…Времени, проводимого с ним, было катастрофически мало: каждый день в пять часов, проводив меня до дома, он прощался и ехал на какую-то дурацкую работу, которая обязательно требовала его присутствия и полного сосредоточения: даже звонить ему он просил либо до шести вечера, либо после двенадцати ночи… Пришлось смириться. На время. - Я старалась не ревновать и дождаться момента, когда он будет только моим…
…А в понедельник поздно вечером убили Татьяну… Вадюшка, ее младший брат, позвонил мне как раз в тот момент, когда я, усевшись рядом с телефоном, смотрела на часы, ожидая, когда же пробьет долгожданные двенадцать, чтобы набрать Олега и пожелать ему спокойной ночи. Как минимум в получасовом разговоре…
За пять минут до двенадцати телефон зашелся хохотом, и электронный голос потребовал, чтобы ему сейчас же налили рюмашечку, а то он ни за что не соединит меня с милым. Скачанный Лехой с параллельного курса с какого-то сайта в Интернете, и переписанный им на мой новый телефон, этот сигнал сообщал мне, что звонит кто-то очень близкий. Танька или Олег… Вернее, Олег или Танька… Я вспыхнула от радости, и завопила "Алло" даже не взглянув на определитель… Это был не Он. Я даже не сразу поняла, кто: все мои мысли были заняты обдумыванием того, что мне хотелось рассказать своему самому благодарному слушателю на свете… И когда до меня дошел смысл Вадюшкиных слов, я чуть не уронила телефон:
- Машка! Таньку убили! Приезжай! Я больше не могу…
Схватив со стола сумку, я выскочила в большую комнату, где прямо на глазах у оторопевшего отчима выдернула из гардероба нижний ящик, отлепила от его задней стенки приклеенный скотчем сверток, - когда-то случайно обнаруженную заначку матери, - и, на ходу сообщив им, что верну деньги на неделе, вылетела из квартиры. Чуть не забыв снять с вешалки пальто…
Чтобы доехать от меня до Танькиных Мытищ, денег - моих шестисот сорока рублей с мелочью и трехсотрублевой заначки мамы, - хватило еле-еле. Водитель - средних лет азербайджанец, с офигительно лопоухими ушами и здоровенным носом, то и дело поглядывавший на мое безумное выражение лица, так и не решился высказать пожелание познакомиться, явно видимое в его глазах даже невооруженным взглядом. И слава Богу: в таком состоянии я вряд ли ответила бы ему адекватно, - у меня дрожали руки и подергивалась жилка на виске. Почти целый час езды на его разбитой "шестерке" я продрожала от холода - окно в моей двери, видимо, не закрывалось в принципе, и прохладный, градусов пяти - семи, ветерок мило задувал мне в вырез домашнего халатика… А пальто, скрученное в какой-то сюрреалистический узел, мирно почивало у меня на коленях… Только у самого подъезда Татьяниного дома джигит, видимо, сжалившись надо мной, посоветовал мне одеться:
- Э, дэвюшка, тибе ны холадна? Палтышка адэн, да?
Отдав ему деньги и кое-как поблагодарив, я кое-как оделась, и, забыв закрыть за собой дверь машины, вслед за каким-то припозднившимся жильцом влетела в полутемный подъезд…
…Они искали меня: Татьяна, задержавшаяся в аудитории после семинара по матанализу, оказалась единственным человеком из нашей группы, которую застали два отмороженных на всю голову парня в кожаных куртках и кепках, надвинутых на глаза, и спрашивавших у всех встречных и поперечных про Марию Логинову, то есть про меня. Танька, услышав мою фамилию, выскочила в коридор и поинтересовалась, с какой целью они меня ищут, на что один из них, со шрамом у виска, схватил ее за волосы, втащил обратно в аудиторию и потребовал мой адрес… Татьяна пнула его коленом в пах, и это было последнее, что увидел и услышал Сенька Жуков из параллельной группы: рванувшись на помощь, он нарвался на удар кастетом и потерял сознание. А пришел в себя уже в больничной палате Первой Градской… А в это время Танька умирала в "Склифе": не смотря на все старания врачей, пережить тяжелейшую операцию ей не хватило сил. Просто отказало сердце…
…Вадик, сидевший напротив меня с совершенно сухими глазами и трясущимся подбородком, все повторял и повторял горячечным шепотом:
- Двенадцать ударов ножом! Двенадцать! Двенадцать…
Глава 13.
…Утро выдалось, как по заказу, ясным. Безоблачное небо начало светлеть задолго до того, как мы добрались до расщелины в скальном массиве, находящемся в трех часах ходьбы от Обители. Довольно широкая у горловины, трещина постепенно сворачивала вправо, с каждым поворотом сужаясь, чтобы в итоге превратиться в узкую, шириной не более трех-четырех шагов, расселину, и далее, практически не меняя ширины, вилась далеко вглубь массива, образуя печально известную Последнюю Тропу. Лишь через час быстрого хода пятерка Дика остановилась перед вертикальной скалой, которая раз в семь лет и извергала из своей толщи орду Тварей. Совершенно гладкая по всей длине, она возвышалась над нашими головами на высоту в четыре человеческих роста, и, не смотря на многочисленные попытки наших предков ее уничтожить, была цела и невредима. Окружающие скалы, тоже без единой трещинки, вздымались еще выше, отсекая всякие мысли о том, чтобы завалить проклятую Тропу своими осколками или чем-нибудь еще. По поверхности Врат пробегала легкая рябь, и Наставник, тревожно оглядев всех нас, заявил, что до открытия врат осталось немногим более половины стражи, и напомнил, что в момент открытия Врат необходимо зажмуриться. Все, кроме пятерки Дика, начали понемногу разминаться, бродить по площадке перед Вратами, пятясь назад и примериваясь к возможным маневрам. Потом мы еще раз проиграли смену пятерок, тактику работы второй линии и команды, по которым выходим на смену раненым или убитым. О потерях думать не хотелось, но, увы, они были неизбежны: тысячи слежавшихся скелетов тварей и бойцов Обители давали представление о том количестве Тварей, которые скоро хлынут в отверстие в скале…
Наконец, Наставник подал знак, и все мы заняли свои места и прикрыли глаза: по рассказам Мериона, от вспышки, которой сопровождалось открытие Врат, можно было запросто ослепнуть… В этот момент со стороны выхода из ущелья раздался звон металла, и, к нашему удивлению, из-за поворота Тропы появился отряд, состоящий из монахов Ордена Алого Топора:
- Господа! - обратился к нам высокий лощеный воин с огромным топором на плече и медальоном, украшенным драгоценными камнями, висящим поверх лат на его широченной груди. - Орден благодарит вас за заботу о Вратах, и предлагает вам добровольно сложить оружие. Ангелы Смерти, которые вот-вот вернутся в наш мир, не должны быть обижены вашим бессмысленным сопротивлением! Ибо грядет Апокалипсис, и мы, дети Ордена, являемся его провозвестниками! Ваша эра завершилась! Так что уходите, пока можете!
Судя по вытянувшимся лицам Мериона и Самира, речь монаха оказалась для них еще менее понятной, чем для меня.
- Что-то я не совсем понял! - спросил воина Мерион. - Так вы пришли нам на помощь?
- Не вам, нечестивцы, а Ангелам Смерти! - он воздел правую руку вверх и картинно потряс кулаком перед лицом стоящего ближе всего к нему Самира. - Убирайтесь, пока живы! А то я начинаю выходить из себя!
Мерион грустно покачал головой, посмотрел на отряд из шести десятков воинов за спиной монаха и, оглянувшись на начинавшую переливаться оттенками черного цвета скалу, ответил:
- Увы, не вы меня сюда привели, и не вам меня отсюда уводить. У нас есть долг, так что помощь Тварям вам придется оказывать, атакуя нас сзади!
- Нас в два раза больше! - надменно расхохотался монах, поигрывая топором.
- Ничего, здесь мало места!
Потом скомандовал:
- Скала: звенья Дика, Крона, Лешего! Монахи: мое, Однорукого, Орсона! Вопросы?
- Потанцуем! - хрипло рассмеялся Самир и с шелестом обнажил свои Клинки. На долю секунды позже раздался слитный лязг покидающих ножны мечей, и первый десяток бойцов Ордена выдвинулись на шаг вперед, повинуясь команде отступившего в тыл командира.
В этот момент где-то сзади вспыхнуло черное пламя открывающихся врат, и, пока первая шеренга монахов, схватившись за глаза, испуганно взвыла от боли, наша тройка слитно рванулась вперед. Тут же первые монахи рухнули под ноги своим товарищам, забрызгивая кровью и их, и себя, и крошево из костей и камня под ногами. Прежде, чем оставшаяся в живых полуослепшая двойка успела прикрыться щитами, мы сделали еще один выпад, и тут началась такая рубка, что я потерял счет времени. Постепенно приходящие в себя монахи оказались довольно искусными воинами, но против Черных Клинков и подготовки бойцов Обители у них устоять не получалось. Мы перерубали их мечи со второго - третьего удара, довольно легко пластали их латы и кольчуги вместе с телами, стараясь при этом не подставляться под атаки озверевших от запаха крови воинов. Я вертелся, как юла, прикрывая работающих по обе стороны от меня Наставника и Самира, и атакуя тех, кто оказывался перед собой. Очень скоро я оказался залит вражеской кровью, как мясник на бойне, и, чуть не поскользнувшись на груде еще бьющихся в судорогах тел, стал уделять больше внимания своим ногам. Где-то там, позади, в панцири Тварей с утробным хеканьем врубалась пятерка Дика, но оглядываться назад мне было некогда: я сосредоточился на монахах…
…Наконец Орсон скомандовал: "Темп!", и я автоматически скользнул за спину возникшего передо мной Однорукого, даже не пытаясь прикончить уже дважды раненого, но не добитого монаха. И правильно: стоило мне отскочить назад, как рванувшийся было вдогонку мне воин напоролся на огромный двуручный меч и его голова вместе с частью грудной клетки сползла на землю, а из бесформенного куска еще стоящего на ногах тела забил фонтан крови. Меня немного замутило, но я справился с тошнотой и развернулся к Вратам.
Там творилось что-то сумасшедшее: из черного марева размером с две нормальные двери нескончаемым потоком лезли Твари. Почти человеческие тела стояли на мощных трехсуставчатых ногах, такие же мощные руки с зажатыми в них Черными Клинками со свистом рассекали перед собой воздух, а мерзкие, похожие на топор, черепа скалились невероятными оскалами. Единственное, что показалось мне хорошим предзнаменованием, было то, что среди тварей практически не было двумечных воинов. Значит, шансы на победу у нас были. Пусть призрачные, но хоть какие-то! А Дик со своими ребятами, с ног до головы покрытый зеленой кровью врага, по-моему, совершенно невредимый, переводил дух рядом со мной, гордо посматривая на внушительную кучу порубленных Врагов, вздымающуюся перед Вратами. Увы, в отличие от предыдущей смены, у пятерки Крона дела пошли не лучшим образом: один из воинов, неловко заблокировав удар в голову от одной из Тварей, не успел отскочить от атаки двух других и пропустил сильнейший удар по ногам, превратившие здорового парня в безногого калеку. Леший, метнувшись вперед из второй линии, тут же отрубил обе правые лапы с мечами, но было уже поздно: еще одна Тварь, издав торжествующее шипение, разрубила парня почти до пояса…
…"Темп!" - скомандовал Мерион, и наша тройка заняла вторую линию за пятеркой Лешего, а ребята Дика встали за спинами врубившегося в ряды Орденцев бойцов Орсона. Еще через десять минут я дотянулся до ноги своей первой Твари, пытавшейся в глубоком выпаде достать мечом Боно, вечного напарника Лешего. А потом во Врата вломилось столько Воинов Тьмы сразу, что первая и вторая линия на миг почти смешались. Однако в этот раз прорваться им не удалось, и после очередной смены я снова оказался на первой линии…
…Первый страх перед Тварями давно уже забылся, и я довольно уверенно рубился с этими исчадиями Тьмы, порою убивая очередного "гостя" еще до того, как он успевал полностью показаться из Врат. Самир и Наставник то и дело придерживали меня, хотя я и не терял линии. Просто я стоял по центру, и Врата оказались ко мне ближе всего. Лишь одна из Тварей заставила меня не на шутку испугаться: двумечный монстр на голову выше своих, и без того не мелких собратьев, вертелся передо мной подобно сумасшедшему вихрю, не только отбивая все мои атаки, но и успевая атаковать на разных уровнях практически без перерыва. Причем так опасно, что я раза два думал, что не успеваю. Однако Тварь подвел ее задор: рванув за мной, она оказалась между моими напарниками, и правый меч Самира и левый Мериона одновременно отрубили ей обе лапы с оружием, а через мгновение мои два раскроили ей череп. Тут же, метнувшись вперед, я в запале развалил пополам еще двух Воинов Тьмы, успевших за это время оказаться на нашей стороне, а подоспевшие Самир и Мерион довольно спокойно прикончили еще парочку. Потом мы опять сменились, и я снова смог осмотреться. Увы, хорошего было мало: один из ребят Дика был довольно серьезно ранен. Его правую руку, прорубленную почти до самой кости, сейчас прибинтовывали к корпусу, а ноги, тоже покрытые несколькими не очень глубокими порезами, просто перевязали. Однако он был нам уже не помощник: отправлять его в строй значило дать возможность его добить…
С другой стороны, гора зарубленных Тварей громоздилась уже почти на две трети высоты Врат, что сильно затрудняло им маневры при выходе. А строй воинов Ордена поредел почти наполовину. И это все - за полтора часа. Но осталось-то еще шесть с половиной! От этой мысли мне стало немного не по себе. Но Мерион, вовремя оказавшийся рядом, положил мне на плечо заляпанную красными и зелеными пятнами руку и успокаивающе подбодрил:
- Молодец, мой мальчик! Ты держишься просто отлично! А то отступление ты придумал как нельзя кстати: еще несколько минут, и сквозь Врата к нам набилось бы столько этой дряни, что мы бы замучались от них отбиваться! Если бы не эти уроды, - он махнул в сторону воинов Ордена Алого Топора, - то у нас был прекрасный шанс обойтись малой кровью. Кстати, если мы не разделаемся с ними за час, то, боюсь, что нас просто сомнут! Так что сейчас нам с Самиром будет очень нужна твоя помощь: работаем только половину темпа, всего пять минут. Но за это время надо максимально проредить ряды этих недоумков. Понятно?
- Хорошо, Наставник! Я постараюсь!
- Только не лезь на рожон! Просто помогай нам, ладно? Вставай, нам пора…
Через миг я снова оказался в каше из обрубков человеческих тел, крови, внутренностей, - на второй линии за ребятами Орсона. Еще через пять минут мы вынеслись из-за спин первой линии, и, взвинчивая темп, врубились в ряды воинов Ордена, не ожидавших такой прыти от утомленных непрерывными боями адептов Обители Последнего Пути. За первые двадцать секунд семеро монахов лишились конечностей, за последующие четыре минуты еще пятеро - жизней. Потом мы отступили назад, за спины очередной смены, и, устало опустив почти отваливающиеся руки, пересчитали оставшихся на ногах монахов. Увы, их оставалось еще четырнадцать! Меньше четверти от начального числа. У нас же погибло двое: один в пятерке Дика, один - у Орсона. Еще через минуту, рванувшийся было на помощь друзьям, раненый в руку Леон напоролся на Черный клинок, и мы потеряли и его…
Двадцать три человека против четырнадцати монахов и тьмы Тварей! Я почти взвыл от злости, но времени переживать не было: надо было восстанавливать дыхание, потому что Враг все прибывал и прибывал…
…Через три часа после Открытия Врат нас осталось семнадцать. Твари вырубили всю Орсоновскую пятерку, а монахи зарубили одного из гвардейцев Однорукого. Правда, и Орденцев осталось всего трое, включая их предводителя с топором. Тогда, оставив три образовавшиеся вновь пятерки разбираться с Легионом, я и Самир занялись остатками Ордена. За последующие несколько минут нам это удалось: сначала мы разобрались с рядовыми воинами, а потом потратили почти полтора темпа на одного их командира: заняв удобную позицию за бруствером из павших тел, он умело отмахивался своим чудовищным топором, пресекая почти любые попытки себя атаковать. Я даже подумал, что если бы он рубился в первых рядах своего отряда, то нас сейчас было бы гораздо меньше. Если бы вообще остался хоть кто-нибудь!
Впрочем, практики некогда великолепному воину в последнее время явно не хватало: он начал заметно уставать. Тогда, подловив его на неудачном замахе, к нему метнулся Самир, слегка забирая влево. Чуть повернувшийся ему навстречу монах неудачно подставил мне свое левое плечо, и мой клинок молнией скользнул ему под мышку, разорвав его сердце, и снова выскользнул наружу. Вторым клинком я на всякий случай отрубил ему голову, и удовлетворенно повернулся к Вратам. Лучше бы я этого не делал: у Врат творилось что-то невообразимое. Рубились все три линии одновременно! Вернее, человек десять! А остальных погребла под собой куча вырвавшихся из скалы Воинов Тьмы. Я мгновенно оказался в этой каше, Самир, естественно, тоже, и общими усилиями нам удалось сначала просто устоять… а потом и двинуться вперед… Естественно, из Врат продолжали лезть все новые и новые, но кризис миновал. Унеся с собой пять жизней, включая жизни Дика и Крона. Почти все остальные были ранены, многие не раз. По команде Мериона разделившись на три четверки, мы продолжили бесконечную карусель: подстраховка, бой, смена… подстраховка, бой, смена…
…Мое лицо заливал едкий пот, руки и ноги дрожали, а кольчуга плавала по мокрой груди, как живая. За недолгие минуты отдыха я еле успевал стирать с ладоней потеки зеленой крови Тварей, чтобы не скользили рукояти мечей, утирать лицо обрывком невесть откуда взявшейся рубахи и пересчитывать оставшихся в живых друзей. С каждой сменой нас становилось все меньше. Погиб Однорукий, потом трое оставшихся в строю гвардейцев короля, потом еще пара адептов. Потом две двумечные твари унесли жизни сразу четверых… На ногах остались только Мерион, Самир, я и Боно, последний воин из пятерки Дика. Менялись уже по одному, урывая минуты по две вне боя, и снова рубились, рубились, рубились. За временем не следили уже давно: было уже не до этого. По моим субъективным ощущениям, бой длился уже дня три. Но в какой-то момент, зарубив очередную Тварь, мы вдруг не дождались следующей, а потом по скале пробежала белая рябь, и они закрылись!
Не понимая, что, собственно, произошло, мы по инерции еще немного постояли, почти уткнувшись в безжизненный серый камень, и тут до нас начало доходить, что цикл завершен! Что тварей больше не будет! Ближайшие семь лет!
…Попадав на землю почти там же, где и стояли, мы, бессильно раскинув в стороны руки и ноги пытались вдохнуть в натруженные легкие хоть глоток чистого, не пропахшего кровью и слизью воздуха… Потом, собравшись с силами, разобрались с ранами и порезами, которых у каждого набралось по несколько штук, мы кое-как ополоснулись из фляг рачительных монахов и решили, что немного сна нам не повредит.
Глава 14.
Сказать, что шеф был зол, значило солгать: полковник Кормухин был вне себя от бешенства. Его и без того практически бесцветные глаза превратились в узкие бойницы, а желваки на широких скулах, казалось, вот-вот вырвутся наружу… И хотя голос он не повышал, воздуха в кабинете явно стало не хватать…
- Так я не могу понять, товарищ майор, - в голосе начальника Управления было столько злости, что Гришанин невольно поежился, - как вы, начальник отдела, со своими бестолковыми сотрудниками больше, чем за десять дней, разбазарив море времени и средств, так и не смогли найти какого-то, пусть и особенного, парня? Он что, человек-невидимка? У вас есть видеозапись! Его лично видел ваш подчиненный! Есть куча свидетелей, есть куча трупов, наконец! А вы ходите, и наступаете себе на… - Он на минуту запнулся и, нахмурившись, продолжил: - на одно место… Может, вы уже слишком стары для этой работы?
- Никак нет, товарищ полковник! - майор вскочил со стула и, вытянувшись во весь свой двухметровый рост, по-уставному рявкнул: - Найдем!
- Вон!!! - Кормухин со всей дури врезал кулаком по не вовремя подвернувшейся под руку клавиатуре компьютера и, проводив глазами разлетевшиеся по полу клавиши, сжал кулаки. - И учтите: я даю вам неделю. И ни часом больше. Иначе уволю в запас к чертовой матери! Капитаном!!!
Выскочив из кабинета начальника, Гришанин облегченно вздохнул и, кивнув на прощание испуганно вскочившему со своего стула адъютанту, уже гораздо спокойнее вышел из приемной в коридор. Закурив сигарету, он, не обращая внимания на приветствия встречных офицеров, быстрым шагом зашагал в сторону своего кабинета…
- Ну? - первым среагировал на его приход капитан Киселев.
- Баранки гну! - буркнул майор и отправил в рот протянутую рюмку с водкой. - Дал неделю. Иначе кирдык!
- Это он может! - вздохнул Будников. - Придется покрутиться…
- А у меня тут идейка возникла, товарищ майор! - Горохов, вырезающий из листа бумаги своих любимых чертиков, не поднимая глаз, пропел несколько нот на мотив матерных частушек. - Я послал Сафронова и двух стажеров за одним человечком… Думаю, если он не отдаст концы по дороге, то конец веревочки у нас в кармане!
- Что за человечек? - прожевав соленый огурчик, заинтересованно спросил Гришанин и с надеждой посмотрел на капитана. - Не тормози, Евгеньич!
- Да я тут прикинул кое-что к кое-чему! - поднял глаза Горохов. - Покойный Пика под кем у нас ходил? Под Гривой! Значит, гражданин Григорьев Игорь Александрович, то бишь Грива, должен быть в курсе телодвижений своей правой руки. Не самодеятельностью же наш покойник занимался, в самом деле? А так как юридически никаких претензий вышепоименованному гражданину Григорьеву мы предъявить не можем, то нам, под давлением обстоятельств непреодолимой силы…
- Слышь, Мишаня, хорош трепаться, а? - майор подхватил свободный стул, развернул его спинкой вперед и уселся напротив невозмутимо продолжающего вырезать чертиков подчиненного. - И без подъ…к тошно!
- Да не подкалываю я! А поясняю, что взял на себя смелость приволочь эту гниду без всяких на то оснований. Правда, не к нам, а на хату в малом Кисловском переулке - она ведь уже засвечена, а?
- И во сколько они там будут?
- Думаю, еще пару бутылок мы уговорить успеем! - ухмыльнулся капитан и бросил, наконец, свои ножницы в нижний ящик стола. - Сеня обещал позвонить, как его прищучит… Так что можем пока расслабиться. Между прочим, рабочий день уже два часа сорок минут как закончился… А мы пока ни в одном глазу… вернее, почти ни в одном…
Гражданин Григорьев плакал… Слезы катились по его крупному, испещренному оспинами лицу, и капали на промокший от пота пиджак, порядком изорванный при задержании… Судя по довольному лицу Сеньки Сафронова, чемпиона службы по рукопашному бою, при захвате Игорь Александрович вел себя неадекватно, то есть пытался сопротивляться, а, значит, был задержан с предельно допустимой для сохранения жизни жестокостью… И, соответственно, был готов к исповеди на любую тему…
Гришанин, полюбовавшись на дело рук мастера, подошел к валяющемуся на полу бандиту поближе и, наступив на пальцы его руки, участливо произнес:
- Я надеюсь, проблем с памятью у нас нет, любезнейший?
- Н-нет! Я все скажу, только не бейте!!! - всхлипывая, произнес Грива. - Я не могу дышать, у меня сломано несколько ребер!
- И шо? - удивленно приподнял левую бровь Сафронов. - Их у тебя и так дохрена! А будешь жаловаться, оставлю одно… наверное…
- Не жалуюсь я, - испуганно сжался морально сломленный Григорьев. - Просто мне больно!
- Ладно, лирику можно отставить! - прервал содержательный диалог майор. - Помнишь Пику? Кто его положил?
- Какой-то кандидат в телохраны Кириллова из Госдумы… Он просил меня проверить, что он из себя представляет… - путаясь в словах, запричитал Грива. - Заплатил за работу… Просил задействовать не самых нужных пацанов… А что я мог сделать? Я у него в долгу… А что такое? Я что-то сделал не так? - увидев, как нахмурился Гришанин, задергался он. - Я не виноват! Это все он!!!
- Так, тут все понятно! Прибери тут… - встав на ноги, буркнул майор и, не оглядываясь на заскулившего от страха человека, вышел в коридор. - А ты, Горохов, возьми Кириллова в разработку… Только не забывай, что он - лицо неприкосновенное, и тэ дэ и тэ пэ… Кстати, проверь, мало ли, он и вправду ФСО-шника проверял… вот будет потеха, если он - "сосед"…
Через мгновение входная дверь гулко хлопнула, и Грива, еще два часа назад наводивший страх на свой район, заглянув в глаза приподнявшегося лейтенанта, почувствовал, как у него что-то оборвалось внутри. Он хотел успеть произнести что-то важное, такое, что остановит эту неумолимую машину смерти, и даже успел шевельнуть губами, как вдруг что-то страшно хрустнуло и он потерял сознание… Навсегда…
Глава 15.
- Слушай, может, харэ? - Колян тряс за руку мертвой хваткой вцепившегося в свою жертву Рыжего, пытаясь достучаться до сознания озверевшего от вида крови товарища. - Ну нету у него больше кокса, нету!!!
- Ищи, сука! - кулак Рыжего вмял и без того расквашенный нос Косого. Голова парня, находящегося на грани потери сознания, мотнулась назад, уперлась в перила и вдруг безвольно повисла…
- Ты чё, братан? Ты же его замочил! Это же беспредел!!! - заволновался еще один участник "операции машинного доения", как такие мероприятия называл их идейный вдохновитель, старший лейтенант милиции Лосев Иван Константинович, в миру отзывающийся на кличку Рыжий.
- Да ладно, притворяется, паскуда! - кулак рыжего снова вступил в соприкосновение с лицом обмякшего парня и, как ни удивился этому факту хозяин кулака, не вызвал у жертвы никакой реакции… - В натуре копыта отбросил!
- Блин, не хорошо как-то! - сержант Ковальчук выглянул в заляпанное окно подъезда и, заметив парочку неизменных бабусек на скамеечке внизу, зачем-то поднял воротник своей куртки повыше… - На той неделе - два азера, потом та тёлка в институте, теперь еще этот наркот… Что-то ты слишком разошелся, братан!
- А ты не ссы, Петрушка! Лучше сгоняй, подгони тачку… Будем изображать задержание преступника… Кстати, ты узнал адрес той шалавы из Макдака? - Рыжий вопросительно уставился на товарища и пару раз сжал свой пудовый кулачище… - Сам подписался! А за базар надо отвечать!
- К концу недели будет! - у сержанта при виде немигающих зрачков совершенно озверевшего лейтенанта по спине пробежала струйка холодного пота… - Я там человечка зарядил… сходит в деканат… Я в теме, Рыжий!
- Ну-ну… чё встал тогда? Живо за тачкой! Надо этого жмура быстренько оприходовать и на работу… А то опоздаем на развод… Кстати, кокса ни у кого не осталось, братаны? А то меня что-то плющит не по-детски… - Старлей поёжился и, заметив, как потянулся к карману Колян, просиял:
- Спасибо, братишка! С меня причитается! - Потом посмотрел на сползшее на пару ступенек вниз тело и приказал: - тащи его вниз, а я догоню…
Еще через несколько минут от подъезда "хрущевки" отъехал здоровенный милицейский "Форд" с остывающим телом наркомана Косого, зажатым на заднем сидении мощными плечами людей в форме…
Поехать на похороны Татьяны мне не удалось: дядя Боря, серый от горя, решил, что его дочка должна вернуться в родное село и, не слушая возражений, увез тело в Архангельскую область… Единственное, что я успела сделать - это записать адрес поселка и получить краткие пояснения, как туда добраться… Если бы не Олег, то я бы, наверное, сошла бы с ума от осознания своей никчемности и ненужности: той мелочи, которая у меня оставалась в кармане после ночной поездки на такси, не хватило бы даже на приличный букет, не говоря уже о какой-либо помощи семье моей лучшей подруги. Но парень, толком не перекинувшийся с Танькой и десятком слов, молча вручил Зинаиде Львовне конверт с тысячей долларов, потом целый день мотался, как проклятый, то в морг, то в милицию, то в какой-то автокомбинат… И при этом умудрялся поддерживать и меня, и мелко трясущегося от беззвучных рыданий Вадика, и тетю Зину… А когда старый желтый "Пазик", в последний раз мигнув стоп-сигналами, скрылся за поворотом, я прижалась к его груди и зарыдала: я, наконец, поняла, что Татьяны уже нет. И никогда не будет… Олег молча гладил меня по голове и изредка тяжело вздыхал каким-то своим мыслям…
Очнулась я в салоне такси, в свете фонарей несущегося по Садовому кольцу, сидя рядом с ним, и почувствовала, что мне стало чуточку легче… Самую малюсенькую малость…
- Олежка! Я не хочу домой!!! - донесся до меня какой-то далекий, глухой и безжизненный голос и я с удивлением поняла, что этот голос - мой. - Куда угодно, только не домой, ладно?
- Хорошо… Как скажешь! - он приподнял мой подбородок, аккуратно повернул мое лицо к себе и, заглянув в глаза, вдруг чмокнул меня в лоб. Как дочку перед сном!!! - Тогда едем ко мне! Ты не против?
Против я не была - мне было совершенно до фонаря, куда ехать… Лишь бы подольше и не домой… А через час -полтора я осознала себя лежащей, раздетой, с закрытыми от удовольствия глазами… По моему телу скользили ладони… нет, не ладони, а что-то неземное, нежное, теплое, безумно приятное… Они разминали каждую мышцу, связку, массировали кожу, задерживались в каких-то точках, снова срывались с места, и мне казалось, что лучше быть не может… и я чуть не заплакала от счастья…
Не знаю, сколько длилось это безумие, но когда я поняла, что укрыта, и уже целую вечность не чувствую прикосновений, я приоткрыла глаза и увидела довольную физиономию Коренева прямо перед моим лицом:
- Ну, как тебе Дед?
- Кто? - еле выдавила из себя я, не совсем врубившись в вопрос.
- Дед! Марк Иванович! Я давно хотел тебя познакомить! - он показал мне глазами куда-то мне за спину и через миг в поле моего зрения оказался могучий, кряжистый старик с ладонями, похожими на кору старого дуба и седыми, роскошными усами, делающими его похожим на отставного казака… Церемонно поклонившись, с каким-то странным акцентом он произнес:
- Рад знакомству, молодая госпожа!
- Не обращай внимания, - захихикал Олег, заметив выражение моих глаз. - Он любит высокопарно выражаться… а еще шутить… и, - он показал дедовой спине язык, мгновенно отбил возникшую в воздухе у его лица вилку и захохотал, - наказывать!
Тут я сообразила, что лежу под пледом совершенно голая, а в квартире два мужика, включая практически незнакомого мне Деда, и почувствовала, что горю! Мои щеки, шея… да что шея, мне показалось, что у меня покраснели даже пальцы ног! Я зажмурилась и попыталась провалиться сквозь землю… Но тут кончика моего носа коснулся палец Олега, потом я почувствовала совершенно неземной аромат, открыла глаза и увидела здоровенную дымящуюся кружку:
- Выпей! Тебе сейчас не помешает! А я пока пойду и застелю тебе кровать - Он, как ни в чем не бывало, повесил на спинку стоящего рядом стула махровый халат, и исчез из поля моего зрения… Потом где-то сзади негромко закрылась дверь и я почувствовала, что одна.