Проводив взглядом безнадежно ускользающий край, Саша не стал спорить. Он перевернулся на живот, уткнулся лицом в локоть, и дыхание его стало ровным, тихим, почти не слышным.

Рената тоже задремала. Перед глазами уже засверкала было водная гладь храмового бассейна, а за колоннами послышались заклинания жрецов, воспевающих смерть и возрождение какой-то птицы, как вдруг все куда-то свернулось.

Девушка очутилась в ином месте. Здесь был отец, и она знала, что видит последние минуты его жизни. Самое ужасное, что, находясь рядом, Рената не могла предотвратить его гибель.

– Папа! – сдавленно кричала она. – Не выходи к машине, папа!

Тут откуда-то в этом сне появился Саша. Но это был странный Саша: такой только во сне может привидеться, да и то лишь в разгоряченном воображении. Правильнее сказать, что Рената сама Решила, что это – ее телохранитель. На самом деле новый персонаж был бесплотное ничто в черном балахоне с нашивками из бисера – мелких драгоценных камней зеленовато-голубого или золотистого оттенка. Оно протянуло руку, и широкий рукав слегка вздернулся. Запястье было стянуто широким напульсником из чеканного сплава меди и серебра. Эта вещь и сама его кисть нормальная, плотская, из кожи и костей, с едва заметным сплетением вен на тыльной стороне – успокоила отчаявшуюся девушку: детали были достаточно земными, достаточно реальными, чтобы их хватило для доказательства, что существо это – человек. Поддержав Ренату под локоть, загадочная капюшоноголовая тень увела ее прочь от ужасного места. Девушка рванулась назад и увидела смерть отца.

– Папа! – зарыдала она пуще прежнего.

Тогда существо обняло ее, обволокло своей горячей, неистовой, настойчивой энергией и словно отдало ей часть собственной жизни, потому что Рената почувствовала, как воскресает она в этих странных объятьях.

С мокрыми от слез щеками, на мокрой же подушке она вынырнула из сна. Что-то горячее лежало у нее на плече. Рената оглянулась. Это была Сашина ладонь. Привстав на локте, он смотрел на девушку и усмиряюще поглаживал ее руку.

– Мне приснился отец, – объяснила она почти басом и шмыгнула носом, пытаясь скрыть, что плакала. Ей было неловко от сознания того, что, подобно буйнопомешанному Гарику, своими воплями она умудрилась разбудить только-только прикорнувшего телохранителя.

– Я знаю, – тихо сказал он.

– Если бы вернуться назад хоть на недельку…

– Так не бывает. Это уже есть, и все, что будет, тоже обязательно уже где-то есть…

– Больше я не буду спать, – Рената села, прикрывая грудь. – Лучше вообще не спать, чем так мучиться… Я чувствую себя виноватой: мы с ним поссорились и не успели помириться. Такое чувство, что я невольно накликала на него беду…

– Вы знаете, что это не так…

– Ненавижу сны!

– Он больше не приснится вам.

– Ну, как же… Конечно! Хорошо бы, если бы это зависело от моих желаний… – она отбросила от лица волосы, покрепче прижала к себе одеяло и попыталась встать.

Саша задержал ее и довольно бесцеремонно уложил на место:

– Он тебе больше не приснится! – внушительно, на «ты», повторил он.

Рената сдалась и, плача, прижалась к нему. Саша провел ладонью по ее щеке. От его кожи исходил едва различимый запах чего-то, что Рената снова назвала бы «дежа-вю». Этот запах показался ей знакомым с детства, древним-древним: чуть-чуть табака, мяты, хвойного дымка и какого-то старинного притирания, рецепт которого затерялся во времени. Всю свою жизнь Рената неосознанно искала этот запах, и вот он был рядом – такой естественный, слегка диковатый, слегка мистический. Хотелось в нем раствориться.

– Ладно, – всхлипнув напоследок, сказала она, – пусть будет так. Пусть этот сон больше мне не снится. И… еще одно… Давай и правда перейдем на «ты»?

Он согласно кивнул.

– Сделай, как обещал, и, если у тебя это получится, я буду считать тебя колдуном…

– Спокойной ночи, – Саша набросил на нее одеяло, точно спрятал под крыло.

И Рената, не успев ни о чем подумать, тут же заснула…

За тридцать восемь дней…

Пространство перевернулось, солнце светило сверху и отражалось в воде… И только…

Девушка с трудом разомкнула свинцовые веки. Выспалась она не до конца, но этим утром ей было легче, чем прошлым. Ренату клонило в сон, однако она переборола себя хотя бы потому, что ей стало любопытно, куда подевался ее телохранитель. Завернутая в теплое одеяло по самый подбородок, она, изогнувшись калачиком, лежала одна. На кровати за шкафом похрапывал Гарик. Судя по мутному свету, льющемуся в окно, было еще часов семь утра. Рената зевнула и, вспомнив о выполненном обещании Саши, улыбнулась. Какая она сделалась чувствительная и впечатлительная! А главное – поддающаяся внушению, и это хуже всего.

Вылезать из теплой постели было боязно, но Рената снова пересилила себя и рывком поднялась, чтобы натянуть джинсы и водолазку. Стуча зубами от холода, она ощутила на себе чей-то взгляд, вздрогнула и медленно оглянулась. Все верно: этот мерзкий «зэк» подглядывал за нею. «Чтоб ты глаза сломал, урод!»

– подумала Рената и пошла к дверям, где лицом к лицу столкнулась с Сашей.

– Доброе утро, – слегка улыбнувшись, поприветствовал он её.

– Недоброе, – буркнула девушка и пошла умываться; телохранитель, посторонившись, невозмутимо пропустил ее мимо себя.

Надевать высохшее белье ей пришлось в душе, потому что дом проснулся и найти иного укромного уголка Ренате не грозило. В очередной раз натягивая узкие и плотные джинсы, девушка заметила, как что-то вывалилось из заднего кармана. Это был светлый предмет, похожий на свернутую бумагу. Он улетел под сколоченную из трех досок полку. Присев на корточки, она пошарила рукой в темноте и взвизгнула, наткнувшись на что-то мягкое, как пух – то ли на комок паутины, то ли на моток ниток, то ли на то и на другое сразу. Кажется, бумажку угораздило завалиться в щель между досками пола. Надеясь, что это деньги – чего бы им совсем не помешало, так это раздобыть немного денег (вот это да! когда Ренату стали беспокоить такие вещи?! Деньги она всегда получала играючи, без напряжений, нисколько не задумываясь, откуда они – сколько надо, столько и брала) – девушка тонкими пальчиками с отвращением забралась в зазор между половицами. Хорошо, что не все ногти были сломаны: она легко зацепила то, за чем охотилась.

Это был сложенный вчетверо листок из блокнота. Губы Ренаты скривились от разочарования. Она хотела уже скомкать его и выбросить, но задержалась и развернула. На листочке черной ручкой было что-то начеркано… С трудом угадывалось следующее:

«Москва, 2408». Ниже – тоже какие-то цифры, шесть знаков, в темноте не разберешь. Ну и почерк! И тут Ренату осенило.

Она ворвалась в комнату, прямиком – к Саше.

– Смотри!

– Что это? – он взял бумажку, пробежал по написанному глазами. – Что это такое?

– Ты же догадливый!

Гарик, застилавший постель, крякнул и как бы невзначай отметил:

– Еще вчера они были на «вы»…

Рената сверкнула на него глазами. Саша поморщился:

– Ну, так что это за цифры?

– Это – шифр. А это – номер отсека. А почерк – Дарьи. Она рассказывала как-то, что у нее кто-то работает в Москве в аэропорту… Вот он и сделал ей её собственную, постоянно забронированную камеру хранения. Дашка утверждала, что это очень удобно: ведь ей часто приходилось летать в Москву…

– «Дипломат»?

Рената пожала плечами:

– Не знаю. А ты как думаешь? Мне кажется, да. Она затолкала мне это в последний момент перед тем, как мы уехали к тебе, да потом и я, и она забыли…

– Мне она ничего не говорила, – телохранитель подмахнул бумажкой.

Рената вздохнула:

– Думаю, она не собиралась умирать…

Саша поднялся из кресла с облезлыми подлокотниками и подошел к своей подопечной:

– Ты уверена, что вспомнила все?

– Ты опять, да?! Я терпеть не могу, когда на меня давят!

Гарик фыркнул, взял мыльницу и ушел умываться. Рената исподлобья смотрела на телохранителя.

– Я не давлю на тебя. Наоборот, нам обоим будет лучше, если ты вспомнишь подробности. Ладно, пойдем поедим.

Хозяин дома как-то странно косился то на Ренату, то на Гарика, а Ксеня с зубами привыкшей грызть мундштук лошади смотрела на гостью, не скрывая враждебности.

Телохранитель, как и накануне, вышел из-за стола раньше всех.

– Жду в машине. Поторопитесь. Особенно Гарик: твой рейс через… – Саша взглянул на часы, – через час.

«Беглец» подавился горячим чаем. Рената тихо, но злорадно засмеялась.

Петляя по узким улочкам городка, джип послушно вез их в аэропорт.

– Не могу избавиться от чувства, что нам дышат в затылок…

– пробормотал Саша. – Хотел бы, но не получается…

– Шутишь?! – испуганно оглянувшись назад и не заприметив ничего подозрительного, спросил Гарик.

Телохранитель не ответил, но его упрямые губы сжались еще плотнее. Рената наблюдала за ним.

Гарик вальяжно раскинулся на заднем сидении:

– Эх, че-е-ерт! Это не Америка… Да-а-а-а…

Саша почему-то усмехнулся и взглянул на его отражение в зеркале. Гарик продолжил тему:

– У них из тюряги сбежал – тачку угнал. Ключи на каждой стоянке где попало валяются. А там казино, выигрыш, друзья помогут, девочки по штуке с каждой стороны… эт самое… Лафа, короче!

Рената поразилась его глупости. Либо он валяет дурака, либо действительно верит ширпотребу, которого явно насмотрелся вчера по телевизору.

– Чтобы жить, как в Америке, – заговорил вдруг телохранитель, – надо быть, по меньшей мере, американцем. А чтобы выжить у нас, необходимо стать экзорцистом…

– Что за экзор… ну, этот?..

– Тот, кто умеет изгонять злых духов.

Гарик визгливо засмеялся:

– Чушь собачья! Когда мы сдохнем, нас сожрут эти… черви… Вот и весь сказ!

– Сожрут, сожрут. Лозунг помнишь? «От каждого по способностям – каждому по уму»…

Рената уже не в первый раз отметила про себя способность телохранителя говорить, как по писаному: всегда логично, грамотно, четко и ясно. Как будто где-то обучался риторике – это телохранитель-то…

– Никогда не понимал смысла этой ахинеи, – продолжал «занудствовать» Гарик. – И вообще, не верю я в забывчивость этой дамочки. Она что-то скрывает…

Неизвестно, что Ренату взбесило больше – то, что он в ее присутствии говорил о ней в третьем лице, или то, что при этом тыкал пальцем.

– Если вы еще раз позволите себе… даже подумать обо мне, я… я не знаю, что с вами сделаю! Не смейте касаться меня своими грязными словами и мыслями! Иначе… иначе прямо сейчас выкатитесь из моей машины! Ясно?!

Сашин взгляд призвал ее к спокойствию. Она с обидой отвернулась в окно. Телохранитель называется: позволяет оскорблять ее первому встречному проходимцу…

– Н-да… Не хотел бы я быть вашим мужем, мадам… – брякнул Игорь.

Рената в ярости прыгнула на него и через мешавшую спинку кресла попыталась расцарапать ему физиономию. Он не слишком защищался: похоже, ему все это нравилось и он нарочно провоцировал ее, чтобы доказать, что из себя представляет «фифа» из высших кругов.

Саша остановил машину. Гарик и Рената утихомирились.

– Мне надоело, – негромко и отчетливо сказал он.

– Все-все-все! – заверил его Игорь. – Это твоя Рената, я при чем? Нашел себе… не знаю кого… как эта самая…

Наконец джип подъехал к аэропорту. Низко, заходя на посадку, пролетел самолет. Ренату затошнило от страха: о, нет! только не самолет и не «американские горки»!

– Я не пойду, – заявила она, когда телохранитель и Гарик вышли из машины.

Саша устало прикрыл глаза, стиснул зубы и выдохнул. Рената уже научилась переводить для себя его мимику, но решила показать характер: если сразу не бросил, то не бросит и теперь. А сколько можно безропотно переносить его начальственное поведение?! Кто он такой?!

– Со своим неврастеником, господин телохранитель, можете не возвращаться! Всего хорошего.

Саша открыл дверцу и взял ее за куртку:

– Ты идешь?

– Я же сказала: нет. И убери от меня свои руки!

– Ты идешь? – глухо повторил он.

– Ты пока что мне не нужен, так что можешь быть свободным, прогуляйся… – Рената не опустила глаза и не отвела взгляд. Что-то такое было сейчас во взоре Саши, отчего она почувствовала свое превосходство. Объяснить это она не могла, но шестое чувство ей подсказывало, что телохранитель не сможет не покориться ей, почему – неизвестно. Он сильнее во всех отношениях, но есть что-то такое, что сводит на нет всю его силу.

– Ладно, Сань, мы же быстренько – туда и обратно… в смысле, это самое… ты – обратно… Пусть сидит, что ее за собой таскать… ничего с нею не сделается…

Саша хлопнул дверцей и уничтожающе посмотрел на подопечную.

В это время Гарик в ужасе отпрянул за его спину:

– Вот хрень-то, а!

– Где хрень? – уточнил телохранитель, еще не переключившись на окружающую реальность.

Вдоль парковки прохаживался небольшой милицейский наряд.

Обычный патруль, поняла Рената.

– Архангелы пожаловали… Не иначе, как по мою душу…

Рената фыркнула и подумала: «хоть бы по твою!» Но Саша развеял ее надежды. Он насмешливо покривил губы:

– Да на кой черт им твоя душа? Иди нормально.

И они ушли в здание аэропорта. Рената включила магнитофон. В связи с чем Дарья сунула ей эту бумажку?! Наверное, в связи с «дипломатом», что еще могло их всех беспокоить в последний день? А это мрачное Сашино пророчество, будто им дышат в затылок… Да ну, что они, эти бандиты, «цэрэушники», что ли, какие-нибудь?! В Челябинске, конечно, оставаться было опасно, но это вовсе не значит, что их след не потерян теперь. Саша склонен излишне преувеличивать и драматизировать ситуацию, и сейчас, при дневном свете, при ярком жизнерадостном солнышке, это стало ясно, как дважды два. То ли дело ночью! И чего он весь вчерашний вечер нагнетал на нее такое мерзкое настроение?! Может, ему нравится, когда ей плохо? Вампир… Скорее бы куда-нибудь приехать, освоиться и больше не вспоминать о нем.

Гарик, «зэк» отвратительный, ему, значит, дороже, чем та, которую он обещал охранять!.. Какая песенка веселая: «Жил на свете гитарист Витюша»… Ага, а потом влюбился в Ксюшу, «юбочку из плюша»… Дурацкая песенка. Но настроение поднимает… Когда-нибудь она будет смеяться над своими страхами…

Вдруг Рената увидела, что вдоль парковки, там, где раньше околачивался патруль, теперь прохаживается группа парней, внимательно поглядывая на машины. Её прошиб холодный пот: одного из этих типов она видела в Челябинске.

В жуткой панике девушка зачем-то выключила магнитофон, заметалась и уже хотела было сползти на резиновый коврик, как вдруг увидела, что к парням подошел довольно высокий мужчина в черном костюме и черной рубашке с белой вставочкой на воротнике. Лицо его было благообразным, очень приятным и немного на кого-то похожим. Компания отвлеклась и повернулась к нему. Он что-то говорил, помогая себе жестами, и, наконец, указал на здание аэропорта. В ту долю секунды, пока на него не смотрели, он оглянулся на Ренату и сделал ей знак уезжать. У нее перехватило дыхание: это был Саша. Он на секунду стал им, а потом вдруг снова необъяснимо преобразился в католического священника, не слишком хорошо изъясняющегося по-русски.

Рената переползла за руль и выкатила машину со стоянки, ничего, к счастью, не перевернув, не опрокинув и ни во что не врезавшись.

Сашу она поймала за два квартала от аэропорта, когда изрядно покрутилась по дворам. Вот тебе и жизнерадостное солнышко… Вот тебе и «цэрэушники»!..

Рената покорно, чувствуя себя немного виноватой, уступила ему водительское кресло. Телохранитель молча сел и снял зажатую пуговицей рубашки, сложенную пополам и вставленную под воротник Дарьину записку. А ведь она так походила на атрибут костюма настоящего священника!..

– Что это было? – спросила она, указывая на воротник и на бумажку. – Как у тебя получилось?

Не определишь, о чем он думает… Но разговаривать с нею он не хочет. Ну и плевать. Какой гордый, подумаешь!..

До пяти часов вечера они гнались за солнцем. Пять было по их часам, по широте Челябинска. Но солнце они так и не догнали…

Саша загнал джип в холмистый перелесок и занялся разведением костра.

– Как ты относишься к тушенке? – впервые за весь день заговорил он с Ренатой.

Девушка кивнула, и он довольно ловко вскрыл перочинным ножиком консервную банку, а после пристроил ее на плоский камень, лежавший в углях и раскаленный, как электроплитка. Голод и холод превратили «девушку из высшего общества» в существо, которое отбросило все условности, отринуло все нормы поведения, принятые в ее кругу, опустилось до того, чтобы есть с лезвия ножа из закопченной банки. Кошмар!

С севера дул ветер.

– Принеси коньяк, – попросила Рената. – Я замерзла. Душа, видно, не греет…

Телохранитель замер, не донеся пищу до рта.

– Ты что? – спросила она, удивившись тому, насколько напряженным стал его взгляд.

Саша поднялся, сходил в машину и принес ей бутылку. Рената отхлебнула прямо из горлышка, едва не подавилась и не облилась и стала пальчиками вытирать губы: все верно, не хватало ей пока еще умения и решимости сделать это рукавом куртки. Телохранитель посмотрел на нее.

– Будешь? – Рената передала ему бутылку. – Люблю коньяк…

Если он хороший, конечно, настоящий, а не такой…

– Знаю, – Саша сделал глоток.

Девушка невесело рассмеялась:

– Уже настучали? Да-а, Артур просто не мог не сболтнуть!

Прости господи, что так говорю о мертвом, но он ве-е-ечно называл нас с Дарьей алкашками…

– Никто ничего не сболтнул.

– Сам догадался?

– Просто знаю.

– А что еще ты обо мне знаешь? – Рената склонила голову к плечу и с интересом заглянула в его лицо, освещенное огнем костра.

– Что тебе снится сон…

– Всем снятся сны! – возразила она, забрала у него коньяк и выпила еще. – А мне снится… какой-то храм, из глубокой-глубокой древности, но в тот момент, когда я вижу в нем себя, он новехонький, как будто только выстроенный… или, по крайней мере, за ним хорошо ухаживали, не позволяя, чтобы в нем случилось запустение… Водоем прямо в центре этого храма… яркое солнце…

Он поднял на нее темно-серые, непрозрачные глаза:

– …А из глубины этого бассейна вынырнула огненная птица, и тебе нужно собрать её пепел, когда она сгорит… Одно условие: всё, до последней песчинки…

– Что?! – наступила пауза. – А это кто мог тебе сказать?!

Откуда…

– Птица Феникс, – пробормотал Саша, не слушая её. – Гелиополь на берегу изумрудного Нила… Великий был город…

– С ума сойти! Ты что, экстрасенс?!

– Любой охранник должен иметь шестое чувство… Если он, конечно, считает себя хорошим охранником.

– А ты считаешь? – не без ехидцы спросила Рената.

– Я считаю, что у меня есть шестое чувство – об остальном не мне судить…

– А это… ну, то, что ты проделал в аэропорту… Это – какое чувство?

– Это – курс актерского мастерства. Предмет по специальности.

– Ты – актер?!

– Громко сказано. Чтобы быть актером, недостаточно окончить училище или вуз. Этим надо жить. Я этим не жил. Божья искра есть не в каждом…

– Не знаю, не знаю… Сыграть без грима старика-священника, преобразиться так, что даже я тебя не узнала – это не божья искра?! Тогда я просто ничего не понимаю в этой жизни! – коньяк раззадорил Ренату; ей стало тепло и захотелось спорить.

– А вот его я не играл. Это отец Саймон из Англии. Я охранял его в 89-м. Он был моим «первым иностранцем»… Через год он умер в Лондоне от рака поджелудочной железы, а ему было всего пятьдесят. Лучшие люди всегда уходят раньше, как будто кто-то или что-то боится, что, проживи они немного дольше, на эту землю придет излишнее совершенство… Закон сохранения энергии: постигший то, что «за дверью», должен удалиться туда навсегда, – Саша усмехнулся и поворошил полешки в костре.

– Сколько тебе лет? – спросила Рената.

Он прищурился и прикурил от полыхающей головешки.

– Тридцать два.

– А в тот момент тебе можно было дать все пятьдесят! Как ты это объяснишь?

– Никак. Все может быть… Как-то никогда не приходило в голову смотреться в зеркало в такие минуты…

– Странный ты тогда актер. Я знала целую кучу артистов, их и хлебом не корми, дай у зеркала поторчать… Надо же им как-то отрабатывать мимику…

– Вот поэтому я тебе и говорю, что отца Саймона я не играл.

Трудно с ним разговаривать. Вернее, разговаривать-то как раз легко, а понять – сложно.

– Как ты думаешь, Саш, чем все это закончится? – спросила девушка, снова и снова отхлебывая из бутылки.

Телохранитель опустил глаза. Такое выражение иногда бывало у скрытной Дарьи. Сходство, которого раньше не было и не могло быть: слишком уж они с Сашей были разные, не говоря уже о противоположности пола. Он что-то знает, но не хочет говорить…

– Как ты поступишь, когда мы найдем безопасное место? – Рената отдала ему бутылку. – Уйдешь или останешься где-нибудь, поблизости от меня?.. Я ведь не буду никого знать в чужом городе…

Саша протянул руку и осторожно вытащил желтый березовый листик, запутавшийся в ее золотисто-рыжих непокорных волосах.

– Не знаю, – сказал он.

А пьяное это в ушах Ренаты откликнулось: «Знаю, знаю, знаю!..»

За тридцать семь дней…

– Вспомни и выбери! – крикнула огненная птица, воспарив над водоемом с ослепленной жрицей, которой все никак не удавалось разглядеть её.

– Ты сгоришь! – закрываясь рукой, закричала девушка. – Во имя светлого Осириса, остановись!

Птица тряхнула крыльями и вознеслась к солнцу. Вспышка падающего метеора – и прах посыпался на саламандр.

Ожесточенно распихивая ящериц ногами, девушка хватала пепел и прижимала его к груди, как ворох бумаги со стихами гения. Саламандры кусались, изворачивались и норовили схватить пролетевшую сквозь её пальцы песчинку-другую.

– Помогите мне! – кричала она служителям. – Одна я не справлюсь!

Чары колдуна не действовали на саламандр. Белый жрец низшей касты боялся отпустить колонну. Капюшоноголовый Помощник Главного Жреца разбрасывал ящериц острым, как бритва, длинным мечом-атаме, но твари срастались и снова бросались в бой. Кватернер посвященных ничего не мог поделать. Пантакль в руках колдуна обуглился и рассыпался.

– Во имя Оритана, помогите мне! – жрица теряла все больше и больше останков несчастной птицы.

Она не знала, что за слово сорвалось у нее с языка. Но, в ее понимании, это было самое священное, самое дорогое название из когда-либо существовавших…

Остальные служители храма в Гелиополисе на берегу зеленого Нила стояли и смотрели, не в силах помочь кватернеру Главного Кольца…

Рената открыла глаза. Часы на тумбочке у самой подушки, как воплощенный немой укор, показывали десять.

– Саша! – позвала она, думая, что он еще спит в смежном номере.

В ответ – тишина.

Девушка натянула водолазку (она была достаточно длинной и прикрывала трусики, так что Рената могла в ней считать себя почти одетой). Саши, конечно же, не было. Из-под подушки торчала рукоять пистолета. Снова куда-то сбежал… добытчик…

Рената выглянула в окно с видом на проспект и на красовавшуюся между двух дорог вывеску-рекламу: «Златоуст приветствует своих гостей! Добро пожаловать!» Помнится, вчера она прочла эту вывеску в хмельном состоянии, и приветствие очень ее развеселило: она хохотала до третьего этажа, до тех пор, пока Саша не открыл перед нею двери номера. Затем он куда-то исчез, а Рената, едва раздевшись, рухнула спать, но минуты две еще видела однообразную картину: дорога, пустошь, встречные машины, дорога, пустошь, встречные машины… Никакой, вроде бы, погони, никакого «дыхания в затылок».

Наверное, выспалась она хорошо: голова не болела и не кружилась, пить не хотелось, зато хотелось есть. Рената села к зеркалу и даже испугалась. Любой человек испугается, если увидит себя наутро после вечерних посиделок у костра с дымом во все стороны, а в особенности – если после всего этого он не умывался перед сном.

Девушка вскочила и убежала мыться. Забавно, что здесь даже был халатик, только Рената побрезговала надевать его.

С «чалмой» на голове, скрипя от чистоты, она вернулась к зеркалу. Из отражения на нее глядели желтовато-зеленые, слегка раскосые глаза – сказывалась татарская кровь матери, хотя и та не была чистокровной татаркой. Рената не считала себя особенно красивой и могла только гадать, отчего многие знакомые мужчины сходили с ума по её почти совершенной фигуре, по маленьким, как у куклы или как у Золушки, стройным ножкам и по высокой, словно подаренной ей древним скульптором, груди. И еще по точеному смугловатому лицу. Причина всех женских страданий – несколько веснушек на изящном носике и щеках – нимало не портила её. Неизвестно, что себе вообразив, «светские львы» (и «тигры») бросали своих подружек ради нее. Но, как правило, оставались ни с чем. Редко когда Рената «снисходила» до кого-нибудь из них, на нее было трудно угодить. Живи она в суровом XVIII где-нибудь во Франции, её давно бы уже отравили, сожгли как ведьму, закололи или отправили бы на тот свет иным путем. Странно, что эта кучка негодяев так долго ждала…

– Господи, на кого я похожа! – простонала Рената и стала придумывать, как бы ей накраситься. Ходить в таком растрепанном виде даже перед собственным телохранителем, Мухтаром, Цербером, бультерьером, просто неприлично. Как-никак, он все-таки тоже мужчина, а на памяти Ренаты не было ни одного представителя сильного пола, который узрел бы ее такой.

Тут щелкнула дверь, и на пороге возник Саша, двумя пальцами придерживая переброшенный через плечо темный пиджак. Девушка издала неопределенный возглас и закрыла ноги собственной курткой.

– Ну что, человеческий детеныш, удачная была охота? – дабы побороть смущение, полусерьезно-полушутя спросила она.

Саша, который рухнул на диван, сделал кистью руки неопределенный жест. Кожа на его пальцах и на ладонях была почти начисто содрана, как будто он голыми руками забирался в горнило.

– Боже ты мой! – Рената даже забыла про куртку. – Что это?!

Ты что, вагоны разгружал?!

– Почти в точку.

– Ты с ума сошел!

– Нет, просто ты хочешь есть. Позвони в ресторан, закажи что-нибудь.

Она рассматривала его ладони.

– А что будешь ты?

– Я буду спать. Сон – это лучшая еда.

– Это папа так говорил… – с тоской вспомнила Рената.

– Твой папа был умным человеком. Но не переживай за него, это не даст ему покоя… Чем быстрее ты придешь в себя и смиришься со смертью, тем лучше будет нам всем…

– Ты постоянно говоришь загадками. Снимай рубашку: ты весь мокрый. Мог бы сказать прямо: дескать, я такой умный, тебе, грешной, меня все равно не понять, так что мучайся от своего несовершенства!

Рената вытряхнула его из рубашки и поднялась с дивана. Саша подул на ладони, по которым она так бесцеремонно проехалась сдираемыми манжетами.

– Что ты собираешься делать с нею? – поинтересовался он.

– Собираюсь постирать. А что?

– У нас в номере завелась стиральная машина? Потрясающе!

– Не язви.

– Разве девушки твоего круга когда-нибудь стирают?

– Прекрати, я сказала!

Он присвистнул. Не по-своему он как-то ведет себя: слишком легкомысленно. Вот Артур еще мог бы подурачиться таким образом, а на Сашу это мало похоже. Впрочем, пусть лучше так, чем слушать его нотации либо вообще биться в глухую стену, когда есть желание поговорить, отвлечься. С другой стороны, кто его знает, какой он на самом деле?..

Рената открыла воду. Несмотря на то, что материя действительно была насквозь пропитана потом, девушке не был неприятен её запах. Такую законченную эстетку, как она, подобное немало удивило. Может, она и впрямь «опускается на дно»? Додумать ей не дал вновь занывший зуб. Нет, спокойно она не умрет, это точно!..

Саша вошел следом, подождал, пока она закончит замачивать рубашку, и сжав челюсти, превозмогая боль в пораненных ладонях, сунул руки под воду.

– Саша, – Рената потерла намыленную ткань Телохранитель взглянул на нее через плечо, не разгибаясь; струи воды стекали по его лопаткам.

– У тебя не прошло ощущение, что нас преследуют?

Саша плеснул пригоршней воды себе в лицо.

– Если бы прошло, мы бы уже не сидели в этой занюханной дыре…

– Вот, значит, как!

– Разбуди меня через два часа, – она набросил на плечи полотенце и растерся им. – Что с тобой?!

Рената совсем раскисла. Зуб ныл все сильнее и сильнее. Девушка села на корточки и прижала к щеке свернутую жгутом еще теплую от воды рубашку.

– Что случилось? – Саша опустился на пол напротив нее, прямо на кафель.

– Зуб. Третий день кровит… Что делать – ума не приложу. Я с ума сойду от этой боли, прямо как назло… Наверное, тебе уже осточертело нянчиться со мной? Ведь правда? Все время что-нибудь болит… Беги от меня, пока не поздно…

– А если поздно? – серые гранитные глаза заглянули в самую душу. Саша извлек из ее рук рубашку. – Пойдем…

Рената подчинилась. Телохранитель усадил ее на стул.

– Попробуй ни о чем не думать и расслабиться. Если можешь – доверься мне…

Его пальцы, наверняка гудевшие от боли, мягко коснулись волос девушки. По телу побежали приятные мурашки: ей нравилось, когда с ее головой что-нибудь делали; в связи с этим Рената обожала посещать парикмахерскую, где ее личный мастер, Марина, делала ей замысловатые прически, чаще всего «греческие»: с ними больше возни, так что времени на болтовню им с Мариной хватало с лихвой. Рената вспомнила, что парикмахерша обещала ей привезти какую-то «хитрую» расческу со всякими «наворотами», как она выражалась. Кто знал, что так все обернется… не до этого теперь…

Рената закрыла глаза, совсем позабыв, что сейчас над нею колдует не Марина, а телохранитель. Она только отметила, что у Марины изменилась техника – быстрые ловкие пальцы были одновременно нежны и уверенны.