Преисподняя

Сторонники советской власти нередко выдвигают возражения: дескать, подземные сооружения на случай ядерной войны существуют во многих странах. Верно, существуют. Я изучал характеристики бункеров конгресса и президента США в горах Вирджинии и Западной Вирджинии. Могу сделать вывод: объём и стоимость сооружений обусловлены конкретной и узкой задачей и ограничены рамками функциональной необходимости. Кстати, объекты эти уже раскрыты, туда водят экскурсии.

У нас о функциональной необходимости, здравом смысле и целесообразности говорить не приходится. Объём затрат определялся одним-единственным фактором: пользой и удобствами номенклатуры. Разумеется, с точки зрения самой номенклатуры. Апартаменты высшей номенклатуры в подземном бункере составляют 180 (сто восемьдесят!) квадратных метров: отдельный блок 6 на 30 метров, приёмная, кабинет, комната отдыха, ванная…

Отмечу кое-что из области психологии… Номенклатура позволяла себе маленькие слабости: интерьер помещений в подземном бункере повторял интерьер помещений конкретного лица на поверхности. Спустился по тревоге на большую глубину и вроде бы ничего не изменилось, та же обстановка. Так им спокойнее.

Понятно, что при строительстве бункеров никто не скупился. Да и зачем, если затраты никак не ущемляли повседневную жизнь номенклатуры, не сказывались на её комфорте. Строительство египетских пирамид — игра в песочнице в сравнении со строительством убежищ для номенклатуры. В старых ценах стоимость одного метра проходки под землёй составляла пять тысяч рублей. Прикиньте, во что это обходится сейчас.

Рьяные коммунисты без конца приводят один и тот же веский, по их мнению, довод: народ недоедал, отказывал себе в самом насущном, чтобы обеспечить надёжную безопасность государства. Обман! Народ не спрашивали. Его принуждали недоедать, отказывали ему в самом насущном.

Для номенклатуры народ был рабочей скотиной и дойной коровой. Комфортабельные убежища для номенклатуры — это не безопасность государства. Никто не говорит о ракетных шахтах, подземных командных пунктах, узлах управления и связи. Не о том речь. Эти объекты составляют малую толику того, что понастроили. Так уж повелось: свою пользу номенклатура объявляет пользой государства.

Речь идёт о целой сети громадных подземных сооружений, которые могли, по мнению номенклатуры, хотя бы теоретически обеспечить ей выживание в ядерной войне. Номенклатуре, проку от которой для страны не было ничуть, — ни проку, ни пользы, ничего, кроме вреда, по той простой причине, что брали в номенклатуру не по уму, таланту или способностям, не по естественному отбору, а лишь по преданности низших высшим.

Вот почему все мы изо дня в день многие годы дивились повсеместно их сокрушительной бездарности. Единственное, в чём номенклатура преуспела, это в умении из всего извлекать пользу для себя. И когда она создавала свою систему выживания на случай ядерной войны, она ничем не поступилась: ни льготами, ни привилегиями, ни привычными благами. Выжить они хотели за чужой счёт. За наш с вами.

…И вот лезешь в темноте, лезешь, тело постепенно наливается свинцом, немеет спина, руки и ноги, похоже, уже не держат. Тогда с помощью карабина пристёгиваешься к перекладине, чтобы перевести дух.

Ты висишь над бездонным пролётом — один, в кромешной темноте, пронзительное одиночество охватывает тебя и кажется, ещё чуть-чуть и одолеет вовсе. Но ты обязан совладать с собой, иначе не сдобровать: я знаю немало случаев, когда люди погибали из-за приступа отчаяния.

Время от времени мне задают вопрос, из которого следует, что автору незачем рисковать и подвергаться опасности, чтобы побывать в местах и обстоятельствах, о которых он пишет. Тем более, что в сюжете присутствует вымысел.

Читатель всегда чутко угадывает, когда его обманывают, и если он не поверит в деталях, не поверит и в целом. Для меня очень важен эффект присутствия: глаза очевидца — сильный довод, опровергнуть его, оспорить трудно, если вообще возможно.

В работе над романом использована информация трех видов. Первый — то, что я видел сам. Понятно, что это самый ценный вид информации. Второй вид — рассказы очевидцев, не менее двух, между собой никак не связанных. Но этого мало, я должен был отыскать объективные признаки, подтверждающие рассказы. Например, обнаружить на поверхности вентиляционные выходы, энергетику, силовые кабели или оборудование, свидетельствующие в пользу очевидца. Третий вид информации — молва, бытующая среди специалистов.

Так рассказ старика-пенсионера, якобы проектировавшего в молодости транспортный тоннель между ближней дачей Сталина и Кремлём, я отношу к информации третьего вида. Рассказ подтвердили несколько человек, но объективных данных не нашлось. Правда, после выхода романа бывший охранник предложил мне удостовериться самому. Спуск, однако, не состоялся, иначе информация третьего вида могла бы перейти в первый.

Читатель обнаружит в романе некоторые неожиданные предположения. Подчёркиваю: не утверждения, а именно версии. Чаще всего это касается исторических толкований. Так, на мой взгляд, на Руси издавна существовало стремление зарыться в землю. Это как бы присутствовало в национальном характере. Такого жилища, как землянка, по-моему, не было у других народов. Спокон веку существовали подземные монастыри, скиты, церкви, галереи, катакомбы. Многие дома и усадьбы имели внизу тайники и укрытия, которые сообщались под землёй с окрестностями и другими постройками, расположенными поодаль.

Московские монастыри кольцом охватывали город, каждый строился как крепость, имел свои секторы пищального и пушечного боя, прикрывая Москву и соседние монастыри в назначенном ему направлении. Это была продуманная оборонительная система. Как крепость монастырь на случай осады имел скрытый доступ к источникам воды, обладал возможностью для тайных вылазок в тыл врага или для сношений со своими главными силами.

Вот почему монастыри в большинстве своём имеют разветвлённые подземные системы, ещё мало изученные, как и подвалы церквей, усадеб и подворий.

В романе я высказываю предположение, что Храм Христа Спасителя, взорванный большевиками, был обречён. Основанием для моей версии послужили реальные события.

Уничтожение Храма было несомненно гнусным умыслом, впрочем, вполне свойственным режиму уголовников. Или уголовному режиму — кому как нравится. Однако не следует забывать, что для постройки Храма Христа снесли древний Алексеевский монастырь. Случилось это в 1838 году, то есть задолго до большевиков.

По первоначальному плану Храм строили на Воробьёвых горах. Позже планы переменились, Храм решили строить на месте Алексеевского монастыря, простоявшего на своём месте свыше трехсот лет. Вместе с монастырём сносу подверглась церковь Всех Святых, что на валу, построенная в 1515 году князем Репниным.

Едва объявили о сносе монастыря, среди монахинь поднялся ропот. Они возражали против сноса древних строений и перевода монастыря в Красное Село близ Сокольников, где старинную Тихвинскую церковь определили монастырским собором.

Московская легенда утверждает, что снос монастыря ознаменовался дурными приметами. Настоятельница, отслужив последнюю службу, распорядилась приковать себя цепями к росшему посреди двора дубу и объявила, что не покинет святых стен. Принуждённая церковным и светским начальством покориться, мать-игуменья прокляла это место, пообещав, что стоять здесь ничего не будет: «Быть месту сему пусту!»

Когда в первый день с главного храма монастыря принялись снимать кресты, работник сорвался с купола и на глазах большой толпы убился насмерть. Сам новый Храм не простоял и столетия. Вместе с ним большевики взорвали и другую церковь — Похвалы Пресвятой Богородицы, построенную в 1705 году в стиле нарышкинского барокко и прозванную в просторечии по приделу Николой в Башмачках.

Не осуществился и безумный проект новой власти — гигантский Дворец Советов с несуразной статуей Ленина наверху. Похоже, проклятие игуменьи исполняется неукоснительно. И сейчас на злополучном месте нет ничего, кроме большой лохани, которая, кстати, то и дело гниёт и рушится.

Судьба Храма внятно утверждает вывод, столь очевидный: нельзя уничтожать прежние ценности. И почему ради одного Храма надо разрушить другой?

Поэтому я выдвигаю в романе предположение, что Храм Христа Спасителя был обречён. И стоит поразмыслить, восстанавливать ли Храм на прежнем месте, не поискать ли более подходящее? Возможно и на Воробьёвых горах, где намеревались сначала.

Между тем, если заглянуть вглубь истории, выяснится, что местность в окрестностях Храма, именуемая Чертольем, издавна пользуется дурной славой. В разные столетия возвели здесь около десятка церквей — ни одна не устояла.

Урочище Чертолье получило название от ручья Черторый, протекавшем в овраге там, где нынче переулок Сивцев Вражек. В половодье ручей разливался, но когда вода спадала, на берегах ручья оставались ухабы и колдобины, словно черт рыл; пешеходы на каждом шагу чертыхались. Отсюда и название местности, хотя по строгости следовало бы говорить — Черторье. Однако на язык москвичам легло Чертолье, то и укоренилось.

Думаю, Чертолье было проклято и прежде матери-игуменьи Алексеевского монастыря: в этой местности располагался Опричный двор. Здесь стояли пыточные избы, казематы сидельцев, эшафоты с плахами, земля Чертолья пропитана кровью и страданием, множество людей приняли на ней мученическую смерть. Как видим, причин для проклятий существовало предостаточно и раньше.

И может сдаться, гораздо раньше, чем мы предполагаем. Возможно, проклятие тяготело над Чертольем с древнейших времён. Ещё до прихода сюда славян, когда хозяевами здешних мест были угро-финские племена, существовало здесь языческое капище. И как предполагают некоторые археологи, вероятно, что обряды сопровождались жертвоприношениями.

Я нахожу Чертолье бесовским местом. Может быть именно по этой причине местность здесь заселена мало — как знать? Жилые дома располагаются в отдалении у границ Чертолья, по вечерам здесь пустынно, и когда в ночные часы прогуливаешься по безлюдным улицам и переулкам, внятно ощущаешь за спиной чужое присутствие. Даже не замечая никого в поле зрения, ловишь на затылке посторонний взгляд, на который то и дело норовишь обернуться. Чтобы проверить себя, я не раз приводил сюда людей с повышенной энергетической чувствительностью, способных к биолокации. Они неизменно отмечали вокруг агрессивный фон, старались поскорее убраться и успокаивались лишь оказавшись за пределами Чертолья. Иные из них определяли на разной глубине под землёй пустоты, ходы и галереи, а иные ссылались на идущие снизу потоки «чёрной» энергии, которую они воспринимали как враждебную.

Я упоминаю об этом вскользь в романе, но там задача у меня была другая, и я не мог отвлекаться. И все же стоит над этим поразмыслить, возможно что-то здесь кроется. Во всяком случае, я сам, своими глазами видел на разной глубине под землёй по соседству с Волхонкой в окрестностях Музея изящных искусств и на задворках знаменитой усадьбы целые россыпи черепов, скелетов и костей. Упомяну лишь ещё, что до 1658 года Волхонка называлась Чертольской. В Москве названия всегда много значили.

С Чертольем соседствует Старое Ваганьково — древнее поселение на другом берегу Неглинки против Боровицкого холма. Название проистекает из двух возможностей. Одна исходит из того, что первыми здесь поселились скоморохи, называемые вагантами. Ваганить по Далю — баловать, шалить, играть, шутить. Вспомним поэзию вагантов, западноевропейских средневековых актёров. По другой версии, у речного брода в этой местности собирали мыт — торговую пошлину, для чего товары досматривались — ваганили.

Старое Ваганьково издавна считалось желанным местом для поселения: зелёный холм, сухой косогор, покатый прибережный луг, живописный вид, поблизости главные дороги и речные пристани, рукой подать до Кремля. Прежних обитателей со временем переселили к урочищу Три Горы, где образовалось Новое Ваганьково.

На месте древнего поселения в Старом Ваганькове построили дворец великой княгини Софьи, дочери великого князя литовского Витовта, которая в 1391 году вышла замуж за Василия I, сына Дмитрия Донского. Праправнук Софьи Иван IV Васильевич, прозванный Грозным, включил Старое Ваганьково в обширный Опричный двор, а на холме расположил свою загородную усадьбу.

Я не раз спускался в Старом Ваганькове под холм. Каменные палаты, арки, сводчатые галереи, затейливая старинная кладка, путаница проёмов и переходов. Уходящие вниз выложенные кирпичом подземные ходы производят сильное впечатление и нуждаются в дальнейших исследованиях, как и облицованный белым тёсаным камнем огромный колодец диаметром в четыре с половиной метра, прорезающий холм сверху вниз. Долгое время колодец был доверху заполнен землёй, на поверхности оставался лишь белокаменный бордюр, окаймляющий клумбу.

Нынче колодец отрыт метров на 15-17 — так мне показалось на глаз, но полная его глубина возможно вдвое больше. Предполагают, что колодец является шахтным стволом, имеющим внизу горизонтальную разводку: в сторону Кремля, в направлении бывшего Алексеевского монастыря и на Колымажный двор, где располагалась усадьба Скуратовых. В XVI веке там построили церковь Антипия, что на Колымажном дворе, переулок был переименован в Антиповский, а до этого назывался Конющенной улицей.

И возможно именно этим потайным ходом пользовался по ночам Малюта Скуратов, когда скрытно от чужих глаз отправлялся с докладом к царю. Во всяком случае, следы в белокаменной облицовке колодца могут указывать на наличие когда-то винтовой лестницы. Хотя нельзя исключить применение ворота и бадьи в качестве подъёмного устройства.

Среди разведанных глубоко под холмом ходов и галерей воображение поражает гигантский каменный мешок со стенами толщиной в полтора метра. Размеры его ошеломляют — с большой двухэтажный особняк. Я внимательно рассмотрел его со всех сторон: сплошная кладка, глухие стены, ни одной щели и даже намёка нет на окно, отдушину или дверь. По внешнему осмотру можно предположить, что кладку произвели сплошняком, как одно целое, и само собой напрашивается вопрос: зачем?

Приборы показали за полутораметровой кирпичной кладкой пустоту — загадочную полость, о назначении которой можно лишь гадать. Кстати замечу, что пришлось приложить немало усилий, чтобы на одной из кафедр горного института отыскать особые электромагнитные и акустические ультразвуковые приборы, определяющие пустоты в грунте и за стенами из любого материала.

Когда смотришь на упомянутый каменный мешок, первые помыслы — взрезать, заглянуть внутрь. Но стоит чуть поразмыслить, как понимаешь, что за столетия в замкнутой полости сложился свой особый режим, как по газовому составу, так и по температуре, микрофлоре и прочему, прочему… Неосторожное проникновение, разумеется, нарушит среду. Окажись там что-то

— книги, к примеру, они могут истлеть, рассыпаться в пыль. Недаром египетские археологи для исследования гробницы Хеопса пригласили японских учёных с новейшей технологией и аппаратурой. Зонд, с помощью которого проникли сквозь стену в полость гробницы, содержал тонкий особо прочный бур, телевизионную камеру и фонарь. К тому же зонд осуществлял полную герметизацию пробурённого отверстия. Мы к такой работе не готовы, а посему лучше повременить, не трогать, дождаться лучших времён. Главное в таком деле, как в медицине: не навреди!

Мне иногда задают вопросы о библиотеке Ивана Грозного. Не стану лукавить: не знаю. Как не знает этого никто, хотя досужие суждения высказывают многие, даже малограмотные праздношатающиеся лица без определённых занятий. Россия — страна большая, в ней всегда находилось место как для самородков, так и для самозванцев.

Выскажу однако одно суждение, не претендующее на истину в последней инстанции. Известно, что царь Иван IV Васильевич был не только сведущим в науках грамотеем, но и вельми искусным магом, чародеем, чернокнижником. И библиотека его, как и знаменитая издревле и тоже загадочным образом исчезнувшая Александрийская библиотека, содержала обширный свод эзотерических знаний. Воспринять эти знания с пользой человек может лишь по достижении зрелости души и только проникшись добром. А иначе обретённые сведения пойдут не впрок, но во вред и приобретут разрушительную силу.

Есть суждение, что библиотека грозного царя до тех пор скрыта, до тех пор не откроется, пока люди не готовы к опасным знаниям, пока не проникнутся добром, не созреют душой. Вот почему обретение библиотеки зависит не от поисков и находок, а от нас самих: не созрели пока и не готовы. Не думаю, что это случится в ближайшее время.

От столетия к столетию Старое Ваганьково меняло владельцев, пока, наконец, не воздвигли в XVIII веке на холме прекрасную усадьбу «дом Пашкова». И разве случайно, что с его крыши обозревал Москву мессир Воланд? Не верю в случайность подобных совпадений.

Нет нужды указывать на особую мистическую сущность подземелий. Однажды я спустился на Сицилии в катакомбы первых христиан. Отчётливые графити — выцарапанные на стенах надписи и рисунки свидетельствовали о давних временах, когда новая религия подвергалась преследованиям, а мессию его гонимые последователи обозначали знаком рыбы. Вернее, то была ещё не религия, а учение, потому что апостол Павел только создавал христианство как новую религию, только формировал её из разрозненных поучений, проповедей и отдельных эпизодов жизни провинциального учителя и проповедника Иешуа, правоверного обрезанного еврея, который никоим образом не отступал от канонов иудейской веры, а напротив, оскорблённый искажением её со стороны книжников и фарисеев, вознамерился освободить её от их влияния, вернуть ей подлинную чистоту.

В катакомбах мне открылся неведомый сумеречный мир. Легко было представить, как отрешались здесь неофиты от плотского начала, влияния среды, от родственных и дружеских связей. Лишённый почти всего, что сопутствует ему на поверхности — света, солнца, людей, дали, горизонта, неба, запахов, цветов, зелени, дуновения ветра, красок, разнообразия звуков, человек под землёй неизбежно обращается внутрь себя. Отрезанный от поверхности и пространства, он невольно замыкается на себе, сосредотачивается на своём внутреннем мире, на Боге, на душе.

Я убеждался в этом многократно. Подземелье отсекает внешние факторы, воздействия и влияние. Раздумья, работа души становятся стержнем существования. У Шекспира в «Гамлете» есть приблизительно такая фраза: «Он повернул глаза зрачками в душу мне». Схожее состояние испытываешь под землёй.

Как врач отмечу, что в спокойном состоянии, если нет опасности и нет нужды в повышенном внимании, органы чувств под землёй и анализаторы ориентированы на сигналы изнутри: мысли, самоощущения… Восприятие сигналов извне ограничено. Однако, повторяю, в отсутствии опасности.

При малейшем намёке на опасность органы чувств обостряются гораздо сильнее, чем на поверхности. В кромешной тьме, в полном беззвучии весь обращаешься в слух, в зрение, в обоняние…

Следует отметить, что под землёй организм особенно тонко и особенно чутко реагирует на изменение среды, на разные факторы воздействия, электромагнитное излучение, к примеру, или на магнитное поле, остро регистрирует чужую энергетику, биополе и аномальные зоны.

Я всегда стараюсь избегнуть шаманства по этому поводу, но в разных, казалось бы, полностью схожих ходах и помещениях под землёй, испытываешь разные ощущения, порой столь различные, что диву даёшься. Кстати, под землёй удобно изучать механизмы адаптации человека, строить модели приспособительных процессов, выявлять закономерности, вырабатывать рекомендации.

На соседних участках внизу могут изрядно отличаться многие объективные и субъективные показатели: физическое состояние, самочувствие, настроение, всевозможная симптоматика, пульс, артериальное давление, частота и глубина дыхания, мышечная сила, рефлексы, скорость реакций и прочее, что удавалось определить.

При спусках мне весьма пригодилась моя первая профессия. Я постоянно наблюдал себя, старался найти объективные причины и закономерности тех или иных изменений, внутреннего равновесия и дискомфорта, соматических и психических отклонений. Можно предположить, что таким образом сказываются воздействие вибрации, инфра— и ультразвука, электромагнитного и инфракрасного излучения, радиации, разнообразных полей и потоков частиц, природа которых мало пока изучена, биоэнергетики, скажем, или иных, ещё неведомых факторов.

Мы почти ничего не знаем о биолокации, ядерном синтезе, сверхлёгких частицах микролептонах, и как знать, может быть исследования на разных глубинах под землёй прольют свет в этой области. Не случайно, космические частицы физики ловят на дне глубоких шахт.

Не могу отрицать под землёй явлений типа полтергейста, хотя сам ничего подобного не встречал. Да, на некоторых участках испытываешь необъяснимую тревогу, когда по неизвестной причине становишься сам не свой. Я всегда старался хладнокровно разобраться в своих ощущениях, не удариться в излишнюю рефлексию, которая парализует волю. Именно поэтому психологическая устойчивость и аутотренинг имеют первостепенное значение.

Чаще всего при возникновении подозрительных звуков или появлении в пространстве какого-то движения, тени, непонятного свечения я пытался спокойно разобраться и как правило убеждался воочию в существовании конкретной причины: где-то пробирается крыса или кошка — шуршит, глаза поблёскивают в темноте, где-то подтекает вода, где-то провод искрит — лёгкий треск доносится, жужжание, где-то грунт осыпается, гул поезда прокатился поодаль, где-то пар посвистывает на разные голоса — труба прохудилась, где-то арматура поскрипывает, капель постукивает, железо трётся, статическое электричество образуется, какие-то конструкции стонут немилосердно, готовые вот-вот рухнуть…

Да, причин для испуга под землёй хватает. А иной раз холодное мерцание или ритмично помигивающее наподобие электросварки свечение постращают изрядно. Но и этому находится объяснение: кусок жести, металлический прут или струйка воды замкнули кабель с оголённой жилой.

При каждом спуске я дотошно продумывал технику безопасности, надевал резиновые сапоги и перчатки, брал инструменты, старался не попасть впросак. И все же, все же…

Порой накатится удушающий страх, сдавит грудь, сожмёт сердце — ни охнуть, ни вздохнуть. Страх скуёт мысли, и обуяет тебя невероятная жуть, с которой не совладать.

За все годы я несколько раз испытывал под землёй приступы необъяснимого ужаса, когда и причины, кажется, никакой, но тянет, неодолимо тянет бросится на землю, сжаться, застыть, зажмурить глаза, заткнуть уши или дать деру и бежать, сломя голову, бежать без памяти, неведомо куда, лишь бы поскорее убраться прочь.

Из этого состояния выходишь с трудом — медленно, мучительно, сцепив зубы, употребив всю волю и все силы. Не дай Бог кому-то испытать.

Подобные состояния пока не поддаются объяснению. После такого приступа становится неловко за себя — тренированный, рассудительный мужчина, как ребёнок, боялся неизвестно чего.

Мне приходилось плавать на разных судах по мировому океану, и я знаю о приступах внезапного страха у моряков. Чаще всего это случалось в шторм или незадолго до его начала, когда человек не находил себе места от ужаса, а иногда терял над собой контроль и шагал за борт. Знающие люди сходятся во мнении, что таким образом проявляет своё воздействие на организм инфразвук — низкие частоты, которые издаёт океан.

Не могу судить, но возможно, колебания земной коры или подвижки больших масс грунта рождают под землёй схожий результат, создают аномальные зоны, а может причина совсем в другом, ещё неведомом.

Любопытно, что реальная, подлинная опасность никогда ничего подобного не вызывала. Обычно я неплохо владел собой, анализировал ситуацию, трезво принимал решение. Даже встречи с людьми, выказывающими агрессивные намерения — наркоманами, уголовниками не вызывали особого страха или паники. Люди чувствуют, в какой степени ты пойдёшь до конца, и если ты готов идти до конца, они остерегаются.

По натуре я человек мирный, но если решился на спуск в «преисподнюю», надо знать, что тебя ждёт. И я никогда под землёй не выпускал из рук «фомку», русский народный инструмент, который в Америке называют «свиной ножкой».

На рожон я не лез, но всегда был готов к отпору. Меня обычно не задирали, я ходил, провожаемый внимательными взглядами. Только один раз выскочивший неведомо из какой щели бледный безумец с горящими глазами неожиданно метнулся ко мне и молча, без единого звука, вскинул руку над моей головой. Я перехватил удар, и человек также молча в мгновение ока бесшумно исчез в темноте.

Мне приходилось видеть внизу автомобили, их загоняли по закрытым пандусам через подвалы и гаражи. Сосредоточенные и немногословные механики красили их, кроили-перекраивали, что-то резали автогеном, варили и стучали беспрерывно, видимо, перебивали на рамах заводские номера. Стоило мне появиться, они молча и напряжённо разглядывали меня, но я не занимался розыском угнанных автомобилей, а шёл своей дорогой — мимо и стороной.

Изредка, от случая к случаю попадались сложенные штабелями коробки с товарами, возможно, пущенная налево гуманитарная помощь, складированная для коммерческих ларьков.

Я часто встречал под землёй бездомных. Кое-где можно сносно существовать — тепло, сухо, водопровод, электричество… Я встречал бродяг, скитальцев, беженцев, встречал жалобщиков, приехавших в Москву за правдой и не имеющих ночлега.

Чаще всего под землёй можно встретить больных, спившихся людей, грязных, годами не мывшихся, едва ли не потерявших человеческий облик. Некоторые из них перестали подниматься на поверхность и валяются дни и ночи — многие вообще потеряли представление о времени суток — валяются на истлевших тюфяках, в гниющем тряпьё, среди испражнений, в тесных зловонных углах, в смрадных заброшенных тупиках, гниют заживо и умирают. Трупы людей, человеческие останки — неизбежная, к сожалению, принадлежность подземелий. Как и разложившиеся трупы животных.

Иногда внизу можно встретить стайки сбежавших из дома или из приютов детей и подростков, которые целыми днями рыщут повсюду в поисках добычи и пропитания и спускаются лишь ночевать. У них свой мир, свой язык, свой фольклор, свои привычки, воспоминания и мечты. И хотя их представления о жизни искажены и окрашены в чёрный цвет, большинство из них надеется выбраться отсюда наверх, туда, где чисто и светло.

Я говорил с ними изредка. Забытые всеми, брошенные на произвол судьбы, они, как ни странно, мечтают о доме, уюте, заботе и любви. Любопытная деталь… Частенько они грезят о своём доме в лесу, чтобы горела печь и было укромно и тепло, а за окном шёл дождь или снег. Мне всегда было горько видеть их тоскливые глаза. Подрастая, мальчишки сколачивают жестокие злобные шайки, от которых никому нет пощады, девочки пускаются в проституцию, и редко, крайне редко кому-то из них улыбнётся жизнь.

Бывало, на пути попадалась шпана постарше, среди них случаются разборки, драки, поножовщина, но они меня не занимали, без них хлопот хватало.

Вообще, признаюсь честно, спуск под землю, в особенности на большую глубину — занятие не из приятных. Уже на малых глубинах человека посещает чувство оторванности. При первых спусках мне казалось, что я отрезан, замурован, что назад не выбраться и я навсегда останусь в тесном замкнутом пространстве. Хотя клаустрофобией я отнюдь не страдаю.

На первых порах я постоянно помнил толщу земли над головой, невообразимую тяжесть породы. Представишь — тошно делается, мурашки по коже. Вся эта тяжесть давит на тебя, сразу понимаешь свою малость: ты — песчинка!

Подобные ощущения испытывают новички на подводных лодках. Воображение живо и услужливо напоминает о глубине, о страшной тяжести воды, давящей на борт, который в сравнении с неодолимой силой моря мнится тонкой скорлупой.

Да, богатое воображение и разгулявшаяся фантазия могут сыграть с человеком под землёй злую шутку: вывести из равновесия, ввергнуть в панику. Это состояние сродни состоянию пловца в море. Утонуть, как известно, можно на глубине в два метра, однако там ты спокоен, но стоит представить в море, что под тобой километр, и становится не по себе.

В метро никто не думает о толще земли над головой, но когда оказываешься внизу один — в низком тесном забое, штреке или подкопе, где не поднять головы, не разогнуть спины, сразу вспоминаешь, сколько над тобой породы, вся эта тяжесть на твоих плечах, и кажется, вот-вот расплющит.

И когда я признаюсь, что спуск под землю — занятие не из приятных, я ничуть не лукавлю. Всякий раз мне приходилось себя взнуздывать и понукать, понуждать. Не будь у меня конкретной цели, просто так, из романтических побуждений, азарта или из любви к искусству я бы не полез. Но у меня была цель: роман!

Хочу, чтобы в этом вопросе была полная ясность. Я писал не путеводитель по подземной Москве, не учебник, не руководство или пособие. Некоторые адреса я сознательно шифровал, чтобы не вызвать потока зевак, часть объектов разместил там, где они понадобились мне по сюжету — перенёс с места на место, хотя в большинстве своём география, подробности, детали указаны точно.

Что касается исторических сведений, то здесь все зыбко, неопределённо, новые открытия часто опровергают прежние воззрения. Да и какая может быть точность, если существует множество точек зрения: я собирал специалистов, они спорили до хрипоты. Автор большой научной работы о подземельях Кремля никак не может её издать. Рукопись неоднократно подготавливали к набору, но появлялись новые сведения, и прежние суждения менялись. И в который раз работу приходится переписывать. Впрочем, то же происходило и со мной: я трижды по схожей причине переделывал рукопись перед самым набором. Иначе бы роман вышел много раньше.

Я не раз наблюдал, как люди, полагающие себя знатоками подземелий, бросали друг другу упрёки и обвинения в неточности. О какой точности может идти речь? Это не физика, не математика, формул и готовых рецептов нет.

Первое издание романа вызвало небывалый интерес, возникли клубы, кружки, объединения любителей подземелий. Рядом с некоторыми из указанных в романе спусков можно смело ставить кассы, продавать билеты. Радиостанция «Свобода» сообщила, что популярный в Москве роман «Преисподняя» доставил госбезопасности много проблем по той причине, что читатели пытаются по роману изучить подземную Москву.