматривается в лица, пытается заговорить.
      Много негров среди солдат.
      Много парней в очках.
      Много фотокорреспондентов.
      Мало обветренных и обожженных боем лиц.
      Вдруг Автономов сталкивается со знакомым.
      Он сразу узнает его. Это Мак Орлан. Американский корреспондент.
      Он окликает его.
      Американец, чуть-чуть подвыпивший, радостно трясет его руку.
      - Хэлло! Гау ду ю ду?
      - Вот мы и встретились! - отвечает Автономов. - На Эльбе.
      - А? Хорошо? Это второй фронт, а?
      - Да. Ничего...
      - Ничего? О, это русское "ничего"! - хохочет Мак Орлан. - Нет, это хорошо. Это грандиозно! Мы, американцы, как всегда, пришли вовремя. И выиграли войну.
      - Вы выиграли?
      - О, с вашей помощью, разумеется. Вы немного помогли нам, да. Я признаю. Вы хорошо удержались. Но, - он лукаво сощурился, - но мы высадились в Нормандии, и - блицудар - и Гитлера нет. А? Что вы теперь скажете?
      - Я? А я ничего не скажу...
      Они идут по городку, запруженному американской техникой и войсками.
      - Это наши танки, - говорит Мак Орлан. - Хорошо?
      - Ничего. Хорошие танки.
      - Они так испугали Гитлера, что он убежал.
      Они подходят к огромному, похожему на крепость, танку.
      Танк лоснится новенькой краской.
      - Хорошая машина, - говорит Автономов. - Сколько у нее на боевом счету?
      - Простите?
      - Ну, сколько она уничтожила немцев, батарей, дотов?
      - А-а! Понимаю! - просиял Мак Орлан. - Корреспондент всегда корреспондент. Сейчас я узнаю.
      Он быстро спрашивает по-английски офицера, который стоит у танка и курит трубку, потом смущенно поворачивается к Автономову и говорит:
      - Нет, этот танк не участвовал еще в бою.
      - А тот?
      - И тот тоже...
      - А! Ну да! - чуть приметно усмехается Автономов. - Впрочем, я так и думал.
      - Да, но мы прошли от Ла-Манша до Эльбы! - взволновался Мак Орлан. - И мы принудили Гитлера капитулировать. Это мы выиграли войну... Это есть факт.
      - А зачем нам спорить? - лениво возразил Автономов. - Подарите мне... ну, три часа, и все станет ясно.
      - Три часа?
      - Да. Покатайтесь со мною три часа. Только всего. Идет?
      - Идет! - неуверенно сказал Мак Орлан. - Интересно, что вы мне докажете за эти три часа.
      ...И вот они катят на комфортабельной машине по немецким дорогам.
      - Ведь это здесь шли американцы к Эльбе? - вежливо спрашивает Автономов.
      - О да! Здесь шел генерал Брэдли.
      - Какая красивая дорога!
      - Что?
      - Прелестная дорога, говорю. Смотрите, какой чудесный пейзаж!
      Действительно, идиллически-мирная картина развертывается перед ними.
      Хорошая, ровная дорога.
      Чистые, целые домики.
      Ни воронки на земле.
      Ни трупа у дороги.
      Ни разбитых машин на шоссе.
      - Вам не нравится этот пейзаж? - спрашивает Автономов у своего спутника. - А я давно не видел таких мирных дорог и полей. Хорошо!
      - Ничего! - отвечает ему в тон Мак Орлан.
      Они пересекают на катере Эльбу.
      И попадают на другой берег ее, на тот берег, куда вышли русские.
      У самого берега - столпотворение разбитых немецких машин.
      Трупы.
      Следы жестокого боя.
      Брошенные немцами чемоданы, каски, куртки.
      Так разителен контраст, что Мак Орлан растерянно останавливается, но неумолимо-вежливый Автономов уже приглашает его в машину.
      И они катят по дороге, которой шли к Эльбе русские.
      Ничего не говорит Автономов. Каменное у него сейчас лицо.
      Зато дорога сама говорит за себя.
      Воронки. Ямы.
      Надолбы. Разбитые баррикады. Отшвырнутые прочь рогатки, ежи, ловушки.
      Трупы.
      Солдатские могилы с красными звездочками на крестах.
      Сгоревшие танки.
      Подбитые немецкие орудия.
      Опять воронки.
      Следы жестоких боев.
      - Этой дорогой шли к победе мы, русские! - говорит наконец Автономов. Мы можем с вами проехать сотни и тысячи километров, и вы увидите то же. От Волги до Берлина.
      Он остановил машину.
      - От Волги до Берлина, - повторяет он. - Какой гигантский путь! На этом пути мы и похоронили немецкую армию. Вам, мистер Мак Орлан, уже выпало счастье просто маршировать к Эльбе. Убитые нами фашисты не могли преградить вам путь! - Он обвел широким жестом дорогу и закончил: - Как видите, нам не о чем спорить!
      - Д-да... - сказал, пожимая плечами, Мак Орлан. - Это выглядит... убедительно. Вы принесли на алтарь победы свою кровь, мы - свои доллары. Но, - усмехнулся он вдруг, - кровь...
      - Забывается?
      - Кровь... не котируется. А доллар! - убежденно: - И победу в войне и победу в мире решает доллар. Мы благодарны вам за кровь, - сказал он, поклонившись Автономову, - но теперь... теперь дайте дорогу доллару. Иначе погибнет мир.
      Автономов посмотрел на него и тоже усмехнулся.
      - А вы думаете, что мы принесли в войну только кровь?
      - Что же еще?
      - Еще? Еще дух. Русский дух. Свободный, смелый, честный, демократический. Народы мира узнали теперь, что такое советский дух и что такое человек, когда он свободен от власти доллара...
      - Но побеждает не дух, а доллар! - закричал Мак Орлан.
      - Не думаю...
      - О! - задыхаясь от ярости, закричал Мак Орлан. - Наш спор еще не кончен. Посмотрим, мистер Автономов! Посмотрим!
      - Посмотрим! - тихо ответил Автономов.
      Мак Орлан вскочил в машину и повернул назад.
      - Гуд бай, мистер Автономов! - крикнул он с вызовом.
      - До свидания! - отозвался Автономов.
      ...Он стоит на дороге у деревушки и смотрит Мак Орлану вслед.
      - Посмотрим! - тихо произносит он и идет к машине, виднеющейся впереди.
      Здесь штаб дивизии Дорошенко, и первый, кого встречает у машины Автономов, - Вася Селиванов.
      Вася чем-то встревожен.
      - Что случилось, Вася? - спрашивает Автономов.
      - Дорошенко...
      - Что Дорошенко?
      - Он нашел своего сына.
      - Нашел? Где же?
      - В какой-то немецкой экспериментальной клинике, будь они прокляты!
      - Ну и?..
      - Он хочет похоронить его на славянской земле. Нам разрешили... Да заводи ты, черт!
      Застучал мотор.
      - Поехали! - крикнул Вася, вскакивая в машину.
      ...Медленно плывет по дороге автомобиль Дорошенко.
      Полковник сидит рядом с Савкой Панченко и держит на руках мертвого сына.
      Он сидит прямо и недвижимо. И лицо его словно окаменело.
      А мимо него все проходят и проходят толпы освобожденных людей. Теперь они идут к Эльбе - путь на запад, открытый Красной Армией.
      Идут французы...
      Англичане...
      Бельгийцы... Голландцы... Датчане...
      Американские солдаты.
      Бурлит людской водоворот на дороге.
      Кричат на всех языках мира люди:
      - Спасибо! Спасибо за свободу! - и подбрасывают шляпы в воздух.
      И на фоне этого ликующего человечества, на крупных планах Дорошенко с ребенком на руках, на фоне военной дороги и послевоенного мира звучит голос невидимого нам Автономова:
      - Люди! Я рассказал вам эту простую повесть о друге моем Игнате Дорошенко и о его товарищах. О том, что они сделали для вас, и о том, почему они это сделали.
      Когда Гитлер напал на вас, люди, они без колебания оставили свои хаты, простились со своими семьями и пошли драться и умирать за вас, люди, за ваш покой и счастье.
      Враг разорил их дома, уничтожил их семьи, замучил их детей. Но не во имя мести и не ради крови за кровь, а во имя справедливости и мира на земле пошли мои товарищи на смертный бой - и победили.
      И они освободили вас, люди Польши, люди Чехословакии, Югославии, Румынии, Болгарии, Венгрии, Германии, узники Европы, солдаты Англии и Соединенных Штатов. Ради вашей свободы и вашего счастья пролили они свою кровь - и не пожалели об этом.
      Забудете ли вы это, люди?
      Забудете ли вы?
      Дадите ли вы снова врагам человечества увлечь вас на кровавые войны или твердо скажете поджигателям: нет! Нет, так не будет!
      Судьба мира сейчас в ваших руках, люди!
      Чтобы напомнить вам об этом, я и рассказал вам эту простую повесть о моем друге Игнате Дорошенко и его товарищах. О том, что они сделали для вас и почему они это сделали.