И вдруг выясняется, что в дело, не предупредив никого, влезли комитетчики из районного отделения, которым эту странную историю рассказал Михаил. Еще вчера, к десяти утра, связавшись с телефонистками, они узнали заветные пять цифр. Правда, сообщать их "ментам, которые вечно делают из мухи слона" преисполненные важности и таинственности чекисты местного значения не торопились. Более того, один из этих деятелей решил утереть нос милиции, особенно работникам знаменитого шестого отдела. Но не нашел ничего умнее, чем сегодня позвонить барыге и, пугнув хозяина грозным именем своей конторы, потребовать, чтобы Вовка прекратил заниматься ерундой и немедленно возвращался домой. Не то, мол, я с вами разберусь лично.
      А вслед за ним, буквально через пять минут, позвонил неизвестный и поинтересовался, как идут дела. Услышав о выходке комитетчика, коротко сказал:
      - Теперь жди ментов. Плети им что хочешь, но если вякнешь про нас хоть слово, сдохнешь.
      Разговаривал неизвестный с телефона-автомата.
      Узнавший об этом Губиев Махмуд, сотрудник подразделения по борьбе с организованной преступностью областного управления ФСБ, позвонил в район и немногими, но выразительными словами вправил мозги коллегам. Но поезд уже ушел. И поэтому, рассказывая Жорке о случившемся, Махмуд виновато отводил глаза и сокрушенно вздыхал.
      Грамотный оперативник, такой же фанатик своего дела, как и парни из "шестерки", он прекрасно понимал, какой урон нанес этот идиотский поступок не только престижу его фирмы, но главное - делу. Тем более что Губиев, за версту чуявший своим горбатым носом "жареную" информацию, обладал редкой способностью немедленно появляться там, где разворачивались интересные события. И он был полностью согласен с Жоркой: хреновое это дело и пахло кровью. Того же мнения придерживался и напарник Махмуда, веселый, румяный и симпатичный парень, тот самый, что так быстро раздобыл деньги и порешал все вопросы на почтамте.
      В Жоркин кабинет заглянул Шеф. Увидев гостей, поздоровался и велел Жорке зайти к нему.
      О чем шел разговор, не знал никто.
      Зато результат был известен всем.
      Разъяренный Шеф собрал личный состав отдела и объявил, что капитан милиции Гапонов от работы по заявлению гражданки Стороженко отстраняется, так как не может объективно оценить материал и, вообще, ведет себя недостойно, грубо нарушая дисциплину и субординацию. Материалы передаются подполковнику Ковалеву, который должен их разрешить в соответствии со статьей 109 УПК РСФСР, а не в соответствии со своими выдумками и фантазиями.
      Последние слова относились явно не к Михалычу (он же - подполковник Ковалев).
      Остервеневший Жорка полдня пытался перейти с мата хотя бы на легкий жаргон.
      К счастью, Михалыч владел и матом, и жаргоном в совершенстве. И Гопа, переступив через обиду, сумел быстро ввести коллегу в курс дела. Поэтому работа не прервалась ни на минуту.
      Кстати, если кто-то представляет себе подполковника Ковалева в виде убеленного сединой сыщика - ветерана из художественных фильмов про Петровку, 38, то с этим заблуждением пора расставаться.
      Весь отдел помнил, как во время одного из рейдов прихваченный с наркотой азербайджанец затребовал "началника", но, когда к нему подошел Михалыч и коротко представился, задержанный раскричался:
      - Кто падпалковник, ты падпалковник? Я дурак, думаэшь? Началника давай.
      И надо было видеть, как вытянулось в изумлении и испуге его лицо, когда мгновенно включившиеся в игру опера стали один за другим подбегать к Михалычу с докладами, вытягиваясь в строевой стойке, чего за ними раньше никогда не водилось:
      - Товарищ подполковник, разрешите доложить...
      - Товарищ подполковник, разрешите вопрос...
      Долго еще потом развлекались сыщики, перешедшие исключительно на громогласноуставное обращение к Михалычу, пока тот не рассвирепел и не "построил" их понастоящему.
      Но еще дольше сокрушался кавказский человек, привыкший к преклонению перед начальниками и "сеидами", но допустивший столь ужасный промах в столь щекотливой ситуации.
      Да и трудно ему было не промахнуться, если никак не приходила начальственная осанка к самому молодому в УВД подполковнику милиции: долговязому, с мальчишески-подвижным и насмешливым лицом, стремительному в мыслях и движениях, мгновенно переходящему на "феню" и блатную жестикуляцию.
      Но вряд ли самая солидная внешность смогла бы что-то добавить к профессиональной репутации Михалыча. С пацанских лет мечтавший о работе в уголовном розыске, он в первые же месяцы службы стал одним из самых результативных оперативников. В жизни сыщиков выходные дни или свободные вечера - большая редкость. Но и их юный опер без сомнений приносил в жертву своей страсти, рыская по улицам ночного города, увеселительным заведениям, притонам и бичарням, добывая бесценные сведения. Зачастую "личный сыск" заводил в такие переделки, из которых выручали лишь хлесткие удары длинных рук неоднократного призера области по боксу или не менее длинные ноги... А затем вся добытая с таким трудом и риском информация раскладывалась по полочкам: биографические данные, приметы, клички, адреса, связи... и срабатывала в нужный момент, как бомба замедленного действия, выкашивая целые группы уголовников.
      Но кроме фанатичного трудолюбия и отчаянной смелости, в общем-то, обычных среди сыщиков, Михалыч обладал незаурядным даром общения с людьми, умением не переходить грань между профессиональной жесткостью и садистской жестокостью, общепризнанной справедливостью в решении самых скользких вопросов. Не раз, на пороге яростного конфликта, вызванного столкновением враждующих группировок, вмешательство всезнающего Ковалева удерживало противников от кровавой резни. Многие бывшие и действующие уголовники, оказавшись в критической ситуации, приходили к нему посоветоваться и поговорить "за жизнь". И не зря однажды, во время профилактической беседы с воровским "авторитетом", претендующим на роль "ответственного за город", на грозный вопрос: "Так кто у нас настоящий "ответственный"?" - тот неожиданно, трусливо-угодливо ответил:
      - Ты, Михалыч.
      Ковалев прошелся по кабинетам "шестерки" и в каждом о чем-то коротко переговорил с друзьями-коллегами.
      Опера разбежались по городу. У каждого из них на руках находилось по несколько других материалов. Иные заявления тянули только на "отказной", иные вызревали в серьезные дела. За любую из этих "бумажек" сыщики, зажатые в конкретные сроки УПК, лично отвечали головой. Но ни один из них, встречаясь с агентами, доверенными лицами и просто уголовниками, не упускающими случая услужить сотруднику шестого отдела, не забыл, как бы случайно и вразброс, без увязки двух вопросов, поинтересоваться: кто в последнее время выезжал на гастроли на трассу, и нет ли в городе какой суеты с "лохом", которого "разводят на бабки" за аварию.
      А "отстраненный" Жорка, после пары тонких дипломатических бесед Виктора с подостывшим Шефом, был передан в распоряжение Михалыча и пахал на полную катушку в абсолютной уверенности, что жизнь все расставит на свои места.
      27 апреля
      Удача - дама капризная. И поклонников любит темпераментных и настойчивых. Поэтому никто не удивился, что именно Жоркин агент первым, в семь утра, позвонил Гопе, который, пролазив по злачным местам до трех часов ночи, устроился спать на стульях в кабинете, у телефона, чтобы не упустить бесценную информацию. Дома телефона у него не было. Не было, впрочем, и самого дома. Имелась комнатушка в частной избушке, которую он снимал за третью часть скромной милицейской зарплаты. Жорка коротко договорился о месте встречи и пулей вылетел из кабинета.
      Ровно в девять он положил на стол Шефа рапорт с полученной информацией, необходимыми справками и грифом "секретно".
      Рапорт гласил: "Заика (Куцак Виталий Николаевич, 1960 года рождения, гагауз, уроженец г. Бендеры Молдавской ССР, судим по статьям 144, 145 УК РСФСР, первый раз - с отсрочкой исполнения приговора, по второй судимости отбывал наказание в ИТК-3, освобожден условно-досрочно в декабре прошлого года), Хромой (Никонов Василий Анатольевич, 1954 года рождения, русский, уроженец г. Бендеры, ранее судим по статьям 89, 144 УК РСФСР, 13 января сего года арестован по обвинению в совершении вымогательства общественного имущества, 15 апреля решением Магаданского городского суда освобожден из-под стражи под залог по состоянию здоровья) и неизвестный в городе молодой парень, которого двое вышеназванных называли "Малой", 22 апреля выехали на трассу за золотом. Сделка с металлом сорвалась. Но что-то у них произошло. Никонов мечется по городу, пытается продать на запчасти машину явно криминального происхождения... По слухам, носит с собой оружие. Говорит, что надо завершить одно дельце и смываться из города".
      Один из оперов на личном "Запорожце" немедленно рванул в СИЗО за фотографией Куцака. Технари спешно перегоняли на дубликаты запись из видеотеки, сделанную после предыдущего задержания Хромого.
      Когда через два часа из магаданского аэропорта поднимется самолет, к великой радости сыщиков задержавшийся из-за тумана, в кабине пилотов уже будет лежать пакет с фотографиями и видеопленкой. Еще через час, командир экипажа, коренной колымчанин, после двухминутной беседы с операми плюнувший на все инструкции Аэрофлота, лично передаст пакет водителю милицейского УАЗика, подъехавшего из поселка прямо на взлетку.
      В тринадцать тридцать, кассирша автовокзала, рассматривая в райотделе среди других фотографий фото лысого и перепуганного Заики, сделанное в СИЗО два года назад, скажет с сомнением:
      - Что-то есть, но точно сказать не могу.
      Для юристов это означало: человек не опознан.
      В четырнадцать, прервав показ мультиков в местном видеосалоне, попросив малышню погулять несколько минут и усадив владельцев салона в качестве понятых, оперуполномоченный РОВД Михаил Никифоров включит видеомагнитофон с доставленной из Магадана кассетой. На экране начнут сменяться специально подобранные для видеоопознания физиономии вымогателей, воров, убийц и просто хулиганов. При виде Хромого, сидящая в зале кассирша, нарушив официальное течение процедуры, воскликнет:
      - Вот он, этот козел, что с Вовкой уехал!
      Мгновенно переданная в Магадан новость новостью уже не будет.
      Но полученные результаты опознания, которое может производиться только в рамках возбужденного уголовного дела, уже будут иметь юридическую силу. Потому что к этому времени произойдет ряд очень важных событий.
      В девять тридцать, Жорка получил еще одно сообщение: Куцак просил расточить ствол обреза от "мелкашки", чтобы экспертиза не могла распознать, было ли это оружие в работе. На совет просто утопить обрез в море, ответил, что он ему еще пригодится. Попросив укрытия и оставшись ночевать у корешка, Заика выпил немыслимое количество водки, но не опьянел и не отрубился, а впал в истерику и стал плести про какого-то сусуманского таксиста, которого они с Хромым и Малым якобы завалили на Арманском перевале, всадив две пули в затылок.
      В десять пятнадцать, приехавший в УВД сорокапятилетний худощавый и рыжеватый Виктор Киряков, один из самых опытных следователей прокуратуры, подвергся темпераментной атаке со стороны сыщиков и, не выдержав жуткого оскорбления ("перестраховщик несчастный!"), разорался в ответ:
      - Вы меня учить будете, сопляки! Проработают по три понедельника, а туда же!
      В десять тридцать, переговорив по телефону с начальством и еле удержавшись от перехода на лексикон сыщиков, Киряков бросил трубку, желчно передразнив невидимого собеседника:
      - Решай сам, тебе отвечать... А то я не знаю.
      От души выругавшись, снова взялся за телефон и запросил в информационном центре очередной номер уголовного дела.
      Опера дружно вздохнули.
      Этот запрос означал лишь одно: следователь решился на свой страх и риск возбудить уголовное дело "по заявлению гражданки Стороженко о безвестном исчезновении ее мужа, Стороженко Владимира Николаевича, при обстоятельствах, дающих основание полагать, что совершено умышленное убийство".
      Руки оперативникам были развязаны. Правда, если бы гражданин Стороженко вдруг объявился по истечении нескольких суток живым и невредимым, то дисциплинарное взыскание сошло бы для Кирякова за амнистию. Что такое "необоснованное возбуждение уголовного дела", он знал хорошо. А из материалов, "дающих основание полагать...", у него имелись только заявление Натальи и краткий рапорт Жорки.
      В одиннадцать, Шеф собрал оперативку и, глядя в стол, сказал:
      - Для работы по заявлению Стороженко создается оперативная группа в составе трех человек. Группе придаются шесть сотрудников роты патрульно-постовой службы. Михал Михалыч загружен по другому материалу, поэтому старшим группы назначаю Георгия Анатольевича. Он в курсе дела и имеет к преступникам оперативные подходы.
      В устах Шефа такое заявление было сродни публичному извинению.
      Жорка не торжествовал. Ему было некогда.
      В его маленький кабинет набились не трое названных на совещании оперов, а десять, в том числе обслуживавшие экономическую линию. Собственно, исключая Шефа, собрался практически весь шестой отдел. Большинству из них было тридцатьтридцать пять - счастливый для мужчины возраст, когда зрелость характера и жизненный опыт сочетаются с физическим здоровьем и еще нерастраченной молодостью души. Но не только возраст и общая профессия объединяли этих людей. Это были настоящие единомышленники, в большинстве своем прошедшие суровую школу работы "на земле": в уголовном розыске города или одного из райотделов. Профессионалы высокого класса и трезвомыслящие люди, они понимали, что преступность - практически вечное явление. Но в то же время, бесконечно преданные своему делу, окрыленные первыми победами и умудренные первыми поражениями, они искренне верили, что недалеко то время, когда шестые отделы, при мощной поддержке государства, вооруженные новыми законами, превратятся в структуру, сопоставимую с американским ФБР и, словно гнилую палку через колено, сломают хребтину стремительно растущей организованной преступности.
      Ни одному из них и в дурном сне не могло присниться, что новые законы будут редактироваться людьми, которые своими нравами приведут в изумление даже "паханов" старой закваски. Что уже тогда разгоревшаяся под лозунгами гласности травля в печати и наплевательское (если не тщательно продуманное) отношение к милиции со стороны власть имущих за неполные десять лет приведут к трем массовым исходам профессионалов из системы МВД, насильственно разорвав преемственность поколений. Что оставшиеся фанатики милицейской работы, вопреки всему надеющиеся на лучшее, будут размываться потоком новых людей, зачастую случайных, пораженных страшными вирусами стяжательства и продажности.
      И что тем, кто сумеет сохранить себя, свою честь и злое упрямство в противостоянии нахлынувшей на страну дряни, придется, кроме изнурительной повседневной и неблагодарной работы, взвалить на себя тяжкую ответственность за восстановление профессионализма, сплочение и обучение талантливой и порядочной молодежи, постепенное отвоевывание у шаек, закрепившихся во властных структурах, так легко захваченных ими рубежей.
      Но в этот суматошный и так рано начавшийся день никто из собравшихся в Жоркином кабинете не думал ни о высоких материях, ни просто о будущем.
      Думали о том, как быстро и надежно ликвидировать банду наглых убийц, рассыпавшихся по городу.
      - Адрес Хромого в картотеке есть?
      Виктор, на личном энтузиазме создавший и поддерживающий базу данных молодой "шестерки", заулыбался:
      - Без картотеки обойдемся, он на Гагарина, надо мной живет, на пятом этаже.
      - Вы его когда последний раз видели?
      - Да недели две назад. Еще удивился: не успели его в СИЗО отправить, а он уже на свободе гуляет.
      - Ага, у него ножки заболели, суд проникся и отпустил, гуманисты... твою мать.
      - Небось опять Матвейчика работа?
      - Точно.
      Ох уж этот Матвейчик! Одно упоминание его фамилии могло на целый день испортить настроение не только любому из оперов "шестерки". Даже магаданские судьи, свято чтящие корпоративную солидарность, но в подавляющем большинстве своем люди порядочные и жестко принципиальные, краснея, отмалчивались на прямолинейные вопросы однокашников по юридическому институту или бывших коллег из милиции и прокуратуры:
      - Как вы можете терпеть рядом эту шкуру?
      А уж о сыщиках и следователях горотдела и говорить не приходится. Не один из них бессильно матерился, видя, как после небольшой суеты в общаковых структурах по сбору средств на отмазку залетевшего "братана", сей деятель правосудия находил, а то и внаглую придумывал любую зацепку, позволявшую конченому негодяю с целым хвостом судимостей оказаться на свободе под залогом или подпиской о невыезде. А дальше начиналось неизбежное. Наезды на потерпевших, испуганных нежданным освобождением бандюги, предложения закончить дело "по-хорошему", путанные и робкие показания свидетелей... Случалось, что от полного развала дело спасали лишь очень энергичные и зачастую "неформальные" меры, предпринимаемые операми. Но даже при самых "железных" материалах ничто не мешало тому же Матвейчику преспокойно отложить дело в долгий ящик и не рассматривать его годами, полагаясь на древнюю хитрость Ходжи Насреддина, взявшегося за двадцать лет обучить чтению султанского ишака: "Через двадцать лет либо султан, либо я, либо ишак - кто-нибудь да умрет, а денежки я получу сегодня".
      А что же хваленая "шестерка"? Прокуратура? Госбезопасность?
      Да ничего.
      Одним из первых шагов новых законодателей стало принятие закона о статусе судей, с невиданной даже в цивилизованном мире степенью их защиты. Оперативные мероприятия, без которых невозможно получить доказательства взятки, в отношении судьи теперь могли проводиться только по уголовному делу, возбужденному в отношении лично этого судьи. Возбудить же такое уголовное дело мог лишь Генеральный Прокурор, причем с согласия квалификационной комиссии судей, и на основе самых серьезных доказательств.., которые невозможно добыть без проведения оперативных мероприятий. Сказка про белого бычка!
      Да что говорить о преступлениях скрытых! Без возбужденного Генеральным Прокурором уголовного дела ни один сотрудник милиции, ФСБ или прокуратуры не мог задержать, досмотреть, допросить судью, даже если тот совершил преступление у него на глазах при многочисленных свидетелях.
      Эти нормы, никак не защищавшие от реальных проблем честных судей, надежно спасали (и сегодня спасают) от ответственности продажных мерзавцев, активно подкармливаемых уголовщиной.
      В результате дело дошло до того, что оперативник, "невзначай" заглянувший в кабинет к Матвейчику накануне судебного заседания по делу одного из местных "авторитетов", увидел, как народный судья, мирно беседуя с держателем магаданского "общака", пересчитывает лежащую на столе в полиэтиленовом пакете толстую пачку купюр, по виду - с десятилетнюю зарплату служителя Фемиды. Сладкая парочка даже не сочла нужным закрыть дверь...
      Еще раз энергично прополоскав кости Матвейчику и коротко помечтав, как бы можно было хлопнуть гада на взятке, изменись закон, опера вернулись к делу.
      - Раз хата засвеченная, Хромой туда не полезет.
      - Кто его знает. Надолго не полезет и ночевать не будет. Но может что понадобится.
      - Виктор Викторович, на всякий случай возьмите хату на контроль.
      Поручение, которое Гопа дал своему начальнику, никого не удивило. По неписаному закону, опер, ведущий материал и знающий сотни непередаваемых деталей и нюансов, командовал действиями всех коллег, включившихся в дело как официально, так и в качестве добровольных помощников. Игорь хорошо помнил тот стресс, который он пережил две недели назад, получив от Шефа задачу за сорок минут организовать задержание двух вымогателей. Все остальные опера были в работе, но на момент самого задержания из опытных сыщиков была собрана ударная группа, четко и безукоризненно выполнявшая распоряжения Игоря. Причем, оберегая товарища в его первом самостоятельном деле от ненужных и опасных сомнений и колебаний, эти зубастые мужики даже краткие советы по ходу работы облекали в непривычные для них дипломатичные формы.
      - Заика все еще у своего кореша?
      - Нет, утром смылся. То ли вспомнил, что лишнего наболтал, то ли решил до ухода из города менять норы постоянно.
      - Что у нас по связям Заики?
      - Михалыч, включай компьютер.
      Народ плеснул добродушным смешком.
      Никакие картотеки, видеотеки и компьютеры не помогут сыщику, когда ему приходится, вдали от служебного кабинета, в считанные минуты принимать важнейшие решения, от которых будет зависеть успех операции, а может быть, - и жизни людей. Каждый опер знал это. Каждый старался знать и помнить как можно больше. Но лишь единицы могли сравниться с Ковалевым, удивительная память которого, целенаправленно развиваемая постоянными тренировками, хранила в себе бездну различных данных. Вот и сейчас его "компьютер" заработал на полную мощность, перебирая все, что было связано с Заикой, и готовя краткое решение задачи.
      - Нужны две засады: на Наровчатова, у его сожительницы, Клещевой Татьяны, бухгалтера таксопарка, и на Гагарина, у Кацо - это грузин, барыга, подельник по второму делу Заики. Обязательно надо сообщить на Теньку : Заика там два года тусовался - есть связи, а главное - ход на трассу и на "материк" через Якутию.
      Подумав еще с минутку, Михалыч добавил:
      - У Кацо надо ставить в первую очередь, он тогда не только сам отмазался, но и Заике крепко помог, большие бабки адвокату ввалил. Куцак ему верит.
      - Принимается. Игорь и Саша, возьмите по два парня из ППС, машину и - на "круглосутку" . Посетителей хаты впускать, никого не выпускать. Кто будет дергаться - на беседу в отдел. Засунем на "пятнашку" - будет сам назад в квартиру проситься.
      - Что у нас по Малому?
      Все дружно замолчали, старательно роясь в памяти. Казалось, еще немного и извилины в хитроумных головах оперов начнут дымиться от напряжения.
      - Что-то мне Спас говорил про земляка, который к Заике приехал, - нарушил молчание Михалыч, - они ведь с Хромым оба из Бендер. Надо людей поспрашивать.
      Спас, воровской "ответственный по городу", с первых своих ходок в зону попавший под пристальное внимание городских сыщиков, был незаменимым источником информации.
      Только сопливые пацаны, впервые вкусившие воровской "романтики", верили в ту бредятину, что несли им исписанные татуировками "авторитеты". Любой опер и любой грамотный вор, "спортсмен" или "кидала" знали простую и непреложную истину: стучат все!.
      Стучат из разных соображений. Кому нужно устранить конкурента, кому свести старые счеты, кому - заработать очки перед операми на случай очередного залета. Оно ведь тоже по-разному может обернуться. Можно сидеть "на киче" в жесточайшем режиме, а можно и покуривать сигареты, и жевать колбасу, надеясь, что снисходительный опер даже разрешит после очередного допроса провести наедине с подругой минут тридцать "для решения срочных семейно-бытовых проблем".
      Может быть, где-то и существовали "идейные" уголовники. Но в Магадане такие не водились.
      Сыщики оживились:
      - А давайте сегодня и поспрашиваем!
      Эта незатейливая фраза означала очень простую вещь: все не получившие конкретного задания сотрудники "шестерки", при самом активном содействии парней из ППС, любивших работать с веселой оперативной братией, сегодня же начнут серию рейдов, поставят город на уши и будут напрягать уголовную шпану, пока они с потрохами не сдадут тех, кто послужил причиной таких масштабных неприятностей.
      - Все, решено. Определяемся по расстановке...
      Игорь еще с минуту послушал, как Гопа, привычно разбив город на участки отработки, обсуждает с коллегами, кого, куда и на какой машине направить, но Сашка, коренастый кубышок, типичный борец-вольник, завязавший со спортом, обнял его одной рукой и, приподняв, вынес в коридор:
      - Хорош ушами хлопать, пошли собираться.
      Получив в дежурке броник и забросив его под свой стол, Сашка убежал в город. У него горели сроки по двум заявлениям, а в девять утра он уже должен был сменить Игоря в засаде на полные сутки.
      Игорь же позвонил супруге, чтобы приготовила термос с кофе да что-нибудь пожевать: "Нет, обедать некогда... Да, на всю ночь... Нет, не знаю, как получится...", и отправился в Жоркин кабинет за инструкциями. Народ уже разбежался, и Игорь с большим удовольствием разглядел свое отражение в небольшом зеркале на противоположной стене. Выглядел он круто. Черная вязаная шапочка плотно облегала голову. Из-под распахнутой спортивной куртки выглядывал новенький легкий бронежилет "Орех", под левой рукой желтела оперативная кобура, ремешок которой надежно охватывал вороненую рукоятку "Макарова"...
      Приятное занятие прервал саркастический голос Гопы:
      - Бронежилет "Орех", как написано в паспорте, является защитным средством скрытого ношения. Скрывать его надо для того, чтобы злодеи не знали, что бесполезно стрелять тебе в грудь. Иначе они будут стрелять в голову. А может, и по яйцам... И если ты, как пижон, будешь всем показывать свой пистолет, то тебе когда-нибудь в темной подворотне дадут трубой по башке, чтобы пистолетик-то забрать. Понял? Ну и ладно. Теперь о деле...
      Через десять минут Игорь, еще не отошедший от выволочки и по уши набитый различными наставлениями, отправился к машине, в которой томились в ожидании два помощника из ППС.
      Уже в дверях его настиг, и словно сыпанул снега за воротник, уставший голос Жорки:
      - Вот так, Игореха. Мужику, конечно, все равно. Но, если его убили после того, как мы облажались на почте, не будет нам прощения.
      Дом, где жил Кацо, был типовой пятиэтажкой улучшенной планировки. Подъезды выходили во двор. По четыре квартиры на этаж. Значит, двадцать седьмая второй подъезд, второй этаж, прямо. Окна - на улицу, двор не просматривается. Это хорошо. Меньше придется конспирацию на подходах разводить. Хотя все одеты по гражданке, шлемы-"Сферы" и автоматы парни догадались спрятать в спортивные сумки, но броники сделали фигуры неестественно могучими. Три богатыря, блин. Да и вообще, Магадан - город маленький. Трудно пройти сто метров, чтобы не встретить знакомого.
      Глазка на двери не было. Ребята быстро надели шлемы, достали автоматы, тихо щелкнули предохранители. Игорь тоже сдвинул рычажок "Макарова" вниз. Если Заика здесь, то любых гостей он будет встречать со своим обрезом. И скорей всего, затаившись в укрытии. Так, а теперь - звонки: два коротких, один длинный. Это Михалыча рецепт. Наверняка кто-то из его людей вхож к Кацо.
      Шаркающие шаги за дверью. Ну и ладушки. Теперь, если начнут задавать глупые вопросы и не откроют сами, то откроем мы. Дверка-то хиленькая, долбленнаяпередолбленная, и замочек накладной. Лучшие ключики - наши плечики.
      Повезло тебе, родной. Сегодня ты дверью в лоб не получишь: защелкал замочек. А вслед за ним дружно лязгнули три затвора, и в приоткрывшуюся щель вломилась засадная группа. Хозяин, шмякнувшись о стенку, на лету был довернут, подправлен и, ошалело сопя, расстелился на полу, съежившейся кожей ощущая на затылке холодный ствол.
      Двое с автоматами, плавно перемещаясь и перекрывая друг друга, быстро осмотрели квартиру:
      - Больше никого.
      - Хорошо, дверь на замок. Досмотрите его и - в кухню. Там побеседуем.
      - Р-р-ребята, Вы из милиции?
      - Шестой отдел.
      - Фу-у-у.
      Трудная у барыги профессия. Ворам нужная, но ими не уважаемая. Всегда можно в такие непонятки попасть, что будешь рад без штанов уйти, лишь бы живым.
      А милиция что, милиции можно и права покачать. Хотя с "шестеркой" отношения лучше не портить, но эти - вроде, молодые, попробовать прощупать...
      - Так что, у меня обыск? А где понятые?
      - Нехорошо, Кацо, мы к тебе в гости, по-дружески, а ты - понятые.
      - Ну вы даете, ребята, вы и к девушкам так в гости ходите?
      - Вот не знал, что ты в девушки записался. Рассказать народу в городе обхохочутся. Хотя сейчас это в моде...
      - Ладно, пошутить нельзя?
      - Да я тоже пока шучу.
      "Ну их к черту. Может, они и не по моим делам, а я напрашиваюсь. Так... эти двое не в счет, я их в кабаке видел, драку разбрасывали. Пэпээсники. Значит, из "шестерки" - третий. Шутник".
      - Слышь, начальник, можно с глазу на глаз поговорить?
      - Поговори.
      - Если серьезно, что случилось? Может, ошибка, а может, я чем помочь могу.
      - Не ошибка. Помочь можешь. Сиди дома, к окну не подходи. Дверь без нас не открывать. Шум не поднимать.
      - А, ждете кого-то. Да у меня все знакомые - нормальные люди.
      - Конечно, нормальные. Ненормальные на двадцать третьем сидят.
      "Ну ясно, из этого мента много не выжмешь. Такой с тобой может три часа проболтать о погоде и о бабах, а по делу будет, как уж, уворачиваться".
      Кацо, сделав обиженное лицо, подошел к кухонному столу, закурил, словно невзначай придвинулся к окну: "После обеда обещал зайти Ватин. Притащит "паленые" шмотки, доказывай потом, что не ты его сдал. Обычно, он проверяется. Наверняка пройдет под окном, можно будет сделать отмашку".
      - В следующий раз получишь по печени.
      Голос опера был безжалостно убедителен. Кацо понял, что получит, и быстро уселся на стул, подальше от окна. Охота продолжать эксперименты пропала мгновенно.
      Резкие условные звонки подбросили ментов. Двое скользнули к двери, один подтолкнул хозяина в другую комнату, к дивану, и встал рядом.
      "Грамотно работают. Только открой рот, сразу прикладом в зубы въедет". Кацо так хорошо представил себе эту картинку, что ощутил во рту привкус железа.
      - Кто? - голос опера хорошо скопировал хозяина, за дверью не отличишь.
      - Ватин.
      Щелкнул замок, скрипнули петли. Судорожно-сдавленный вздох, мягкий шлепок в стену, дверь захлопнулась.
      В это же время следственно-оперативная группа проводила обыск в квартире, из которой Владимир сделал свой последний в жизни телефонный звонок.
      Испитой барыга, прихрамывая и нянча высушенную инсультом руку, бродил по комнатам вслед за сыщиками и понятыми и что-то канючил про свою инвалидность, про издевательство над больным человеком.