- Что такое? - спросил Иван Савич.
      . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
      . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
      После этого вечера Иван Савич решился прийти и не в четверг. Его встретили градом упреков и в то же время сняли со стула шаль и ридикюль, чтобы очистить ему место. Он повторял эти визиты в неделю раз, потом чаще и чаще. Прием всегда был одинаковый. Наконец однажды он решился приступить к объяснению. Был зимний вечер. Всё было тихо кругом. Кухарка спала у себя в кухне. Горничная ушла к соседям в гости. Сама Прасковья Михайловна сидела на диване и шила в пяльцах. Иван Савич сначала сидел напротив ее, потом у него в голове мелькнули какие-то соображения, и он сел рядом с ней на диване, так что ему был виден затылок и вся спина соседки. Он открыл, что косыночка не доходила вплоть до платья и часть плеча оставалась обнаженною. Он уж был откровенен с Прасковьей Михайловной, говорил ей о дружбе, о любви, - не к ней, а вообще. Она сначала зажимала уши, кричала, потом не зажимала ушей и не кричала, но зато ничего не отвечала, так что Ивана Савича брало зло. Он решился заговорить о любви к ней. Для этого-то он и пересел рядом, чтобы, в случае неблагосклонного приема своих объяснений, избегнуть грозных взоров оскорбленной добродетели.
      - Прасковья Михайловна! - сказал он.
      - Чего изволите?
      - Вы... бывали влюблены?
      - Что вы это? опомнитесь: ведь я девушка.
      - Так что же? разве девушки не влюбляются?
      - Не должны! - сказала она строго, - пока ни за кого не помолвлены.
      А сама так и сновала иглой, то вверх, то вниз.
      - Да ведь любовь иногда не ждет помолвки.
      - Об этом и думать не должно! - сказала она.
      - Ну да неужели вам никто не нравился?
      Молчание.
      - Прасковья Михайловна!
      - Чего изволите?
      - Неужели вы не любили никогда?
      Молчание.
      "Экая дубина! - подумал Иван Савич, - хоть бы что-нибудь... хотя бы плюнула. Брякнуть ей о писаре разве? да нет, подожду, еще что будет".
      - А я думал... - начал он, - я надеялся, что, может быть... я удостоюсь... что постоянная моя внимательность будет награждена...
      - Что это сегодня как будто на вас нашло? - сказала она. - Бог знает что вы говорите! Не пора ли вам домой? десятый час.
      - Зачем мне домой! что я там стану делать?
      - Заниматься науками.
      - Нет-с, я не уйду, пока не выскажу... всего... я... вы... мы... знаете, Прасковья Михайловна, любовь двух душ есть такая симпатия... это, так сказать, жизненный бальзам. Почему бы? скажите, - о, скажите хоть одно слово!
      Она молчала.
      "Ну видано ли этакое дерево?" - думал он. - Вы камень, вы лед... почему бы вам не разделить с человеком счастия? почему не пожуировать? Жизнь коротка, сказал один философ...
      - Ах, что вы? - вскричала она, закрыв лицо руками. - Боже мой! если б увидали...
      - О, разделите это чувство, несравненная Прасковья Михайловна! кричал Иван Савич, - которое бушует в моей груди... вы не знаете, как я страдаю... одна мысль быть подле вас, жить вечно с вами приводит меня... О! вы не понимаете...
      - Не говорите, не говорите! - кричала она, зажимая уши. - Боже мой! что вы, что вы? Вечером, я одна... Что подумают?
      - Но скажите одно слово, одно, дайте ответ! - говорил Иван Савич, - и я готов ждать хоть до утра...
      - Я! ответ! чтоб я теперь дала ответ! Вы не щадите моей скромности! Боже мой! Теперь, вечером, с такими объяснениями... Ответ! Нет, нет, лучше подождите хоть до завтра. Или нет, в среду утром, в двенадцать часов, вы получите ответ...
      Иван Савич пришел в восторг.
      - Несравненная Прасковья Михайловна! - сказал он, - как благодарить вас?.. о! счастье! Вот что значит жуировать жизнию! Это истинное, высокое, так сказать, сладостное...
      Он не вытерпел и поцеловал ее руку.
      - Ах! - воскликнула Прасковья Михайловна, и иголка выпала из ее рук. Что вы сделали? Вы, вы опозорили меня... Как! так рано, прежде моего ответа! Это ужасно! Приходите в среду, я вас жду, а теперь уйдите, уйдите!
      Она убежала в спальню и заперлась.
      "В среду так в среду, - подумал Иван Савич. - Да что ж она испугалась так? не всё ли равно, что сегодня, что через три дня..."
      На третий день после того Авдей доложил Ивану Савичу, когда этот воротился из должности, что дворник зачем-то пришел.
      - Что ты, любезный? - спросил Иван Савич, вышедши в переднюю.
      Дворник глупо улыбался, кланялся, держа обеими руками шапку, но ничего не говорил.
      - Что тебе надо?
      - Проздравить вашу милость пришел.
      - С чем? - спросил с удивлением Иван Савич.
      Дворник опять начал кланяться, улыбаться.
      - Авдей! с чем это он меня поздравляет?
      - Не могу знать! - отвечал Авдей.
      - С добрым делом: с скорым вступлением в законный брак, батюшка!
      - Что-о?
      - В законный брак...
      - Как? с кем? что ты? с ума, что ли, сошел?
      - Никак нет, батюшка. Слышь, с верхней нашей жиличкой, Прасковьей Михайловной...
      - Как!
      Иван Савич остолбенел.
      - Кто ж тебе сказывал? - спросил он.
      - Соседка Прасковьи Михайловны давеча встретила меня. "Что, говорит, у вас скоро свадьба?" - да и рассказала... слышь, завтра помолвка будет... Еще приказчик от меховщика, что напротив нас, сказывал: вишь, сегодня сама Прасковья Михайловна была там. Они давно торговали у них мех, да всё не решались, а тут, слышь, сама сказала, что не завтра, так послезавтра возьмет: к свадьбе, говорит, надо, чтоб поспело; мясоеду немного остается. А давеча и сама кухарка говорила, что к завтрему кулебяку пекут: слышь, утром помолвка... Да что греха таить! приходил какой-то барин с крестом, спрашивал: и как вы живете и всё этакое...
      Дворник поклонился и опять стал улыбаться.
      - Чай, квартирку-то другую возьмете? - примолвил он. - У нас скоро очистится вон там; выгоняем жильца: в срок не платит; славно бы...
      - Стой! стой! - закричал Иван Савич и, взяв дворника за плечи, оборотил спиной и вытолкнул вон.
      Потом обратился к Авдею:
      - А! что ты скажешь, Авдей?
      - Не могу знать!
      - Только и слышишь от тебя: не могу знать! Сделай милость, моги хоть раз: ну?
      - Не могу... - начал Авдей.
      Иван Савич и его, точно так же как дворника, вытолкал вон. Он долго ходил по комнатам взад и вперед и по временам к чему-то прислушивался.
      - Да, да, точно, - ворчал он, - наверху скребут пол, чистят - так! дворник не соврал! Да и вон кухарка пронесла огромную чашку муки, множество яиц: кулебяка будет! Вон и сама Прасковья Михайловна; о коварная змея! с девкой идет. Девка несет кулек: оттуда торчит телячья нога, зелень. Сама несет узел с чем-то... провизии множество... Кому это всё съесть? Ясно, что пир будет. А! так вот она что затевает! Она ошиблась... она думала, что я сделал ей предложение... жениться! То-то она и отложила до послезавтра. Какова! о змея, змея! на-ка поди, что выдумала!
      Иван Савич терялся в этих мыслях и час от часу всё более тревожился.
      - Что делать? как быть? как же объяснить ей? Ох, неловко: Господи, помоги!
      Он бил себя кулаком по лбу, метался во все углы, как бы отвратить бурю. Он уже принял два содовых порошка - не помогло! выпил две рюмки мараскину - легче стало. Выпил еще рюмку - и вдруг лицо его прояснело.
      - Авдей! Авдей! - закричал он, - поди, поди сюда... Знаешь что?
      - Не могу знать!
      - Фу-ты, Боже мой! да как ты не догадался, что надо делать? неужели не догадываешься?
      - Не могу... - начал Авдей.
      Иван Савич махнул рукой.
      - Слушай! - сказал он. - Так отказаться неловко. Понимаешь? Пойти да объясниться, что я, дескать, не о женитьбе говорил, а так только... не годится. Спросят, что же я предлагал? как я скажу? Выйдет история... И тут она захныкала, что я опозорил ее: поцеловал руку. Великая важность! Так мы, знаешь что? неужели не догадался?
      - Не могу знать!
      - Мы съедем на другую квартиру.
      Авдей встрепенулся.
      - Помилуйте, - начал он, - Господи, Создатель! этакую квартиру оставлять! удобство всякое: и сарай особый, и ледничек от хозяина дают. Воля ваша: пожалуйте мне расчет...
      - А! тебе хочется, чтоб я в историю попал! лень постараться вывесть из беды!
      - Помилуйте...
      - Нет тебе денег, пока не отыщешь квартиры.
      - Да где ее найдешь?
      - Где хочешь. Видишь, житья нет: притесняют. Ищи! завтра же утром чтоб нас не было здесь. И подальше, в другой конец, в Коломну.
      - Да хоть денька три подождите.
      - Денька три! чтоб нас насильно женили! Слышишь, мех покупают, кулебяку пекут, долбня ты этакая! Съедем, пока не куплен мех, а купят, тогда не отвяжемся... Да постой: мне Бурмин говорил, что у них в доме есть квартира; сходи сейчас же, и, если не занята, завтра же утром и переезжать.
      - Знаю, сударь, я эту квартиру: ледника-то нет...
      Иван Савич махнул рукой и пошел прочь.
      Утром Авдей доложил, что та квартира не занята. Иван Савич опять велел ему переезжать, а сам уехал, сказавши, что он будет к вечеру прямо на новую квартиру. На крыльце он столкнулся с крестным папенькой. Крестный был в белом галстухе, в белом жилете... Он остановил Ивана Савича.
      - Крестница сообщила мне радостное известие о вашем предложении и просила моего посредства, - сказал он. - Сегодня она повестила родных: вас ожидают. Священник благословит. Я искренно рад: по собрании ближайших сведений о вас, они оказываются удовлетворительными, и я, не находя никакого с своей стороны препятствия, честь имею... поздравить... а она... будет послушной женой. Отец ей не оставил богатства, но дал, что называется, фундаментальное воспитание и внушил правила...
      - Извините... - сказал Иван Савич.
      - Ась?
      - Извините... я спешу...
      - Известное дело: случай такой. Много хлопот... Мое почтение.
      Иван Савич бежал без оглядки.
      Опять Авдей нагрузил три воза и нагрузился сам вещами своего барина и побрел с лестницы. Вверху думали, что Иван Савич затевает перемену мебели в своей квартире, по случаю предстоящей свадьбы, и были покойны. Но когда Авдей понес с лестницы часы, подсвечники и прочее, там стали подозревать что-то недоброе.
      Крестный папенька Прасковьи Михайловны, сестра ее и все остальные гурьбой вышли на лестницу и окружили Авдея.
      - Где же барин? - спрашивали они.
      - Не могу знать! - отвечал Авдей.
      - Скоро ли он воротится?
      - Не могу знать!
      - Будет ли к нам?
      - Не могу знать!
      - Будет ли на помолвку?
      - Не могу знать!
      - Женится ли он? слышно ли? говорил ли кому-нибудь?
      - Не могу знать!
      - Не для свадьбы ли он нанял новую квартиру?
      - Не могу знать! не могу знать! не могу знать! - закричал Авдей, вырвался из круга вопрошателей и опрометью бросился со двора, отдав дворнику ключ.
      Все остались на лестнице с разинутыми ртами, глядя ему вслед.
      - Что же это такое? - сказала Прасковья Михайловна.
      Когда дворник рассказал, как Иван Савич принял его поздравление, Прасковья Михайловна упала в обморок.
      - Что теперь скажут про меня? - промолвила она, очнувшись. - Крестный, заступитесь за меня: я умру.
      - А вот мы отношением обратимся к его начальству, - сказал негодующий крестный. - Да нет, - прибавил он потом горестно, - вывернутся, ей-богу, вывернутся: опять такую же бумагу напишут с крючком. Есть же там этакой! Он докажет про Ивана Савича, что такого лица и на свете нет. Это ему плевое дело. Ах, как пишет! Что же, батюшка! милости просим: не пропадать же кулебяке!
      И они сели за стол.
      1 "Герцогиня Шатору" (фр.)
      2 - Граф сказал сейчас что-то смешное? не правда ли? (фр.)
      3 тысячу извинений (фр.)
      4 - Что он говорит? (фр.)
      5 - Но здесь нет фортепьяно (фр.)
      6 припев (фр.)
      7 - Это мило (фр.)
      8 ах! этот граф! (фр.)
      9 - Что значит (фр.)
      10 высший свет (фр.)