Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Послания себе (Книга 3)

ModernLib.Net / Гомонов Сергей / Послания себе (Книга 3) - Чтение (стр. 15)
Автор: Гомонов Сергей
Жанр:

 

 


      - Нет, не уверена. Вы следили за мной?
      - О, зима меня заморозь! Как все это тоскливо...
      Рената почему-то рассмеялась. Его манера говорить была до боли знакомой. Дмитрий поцеловал ей руку:
      - Так что же, золотая муза? Я могу рассчитывать на встречу, Рэй-на-та? - в его устах это имя звучало несколько раскатисто и уж во всяком случае весьма необычно.
      - Можете.
      - На "ты", сестренка! Называй меня на "ты", мы ведь не чужие друг другу! Бе-бе! - он со смехом нажал игрушечного чертенка, болтавшегося на зеркале заднего вида, и тот послушно пискнул. - Тогда - сегодня же вечером? - и Дмитрий чмокнул ее уже в сгиб локтя, где еще сохранился запах ее духов.
      - Да.
      - Ты, конечно же, замужем?
      - И что?
      - Вот именно - и что? Для тебя ведь это никогда не было препятствием. Время его везения давно вышло, если уж мы здесь, с тобой. И к чему вы пришли?
      - Ни к чему не пришли.
      - Именно. И на этом уже можно поставить большую точку. Всё.
      Рената почувствовала, что он пытается забраться ей в голову, но почему-то не может, и растерянности тычется в закрытые двери, гадая: "Что она задумала? Что?". Самое смешное заключалось в том, что она ничего не задумывала. Рената была пуста, как кукла на витрине. Одна оболочка.
      Дмитрий притормозил у отделения и посмотрел на нее. Кривая улыбка мелькнула на его лице, но не смогла выразить презрения, которое - Рената была уверена - он хотел бы показать.
      - До вечера.
      - До вечера, - Рената хлопнула дверцей и даже не удивилась, что он не спросил у нее ни адреса, ни телефона. Дмитрий знал ее так давно, что ей не под силу было даже представить.
      - Ты ничего не вспомнишь, сестренка-Танрэй... - глядя ей вслед, прокомментировал себе под нос Тессетен. - Ничего...
      Озабоченная своими проблемами, исчезновением Марка и прочими житейскими неурядицами, няня, едва не забыв попрощаться, ушла, и Рената с Сашей - каждый сам по себе остались в одиночестве в огромной пустой квартире.
      Мальчик по-прежнему строил пирамиды и играл со своим черным талисманом, а Рената, не обращая на него внимания, искала куда-то подевавшийся диск из Мемфиса. Сейчас ей больше всего на свете хотелось бы вслушаться в шепот звезд на записи. Но его... не было.
      Не слишком громкая трель звонка прозвучала ровно в девять. Рената пошла открывать и не заглянула в глазок, потому что прекрасно знала, кто стоит по ту сторону двери.
      - Ты всегда меня чувствовала, сестрица, - улыбнулся Дмитрий, а голос его прозвучал высоко и немного глухо, как из бочки.
      Увидав Дмитрия, мальчик просиял:
      - Карлсон вернулся! - и бросился обнимать его, обвил руками за бедра и прижался головой к животу.
      - Т-с-с-с! - Дмитрий приложил к губам указательный палец и сильно изменился в лице, но совсем не так, как "изменяются" книжные герои из старых дамских романов - штамп, наложенный законами жанра. Он действительно ИЗМЕНИЛСЯ. Холодное выражение скатилось с него, словно жидкая маска. Он был безобразен теперь, но это безобразие было во сто крат приятнее былой красоты.
      Рената кивнула и опустила глаза. Она уже поняла, что вышла на финишную прямую и во весь опор несется прямо к пропасти - а там уж или полетит, или...
      - Или проиграешь, - договорил гость, отстраняя от себя ее сына и касаясь пальцем верхнего века на своем глазу: - А сейчас ты пойдешь, маленький Кор, и ляжешь спать... Договорились?
      Саша тут же исчез. Он верил, что всю ночь теперь будет летать с этой большой и сильной птицей. Дмитрий выпрямился и неторопливо, чуть-чуть подволакивая правую ногу, пошел в зал.
      Рената стояла у окна, и силуэт ее вырисовывался под полупрозрачной тканью халата. Она передвигала книги на стеллажах в последней попытке отыскать ЧТО-ТО... Что-то очень важное, оберег, защиту...
      - Давно тебя не видел, - сказал Дмитрий через всю комнату, но тихо. - Здравствуй, царица...
      - Прошло всего несколько часов, не более...
      Он фыркнул и, как Гроссман, оторвал плечо от косяка, не размыкая сложенных на груди рук:
      - Прошло всего несколько десятков тысячелетий, не более... - подойдя к Ренате, он оттеснил ее от серванта, закрыл стеклянные створки и, прихватив женщину за плечи, развернул ее лицом к улице, а сам заглянул к ней из-за спины. - Скажи, что ты там видишь, сестренка?
      - Что я должна там увидеть? - проговорила она, отклоняя голову прочь от него, но глядя в окно, где было уже почти совсем темно.
      - Хорошо, поставим вопрос так: чего или, вернее, кого ты там НЕ видишь, золотая муза?
      Она крутанулась в его руках и повернулась к Дмитрию лицом. Зеленовато-янтарные глаза смотрели на гостя хмуро, пусто и устало.
      - Чего ты хочешь?
      - Это неважно. Другими словами, я сейчас чувствую холодок между лопаток и всякое такое... А ты, сестренка-Танрэй?
      Она усмехнулась. Да, это точно был тот, кто знал ее очень давно, невообразимо давно. Он походил на тень из сказки Андерсена и Шварца, которая являлась принцессе, чтобы рассказывать ей ее собственные сны. Однако эта тень могла бы порассказать не об одних снах, да только она никогда этого не сделает. Рената знала, что он явился черт знает откуда, чтобы нанести решающий, сокрушительный удар. И больше не будет ничего. Она знала это.
      Рената не сопротивлялась, когда он резким рывком привалил ее к стене и прижался своими губами к ее губам. Ядовитый язык дерзко скользнул в рот, словно жало впился в нёбо... Рената испытала такую боль, словно он хотел высосать из нее все внутренности. Она беспомощно заколотилась в руках Дмитрия, застонала. На нее смотрели бездонные черные глаза очень красивой женщины, они были очень близко, они излучали уверенность в победе. Тогда Рената сделала единственно возможную вещь: она прикусила терзающую плоть, прикусила так сильно, что во рту у нее стало не то кисло, не то солоно. Дмитрий отпрянул и отер с подбородка брызнувшую кровь:
      - Вкусно, сестрица?
      Рената размазала кровь по лицу. С места Дмитрия на нее и впрямь глядела молодая женщина, в неясных сумерках казавшаяся столь же красивой, сколь и холодной. Иное уродство подчас бывает милее такой вот безумной, злобной красоты...
      - Мне понравилось! - вдруг с вызовом ответила Рената и бросилась на нее, хватая одной рукой за затылок, другой - за подбородок и впиваясь в ее губы не менее диким поцелуем.
      Незнакомка начала вырываться. Ее силы куда-то ушли, и пальцами Дмитрия она судорожно скользила по предплечьям Ренаты.
      Дмитрий ощутил страшную тошноту. Но вкупе с этим поцелуем все, что сейчас происходило, было для него чем-то несбыточным. Он прекратил сопротивляться, и услышал внутри себя истошный вопль. Пусть вопит. Пусть. Это не ее день. Ему не хватало воздуха, голова кружилась, от слабости подкашивались ноги. Еще чуть-чуть - и произойдет непоправимое. Он не пускал, хотя внутри с яростью полярной метели бесилась та, с кем он провел века.
      Ладонью дрожащей руки он прикоснулся к щеке Ренаты, медленно запустил пальцы в растрепавшиеся рыжие волосы на виске, лаская, провел ими по затылку женщины. Та осторожно освободила его губы и отвела его руку от себя.
      Они стояли друг перед другом, задыхаясь, глядя друг другу в глаза, и какие-то всполохи мелькали перед внутренним взором Ренаты. И тут он зажал рот ладонями. Спазм тошноты согнул его чуть ли не пополам - еще и еще. Как он переборол себя неизвестно.
      - Я еще вернусь! - прошипел он, глядя на Ренату.
      Она исподлобья следила за ним. Та женщина внезапно вернулась, схватила со стола длинную хрустальную вазу и яростно размахнулась ею. Если бы Рената не увернулась, неизвестно, что было бы с нею, а так ваза разлетелась вдребезги, расцарапав обои и усыпав осколками пушистый ковер. В руках у Дмитрия осталась лишь самая нижняя часть сосуда с острыми неровными краями, сверкавшими, как зубы чудовища.
      Рената вцепилась ему в запястье при повторном замахе, резко выкрутила руку и толкнула ступней в живот. Дмитрий по инерции отбежал на несколько шагов, а она нет чтобы бежать, но просто в каком-то отупении стояла и смотрела, что он станет делать дальше. И в тот момент ни единой мысли не присутствовало в ее голове, пустой, словно кубышка.
      Он отдышался, непонимающе взглянул на зазубрины донышка вазы, отбросил его от себя, словно ядовитого гада, и сдался:
      - Не могу...
      Рената ждала.
      Дмитрий тяжело доковылял до кресла, привалился на подлокотник, сглотнул густую, пополам с кровью, медно-кислую слюну и, опершись на спинку, поднялся, точно был не молодым мужчиной лет тридцати пяти, а дряхлым дедом.
      Рената села прямо на пол и обняла руками колени. На гостя она больше не смотрела.
      Через полминуты хлопнула входная дверь...
      ПЕРВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ
      Кула-Ори был разрушен почти до основания. Часть плато оползла и затонула в бухте. Уцелело от силы два-три здания, но жить в погребенном городе уже не хотел никто: любой из повторяющихся толчков мог стать роковым.
      Кронрэй едва сдерживал слезы, бродя среди развалин и поглаживая останки своих детищ, еще совсем недавно радовавших глаз. Гораздо меньше тронул его сердце вид погребального костра, на котором оританяне сжигали найденные трупы своих соотечественников, и совсем не вызвали эмоций похороны дикарей - те связывали из стволов небольшие плоты, укладывали на них погибших и отправляли в плавание по воде. Туземцы тщательно следили, чтобы на каждый плот попадали обязательно близкие между собой люди: жены с мужьями, либо целые семьи. Помилуй, Природа, если бы родственники оказались на разных плотах!
      Ал смотрел на все это молча, в одиночестве, спрятав руки в карманы и нахохлясь. Раньше такие ритуалы происходили на реке Кула-Шри, впадавшей в бухту океана, а теперь людям незачем было забивать устье бесчисленным количеством похоронных плотов: океан подступил так близко, что путь до него не составлял и получаса ходьбы.
      Огонь и вода... Содержание, отлитое в форму... За кем правда - за теми, кто сжигал, или за теми, кто топил? И там, и там инстинкт ли, разум ли подсказывал: Попутчики должны быть вместе, и тогда... Что - тогда? Ничто не менялось в лучшую сторону уже пятьсот лет. И мало кто не помнил, в честь чего соблюдаются те или иные законы предков...
      Астрофизик стоял на пригорке, обсосанном тремя недавними валами, пришедшими из мирового океана. Они раскололись о гранитный уступ, на который теперь опирался плечом Ал. Астрофизик не раз видел, как обнюхивал здесь камни его преданный сторож-Нат, словно читал книгу, написанную на одному ему известном языке... Почему-то вспомнились родители, оставшиеся на Оритане - и его, и Танрэй. Наверняка их уже нет в живых, а оболочки, некогда им принадлежавшие, отныне даже некому будет предать пламени...
      Надо уходить. Нельзя привязываться к обстоятельствам. Земля еще нескоро оправится от безумия, и им всем нужно идти, чтобы не стать очередными жертвами какого-нибудь нового катаклизма... Путь должен лежать на юго-запад, в сторону моря, соединяющего континенты Рэйсатру и Осат. И теперь идти придется пешком: фактически, вся техника была либо уничтожена, либо повреждена и не поддавалась восстановлению. Апофеозом технического краха был распростертый грудой мертвого металла в растрескавшейся пустыне любимец эйрмастера, "Сах". На его тусклом борту сквозь струи дождя еще просвечивали три звезды эмблемы. И все.
      Ал смотрел в неспокойную, ощетинившуюся бурунами, морскую даль. Там, за горизонтом, по ту сторону океана, умерла его родина... Теперь она действительно стала центром мироздания уже в прямом, а не в образном смысле.
      Молодой человек прикрыл глаза, потянул воздух носом и оторвался от скалы. Нужно возвращаться к своим. Смотреть долее на копошащихся внизу туземцев не хватало сил. Надо идти и снова успокаивать отчаявшихся, утешать осиротевших, поднимать у всех дух и доказывать целесообразность перехода. Он знал, кто будет против него - просто, чтобы быть против...
      А воздух отчетливо пах недавней смертью...
      Уже на полдороги к поселку, временно разбитому потерявшими жилье кула-орийцами, на узкой тропе Ал встретил темноволосого юношу, совсем еще мальчика, но с тяжелым, сверлящим взглядом. Оба они приостановились, прежде чем разминуться, посмотрели друг на друга и... пошли каждый в свою сторону.
      Множество людей ковыляло по пустыне. Немало врагов было у этих путников: и одичавшие собаки, которые трусили вслед за обессилевшим караваном, и кочевники - тоже согнанные со своих мест бывшие цивилизаторы, - и чужие племена. А еще - дикие звери, ядовитые насекомые, стужа, сменявшаяся невыносимой жарой, трещавшая под ногами земля, болезни, голод... Караван боролся с неприятелем, как мог, но потери были огромны... Много-много Селенио тащились люди по невидимому пути, и с каждым днем надежда все сильнее угасала, точно умирающая звезда...
      В стороне ото всех, хмурый, с плотно сжатыми губами, обросший, хромал на костылях экономист Тессетен, не пожелавший ехать в повозке с другими ранеными, больными или просто малыми детьми. След в след за ним шел юный Фирэ, не заговаривая с ним, не предлагая помощи, но не отставая ни на шаг. Сетен не позволял кулаптру осматривать сломанную ногу, и Паском никак не мог снять повязку, фиксирующую кость. Экономист чувствовал, что там что-то неправильно срослось, ведь старик-целитель колдовал над ним впопыхах, разрываясь между множеством других искалеченных людей... Сетен помнил, как спешил кулаптр к одной из темнорожих обезьян, которая чудом выжила после того, как ее почти пополам раздавило рухнувшей колонной. Обезьяна потом все равно подохла, не протянув и половины проделанного пути.
      Едва оправившись после родов, Танрэй с привязанным к груди младенцем шла пешком вместе с другими женщинами. Наверняка ей казалось, что со стороны это выглядит до озноба благородно. Экономист не понимал ни ее, ни других. И не хотел уже ничего понимать. Он ждал одного: когда перестанет ныть на перемену погоды кость, чтобы можно было расколоть гипс, сбросить повязку и... Когда он так думал, этот сопляк, что увязался за ним, взглядывал на него с надеждой. Его Тессетен как-то еще ощущал, но причины его поступков были для экономиста туманны и неопределенны. В одночасье он забыл очень многое и вспоминал с громадным трудом, скрипя зубами и озлобясь на весь мир...
      Только в проклятом Але не истощалась глупая, никчемная, оптимистическая энергия. Хренов звездочет выглядел не лучше других - с ввалившимися щеками и глазами, заросший бородой, тощий, как остов - но все еще на что-то надеялся. Идиот. Всегда был идиотом, идиотом и подохнет. Из-за него и жена не может передохнуть, дескать, негоже, если муж страдает, а я буду отдыхать. Сумасшедшая обезьянка! От тебя самой уже ничего не осталось - тебя ветром качает, страшненькую, с почерневшим лицом, полопавшимися сухими губами, обгорелой кожей. Только твой сын, мальчик с именем хищной птицы, у которой всегда такие серьезные вдумчивые глаза, обведенные траурной каймой, только он не знает бед на твоей груди и растет не по дням, а по часам...
      Сетен ждал, и ждать оставалось уже недолго. Еще пара таких набегов - и от их жалкого каравана ничего не останется. Погребальные костры и так разжигают чуть ли не на каждой стоянке. Если успевают.
      Сетен ждал...
      - К бою! - прервал мысли Танрэй пронзительный крик какого-то мальчишки.
      Темнокожий разведчик, следовавший на маленьком ослике впереди каравана, опрометью возвращался назад.
      Путешественники тут же окружили повозки с людьми, скарбом и провизией, оставляя их в центре и ощетинясь оружием. В ход шло все - и ножи, и дикарские копья, и некогда огнестрельное, а теперь совершенно в этом плане бесполезное оружие.
      Женщина ощутила, как возле нее вырос Ал.
      - Где Кор? - спросил он, оттирая ее к повозкам. - Где Кор?!
      - Там, у Хатты, - Танрэй махнула рукой в сторону.
      - И ты - быстро к ней! Ишвар, ты их видишь? Сколько их?!
      - Меньше, чем нас! - отозвался бывший ученик Танрэй, сжимая костлявыми руками свое копье.
      Прогнав Танрэй, Ал заметил, что Паском тоже собирается принять участие в бою.
      - Кулаптр, - астрофизик умоляюще посмотрел на него, только не вы!
      Тот сделал рукой непонятный жест.
      - Паском, пожалуйста!.. Паском! Вы слышали, что я сказал вам? - Ал не мог разговаривать с целителем в таком тоне, и дело было даже не в том, что старик вырастил его и его "куарт". Только величайшее напряжение заставило его решиться на дерзость.
      - Мальчик, эти люди не совсем-совсем такие, какими были прежние... Не мешайте мне... Если начнется бой, никто-никто из нас не выживет несмотря на численное превосходство... Уберите оружие. Копья в землю! Слышите меня? Ал. Ты здесь главный?
      Астрофизик заметался перед выбором. Паском посмотрел ему в глаза, а враждебные кочевники тем временем приближались верхом на животных, которые в Кула-Ори были дикими и бегали по степям... На местном наречии их называли лошадьми, а на Оритане - гайны, и ни в Ори, ни в Асгарде они не водились.
      - Копья в землю, - произнес Ал и всей спиной ощутил презрительный взгляд бывшего друга-экономиста.
      Тогда Паском пошел вперед, жестом рук заставляя всех не двигаться с места.
      Кочевники, половина из которых еще совсем недавно не знала бед, живя на Оритане, чудом спасшаяся после планетарного катаклизма, а другая половина жившая на Рэйсатру не одно поколение в облике туземцев, металась по пустыне в поисках поживы.
      Теперь перед ними было смешанное племя человек в пятьсот семьсот, не больше, но основную часть этих недоумков составляли женщины, дети, старики и больные. Мужчин, способных оказать сопротивление, было не больше двух сотен. В общем, против шестидесяти девяти конников они не выстоят.
      С громкими криками и понуканиями, всаживая пятки в бока своих гайна, кочевники неслись на караван.
      Неожиданно лидер конников, крепко сложенный южанин из Эйсетти по имени Тантори, увидел, что из кучи людей, в боевом порядке окруживших повозки, вышел невысокий старик в черных лохмотьях, трепетавших на горячем ветру. Он направлялся навстречу им с поднятой рукой.
      Тантори вскинул в руке острый, как бритва, атаме, прикидывая, как снесет сейчас старому безумцу его бородатую голову, и издал боевой клич.
      До старика оставалось шагов сто, не больше, и гайна пролетят это расстояние не больше, чем за несколько секунд, как вдруг в исходящем от растресканной земли мареве на месте человека соткался мираж. Животные взревели и так резко осадили назад, что всадники едва не скатились с их спин.
      Посреди пустыни лежал исполинских размеров огненный зверь с лохматой всклокоченной гривой и мягкими когтистыми лапами. Воздух клубился вокруг него, делая причудливую картинку реальной и нереальной одновременно. Зверь неторопливо встряхнул головой, издал рык, огласивший пустыню, и поднялся на ноги. Гайна с налитыми кровью глазами, попятились. В рыке зверя послышались нотки человеческого голоса - сомнений не было: чудовище что-то говорило.
      И Тантори услыхал:
      - Опомнитесь, пока не стало поздно, соотечественники! - это был язык ори. - Не мы нападаем на вас, но вы сами ищете стычки!
      Гайна плясала под Тантори, и только стужа могла бы заставить ее двинуться вперед. Тем временем зверь снова лег, протянув перед собой гигантские передние лапы:
      - Если ори станут драться меж собой, то ничто уже не спасет наш мир. Не ты ли, Тантори, еще недавно хотел найти своих и объединиться с ними. Ты их нашел. Мы с радостью встретим тебя, как гостя...
      Лидер кочевников был не из робких, но и он едва собрался с духом, чтобы ответить зверю:
      - Ты кто?
      Чудовище снова встряхнуло гривой:
      - Решай, Тантори! Ты будешь драться или захочешь поговорить с соотечественниками? Отвечай на вопрос, Тантори, "куарт" Тантори из Эйсетти!
      - Ладно, поговорим...
      Оританяне и дикари, стоявшие вокруг повозок, во все глаза смотрели на кулаптра, который остановился на полдороги к скачущим всадникам и стал что-то говорить - ветер разносил слова его негромкого голоса. Неизвестно, что послужило причиной для испуга гайна кочевников, однако животные храпели и плясали на месте, ни на шаг не приближаясь к Паскому. Продолжая говорить, тот поднялся с песка, на который зачем-то садился, пошел им навстречу (гайна с перепугу шарахнулись назад), а затем снова сел, скрестив под собою ноги. Наконец от группы кочевников отделился лидер.
      Его гайна пряла ушами, похрапывала и скакала бочком. Кулаптр встал и взял ее за поводья, опутавшие продолговатую взмыленную морду.
      Танрэй с приоткрытым ртом следила за происходящим, прижимая к себе проснувшегося сына. Бывший эйрмастер Зейтори оглянулся и посмотрел на нее, затем - на Ала и вопросительно дернул головой. Астрофизик пожал плечами.
      Паском подвел животное с продолжавшим сидеть верхом всадником к спутникам и добродушно усмехнулся одними глазами черными и раскосыми, с веселыми морщинками в уголках.
      - Это ваш земляк, Ал, Сетен! Он желает поговорить...
      Гайна застучала копытом передней ноги, глухо выбивая из пересохшей земли мелкие камушки и песок. Кочевник спешился и скользнул глазами по соотечественникам, невольно избрав для себя в собеседники Ала, который чуть ли не на голову был выше всех остальных и у которого в глазах еще не угас живой огонь. С повозки спустилась хозяйка племени, которое жило на территории Кула-Ори. От ее змеиной одежды остались одни лоскуты, но выглядела она по-прежнему величественно, несмотря на примотанную к груди покалеченную руку. Даже оританяне не смогли закрыть ей дорогу. Хозяйка подошла к Алу и встала возле него.
      - Ты тоже из Эйсетти? - спросил кочевник астрофизика. - Мое имя Тантори. Мой дом был неподалеку от амфитеатра... Давно ты уехал с Оритана?..
      Битва так и не состоялась. Кочевники добровольно объединились с караванщиками. Тантори и еще двое мужчин - его спутников - отдали своих гайна, чтобы сменить осликов, уже много лун выбивавшихся из сил, волоча за собой тяжелые повозки.
      Танрэй кормила сына, почти полностью уйдя в мирок, который сотворила для него и для себя. Вселенная сжалась и уплотнилась в комочек, жалобно мяукавший от жары или холода. Тогда она научилась петь ему песни, которые слышали и запоминали другие не только женщины, но и мужчины, ибо песни повествовали о прошлом, которое не вернуть уже никакими силами, и были красивы и сильны. Похожие на все колыбельные мотивом, они были о заре, которая заливала чудесный город на рассвете, о людях, которые много столетий назад знали многое, но потом почему-то все позабыли... Ее слушали все, особенно прибившиеся к ним кочевники. Тантори задумчиво ехал верхом на своей гайна, запряженной в ее повозку, и молчал. Паском шел возле Танрэй. Маленький Кор, наедаясь, постепенно засыпал.
      - Кулаптр, - шепнула старику молодая женщина, - как вы сумели сделать это? - она указала глазами в спину Тантори.
      Старик усмехнулся:
      - Я не первое лето топчу эту землю, девочка... Тебе это тоже удалось бы...
      - Мне кажется, нет.
      - Удалось бы. Твоему мужу - пока нет. А тебе удалось бы.
      - Почему Алу - нет? - она отвела от лица выцветшие от солнца и похожие на солому волосы, которые ей пришлось совсем коротко обрезать перед началом путешествия.
      - Подумай.
      - Даже не предполагаю...
      - Посмотрись в отражение. Вас двое - я один. Неужели это случайность?...
      Танрэй покачала головой. Она так и не поняла, а целитель не стал объяснять. Она зевнула и прилегла на колени Хатты, той самой девушки-туземки, что состояла переводчицей при хозяйке племени и была некогда неплохой ученицей. Младенец недовольно заурчал во сне и свернулся поудобнее возле ее живота.
      - Спи, мой маленький птенчик... - шепнула Танрэй, поцеловала его в выпуклый лобик и забылась томительным сном.
      Однажды путешественники проснулись и не досчитались семидесяти трех человек. Не было Тессетена, юного Фирэ, почти всех людей Тантори и еще нескольких кула-орийцев. Они исчезли, забрав с собой пятьдесят гайна и оружие. Тантори был зол и скрипел зубами. Ал принял эту весть ровно, словно предчувствовал что-то подобное.
      И беда не заставила долго себя ждать: как-то пронюхав про ослабление каравана, банды любителей легкой добычи возобновили свои нападения. Однажды за сутки произошло сразу три боя. Уже после второго путешественники дрогнули. Кто-то добровольно сдавался в плен и не боялся перспективы рабства, кто-то бежал и, скорее всего, либо погибал в пустыне, либо становился пленником других кочевников.
      Танрэй видела, что мужчин становится все меньше, их место занимают женщины-туземки, которые несмотря на свою генетическую агрессивность воевать не умели в принципе. И тогда она отдала ребенка девушке-переводчице с просьбой позаботиться о нем, а сама взяла копье погибшего Ишвара-Атембизе и встала рядом с Алом. Астрофизик так вымотался, что даже не заметил этого и не прогнал ее. Впрочем, даже если бы и заметил, Танрэй никуда бы не ушла.
      Когда начало смеркаться, они все-таки отбились и заработали некоторую передышку, ожидая возвращения отброшенного врага или появления нового.
      Раненная в плечо и в бедро, Танрэй сидела на краю повозки и ждала, когда Паском обработает более тяжелые увечья спутников. Ала не было, и никто не мог сказать, куда он подевался: то ли попал в плен, в чем женщина сильно сомневалась, то ли был загнан в пустыню и погиб там.
      Разбухшая грудь ныла: ей пора было кормить, но, слава Природе, Кор спал и не видел всего этого ужаса. К этой тянущей боли примешивалась острая боль в разрезанном плече и нудная, тупая - в рассаженном бедре. Наконец кулаптр подошел к ней.
      - Что у тебя, девочка?
      Она показала ему раны. Он кивнул:
      - Ничего, заживет... Слушай-слушай, девочка, я хотел бы, чтобы ты научилась тому, что умею я... Может статься, что не все время я смогу быть возле вас...
      - Тоже собрались в плен к кочевникам, Паском? - усмехнулся Зейтори, который оказался в повозке только потому, что копье противника продырявило ему живот и лишь чудом не разорвало внутренние органы.
      Целитель что-то шепнул на ухо жене Ала, а затем принялся штопать рану на плече. Она даже не морщилась, и Зейтори знал, почему. Может быть, Танрэй и научится этому когда-нибудь. Только не в этой жизни.
      - А на бедре нужно лишь промыть и наложить повязку... спокойно объяснял Паском, проделывая все то, о чем говорил. - А теперь-теперь, идем-ка со мной, дочка...
      Тут в небесах затрещало, и на землю полил сильный дождь...
      Ливень обрушился стеной. Лежавший на песке Ал поднял голову и поглядел на черные тучи, спрятавшие блеклую половинку Селенио. Теперь он понял, что сегодня они все умрут, потому что после ливня враги со свежими силами набросятся на изможденных путников.
      - Нат, мой верный Нат! Если бы ты мог меня слышать, дружище! - простонал он, вытирая лицо от размытой дождем крови, ибо повязка уже пропиталась насквозь. Холодные струи бередили рану надо лбом.
      - Я здесь, хозяин, - произнесло вдруг что-то как бы со стороны.
      - Хранитель мой, неужели ты... понимаешь?
      - Я здесь, хозяин.
      - Помоги мне, Натаути-Хранитель! Помоги, ты ведь знаешь, я не воин...
      Ответа долго не было. Ал провел ладонью по мокрому лицу. Может быть, ему это показалось, ведь до сегодняшней ночи волк ни разу не проявлял себя - ни в стычках, ни во снах...
      - Я помогу тебе, хозяин. Только... не придется ли тебе потом пожалеть о моей помощи?
      - Если ты не сделаешь этого, погибнут все, кого мы с тобой любим...
      Снова наступило долгое молчание.
      - Так тому и быть, - проговорили наконец не то изнутри, не то со стороны. - Но помни...
      Волна горячей энергии подбросила Ала с песка. Он физически ощутил, как загорелись его глаза, обострился нюх, а в кромешной тьме высветились те предметы, которые он не различил бы сейчас и с двух шагов. Он встряхнулся, сбрасывая с себя лишнюю воду, и только боль в ране на голове отрезвила его.
      Волна улеглась, и только бешеная ярость понесла молодого человека назад к становищу.
      Сигнал бедствия последовал, едва ливень пошел на спад. Все, кто мог держаться на ногах, вскочили, но уже никто не верил, что выжить удастся и на этот раз. Легких побед не бывает, это знали все. Но почему с ними? Почему Природа не наделила их отчаянной храбростью и харизмой зверей?! Это жестокий промах со стороны Всеобщей Матери...
      Тантори вскочил на гайна. Если Ал погиб, за главного будет он.
      Астрофизик вынырнул из темноты, как туземный дух зла. Глаза у него были бешеные.
      - За оружие! - рыкнул он, глядя сразу на всех.
      Гайна в ужасе заплясала под Тантори. Один из оританян, бывший "габ-шостер", чудом не сбежавший вместе с Тессетеном и Солонданом, бросил копье и в страхе попятился. Ал уставил на него горящие глаза:
      - Подними! Подними и стань рядом!
      Оританянин затряс головой, споткнулся.
      - Ты не будешь с нами? - Ал развернулся и всадил свой атаме ему меж ребер. - Кто еще не будет с нами?!
      Мертвое тело соскользнуло с лезвия и стукнулось о мокрую землю.
      И тогда повставали даже те, кто уже не надеялся встать. Танрэй в ужасе смотрела на зверство, учиненное мужем. О, Природа! Она мало знала его!
      - Вперед! - заорал Тантори, спихивая с гайна кого-то из своих солдат и железной рукой разворачивая ее для Ала.
      Тот с разбега вскочил на спину животного, хотя ездил плохо и едва держался на попоне. Тантори с восторгом посмотрел на него, завизжал, поднял свою гайна на дыбы и ринулся на врага...
      Бой был жестоким, но очень коротким. Дрались в основном Ал и Тантори, но казалось, что и вдвоем они разнесли бы в щепки и клочья не один десяток врагов.
      Ал повалился и заснул, едва спрыгнув на землю. Во сне он, кажется, звал кого-то, кричал... И только перед пробуждением услышал голос того, ради кого метался всю ночь:
      - Не зови меня больше никогда, хозяин. Я умер...
      И астрофизик проснулся в повозке. Спутники с опаской взирали на него, и... ему понравился этот страх. Маленький Кор, которому было уже почти восемь лун, выбрался из повязки на груди матери и ползал по нему с радостным воркованием, тыкая пальчиком в кровь, усаживаясь на попку и с изумлением рассматривая непонятную, но яркую и красивую жидкость. Затем он незамедлительно совал ручонку в рот, и никто не осмеливался остановить ребенка и подойти к спящему отцу. Ал поймал его, и мальчик, думая, что с ним играют, в упоении завизжал и засмеялся. Но отец протер ему рот мокрым и грязным рукавом, на короткий миг прижал к себе, а потом подтолкнул под бок матери.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18