Тем не менее, я не собирался информировать Бекета в отношении той роли, которую ему предстояло сыграть. Более того, я был намерен сохранить в тайне характер моего собственного участия в этом деле и использовать Бекета по моему усмотрению вплоть до достижения поставленной мною цели. Судя по результатам, мне это удалось, так как даже после перехода Петрова на Запад, Бекет не имел ни малейшего представления о том, что я имел к этому какое-то отношение.
      Однако, в тот момент моей задачей было свести этих двух людей как бы случайно. Я не мог просто привести Петрова к Бекету после того, что произошло на их последней встрече и, в особенности, из-за подозрений Петрова в том, что Бекет связан со Службой безопасности.
      Я знал, что Бекет обычно уходит из своей консультации около полудня и, исходя из этого, предложил Петрову пойти на ленч в кафе по соседству с этим местом. Я все предусмотрел. Запарковав машину рядом с офисом, я сказал Петрову, что пойду забрать поступившую корреспонденцию и вошел в офис один, чтобы посмотреть, следует ли Бекет своему заведенному порядку. Когда я убедился в этом, я так согласовал по времени мои действия, чтобы встреча этих двух людей стала неизбежной. Я подошел к машине и окликнул Петрова. Когда он выбрался из машины, Бекет уже вышел на тротуар, и когда Петров повернулся, они чуть не столкнулись.
      Оба в удивлении остановились. Первым пришел в себя Петров. - Я как раз подъехал, чтобы договориться с вами о консультации, - сказал он. Очевидно это должно было объяснить, что он делал на Маккуэри стрит вместе со мной.
      - Тогда заходите, - произнес Бекет, - я посмотрю вас прямо сейчас.
      Здесь вмешался я, чтобы наверняка гарантировать, что они зайдут в офис вместе. - Владимир, вы идите, а я подожду вас в кафе. Не задерживайтесь там.
      Петров спокойно ушел с человеком, поведением которого он ещё несколько недель назад так возмущался. Потягивая кофе, я радовался удаче моей хитрости и планировал следующий шаг. Я решил, что пришло время восстановить репутацию Бекета в глазах Петрова.
      - Ну, как прошло ? - спросил я Петрова, когда он присоединился ко мне за столиком кафе.
      - Все нормально, - бросил он небрежно.
      Я выждал немного и снова продолжил. - Этот Бекет на самом деле не настолько уж и плох. Более того, он может быть даже полезен. Он не последний человек и знаком со многими влиятельными людьми. Не исключено, что и он когда-нибудь пригодится.
      К моему удовлетворению Петров согласился с этим и заметил: - Может быть, это и неплохая мысль пригласить доктора Бекета вместе выпить и пообедать.
      Это мне понравилось. Значит я достиг своей цели и теперь инициатива перешла к Петрову. Максимально используя сложившуюся ситуацию, я предложил: - Я устрою это для вас, если вы не возражаете.
      Петров охотно согласился и я понял, что звено, которого мне недоставало, теперь появилось. Отныне, если я хотел должным образом использовать Бекета, следовало сблизиться с ним, и самым лучшим в этом плане было бы получить приглашение к нему домой.
      Как раз перед самым Рождеством у меня была беседа с Бекетом, в ходе которой я заложил определенные предпосылки к тому, чтобы получить такое приглашение. Поскольку мы с ним значительно сблизились, я преодолел свою сдержанность в отношении него и старался создать впечатление, что я отношусь к нему как к деловому человеку, к которому готов обратиться за советом.
      - Знаете, - сказал я ему однажды, - я ощущаю некоторое беспокойство в отношении Петрова. Думаю, что он может изменить своей стране, если представится такая возможность. Он уже зондировал почву в этом отношении. Я не знаю, как себя вести в подобных ситуациях и какой может быть официальная реакция на такое решение. Вы знакомы со многими людьми. Не могли ли бы вы помочь в этом?
      Бекет сделал ободряющий жест. - Не беспокойтесь, - сказал он. - Я смогу помочь и знаю людей, к которым можно обратиться по этому поводу.
      Мне пришлось сыграть роль человека, нуждающегося в руководящих советах, но я не хотел, чтобы мои планы были разрушены поспешными и неуклюжими действиями. Я старался создать впечатление, что хоть я и не знаком с представителями официальных властей, я, тем не менее, считаю, себя весьма компетентным в вопросах отношений с иностранцами и, в особенности, с советскими людьми.
      - Насколько я понимаю, - сказал я, - если мы хотим достичь в этом деле положительного результата, нам не следует спешить. Нужно создать у Петрова впечатление, что он может вам доверять. Он должен увидеть вас и вашу семью у вас в доме и понять, что вы человек состоятельный и достойный доверия. Для этого лучше всего пригласить его к вам домой, и выпить с ним у вас дома.
      - Как это сделать? Вы, видимо, лучше знаете такого рода людей, чем я.
      - Ведите себя по отношению к нему благожелательно и по дружески. Похлопывание по плечу подействует лучше, чем что-либо иное.
      - Ладно. Я понял.
      - Нам следует постоянно помнить о двух вещах: мы должны избегать вопросов политики и не говорить ничего негативного о Советском Союзе. Если разговор зайдет об этом, следует проявить только благожелательный интерес и ничего более.
      - О чем же мы будем говорить?
      - О чем угодно о еде, спиртных напитках, фермерском хозяйстве обычные повседневные темы для разговора.
      Могло показаться странным, что в обстановке, когда Петров был почти готов изменить своей стране, я предупреждаю Бекета о необходимости проявлять благожелательный интерес к Советскому Союзу. Однако с точки зрения психологической мои аргументы были весьма логичны. Каковы бы ни были нынешние настроения Петрова, он все ещё ощущал себя русским человеком и советским русским. Кроме того, неприязнь Петрова была направлена не против советских людей или даже советской системы. Он был враждебно настроен против правящей клики, её представителей и их деспотических методов политического руководства.
      С моей точки зрения разговор с Бекетом завершился благополучно.
      _ Я все сделаю как надо, - сказал он.
      _ По крайней мере, исполнение этой части моего плана было подготовлено весьма основательно. Теперь я мог уделить все мое внимание другим вещам, которые вызывали у меня озабоченность.
      Вечером 29 декабря неожиданно поступило телефонное сообщение из Службы безопасности с просьбой как можно скорее связаться с супругами Петровыми в Канберре. Сообщение произвело на меня шоковый эффект. Я не мог понять, почему такая просьба исходит от Службы безопасности, и задавался вопросом не произошло ли чего-либо экстраординарного.
      Не теряя времени, я позвонил, но было всего десять часов вечера, и трубку никто не поднял. Я заказал телефонный звонок на семь часов утра и провел беспокойную ночь. Когда и утром никто не взял трубку, я стал беспокоиться не на шутку.
      Я все ещё продолжал ломать голову по поводу того, что произошло, когда после полудня мне позвонила Дуся.
      Владимир попал в автомобильную катастрофу, сообщила она, но серьезных повреждений не получил. Сегодня вечером он позвонит вам в Сидней.
      Сообщение вызвало у меня облегчение. Тот факт, что первыми позвонили ко мне из Службы безопасности, стал причиной разрастания в моем сознании различных опасений. Теперь мне стало ясно, что они узнали об автопроисшествии с Петровым и захотели, чтобы я позвонил и перепроверил его.
      Когда Петров вечером позвонил мне, мы договорились вместе пообедать. Автокатастрофа произошла в результате того, что его автомашину марки Шкода сбил с дороги грузовик, после чего она перелетела через обочину и загорелась. Грузовик, не остановившись, уехал, а Петрову, оставшемуся одному, сильно повезло, и он смог выбраться из машины, прежде чем пламя достало до него. Он все ещё ощущал последствия шока и непрерывно говорил о смертельной опасности, которой едва избежал. Он никак не мог решить, было ли это случайным происшествием, или покушением на его жизнь.
      Для такого рода подозрений у него были определенные основания., хотя вполне вероятно, что водитель грузовика даже не почувствовал, что столкнул с дороги такую небольшую легковую автомашину.
      Я постарался успокоить его словами о том, что это было, скорее всего, просто случайное происшествие. Естественно, я не хотел, чтобы он считал, что в данном случае на его жизнь совершено покушение, в особенности, когда я понял, что дорожное происшествие дало Петрову дополнительный толчок к уходу на Запад.
      Как потом выяснилось, автомобиль после аварии не подлежал восстановлению, и это обстоятельство привело Петрова в очень подавленное состояние, причину которого я никак не мог понять, пока он не объяснил мне все сам. Он показал мне несколько бумаг и сказал:
      Взгляните-ка на это. Страховка на автомашину закончилась в 1952 году. Я должен был проследить за этим. Мне следовало возобновить страховку. Как я полагаю, теперь этот сукин сын Генералов заставит меня платить за разбитую автомашину. А где я возьму деньги? У меня их нет, и я не знаю, что буду делать.
      Не переживайте. Какое теперь имеет значение, что он станет делать? В любом случае мы скоро займемся птицефермой.
      Такая моя реакция немного воодушевила его, а я продолжал:
      Кстати, Владимир, как дела насчет решения в отношении фермы ?
      ? Давайте перенесем этот вопрос на следующую неделю. Тогда мы и примемся за планы в отношении фермы.
      3/4 Ладно. А теперь давайте забудем о ваших неприятностях, сказал я. Сегодня канун Нового года., а в это время полагается веселиться.
      Петров согласился и мы отправились на вечеринку, которая начиналась в Русском общественном клубе. Затем мы наносили визиты друзьям и знакомым и закончили тем, что вернулись ко мне домой только к шести утра на следующий день.
      Когда в первый день Нового года мы расстались, оба страдали синдромом похмелья и испытывали чувство сожаления и раскаяния.
      Петров вновь приехал в Сидней 7 января 1954 года встретить двух дипкурьеров, которые возвращались обратно в Москву. К тому времени, когда они сели на самолет, он выглядел совершенно уставшим от этих забот.
      Мне пришлось изрядно помотаться с этими ребятами, сказал он, когда я привез его к себе из аэропорта Маскот.
      С ними приходится заниматься, как с малыми детьми. Они не говорят по-английски, и мне пришлось везде их возить, следить за оформлением их документов и даже за тем, чтобы их накормили. Сюда посылают людей, которые не способны позаботиться о самих себе.
      Скоро все это кончится, сказал я. И вы займетесь фермой.
      С каким удовольствием я предвкушаю все это!
      Я сказал Петрову, что назначил встречу с супругами Макмоу для окончательного решения вопроса о сделке. Петров немного подумал.
      ? Да, нелегкое решение предстоит мне принять, сказал он.
      Он снова погрузился в раздумья.
      Если бы все зависело только от меня, было бы легче. Я бы даже не стал продумывать это во второй раз. А с Дусей совсем другое дело. Дело не в том, что она в принципе не хочет оставаться здесь. Ей тоже крайне надоели люди из посольства и царящий там произвол. Но в Советском Союзе находятся все члены её семьи, и ей приходится учитывать это. Она знает, что произойдет с ними, если она останется здесь.
      При этих словах Петров провел себе пальцем поперек горла.
      Затем он добавил: Именно по этой причине я не могу сейчас принять быстрого решения. Однако, если Дуся решит не оставаться здесь а, судя по всему, это наиболее вероятно, я думаю, что, скорее всего, мне придется остаться здесь одному.
      Я понял, что он, по всей видимости, говорит правду. Про себя я быстро прикинул всю ситуацию отношения между супругами Петровыми, как мне пришлось наблюдать их, и всю их предыдущую историю или, по крайней мере то, что мне было об этом известно.
      Их брак не был безоблачным. Миссис Петрова была значительно более способна к адаптации к условиям жизни, чем её муж, и в ряде ситуаций он действовал ей на нервы. В семейных отношениях он также раздражал её своими манерами. Склонность Петрова преувеличивать эти особенности их отношений с целью досадить своей жене не способствовала сглаживанию противоречий. Подобно многим другим женам миссис Петрова хотела бы смягчить шероховатости в характере своего мужа.
      Их добрачные отношения никак нельзя было назвать любовным романом юноши и девушки, так как когда они поженились, Владимир уже входил в средний возраст, а Дуся была зрелой женщиной с опытом предыдущего замужества. Они работали в одном месте, что способствовало их сближению и браку. Фактически это была ситуация, когда начальник женится на своей секретарше.
      Как это часто бывает в России, их союз оказался браком по расчету. Советский гражданин, особенно сотрудник МВД, имеет ограниченный круг знакомых и связей, партийные организации не приветствует личные чувства, как главный фактор при выборе супруга.
      Петров очень любил детей, и они могли бы сблизить его с женой, но детей у них не было.
      Быстро прокрутив все это в сознании, я уже с большой вероятностью мог сказать, что Петров говорил правду, когда сказал, что при необходимости готов остаться в Австралии один.
      Однако, вне зависимости от вероятности такого результата, самым разумным на этой стадии было бы оставить этот разговор на время после поездки на ферму. Вечером этого же дня у меня была встреча с представителем Службы безопасности, и он передал мне портативный магнитофон для записи на металлическую проволоку, а также сотню долларов на закрепление сделки по приобретению фермы.
      Этот магнитофон был очень интересной штукой, которую можно было скрытно носить и легко использовать. Главным его недостатком было то, что при работе он издавал довольно громкое жужжанье, которое, находясь рядом, можно было легко уловить, если не заглушить его другим звуком. По этой причине я намеревался использовать магнитофон в автомашине, где шум двигателя должен был обеспечить необходимое звуковое прикрытие. Цель состояла в том, чтобы попытаться записать разговор Петрова по поводу его намерения остаться в Австралии.
      Глава Двадцать четвертая
      День нашего визита на Касл хилл начался не слишком многообещающе. Рано утром я услыхал, как Петров ходит по квартире и мне показалось, что он принимает спиртное. Вскоре я вновь заснул. Наконец, около десяти часов я проснулся и обнаружил, что Петров действительно немного выпил. Очевидно, таким образом он поддерживал свой моральный дух перед поездкой.
      Поскольку мне предстояло взять с собой портативный магнитофон, я не стал начинать разговора на интересовавшую Службу безопасности тему, которая явно была на уме у нас обоих то есть о ферме, о том, как пойдет с ней дело и всех связанных с этим последствиях. Мне хотелось, чтобы этот разговор начался тогда, когда я включу магнитофон.
      Примерно в одиннадцать часов я оставил Петрова в квартире одного, так как у меня ещё были кое-какие дела. Во-первых, мне нужен был предлог для того, чтобы потом по ходу дня снова оставить его на некоторое время для того, чтобы встретиться с Ричардсом и передать ему магнитофонные записи. Я так и сделал под предлогом того, что позднее мне нужно будет взять костюм в химчистке.
      Я вернулся домой с холодным цыпленком для ленча, на которого Петров набросился с аппетитом, с который не принято есть в приличной компании. Наверное он добавил ещё несколько рюмок спиртного к тем, которые выпил ранним утром.
      Мне все ещё предстояло встретиться с Ричардсом для того, чтобы взять у него магнитофон. Поэтому я сказал Петрову, что мне надо встретиться с пациентом, а сам заскочил к приятелям для того, чтобы иметь впоследствии легенду прикрытия на случай, если за мной ведут наблюдение. В половине второго я встретился с Ричардсом. Проверка уровня шума магнитофона в машине при работающем двигателе дала удовлетворительный результат.
      Ричардс также передал мне сотню долларов и сказал, что намерен провести наблюдение за моей автомашиной. Он ничего не оставлял на самотек и хотел убедиться, что на этой стадии операции не возникнет никаких неожиданных хитростей и ловушек. Когда мы проезжали стадион, я заметил Ричардса, который поехал за нами.
      Когда разговор перешел на сделку с фермой я включил магнитофон. Это было довольно просто, но Петров нарушил задуманный план, попросив остановиться на дороге к местечку Параматта, чтобы купить пива. Я заметил, как Ричардс проехал мимо нас с вытянувшимся лицом.
      В баре, включив магнитофон, я предложил тост за счастливую жизнь на ферме, при этом звук от работающего магнитофона перекрывался моим голосом и общим шумом у стойки.
      Когда мы вернулись в автомашину, разговор пошел урывками и я несколько раз выключал магнитофон, чтобы сберечь заряд батареек.
      Для того, чтобы дать сотрудникам Службы безопасности, которые впоследствии будут прослушивать магнитофон, некий знак в магнитофонной записи о том, что перерыв в записи сделан намеренно, я всякий раз перед выключением магнитофона начинал напевать отрывок какой-то мелодии. Эффект этого моего приема был несколько смазан Петровым, который расценил мое пение как признак хорошего настроения и сам стал мне подпевать. Мой голос оказался заглушен, зато голос Петрова звучал как рык льва.
      Через несколько миль я заметил, как Ричардс вновь пристроился нам в хвост.
      Перед нашим приездом на ферму в Касл Хилл я передал Петрову сотню долларов, пояснив, что это жест доброй воли и что нужно будет вручить её супругам Макмоу для того, чтобы закрепить сделку. Теперь мне требовалось от Петрова что-либо для магнитофонной записи, что служило бы четким подтверждением его намерения остаться в Австралии. Я заметил Петрову, что в подобного рода делах принято назначать какую-то дату, на которую покупатель планирует оформить покупку.
      Вначале Петров повел себя уклончиво, но я настаивал на этом.
      Владимир, - сказал я, - не обязательно, чтобы это произошло немедленно или через шесть месяцев, но вы должны назвать ориентировочную дату, поскольку она должна фигурировать в договоре. Кроме того, владельцы будут настаивать на уточнении даты, для того, чтобы знать, сколько им ещё ждать. Можете вы мне что-либо сказать по этому поводу?
      Глава двадцать пятая
      Когда на следующее утро я приехал к Петровым, Дуся, свежая и привлекательная в своем легком летнем платье, находилась в саду. Она одарила меня приветливой улыбкой и протянула ко мне обе руки.
      - Здравствуйте, Майкл, - произнесла она по-русски, - где вы пропадали все это время ? Вам следовало бы навещать нас почаще.
      Взяв за руку, она повела меня в дом, развлекая как хорошая хозяйка светской беседой, в то время как Петров готовил напитки. Неожиданно она сама затронула вопрос, который так занимал Петрова и меня.
      Когда Петров на какой-то момент вышел из комнаты, Дуся по секрету сказала мне: - А знаете, Майкл, в марте или апреле мы уезжаем обратно в Москву.
      Это оказалось для меня полной неожиданностью. Я не ожидал, что уже что-то готовится в этом плане, и ничего не слышал об этом от Петрова.
      - Я не знал этого, - сказал я. - Если так, то мне очень жаль.
      - Официального решения пока нет, - объяснила Дуся, - но уже известно, что мы возвращаемся на Родину.
      Какое-то время я раздумывал над её словами, а потом решил, что если я намерен что-то сказать ей, то говорить нужно сейчас. Момент не совсем подходил для этого, да и не было необходимости в каких-то особых ухищрениях. Я решил, что лучше завести этот разговор на личной почве, чем на политической.
      - Не уезжайте, Дуся, - сказал я. - Оставайтесь здесь. Я бы очень не хотел, чтобы вы и Владимир уехали. Больше я ничего не сказал, решив некоторое время выждать. Я хотел посмотреть на её реакцию.
      - Я знаю, как вы дружны с Владимиром, - заметила Дуся. - Его тоже тяготит мысль об отъезде и, в основном, из-за его дружбы с вами.
      - Ну, так и не уезжайте. Оставайтесь здесь с нами. И всем нам будет хорошо.
      Дуся отнеслась к этому неодобрительно. - Не нужно так говорить.
      Пока я готовил ответ на её слова, появился Петров. Он налил себе спиртного и на какое-то время мы оставили эту тему.
      Однако вскоре Дуся подняла её вновь. - Вы всерьез говорили о том, что нам не следует возвращаться на Родину? Она обращалась прямо ко мне. Улыбка сошла с её лица. Ее голубые глаза стали холодными и жесткими.
      - Конечно всерьез.
      Дуся посмотрела на Петрова, а затем на меня. Вновь заговорив, она, судя по всему, обращалась к нам обоим.
      - Я удивлена вашими словами, Майкл. Неоднократно принимая вас в моем доме я, естественно, считала, что вы испытываете симпатии к Советскому Союзу. Я хочу вам сказать следующее: каким бы несправедливым ни было отношение ко мне посла Генералова, я никогда не изменю Советскому Союзу. Я по-прежнему верю, что империалистическая, капиталистическая система не может сосуществовать с социалистической общественной системой. Кроме того, я также верю в принципы марксизма, ленинизма и сталинизма. Бесполезно уговаривать меня остаться здесь. Я все равно поеду туда, даже если мне станет известно, что меня там повесят.
      А что касается меня, - произнес Петров, - то мне все это до крайности надоело, и я хочу отдохнуть.
      Тогда я громко и отчетливо произнес: - Вам обоим нужно отдохнуть. Конечно хорошо абстрактно толковать о марксизме, ленинизме и сталинизме. Как вы знаете, Дуся, я тоже ничего не имею против этого. Но, лично я полагаю, что лучше всего было бы распахнуть все границы, чтобы люди могли свободно ехать туда, где им нравится.
      Петров сразу же поддержал меня: - Это правильно, я тоже так считаю. Какая у нас с тобой, Дуся, была жизнь? Они преследовали нас и жестоко с нами обращались. А почему? Потому, что мы говорили правду. Господин "Большая шишка" Генералов не любит правды. Именно поэтому мы сейчас находимся в этом положении. Почему не сказать правду об условиях жизни в Советском Союзе? Знаешь, Дуся, ты поступай, как знаешь, а мне все это осточертело. Довольно, я сыт этим по горло.
      Дуся не ответила, и если её как-то задели наши слова, то она не показала виду.
      - Я лучше пойду приготовлю что-нибудь перекусить для нас, - сказала она и отправилась на кухню.
      Петров тихо произнес: - Ничего, Майкл, не беспокойтесь, скоро мы займемся фермой.
      - Кстати, Владимир, вы хоть раз говорили с ней о ферме ? - спросил я Петрова.
      - Нет, только намекал, - ответил он. Ничего пока не говорите ей об этом.
      Когда Дуся вернулась, я не стал пытаться возобновить нашу дискуссию. Мне хотелось предоставить ей эту возможность. Однако она проявила себя как истинная хозяйка и пригласила нас садиться за стол. По мере того, как мы ели, напряженность за столом ослабевала. Когда мы закончили еду, обстановка практически вернулась к норме.
      Петров первым решил переменить царящий за столом настрой. Сложив руки на столе, он начал вслух рассуждать на тему "этот ублюдок Генералов".
      Внезапно он взорвался: - Я, Дуся, поражен тем, что ты сказала. Ты проработала многие годы и что ты за это получила ?
      Дуся не ответила на его вопрос и повернулась ко мне.
      Вся моя семья, Майкл, находится в Москве, вы ведь знаете. Я очень беспокоюсь о моей матери и сестре.
      Не сказав более ни слова, она пошла на кухню, а Петров сразу же произнес торопливым шепотом: Не беспокойтесь, Майкл, она изменит мнение. Она всего лишь боится за свою семью. Продолжайте в том же духе.
      Когда Дуся вернулась, разговор перешел не жену посла.
      - Она - стерва, - сказала Дуся эмоционально, - и не отвечает требованиям, которым должна соответствовать жена посла. Она не умеет одеваться, не умеет вести беседу, а её манеры . . . . Мне приходилось повсюду сопровождать её - в магазины, на встречи с людьми и т.д., так как она не имеет ни малейшего представления о языке или обычаях страны. И, судя по всему, она и не собирается осваивать это. Она ненавидит меня, так как я умею пользоваться косметикой, умею одеваться и знаю, как вести себя в обществе.
      Петров прервал её. - И вот такие они все в Советском Союзе. Зачем притворяь-тся ? Там у них нечего одеть на себя, но если вы попытаетесь им это сказать, они вам глотку перережут.
      Эмоциональная разрядка привела Дусю в благодушное настроение и она согласилась с тем, что в Советском Союзе многого не хватает. Затем Дуся вспомнила о своих обязанностях хозяйки и предложила Петрову принести сигарет. Не успел он выйти из комнаты, как она принялась устраивать мне допрос с пристрастием.
      - Видели ли вы в последнее время кого-либо из супругов Антоновых? Они когда-нибудь были у вас дома ? Я ответил как есть, что уже несколько месяцев не видел никого из них. Она задала мне ряд других вопросов о моей жизни в Сиднее.
      - А вы почему не приезжаете ко мне в гости ? - спросил я. - Вы уже давно здесь, а туда ни разу не съездили.
      В этот момент в комнату вошел Петров. - Конечно, - сказал он. Тебе следует взять пару недель отпуска и провести их в Сиднее.
      - Ты всегда это говоришь, - сказал Дуся, - но этим все и заканчивается.
      Она была права. Он часто говорил об этом, но никогда не выполнял своих обещаний. Было очевидно, что он хотел сохранить свою сиднейскую жизнь только для себя. Я громко произнес: Давайте договоримся по поводу поездки Дуси.
      Дуся сразу же согласилась. Хорошо, Майкл, сказала она. Я бы хотела поехать. Мы здесь же наметили план её поездки в ближайшее время.
      На этой дружеской ноте я и уехал от Петровых. Я был рад узнать, что Дуся совсем не была категорически против планов Владимира.
      Кроме этого я узнал ещё кое-что важное. Решение об отъезде супругов Петровых уже принято, и намеченный срок их отъезда примерно совпадал с датой, которую Петров выбрал для заключения сделки по ферме 5 апреля.
      Вечером обдумав все это, я пришел к выводу, что заявление Дуси об их отъезде в Советский Союз было сделано ею специально для проверки моей реакции. Ее последующее возмущение в связи с моим предложением остаться в Австралии и заявление о приверженности сталинизму были естественной реакцией, которую и следовало ожидать в таких обстоятельствах от сотрудника советского учреждения, проявляющего осторожность. Я понимал, что этот момент в её поведении вполне можно не принимать в расчет, так как он не отражает истинных настроений Дуси в этой ситуации.
      Как я полагал, значительно большее значение имела перемена в её поведении сразу же после того, как она демонстративно изложила свое политическое кредо. Именно после этого она заговорила об опасениях за безопасность своей семьи в Советском Союзе, что дает основания предположить, что, несмотря на её протесты в духе политической преданности, она уже обдумывала возможность остаться в Австралии.
      Кроме того, определенное значение имели также вопросы, которые Дуся задала мне, когда мы с ней остались одни. Не могли ли они быть заранее согласованы между ней и Владимиром как дополнительная проверка моих связей?
      Все это порождало новые соображения и давало основания полагать, что отношения между Петровым и его женой более тесные, чем он до этого пытался внушить мне. Не исключено, что все это время он скрытно манипулировал развитием ситуации, причем его жена выполняла одни его инструкции, а я другие. То, что в ходе разговора они выходили из комнаты и вновь возвращались в нее, могло быть составной частью разработанного ими плана.
      Все вышеизложенное привело меня к одному важному вопросу: Сообщил ли Петров своей жене о моей роли и планах, которые он разработал вместе со мной?
      Совершенно очевидно, что он не сказал мне всего о своих отношениях с женой. Только время могло дать ответ на этот вопрос, однако я все таки понял, что, каким бы ни был конечный результат, Дуся никогда не выдаст наш секрет советскому посольству.
      На следующий день после моего возвращения в Сидней от Дуси пришло письмо. Это было милое дружеское послание, в котором она сообщила, что не сможет приехать, как планировалось, и что она отменила заказ авиабилета, который я сделал для нее. Она писала, что надеется прилететь в Сидней в другой раз.
      Письмо произвело впечатление на Ричардса и Норта. Они согласились, что это убедительное свидетельство того, что Дуся ничего не расскажет своему послу о том, что происходило. Они также пришли к выводу, что это многообещающее свидетельство того, что у Дуси нет безоговорочного настроя вернуться обратно в Советский Союз.
      Ваша поездка в Канберру была не напрасной, сказали они мне.
      Было ясно, что от поездки в Сидней Дусю отговорил Петров. На это у него был ряд причин, не считая его желания сохранять для себя раздельно обстановку в Канберре и Сиднее. Вполне возможно, что для него было удобнее использовать Дусю в качестве предлога для оттягивания решающего момента в принятии решения тогда, когда она находилась в отдалении, на заднем плане. Другим объяснением могло быть то, что он использовал её в значительной мере втемную, сообщая ей лишь какую-то часть всей этой истории, и скрывая от неё всю картину целиком.
      У него были серьезные основания для того, чтобы скрывать от неё суть дела. Она со своим прямолинейным подходом пришла бы в негодование, если бы узнала, насколько далеко он зашел в этом деле, не посвящая её в его суть.
      Один из этих выводов наверняка был верным, но в моих расчетах для планирования следующих шагов следовало учитывать все выводы.
      Глава двадцать шестая
      Затягивание с решением поставленных вопросов и игра Петрова на времени начали действовать мне на нервы. Я уже пришел в состояние отчаяния, когда 19 февраля он внезапно приехал ко мне и мы оправились на ленч.
      Когда я увидел, как он пролил содержимое одного из блюд по всему столу - а он никогда не умел держаться за столом элегантно - я почувствовал, что прихожу в ещё более раздраженное состояние. Надо было что-то делать, чтобы довести дело до какого-то логического результата и ради этого стоило решиться на прямолинейный подход. Худшее, что могло произойти, так это то, что в этих обстоятельствах он откажется обсуждать эту тему. Едва ли он решит, что я рукодствуюсь какими-то скрытыми мотивами.
      - Вам не кажется, что пора поговорить сегодня вечером с доктором Бекетом, чтобы он уже обратился к своим влиятельным друзьям? - спросил я напрямую.
      Лицо Петрова приобрело темно-красный цвет.
      - С какой целью ? - спросил он. Вопрос застал его врасплох и он явно пытался выиграть время.