Не заметив на лице кандидата в наемники особого удовольствия, я поспешно добавил:
      – При непредвиденных осложнениях – доплата: уничтожение БТРа, танка, самоходной артиллерийской установки – по миллиону. Ну, а командиру, как обычно, двадцать пять процентов надбавка.
      – Идет, – сказал наемник.
      – Вылет через три дня. Завтра с утра – подготовка на нашем полигоне.
      Понимая, что разговор на этом окончен, наемник встал и начал топтаться на месте, не в силах решить, как быть: подписывать контракт прямо сейчас или еще оттянуть до вечера, до завтрашнего дня. Но я, заметив замешательство на лице парня, сам быстро протянул ему бумагу и ручку.
      – Чего ты так волнуешься? – говорю я. – Аж рука вспотела! В первый раз, что ли?
      – В первый, – говорит парень.
      – И, пожалуйста, списочек родных, знакомых, близких…
      – А это еще зачем?
      – На всякий случай. Для страховки…
      Лицо у парня вытягивается. Я уверен, что к вечеру он будет пьян, как сапожник.
      …Через неделю дни начинаются занятиями с командой на базе одного спортивного клуба.
      Ребята как на подбор: молодые, высокие, широкоплечие. Все в спортивной форме. Большинство из них я не знал, с остальными не надо было знакомиться. Впрочем, называть их новичками было бы не совсем верно. За спиной у некоторых был Афганистан, у других – контрактная работа в Боснии, в Приднестровье.
      Я выстроил своих подчиненных в шеренгу, подошел к одному из незнакомых парней и, ткнув пальцем ему в грудь, спросил:
      – Фамилия?
      – Петрович, – бодро ответил тот.
      – С такой фамилией тебя там на первом столбу повесят, если поймают, – сказал я. – Кстати, все знают, куда мы направляемся?
      – Так точно, – послышалось неуверенно.
      – Это хорошо, что знаете, – сказал я. – В таком случае, вы должны помнить, что надо быть всегда готовыми к чему?
      Парни молчали. Я резко повернулся и нанес несильный удар ногой в живот одному из новичков. Тот упал на землю, но тут же вскочил.
      – Вы должны быть всегда готовы отразить нападение противника, то есть – к любым неожиданностям, – заключил я.
      Несколько шагов взад-вперед я сделал молча, потом неожиданно крикнул: – Снайпер!
      Большинство членов команды упали на землю, но некоторые остались стоять на месте.
      – Смертники мне не нужны, – как можно более мрачно сказал я. – Надо тренироваться. А времени у нас мало. Так что если кто думает, что едет на курорт, предлагаю, пока не поздно, бежать обратно домой.
      – Слушай, командир, – не выдержал один из новичков, – да мы пороха нанюхались не меньше твоего, когда в Афгане были. Что ты нам лекции читаешь?
      Я не спеша подошел к говорящему и пристально посмотрел ему в глаза.
      – То, что ты пороха понюхал немного, – спокойно сказал я, – это хорошо. А вот то, что отвечаешь за остальных, плохо. То, что тебе не нравятся мои лекции, мне, собственно, наплевать, но то, что ты вслух возмущаешься этим, мне не нравится. Возмущаться будешь перед своей мамой, когда вернешься. Если, конечно, вернешься. А это будет не так-то просто, если ты не попридержишь свой язык. Я понятно говорю?
      Парень молчал.
      – Значит, понятно.
      Потом мы выехали на спортивное стрельбище и стреляли до темноты из мелкокалиберных винтовок.
      – Остальное вспомним на месте, – было мое последнее напутствие.
      …Тимур спросил меня:
      – Ты хоть раз был в Чечне?
      – Несколько лет тому назад мне приходилось бывать в Чечне. Правда, всего несколько дней.
      – Вот и прекрасно. «Кавказского пленника» Льва Толстого, надеюсь, тоже читал?
      – Читал. И «Кавказскую пленницу» смотрел.
      – Ну, так значит, что такое Кавказ, тебе рассказывать не надо.
      Я пожал плечами.
      – В общих чертах ситуация такая. Если раньше на территории этой республики ежегодно добывалось до десяти миллионов тонн нефти, то во времена правления Дудаева данный показатель упал до двух миллионов тонн. Основная часть полученной валютной выручки уходит на закупку оружия и обогащения узкой коррумпированной правящей прослойки. Плюс – на развитие наркобизнеса. Поэтому мы имеем право на часть доходов от наркотиков, поскольку это нефтяные деньги, – озабоченно сказал Тимур. – Наркотики надо доставить оттуда, из нашей республики…
      – Это сложно, – сказал я. – Это опасно. Видишь ведь, что сейчас там творится…
      – Я понимаю, – пробормотал Тимур, – но нужна постоянная денежная подпитка тех, кто там воюет…
      – Сколько будет стоить?
      – Тебе – десять процентов… А потом – потом видно будет, – улыбнулся Тимур.
      – Но в чем моя задача?
      – Доставить кейс с деньгами в Нальчик. Даже не заезжая в Чечню. Понял?
      – Понял, а команда?
      – Надо управиться за двое-трое суток… Мы пока организуем автотранспорт и прикрытие для группы наемников…
      …Последний день в Беларуси, в Минске. Кажется, я уже вообще забыл об Анастасии, я все меньше думаю о ней и все чаще о Лене. Я уеду, а чем будет заниматься она? Сколько оставить ей денег? Или вообще не оставлять? Если деньги дать деду Матейко, он сойдет с ума и сдаст их в Красный Крест.
      И вот наступил момент прощания с Леночкой.
      У тротуара плотным рядом стояли машины, и такси, медленно проехав несколько десятков метров в поисках свободного места, наконец, остановилось просто посреди проезжей части. Водитель с тревогой начал оглядываться по сторонам, но мне и Лене, казалось, до этого не было никакого дела.
      Мы сидели, обнявшись, застыв в бесконечном поцелуе.
      – Приехали, – нетерпеливо напомнил водитель. Но в его голосе не было злости. Мы ему чем-то очень понравились, и шоферу хотелось расстаться с нами по-хорошему. Ему приглянулась Лена, моя рыжеватая красавица. Таксист, наверное, сходил с ума от красивых женщин и даже незнакомкам, казалось, готов был простить все на свете.
      – Приехали, – снова тактично напомнил он, но я и Лена и на этот раз никак не отреагировали на его замечание.
      – Молодые люди, – жалобно взмолился таксист, – меня же оштрафуют!
      И, словно в подтверждение его слов, позади засигналил автобус, который не мог объехать машину.
      – Ну вот… – я и Лена, наконец, оторвались друг от друга.
      – Извини, старик, – я быстро полез в карман, достал оттуда бумажник и протянул водителю несколько крупных купюр.
      – Я и говорю: чего сигналить? Куда торопиться? – улыбнулся таксист, с готовностью принимая деньги. – Что за народ пошел!
      – Будь осторожен, – ласково сказала Лена, сжимая руку. – Не выпади за борт самолета, не кушай испорченных продуктов.
      – Я учту это.
      – Слушай, как быстро пролетело время!
      – Да, быстро.
      – Ты будешь вспоминать меня?
      – Каждый день.
      – Врешь!
      – Почему?
      – Все мужчины врут.
      – Логично.
      – Только посмей не вспоминать!
      – А ты?
      – И я буду.
      – Все женщины так говорят.
      Лена засмеялась и нежно поцеловала меня в щеку.
      – Я – не все.
      – Надеюсь.
      – А, может, все-таки я провожу тебя до аэропорта?
      – Нет, не надо.
      – Ну, как знаешь. Ты мне обязательно звони.
      – При каждом удобном случае.
      – Смотри мне!
      Позади уже образовался длинный воющий хвост машин. Водитель опять нетерпеливо заерзал.
      – Ну, все, – сказала Лена. Мы еще раз поцеловались на прощанье, и она выскочила из такси. Машина тут же резко рванула с места.
      До вылета самолета оставалось еще около часа. Я прошел в зал ожидания и выбрал себе свободное место. Я уже начал жалеть, что приехал сюда так рано, что не захотел, чтобы Лена прощалась со мной здесь, в аэропорту. Но тут же убедил себя в правильности своего решения. Кажется, у меня с ней зашло очень далеко, и это плохо. По крайней мере, для меня может окончиться плохо.
      Я интуитивно чувствовал, что эта девушка таит для меня какую-то опасность, но в чем она заключается, никак не мог понять. Смешно! Я, профессиональный разведчик, наемник, проведя с ней не одну ночь в постели, почти ничего не знаю о ней! Даже побывав столько раз у нее дома!.. Я не знаю, где она работает. И работает ли вообще. Кто она? Откуда у нее связи с этими чеченцами? И случайно ли она появилась в моей жизни?
      А, может, это проверка? Но зачем? А что, если сейчас у меня отберут этот кейс с деньгами? Я оглянулся. Ничего подозрительного. Наоборот, за мной присматривает Беслан. Сулейман – на улице. Но их только двое.
      Мне было о чем подумать.
      – Может, он глухонемой?
      – И слепой, к тому же.
      До меня только теперь дошло, что меня о чем-то спрашивают. Передо мной стояли парень с девушкой, лет по восемнадцать каждому. Девушка держала в руке сигарету. Парень, скорее, не стоял, а висел на ней, обняв свою подругу одной рукой, немного покачиваясь. Кажется, он был пьян. Он, почти не мигая, смотрел на меня, и в то же время словно совсем не видел ничего своими мутными глазами.
      Мне сразу не понравилась эта парочка, если не сказать больше, но я сдержался и спокойно, даже на удивление самому себе, произнес:
      – Вы меня о чем-то спрашивали?
      – Кажется, ты ошиблась. Он не глухонемой, – покачал головой парень.
      – И, возможно, даже не слепой, – добавила девушка, пряча кривую улыбку.
      – Так вы меня о чем спрашивали? – уже более резко повторил я.
      – Дядя, у тебя спички есть? – спросил парень.
      – Нет, только зажигалка.
      – Остряк, – ухмыльнулся парень. – Люблю остряков. Ладно, давай зажигалку. А то Нинок закурить хочет, прямо сил нет. Для нее сигарета, как для тебя воздух, представляешь?
      – Вполне.
      – Тогда ты нас понимаешь.
      Я достал из кармана куртки зажигалку и протянул девушке.
      – Благодарствуем, – ответил за нее парень. – Ты только не обижайся, что мы с тобой по-простому. У нас горе, понимаешь?
      – Замолчи, – недовольно сказала Нина, делая длинную затяжку и возвращая мне зажигалку.
      – Ну, почему… Я вижу, у него добрые глаза, мне он понравился. Я хочу ему все рассказать.
      – Пойдем, Славик.
      – Ну, подожди. Ты посмотри, какие у него глаза.
      И парень снова обратился ко мне:
      – У меня, то есть у нас горе, понимаешь? Я пожал плечами.
      – Мы сегодня проиграли ее в очко, на одну ночь. Этим двум козлам…
      Нина сделала очередную длинную затяжку и толкнула парня плечом:
      – Да замолчи ты наконец! Пойдем!
      И она потянула его за собой. Девушка, которая еще минуту назад улыбалась, теперь смотрела на своего приятеля почти с ненавистью. И я понял, почему ее улыбка была кривой. Эта улыбка была обыкновенной маской, за которой она пыталась скрыть свою боль.
      – Ты нас понимаешь, да? – пробормотал, упираясь, парень, но я уже не смотрел в их сторону.
      На душе у меня как-то сразу стало противно, и о Лене думать уже не хотелось.
      Я взглянул на часы. До посадки на самолет оставалось чуть меньше получаса. А там – опять проблемы: как добраться до Нальчика? Ведь кейс, да еще с деньгами могут проверить!..
      По телевизору показывали Грозный – остовы многоэтажек, бетонные столбы, несущие опоры – скелеты уютных некогда жилищ. Диктор рассказывает о пленных боевиках. О том, как их допрашивают. Потом препровождают в Моздок. Говорит, что есть свидетельские показания, будто часть таких людей просто безрассудно расстреляна. Разумеется, это всего только свидетельские показания, неподтвержденные другими показаниями. Они требуют тщательной проверки и расследования. Это дело прокуратуры, но с военной прокуратурой и заместителем генерального прокурора корреспонденту не дали встретиться. Только обещали встречу. А в лагерь для военнопленных пока никого из инспекторов не допустили.
      Я поднялся и подошел к окошку регистрации. Сзади ко мне прижался подозрительный тип. Вот он толкнул, вроде нечаянно, коленкой кейс. Проверяют, что в нем? Казалось, все присутствующие в этом зале смотрят на меня. Мне уже хотелось исчезнуть отсюда как можно быстрее. Хоть бы и в Ростов-на-Дону… Но если честно, лететь не хотелось. Конфликт в Чечне казался мне очередным абсурдом. Россия со всей этой бойни хочет получить как можно большую выгоду, но, кажется, она завязнет там в кровавой грязи.
      Я давно понял, что политика – это нечистая игра, но до сих пор не мог привыкнуть, что в этой игре в расчет идут не деньги, а целые народы, тысячи, десятки тысяч жизней.
      «Впрочем, – подумал я, – все, наверное, просто от того, что я никак не могу привыкнуть, что, находясь в своей родной республике, работаю на чужое государство. Даже теперь не знаю, на какое: чеченское ли, российское ли?».
      Наконец, объявили посадку на самолет «Минск – Ростов-на-Дону». Я потоптался на месте, и, словно раздумывая, крепко сжимая ручку «дипломата», поплелся на посадку. На душе теперь было спокойно, только немного грустно. Почему – я и сам не знал.
      …В Ростове-на-Дону, как и было условлено, меня встретил Яраги, который вылетел туда на день раньше. Он на машине и будет меня сопровождать до Нальчика. Или это я буду его сопровождать. Дело в том, что каждый милиционер считает за обязанность проверить у чеченца документы. Разумеется, дипломат в руках Яраги вызовет непреодолимое желание у милиции поинтересоваться, что в нем.
      Мне необходимо позвонить в Минск, на квартиру Лены. Мы подъехали к переговорному пункту.
      – Возьми кейс, – сказал Яраги, – а вдруг милиция меня проверит! И рацию…
      Я набрал нужный номер телефона. На том конце провода долго не отвечали, наконец, послышался негромкий, немного сонный женский голос:
      – Алло…
      – Ага, – удовлетворенно сказал я и почти закричал в трубку:
      – Алло, Лена?!
      На другом конце провода молчали.
      – Алло, Лена, ты меня слышишь? Ты слышишь меня? Это я, Юрий!
      Тут же послышались короткие гудки.
      – Черт побери! – я выругался. – Что это за связь такая, я же бросил жетон, почему не сработало?
      – Набери еще раз, – посоветовал стоящий в очереди за мной мужчина с бородой.
      – Наверное, эту штуку пока не накормишь до отвала жетонами, ни за что не дозвонишься, – сказал я. Мне надо было с кем-то поговорить. Не бурчать же себе под нос проклятья, как старик какой-нибудь! Я еще раз набрал номер. На другом конце провода было занято.
      – Что, краля изменила? – неожиданно спросил бородач.
      Я ничего не ответил, вся энергия подозрительности и накопившейся злости мгновенно вскипела во мне. Я резко взмахнул рукой и ударил в лицо наглецу. Тот отпрянул, повернулся и побежал, испуганно оборачиваясь.
      Однако эта выходка дорого мне стоила. Очевидно, женщины всегда делают мужчин неврастениками. Я понял, что на минуту потерял самообладание. Но картина, которая вспыхнула в моем мозгу сразу после произнесенных слов о том, что «краля изменила», была настолько явственна и болезненна, что я не смог удержаться. Перед моими глазами встала спальня с двумя-тремя гогочущими чеченцами и голой Леной, которая готова ради денег на все.
      Не успел я отойти метров десять от переговорного пункта, как дорогу мне перегородили незнакомые люди. Целая банда.
      – Это он? – спросил лысый мордоворот с кулоном на груди.
      – Да, – ответил мужчина с бородой, который недавно сцепился со мной возле телефонной будки.
      Нужно было как-то реагировать. Взяв свой кейс, я невозмутимо сказал:
      – Ну ладно. Я знаю, сейчас вы мне скажете о том, что есть местные правила… И такие поганые насекомые, как я, не имеют права сюда приходить. Правильно?
      Все трое смотрели на меня с издевательскими насмешками, понимая, что я у них в руках.
      – Нет, – сказал «борода». – Это было бы напрасной тратой времени. Мы просто изуродуем тебя.
      – Так-так, – протянул я, – понимаю…
      Я сделал шаг вперед, и неожиданно для этих типов, используя кейс как щит, стал молотить уродов, раскидывая их в стороны. Я сразу нанес несколько ловких и точных ударов, но знал, что барбосы очень скоро могут очухаться, и пока Яраги в машине сообразит, что к чему, либо должен продержаться, либо…
      Банда перешла-таки в наступление. Хорошо натренированные тела ловко уворачивались от моих ударов, нанося ответные. Это могло продолжаться еще долго, у меня хватило бы сил отбивать шквал, если б мне не набросили на шею шнурок. Один из нападавших затягивал шнурок сзади, двое других молотили меня в лицо, в живот, в пах. Я пытался, подцепив пальцем, оттянуть шнурок, но и это мне не удалось. Все же время от времени я находил в себе силы отбиваться ногами, но этой защиты было недостаточно.
      Я понимал, что Яраги встревожится моим долгим отсутствием. Кроме того, моя рация молчала, сколько бы я не взывал к ней. Она работала только на прием. Драка происходила на месте, просматриваемом с шоссе.
      – Юрий! Юрий! Ты меня слышишь? – звучала рация, включенная на прием. Я же не мог ответить. – Ты что, баб там клеишь?
      Разъяренная шайка заканчивала свою расправу надо мной. Я понял, что это конец. Они обязательно заберут кейс. Бандиты как бы соревновались друг перед другом в жестокости. Наконец, последнее слово осталось за «бородой», который с остервенением принялся добивать меня ногами, издавая при этом истошные крики.
      Я закрыл глаза. Мне уже было все равно, что со мной сделают. Я больше не пытался сопротивляться. Но вдруг почувствовал, как мой мучитель отпрянул и удары прекратились. Открыв глаза, я увидел того валявшимся навзничь на земле. На моей груди стояла чья-то нога. Я поднял глаза и увидел Киреева, сослуживца по Афганистану. Откуда он только взялся?
      – Отпустите его, он со мной! – крикнул властно Киреев. Он был малый не промах.
      – Поцелуй меня в задницу, – процедил сквозь зубы тот, который держал меня сзади за шнурок.
      Киреев принял оборонительную стойку и так же спокойно, но уже с угрозой произнес:
      – Назад. Я серьезно говорю. Ты понял, тощее дитя беременной козы?
      Лысый с грязным ругательством отпустил меня, не забыв напоследок пнуть меня в спину коленом.
      – Спасибо, – нарочито вежливо процедил Киреев.
      – Киреев, не лезь ты в эту историю, – поднимаясь с земли, сказал «борода». – Хоть ты и работаешь на КГБ, мы тебя уроем!
      – Слушай, как тебя зовут? – пытаясь отдышаться, спросил я.
      – Металлист! – ответил «борода».
      – Металлист? – у меня поднялись брови. – Я хочу тебе сказать, очень рад, что нашел тебя.
      – Да? Почему же?
      Размахнувшись, я изо всех сил нанес Металлисту страшный удар в челюсть. Тот рухнул на землю, ударившись головой о камень. Мгновенно на меня сзади обрушился ответный удар. Дружки бросились Металлисту на помощь, но Киреев отбрасывал их одного за другим.
      Я почувствовал поддержку, распалился с новой силой, и мы, уже вдвоем, довольно быстро расшвыряли шайку. Драка привлекла внимание прохожих, и я отчетливо услышал, что кто-то собирается вызывать милицию. Это услышал и Киреев.
      – Очень жаль, но нам придется уйти, – сказал он. – Пошли, Юра.
      Сопровождаемые воплями бессилия и боли тех, кто только что жаждал расправы со мной, мы не спеша пошли прочь.
      А Яраги в это время уже бежал, оставив машину и едва не угодив под колеса встречного автобуса, по направлению к телефонным будкам. Он учуял недоброе, и его маленькое юркое тело мчалось, как торпеда. Он был готов ко всему. Кроме того, что со всего разбега налетит на меня.
      Я мирно беседовал с Киреевым. По выражению моего лица Яраги мгновенно понял, что раскрываться не следует.
      – Эй, стойте, ребята… – Яраги, растопырив руки, перегородил нам путь. – Вы не видели здесь одного парня? Он у меня из машины спер магнитофон и побежал куда-то туда…
      – Нет, не видели, – ответил я. – Там четверо валяются, может, они знают. Спроси у них.
      – О-о, спасибо! – и Яраги помчался дальше.
      – Надеюсь, ты все-таки найдешь магнитофон! – крикнул вдогонку Киреев.
      – Найду, найду, – не оглядываясь, ответил Яраги. Мы вместе с Киреевым пошли дальше.
      – Здорово ты им вмазал!.. – похвалил я своего спасителя. – Откуда ты взялся?..
      – Да и ты не промах… Я живу здесь, – ответил Киреев.
      А кто они, собственно, такие? – поинтересовался я, стараясь говорить так, чтобы Киреев не почувствовал интереса, с которым я задал вопрос.
      – Местные придурки… После Афгана. Дети войны. У них есть всякие прозвища, я даже не все знаю.
      – Говоришь, дети войны?
      – Да у них целый отряд! Мозги давно неправильно работают… Накурятся какого-нибудь дерьма, а потом буянят. От них одни неприятности.
      – Не понял, – сказал я. – С законом, что ли?..
      – Да со всеми… Видишь ли, они ничего не понимают; они не понимают, что такое хлеб, что такое земля, что такое, в конце концов, собирать металлолом для поезда метро!
      – Ты мне собираешься проповедь прочесть, что ли? – заулыбался я, явно довольный доверием Киреева.
      – Ты так и не понял, – вдруг сказал Киреев, – что такое эти ребята. Им только посули по сотке баксов, и они пойдут воевать против своих же в Чечне… Вот в чем вопрос…
      – А, к слову, если тебе предложат то же самое? Что ты ответишь?
      – Пошлю по матушке…
      – А если тысячу зеленых, или не одну…
      – Ну а сколько?
      – «Кусок» в неделю!
      Киреев подозрительно посмотрел на меня, и на этом мы распрощались.
      …Я и Яраги мчались по автостраде из Ростова-на-Дону на юг, в сторону Кавказа. Я едва представлял, где находится Нальчик. Уверенно управляя машиной, Яраги продолжал мне выговаривать:
      – Когда в следующий раз надо будет позвонить, я тебя не выпущу из машины. Напорешься на таких субчиков – деньги коту под хвост. Ты понял? Я кивнул.
      В это время нас догнал старый добитый «жигуленок». В его салоне сидели хорошо знакомые мне парни, с которыми я полчаса назад дрался возле междугородних телефонов. Но больше всего меня поразило то, что за рулем автомобиля сидел Киреев. Я мысленно ругал себя за то, что затеял с ним разговор о наемничестве.
      «Жигуленок» мчался на огромной скорости, нарушая все правила. На заднем сиденьи улюлюкали и потрясали кулаками четверо парней.
      Я мгновенно схватился за пистолет, который бы припрятан в машине на всякий случай.
      – Это Киреев! Он унюхал деньги, точно!
      – Кто такой Киреев? – спросил Яраги.
      – Мы вместе воевали в Афгане… На деньги падок, зараза.
      «Жигуленок» начал обгонять нашу машину. Нас прижали к обочине.
      – Черт их подери… Стреляй по колесам… – крикнул Яраги.
      Едва я высунулся из салона, чтобы получше прицелиться, как из окна «ВАЗа» показался ствол автомата и прогрохотала очередь по нашей машине. Автомобиль пошел юзом. Я успел сделать один прицельный выстрел по колесу «жигуленка». Его занесло, но Киреев, знаю, попадал и не в такие ситуации.
      Снова выпустили автоматную очередь. Теперь пули пронзили обшивку автомобиля.
      – Бей по людям!.. – крикнул Яраги.
      – У них автомат, не горячись…
      – У меня есть граната…
      – Давай ее сюда! Чего же ты молчал?..
      Но было уже поздно, наш автомобиль безнадежно зашлепал пробитыми шинами по асфальту. Грабители вылезли из своего автомобиля и медленно приближались к нам. Яраги судорожно сжимал гранату.
      – Спокойно, – сказал я и крикнул: – Киреев!
      – Что, дорогой? – невозмутимо спросил Киреев, выхватывая из рук одного из нападавших автомат.
      – За нами едет машина вооруженных до зубов чеченцев, – я блефовал. У меня не было выбора. – Если вы нас тронете хоть пальцем, вам вырежут кишки. Будь умницей, предлагаю тебе контракт: будешь инструктором по тренировке «серых гусей».
      – Сколько положишь?
      – Яраги, сколько ему положим на круг?
      – Десять «кусков», – буркнул Яраги.
      – Идет, – ухмыльнулся Киреев. Он резко повернулся и длинной автоматной очередью словно выкосил своих дружков. Такого вероломства я еще не видел. Парни рухнули один за другим на асфальт, так ничего и не успев сообразить.
      – А теперь вы отстегнете ровно третью часть того, что у вас есть, – так же невозмутимо сказал Киреев.
      Яраги попытался было броситься к Кирееву, но автоматная очередь высекла искры из асфальта у его ног.
      – Стоять!
      У Киреева были серьезные намерения.
      – Клади пистолет на асфальт! – крикнул Киреев.
      Я осторожно положил оружие перед собой.
      – Давай, Юра, по честности! Всем будет ровно по третьей части того, что у вас есть! – невозмутимо сказал грабитель.
      Я, не спуская глаз с Киреева, достал кейс и вытряхнул деньги на асфальт. Отгреб на глазах третью часть денег. Остальное погрузил обратно.
      – Достаточно?
      – Хватит! Теперь идите в поле!
      Мы с Яраги, пятясь, пошли в поле. Ситуация была интересной. Я понимал, что стоит только на мгновение отвести от Киреева глаза, как он нажмет на спусковой крючок.
      – Ну, Юра, надеюсь тебя встретить! – весело крикнул Киреев, рассовывая пачки с долларами по карманам. – И не наткнитесь на милицию. По дороге на Кавказ этих ментов, как собак нерезаных!
      …Настроение у Яраги испортилось. По правде говоря, его у него и не было. Он стал мрачен и зол.
      Потом неожиданно начал хохотать.
      – Честный русский! Честный русский! – кричал он ухватившись за живот. – Я еще такого не встречал.
      – Ну и дьявол с ним! – сказал я. – Хорошо, что в живых оставил, придурок поганый.
      Мы, размахивая кейсом, шли по полю. Теперь нам необходимо было выйти к какому-либо селению и нанять автомашину, чтобы доехать до Армавира.
      В Армавире мы взяли такси до Нальчика. Таксист оказался разговорчивым. На мой вопрос, что делается сейчас в Чечне, он сказал:
      – Там заваруха. Я в Моздок еще до Нового года ездил. Скопления танков, бронетранспортеров, воинских подразделений на моздокском аэродроме уже нет: судя по всему, выдвинулись на позиции. Война, понимаешь, война. На всей зоне, занятой войсками, режим строжайшей секретности – пикеты, составы, часовые, оцепление, сложная система пропусков.
      Таксист рассказывает много интересного, но мне плевать, что в декабре на дороге в качестве подозрительного десантники задержали самого директора ФСК Степашина. Вот если тормознут и нас, то плакали наши денежки.
      – А пятого декабря в Моздок прилетал сам министр обороны Павел Грачев. По его словам, одна из основных задач приезда – организация переговоров по мирному урегулированию кровавого конфликта в Чеченской республике. Грачев собирался встретиться одновременно с лидерами чеченской оппозиции и генералом Дудаевым или с его полномочными представителями.
      – А правда, – спрашиваю я, – что Дудаев с Грачевым шампанское пили?
      – Пили, точно… Понимаешь, тут ведется интенсивная воздушная и наземная разведка, развернуты дополнительные технические посты, зенитно-ракетные комплексы, усилены пограничные заставы, поднята авиация ПВО, а они шампанское хлещут. Со стороны Грозного идет активная подготовка к обороне. Эвакуируются все ценности, Документы, вывозятся мирные жители. Правда, со слов разведчиков, кроме русскоязычных.
      – Так сколько у Дудаева было сил?
      – Да тысяч под двадцать!
      – Ну, ты загнул! Тысяч десять, поверю, но не двадцать же…
      – Ну, тысяч пятнадцать. Танков мало, БТРы там, артиллерия, средства ПВО и противотанковой обороны. Есть наемники и добровольцы из других северо-кавказских республик, Абхазии, стран Прибалтики, Украины, Афганистана.
      Яраги мрачно молчит.
      – Чеченцы хитро действуют, – таксист покосился на Яраги, – женщины и дети из местных обступали и останавливали боевые машины, а потом боевики разоружали солдат. Их развели по домам в окрестных селеньях в качестве заложников. Первая мысль при такой вести – облегчение: ведь это возможно только в том случае, если солдаты не стреляют.
      Таксист явно симпатизирует русским. Яраги все больше хмурится.
      – Слава Богу, у наших ребят хватило выдержки, мужества предпочесть неизвестность плена стрельбе по мирным жителям. Значит, еще не все потеряно. А на другой день Грачев заявил с возмущением: он не думал, что местное население так обойдется с наступающими. А почему, собственно, не думал? Не мешало бы и подумать. Военачальник вообще обязан думать о характере населения на территории, куда вступают его войска.
      Таксиста распирает от всего того, что он знает, и я осторожно выспрашиваю его о характере войны в Чечне. Ведь рано или поздно я буду там.
      – Где-то в начале декабря мне довелось офицеров подвозить, – рассказывает таксист, – так они не скрывали ничего. Говорили, что в расположение полка прибыли челябинский, нижегородский, саратовский, самарский и московский ОМОНы. Переодели в обычную милицейскую форму, без омоновских нашивок, и все девятьсот человек отправили в Беслан. Начальником группировки был генерал-майор Воробьев, тот самый, что недавно погиб в Грозном. Беслановская группировка шла в Чечню со стороны Владикавказа. ОМОН двигался вторым эшелоном: впереди – Тульская дивизия воздушно-десантных войск. Шли медленно: дудаевцы стояли насмерть.
      Представляете, уже тогда шла настоящая война, а что газеты сообщали? Тишь да гладь.
      – Как они службу несут? – поинтересовался я.
      – Да вахтовым способом: два дня в окопах, в голом поле, два – отдых. Поставленная задача – «охрана общественного порядка». Потери понесли относительно большие. В екатеринбургском ОМОНе – двое раненых; сотрудник саратовского отряда открыл стрельбу в палатке, ранил троих коллег, а затем покончил самоубийством. Омоновцы «прикрывали» девятнадцать постов. У одного офицера жена в Краснодаре, так он мотался регулярно к ней. Рассказывал, что солдаты дивизии ВВ мальчишки, совершенно не подготовленные к боевым действиям. Вот и стояли, охраняли их. На глазах у этого офицера по приказу командира батальона сорок седьмого полка дивизии ВВ «Дон» было расстреляно из безоткатного орудия нефтехранилище. Боятся, что дудаевцы нефть продают и вооружаются.
      – Может, знаешь, на сколько их присылали? – мои вопросы несколько настораживают таксиста, но он продолжает отвечать:
      – Срок окончания командировки омоновцев – второе января. Однако незадолго до Нового года ее продлили по приказу замначальника управления МВД РФ полковника Зюрикова до конца января.
      Впереди показывается Пост милиции. Яраги нервно заерзал на заднем сидении.
      – А ничего, – успокаивает нас водитель. – Они только документы проверят и, если наглые, взятку потребуют.