Кузьмин убрал нож от горла Людмилы.
      – Если же вы попытаетесь совершить что-нибудь, направленное против нас, ваша возлюбленная тоже вернется домой, но… – Сосойя Горделадзе выдержал театральную паузу и эффектно закончил —…но через наши казармы!..
      Мне хотелось плюнуть в эту самодовольную рожу, однако я понимал сложность своего положения. Ничего иного не оставалось, как только согласиться на предложение генерала.
      Мне завязали глаза, вывели на улицу. Я почувствовал свежее дуновение ветра, в ноздри ударил аромат цветущих роз. Уже тогда я старался запомнить это место, так как знал: мне придется сюда вернуться во что бы то ни стало. Ровное и мощное гудение раздалось невдалеке. Шум двигателя самолета! И крик чаек. Неужели это тот самый белый гидроплан, который я видел недавно?
      Меня посадили в автомобиль и повезли. Везли довольно долго. Потом развязали глаза. Я увидел, что мы едем в джипе «ниссан». Вскоре мы остановились возле аэропорта. Что это за аэропорт? Что это за город? Скорее всего, Сухуми. Сквозь боковое стекло я видел, как будущие пассажиры входят в здание. Вот прошли два милиционера. Они беззаботно прохаживались, вооруженные новенькими дубинками. Но внимание их больше привлечет пьянчуга да хулиган, чем плененный в такой шикарной машине.
      Кузьмин, сидевший рядом с водителем, которого иногда называл «Дато», усмехнулся. Водитель опустил стекло и выставил на улицу мясистую руку. Где я видел этого человека? Слишком знакомо мне это хищное выражение лица!
      Сквозь открытое окно в салон вплыл шум аэропорта. Возбужденные разговоры, мелодичные звонки, оповещающие о том, что начинается посадка на тот или другой рейс.
      – Георгий проследит за тем, чтобы ты поднялся на борт самолета, а Теймураз, – сказал Кузьмин, – полетит с тобой до самой Москвы. Это затем, чтобы ты сошел с самолета именно в Москве.
      Георгий был щуплым низеньким брюнетом, сидевшим слева от меня, а вот Теймураз – долговязым кудрявым крепышом в аляповатой панаме. Он прижимал меня локтем справа.
      – Если кто-нибудь из них в условленное время не позвонит мне, – продолжал Кузьмин, – можешь попрощаться со своей душкой.
      «Скотина», – только и подумал я. Потом потер глаза и вздохнул.
      – Сколько тебе платят, Кузьмин? – поинтересовался, не надеясь получить ответ.
      Тот усмехнулся.
      Смешок прозвучал издевательски, но сейчас я не мог позволить себе дать волю чувствам. Кузьмин обернулся и, весело глядя на меня, ответил:
      – Мне платят по пятьсот баксов в день. А что? Если бы ты был с ними, – он кивнул на сидевших возле меня справа и слева, – с нами, – Кузьмин поправился, – то получал бы всю тысячу.
      Он довольно загоготал. Я смотрел в его скошенный коротко остриженный затылок и думал о том, что Кузьмин оказался б первым человеком, которого я, Юрий Язубец, сейчас убил бы с удовольствием. Но нужно дождаться момента.
      Теймураз ткнул меня локтем в бок и, глуповато улыбаясь, кивнул:
      – Давай, двигай.
      Эта идиотская улыбка умственно ущербного человека не сходила с его губ на протяжении тех двух с половиной часов, которые я мог видеть Теймураза. Создавалось впечатление, что этот парень родился с улыбкой, живет с ней и помрет также, оскалясь и пуская слюни в приступе старческого маразма. Ему бы сидеть где-нибудь в горах и всю жизнь доить коз. Козы не воспринимают таких улыбок. Им все равно. Но он не желает доить коз, мотыжить кукурузу. Он, наверное, хочет быть, как и Сосойя Горделадзе, генералом. Если это так, то Теймураз принесет много зла людям; конечно, если ему удастся дожить до старости, но, учитывая его склонности, я бы усомнился в такой возможности.
      Георгий выскочил из машины и теперь стоял, озираясь по сторонам, явно копируя какого-то киногероя.
      Похоже, и этому не удастся умереть своей смертью, подумал я. Ему тоже следовало бы уйти в горы и доить коз.
      В этот момент локоть Теймураза вонзился мне под ребра.
      – Давай, давай, поторапливайся. У тебя рожа, словно аджикой обжегся…
      Я покачал головой, словно говоря: «Ну, это ты уж точно зря, дружок. Что-то я, может, тебе и простил бы, но только не это». И выбрался на улицу.
      Нескладный из-за своего роста – не меньше двух метров – Теймураз вылез следом. В пиджаке, который был ему мал на пару размеров и цветастой панаме он очень напоминал идиота, которого вывели на прогулку. Ухватив меня за локоть, грузин подтолкнул меня к дверям аэровокзала.
      Мне ничего не оставалось, только подчиниться. Сейчас эти ребята были хозяевами положения. Но сначала я обернулся и, глядя Кузьмину в глаза, тихо пообещал:
      – Я вернусь.
      В следующее мгновение я уже вошел в здание аэровокзала, малозаметно удерживаемый под локти двумя сопровождающими.
      Через застекленные двери я видел, как Кузьмин кричит, и я скорее понял, чем услышал:
      – А я тебя буду ждать!!!
      У меня был план. Как раз такой, каких я не любил. Когда план не продуман, велик риск, что все может рухнуть из-за пустяка. Нельзя отдаваться на волю случая. Все зависело от типа самолета, в который меня собирались посадить вместе с Теймуразом. Но другого плана у меня все равно не родилось. Вполне возможно, то, что я задумал, пойдет прахом. Но разве лучше сидеть сложа руки, прилететь в Москву, найти по указанным адресам армейского друга, справедливого человека, хорошего товарища, и убить его? А затем, вероятнее всего, погибнуть самому, будучи отомщенным со стороны абхазцев или убитому самими же моими похитителями?
      Мне ничего не стоило прикончить этих двоих идиотов-козодоев прямо сейчас, здесь, и если бы не телефонный звонок, я так бы и поступил. Теперь же надо было выжидать.
      Георгий болтал не переставая. Мало того, он крутил головой на триста шестьдесят градусов, успевая оглядеть всех проходивших мимо девушек.
      Я вздохнул. Сосойя Горделадзе, генерал-новичок, не умел подбирать людей. Из всех, кого я успел увидеть, только Кузьмин внушал опасения. В открытом бою я, пожалуй, одолел бы его, но, уступая по физическим данным, Кузьмин компенсировал это хитростью. Он действительно был хитер. Хитер и опасен, словно камышовый кот. Или как рысь.
      Мы вышли через зал ожидания к билетным кассам «Аэрофлота». Иногда мне приходилось отвлекаться, чтобы ответить на очередной вопрос болтуна Георгия. Меня раздражал словесный понос вообще, от кого бы он ни исходил, но слушать трепотню врага оказалось во сто крат труднее. Тем не менее я не подавал виду, что раздражен. Напротив, даже улыбался.
      – Так вы, значит, служили в спецназе? Класс! – Георгий восхищенно прищелкнул языком. – Вот Теймураз тоже в армии служит, – сравнение показалось ему забавным, и он засмеялся. – Нет, ну правда… Что может быть лучше, чем друзья по отделению, а?
      Я внимательно взглянул на него, пытаясь понять: действительно ли парень идиот или только хочет им казаться? Лицо Георгия было безмятежно-радостным, и я решил, что, скорее всего, он идиот.
      – Правда, а? – Брюнет едва доставал меня до плеча и, чтобы увидеть мою реакцию, ему приходилось чуть ли не подпрыгивать. – Ну да ладно.
      Они остановились возле билетной кассы, и Теймураз подал в окошечко два паспорта. Билеты оказались забронированными.
      Георгий посмотрел снизу вверх на нас и, улыбнувшись, добавил:
      – Счастливого пути, ребята. Берегите себя. «Он точно идиот», – теперь уже с уверенностью подумал я.
      – Да, кстати, – Георгий выудил из кармана банкноту в пять долларов и сунул мне в карман пиджака. – Попей пивка в Москве. Куда тебе торопиться-то, в самом деле? Опять же, телка подольше поживет.
      Я улыбнулся. Ласково и дружелюбно. Будь здесь кое-кто, они бы, увидев эту улыбку, тут же посоветовали бы брюнету купить билет на ближайший рейс и уматывать куда-нибудь подальше. Желательно на другую сторону Земли. В Новую Зеландию, например, но даже и там спрятаться получше. Но Георгий не знал, что означает такая моя улыбка.
      Так вот, я улыбнулся. Тепло, но с некоторым сочувствием и, еле заметно покачав головой, спокойно констатировал:
      – Ты славный парень, Георгий. Смешной. Ты мне нравишься…
      Георгий широко заулыбался. Я продолжил свою мысль:
      – И поэтому я убью тебя последним. Теймураз взял меня за локоть и грубо подтолкнул меня.
      – Ладно, пошли, – тон его изменился. Теперь в нем слышалось напряжение. Настороженность. Готовность в любой момент кинуться в драку. Хотя дурацкая улыбка так и не исчезла.
      – Ну, пока, ребята.
      Георгий растерянно смотрел нам вслед. Он видел, как мы прошли контроль», предъявив билеты молоденькой служащей, затянутой в форму работников «Аэрофлота», выгодно подчеркивающую все достоинства ее фигуры. Затем вышли в сопровождении стюардессы к автобусу, который повез нас к самолету.
      Войдя в салон самолета, я огляделся. В целом дальнейший план действий уже сложился у меня в голове. Важно было уйти от соглядатая прежде, чем самолет закончит разбег. Скорее всего – убить.
      Молоденькая приветливая стюардесса, улыбаясь так, словно перед ней стоял Хазанов, поинтересовалась:
      – У вас есть багаж?
      – Нет, только это.
      Теймураз не оценил юмора. Улыбка – первый раз, ну надо же! – сползла с его лица и, буркнув: «Если ты еще раз распахнешь пасть, я тебе ее навсегда закрою», – он отвернулся.
      Не торопясь, спокойно, я шел следом за Теймуразом и думал, что через несколько минут этого человека не станет. При всем при том, что мне пришлось убить уйму людей в Афганистане, я ни разу серьезно не считал, что убиваю людей. Я «выводил из строя» противника, чаще всего вооруженного, и никогда не жалел об этом. Вот и сейчас мне предстояло уничтожить врага. Но все-таки Теймураз был безоружен. Вот если бы он наставил на меня автомат, пистолет или, на худой конец, нож, я убил бы его, мгновенно, fee задумываясь. Это просто, как выпить стакан газированной воды…
      Как только мы прошли к своим местам, Теймураз полез к иллюминатору. Он с довольным видом посмотрел через стекло на здание аэровокзала и кивнул.
      Меня это немного позабавило. Скорее всего, решил я, парень уже представляет себя в одном из московских ресторанов в окружении привлекательных блондиночек. Наверное, так оно и было бы, если б у меня не было своих планов. И по этим планам выходило, что и Теймураз, и чокнутый Сосойя Горделадзе окажутся под ножом патологоанатома в течение двух-трех суток.
      Больше всего меня пугало то, что салон был битком набит пассажирами. Свернуть шею Теймуразу в буквальном смысле при такой ораве было бы неосмотрительно. Но у меня не было выбора.
      Внезапно для своего соседа я сделал выпад локтем в челюсть Теймуразу и, обхватив голову соглядатая, одним движением сломал ему шею. Теймураз конвульсивно дернулся и, если бы я не сжал ему рот, захрипел бы. Но вот он судорожно выпрямился, заваливаясь на меня, а соседи встревоженно пялили на нас глаза…
      – Не беспокойтесь, у моего брата приступ эпилепсии, – соврал я, – я просто дал ему успокоительное. Сейчас схожу за стюардессой.
      Корпус самолета мелко дрожал, двигатели разогревались.
      Стюардесса сбросила с лица приторную маску деланной ласковости и забрюзжала, увидев меня:
      – Что вы ходите туда-сюда? Садитесь на свое место и пристегните ремни. Сейчас взлетаем…
      – Меня уже тошнит… Дайте мне бумажный мешок, где здесь туалет… – и я сжал губы, как будто то, чего я хотел избежать, уже случилось.
      Стюардесса брезгливо прижалась к сиденьям, пропуская меня в хвостовую часть самолета, я ринулся к туалету. Быстрее, быстрее! В туалете я долго не задержался. Выглянув, заметил, что стюардесса продвигается по салону дальше. В любой момент она может оглянуться. Но выхода не было. Я рванул в хвостовую часть самолета к багажному отделению. Вот надпись «грузовой отсек». Дверь открыта, отсек плотно уставлен чемоданами, сумками, ящичками со свежим виноградом. Лавирую меж этого барахла, ползу поверх всего и оказываюсь у переборки. Неужели она окажется более прочной, чем я предполагаю? Вцепляюсь обеими руками в обшивку и рву изо всех сил на себя. Неудача! Тогда, согнувшись дугой, резко выбрасываю ноги вперед. Раздается громкий, раздирающий барабанные перепонки треск. Заглядываю в образовавшуюся дырку, а там… Там оказываются створки шасси. Прямо перед моими глазами с сумасшедшей скоростью летит бетон взлетно-посадочной полосы. Стойка шасси, поблескивая отполированными боками, уходит вниз, перетекая в бешено вращающийся круг – колеса!
      То, что нужно. Только это еще не все! Надо, чтобы хохотун Георгий уже ушел, проводив разгоняющийся самолет глазами. Если он из праздного любопытства станет наблюдать взлет, и «засветит» меня, все мои старания пойдут коту под хвост.
      Но, что сделано, то сделано. Я обхватил руками стойку и легко соскользнул вниз. Нащупав ногами крепежную раму, я встал на нее и чуть пригнулся. Теперь мне была видна вся полоса и расстилающиеся за ней заросли. Они надвигались с фантастической скоростью, больше напоминая сплошную зеленую стену. Такой вид наверняка открывается из кабины автомобиля водителя за несколько секунд до катастрофы.
      Ветер хватал и бил меня, стараясь сбросить с шаткой платформы, лишить и этой ненадежной опоры, швырнуть на бетон, а еще хуже, вбросить в вертящиеся шасси, казалось, жадно тянущиеся ко мне своими убийственными катками-колесами.
      В какой-то момент я испугался. Нет, не струсил, а именно испугался того, что из-за убийцы-ветра не смогу верно рассчитать прыжок.
      Самолет еле заметно дрогнул и вдруг оторвался от земли. Я не раз видел, как самолет поднимается в небо, но впервые у меня появилась возможность наблюдать это, стоя на шасси.
      Земля провалилась вниз, и я разглядел под собой голубоватое пятно воды, затесавшееся в зеленую тростниковую массу. Видимо, ее намыло ливнями, прошедшими неделю назад. Если бы угодить туда! Плохо то, что не могу сделать поправку на ветер. Слишком велика была скорость взлетающего лайнера. Шасси дернулись. Я понял: еще секунда-другая, и они начнут убираться в корпус. Прыгать нужно сейчас, времени на раздумья больше нет. Из тростника появилось очередное озерцо. Сверху оно показалось мне совсем крохотным, просто лужей. Попытка попасть в него с этой высоты была таким же безумием, как броситься на разъяренного слона с хоккейной клюшкой.
      А был ли у меня выбор? Даже если б я решился отказаться от задуманного, меня все равно раздавило бы о стенки отсека шасси.
      Я отпустил руку и передвинулся влево, стараясь выбрать наиболее удобную для прыжка позицию.
      Озерцо плыло навстречу. Или все-таки это была неглубокая лужа? Я дождался, пока оно чуть подплывет, и, резко толкнув ногой стойку уже начавшего складываться шасси, отделился от самолета. Рев двигателей устремился вверх.
      Я сгруппировался, как обычно делал это при прыжке с парашютом, сжал колени, чуть согнул ноги, приготовился к, удару.
      Упал я возле самого берега. Озерцо приняло меня, поглотив, укрыв с головой. Да, оно действительно было неглубоким, но дно было затянуто многолетним слоем ила. Грязь поглотила удар, смягчила посадку. Вода доходила мне до груди. Я начал пробираться в заросли тростника. Подняв руки, я произнес хвалу неизвестно кому.
      До Москвы достаточно долго лететь, скорее всего, с промежуточной посадкой или даже пересадкой. Но если за это время я не спасу Людмилу, мне придется просто перебить всю банду. Правда, банду придется перебить в любом случае. Они никогда не смирятся с тем, что я уже сделал.
      Первым делом я выкрутил мокрую одежду и почистился от грязи. Пиджак Теймураза, в котором мне пришлось быть, чтобы скрыть рваный рукав тенниски, пришлось вышвырнуть. Он был на таком ватине, что не высох бы и за три дня. В мокром пиджаке я выглядел бы подозрительно.
      Теперь мне следовало во что бы то ни стало добежать до взлетно-посадочной полосы. Потом найти Георгия. С ним окажется проще найти логово генерала Сосойи.
      Когда я приблизился к цели, то увидал, что справа шла машина, предназначенная для уборки полос. Обычная служебная машина с бочками в кузове.
      Я подождал, когда машина окажется между мной и зданием аэровокзала. Затем побежал ей наперерез. Руки мои двигались словно поршни мощного паровоза. Собственно, я сам и был машиной. Настоящей боевой машиной, предназначенной для ведения войны.
      В считанные секунды я догнал машину, подпрыгнул и вцепился в борт. В кузове в бочках булькала белая краска. Она была разлита и на дне кузова. Я подумал, что если измажусь, то превращусь в белую ворону. Но сейчас, по крайней мере, я невидим Георгию, если тот все еще находится в здании аэровокзала и глазеет на взлетно-посадочную полосу. Я надеялся, что если даже весельчак и видел мой прыжок в тростник, то подумал, что я непременно погиб. Да и мне самому в тот момент казалось нереальным, что я остался живым после такого падения. Я считаю подобные случаи не только везением, но и результатом точного расчета. И опыта. Сколько раз мне приходилось на тренировках прыгать из бешено мчащегося автомобиля? Может, потому и на этот раз мне удалось избежать гибели или увечья.
      Сбоку возникли подсобные строения аэровокзала. Выбрав момент, я выскользнул из кузова и укрылся за невысоким кирпичным зданием. Потом я добрался до забора, который был сделан из бетонной решетки. Перебраться через нее было делом минуты. Дальнейшее не представляло проблем. Спустившись по ступенькам к запасному боковому входу в здание аэровокзала, я перебрался через невысокое ограждение, миновал узкий коридорчик и. оказался в зале ожидания.
      Он был забит людьми. Все спешили улететь, напуганные событиями недельной давности. Каждому хотелось, чтобы не пропал билет. Люди толпились в здании аэровокзала, чуть ли не падали в обморок от духоты, но самолетов не было. Или не было горючего. Или летчики требовали дополнительной оплаты. Тут царила полная демократия.
      Я отчаянно протискивался в толпе, вращая головой, как утка-вертишейка, стараясь высмотреть Георгия. Дело осложнялось тем, что я не мог открыто расхаживать по аэропорту, и виной тому была не только рваная тенниска.
      Особое внимание я уделил телефонам-автоматам. Именно там может оказаться Георгий. А если нет? Скорее всего, он уже успел позвонить и сообщить своему любимому генералу о том, что я вылетел. И уехал. Но если он любит бросаться пятидолларовыми купюрами, то он торчит рядом в ресторане. И это его погубит.
      Выйдя на улицу, я заметил вывеску ресторана. Решительным шагом направился туда. Так и есть. Как только я зашел в ресторан, прикрывшись газетой, которую поднял с тумбы, на которой покоился чей-то бюст, то увидал Георгия. Он сидел за столиком и безмятежно беседовал с «зубатой» девушкой, своим выражением лица напоминавшей белку. Перед ними стояла бутылка шампанского, а в высоких бокалах янтарного цвета весело играли пузырьки.
      – Шампанское пьешь? – пробормотал я. Мне захотелось пройти прямо сейчас в зал, взять бутылку со стола и оглушить ею негодяя. Но я контролировал чувства. Я всегда контролирую чувства. Нельзя быть профессионалом – и не контролировать чувств. Только дети не умеют этого делать. И некоторые взрослые, которые тоже дети.
      Мне было неудобно вести наблюдение, прикрывшись тут газетой, поэтому я решил поменять место дислокации. Удобнее наблюдать с улицы, через открытое из-за духоты окно. Даже издалека я увижу, когда Георгий покинет свое место, а уж пропустить его при выходе из ресторана я никак не смогу.
      Я быстро перебрался на новую позицию и, делая вид, что занят чтением, внимательно наблюдал за Георгием. Только бы он поскорее закончил свой обед, ужин, или что там у него? Сам я не чувствовал ни жажды, ни голода. Те перехваченные утром крохи еды были на сегодня достаточной пищей. Вспомнилось, как на тренировочных сборах нас забросили под Рязанью в лес, дав задание за сутки выйти по азимуту к назначенному пункту. Там нас ждал шикарный обед. Но это была проверка на жадность. Половина группы сутки маялась животами.
      Я смотрел на хитро-злобное крысиное выражение лица противника, нет, точнее, уже жертвы, и думал о том, что или нарочитая расхлябанная нагловатость этого субъекта, или его лишенная смысла речь так завораживающе действуют на девушку, похожую лицом на белку. А может, то и другое вместе? В комплексе. Хотя истина в ином, и дама просто зачангалила, как говорят абхазцы, кавалера, и попытается выжать его как лимон. Но с такими зубами вряд ли девушка – «жрица любви». Она простушка, которая рада отдаться за фужер шампанского. Но это их дела, меня не касаются.
      И тут я увидел, как возмущенная какой-то выходкой Георгия, дама встает и стремительно выходит из ресторана. Это поразило меня. Обрадовало. Не все коту масленица. Есть же и честные девушки. Но, мало того, девушка направилась прямо ко мне. К счастью, она свернула к краю площади и села в автомобиль – видавшую виды «Ниву». Если бы я увидел инопланетянина, то удивился бы меньше – она села за руль и начала заводить двигатель.
      Тем временем из ресторана вихляющей походкой вышел Георгий. Он дергался, словно его суставы были на шарнирах. Он так звонко щелкал пальцами, что это щелканье слышал и я. И, несомненно, парень направлялся к девушке. А что, если…
      Георгий действительно подошел к девушке в автомобиле и, наклонившись, что-то ей сказал.
      – Хам, нахал! – крикнула девушка в ответ, чем еще больше развеселила Георгия.
      Георгий сел в раздолбанную «Волгу», двигатель взревел, и автомашина зашипела шинами по раскаленному асфальту. Он уезжал, а я оставался! Что делать?
      Внезапно меня осенило.
      Девушка-белка! Вот и выход. Я скомкал газету и быстро подошел к «Ниве». На расспросы и уговоры просто не было времени. Я открыл дверцу автомашины, закрыл правой рукой рот девушке, второй рукой обхватил тело поперек груди и хриплым от волнения голосом прошептал ей в ухо:
      – Не двигаться! Я не причиню вам зла! Отодвиньтесь в сторону…
      – Но вы же сказали «не двигаться»! – испуганно возразила девушка, как только я дал ей возможность дышать и говорить. Она не подумала, что я могу от этих слов улыбнуться. Но девушка была так испугана, что мне показалось, будто ее сейчас вытошнит. В мои планы не входило пугать ее, мне требовалась ее помощь. Даже и не добровольная. А если она способна в минуту опасности иронизировать, то одно это заслуживает уважения. Я принял фразу за проявление мужества.
      Если бы у меня было время, я смог бы уговорить незнакомку помочь мне, но на это ушли б драгоценные минуты. Георгий успел бы скрыться в неизвестном направлении. Кстати, неизвестно, согласилась бы девушка быть помощником такому типу, как я: в испачканной илом тенниске.
      Вот почему я не стал затевать беседу, а предпочел воспользоваться наиболее простым и быстрым способом. Принуждением. Кто-то назовет это насилием, но меня не волновало, как пижоны станут классифицировать то, что я делаю. Речь шла о жизни человека, ставшего мне очень близким: Людмилы.
      Я втиснулся в кабину, перелез через сжавшуюся в комок «белку» и сказал:
      – Садитесь за руль, быстро! Вам придется делать то, что я скажу.
      – Послушайте, – голос девушки дрожал. Ее действительно могло стошнить от страха. – Послушайте, у меня ничего нет. Я могу отдать вам деньги, кольца, паспорт отдам…
      – Мне не нужны деньги и ваш паспорт, – ответил я. – Делайте то, что я вам говорю, и все будет нормально. Поезжайте за той черной «Волгой». Старайтесь не упустить ее из виду.
      – Я так и подумала… – вздохнула она и включила зажигание. Что она подумала, было не совсем ясно, но я не стал ничего выпытывать.
      Тем временем я опустил спинку сиденья так, что меня почти не было видно.
      «Нива» тронулась и покатилась по площади. Я боялся, что много упущено времени. Возможно, Георгий успел проехать несколько километров. Конечно, если он не гонит, как сумасшедший, или не свернул куда-нибудь, то мы вполне можем догнать «Волгу» – дорога-то одна.
      Уже начали сгущаться сумерки, небо окрасилось в лилово-багряные тона. Я и не заметил, как наступил вечер. Мягкий и теплый. Как раз такой, какой нам нравился с Людмилой. Мы тогда ставили кресла на террасе и лежали до тех пор, пока в небе не начинали загораться удивительно крупные звезды. Людмила начинала рассказывать о себе, и это мне дико нравилось. Я считаю подобное занятие высшей формой доверия. К тому же, это рациональная форма проведения времени. Узнаешь о человеке все, всю его подноготную. Сам же молчишь, или фантазируешь на тему легенды, согласно которой живешь.
      Людмила рассказывает мне о своей жизни, а вокруг живет своей жизнью абхазская теплая ночь. Вообще, ночь для меня – самое безопасное время. Я люблю ночь. Это время хищников. И людей, которые добровольно приняли их обличье. Или вынуждены его принять.
      – Вы не тронете меня? – спросила девушка. Вероятно, она задала этот вопрос, увидев на моем лице оскал, поскольку мысли мои были заняты разработкой плана мести похитителям Людмилы. Я думал о хищниках, о том, как они впиваются зубами в тела своих жертв. Но эта девушка не была жертвой.
      – Вы считаете себя достаточно соблазнительной, чтобы вас кто-нибудь тронул? – хмуро и несколько грубо, вопросом на вопрос, ответил я, чтобы успокоить девушку.
      – Нет, я не в том смысле… Вы не убьете меня? – девушка явно обиделась на то, что ее считают отнюдь не соблазнительной. В ней, естественно, говорила женщина. Она ставила «честь» быть соблазненной даже выше жизни. Правда, была разница в способах соблазнения. Думаю, только ненормальным нравится быть соблазненным под угрозой.
      – Ни в коем случае, – спокойно ответил я и отрицательно покачал головой, не переставая, следить за дорогой в поисках широкого багажника «Волги» с блестящими, немного проржавевшими бамперами.
      То ли мой вид, то ли спокойный тон придал моему шоферу решимости. «Белка» мрачно проронила:
      – Вы бы не сказали мне.
      – Чего? – я не понял.
      – Я говорю, что даже если б вы собирались меня убить или изнасиловать, то все равно не сказали бы…
      – Сказал бы.
      – Правда? – Она с такой надеждой взглянула на меня, что я едва не расхохотался. Но этого я себе не мог позволить, поскольку после того она просто нажала бы на тормоза, решив, что происшедшее – дурацкий розыгрыш. Она уголками глаз следила за моими движениями. Чтобы не напугать ее еще больше, я старался поменьше двигаться.
      – Доверьтесь мне, – говорил я, неотрывно следя за дорогой, – доверьтесь мне и не упустите ту машину. Черную «Волгу».
      «Волга», теперь маячащая далеко впереди, вдруг шустро свернула направо и, набирая скорость, начала обгонять одну машину за другой. Георгий решил порезвиться, нарушая правила дорожного движения. Девушка нерешительно нажала на педаль газа и прибавила скорость.
      – Давай смелей! Смелей, но осторожней! – приободрил я девушку. Та с силой нажала на акселератор, «Нива» рванула вперед, а поскольку впереди идущие машины подались немного влево, шарахаясь от первого обгонщика, то очень скоро «Волга» снова оказалась на виду. Я по достоинству оценил умение водить машину, похвалив девушку:
      – Молодец!
      Это продолжалось всего несколько секунд, но обгон ее взбодрил, придал уверенности в собственных силах, и она решилась задать вопрос:
      – Может, ты теперь объяснишь мне, в чем дело? Или, по-твоему, я специально купила машину, чтобы катать тебя по вечерам?
      Я удивленно посмотрел на девушку, и ей снова стало не по себе. Она, наверное, немного читала по глазам.
      – Меня подставили. Подставили подлым образом. Так вот. Если я не сделаю то, что сейчас делаю, они убьют человека.
      Я не лгал. Не сказал, конечно, всей правды, но и не лгал.
      – Я не могу вас понять. При чем тут я? Почему я должна вам помогать? Кто вы? Кто тот наглый парень, которого мы догоняем?
      Честно признаться, эта девушка начинала нравиться мне все больше и больше. Держалась она молодцом. Да и вряд ли можно ожидать от перепуганного человека, что тот бросится объясняться в любви собственному похитителю. Хотя… Не так уж она и напугана.
      Начались крутые повороты. Виражи. Следить за «Волгой» стало сложнее.
      О чем сейчас думает Георгий? О пиве, о деньгах, о женщинах? Или о козах, которых он может пасти на горных склонах и быть счастливым? Я бы всех преступников заставлял бы пасти коз. Или овец. А лучше всего – слонов. Со слонами нельзя быть жестоким. Сразу отучат.
      Тем временем показались огни города. Мы въехали на освещенные улицы. Георгий подъехал к мрачному и неосвещенному зданию то ли театра, то ли университета, и припарковал машину.
      – Что это за здание?
      – Я тоже не местная, – ответила незнакомка. – Знаю только центр…
      Но Георгий в здание не вошел, а прошелся через улицу к ярко освещенному зданию универмага. Да, так оно и будет. Георгия обнаружат продавщицы, где-нибудь среди вешалок. Я схватил девушку за руку.
      – Извини, тебе придется пойти со мной. Быстрее!
      Девушку, кажется, снова чуть не начало тошнить от страха. Едва я предложил ей сделать очередной шаг, она побелела, как мел, и перестала понимать происходящее. Трусиха. Она от страха может попытаться вырваться и побежать, вопя во все горло, призывая на помощь. И тут неожиданно она сказала:
      – Послушай, парень…
      Голос ее дрожал и теперь уже звучал без той бравады и злости, которая проявлялась совсем недавно на дороге…
      Я не дал ей договорить.
      – Пойдем. – Мой голос был сухим и твердым. – Скоро я тебя отпущу, но сейчас ты пойдешь со мной. Ключи оставь в машине.
      Возражения девушки не производили на меня никакого впечатления. Эта девушка была нужна мне, и я заставил бы ее поступать так, как нужно мне, пусть даже и не без физического нажима.
      Как хорошо, что этого не потребовалось! Но ее сильно напугало то, чего я требовал. Особенно, чтобы ключи остались в машине. Это ее просто парализовало. Но, очевидно, она решила пожертвовать машиной ради собственной жизни.
      Девушка вздохнула и вышла из машины. Мы пересекли улицу, и девушка направилась было к центральному входу.
      – Не туда, – скомандовал я. – Это слишком рискованно. Мы войдем через другую дверь.
      И мы пошли к боковым дверям. Сквозь огромные витрины было видно, как Георгий, небрежно облокотясь на прилавок, разговаривает с молоденькой, совсем еще девчонкой, продавщицей. Потом он медленно пошел по первому этажу, пялясь на витрины и полупустые стеллажи. Вот он остановился, начал перекатываться с пятки на носок и обратно. Он отчего-то немного нервничал, точно! Только вот по каким причинам? Или чувствует нависшую над ним смертельную угрозу? Пусть он не профессиональный разведчик, не десантник, но предчувствие смерти или смертельной опасности, может быть, наверное, почти у любого человека, даже у слюнтяя.