Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Темные пространства

ModernLib.Net / Фантастический боевик / Горбачев Владимир / Темные пространства - Чтение (стр. 7)
Автор: Горбачев Владимир
Жанр: Фантастический боевик

 

 


В общем, с Кандерсом случилось то, что случается в жизни на каждом шагу: своим благородным и даже героическим поступком он сделал свою жизнь и жизнь своих сотрудников совершенно невыносимой.

И тогда в одно прекрасное утро особняк опустел. Сотрудники центра «Праджапати» исчезли совершенно незаметно, причем не только для истеричных дам и неудачников всех возрастов, мечтающих стать спасителями человечества, которые толпой окружали особняк — это было бы еще как-то объяснимо, — но и для профессионалов, что уж совсем ни на что не было похоже. Несколько месяцев о центре не было никаких сведений, и волна истеричного внимания спала. Но вскоре стало известно, что центр расположился в Кисслингене.

…Выключателей было целых четыре. Я повернул ближайший, и крохотная лампочка осветила пюпитр и клавиши органа. Пришлось прибегнуть к помощи следующего; на этот раз света оказалось достаточно. Я находился рядом с алтарем. Ряды скамеек уходили вдаль, к главному входу. Мысленно попросив прощения за вторжение, я двинулся по проходу между ними. Повсюду лежал толстый слой пыли: по крайней мере за последние два года никто, кроме присланных из мэрии людей, не входил сюда. Сотрудники центра не пользовались помещением собора для своих занятий; лишь изредка кто-нибудь из них бывал здесь, чтобы поиграть на органе.

На берегах Рейна сбежавшие от славы сотрудники центра вели гораздо более замкнутое существование, нежели в Голландии. Прием посетителей после некоторого перерыва, правда, возобновился, но в весьма ограниченных размерах, и вели его исключительно в маленькой часовне у самых ворот, отгородив ее от остальной территории аббатства специальным забором. Редко, очень редко кому-то из прошедших курс возвышения предлагали продолжить занятия, и лишь двое стали сотрудниками центра — это были Питер Вурмзер и Максим Путинцев. Специалисты Управления, чей интерес к центру после его загадочного исчезновения их Харлема еще возрос (центр был включен в список общин, представляющих опасность, ему была присвоена категория «В»), попытались побольше узнать о жизни сотрудников «Праджапати», используя специальные средства. И столкнулись с явлением, которое я сам наблюдал несколько минут назад: оказалось, что пространство над аббатством не пропускает электромагнитные волны. Это открытие побудило моих коллег утроить свои усилия. В аббатство зачастили водопроводчики, кровельщики, земельные агенты, садовники… Разумеется, его обитателям, ощущавшим постоянное пристальное внимание, это не могло понравиться. Передавали, что особенно был огорчен сам основатель центра. И еще передавали, что Мартин Кандерс начал быстро стареть. Немудрено — ведь ему в то время было уже за 80…

…То, что я искал, находилось в правом приделе. Это был высокий шкаф, плотно прилегавший к стене. Мне пришлось приложить немало сил, чтобы сдвинуть его с места. Ну и шуму я поднял! Не меньше, чем пыли. Но мои усилия были не напрасны: за шкафом открылась низенькая дверца. В прошлом году, заменяя пришедший в негодность кабель, присланный из мэрии электрик нашел эту дверь, а за ней — лестницу в отгороженную часть подвала, о которой до тех пор ничего не было известно. Меняя кабель, рабочий слегка ударил по стене, и часть ее вдруг развалилась, открывая нишу…

…Осенним утром 60-го года в мэрии Кисслингена раздался звонок. Снявшему трубку служащему сообщили, что с ним говорит сотрудник центра «Праджапати» Вергерус и что этой ночью основатель и руководитель центра Мартин Кандерс скончался. В аббатство необходимо прислать врача и нотариуса, чтобы засвидетельствовать смерть, и гробовщика, чтобы снять мерку. Прибывший врач констатировал смерть от глубокой сердечной недостаточности. Спустя сутки тело основателя центра, согласно его воле, было захоронено в склепе на маленьком кладбище аббатства.

Агенты Управления намеревались хорошенько расспросить сотрудников центра о некоторых интересующих их обстоятельствах, однако произошло непредвиденное: в ночь, последовавшую за похоронами, аббатство, окруженное плотным кольцом оцепления, опустело. Сотрудники покойного Кандерса вновь бесследно исчезли — и на этот раз навсегда. Их искали столь же долго, сколь и напрасно. Были проверены все аналогичные центры, школы, академии, обители — все места, где могли укрыться и действовать люди подобного склада. Все было тщетно: 16 человек словно сквозь землю провалились. Они никак не проявляли себя. Эффектов, аналогичных «темным пространствам», больше не наблюдалось. И тогда «дело Праджапати» было закрыто. Глухая лавина забвения — та самая, что «уносит царства и царей», — накрыла собой Кандерса, основанный им центр и его сотрудников. Их перестали искать, их забыли. Как теперь выяснилось, напрасно.

…Скрип открываемой двери разнесся на весь собор. Я нашарил выключатель, но пользы от него было никакой — свет в подвале не загорелся. Видимо, электрик так спешил покинуть его, что не довел свою работу до конца. Но я предусмотрительно запасся фонариком. Луч света уперся в стену, осветив неглубокую нишу. Сейчас она была пустой. А тогда, год назад, рабочий увидел в ней — нет, не прикованный к стене скелет и не сундук с золотыми монетами, а маленький аккуратный чемоданчик из титанола. По причинам, не указанным в протоколе, электрик не стал притрагиваться к находке и поспешил ретироваться.

Я догадывался, в чем причина такой робости. После смерти Кандерса и исчезновения его сотрудников об аббатстве пошла дурная слава. Ни одна из общин, пытавшихся расположиться в святом Северине, надолго здесь не задерживалась. Все жаловались на кошмары, подавленность, постоянное ощущение чьего-то присутствия. Даже сатанисты восточного толка, поклонники многоглавого бога Мары, вначале с энтузиазмом вселившиеся в обитель со столь дурной репутацией, довольно скоро сбежали отсюда — сбежали в буквальном смысле слова, внезапно, прервав ритуал жертвоприношения, во время которого во славу Мары должна быть зарезана девочка, воспитанница одной из сектанток. Несчастного ребенка, прикованного к алтарю, обнаружил и освободил служащий мэрии, по счастливой случайности решивший в тот день проведать аббатство. После этого сюда без лишней надобности никто не ходил.

…Когда спустя несколько часов рабочий вернулся в сопровождении менее суеверных людей, чемоданчик по-прежнему находился в нише, впрочем, как уверял электрик, лежал он не так, как при его обнаружении. И он был пуст. Проведенные исследования показали, что ранее он был наполнен бумагой — рукописями, исписанными старыми, давно вышедшими из употребления чернилами. Это были чьи-то записки, а возможно, дневник. Чей?

Я не надеялся найти в Кисслингене ответ на этот вопрос. Не собирался я и искать в стенах подвала другие тайники. Мне хотелось самому взглянуть на то место, где Томас Глечке провел 11 лет жизни, почувствовать окружавшую его атмосферу. Кажется, мне это удалось. Я понимал электрика и сатанистов, сбежавших отсюда. Что-то угнетающее было разлито в здешнем воздухе. Мне все время хотелось оглянуться и чудились какие-то звуки. Вот, что это — словно дверь скрипнула? Я шагнул вдоль стены, осматривая ее, и в этот момент совершенно явственно услышал наверху чьи-то шаги. Кто-то осторожно приближался к двери, ведущей в подвал. Конечно, это мог быть служащий мэрии, но ведь он наотрез отказался идти со мной, и почему, черт возьми, он молчит? Я нащупал в кармане станер. Никогда не ношу с собой ничего смертоубийственного, но сейчас простого парализатора мне казалось мало, я предпочел бы… Шаги замерли возле двери, и я, стараясь не дышать, двинулся под лестницу, чтобы оказаться у спускающегося за спиной. А вдруг он и не собирается спускаться? Вдруг он…

— Эй, ты здесь? — услышал я такой знакомый голос. От неожиданности я на минуту потерял дар речи. Кого угодно ожидал я встретить здесь, но…

— Саш, ты здесь или тебя нет? — повторила она, и я хрипло отозвался, сообщив, что да, я именно здесь, и посветил вверх, чтобы она могла спуститься.

— Как ты меня нашла? — спросил я, когда она остановилась на нижней ступеньке лестницы.

— Я звонила в Управление, и господин Риман объяснил, как тебя найти. И твой флайер у ворот…

По сторонам она не смотрела, подвал ей был абсолютно неинтересен, но и на меня глядела как-то рассеянно.

— Мне нужно рассказать тебе кое-что важное.

— Рассказать… — произнес я и вспомнил темный экран и мелькнувшее на секунду изображение. — О нас?

— О нас? Почему о нас? — удивилась она. — О том, что случилось со мной в тайге. Мне нужна помощь. Точнее, не мне… В общем, я рассказала все твоему начальнику, а он сказал, чтобы я передала все тебе. Он сказал, что это может иметь отношение к твоей работе. К твоему расследованию.

Глава 11

ПУСТЬ ЧУЖАКИ УЙДУТ

— Больше всего я боялась их разбудить, когда буду открывать дверь, но они все крепко спали, и парень, с которым я дежурила, тоже. Я вышла, прикрыла дверь… Помню, еще подумала: ведь теперь засов отодвинут, входи кто хочешь. Может, меня как раз для этого выманивают? Я колебалась. И тут я увидела человека. Он стоял под деревьями. Я сразу поняла, что это он меня звал и теперь зовет. Он стоял ко мне боком и глядел тоже боком — вот так. Я сделала несколько шагов к нему, и когда приблизилась, он повернулся и пошел в тайгу. И я за ним.

Луна уже взошла, и ее света хватало, чтобы не оступиться. Мы шли тайгой, без всякой тропы, но мой провожатый двигался уверенно, словно перед ним была ровная дорога. Когда я отставала, он останавливался и поджидал меня. По сторонам —»и справа, и слева — мелькали тени, несколько раз я видела, как светятся глаза, — это были волки.

Мы поднимались все выше по ущелью. Несколько раз мы переходили ручьи. Мой провожатый не искал брода, без колебаний он вступал босыми ногами в воду, и мне, чтобы не отстать, приходилось поступать так же; к концу ноги у меня были совсем. Внезапно мы свернули и по впадине между двумя сопками полезли круто вверх. Я запыхалась, устала и как-то забыла, насколько необычно мое путешествие и что мне надо бояться.

Подъем кончился, мы оказались на площадке между двумя вершинами. Необычное место, все усеянное ямами — словно там клад искали или метеоритный дождь прошел, и все это заросло мелким ельником, не продерешься. Человек, шедший впереди, нырнул в заросли, я за ним, ветки мешали, надо было идти согнувшись, там было что-то вроде тоннеля, потом снова стало просторно. Мы были в каком-то помещении. Он зажег… не знаю, как это назвать, — оно плавало в чашке.

Это было похоже на пещеру — потолок и две стены каменные, другие две земляные. Вдоль стен лежали шкуры. Он сел на одну, я — на другую, и он стал рассказывать. Вначале он говорил с трудом, и я его плохо понимала — он неправильно выговаривал слова, путал их, но потом пошло лучше.

Он живет здесь много лет. А его друзья — всю жизнь. Это их земля. Людям здесь делать нечего. Поселок — пусть, он тоже давно, но строить он не даст. Людям только кажется, что им необходимы эта дорога и рудник. У людей есть достаточно дорог и рудников. Рудников, синтезаторов, флайеров, ракет — всего. Даже станции на Луне и Марсе. А у него и его друзей есть только эта долина. И они отсюда не уйдут. У них хватит сил, чтобы остановить вторжение. Они уже остановили строительство и не дадут его возобновить. Он никому не хочет зла. До сих пор никто серьезно не пострадал — ведь так? Местным жителям бояться нечего. Им даже выгодно его присутствие. Именно он отвадил отсюда любителей таежных пикников. С тех пор как появились флайеры, а с ними и возможность легко добраться до самого труднодоступного уголка, люди повадились высаживаться в тайге, жечь свои дурацкие костры, дурманить себя алкоголем, напившись, орать дурацкие песни и палить по всему живому, называя это общением с природой. Все это он прекратил. Пусть она проверит — за последние шесть лет здесь не приземлился ни один флайер. У этих мест плохая репутация. Ей говорили? Вот как. И еще — с тех пор как он поселился здесь, звери перестали нападать на людей и гораздо реже нападают на скот. Считанные случаи. Он и его друзья ничего не имеют против местных, не боятся охоты. Охота — это игра, соревнование в хитрости и ловкости, где ставка — твоя жизнь. Пусть будет охота. Но стройка угрожает всей жизни в этом районе, и он этого не допустит. Если на зверей пойдут войной, они ответят войной, и победа будет не на стороне захватчиков. Это не пустая угроза. Для этого он ее и вызвал, чтобы она передала всем: строить здесь он не даст. Пусть чужаки уходят. Это все.

Для него это было все, и он даже поднялся, выпроваживая меня, но я осталась сидеть. Я сказала, что не смогу никому объяснить, чего он хочет, сама не понимая, что к чему. У меня много вопросов. Он подумал и снова сел.

Я спросила, кто он — отшельник? Он хочет слиться с природой, жить среди зверей, стать зверем — так? Нет, сказал он, не так. В тайге он не спасается от людей — он исследует живое. То есть в определенном смысле вы ученый? — спросила я. В таком случае мы коллеги. Я тоже исследую психику животных. Нет, покачал он головой, это неточно. Он не столько исследует, сколько создает. Вот основная цель — создать новое. Новую цивилизацию, если хотите. Он не Маугли, стремящийся отказаться от всего человеческого, опроститься, и не профессор, ставящий на живом очередной эксперимент, чтобы затем вернуться в свой уютный домик и залезть в ванну. Он ставит эксперимент на самом себе как представителе человечества, он указывает людям новый путь. Один из возможных путей. В чем этот путь? Ну, вы как зоопсихолог знаете, что у животных нет мышления в нашем понимании, зато по сравнению с нами гигантски развита сенсорная сфера — вплоть до того, что неточно называют «сверхчувственным» — оно «сверх» только обычных человеческих возможностей.

А, это вы о внушении, обо всех этих видениях, что так нас напугали? Да, и это тоже. Это не телепатия — ее не существует, он выяснил. Мысль, тем более сложную мысль, внушить нельзя. Обмен мыслями без помощи органов чувств — выдумка, основанная на недоразумении. Другое дело — желание, отношение, приказ. Все звери передают и чувствуют свои симпатии и антипатии, отдают приказы, не прибегая к помощи звука или жеста. Когда-то человек это тоже умел, но затем утратил. Это цена, которую он заплатил за развитие интеллекта. Он хочет вернуть человеку утраченное. Но не только. Другое направление — развить, сколько возможно, сферу логического у животных. Сблизить наши психические модели. Так возникнет новая цивилизация, в которой человек — этот несчастный одинокий «царь природы» — перестанет быть ее изгоем. Человек и зверь будут понимать друг друга, будут дружить — не так, как сейчас, через сетку вольера, сверху вниз у одних и снизу вверх у других, а на равных. Мораль? Как раз мораль-то и выиграет прежде всего. Кстати, знаете ли вы, что у них есть своя мораль, очень своеобразная? Взять хотя бы их отношение к охотникам, которых они считают как бы своими, более близкими, чем другие люди. Или их отношение к смерти. Когда волк чувствует приближение конца…

Почему он работает только с волками? — перебила я его. — Они умнее? Не умнее, поправил он — эта категория здесь неприменима, — а любознательнее. И почему только волки? Еще кабаны, и лисы, и вороны… Лоси и олени ко всему равнодушны, то же самое можно сказать о большинстве птиц. Медведи любопытны, но слишком агрессивны и непредсказуемы, с ними общаться интересно, но очень трудно. Сейчас он больше времени уделяет именно им. Это вызывает обиду у остальных. Возникает напряжение, которое надо умело снимать. Дело, которым он занимается, требует полной сосредоточенности, отдачи всех сил — тем досаднее вторжение чужаков.

Что уже удалось? Он научил их обходить капканы и ловушки, не бояться огня, флажков и прочих людских штучек, определять расстояние, на котором охотник может поразить цель… Он развил их сигнальный аппарат — те звуки, которые они издавали, — и теперь они могут обмениваться довольно сложными понятиями. Он научил их вызывать у других направленные галлюцинации — да-да, эта шутка с кустом. Это они без него, сами. Еще он рассказал им об устройстве мира, о человеческой цивилизации. А они? О, они дали ему гораздо больше. Вот вы знаете, что завтра после обеда пойдет дождь и похолодает? А он знает. И еще тысяча разных вещей — с какой стороны угрожает опасность, как к тебе относится тот или иной зверь или человек, сильный ли паводок будет будущей весной… Узнав все это, он, в свою очередь, внес коррективы в свои занятия. Вот это и есть самое интересное — не просто учиться или учить, а идти дальше. Сейчас растет уже второе поколение зверей, живущих в дружбе с ним, и они сильно отличаются от своих предков, хотя внешние отличия практически не заметны.

Могут ли другие — например, я — заняться тем же самым и повторить его результат? Он вновь с сомнением покачал головой: вряд ли. Ведь для этого надо полностью отказаться от прежнего образа жизни, поселиться здесь, в тайге, в чем-то самому стать зверем… Но главное даже не в этом. Его результат долго останется уникальным, потому что уникальны его собственные способности. Когда он поселился здесь, он уже многое умел. У него был замечательный учитель, великий мыслитель.

Но, может быть, он станет учителем, возьмет себе ученика? Он не уверен, сможет ли он так развить способности другого человека. Он сомневается. Хотя он думал об этом — ведь ему уже 60. В ученики ему годится не каждый, надо пройти отбор, а его лучше всего проводят другие…

В этом месте нашу беседу прервал ты. Ну да, твой вызов. Когда запищал браслет, хозяин пещеры спросил, кто меня вызывает. Я объяснила. Он разрешил мне лишь на секунду включить изображение — чтобы ты знал, что со мной все в порядке и не беспокоился, — а затем обрубил связь. Да, я знаю, что ты удивился и встревожился., но я не смогла ему объяснить. Мне как раз в это время пришла в голову одна мысль: я предложила ему свой браслет, чтобы с ним можно было связаться, или он мог сообщить что-то срочное. Он поколебался, но потом согласился. Тогда же он сказал свое имя: его зовут Федор, этого Достаточно.

Напоследок я спросила, почему он выбрал именно меня. Он сказал, что я единственная не поддалась внушению и не испугалась там, на поляне. Кроме того, он знал, что я чувствую его призыв и не боюсь. И он решил, что я смогу понять. До этого он несколько раз пытался вызвать людей на разговор, объяснить им, но ничего не получалось: они его страшно боялись, или убегали, или пытались убить.

Да, я поняла, сказала я, но поймут ли другие? Скорее всего нет — решат, что я беседовала со страдающим манией величия отшельником, одним из «людей леса», которых в последнее время стало так много, что я навоображала невесть что. Что он в таком случае намерен делать? Он сказал, что, наверное, предпримет еще одну попытку объясниться с людьми, самую последнюю. А потом… Люди смогут овладеть этим районом, лишь уничтожив в нем все живое — тайгу в том числе. Тогда он и его друзья уйдут. Это будет непросто — свободных мест в тайге нет, везде кто-то живет. Но еще сложнее будет объяснить его друзьям, что, несмотря на все случившееся, человек не является их врагом. Он не уверен, что сможет это сделать. О последствиях не хочется даже думать, так что пусть уж я постараюсь убедить их. Я сказала, что сделаю все, что смогу.

У выхода меня ждали. Их было двое: волки-двухлетки, самец и самка. Они побежали впереди, указывая дорогу, но не слишком близко — я их почти не видела, лишь иногда в свете луны мелькали их силуэты.

Мои товарищи все еще спали. Я дождалась их пробуждения и рассказала о том, где была ночью. Мне было очень важно, как они встретят мой рассказ, — ведь они видели и чувствовали то же, что и я. Только Николай поверил безоговорочно. Остальные… Знаешь, как большинство людей реагируют на сообщения об очередном «обнаружении» марсианских городов или захоронений? «Брехня, наверное, хотя кто знает…»

Примерно так же реагировали и в поселке. Местные не сомневались ни в чем и смотрели на меня с надеждой, но и с опаской. Думаю, они хотели бы, чтоб стройка и правда прекратилась. А что касается строительного и научного начальства… Нет, они не подняли на смех — наоборот, внимательно выслушали и даже сделали оргвыводы. Экспедиции в тайгу, подобные нашей, решено было прекратить. А работы, наоборот, продолжить — разумеется, под надежной защитой. Решили обратиться к руководству консорциума с просьбой прислать силовые установки и побольше флайеров, чтобы вести наблюдение с воздуха, и группу снайперов. Я протестовала, доказывала, что деятельность Федора имеет огромное научное значение, — на меня смотрели, как на ребенка, даже Игорь Данилович меня не понимал. Когда я уезжала, первые установки уже прибыли. На днях они собираются возобновить строительство. Я решила разыскать тебя — может, ты подскажешь, куда обратиться, что делать. Я позвонила в Управление; господин Риман меня внимательно выслушал, даже расспрашивал подробности, а потом сказал, что я действительно должна встретиться с тобой и что мой рассказ, возможно, имеет отношение к твоей работе. Это все.

Глава 12

ЗУБЫ ДРАКОНА

— Глечке я знаю — вон тот, слева, правильно? А Лютов?

— Третий в верхнем ряду. Видите?

— Да. Ваша подруга его сразу узнала?

— Сразу, как только нашли фото. На это ушли почти сутки. Мы ведь до этого ориентировались на поиск одного Глечке. А когда заинтересовались остальными, выяснилось, что они все тщательно стирали всяческие следы, особенно фотографии.

— Очень необычное лицо.

— Я бы сказал, что они все необычные.

— И ни о ком — ничего?

— Я подключил Национальный центр в Арлингтоне и лондонскую группу, они работают, но пока сведений нет.

Хотя фотографии, которые нам с огромным трудом удалось раздобыть, относились, как правило, к юношеским, даже детским годам (только они и сохранились), с экрана смотрели люди зрелого возраста — вычислитель смоделировал их облик на сегодняшний день. Его же стараниями лица сотрудников центра «Праджапати» выглядели как живые — беззвучно шевелились губы, глаза следили за невидимым собеседником. Так было со всеми, кроме двоих. Два лица оставались застывшими, лишенными жизни, ибо мертвы были сами люди. Свидетелем гибели одного я был несколько дней назад, второго не видел никогда. Именно его изображение, помещенное в центре и увеличенное по сравнению с остальными, приковывало сейчас мое внимание. Я был убежден: не с раскаявшимся террористом-дизайнером и не с маньяком, погубившим Китеж, связана разгадка этой таинственной истории — она связана с этим человеком.

Все началось более ста лет назад, когда в Австралии, в городе Брисбенне, в семье гражданина Израиля Иосифа Кандерса и французской подданной Вероники Обориной родился мальчик, которого назвали Мартином.

Странная это была пара — его родители. Все их имущество умещалось в двух сумках, сбережения — в одном кошельке. У них никогда не было своего дома, не было и страны, которую они могли бы назвать своей, и тем не менее, судя по письмам их знакомых, которые нам чудом удалось достать, они были вполне довольны своей жизнью и, может быть, даже счастливы.

Иосиф, в возрасте 18 лет покинувший Германию, чтобы помочь своему народу на исторической родине, недолго задержался там. Ему было тесно в маленьком и, несмотря на враждебное окружение, благополучном Израиле. Он всегда ощущал себя гражданином мира. Он пустился странствовать — и где только не перебывал за свою недолгую жизнь! На одном из грандиозных рок-фестивалей в Штатах он встретился с Вероникой. С тех пор они не разлучались, хотя их союз никогда не был ни зарегистрирован, ни освящен согласно обряду какой-либо религии.

Они были очень разные: импульсивный, общительный Иосиф и молчаливая, замкнутая дочь русских эмигрантов второй волны. Их объединяла неудовлетворенность той жизнью, которую вело большинство, и вера в то, что можно жить иначе. Они принадлежали к поколению «детей цветов», поколению бунтарей. Большинство их сверстников, положенное число раз проскандировав «make love, not war», полежав на пути армейских грузовиков и отдав должное свободной любви, затем благополучно сворачивали в тихую гавань размеренной жизни; для Иосифа и Вероники бунт и вечный поиск не были позой. Они без труда зарабатывали себе на жизнь, на свои бесконечные странствия — Вероника неплохо рисовала, Иосиф создавал новые компьютерные игры, с бесконечным разнообразием разрабатывая тему встречи Героя с Неведомым.

Они выбрали не слишком удачное место и время для рождения своего единственного ребенка — в тот год слой озона над Южным полушарием, и до того истончившийся, разорвался, и поток безжалостного ультрафиолета устремился на Землю. По этой или по иной причине (Вероника с проклятиями вспоминала «порошок мечты», которому отдала дань в юности) мальчик родился слабым, болезненным, с деформированными ручками, с неприятного вида родимыми пятнами на теле. Врачи и знакомые сочувственно качали головами: бедные родители, вряд ли этот ребенок принесет им много радости. Тем не менее Кандерсы не унывали. Они продолжили свои странствия. Они переехали в Непал, оттуда — с годовалым Мартином на руках! — умудрились проникнуть в тщательно охраняемый китайскими властями Тибет. Они искали мудрости или смысла жизни, или чего-то в этом роде — не знаю. Посещение святой страны завершилось тюрьмой и высылкой — и это был еще благополучный исход. Видимо, Востока с них было достаточно, и они отправились в Новый Свет. В 1979 году они поселяются в Мексике. Спустя год, когда Мартину еще не исполнилось восемь лет, Иосиф Кандерс был захвачен «революционной армии Юкатана» как агент американского империализма, в качестве такого агента судим и расстрелян. Его отрезанная голова была выслана в Мерилу как доказательство серьезности намерений революционеров, а тело так и не нашли. Похоронив то, что осталось от мужа, Вероника с сыном вернулась в Европу. Она смогла дать Мартину хорошее образование — он окончил медицинское отделение университета в Бордо, стал практиковать, обнаружил способности исследователя. Однако спустя три года он внезапно оставил практику и лабораторию и отправился в страну, где погиб его отец.

Дальнейшие годы его жизни известны хуже. Мы знаем, что он почти десять лет провел на Юкатане, изучая «древнюю медицину майя» — предмет, о котором так охотно пишут журналы с яркими обложками и так неохотно говорят ученые. Потом он отправился на Восток, в Индию, и почти столько же лет провел в Бенаресе, в тамошней школе йоги. Он, как и его отец, пытается попасть в Тибет: в документах китайского посольства в Дели сохранилось его заявление с просьбой о выдаче визы; однако мы не знаем, была ли она выдана и воспользовался ли ею Кандерс.

Одно можно сказать с уверенностью: он действительно многому научился за годы своего пребывания на Западе и Востоке. Один лишь факт: как я уже упоминал, Кандерс родился с деформированными руками — практически он был инвалидом. Таким он оставался и в годы учебы в Бордо. Между тем никто из помнивших его по Харлему и Кисслингену не упоминает о каких-либо его физических недостатках — в Европу он вернулся совершенно здоровым человеком. Он исправил то, что, с точки зрения медицины, исправлению не поддается.

Дальнейшие годы его жизни, связанные с центром «Праджапати», нам хорошо известны. Однако прежние представления о центре и его деятельности следует полностью пересмотреть.

С самого начала, когда я только познакомился с материалами, посвященными центру, меня заинтересовала одна деталь. Почему все-таки Кандерс не брал плату с некоторых пациентов, проходивших углубленный курс? Я стал сличать списки и выяснил, что посетители «Праджапати», впоследствии ставшие его сотрудниками, за обучение, как правило, не платили. Мало того, в деле сохранились заявления лишь четверых из них о желании пройти такой курс. Надо думать, остальным Кандерс предложил пройти его сам. Сам предложил, понимаете? То есть он знал о них нечто такое, чего они сами не знали. Он их выделил из потока посетителей. Когда же был сделан этот выбор — или лучше сказать, отбор? Вероятно, на тех самых собеседованиях, которые проводились со всеми поступающими. В таком случае мы должны заключить, что целью этих собеседований была не столько диагностика состояния организма посетителя, сколько выявление его скрытых возможностей.

И еще один вопрос. Почему они оставались там так долго? Я имею в виду сотрудников. Даже в самых эзотерических школах такого типа обучение длится от силы четыре года. Люди, проходившие курс возвышения у Кандерса и ставшие его сотрудниками, не покинули центр до самой смерти его руководителя. Они пробыли там по 15 — 20 лет, а первые трое — Герц, Вергерус и Макферлайн — свыше тридцати! Странно, правда? Это скорее напоминает не сотрудничество, а нечто иное…

— Вы хотите сказать — послушничество?

— Вот именно! При этом — вот еще одна любопытная деталь — далеко не все из числа «сотрудников» помогали Кандерсу вести прием посетителей и проводить лечение. В документах упоминаются лишь несколько человек: тот же Вергерус, еще Пратт, Каталани, Нован и наш знакомый Глечке — вот и все. Что же в это время делали остальные? Видимо, продолжали свое «самоуглубление и самосовершенствование». В чем же они совершенствовались?

Повторюсь: все эти вопросы возникли у меня еще при первом знакомстве с документами. После рассказа Янины, после того, как она нашла среди учеников Кандерса своего ночного собеседника, все встало на свои места.

Центр «Праджапати» не был ни лечебницей, ни школой восточной мудрости. Избавление от недугов служило лишь приманкой. По сути организация, созданная Кандерсом, была фильтрационным пунктом, местом отбора. Посетители служили материалом. Кандерс искал людей с необычными способностями — таких, как он сам. Найденные оставались в центре и действительно достигали «самосовершенствования и самоуглубления», — но не в том смысле, который обычно вкладывают в эти слова. Основатель центра развивал в них то, в чем сам был силен, — экстрасенсорные и парапсихологические способности. Развивал до необычайных, кажущихся нам фантастическими пределов. Они становились его учениками и последователями. Вот почему он не брал с них плату и вот почему они оставались там до его смерти. Так постепенно росла секта избранных.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16