Начался второй этап партизанской войны в Никарагуа. За год в стране многое изменилось. Появились другие люди. В мае 1929 года в Манагуа прибыл новый советник посольства США — Мэтью Элтинг Ханна, а 16 декабря 1929 года он стал посланником.
 
 
      Мэтью Элтинг Ханна был личностью незаурядной. Закончив в 1897 году военную академию, Уэст Пойнт, он до 1917 года занимал различные должности в армии США, участвовал в испано-американской войне 1898 года, был военным атташе на Кубе (1902–1904), специальным представителем США в Панаме (1907–1910). В 1917 году Ханна перешел на дипломатическую службу, работал в Мексике, Панаме, был инспектором по кадрам в государственном департаменте. Когда он прибыл в Манагуа, ему было 56 лет. Его второй жене, на которой он женился в 1925 году, будучи первым секретарем посольства США в Берлине, не было тридцати. Красавица Густава, урожденная баронесса Рейнбабен, была легкомысленна и любила «красивую жизнь» — приемы, балы. Ее всегда окружала толпа офицеров. В Манагуа ей приглянулся несколько дородный, но галантный кавалер и неутомимый танцор Анастасио Сомоса. Вначале отношения были вполне официальными, так сказать «служебными», так как общение с дипломатами и членами их семей входило в круг обязанностей заместителя министра иностранных дел, но вскоре они перешли в пылкий роман. Сомоса стал постоянным гостем в американской миссии и мало-помалу превратился в «чиновника для поручений» при посланнике США Ханне. Густава пользовалась большим влиянием на мужа — в Манагуа ее, не стесняясь, называли «посланницей де-факто». Эта любовная связь послужила основой для дальнейшей карьеры Сомосы.
      Прошло всего шесть недель после возвращения Сандино на родину. Партизанская армия заметно активизировала свои действия. 18 июня 1930 года отряд из тысячи партизан под командованием Сандино занял район высоты Эль Сарагуаска. Утром следующего дня американские части и «национальные гвардейцы» атаковали позиции сандинистов. В полдень атака была отбита. Противник предпринял еще одну попытку разбить повстанцев. Шесть самолетов непрерывно бомбили позиции партизан.
      Осколком бомбы, сброшенной с американского самолета, Сандино был ранен в ногу. «Я не придал этому значения, — писал позднее Сандино, — и оставался на посту».
      Девятого сентября того же года Сандино был снова ранен, и некоторое время ему приходилось воздерживаться от участия в военных операциях. За эти дни вынужденного бездействия он внимательно изучил положение жителей районов, в которых действовала освободительная армия. Население страдало от нехватки соли и медикаментов, а спекулянты наживались на горе народа. 16 октября Сандино отдал приказ реквизировать у частных лиц все запасы медикаментов и соли, а отказавшихся от выполнения приказа расстреливать.
      Латиноамериканская общественность одобрила эту суровую меру, так как в сложившихся тогда условиях она была крайне необходима и своевременна.
      Если велики были лишения, которые терпело гражданское население, то можно себе представить, в каком бедственном положении находилась партизанская армия, полностью отрезанная от источников снабжения. Сандинисты располагали лишь тем, что добывали себе в бою: отнятыми у «гринго» оружием, одеждой, продовольствием, то есть нуждались в самом необходимом. Особенно остро переживала армия Сандино нехватку медикаментов. Раненых, как правило, лечили сами, доморощенными способами, и лишь тяжелобольных отправляли в Эль Чипоте, где имелся врач.
      Махровые реакционеры, люди, которым были чужды интересы родины, вопили о том, что Сандино «нарушает священный принцип частной собственности» и что «эрманос» — «разбойники с большой дороги».
      Вот что писал по этому поводу Сандино в октябре 1931 года:
      «Не раз бывало так, что наши части, прибыв в какое-нибудь богатое поместье, реквизировали запасы одежды и продовольствия. Были даже случаи, когда партизаны отбирали обувь и одежду у самих хозяев: бойцы нуждались в них больше. И это было только справедливо.
      Неужели же люди, боровшиеся за освобождение родины, должны были ходить в лохмотьях?! Многие называли нас за это „бандолерос“ — бандитами, но история нас рассудит, и тогда будет ясно, кто прав, кто виноват, — мы или эти богачи, собственность которых мы реквизировали и на которых лежит главная и непосредственная вина за все то, что произошло в Никарагуа; ведь это именно они, богачи, призвали на нашу землю американских наемников».
      Зато простой народ всем сердцем был вместе с Сандино и делился с его бойцами тем немногим, что имел. Нередко крестьяне Сеговии платились жизнью за то, что пускали партизана переночевать, или за то, что жена хозяина жалкой лачуги зашивала неизвестному путнику с мачете полуистлевшую рубаху.
      Хорошо еще, что на склонах сеговийских гор растут банановые деревья и сахарный тростник: бананы и сладкая кашица сахарного тростника в течение долгих лет служили партизанам пищей.
      В этой связи пророчески звучит популярная в тех местах притча о Великом старце. Было это лет за пятьдесят до описываемых событий. Жил тогда в Сеговии один мудрый старый человек; он бродил из деревни в деревню и наставлял народ так: «Всякий раз, отправляясь в горы, не поленитесь посадить там хоть одно банановое дерево или стебель сахарного тростника. Настанет день, когда вам воздастся за это сторицей…» И крестьяне благоговейно выполняли мудрый совет старика.
      В ноябре 1930 года президент Монкада обратился с жалобой к государственному секретарю США Генри Стимсону — тому самому Генри Стимсону, который в 1928 году обеспечил Монкаде президентское кресло. Он сетовал на то, что морская пехота США «слишком затянула операцию по ликвидации Сандино».
      Армия Сандино тем временем продолжала развивать успех. 31 декабря 1930 года американские части потерпели поражение в районе Окоталь — Апари и понесли серьезные потери.
      17 января 1931 года патриоты атаковали город Сомото (департамент Новая Сеговия), где им удалось захватить важные государственные документы.
      Обеспокоенный таким развитием событий, Монкада решил выделить дополнительно миллион долларов для укрепления «национальной гвардии». В 1931 году содержание «национальной гвардии» обошлось Никарагуа в миллион долларов. Государственные школы были закрыты; сумма, ассигнованная на просвещение, была сокращена с 600 тысяч до 51 тысячи долларов.
      Страна жила в постоянном напряжении. В ходе боев десятки никарагуанских городов и деревень были разрушены. Достаточно было малейшего повода или подозрения, чтобы подвергнуть человека пыткам, приговорить к расстрелу.
      В довершение всего разразилось стихийное бедствие. Это было 31 марта 1931 года. С утра Манагуа жила своей обычной жизнью, люди спешили на работу, дети — в школу. Внезапно, это было в 10 часов 15 минут утра, задрожала земля, стали рушиться дома. В центре столицы вспыхнул пожар, который быстро перекинулся на другие улицы. Черный дым, через который пробивались зловещие языки пламени, окутал весь город. Стоны раненых, крики, плач детей…
      Неожиданно в центре города появились американские солдаты. Не для того, чтобы помочь несчастным людям, заживо погребенным под развалинами, а с целью грабежа. Завидев большую группу рабочих, пытавшихся тушить пожар, мародеры выхватили пистолеты и разогнали добровольцев.
      Многие жители Манагуа не сразу поняли, что произошло землетрясение: поначалу они решили, что где-то поблизости начала очередную бомбежку американская авиация.
      Весьма характерно для соотношения сил, сложившегося в те дни в Никарагуа, следующее обстоятельство. Через три четверти часа после начала землетрясения начальник «национальной гвардии», американский генерал Кальвин Б. Мэтьюс, ввел осадное положение. Не президент республики Монкада, а чужеземный генерал!
      В апреле 1931 года Сандино предпринял поход на атлантическое побережье Никарагуа, где орудовали многочисленные американские компании. Операция была тщательно подготовлена. Две колонны партизан — одна под командованием генерала Сальгадо, другая во главе с генералом Риверой — спустились вниз по течению Коко и по другим рекам к атлантическому побережью. Внезапное появление отрядов сандинистов вызвало панику среди американцев и всех тех, кто с ними сотрудничал. Войдя в город Кабо-Грасиас-а-Дьос, сандинисты разгромили конторы американских компаний. Одновременно партизанские части осадили крупный город Пуэрто-Кабесас, но взять его так и не смогли: для этого нужна была артиллерия, которой они не располагали.
 
 
       Аугусто Сесар Сандино в начале двадцатых годов.
 
      Боевое знамя партизан Сандино.
 
      Печать армии санлинистов.
 
 
       Колонна сандинистов входит в лагерь в Сан Рафаэль дель Норте.
 
 
       Аугусто Сесар Сандино (в центре) в день приезда в Мексику 30 июня 1929 г., слева брят Сандино — Сократес. На фотографии Аугусто Сандино написал: «Мексиканским жуоналистам. Родина и свобода! А С Сандино».
 
 
       Аугусто Сесар Сандино инспектирует свои войска.
 
 
       Письмо дочери Аугусто Санлино Бланки автору книги.
 
 
       Партизаны в горах.
 
 
       Подлинник письма Ayryoro Сандино генералу Сальгадо.
 
 
       Рамон де Белаустегигоитиа с группой генералов армии Сандино.
 
 
       За несколько минут до убийства. Президент Никарагуа Хуан Сакаса «дружески» обнимает Сандино.
 
 
       Никарагуанский патриот Ригоберто Лопес Перес, убивший в 1956 году диктатора Анастасио Сомосу.
 
 
       Аугусто Сесар Сандино в 1934 году.
 
 
       Жена Сандино Бланка Араус.
 
 
       Аугусто Сесар Сандино со своими ближайшими помощниками.
 
 
       Февраль 1933 г. Рамон де Белаустегигоитиа в лагере Сандино в Сан-Рафаэле дель Норте.
 
      Партизаны разрушили американскую собственность, в том числе шахту «Лус и Лос Анхелес», одним из совладельцев которой был бывший государственный секретарь США Нокс. (Именно на этой шахте работал в свое время бухгалтером предатель Адольфо Диас, управлявший Никарагуа в течение нескольких лет.) Солдаты Сандино взорвали шахту и в качестве заложника взяли с собой ее управляющего Маршалла. По дороге к штабу сандинистской армии Маршалл заболел тропической лихорадкой и скончался. Желтая пресса использовала смерть Маршалла для раздувания клеветнической кампании по поводу «зверств» сандинистов.
      Далее события развернулись так: с 15 по 23 апреля 1931 года в Пуэрто-Кабесасе происходила высадка дополнительных частей США. Президент США Гувер объявил Сандино вне закона. Знаменитая чилийская поэтесса Габриэла Мистраль резонно заметила по этому поводу: «Господин Гувер, видимо, забыл, что Сандино не американец, а никарагуанец!»
      Узнав о заявлении Гувера, Сандино опубликовал коммюнике, в котором писал:
      «Нам стало известно, что президент США Герберт Кларк Гувер обещал „поймать Сандино“ и передать его в руки правосудия. Так он хочет отомстить за поражение, которое наша армия только что нанесла американцам на атлантическом побережье. Но ведь мы только защищаемся!
      Политика США в Никарагуа дорого обходится нашему народу. За период с 1909 года до настоящего времени погибло 150 тысяч никарагуанцев. Американцы захватили более двух третей народного достояния Никарагуа.
      Какого имени заслуживают такие люди? И они еще смеют нам угрожать!»
      В этом коммюнике, написанном в мае 1931 года, Сандино, между прочим, предсказал, что на выборах 1932 года Гуверу вопреки распространенному в то время в США и за границей мнению не удастся вновь занять президентский пост.
      Такой точный прогноз мог сделать только человек, хорошо разбиравшийся в международной обстановке и трезво оценивавший расстановку политических сил.
      Почти одновременно с рейдами на атлантическое побережье страны колонны армии Сандино совершали походы в других направлениях. Так, отряд генерала Колиндреса захватил город Чичигалиу и удерживал его в течение 12 часов, то есть ровно столько, сколько было необходимо для того, чтобы вывезти захваченные оружие и боеприпасы. Колонна под командованием генерала Альтамирано совершила налет на город Ла Либертад — центр горнорудной промышленности Никарагуа.
      К июлю 1931 года армия Сандино состояла из восьми колонн, каждая из которых действовала в своем районе. Колонна № 1 под командованием генерала Педро Альтамирано контролировала департаменты Матагальпа и Чонталес; колонны № 2 и № 6 под командованием генералов Сальгадо и Риверы действовали в районе атлантического побережья; колонна № 3 во главе с генералом Педро Антонио Ириасом находилась в департаменте Хинотеге. Бок о бок с колонной № 3 действовали колонны № 4 и № 8, возглавлявшиеся генералами Хуаном Колиндресом и Хуаном Умансором. На тихоокеанском побережье в департаментах Леон и Чинандега действовала колонна № 5 под командованием генерала Хосе Диаса. Район департамента Эстели прикрывала колонна № 7 во главе с генералом Исмаэлем Перальтой.
      В армии царил железный порядок, но он был основан на сознательной дисциплине: бойцы были убеждены в правоте того дела, за которое они сражались и умирали; все они, от рядового партизана до генерала, пришли к Сандино добровольно. Писатель Боланьос, не раз беседовавший с рядовыми бойцами армии Сандино, приводит такое типичное для них высказывание:
      «Мы идем за генералом Сандино не вслепую. Мы идем за ним потому, что он убедил нас в правоте своего дела, потому, что его путеводная звезда — правда. Мы знаем, о чем он пишет в своих письмах и что пишут ему… Мы бы никогда не пошли за человеком, который не разъяснил бы нам цель борьбы и не убедил бы нас в ее необходимости».
      В коммюнике, опубликованном 28 июля 1931 года, генерал Сандино сообщал:
      «Всем известно, что наша армия сражается против армии, вооруженной новейшей техникой и располагающей всеми материальными средствами, какими может располагать правительство. Тем не менее в настоящее время мы контролируем территорию восьми департаментов Никарагуа. И если мы не захватываем города, то только потому, что пока это не входит в наши планы. Но мы, несомненно, это сделаем, когда нам это потребуется. Наша тактика заключается в том, чтобы контролировать города и села департаментов, в которых действует наша армия».
      За голову Сандино была назначена награда в 100 тысяч долларов. Ту же сумму предложили самому Сандино, если он захочет сдаться. Тем самым американская военщина признала свою несостоятельность. Были испробованы все средства, но безрезультатно.
      Любопытное признание сделал некий Паллер, капитан американской армии, участвовавший в 1950 году в корейской авантюре:
      «В Никарагуа было куда труднее, нежели в самые тяжелые дни отступления из Чосана в 1950 году».
      Заметим в скобках, что таких, как Паллер, было немало. Многие офицеры армии США, воевавшие в 1950–1953 годах против корейского народа, прошли выучку в Никарагуа. Именно в борьбе против Сандино отличился некий лейтенант Риджуэй. В 1950 году он в чине генерала командовал вооруженными силами США в Корее…
      Американская морская пехота — «маринз» — снискала себе зловещую славу «тарана» американского империализма в колониях. В странах Латинской Америки «маринз» вели себя, как распоясавшиеся бандиты. Тысячи свидетельских показаний и документов рассказывают о диких зверствах американской военщины в Никарагуа. С ними могут сравниться разве что зверства фашистских выродков на советской земле в годы второй мировой войны. Особенно свирепствовал в Никарагуа американский «марин», по кличке Фелипон. Приведем всего два эпизода из никарагуанского периода биографии этого убийцы.
      По набережной Сан-Рафаэля дель Норте шла женщина и вела за руку годовалого сынишку. Проходивший мимо Фелипон услышал, как она обратилась к малышу со словами:
      — Идем скорее, Аугусто…
      Одного упоминания ненавистного имени оказалось достаточным: Фелипон вырвал ребенка из рук матери и швырнул его в реку. Обезумевшая от горя женщина кинулась спасать ребенка, но подоспевшие к месту происшествия солдаты схватили ее и «за нарушение общественного спокойствия» отвезли в тюрьму, где она просидела три месяца.
      В местечке Ла Пинтада Фелипон и его шайка обыскивали «подозрительный» дом. Перепуганный 12-летний парнишка бросился бежать из дому, но его настиг выстрел в спину. Фелипону показалось мало: он подбежал к раненому ребенку, ножом вспорол ему грудь, вытащил сердце и бросил его своему псу-волкодаву, неотлучно следовавшему за ним во время подобных «операций».
      Не менее известно в Никарагуа имя лейтенанта Мак Дональда. Как-то раз, прогуливаясь неподалеку от Сан-Рафаэля дель Норте, он встретил пожилую женщину, возвращавшуюся из лавки, — она ходила за продуктами для детей. Мак Дональд проводил ее до дому, схватил, привязал к двери и поджег дом. Сгорела вся семья…
      Лейтенант Ли, по прозвищу Мясник, без всякой причины, так просто, «играючи», выхватил у крестьянина Сантоса Лопеса пятимесячного ребенка и, подбросив его вверх, «поймал» штыком. Тот же лейтенант Ли отобрал двухмесячную дочку у Мануэлы Гарсиа и, взяв ребенка за ножки, на глазах у потерявшей рассудок матери разорвал пополам.
      Так расправлялись оккупанты с никарагуанцами, которых они подозревали в «сочувствии Сандино». Стоит ли говорить, что, захватив в плен партизана, ослепленные ненавистью каратели вовсе утрачивали человеческий облик.
      Когда американскому лейтенанту Стюарту доставили 23-летнего Эдуардо Сентено из Ла Конкордии, он приказал привязать партизана к дереву и буквально изрешетил его из пулемета, после чего собственноручно отрезал у умирающего уши и привязал кровавый трофей к хвосту своей лошади, чтобы въехать в Сан-Рафаэль дель Норте «победителем».
      Однажды американский «марин» шел по одной из окраинных улиц Манагуа. Мяч, упавший в лужу из рук 5-летнего мальчугана, забрызгал солдату брюки. «Марин» выхватил пистолет и хладнокровно в упор расстрелял мальчишку…
      Свидетелем преступления оказался простой никарагуанский парень, по имени Дуино. Убийство произвело на него ошеломляющее впечатление. Куда бы он ни шел, что бы он ни делал, перед глазами стоял образ умирающего ребенка. И Дуино поклялся отомстить подлому «гринго». Наточив металлический стержень зонтика и спрятав его в рукав, он бродил по городу в поисках убийцы. И вот однажды в захудалом ресторанчике Дуино увидел среди танцующих до отвращения знакомое лоснящееся от пота лицо: это был он. Дуино подошел, выхватил зонтик и вонзил его в живот ненавистному убийце. Оркестр продолжал играть, а публика — танцевать чарльстон как ни в чем не бывало, — все сделали вид, что ничего не произошло. Дуино, получивший прозвище Зонтик, ушел в горы Сеговии к Сандино.
      Народный протест ширился и рос изо дня в день. Самые мирные сельские жители, то и дело сталкиваясь с самоуправством ненавистных «гринго», извлекали из пыли чуланов — чтобы были под рукой — забытые дедовские ружья.
      Любопытную историю рассказал в те дни один американский летчик. Как-то во время разведывательного полета он заметил в поле крестьянина, косившего траву. Летчику показалось, что это партизан, который «маскируется» под косаря, и «на всякий случай» он выпустил в него пулеметную очередь. Человек, работавший в поле, бросил мачете и, сбегав за спрятанным неподалеку ружьем, начал стрелять по самолету. Теперь летчик «удостоверился» в правильности своего подозрения и сбросил… бомбу. Крестьянину оторвало руку. Подняв к небу окровавленную култышку, он исступленно что-то кричал и грозил летчику. Так он стоял, пока еще одна бомба не разорвала его на куски.
      Свой рассказ о случившемся американский летчик закончил словами:
      — Я понял: они нас все ненавидят, все!
      В местечке Пунта де Риель героически погиб 18-летний полковник Лопес, любимец партизан. Участник многих сражений, он потерял счет ранам. Его друзья не грешили против истины, когда говорили, что в теле его не меньше килограмма свинца. В этот злополучный день партизаны, выполнив задание Сандино, спускались с гор.
      Внезапно близ Пунта де Риель на них напал отряд американских «маринз»: они только что завершили «удачную операцию» — расстрел железнодорожных рабочих — и были опьянены легкой «победой». Неожиданная встреча с превосходящими силами противника вызвала некоторое замешательство среди партизан, что, впрочем, было неудивительным, так как в течение четырех суток они почти ничего не ели и были, как всегда, плохо вооружены: на 33 человека 18 винтовок и один видавший виды трофейный пулемет (его сняли со сбитого американского самолета, много раз переделывали и звали ласковым именем «Чула»).
      Положение спас полковник Лопес. Он влез на дерево, втащив наверх пулемет, и стал в упор расстреливать американцев. В рядах противника началась паника. Морские пехотинцы отступили. Но Лопес не успел порадоваться победе вместе с товарищами: его сразила вражеская пуля. Этот последний кусочек свинца был роковым.
      А пулемет Лопеса, перешел к генералу Умансору и верно служил партизанам до конца войны.
      Примеры мужества показывали не только взрослые, но и дети, которые в те годы росли в недетской атмосфере кровавых расправ и преследований.
      Однажды властям донесли, что у одного крестьянина в горах неподалеку от Сан-Рафаэля дель Норте есть ружье и что он сочувствует Сандино.
      Солдаты хозяина не застали; дома был только 10-летний сын Густаво.
      Офицер решил схитрить и сказал:
      — Послушай, Густаво, твой отец распорядился, чтобы ты отдал мне его ружье. Где оно? Давай скорей, я тороплюсь.
      — Я не знаю, — ответил спокойно мальчишка.
      — Возьми вот это и неси ружье, — вкрадчиво произнес офицер, протягивая монетку.
      Мальчишка только пожал плечами.
      — Ах, так?! — крикнул офицер, теряя терпение. — Берите его и тащите к речке. Там он заговорит…
      Мальчишка уже был свидетелем подобных сцен и знал, что его ждет верная смерть. С удивительным для ребенка самообладанием он спокойно надел свое сомбреро и сказал:
      — Я готов. Пошли.
      Офицер грубо выругался и скомандовал солдатам:
      — Шагом марш!
      На сей раз он не решился на детоубийство.
      Свою форму протеста против американского засилья нашли даже никарагуанские школьники: они коллективно отказывались учить английский язык — язык угнетателей. В Манагуа произошел такой случай: во время парада американских войск школьникам велели петь американский гимн, по те вместо этого несколько раз бесстрашно прокричали девиз Сандино: «Смерть предателям!»
      Особенно активные операции войска Сандино развернули в 1932 году. Почти ежедневные рейды партизан деморализовали оккупантов.
      Американский капитан Уолтер Гаспар писал 30 марта 1932 года из Сан-Рафаэля дель Норте:
      «Дорогая мама!
      Я собирался написать тебе длинное нежное письмо. Но этому мешают война и сандинисты. Семь месяцев я торчу в этом аду. Лучше бы я воевал в Китае, там бы я чувствовал себя спокойнее. Я предпочитаю слышать грохот боя, чем погибнуть от партизанской пули… Вот так и живем мы тут, в Сан-Рафаэле дель Норте…»
      Сводки партизанского штаба, опубликованные в те дни, свидетельствуют о широком размахе операций.
      «Вперед, только вперед!» — таков был девиз Сан-дино.
      Вот перечень боев только за вторую половину июля:
      15 июля в местечке Сан-Лукас (район Окоталя) в бою, длившемся 3 часа, погибли 30 солдат противника и их командир.
      21 июля части под командованием генерала Моралеса в результате яростного двухчасового боя выбили противника из города Кисалайи. В тот же день соединения противника были разгромлены у местечка Санта-Барбара (район Хинотеги).
      Кровопролитное сражение разыгралось тогда же в местечке Ла Беллорин.
      В те же дни партизанские части, действовавшие на атлантическом побережье близ города Пуэрто-Кабесас, захватили банановые плантации «Ваккаро», принадлежавшие американской компании. Противник получил сильные подкрепления, но был разгромлен партизанами, которым удалось захватить автомашины, пулеметы, винтовки. На следующее утро эскадрилья американских самолетов подвергла партизанскую колонну массированной бомбардировке. К ночи перешли в наступление пехотные части противника. Сандинисты выиграли и это сражение: противник отступил, оставив на поле боя более ста убитых. Был сбит один вражеский самолет.
      — Вперед, только вперед! — звал своих бойцов Сандино.
      В начале октября 1932 года отряд под командованием одного из лучших командиров армии Сандино, генерала Умансора, занял город Сан-Франсиско дель Карнисеро, расположенный на берегу озера Манагуа, в трех часах пути от столицы. Это событие вызвало переполох в правительственных кругах. Поддались общей панике и американские офицеры, проживавшие в столице. Они решили, что, пока не поздно, надо распродать награбленное добро. Секретарь генерала Беркели лейтенант Линсерт поспешил к заместителю министра внутренних дел Никарагуа и сделал ему выгодное предложение: приобрести по сходной цене мебель и несколько жилых домов.
      Беседуя с корреспондентом никарагуанской газеты «Эль Комерсио», Линсерт посетовал:
      — Мы обзавелись недвижимостью, полагая, что обосновались в никарагуанской столице навсегда. Только подумайте, строительство одного дома обходилось нам в четыре тысячи долларов, а сейчас мы вынуждены продавать эти дома по двести долларов. Если правительство не захочет приобрести наше имущество, придется увезти все, что можно, в США.
      Лишь введя в бой крупные авиационные соединения, американское командование приостановило наступление сандинистов на столицу.
      А в Манагуа в это время кипели политические страсти: шла предвыборная борьба. США теперь стремились к тому, чтобы президентом был избран не только верный прислужник Белого дома, но и человек, который смог бы уговорить Сандино прекратить партизанскую войну. Шестилетние усилия оказались бесплодными: США понесли немалые потери людьми и материалами. Все труднее и труднее было игнорировать требование мировой общественности прекратить «грязную войну» в Никарагуа.
      Выбор пал на нашего старого знакомого, бывшего руководителя «восстания» либералов Хуана Сакасу.