Мы подлетели поближе и приземлились, чтобы не привлекать внимания пришельцев. Нас достаточно неплохо маскировали песчаные холмы, и между ними мы стали пробираться к «передовой».
      — Люди! К сожалению, свечение наших организмов в электромагнитной области настолько интенсивное, что пришельцы нас обнаружат еще до того, как мы сможем что-либо рассмотреть и тем более предпринять, — словно извиняясь, говорил Малыш. — Они тут же предпримут ответные меры, и, боюсь, мы пополним список жертв…
      — Не извиняйся, парень! Мы с Аленой не такие яркие и нарядные, так что нас они вряд ли заметят так быстро, — ответил ему Сережа.
      — Да, мы проведем что-то вроде разведки, а вы обождите нас здесь, — добавила я.
      И мы поползли вверх по песчаному холму.

* * *

      С его вершины нам открылось удручающее зрелище. Прямо на гребне песок резко менял свой цвет: из желтовато-охристого он становился грязно-серым, безжизненным. Повсюду, словно разбитые разноцветные бутылки, валялись осколки местных причудливых растений. Но самым жутким был остов хранителя жизни.
      Его огромная розовая крона разрушилась и куда-то пропала, и вверх торчал только могучий ствол, словно засохшее дерево. Сходство еще более усиливал его цвет: из розового он стал бледно-коричневым, словно подгнившее яблоко. Разумеется, никакого водного потока не было и в помине. Бедный, как же ему досталось!
      Где-то вдалеке маячили черноватые фигурки, которые с трудом удавалось разглядеть. Они суетились вокруг чего-то большого и черного, то прибегая, то удаляясь. Очевидно, это и были агрессивные пришельцы. Хотелось рассмотреть их поближе.
      — Сережа! Давай доберемся до хранителя жизни, спрячемся за ним и понаблюдаем за тем, что там делается.
      — Да, хорошая мысль.
      Мы практически одновременно оказались в зоне серого песка и так же одновременно чуть было не вскочили. Песок был обжигающе холодным! Словно вдруг вернулась зима, и приходится ползти по снегу. Причем забыв дома не только шубу, но даже нижнее белье. Всю жизнь мечтала прокатиться голой задницей по сугробам! Тем не менее, мы, быстренько скатившись с гребня, поползли к пострадавшему хранителю. Вот тут-то я и порадовалась своей полупрозрачной сущности, которая была практически незаметна издали.
      Мы преодолели расстояние до хранителя с результатом, не уступающим мировому рекорду в ползании по-пластунски на средние дистанции. Если бы не опасность обнаружения, мы мгновенно взвились бы с этой леденящей поверхности, а так только могли ползти бегом. Как какие-нибудь паучки-переростки, к тому же еще и инвалиды — конечностей маловато.
      Наконец-то мы добрались до хранителя жизни, ухитрившись при этом не быть обнаруженными.
      — Ну и арктический пляжик устроили здесь эти пришельцы, — возмущался Сережа. — Кстати, ты где предпочитаешь проводить отпуск — на северном или на южном побережье?
      — Разумеется, на южном!
      — Ну ладно, как хочешь. Поедем тогда на южное побережье Белого моря. Хотя я, честно признаться, предпочитаю северное побережье Черного, — таким образом Сережа острит.
      — Да ну тебя вместе с побережьями, тоже мне, Паганель-географ выискался. Давай лучше посмотрим, что там делается!
      И мы аккуратненько выглянули из-за хранителя.
      То, что издали казалось черными точками, на самом деле было какими-то странными и нелепыми существами.
      Действительно, они были целиком черного цвета. Похоже, ростом они уступали нам, землянам, хотя с такого расстояния определить точно их параметры было довольно сложно. Практически целиком они состояли из округлого туловища, которое книзу разветвлялось на три подпорки. Ногами их можно было именовать лишь условно, поскольку какой-то определенной формы они не имели. Увенчивала туловище плоская голова без шеи, сплющенная с одной, похоже, лицевой, стороны наподобие квадратного клюва. Если у них и были над этим клювом глаза, то такие же черные, как и весь организм, без малейшего отблеска, и рассмотреть их с этого расстояния было невозможно. В середине от туловища отходили два плоских отростка, больше всего напоминавшие обрубленные ласты. Причем когда существо что-то делало, между этими ластами то и дело проскакивали голубоватые искры. Это единственное, что оживляло их траурный наряд. Еще одна забавная деталь: похоже, что существа в некоторой степени были очень пластичны, потому что я сначала никак не могла уследить, как они так быстро поворачиваются, а потом пришла к выводу, что просто их верхние, нижние конечности и голова действуют совершенно независимо друг от друга: «ласты» могут сгруппироваться на одном участке тела, тогда как нижние подпорки остаются неподвижны, и при этом лицо и затылок меняются местами самым произвольным образом.
      Да уж, к таким не подкрадешься незаметно!
      — Тебе не кажется, Алена, что они напоминают пингвинов? — обратился ко мне Сережа.
      — И вовсе не напоминают. Пингвины такие добрые и симпатичные, а это — какие-то страхолюдины аморфные. Если уж кого-то они и напоминают, то торжественный слет гробовщиков. Только цилиндров не хватает. Прямо взгляд ищет выставку надгробных памятников по сниженным ценам.
      — Интересно, чем они там так сильно заняты? — пропустил мимо ушей мое замечание Сережа.
      И действительно. Они неутомимо сновали взад-вперед возле огромного черного объекта. Что это было? Шар? Огромная круглая дыра? Непонятно. Никаких отблесков, которые помогли бы определить форму, это не отбрасывало. Абсолютно черное тело.
      «Гробовщики» усиленно суетились, мелко суча своими тремя подпорками, старательно искрили ластами. И вот становился виден результат их усилий: они держали что-то вроде паутины, сотканной из электрических разрядов. Построившись в какой-то замысловатый порядок, старательно удерживая только что изготовленную «паутину», вся похоронная команда проследовала мимо нас к участку еще желтого песка. Приблизившись к границе, они замерли ненадолго, а потом, резко отдергивая свои подпорки от поверхности, которая судя по всему была для них неприемлемо горячей, двинулись вперед. Когда самые последние подошли к границе живого и мертвого песка, все остановились и сбросили «паутину» прямо под ноги. И тут же желтый песочек стал сереть. Сначала прямо под паутиной, а затем по всему охваченному ей пространству. Между «паутиной» и черным объектом проскочила мощная искра, и тут же «паутина» исчезла. До нас донесся небольшой раскат грома. Похоже, они прихватили еще кусок территории и, довольные, потопали обратно.
      Так вот, значит, как они все это проделывают! Интересно, что же за метаморфозу производит с песком эта их «паутина»?
      — Сережа, ты что-то понимаешь, что здесь происходит?
      — Наверное, они каким-то образом поглощают энергию из этого мира с помощью своей сетки.
      — Когда мы сюда добирались, ты, по-моему, научился определять энергетику окружающих объектов. Давай вместе глянем, что они собой представляют и каким образом действуют.
      И мы дружно перешли на энергетическое восприятие. И тут же пришли в ужас. Потому что этот странный черный объект совершенно не испускал никакой энергии. Наоборот, все поглощал, стягивая к себе, словно пытался всосать весь этот мир. Вот тебе на! Черная дыра в миниатюре. Под стать ему были и «гробовщики» — тоже старались тянуть одеяло на себя, правда, с меньшей мощностью и сноровкой.
      Недоуменно переглянувшись, мы попытались подключиться к их обмену информацией. Тут наше удивление достигло своего предела. У них не было ни мыслей, ни образов, ни эмоций, даже самых примитивных. Только пищало что-то вроде морзянки. И под этот писк они и двигались, словно неутомимые роботы. Похоже, «черная дыра» давала им какие-то команды в двоичном коде, которые они тупо и старательно выполняли. Ни один из них не имел своей индивидуальности! Просто рабочие придатки зловещего черного монстра.
      Мы дружно переключились на зондирование «черной дыры». Я внутренне съежилась, ожидая почувствовать все что угодно — жажду убийства, агрессию, ненависть, извращенный разум. Но ничего этого не было! Абсолютно никаких эмоций! Одна-единственная мысль по кругу: «Энергия. Энергия. Энергия». Просто точнейшее и планомернейшее отслеживание распределения энергии вокруг и тончайший расчет, как эту энергию забрать, и при этом свести к минимуму собственные затраты. А выводы как раз и формулировались в виде четких и однозначных команд для исполнителей-«гробовщиков».
      — И что мы теперь будем со всем этим делать? — безнадежно спросила я.
      — Подумать надо, — ответило мое Солнышко, глубокомысленно почесывая затылок. — Похоже, на первый раз мы собрали достаточно информации, надо возвращаться.
      Я еще раз посмотрела на могучий остов разрушенного хранителя. Даже пострадавший, мертвый, он давал нам свою защиту! Я погладила рукой по его бугристой поверхности. Она не была теплой и упругой, как раньше, а стала какой-то холодной, осклизлой, неприятной. Такой могучий исполин, высосали из тебя всю энергию эти подлые захватчики. И теперь ты не только не можешь хранить другую жизнь в своем мире, ты даже собственную не сберег! Я жалела его и гладила по холодной коре. Может быть, это был один из тех хранителей, с которыми я сталкивалась во время своих предыдущих странствий. Может быть, это именно он поил меня такой вкусной и замечательной водой, давал отдых, наполнял новыми силами. А если и не он, то какая разница?
      И вдруг под своей рукой я заметила какое-то изменение. Сквозь гнилостно-коричневый цвет пробивались яркие розовые пятнышки!
      — Сережа! Смотри скорей! Он не совсем умер, его можно оживить! Видишь, что происходит!
      — Да, хорошо, — ответил он как-то слишком безразлично. — Я еще кое-что другое вижу. Боюсь, что нас заметили. В нашу сторону направляется целая похоронная команда! Бежим!
      Мы припустили, что было сил. Теперь уже не надо было прятаться, нас и так заметили, а жгуче-холодный песок только придавал нам скорость. Но, как это не странно, «гробовщики» на своих неуклюжих с виду подпорках передвигались значительно быстрее.
      — Сережа, взлетаем! — крикнула я, и ничего не произошло.
      Взлететь мы не смогли. Какое-то поле неизвестной природы словно прижимало нас к поверхности. А в мозгу словно молотом стучало: «Энергия. Энергия. Источник энергии чрезвычайной мощности!» И дальше морзянкой, которую каким-то образом мы тоже стали понимать: «Поглотить двойной источник энергии!» Что старательно и выполняли послушные «могильщики».
      Взбираясь по склону, мы то и дело падали, зарываясь носом в ледяной песок. А эти паразиты скользили с такой же легкостью, как паук-водомер по поверхности воды! Расстояние сокращалось катастрофически, они уже ближе, чем заветная верхушка холма с желтым песочком.
      — Алена, беги, я задержу их!
      — Не вздумай, я с тобой!
      — Кому сказал, вперед! — крикнул Сережа, сильной рукой выбросив меня практически на самый гребень.
      По инерции я пролетела еще какое-то расстояние, вдоволь накувыркавшись в песке, тут же вскочила на ноги и бросилась обратно. Я не допущу, чтобы какие-то уроды отняли у меня Сережу!
      А он стоял, гордо выпрямившись и скрестив на груди руки. И такая ненависть к этим недоделкам и их хозяину-варвару бушевала в его эмоциях, что, казалось, не устоять им, лопнут они и взорвутся…
      А вот и нет. Не то что не лопнули, просто повизгивали от счастья, окружив Сережу и лихорадочно плетя свою паутину. А черный монстр просто исходил восторгом: «Источник энергии неограниченных возможностей! Поглощение энергии всеми каналами! Начать поглощение до локализации источника! Энергия! Поглощение!..» Казалось, эта черная утроба просто с ума сходит от счастья.
      Электрическая паутина уже обвивала Сережу со всех сторон. Он пытался бороться, разрывая ее руками, расшвыривая черных уродцев, но бесполезно. Целая туча плюгавых тупиц, едва доходящих ему до пояса, все быстрее опутывала его со всех сторон, преграждая путь с спасительному желтому песку. Самостоятельно ему не выбраться, это точно!
      Значит, так тому и быть. Значит, действительно у нас был билет в один конец. «One way ticket», как пели «Ирапшн». А жаль. Все могло получиться так здорово. Особенно обидно, что мы не смогли оправдать надежд наших сверкающих друзей. Думаю, они меня простят. Ну что же делать, не оставлю же я Сережу одного на растерзание черным недоумкам!
      Я спустилась на несколько шагов вниз, не ощущая жгучего холода серого песка. Я ни на что уже не надеялась, но складывать лапки без боя было не в моих привычках. Тем более, что спеленатый со всех сторон обжигающей электрической паутиной Сережа дрался, как лев. Пробиться к нему, подать руку, вытащить из этого искрящегося плена! Я наподдала ногой одного из «гробовщиков», мгновенно ощутив жуткий, высасывающий холод. Он отлетел, но тут же вернулся обратно вместе с другими. Не оставляя в покое Сережу, они принялись и за меня, тут же опутав паутиной. Я пыталась порвать ее, но тщетно! Даже дотронуться до нее было невозможно, так она обжигала, оставляя темные следы на полупрозрачной оболочке, мгновенно высасывая огромное количество энергии. Единственное, что оставалось — это раздавать пинки направо и налево, но этих паразитов было такое количество, что мои действия могли принести лишь слабую моральную компенсацию. Силы таяли, руки-ноги уже шевелились с трудом. Взглянув искоса на Сережу, я увидела, что и он уже едва держится на ногах. Да уж, вместо того, чтобы выручить его, я влипла сама. Что ж, я сделала все, что было в моих силах!
      «Гробовщики», опутав нас со всех сторон, стали накручивать что-то вроде искрящегося кокона уже вокруг обоих. И тут же «паутина» между нами растворилась.
      — Зачем ты, Алена! Ведь я же хотел…
      — Знаешь, милый, по-моему когда я давала согласие стать твоей женой, подразумевалось то, что обычно перед алтарем говорят. В смысле «в болезни и в здравии, в горе и радости» и все такое, до самой смерти. Так что я тебя не оставлю.
      Он обнял меня за плечи своими сильными руками и посмотрел прямо в глаза. Прямо в душу. И такая любовь и благодарность была в этом взгляде, такая сила и забота, что я, словно загипнотизированная, так и смотрела в его глаза. Такие же, как дома, на земле. Ярко-голубые с золотистыми звездочками возле зрачков.
      — Только ты, любимая, — тихонько произнес он.
      — Только ты… — эхом отозвалась я.
      И вдруг что-то словно глухо лопнуло. С трудом оторвавшись друг от друга, мы с удивлением уставились на окружающую действительность. На несколько десятков метров вокруг нас расстилался привычный и теплый желтенький песочек, причем его граница продолжала расширяться, скатываясь вниз по склону холма. Догоняя ее, изо всех сил удирали «гробовщики», неуклюже подпрыгивая на своих нелепых подпорках по горячему песку. И, затихая, слышался голос черной утробы: «Источник… Слишком… Огромная мощность… Другая векторная направленность… Невозможно…»
      Что это было?
      За холмом нас ожидали наши спутники, удивленные и напуганные не менее нашего. Я оглянулась на отвоеванное пространство и подмигнула Сереже. Пока счет ничейный — 1:1.

* * *

      Мы снова сидели в просторном холле Сапфирового дворца. Собралось достаточно много народу: и Малыш, и Пурпурный, и еще куча незнакомых мне шаров. Как представил их Малыш, «эксперты и аналитики в области контактов и энергообмена». Зная, что у «военспецов» головка бо-бо от большого количества умных мыслей сразу, все проявляли просто потрясающую деликатность при обсуждении.
      Естественно, мы начали с того, что рассказали всем о своих наблюдениях и впечатлениях. Наша «группа подстраховки» мало что смогла добавить.
      — Похоже, что опасность представляет именно это огромное абсолютно черное существо, — заканчивала я свой рассказ. — Потому что эти мелкие уродцы — абсолютно безмозглы, ни мыслей, ни чувств, ни эмоций, ни даже намека на какую-нибудь индивидуальность. Что-то вроде органов, которые имеют некую относительную свободу. Как если бы у нас, людей, руки отделились от организма и начали сами по себе бегать и искать пропитание. Следовательно, опасности они не представляют. Достаточно справиться с Черной Утробой, и с ними будет покончено тоже. Только вот как это сделать?
      — Вы пробовали на них силу своих эмоций? — спросил Пурпурный.
      — Еще как пробовали! Мне казалось, что я одним только взглядом должен был превратить их в пепел, — ответил Сережа. — Да только все без толку. Слопали мою ненависть и не подавились. Похоже, они питаются любой энергетикой.
      — Да нет, не любой! Вспомни, что вопила Черная Утроба, когда лопнула «паутина» вокруг нас с тобой? — спросила я.
      — Постой, постой! Действительно, что-то такое про другую векторную направленность! Но я не придал этому значения. Ведь энергия не является векторной величиной.
      Мы с Сережей и сами не заметили, как стали разговаривать исключительно вдвоем, позабыв обо всякой вежливости и правилах хорошего тона. Правда, такие мелочи не смущали наших друзей, и они лишь внимательно прислушивались к нашему диалогу, стараясь не мешать. Похоже, они действительно зашли в полный тупик с этим вторжением и боялись пропустить любую мыслишку, которая могла бы хоть как-то объяснить им происходящее.
      — Да, энергия величина скалярная, но она всегда имеет знак. Похоже, чудище именно это и подразумевало, когда говорило о другой векторной направленности.
      — Интересно, а как ты собираешься определять знаки у энергии слов, чувств, эмоций?
      Тут в разговор вмешался Пурпурный:
      — Человек Елена абсолютно прав. Различные мысли, чувства и сопровождающие их эмоции не только имеют свою энергию, порой значительную, но и различаются по направленности, по тому, с каким полюсом сил бесконечной Вселенной они вступают во взаимодействие. Человек Сергей, ты действительно можешь не знать этого, но человек Елена прошел через ячеистый анализатор памяти и поэтому может определить знак испытываемых эмоций.
      — Помнишь, я рассказывала тебе о «сырном тумане»? — быстренько шепнула я Сереже.
      — Похоже, действительно в этой идее что-то есть, — задумчиво произнес Сережа. — Никак вспомнить не могу… Что-то связанное с хранителем жизни. Ты еще что-то говорила перед тем, как на нас напали.
      — Умница! Ты абсолютно прав! А говорила я, что хранитель не совсем умер, что его, возможно, удастся оживить.
      — Какими фактами были вызваны столь приятные для нас новости? — вмешался в разговор какой-то незнакомый лиловый шар.
      И я рассказала о том, как гладила бедного мертвого хранителя по осклизлой и холодной коричневой поверхности, о том, как под моей рукой стали проступать теплые розовые пятна. Какое острое чувство жалости, смешанной с любовью и благодарностью, я испытывала в тот момент. Любовь?! А мы с Сережей… Когда стояли обнявшись в этом жутком электрическом коконе, словно мухи в паутине? Неужели… О, Боже! Неужели верна банальная до безобразия фраза, что любовь может спасти мир?! Мысли скакали, как бешеные. Боюсь, в погоне за ними моим собеседникам пришлось несладко. Но Сережа и так понимал меня с полуслова.
      — Похоже, что ты и на этот раз права. Надо же, эта Утроба трескает все подряд, а вот нашей любовью подавилась… Только вот знать бы наверняка!
      — У меня есть идея! Салатовенький! Он так плох, что хуже ему уже не может быть. Если мы не ошибаемся, то наше воздействие должно принести ему пользу, нейтрализовать энергопотерю, — предложила я.
      Мысль понравилась всем, и Малыш тут же прилетел ко мне, а остальные загудели, как потревоженный улей, вызывая ощущение сквозняка в мозгах. Еле заметно я поморщилась, и тут же Пурпурный призвал к порядку в мыслях и обмене информацией. Спасибо за заботу, товарищ начальник!
      Мы быстренько помчались в лазарет.

* * *

      Салатовенький все так же беспомощно лежал, словно проколотый спущенный мячик.
      Я не знала толком, что я должна делать. «Лечить» его своей энергией? Как? Размахивать руками, как Чумак по телевизору? Глупости все это. Просто я действительно очень люблю этого моего друга, наставника, опекуна.
      Я стояла, положив руки на прозрачную поверхность реанимационной камеры, и вспоминала нашу с ним первую встречу, знакомство, его заботу обо мне, его забавную улыбку, когда он выстреливал вверх фонтанчики искр. Его терпеливые наставления и пояснения. Немножко старомодную манеру формулировать свои мысли. Доброту и тактичность.
      Я уже не смотрела вниз, где сквозь прозрачную субстанцию была видна сморщенная и несчастная фигурка моего друга. Я видела перед собой Салатовенького живым и здоровым, полным сил и немного ироничным — таким, каким он был всегда.
      Я так глубоко ушла в воспоминания, что очухалась от того, что все вокруг бегают, то есть летают, и суетятся. Что произошло?
      Ничего особенного, кроме обыкновенного чуда. Под прозрачной поверхностью уже лежал не грязно-зеленый комочек, а сверкающий упругий шарик салатового цвета. Мой друг наяву стал таким, каким я видела его в мыслях!
      — Спасибо тебе, человек Елена! — услышала я знакомый мягкий голос, как только открылась хрустальная крышка.
      — Не за что, — улыбалась я. — Не все ж тебе меня выручать. Долг платежом красен.
      — Красный долг?
      — Не обращай внимания, это очередная языковая идиома. Я очень рада, что ты вернулся!
      Салатовенький весело выпрыгнул из камеры, и только тут я заметила, что он стал значительно меньше в размерах, где-то величиной с Малыша.
      — Похудел-то как, бедолага!
      — Пусть этот факт тебя не расстраивает, человек Елена! А что размерчик подгулял, так это дело наживное, как у вас говорят. Восстановится с течением времени.
      При этих его словах у нас с Сережкой в прямом смысле мову отняло. Ишь ты, научился! Если так дальше пойдет, то скоро он анекдоты начнет рассказывать!
      И только сейчас до меня дошло, что у нас получилось!
      Значит, мы на правильном пути. Нужно только подумать, как превратить наше открытие в план действий.
      Я не успела додумать эту мысль до конца, как ко мне буквально бросился фиолетовый шарик — доктор:
      — Люди! Может быть, вы сможете привести в состояние нормального энергетического баланса остальных индивидуумов?
      А почему бы и нет? Обычно ответ на такой вопрос бывает следующий: «Ну, нет, так нет», но не в этом случае. Окрыленные успехом, мы подошли к следующей камере, где лежал небольшой оранжевый шарик, сейчас напоминавший раздавленный апельсин. Вот бедолага!
      Я подошла поближе и положила ручонки на прозрачную поверхность. Тщательно сосредоточилась, всячески любя и жалея больного, думая о том, какой он хороший и славный парень.
      Я тужилась и ни пыжилась, старалась изо всех сил. Сверкала глазами и делала сосредоточенное лицо. Чуть пополам не треснула от усилий. Но результат оставался нулевым. Да уж, Кашпировского из меня явно не получится! И что же теперь делать?
      — Алена, давай вместе попробуем, — предложил Сережа.
      Ну что ж, теперь мы тужились уже вдвоем, правда, с прежним результатом. Явно что-то не то.
      Ну конечно! Салатовенького я ведь давным-давно знала, вот и вспоминала, каким он был до этого происшествия. Как он изъяснялся, двигался, что делал. То есть представляла, видела его живым, конкретным индивидуумом. А что касается хранителя жизни, то я может быть и не видела его раньше, то есть именно его конкретно, но у них нет такой индивидуальности, как у сверкающего народа, и поэтому оказалось достаточно просто по-доброму вспомнить, как живут и функционируют хранители вообще. А с бедным оранжевым шариком такого не получается. Потому что, несмотря на наличие у них коллективного сознания и очень высокой степени взаимодействия, они все-таки разные личности, индивидуальности. Я обернулась к приунывшим шарикам и спросила:
      — Есть кто-нибудь, кто хорошо знал раньше этого больного?
      — Мы все его знали достаточно хорошо, — недоуменно ответил мне Малыш.
      А, ну да. Как же можно плохо знать кого-то, когда все время находишься в постоянном обмене мыслями со всеми! Тем лучше.
      — Малыш! Помоги нам, пожалуйста! Дело в том, что мы его не знали раньше, как индивидуальность, и поэтому нам сложно настроиться на него. Нам сейчас надо постараться сложить наши эмоции и твою память, твое восприятие. Постарайся сейчас целенаправленно думать о нем, вспоминать все хорошее, а мы подключимся.
      И тут же Малыш буквально засыпал нас веселыми и трогательными картинками из жизни этого апельсинового шарика, вспоминая и период ученичества, и его работу как специалиста по энергетическому взаимодействию. И таким милым и славным был его друг в этих воспоминаниях, что мы не могли не проникнуться к нему симпатией и дружелюбием. И тут же снова произошло чудо: буквально на глазах шарик стал раздуваться, приобретая привычную круглую форму, пропали темные пятна, и он засверкал драгоценным топазом.
      Счастливый доктор бросился открывать крышку камеры, и наш новый друг сразу же выпорхнул из нее:
      — Здравствуйте, люди! Спасибо вам большое! Я очень признателен за то, что вы смогли стабилизировать мой энергообмен и вернуть меня к полноценному существованию!
      — Привет, Крестник! Больше не попадай в такие истории! — улыбнулся Сережа.
      Это уже что-то новенькое. Обычно я давала прозвища обитателям желтой и розовой страны!
      Фиолетовый доктор был просто в эйфории, носился взад-вперед и разбрасывал веселые искорки.
      — Люди! А возможно ли осуществить регулировку энергетического баланса всех остальных пострадавших индивидуумов? — робко спросил он.
      — Попробуем, — пожала я плечами. — Только для этого необходима ваша помощь.
      Кроме Малыша и доктора, помогать нам вызвались еще два шарика: изумрудно-зеленый и серебристо-голубой. Порывались так же Салатовенький и Крестник, но были отстранены ввиду недостаточности собственных сил и слабости здоровья.
      Вшестером дело пошло значительно быстрее. Один за другим сморщенные и сплющенные комочки превращались в прекрасные грациозные создания и выпархивали из камер. И это было так прекрасно, так чудесно, что хотелось петь или обнять весь мир. Наверное, такое же ощущение бывает, когда рождается ребенок.
      Через некоторое время у меня уже форменным образом рябило в глазах от воспоминаний и впечатлений. Чисто умом я сознавала, что мы с Сережей оба с трудом держимся на ногах. Тоже, между прочим, встряску перенесли не абы какую. Но эмоциональный подъем был таким сильным, что усталости не чувствовалось.
      Наконец, камеру покинул последний «пациент» — совсем маленький шарик, алый, как пионерский галстук. Ученик, который самовольно втихаря увязался за группой контакта и поймал на свою задницу кучу приключений. Хотя, впрочем, у них ведь этих частей тела-то и нету. Но приключения есть. И неприятности, как оказалось, тоже.
      Я посмотрела на изможденное Сережкино лицо. Самое забавное, что в этом удивительном сверкающем мире он был моим единственным зеркалом. Похоже, что я сама выглядела аналогично. Нам срочно нужен был отдых.
      — А можно нам немного водички попить? А еще лучше, выкупаться, а то мы что-то… — застенчиво промямлил Сережа.
      Фиолетовый доктор, который сейчас был, наверное, самым счастливым существом в мире, тут же бросился нас провожать к водопаду, который был в соседнем помещении, на ходу приговаривая: «Конечно, разумеется!»
      Ой, как хорошо! До чего же классно! Будто заново на свет родишься! Не вылезая из-под упругих животворных струй, я сказала:
      — Сережа! А все-таки не напрасно мы с тобой сюда прибыли! Хоть какой-то толк есть!
      — Толк-то есть, да только рано радоваться пока. Конечно, хорошо, что нам удалось им помочь, но опасность еще не ликвидирована. Пока не уничтожена основная причина, эта Черная Утроба, мы не можем успокаиваться.
      Вот уж, скептик несчастный! Даже порадоваться толком не даст! Помолчав, он добавил:
      — Интересно все-таки получается. Положительные эмоции, добрые чувства как бы нейтрализуют воздействие Черной Утробы, восстанавливают энергетический баланс.
      — Ты знаешь, это похоже некоторым образом на реакцию нейтрализации в химии. Когда произошел ожог кислотой, не будешь же ты поливать обожженное место еще более сильной кислотой для того, чтобы ликвидировать последствия первого ожога. Ты же обработаешь пораженное место щелочью и тем самым нейтрализуешь действие кислоты.
      — Ну да, ты же у нас большой специалист по кислотным ожогам в мирных целях, — пробурчал Сережка, вспоминая мои коричневые пальчики.
      Освеженные и обновленные, мы вылезли из-под водопада, растирая последние капли воды и бултыхая при каждом шаге полными желудками.
      Есть ли у Вас план, мистер Фикс? Есть ли у меня план? У меня есть план!
      Если положительные эмоции нейтрализуют энергопотери отдельных существ, то, может быть, они могут нейтрализовать и общее воздействие Черной Утробы с ее холуями-недоумками на этот мир в целом, на всю желтую и розовую страну? Очень даже может быть. По крайней мере, попробовать стоит.

* * *

      Эти соображения мы высказали на «военном совете», который проходил там же, в Сапфировом дворце в присутствии Пурпурного, Малыша, доктора, нескольких незнакомых шариков, наших спутников по разведке — «группы прикрытия» и бодрого, жизнерадостного Салатовенького. Он ни за что не хотел оставаться в сторонне, когда речь шла о том явлении, которое едва не сгубило его.
      — Разумеется, нам понадобится ваша помощь. Судя по тому, что при восстановлении энергетических функций ваших товарищей вшестером мы справлялись значительно легче, чем втроем, необходимо будет участие как можно большего количества ваших сограждан, — закончила я свое предложение.
      — На счет участия — не вопрос, как скажешь, — ответил Салатовенький, снова заставив меня онеметь и отвесить челюсть от удивления его лексикой. — Но что мы должны при этом делать? Ведь мы не можем испытывать такие сильные эмоции, как вы!
      — Скажите, а вы любите свой мир? Не такой, какой он сейчас, когда гибнут разумные существа и хранители жизни, когда разрушение энергетического баланса может привести к полной катастрофе. А тот, прекрасный, добрый, гармоничный мир, в котором вы жили все это время? — спросила я, обведя взглядом всех присутствующих.
      Большинство глубоко задумалось, и только Пурпурный неуверенно промямлил:
      — Наверное…