Глава 10

ТАЙНОЕ СТАВШЕЕ ЯВНЫМ

Тошнота у Насти не проходила. Наконец, она догадалась, в чем причина ее «отравления»: купила тест на беременность. Тест оказался положительным. Насте стало страшно. Из незаинтересованных советчиков оставалась только Оля. Нелицеприятный разговор с подругой происходил в подсобке кафе «У трассы».

– Первый раз в жизни не знаю, что делать… – хныкала Настя.

– Наконец-то! А то всегда такая деловая, шустрая, как электровеник. Теперь причитаешь, когда сама все наворочала. «У меня есть план, стану помещицей». Вот и стала. Земля теперь твоя, а радости что-то не видно.

– Я уеду…

– Куда? Ни кола ни двора, собраться, только подпоясаться! Держись Ярослава, с ним не пропадешь!

– Не могу… Ни есть, ни пить не могу, тошнит… – Настя положила руку на живот. – Дорогой подарочек у меня… От Лени.

Оля замерла от такого известия, потом укорила:

– А может, от Ярослава…

– Еще скажи от Майкла Джексона! С Ярославом у меня ничего не было, запомни! Это будет мой малыш, и Леня о нем никогда не узнает.

– Молодец, Настя, хвалю. Это называется «назло дяде – уши отморожу»… Ну что с тобой делать?

Подруга так ничего дельного и не посоветовала. Ярослав догадался сам, что Настя беременна.

– Ни одна живая душа не должна знать это, понял? – огрызнулась она. – Мой будет, ни с кем делить не хочу. А уж Лобовым не видать его, как лба своего!

– Насть, у тебя прямо как в романе, – усмехнулся Ярослав. – Тайнорожденный наследный фермер из Бережков… Ребенок не котенок, «Вискасом» не прокормишь. Не разводись с Леней…

– Ах, вот как ты заговорил, – обиделась Настя и принялась складывать свою одежду в большой пакет. – Я тебя не затрудню, не парься!

Он молча наблюдал за ней. Она собрала все за несколько минут и в изнеможении села на кровать, вздохнула:

– Выходить за Леньку было самой большой ошибкой. Какой из него папаша, сам за мамочкиным подолом прячется. Ладно, я теперь все ошибки исправлю…

– Насть, ты хотя бы себе не ври, – спокойно сказал Ярослав. – Ничего ты не исправишь, только новых ошибок наделаешь.

– Не боись, не наделаю. Главное, мой малышок не будет Лобовым. Увезу подальше, спрячу получше. Они у меня отняли родителей, а я у них внука отниму, вот и будем квиты!

– Они тебя забудут через месяц, а ты о них всю жизнь будешь вспоминать…

– В честь какого это праздника? – воскликнула Настя.

– А ты на своего ребеночка посмотришь – вот он, маленький Лобов, хотя и фамилия другая. Безотцовщиной расти будет твой ребеночек, да в нищете…

– А ты знаешь, что теперь мне принадлежит и сад Лобовых, и участок вдоль реки, и вода подземная… Я просто обязана развестись! И разведусь! Буду невестой с приданым, имей в виду…

– Насть, какая же ты все-таки… самоуверенная, – обнял ее за плечи Ярослав. – Как я был. Но жизнь рога-то пообломала. Советую, как друг: не нарывайся.

Лобов вдруг затеял в доме внеплановый ремонт. Ни с кем не советуясь, он накупил обоев и с помощью Гагарина притащил домой. Тут только сообщил домашним о предстоящем стихийном бедствии…

– И начнем с комнаты Насти, угадал? – насмешливо спросил Леня.

– Разве я Настю в дом привел? Или, может, выболтал ей все семейные тайны… – завелся Лобов. – Вынеси все из той комнаты, где она… место занимала. Чтоб духу ее здесь не осталось! Черт с ним, с участком, но дом пока еще мой!

Он распорядился и злой вышел из кухни, не глядя на сына.

– Сынок, ты на отца зла не держи, – подошла к Лене мама Таня. – Ему сейчас надо чем-то руки занять и мысли… Пойми.

– Да пусть клеит, пусть замазывает, – отмахнулся тот и вдруг неожиданно сказал о другом: – Пусть мы даже с Настей разведемся. Но пока я считаю ее своей женой, она – моя жена, ясно?

– Сыночек… – вздохнув, покачала головой мама Таня. – Значит, ты ее любишь…

Леня, уличенный в истинных своих чувствах, не смог ни признаться, ни опровергнуть материных слов. Он только махнул рукой и пошел наверх – изгонять дух неверной своей жены.

Когда они вдвоем с Платоном стали двигать старый шкаф, из него выскользнула и упала на пол тетрадь. Платон поднял ее, раскрыл на середине и с нажимом произнес:

– Это ее почерк?

Леня полистал тетрадь и с надеждой ответил:

– Настин дневник… Надо отдать!

– Отдашь, когда я прочту. Про ее тайные намерения, может, еще чего задумала, – сказал Лобов и ушел с дневником.

Наедине он перелистал тетрадку, и ему стало не по себе. Лобов пошел к жене, которая поливала рассаду. Войдя в теплицу, он тяжело опустился на табуретку. Татьяна, заметив, что муж подавлен, участливо спросила:

– Платон, что с тобой?

Вместо ответа Лобов протянул жене раскрытую тетрадку. Она прочла вслух:

– «Сегодня в обед смотрела на Лобовых и думала: как они могут жрать и радоваться после того, как убили двоих людей и сделали сиротой ребенка…» Это откуда?

– Из Ленькиного шкафа вывалилось.

– Так это Настино…

– Так-то, мать!

– Она винит в той беде нас? Так, значит… Вот откуда этот крест и цветы, – терялась в догадках Татьяна.

– Все так художественно описала, как жизнь мы ей поломали и детства лишили. А главное – как за папку с мамкой гадам Лобовым отомстить…

– Так вот в чем дело! Вот за что она сама себя так измучила, – глаза ее увлажнились. – Бедный ребенок!

– Мать, ты что, нашла по ком слезы лить – по этой чувырле! Тебе жалеть некого? У тебя четверо детей и внуки!

– Вот именно! Нас много, мы-то сдюжим, а она…

–"Ну, тогда пойдем ей в ножки повалимся: спасибо тебе, деточка, за науку! Мы теперь всем рады: заходите, берите что хотите! – В возбуждении Лобов поднялся, не желая продолжать разговор.

– Не суди ее, Платон, – просила жена.

– Да какой же я судья? Я подсудимый! А судья она, она нам приговор выносит! С конфискацией имущества.

Кто был ничем, тот станет всем! Тьфу! – плюнул он и вышел из теплицы.

Он только успел еще услышать:

– Хорошо, что нашелся этот дневник!

После этой находки Татьяна стала неотступно внушать мужу, что надо поговорить с Настей и рассказать всю правду. Он, конечно, понимал ее правоту, но сразу не мог решиться, отнекивался, дескать, они не знают, где обитает Настя.

– Нужно ее найти, – убеждала Татьяна. – Может, Леня знает?

– Не хочу парню в душу лезть… Давай в милиции закажем фоторобот, ты невестку-то хорошо запомнила, за дочку держала…

– Хватит балаганить, – оборвала она. – Поговори с Леней, ты же отец. Только по-тихому. Любит он ее, до сих пор любит.

– Надоели вы мне все со своей любовью. Ладно, поговорю, – сдался Лобов.

Но прежде Лобов говорил с Любой. Крепким крестьянским умом он смекнул, что появилась возможность вернуть свою землю, которую, хорошо не подумавши, отдал незнамо кому…

Лобов не предупредил старшую дочь, что приедет, и первый ее вопрос был: что случилось?

– Почему сразу «что случилось»? Это что, народная примета такая: увидеть отца – к несчастью?

– Ты ведь никогда не приезжаешь, не позвонив, вот я и подумала… – насторожилась Люба.

– Все хоккей, не боись, как говорит Пашка… А где твои?

– Мальчики на занятиях, Гриша – на работе, а Наталья Аркадьевна уехала по каким-то делам в Москву.

– И ты отпустила?! – обрадовался Лобов, что дочь дома одна.

– Будто она меня спрашивала… Ну, говори, пап, зачем пожаловал… Снова Настя?

– Да нет… Ты чаю-то сооруди… Угости отца с дороги, – собирался с духом Лобов.

Люба поставила на газ чайник, открыла коробку конфет.

– Берешь конфеты-то, медсестра?

– Пап, люди обижаются, они ведь от чистого сердца благодарят, – смутилась Люба.

– Ага… – согласился Лобов. – Почему тогда фабрику не хочешь принять?

– Сравнил тоже! – удивилась Люба и сама заговорила о наболевшем: – Боюсь я, папа. Все думаю: даром-то ничего не бывает… А ну как платить потом придется? Да самым дорогим?.. Мы и так уже все чуть не рассорились…

– Любочка, ты знаешь, что к Вадиму… ну, не очень я его любил. Кто Таню обидел, для меня – не человек. И сначала я тоже не хотел, чтоб ты наследство принимала, но теперь я остыл… А может, поумнел? И вот думаю: человека уже нет, судить его теперь не нам… А кому-то другому. А если он хотел так искупить свою вину перед тобой? Что ж получается, мы ему в этом отказываем? Погоди, еще два слова. Вадим – молодец: фабрику отладил, как часы. Скольким людям работу дал. И что, теперь все рухнет? Да и про Гришу подумай: мужик он у тебя хороший, но всю жизнь при чужом деле. А тут – такая возможность…

– Пап, боязно… – все-таки перебила отца Люба.

– Кого тебе бояться? Да и мы все рядом, в засаде будем сидеть. В общем, знай: мы с мамой не против, если ты это наследство примешь. А я – так даже «за», обеими руками. Вот так, – и Лобов проголосовал двумя руками.

Люба, кажется, сдалась… Больше не возражала.

Ободренный успехом этого разговора, вечером Лобов приступил к Лене, который почти закончил ремонт в своей комнате. Он встретил отца радостно:

– Знаешь, хорошо, что мы начали ремонт. Когда работаешь, обо всем забываешь.

– Лень… мы с матерью решили Настю повидать. Рассказать ей про ту аварию. Запуталась девка. Помощь ей нужна.

Леня помрачнел, бросил кисть в банку, она так и утонула в ней, сказал с горечью:

– Не примет она вашей помощи, поздно!.. Хочешь, чтобы я ее привел?

– Сами сходим – не гордые. Ты только скажи, где она. Все еще у того парня живет или и ему уже ручкой сделала?

– Ты знал? – насупился Леня и увидел, как отец кивнул. – У него.

Не откладывая в долгий ящик, Платон и Татьяна Лобовы отправились к Насте. На душе у обоих было неспокойно от переживаний, как воспримет правду беглая невестка…

Открыл дверь Ярослав и от удивления попятился назад. Лобовы просили позвать Настю. Ее не было. И когда вернется, неизвестно.

– Она мне не отчитывается… – спокойно сказал Ярослав, взяв себя в руки.

– Как это? Вместе живете и… – завелся Лобов. Татьяна толкнула его в бок.

– Я помогаю Насте, как друг, и…

– Ярослав, не объясняй им! Они не поймут! – вдруг раздался Настин голос, и она возникла за его спиной. – Ну какие еще проблемы?

– Настя, мы поговорить пришли, – ласково сказала мама Таня. – Это очень важно для тебя, – она подчеркнула последнее слово.

– Ярослав, выйди, пожалуйста, – сказала Настя. – На минутку.

– Я в коридоре, – предупредил Ярослав присутствующих.

Когда он вышел, Настя уверила Лобовых:

– Успокойтесь. Я разведусь с вашим сыном. Что-то еще?

Татьяна молча достала из сумки дневник и протянула ей.

– Вот, мемуары твои… очень увлекательная штука, – начал Лобов.

– Вы не должны были его читать! Как вы посмели! – закричала она, вырвав из рук дневник. – Вы убили моих родителей! И теперь хотите меня… Убирайтесь!

– Кто наплел тебе такое… Авария случилась потому, – членораздельно произнес Лобов, закипая от обиды, – потому что твой отец, Царство ему Небесное, уселся за руль с залитыми глазами. Он был пьяный!

– Платон… – остановила его Татьяна.

– Это ложь! – завизжала Настя.

– Твои родители погибли на месте, – заговорила Лобова. – Ничего нельзя было сделать. А ты была еще жива. Ваша машина загорелась. Платон бросился к тебе. Да если бы не Платон…

– Я вам не верю! – с дрожью в голосе произнесла Настя.

Тогда Татьяна задрала рукав мужа, обнажив страшные рубцы от ожогов. Настя тряхнула головой, не желая верить. Лобов резко опустил рукав.

– …Он потом долго лежал в больнице. Когда вышел, мы хотели тебя удочерить, но ты уже была у других людей. Вот и вся правда, Настенька.

– Врете! – мотала головой Настя. – Себя выгораживаете!

Лобов развернулся и сказал жене:

– Нечего нам здесь делать, Таня.

И они ушли.

Вернувшись, Ярослав услышал от рыдающей Насти:

– Прошу тебя, оставь меня сейчас одну.

Он молча собрался и ушел на работу.

Для нее перевернулся весь мир. Ее месть была предназначена спасителям? Не может быть… Это невозможно! Но как выяснить? Как?..

Настя вспомнила про церковь, должен же священник как-то разрешить ее трагический вопрос… Когда она прибежала туда, вечерняя служба еще не кончилась. В почти пустом храме Настя металась от иконы к иконе, всем подряд ставила свечи. Старушки зашикали на нее.

Как только батюшка вышел из алтаря, она кинулась к нему:

– Вы можете… Скажите… Батюшка, – не находила слов Настя. – Поговорите со мной. Прошу вас!

– Вы успокойтесь, – сказал отец Александр и отвел девушку к окну. – А теперь говорите.

– К вам все местные ходят. Всех вы знаете. Со всеми разговариваете. Может, слышали что-нибудь об аварии, которая случилась тут двадцать лет назад, осенью… в октябре… Тогда два человека погибли, муж и жена… С ними еще ребенок был. Девочка выжила.

– Да, печальное происшествие. Мне об этом рассказывали.

И священник подтвердил все, что говорили ей Лобовы. Насте особенно врезались в память его слова о Платоне Лобове:

– За чужим ребенком бросился, позабыв о своих.

Настя не решилась спросить, был ли ее отец пьяным.

Это и так следовало из слов священника. По ее лицу текли горючие слезы, подобные обжигающему кипятку. В ее глазах застыло отчаяние.

– Вы… та девочка из машины… – догадался отец Александр.

– Господи, что я наделала… Почему я не поговорила с ними, – Настя развернулась и пошла к выходу.

Отец Александр – за ней.

– Подождите! Что случилось, как вас зовут? Она повернулась и в упор спросила:

– Я попаду в ад?

– Да почему же?

– Потому что я им мстила, мстила, мстила, – она закрыла глаза.

Отец Александр разговаривал с Настей больше часа, уговаривая ее пойти к Лобовым и от всего сердца попросить прощения. Но она так и не поверила его словам.

– Я бы такое не простила… – отговаривалась она.

– И вы бы простили, – уверял отец Александр.

– Я? Да вы не знаете, какая я… гадина! Они спасли меня, а я у них… если бы вы знали, что я у них отняла…

– Были бы вы в действительности такой, как сейчас себя изволили назвать, вы бы так не мучились. Ведь вы раскаиваетесь, я вижу. Значит, ничего еще не потеряно.

Утром Настя ходила плакать к кресту, поставленному на месте гибели родителей. Цветов она не принесла…

Потом вернулась к Ярославу, легла на кровать, уткнувшись головой в подушку, и так пролежала до вечера, пока он не вернулся с работы. На все попытки поговорить Настя отвечала:

– Потом. Все потом. Не трогай меня… Потом…

– Ты можешь объяснить мне, что с тобой происходит? – спросил Ярослав и сел у нее в ногах.

– Я ничего не могу. И ничего не хочу. Жить за твой счет не хочу. А деньги у меня кончаются… надо что-то придумать… – не поворачиваясь к нему, монотонно проговорила она.

– Ну ладно, утро вечера мудренее… – Он заботливо укрыл ее одеялом и выключил в комнате свет.

Рано утром Ярослав ушел на работу. Как только за ним захлопнулась дверь, Настя разорвала ненавистный дневник. Кидая листки в большой таз, она исступленно приговаривала:

– Все! Все испортила! Сама виновата! Дура! Так мне и надо! Господи! Что я натворила!

Потом села на корточки и подожгла. Когда огонь потух, она без боязни вскрыла себе вены на левой руке…

В этот момент что-то заставило Леню сесть в машину и мчаться в Любавино. У знакомой двери жилища Ярослава он чуть отдышался и заколотил в дверь:

– Настя, открой! Я знаю, что ты там! Открой, я не уйду, пока не откроешь, слышишь?

Из-за двери несло гарью. Леня с силой налег на нее, дверь поддалась и распахнулась. Он вошел в комнату. От потока воздуха закружились клочки горелой бумаги. Настя лежала без сознания, по полу растеклась лужа крови…. Леня не стал надеяться на «Скорую», с помощью соседей посадил ее в машину и отвез в больницу.

Насте влили четыреста кубиков – так сказала медсестра, которая советовала Лене идти домой. Страшное осталось позади. Она пришла в себя и теперь спит. Но он все равно не уходил…

К вечеру появился напуганный Ярослав. Невольно ему пришлось разговориться с Леней. Выяснилось, что попытку самоубийства Настя совершила после визита Лобовых.

– Ведь видел, что сама не своя, – ругал себя Ярослав. – Как с твоими родителями поговорила…

– Что? – поразился Леня. – И что они ей сказали?

– Откуда я знаю? Они меня выставили. А вернулся – она одна и рыдает без остановки.

Леня больше ничего не стал выяснять у соперника, помчался домой. Влетел на кухню и заорал:

– Что вы ей сказали? Когда вы были у Насти… что вы ей сказали?

– Ну а я что говорил? Он снова с ней встречается, – сделал вывод Лобов и ответил с вызовом сыну. – Сказали, как есть, – правду.

– Да грош цена вашей правде, если после этого человек вскрывает себе вены!

Мама Таня опустилась на стул и осторожно спросила:

– Жива?

– Жива… Но без сознания, – сгустил краски Леня. – Что вы ей наговорили?

– Сынок, мы думали, что она должна узнать правду…

– Думали они… Вы ее терпеть не могли! Довольны теперь? – огрызнулся Леня и, хлопнув дверью, вышел, оставив родителей в полной растерянности.

Они и говорить сначала не могли, переживая случившееся. Потом Лобов решительно заявил:

– Ты как хочешь, а я перед Настей никакой вины не знаю: мы ведь ей правду сказали.

– И что, отец? Кому от этого стало лучше? Уж точно, не Насте, – сокрушенно покачала головой Татьяна.

– Ее ненависть душила, правда тут ни при чем!

– Нет, Платон, ее совесть замучила.

– Ну и мучилась бы! Вены-то резать – дело нехитрое… – возражал Лобов.

– Ты, отец, думай, как хочешь, но плохой человек так переживать не стал бы.

– Твою мать… Тереза, – не вытерпел жалости жены Лобов и тоже хлопнул дверью.

Когда на следующий день Леня поехал разговаривать с врачом, тот среди прочего сказал, что Настя беременна.

У постели Насти в это время сидела Оля, которая ругала ее за то, что она могла убить и ребенка.

– Леня вас спас, ты понимаешь это?

– Я не подумала об этом! Какая дура… – Глаза у Насти теперь были постоянно на мокром месте. – Мне снился ребенок. Это девочка Любы, я так ясно ее видела…

– Перестань об этом думать. Ну, пожалуйста, – упрашивала Оля. – С такими мыслями ты не поправишься.

– Не могу. Никогда не перестану. Потому что это все из-за меня… Как я теперь посмотрю им в глаза?

Открылась дверь, и появился Леня.

– Настя… – неуверенно улыбнулся он.

– Привет, – медленно и хрипло ответила она.

– Ладно, я пойду. Поправляйся, – сказала Оля и вышла.

Леня осторожно приземлился в ногах у Насти, кивнув на забинтованное запястье, ласково заговорил:

– Доктор сказал, что шрамики останутся. Но потом их можно убрать. А руки у тебя все равно самые красивые.

Ты, главное, больше ни о чем не волнуйся. Теперь у нас будет ребенок… Мы будем вместе. Настя молча вытерла слезы.

– Все будет по-другому. Я буду ухаживать за вами, стараться… Скажи мне что-нибудь… – попросил Леня. – Настенька…

Настя и сказала – резко и внятно:

– Это не твой ребенок. Он не от тебя.

В то время, когда на Леню и Любу сыпались несчастья, Лариса Лобова, наоборот, почувствовала, что в ее жизни началась светлая полоса и именно после пропажи и возвращения Глеба. Первый испуг прошел, и Менделеев проявил максимум такта, терпения и внимания к ребенку и завоевал его расположение. К тому же Ларисе казалось, что Олег Менделеев – именно тот мужчина, с которым ей предстоит долгая и счастливая жизнь. Менделеев помог ей увидеть сына повзрослевшим, а не пятилетним малышом, каким до сих пор представляла Лариса Глеба, во всем ограничивая его свободу. Какое же было счастье для всех троих, когда впервые Глеб один, без сопровождения взрослых, отправился в школу… Менделеев издалека наблюдал за ним и, вернувшись, доложил Ларисе:

– Все нормально. Видела бы ты, как он переходит улицу! Посмотрел налево и направо, потом опять налево… Деловой, ответственный, совсем взрослый парень. И, знаешь, он очень гордился.

– Спасибо тебе. Я и раньше думала: хватит его пасти, парню девятый год. Но никак не решалась, – ответила она и потерлась о его плечо. – Рядом с тобой мне так спокойно, хорошо.

Менделеев нежно обнял ее и вздохнул:

– Но почему-то ты не хочешь, чтоб мы жили вместе. Лариса мягко высвободилась из его объятий и виновато сказала:

– Я хочу. Ты для меня много значишь, но… мне нужно думать о Глебе.

– По-моему, мы с ним поладили, – пожал он плечами.

– Мы с Глебом всегда были вдвоем. Я должна знать, что смогу быть с ним и с кем-то еще. Понимаешь?

– Нет, – сказал он. – То есть да. Я понимаю…

– Ты подождешь?

– Столько, сколько понадобится, – согласился Менделеев.

Этот ответ дал надежду обоим.

Но уже через пару недель что-то тревожное закралось в их отношения. Сначала подруга Зина, как бы невзначай, «предупредила» Ларису, что Менделеев забросил свои дела.

– Он из-за тебя совсем голову потерял… – поставила диагноз Зина. – Сама слышала, как он уговаривал секретаршу из канцелярии оформить апелляцию задним числом.

– На Олега это не похоже… – удивилась Лариса.

– Если и дальше так пойдет, он всех клиентов растеряет.

Лариса подумала, что это обычная бабья зависть. Олег – видный парень…

Но через несколько дней, проходя по коридору, она услышала отрывок разговора каких-то его клиентов, которые вышли из кабинета секретаря.

– Успокоиться? Да он меня кинул. На заседание не пришел и даже не позвонил!!! К черту этого Менделеева! – возбужденно говорил мужчина.

– Может, у него что-то случилось, – успокаивала женщина.

– Меня не волнует! Я ему деньги плачу! Так не поступают. Он должен был явиться! Черт побери!

Когда пара ушла, Лариса позвонила ему на мобильник, но механический голос ответил, что абонент недоступен.

Потом приболел Глеб. Лариса попросила Менделеева посидеть с ним днем. Он зашел, померил ему температуру, сказал:

– Тридцать семь и две. Нормальная. Глеб, будь другом, посиди один. Можешь даже все время лежать. У меня дел невпроворот, понимаешь?

– А я думал, мы поиграем…

Менделеев не пришел и не позвонил ни завтра, ни послезавтра. Его телефоны не отвечали.

Объявился он только через три дня. Лариса открыла дверь и увидела уставшее лицо Менделеева. Он протянул ей букет цветов, вытянул губы для поцелуя. Она холодно отстранилась.