Если же и бывали какие-нибудь истории[…]
то мы тогда ничего об этом не знали.– Гончаров имеет в виду арест в июне 1831 г. участников кружка Сунгурова, из которых 12 человек были приговорены военным судом к смертной казни, замененной затем каторгой и солдатчиной, начатое тогда же дело о Шанявском, обвинявшемся в желании бежать в Польшу «для присоединения к мятежникам», исключение в сентябре 1832 г. Белинского, следствие по делу Фадея Заблоцкого (позднее видного польского поэта) и его товарищей, начатое в июне 1833 г. и закончившееся четыре года спустя приговором к каторжным работам, замененным «главным государственным преступникам» солдатчиной, и т. п.
К стр. 204.
ДвигубскийИ. А. (1771-1839) – профессор естественной истории, доктор медицины. В Московском университете читал технологию, физику и ботанику. С 1826 по 1833 г. был ректором.
К стр. 205.
…С. М. Голицын– попечитель Московского учебного округа, мало занимавшийся делами университета. Голицын председательствовал в следственной комиссии по делу Герцена и его товарищей (см. II часть «Былого и дум»).
…А. Н. Панин(1791-1850) – был назначен в 1830 г. чиновником особых поручений при князе С. М. Голицыне. По свидетельству современников, он был очень деспотичен и груб со студентами (
Вистенгоф, Из моих воспоминаний, «Исторический вестник». 1884, май).
К стр. 206.
КаченовскийМ. Т. (1755-1842) – писатель, критик и историк, создатель так называемой «скептической школы» в исторической516 науке. Белинский сочувственно отзывался о Каченовском-историке, об его «умном скептицизме в деле русской истории» (В. Г.
Белинский, Полн. собр. соч., т. XII, стр. 408). Однако крайности скептицизма Каченовского привели его к отрицанию целых исторических периодов, а также подлинности всех памятников древней письменности. Литературная деятельность Каченовского вызывала отрицательную оценку Белинского, указывавшего, что Каченовский «отстал от века, не понимает «современности» (Письма, 1914, т. I, стр. 314).
К стр. 206-207.
«Как мог Карамзин[…]
допустить, чтобы могли быть в обращении кожаные клочки, не обеспеченные никакой гарантией!»– Карамзин в конце первого тома «Истории Государства Российского», отмечая необходимость денег для «торгового народа», писал о том, что в древней Руси «ценили сперва вещи не монетами, а шкурами зверей,
куници белок: слово
«куны»означало деньги. Скоро неудобность носить с собою целые шкуры для купли подала мысль заменить оные
мордкамии другими
лоскуткамикуньими и бельими».
К стр. 208.
Может быть, к этому раздражению много огня прибавлял и известный литературный антагонизм между ним и Пушкиным.– Каченовский отстаивал классицизм и выступал против новой романтической поэзии, сторонником которой был молодой Пушкин. Еще в 1818 г. Пушкин написал первую эпиграмму «На Каченовского». В 1820 г. в ответ на известную рецензию «Жителя Бутырской слободы» о поэме «Руслан и Людмила», опубликованную в журнале Каченовского «Вестник Европы», Пушкин написал ряд эпиграмм, большинство которых не появилось в печати и было известно только в устном распространении. «Хаврониос! Ругатель закоснелый» (1820), «Когда б писать ты начал сдуру» (1820), «Клеветник без дарованья» (1821), «Охотник до журнальной драки» (1824), «Как! Жив еще курилка журналист» (1825), «Словесность русская больна» (1825).
Обращение Каченовского в 1829 г. в цензуру «за защитой» от критики «Московского телеграфа» иронически изложено в статье Пушкина «Отрывок из литературной летописи», высоко оцененной Чернышевским (см. «Очерки гоголевского периода русской литературы»). Эпиграммы Пушкина, опубликованные в 1829 г.: «Журналами обиженный жестоко», «Литературное известие», «Там, где древний Кочерговский», «Как сатирой безымянной», также освещают факты литературной борьбы с Каченовским. «Злой паук» Каченовский является одним из экспонатов «Моего собрания насекомых» Пушкина (1829).517
К стр. 209.
…кто-то (едва ли не Писарев) горько упрекал профессоров, что его долго томили над упражнениями переводов…– Имеется в виду статья Писарева 1863 г. «Наша университетская наука».
К стр. 211. …
профессор
теории изящных искусств и археологииН. И. Надеждин… – Широта научных интересов Надеждина (1804-1856), богатство материала привлекли слушателей. Несмотря на его идеалистические позиции, ряд вопросов эстетики решался им правильно и по-новому. Его лекции оказали большое влияние на Белинского, Станкевича, Герцена. С 1831 по 1836 г. Надеждин издавал журнал «Телескоп» с приложением «Молва», в которых сотрудничал Белинский. В 1836 г. журнал был закрыт за опубликование «Философического письма» Чаадаева, а издатель выслан. Чернышевский видел в Надеждине «одного из замечательных людей в истории нашей литературы», который «дал прочные основания нашей критике… и показал примеры, как прилагать эти принципы к суждению о поэтическом произведении» (Н. Г.
Чернышевский, Полн. собр. соч., т. III, 1947, стр. 140, 163, 164).
ШевыревС. П. (1806-1864) – реакционный поэт, критик, историк литературы. Во второй половине 30-х годов Шевырев становится сторонником официальной народности, а затем и одним из основных сотрудников славянофильского «Москвитянина». О нем см. известный памфлет Белинского «Педант» (1842).
К стр. 213.
ДавыдовИ. И. (1794-1863) – читал в Московском университете курсы латыни, философии, высшей математики и с 1831 г. русской словесности. Слушатели называли его курс «ничто о ничем, или теория красноречия». В 1847 г. был назначен директором Педагогического института. О нем см. памфлет Добролюбова «Партизан И. И. Давыдов во время Крымской войны» (Н. А.
Добролюбов, Полн. собр. соч., т. III, 1936, стр. 5-12).
К стр. 214.
Квинтилиан, Блэр, Баттё… – Квинтилиан(35-95) – известный римский оратор, оставивший труды об ораторском искусстве.
Блэр(1718-1800) – шотландский проповедник и профессор Эдинбургского университета, автор «Курса риторики и литературы» (1873).
Баттё(1713-1780) – французский теоретик искусства.
К стр. 215.
ПогодинМ. П. (1800-1875) – реакционный писатель, публицист и историк, в 40-х годах редактор журнала «Москвитянин». В Московском университете с 1830 г. занимал кафедру всеобщей, с 1835 г. – русской истории. В начале 30-х годов курс Погодина, опиравшегося на изучение конкретного исторического материала, вызвал известный интерес. Вскоре, однако, в лекциях Погодина, видевшего задачу отечественной истории в том, чтобы быть518 «охранительницей и блюстительницей общественного спокойствия», в полной мере проявилась его реакционная идеология.
…одну из своих лекций[…]
назвал: «Перчатка Строеву и Каченовскому».– Основатель русской археологии М. П. Строев (1796-1876), настаивавший на критическом изучении источников, был прямым антагонистом Погодина.
К стр. 219.
Хрии– термин школьной риторики, обозначавший определенную форму построения сочинения.
К стр. 220.
…плюшкинский вопрос Чичикову: не служил ли он в военной службе?– см. «Мертвые души», т. I, глава VI.
К стр. 222.
…история с Герценом и высылка его из Москвы…– В июле 1834 г. Герцен, Огарев и их друзья были арестованы. Поводом к аресту послужило пение антицаристской песни В. И. Соколовского «Русский император» на вечеринке, состоявшейся 24 июня, на которой ни Герцен, ни Огарев не присутствовали. После девяти месяцев тюремного заключения Герцен был отправлен в ссылку в Пермь под надзор местного начальства (см. II часть «Былого и дум»).
На родине
Впервые опубликовано в «Вестнике Европы», 1888, №№ 1 и 2. С незначительными поправками и измененным вступлением, которое в журнальной публикации было дано как извлечение из письма к редактору, включено в девятый, дополнительный, том собрания сочинений Гончарова 1889 г. по тексту которого и печатается. Черновая рукопись, помеченная Гончаровым: «Гунгербург. Август 1887 г.», хранится в рукописном отделе Института русской литературы АН СССР в Ленинграде.
Гончаров работал над этими воспоминаниями летом 1887 г., живя на даче в Гунгербурге близ Усть-Нарвы. Эти воспоминания о симбирской жизни середины 30-х годов представлялись ему вначале «мелкими, пустыми, притом личными, интимными, не представляющими никакого общего и общественного интереса… Не наберешь и десяти страниц для печати…» (см. письмо к А. Ф. Кони от 26 июня 1887 г., т. 8 наст. изд.).
Позже он изменил свою оценку. Гончаров писал родным, посылая им оттиски воспоминаний, что «…не все так написано точь-в-точь, как было на самом деле… Целиком с натуры не пишется… надо обработать, очистить, вымести, убрать. Лжи никакой нет: многое взято верно, прямо с натуры, лица, характеры, например, крестного Якубова, губернатора и других, даже разговоры, сцены. Только кое-что украшено519 и покрыто лаком. Это и называется художественная обработка» (см. т. 8 наст. изд.). Та же мысль высказана в введении.
Герцен характеризует эпоху после разгрома декабристов как время, когда «все передовое и энергическое вычеркнуто из жизни, а дрянь александровского поколения заняла первое место». Гончаров и рисует типические фигуры этой «дряни»: сластолюбивого авантюриста Углицкого (губернатора Симбирска Загряжского), ранее безвестного офицера, получившего губернаторство за верноподданические заслуги на Сенатской площади 14 декабря, его друга Сланцова, чиновников-взяточников Добышева, Янова, приживалок Лину и Чучу и т. п. Бравин также является фигурой типической для провинциального общества, интересы которого не простираются дальше взяток, сплетен и карт. Однако в данном случае гончаров отошел от «натуры»: прототипом Бравина был выделявшийся в этой среде князь М. П. Баратаев, человек широко образованный, лично близкий с многими декабристами.
Возможно, не желая также нарушить цельность изображаемой картины или просто по неосведомленности, Гончаров не противопоставил этим провинциальным чиновникам и обывателям жизнь передовых людей Симбирска. В Симбирске жили родители декабриста Ивашева, получавшие письма из Сибири от него и его жены, в Симбирск часто приезжал поэт-партизан Давыдов, в Симбирск именно в это время был сослан друг Герцена и Огарева Н. М. Сатин.
Гончаров вскользь говорит о жандармском полковнике Сигове, на которого он тогда «смотрел большими глазами», не вдаваясь в «глубины жандармской бездны». Прототипом Сигова является жандармский полковник Стогов, фигура типичная для того времени. Известно, что после расправы с декабристами указом от 3 июля 1826 г. было учреждено III отделение «собственной его величества канцелярии», ведавшее делами «высшей полиции». Россия была разделена на семь жандармских округов, каждый из которых возглавлялся генералом и штаб-офицером, обязанным «вникать в направление умов» и следить как за отдельными лицами, так и за деятельностью правительственных учреждений.
Э. И. Стогов перешел из флота на жандармскую службу и скоро «заслужил» личную благодарность Николая I. В своих мемуарах он самодовольно сообщал об успехах по службе – о подавлении крестьянского бунта, который Стогов именует «фарсом», когда по его приказанию было засечено розгами до смерти тринадцать человек, среди них семидесятилетний старик, о той роли, которую он сыграл в увольнении губернатора Загряжского («Очерки, рассказы и воспоминания Э-ва», «Русская старина», 1878, XII).520 Рассказывая о том, как напугано было губернское общество арестами и ссылками людей, близких не только к декабристам, но даже к масонам, Гончаров приводит в черновой рукописи анекдот, в котором раскрывается отношение писателя к обязательной подписке о непринадлежности к тайным обществам: «Бесполезная и смешная мера! Горбунов уморительно рассказывает, как священник, исповедуя умирающую девяностолетнюю купчиху, между прочим спрашивает, «не принадлежит ли она к тайному обществу». Эта карикатура метко попадает в цель».
Воспоминания Гончарова, в которых изображена типическая картина провинциальной жизни 30-х годов, были встречены сочувственно. Рецензент либеральной «Русской мысли» указывал, что то же самое он наблюдал в 50-х годах и в среднерусской полосе: «То же сонное царство… дремлющее на барском пуховике, то же чиновничество… живущее «безгрешными доходами» и «благодарностями»; те же простота и прекраснодушие на почве нравственного неряшества… то же самое бессознательное негодяйство в 50-х годах, верное изображение которого дал нам гончаров в воспоминаниях о 30-х годах. И над всем этим царит один-единственный страх перед жандармом, порожденный в 30-х годах, как передает Гончаров, 14 декабря 1825 г., в 50-х годах – делом Петрашевского в 1848… Жили все, во всей России именно так, как рассказывает Гончаров, и от его рассказов становится не менее жутко, чем от мрачных картин Щедрина» (1889, № 4, стр. 134). Рецензент либерального журнала неправомерно ставит в один ряд воспоминания Гончарова, при всей их несомненной прогрессивности, с бичующей демократической сатирой Щедрина, разоблачительная острота которой несравненно значительнее.
Реакционная печать («Новое время» и «Journal de St. P?tersbourg») обходила молчанием критическое содержание воспоминаний, отмечая лишь «кристаллическую ясность стиля», «свежесть и силу крупного таланта».
– ---
К стр. 226. «…
еще одно последнее сказанье…» – слова летописца Пимена в «Борисе Годунове» (1825) А. С. Пушкина.
К стр. 237.
Суворов[…]
переходил Альпы… – Речь идет о блестящем итальянском походе русских войск под командованием Суворова в 1799 г. Энгельс оценил суворовский переход через Альпы как «самый выдающийся из всех современных альпийских переходов» (
Маркс и Энгельс, Сочинения, т. XI, ч. II, стр. 13).
К стр. 241.
Энциклопедисты– французские философы, ученые и521 писатели-просветители, объединившиеся вокруг издания знаменитой «Энциклопедии наук, искусств и ремесел» (1751-1780), возглавляемого Дидро и Даламбером. Энциклопедисты выступали против феодально-клерикальной идеологии и тем способствовали подготовке французской буржуазной революции конца XVIII в.
К стр. 245.
Под тайными обществами, между прочим, разумелись масонские ложи.– Масонство – мистическое религиозно-философское общество, возникшее в XVIII в. в Англии и распространившееся во всей Европе, в том числе и в России. Масонская «наука», упражнения в самопознании и самосовершенствовании перерождались в магию и алхимию, в общение с духами и тому подобные квазинаучные мистические бредни. Самостоятельность и таинственность масонских организаций вызвала недоверие к ним и прямые гонения Екатерины II. Демократизация состава русских масонских лож в XIX в., почти поголовное участие в них членов тайных обществ, будущих декабристов, использовавших масонские организации для маскировки своих политических целей и поисков сторонников, – все это привело к окончательному запрещению масонства в России в 1822 г. После событий 14 декабря бывшие масоны подвергались преследованиям.
К стр. 248.
…«впечатленья бытия»…– из стихотворения Пушкина «Демон» (1823).
К стр. 250.
…Белинский[…]
с задором нападали на Пушкина за то, что тот, – пожалев, что «нет князей Пожарских, что Сицких древний род угас»[…]
что теперь «спроста лезут в tiers-?tat».– См. одиннадцатую статью В. Г. Белинского о Пушкине. В кавычках приведены, не всегда точно, строки из отрывка сатирической поэмы А. С. Пушкина «Родословная моего героя» (1833).
…«пружины смелые гражданственности новой»…– из стихотворения Пушкина «К вельможе» (1830).
…он не мог выносить Кукольника[…]
с[…]
теплотой отзывался он о повестях того же Кукольника из петровской эпохи…– см. В. Г.
Белинский, Полн. собр. соч., т. VII, стр. 58-59, 122-124 и 218-223; т. VIII, стр. 174-175, 384-385, и т. X, стр. 488-500.
К стр. 251.
…«строгие ценители и судьи»…– из монолога Чацкого в 5 явлении II действия комедии Грибоедова «Горе от ума».
К стр. 252.
Как прав был Гоголь в своем ответе на упрек, зачем он не вывел в «Ревизоре» ни одного хорошего человека!– В «Театральной разъезде» автор отвечает на упрек в отсутствии положительного героя, что «честное благородное лицо» в комедии «смех».
К стр. 263.
Он так же, как Онегин, помнил и все анекдоты «от522
Ромула до наших дней»– ср. шестую строфу первой главы «Евгения Онегина» А. С. Пушкина.
К стр. 266.
…он жил прежде всего долгами, как отец Онегина…– ср. третью строфу первой главы «Евгения Онегина» А. С. Пушкина.
К стр. 302.
В «науке страсти нежной» он, как Онегин, должно быть, находил «и муку и отраду»– ср. восьмую строфу первой главы «Евгения Онегина» А. С. Пушкина.
К стр. 303.
…вроде мемуаров Казановы…– Итальянский авантюрист XVIII века Казанова рассказывает в мемуарах о своих любовных похождениях.
…в блеске[…]
того «хладнокровного разврата», которым, по свидетельству поэта, «славился» старый век– см. начало четвертой главы «Евгения Онегина» А. С. Пушкина.
Фоблас– герой эротического романа французского писателя Луве де Кувре (1760-1797) «Похождения кавалера Фоблаза» (1787-1790).
СЛУГИ СТАРОГО ВЕКА
Впервые опубликовано в журнале «Нива», 1888, №№ 1-3 и 18, под названием «Слуги», затем, под названием «Слуги старого века», вошло в девятый, дополнительный, том собраний сочинений, вышедший в 1889 г., по тексту которого и печатается. Полная черновая рукопись очерков, датированная маем 1887 г., хранится в Институте русской литературы АН СССР в Ленинграде.
В письме к А. Ф. Кони от 13/25 мая 1887 г. Гончаров сообщал, что «дописывает четвертый и последний портрет» (см. т. 8 наст. изд.). Две недели спустя он писал Стасюлевичу, что для «Нивы» у него «уже все кончено». Позже, 2 августа, Гончаров писал Л. Н. Толстому, что он «начиркал весной, в 14 дней, три-четыре эскиза» для «Нивы». Такая быстрота работы для медлительного обычно Гончарова объясняется тем, что он только обрабатывал ранние записи. Летом очерки подверглись дополнительным исправлениям. В письме к Стасюлевичу от 14 августа Гончаров, между прочим, указывает: «исправлял заготовленное для «Нивы» и исправил».
В августе же 1887 г. Гончаров писал Толстому, что подготовленные «эскизы» он отдал издателю «Нивы» для январских номеров: «Их будет три, четвертый, вовсе негодный, я выброшу за борт». Последний очерк «Степан с семьей» был задержан автором и появился лишь в № 18. Обещая прислать Толстому эти очерки, писатель продолжает: «Я вовсе не за тем пришлю их Вам, чтобы523 услаждать Вас чтением, на что никак не уповаю, хотя Кони и еще два-три «сведущих» человека, которым я читал их, и хвалят, даже превозносят, но я сам уже старый воробей и надежный, верный оценщик, даже эксперт, и на свой счет не обольщаюсь».
Особое значение автор придавал предисловию, что он подчеркнул и в письме к В. П. Острогорскому, критический этюд которого о Гончарове был опубликован в «Деле» в 1887 г.: «В моем предисловии к очеркам я имел в виду, между прочим, и Ваше замечание, а также и других моих критиков по тому же предмету, и старался объяснить причину, почему обходил простой народ молчанием. Надеюсь, что Вы найдете мое объяснение вполне оправдывающим меня в том, что я не затрагивал никогда вопроса о крестьянах, их нравах, быте и нуждах…»
К тому же вопросу Гончаров дважды возвращается в письмах к Л. Толстому (см. письма от 2 августа и 27 декабря 1887 г.).
Кроме того, он указывает в своем предисловии, что даже среди тех, кто профессионально занимается собиранием народных песен, имеются люди, далекие от народа и его интересов. В черновой рукописи этот мотив звучит резче, чем в окончательном тексте: «Эх, господа народолюбцы, jouons cartes sur table!
Без аффектации, пожалуйста!»
Очерки представляют биографический интерес, воссоздавая условия жизни писателя в 1840-е годы.
Гончаров сообщает в письме к родным, что «под именем Матвея» он «изобразил» известного им Филиппа. Тридцатью пятью годами ранее в письмах к друзьям с борта «Паллады» писатель сравнивал Филиппа с Фаддеевым, прислуживавшим ему на фрегате, и подчеркивал, насколько сильнее в последнем проявлялись национальные черты, «костромской элемент», который он сохранял даже в кругосветном плаванье: у Филиппа же от «полонизма… и следов не осталось» («Литературное наследство», № 22-24, стр. 362).
Очерки завершают галлерею образов слуг, созданную Гончаровым (Елисей в «Счастливой ошибке», Авдей в «Поджабрине», Евсей в «Обыкновенной истории», Фаддеев в «Фрегате «Паллада», Захар в «Обломове», Егор в «Обрыве» и др.).
В «Слугах старого века» наиболее значителен образ Матвея, человека, физически и духовно искалеченного крепостным правом.
Либеральные журналы сочувственно откликнулись на новое произведение маститого писателя. Например, рецензент «Вестника Европы», вероятно сам редактор журнала Стасюлевич отмечал в524 очерках «руку мастера, сохранившего на протяжении более полувека те художественные приемы, которые сделали его одним из наследников пушкинской прозы». Особенно внимательно остановился он на образе Матвея, указывая, что, при всех противоречиях этого характера, в нем «преобладает одна черта: жажда воли, доходящая до страсти» (1889, № 4).
Реакционная газета «Новое время» отмечала «яркость и законность» первых двух набросков.
Критик демократического лагеря Шелгунов в «Очерках русской жизни» отмечает несозвучие эпохе этого произведения, первоначальные зарисовки которого сделаны несколькими десятилетиями ранее: в конце 80-х годов такие очерки «могут пойти только в «Ниве». Для Шелгунова наиболее ценным в очерках является «авторская исповедь», как он называет предисловие. Постановка темы в «Слугах» кажется ему мелкой и несовременной, он воспринимает эти очерки как «сатиру на лакеев» («Русская мысль», 1888, № 6).
Салтыков-Щедрин в это время продолжал писать «Пошехонскую старину», и в марте 1888 г., после двухмесячного перерыва, в «Вестнике Европы» появилась восьмая глава хроники, «Тетенька Анфиса Порфирьевна», с огромной силой разоблачающая ужасы крепостничества. По воспоминаниям Пантелеева, Щедрин прямо противопоставлял свое отношение к теме гончаровскому: «Вот я ему покажу настоящих слуг прошлого времени» (Л. Ф.
Пантелеев, Из воспоминаний прошлого, «Academia», 1934, стр. 529).
– ---
К стр. 325.
Апокалипсис– раннехристианское мистическое произведение, в котором излагаются «откровения» (апокалипсис – по-гречески – откровение), фантастические видения о судьбах мира и человечества.
К стр. 327.
«Юрий Милославский»– см. прим. к стр.
.
К стр. 329.
Плещут волны Флегетона[…]
Из Аида бога мчат…– Начало стихотворения Пушкина «Прозерпина» (1824). Флегетон в греческой мифологии – огненная река, окружающая подземное царство.
Тартар– темная бездна, так же отдаленная от земли, как земля от неба.
Плутон– бог подземного мира, «царства теней», аида.
Пелион– гора в древней Греции.
К стр. 347.
…«и денег и белья моих рачители…»– неточная цитата из «Послания к слугам моим…» (1763) Ф. И. Фонвизина.
«Иных уж нет, а те далече»– см. последнюю строфу восьмой главы «Евгения Онегина» А. С. Пушкина.
К стр. 362.
Тогда действительно в высших сферах был затронут525
этот вопрос. Но наступившие политические события в Европе отодвинули его на второй план.– Вопрос об освобождении крестьян стал на очередь дня сразу же после восстания декабристов. Особый секретный «Комитет 6 декабря 1826 г.» при всем своем страхе перед крестьянской революцией не ставил, однако, вопроса о полном уничтожении крепостного права, а требовал лишь частичных преобразований. Даже отдельные предложения «Комитета 6 декабря», а вслед за тем еще восьми секретных комитетов, ограничить в какой-то мере помещичьи права не отвечали требованиям крепостнического большинства. Европейская революция 1848 г. обострила правительственную реакцию в России. В речи петербургскому дворянству 21 марта 1848 г. царь объявил, что дворянское землевладение «вещь святая», а самая мысль об ограничении крепостного права «нелепа» и «безрассудна». И все же «сила экономического развития, втягивавшего Россию на путь капитализма», заставила помещиков в 1861 г. согласиться на «освобождение» крестьян; несмотря на грабительский, крепостнический характер крестьянской реформы, она явилась «шагом по пути превращения России в буржуазную монархию» (В. И.
Ленин, Сочинения, т. 17, стр. 95).
ПО ВОСТОЧНОЙ СИБИРИ
Впервые опубликовано в журнале «Русское обозрение», 1891, № 1, по тексту которого и печатается. Неполные копии очерка с поправками и вставками Гончарова хранятся в рукописном отделе Института русской литературы АН СССР в Ленинграде.
Очерк «По Восточной Сибири» – последнее произведение Гончарова, опубликованное при жизни.
Тематически очерк примыкает к «Фрегату «Паллада», дополняя повествование о кругосветном путешествии главой о пребывании в Якутске и Иркутске. Гончарову пришлось задержаться в Якутске в связи с болезнью, явившейся следствием тяжелого пути из Аяна в Якутск, который описан в одной из последних глав «Фрегата «Паллада», а также в письме к Майковым от 14 сентября 1854 г. («Литературное наследство», № 22-24, стр. 415-416).
Восточная Сибирь при царизме была местом ссылки. Однако в очерках «Фрегат «Паллада», написанных в годы усилившихся цензурных гонений, нет упоминаний о ссыльных революционерах. В настоящем очерке Гончаров пишет и о своем посещении декабристов, и о «государственном преступнике» Петрашевском, и даже приводит стихи Рылеева о Якутске, чего в 50-е годы цензура не пропустила бы.526 Тема очерка уже не путешествие, а якутское и иркутское общество. На первом плане стоят две фигуры: Иннокентия, архиепископа якутского, алеутского и курильского, и генерал-губернатора Восточной Сибири (с 1847 по 1861 г.) Н. Н. Муравьева.
Иннокентий (Иван Евсеевич Павлов-Вениаминов, 1797-1879) в течение сорока пяти лет был священником, а затем архиепископом в самых отдаленных и суровых районах России, ему принадлежат также географические и этнографические «Записки об островах Уналашкинского отдела» (1840). Впервые Гончаров дает характеристику Иннокентию в письме Майковым, написанном в январе 1855 г., то есть сразу же после первого знакомства с архиепископом: «Тут бы увидели русские черты лица, русский склад ума и русскую коренную, но живую речь. Он очень умен, знает много и не подавлен схоластикою, как многие наши духовные, а все потому, что кончил учение не в академии, а в Иркутске и потом прямо пошел учить и религии и жизни алеутов, колош, а теперь учит якутов. Вот он-то патриот. Мы с ним читывали газеты, и он трепещет, как юноша, при каждой счастливой вести о наших победах» – имеется в виду ход событий Крымской войны («Литературное наследство», № 22-24, стр. 420).
Гончаров, всегда противопоставлявший бездействующим обломовым предприимчивых и деятельных работников, высоко оценивает Н. Н. Муравьева (1809-1881). Это «человек бодрый, энергичный, умный до тонкости и самый любезный из русских людей, – пишет Гончаров в том же письме к Майковым. – […] Имя его довольно популярно у нас: все знают, как сильно и умно распоряжается он в Сибири, не секрет уже и то, что он возвратил России огромный и плодоносный лоскут Сибири по реку Амур включительно» (там же). П. А. Кропоткин, служивший в те годы в Сибири, в «Записках революционера» также рассказывает об уме и «обаянии» Муравьева, отмечая в то же время, что этот сторонник «крайних мнений», «не вполне удовлетворявшийся демократической республикой», был «деспотом в душе» (изд. «Academia», 1933, стр. 111).
Этим положительным отзывам противостоит несравненно более справедливая оценка генерал-губернатора Восточной Сибири, принадлежащая вольной русской прессе. «Колокол» писал в 1860 г. о «тиранстве сибирского Муравьева». Такую же характеристику Муравьева мы находим в переписке декабриста Завалишина («Русская старина», 1881, №№ 9 и 10) и в письмах Петрашевского (см. «Голос минувшего», 1915, №№ 1, 3, и 5, «Петрашевцы в воспоминаниях современников», 1926, стр. 139-143, В. Лейкина, «Петрашевцы», М. 1924, стр. 82-83), где приведено немало фактов произвола Муравьева.527 Попытки выступить против колонизаторских методов освоения Амура, против разорения местных жителей, деспотизма и бесконтрольной власти Муравьева привели к тому, что петрашевец Львов был уволен со службы в Главном управлении Восточной Сибири, а Петрашевский выслан из Иркутска в глухую деревню.
Гончарову была доступна только внешняя, парадная сторона заселения Амура, и он принял за чистую монету игру губернатора в либерализм.
«Величавым, колоссальным патриотам», как называет Гончаров Иннокентия и Муравьева в цитировавшемся выше письме, он противопоставляет бездеятельность и чиновничью ограниченность якутского губернатора П. П. Игорева, образ которого нарисован в сатирических тонах.
В очерке показана не только чиновничья верхушка местного общества, но и политические ссыльные. В черновике есть вставка, вписанная рукой Гончарова, но не вошедшая в окончательный текст, в которой охарактеризован декабрист Волконский: «…князь-декабрист В. как будто застыл государственным преступником. Он шлялся в нагольном тулупе по базарам, перебранивался с ссыльными на поселение или просто с жителями. «Варнак» – нередко слышалось брошенное им или обращенное к нему весьма употребительное в России бранное слово. Он делал это из чудачества.
Как вы думаете, о чем просил меня этот неисправимый декабрист на прощанье: «Не возите нам ничего другого, – сказал он, – только запрещенных книг». – «Как! – сказал я ему на это смеясь, – так вы полагаете, что и я поеду по той же дороге…» – «Нет, нет, – горячо возразил он, – вы поедете, ежели поедете, так в качестве губернатора».
Каков радикал!»
