Где это видано, чтобы простой человек выиграл? А те, которых по телевизору показывают, как будто они получили квартиру в Москве или новенький блестящий автомобиль, - ну, это подсадные, кто ж этого не понимает? Вот среди знакомых Карпова никто никогда не выигрывал, ничегошеньки. Илона только один раз сумела ухватить три сотни. Да это же случайность, всем ясно, недосмотрел кто-то из тех, кто выигрышные билеты отбирает, пропустил один, не заметил. А так-то все знают, что билет с выигрышем в продаже никак очутиться не может, такие билеты только своим раздают. Проверенным людям. Чтобы они половину выигрыша, а то и побольше, отдали обратно. Ну, это их дело, их игры, Карпова это не касается. Он билетов не покупает.
      Но куда же все-таки Илоночка делась? И не говорила ведь, что к подруге пойдет, вообще ничего не сказала, ушла, и все.
      А он-то сегодня на обед картошечки нажарил, с лучком, да сосиски отварил... уж такой обед, пальчики оближешь! Котлет вот нету, Илоночка очень котлетки уважает... но за ними далеко идти, а у него сегодня уж так спина разболелась! Не добраться ему до того магазина, никак. А чем, собственно, сосиски хуже? Тоже очень приличная еда. Не у всех такое каждый-то день бывает.
      Карпов тяжело вздохнул, встал и пошел в комнату, придерживаясь за стены. Он никогда не обращал внимания на то, что по всей его квартире на стенах красовались черные полосы жирной грязи - следы его рук. Да и зачем стенки-то рассматривать? Лучше в окно поглядеть. Или вот телевизор включить можно. Вон он какой, большой, красивый! Цветной! Жаль только, программы нет. Ну, и без программы хорошо.
      Закончились вечерние новости, а Илона все не возвращалась. Карпов начал уже понемножку беспокоиться. Если бы девочка сказала, что идет к подруге, тогда другое дело. Но она ничего не говорила. Куда же она подевалась? Хотя, конечно, могла куда угодно пойти, и ему даже словом не обмолвиться, уже ведь такое случалось. Зачем ей докладываться, кто он такой, чтобы на него внимание обращать? А вот почему-то болит сердце, и все тут. Ноет, как будто беда какая недалеко. Нет, только не это. Только бы ничего с девочкой не случилось.
      Тревога все сильнее и сильнее охватывала Алексея Алексеевича, а он никак не мог понять, в чем же дело. Он выключил телевизор, снова пошел на кухню, приник к окну. Темно уже, ничего не разглядеть во дворе. Хоть бы Илоночка поскорее вернулась...
      Кто-то позвонил в дверь. Звонок был странный - длинный, нервный, как будто там, на площадке, начался пожар. Карпов поспешно заковылял в прихожую, охваченный страхом, не спрашивая, распахнул дверь. И увидел старого знакомца, еще по тем временам, когда Лялька жива была, Петьку-бомжа.
      - Ты чего? - удивился Карпов.
      - Да там это... ну, типа того... бабе твоей чего-то совсем плохо, ты бы ее забрал что ли...
      - Какой бабе? - не сразу понял Алексей Алексеевич.
      - Да новой твоей, что у тебя живет. Тут ее до двора-то довели, а дальше никак. Ты бы пошел, что ли?
      Карпов наконец сообразил, что речь идет об Илоне, и, как был, в тапочках, выскочил из квартиры. Петька суетился рядом, обдавая Карпова подвальной вонью и жутким запахом какого-то несусветного спиртного, то ли тормозухи, то ли "красной шапочки", то ли еще чего-то в этом роде, но Карпов Петьку не замечал, он, едва выйдя из подъезда, увидел Илону, стоявшую возле арки, прямо под слабенькой лампочкой, освещавшей въезд во двор. Карпов, забывший второпях палку, схватился за Петькину руку и устремился к своей девочке. Подойдя к ней, он окончательно перепугался. Илона была бледна, как смерть, она с трудом держалась на ногах и то и дело прикрывала глаза, как будто у нее невыносимо кружилась голова.
      - Девочка, - забормотал Карпов, - девочка моя, что это ты... домой пойдем, домой... идем-ка, скорее... ну, давай...
      Илона попыталась сделать шаг, но тут же пошатнулась и снова прижалась к стене.
      - Петька, помогай! - приказал Карпов, от ужаса начавший понимать, что надо действовать быстро и энергично. - Давай, тащим ее домой!
      Петька, радуясь тому, что ему довелось участвовать в настоящем деле, подхватил Илону под руку и повел через двор к подъезду. Карпов, забывший о болях в спине, поддерживал ее с другой стороны. Илона едва волочила ноги, не слишком мускулистым мужикам пришлось нелегко, но в конце концов они втащили ее в квартиру и уложили на кровать. Карпов тут же шуганул Петьку, чтоб не натряс вшей, и, закрыв за ним дверь, вернулся к Илоне.
      - Девочка, что случилось? - кричал он, пытаясь дозваться до едва теплившегося сознания Илоны. - Что с тобой?
      Илона наконец с трудом выговорила:
      - Не знаю, почки, наверное... плохо мне...
      Так, решил наконец Карпов, надо "скорую" вызывать. Иначе никак. Это было для него серьезным решением. В кругу его друзей и знакомых врачам не доверяли, а уж вызвать "скорую" считалось чуть ли не позором. Почему это так - Карпов никогда не задумывался, он просто жил в своей среде и принимал принятые в ней правила жизни. Но он видел, что Илона чуть жива, и чувствовал, что без врача тут никак не обойтись.
      - Девочка, я сейчас позвоню, я врача вызову! - крикнул он ей в ухо, но Илона никак не отреагировала.
      Карпов вышел на площадку. В квартире напротив телефона не было, нужно было подниматься наверх, а ведь поздно уже, сообразил вдруг Алексей Алексеевич, соседи-то, наверное, спят... и тут из комнаты до него донесся страшный хрип. Это хрипела Илона. Тут на Карпова напал такой страх, что он просто-напросто заорал во все горло:
      - Помогите! Помогите! Помирает она!
      Дверь подъезда открылась, вошла соседка с верхнего этажа. Карпов бросился к ней, и она отпрянула от неожиданности.
      - Саша, что случилось?
      - Илоночка помирает! Почки вроде бы! Врача надо!
      Соседка, глянув на его опрокинутое лицо, быстро сказала:
      - Сейчас вызову, иди к ней. Как ее фамилия? Лет сколько?
      - Ланкова она, Ланкова... а лет... не знаю я, около тридцати вроде бы...
      Соседка бегом помчалась наверх, к себе, а отчасти успокоенный Карпов вернулся в квартиру, оставив дверь распахнутой настежь. Илона лежала неподвижно, закрыв глаза, ее голова как-то странно скатилась вбок, и вроде бы она даже не дышала. Карпов снова ударился в крик:
      - Илоночка! Девочка! Чего ты? - Он схватил ее за плечи, встряхнул, уложил поудобнее, снова встряхнул... Илона медленно приоткрыла глаза, вздохнула. Но она явно не видела Карпова, она вообще ничего не видела вокруг себя, и что-то было такое в ее взгляде, что Карпов задохнулся от ужаса и снова закричал:
      - Илона! Очнись! Девочка, не оставляй меня! Илона-а!
      В прихожей послышались громкие уверенные шаги, чья-то сильная рука отстранила Карпова, над Илоной склонился высокий мужчина в белом халате. Но Карпов уже ничего не соображал от страха. Он продолжал кричать:
      - Илоночка! Девочка! Очнись!
      Врач "скорой" небрежно обернулся и хлопнул Карпова по макушке, как будто увидел на его голове муху, и Алексей Алексеевич тут же замолчал. А врач присмотрелся к Илоне и вдруг сказал:
      - Это не почки. Это отравление. Что она пила?
      - Не знаю, - пробормотал Алексей Алексеевич, - не знаю... такая вот пришла...
      Что было дальше - Карпов не помнил. Он очнулся только тогда, когда огни "скорой", увозящей его девочку, исчезли в подворотне.
      Глава шестнадцатая
      ...В густой синей тьме вспыхнула точка золотистого света далеко-далеко... и к ней вел странный круглый коридор, высокий, широкий, заполненный все той же синей тьмой, кое-где прорезанной узкими черными полосами... Что это, растерянно подумала Илона, куда я попала? Она почему-то не ощущала собственного тела, но это ей ничуть не мешало, она как будто плыла в невесомости, но ей не было легко, что-то мрачное и злое шевелилось в глубине души, мешая устремиться к золотому свету, таща куда-то вниз... Илона с трудом оторвала взгляд от золотистой точки и глянула под ноги... хотя у нее как будто бы и не было ног, во всяком случае, она их не заметила... зато увидела нечто, испугавшее ее до дрожи. Там, внизу, бурлила грязно-желтая зловонная жижа, и едкий пар от нее тянулся к Илоне гибкими, бесконечно длинными щупальцами... Илона рванулась вверх, желая уйти от этих чудовищных струй, всем сердцем, всей душой стремясь к золотой точке в глубине круглого коридора... это тоннель, сообразила наконец она, это тоннель... наверное, я под землей, в метро... в метро? Но как я могла попасть сюда? Она ничего не помнила. Но мощный внутренний порыв помог ей подняться, взлететь... и тогда она увидела еще кое-что. И эта картина привела ее в окончательное недоумение... но при этом страх почему-то оставил ее. Она увидела саму себя. Правда, она не сразу догадалась, что это именно она, просто ей показались знакомыми каштановые волосы, бледное лицо с закрытыми глазами... вокруг ее неподвижного тела, лежавшего на каком-то странном белом столе, узком, с металлическими ногами, толпились люди в белом, с лицами, скрытыми масками... И еще вокруг стола стояло множество разных машин и аппаратов, а от ее собственного безжизненного тела тянулись к аппаратам длинные трубки... Надо же, с непонятным ей самой безразличием подумала Илона, чего это они суетятся? Они что, не понимают, что меня там нет? Я же вот где, немножко в стороне, сверху... ну, пусть их хлопочут, мне-то какое дело?
      Она снова посмотрела вверх, в синюю глубину тоннеля, на мягкий золотой свет, и ей захотелось как можно скорее добраться до него, раствориться в нежном сиянии... но что-то держало ее, как привязанные к ногам гири, не давало взлететь, воспарить... Илона металась из стороны в сторону, но ей никак не удавалось оторваться от невидимого груза... почему, почему это так, с горькой жалостью к самой себе думала она, я хочу туда, наверх, к свету, я знаю, что там другой мир, чистый и радостный, я же чувствую это, я вижу, да, вижу, кто мешает мне подняться туда...
      Тяжесть в душе начала нарастать, превратившись в свинцовые ядра, Илону потянуло вниз, к извивающимся струям обжигающего пара, к бурлящей густой жиже, готовой поглотить все, что только приблизится к ее мутной поверхности... Нет! - закричала Илона, но оказалось, что у нее нет голоса, что кричит она мысленно... но это ее не остановило, она снова во всю силу своей мысли закричала: Нет, нет! Я хочу к свету! Спасите меня, спасите! Я хочу быть там, я стану достойной радостного мира!
      И в тот же миг она помчалась вверх по туннелю, как сорвавшийся с привязи воздушный шарик, блестящий, небесно-голубого цвета, с веселым хвостиком... Синие стены туннеля неслись мимо нее, золотистая точка быстро росла, но ее свет не слепил, а манил, он был чарующим и нежным... Илона задохнулась от счастья. Там, вверху, впереди - чудесный край, там ее ждет бесконечное блаженство... скорее, скорее туда!
      Но внезапно ее полет прервался, свет погас, Илона потеряла сознание...
      А когда она снова открыла глаза, то увидела над собой обычный белый потолок с лампой дневного света. Скучный белый потолок. И ничего больше.
      Илона подняла голову, осмотрелась. Больница, вот оно что. Небольшая светлая палата, всего четыре койки, три из них - пустые. Как это ее сюда занесло? Черт побери, ей же домой нужно! Какой сегодня день? Ведь в понедельник...
      Ее словно что-то ударило под ложечку. В понедельник - что? Что должно произойти в понедельник? Она никак не могла вспомнить. Но что-то очень важное, очень нужное, такое, что решит все ее будущее... черт, черт побери, что же это такое?!
      Она должна вспомнить. Обязательно должна.
      Дверь палаты тихо скрипнула, вошел высокий молодой врач, рыжеволосый, веснушчатый. Илона мельком подумала о том, что все врачи, которых она видела в своей жизни, были почему-то очень высокого роста... впрочем, она их видела редко.
      - Ну, как дела, беспаспортная? - весело спросил доктор.
      - Нормально вроде бы, - ответила Илона и обнаружила, что ее голос звучит хотя и тихо, но в общем вполне обычно. - Ничего не болит. А что со мной такое?
      - Такое с тобой, что думать надо, что делаешь, - непонятно ответил доктор. - Ладно, завтра будем тебя выписывать.
      - Хорошо, - улыбнулась Илона. - А завтра какой день?
      - Пятница. А тебе какой надо?
      - Да мне все равно, мне бы домой поскорее.
      - С отравлением суррогатами подолгу не держим, - усмехнулся врач, садясь на край кровати и снимая с шеи стетоскоп. - Ну-ка, послушаем, как твое сердечко.
      - Какими суррогатами? - спросила Илона, задирая казенную сероватую рубаху из грубого холста.
      - Алкогольными, - пояснил врач, прикладывая стетоскоп к ее груди. Не пила бы всякую гадость - не попала бы к нам. Так что после обхода иди к сестрам на пост, звони домой, чтобы одежонку принесли.
      - У меня нет телефона, - растерянно сказала Илона.
      - Ну, не знаю... возьмешь что-нибудь наше, после вернешь. Что, и никто не придет тебя проведать?
      - Придет, наверное, - решила Илона, сообразив, что Карпов, конечно же, очень тревожится о ней. Лишь бы он добрался до больницы сегодня, тогда она отправит его за одеждой. - А где я? Какая это больница?
      - Мариинская, - ответил доктор, снова вешая стетоскоп себе на шею. На Литейном проспекте. Ну, сердце у тебя крепкое, работает отлично, никакая гадость ему не помеха. А почки тебе обязательно нужно лечить. Но не у нас. Все, лежи, набирайся сил, завтра после обхода - домой. Надо же, - покачал головой врач, вставая. - Чуть не умерла! Скажи спасибо тому, кто вовремя тебе "скорую" вызвал. Еще несколько минут - и не смогли бы спасти.
      Он ушел, а Илона откинулась на подушку и задумалась, глядя в потолок, покрытый тонкими затейливыми трещинами. Отравление суррогатами... что же это она такое выпила, а главное - где, с кем? Ничего не помню, сердилась она, да что же это такое? Надо было доктору сказать, что память потеряла, пусть бы дал какое-нибудь лекарство... ох, нет, если узнает - завтра не выпишет, а у нее ведь есть какое-то важное дело в понедельник... только она забыла, какое именно, но ведь завтра только еще пятница, за три дня она обязательно вспомнит, можно не сомневаться. Вспомнит, вспомнит...
      Хоть бы Карпов догадался прийти, поскорее, чтобы она спокойно ждала завтрашнего дня, зная, что ей есть в чем добраться до дома... какой у нее странный дом, дом, в котором живет Карпов... то ли заботливый брат, то ли любящий папаша... смешной старичок, горбатенький, хроменький... наверное, это он вызвал ей врача, кто же еще стал бы о ней тревожиться? Она никому больше не нужна.
      Карпов не спал всю ночь, мучаясь тревогой, с ужасом думая, что его девочка может умереть где-то там, в какой-то больнице, а он даже не знает, куда ее увезли, и что же теперь делать... Он то ложился в постель, то снова вставал и выходил в кухню, куря одну сигарету за другой, чувствуя, как сердце то и дело замирает от страха. Потом он вдруг вспомнил, как Илона достала с кухонного шкафа бутылку водки и подумал: а вдруг там еще какая-нибудь заначка лежит? Он придвинул к шкафу табуретку, с трудом вскарабкался на нее и, подняв руку, принялся шарить по крышке ободранного предмета кухонной обстановки. Заглянуть наверх он не мог - роста не хватало. Он и в самом деле нащупал бутылку, а рядом с ней лежал какой-то сверток, но его Карпов нечаянно задвинул так далеко, что достать уже не смог. Да и не слишком-то его интересовал этот сверток, ну, спрятала девочка что-то свое, женское... кому какое дело? А вот бутылка... Карпов бережно подтащил ее к себе, сполз с табурета, рассмотрел. Ого, почти половина! Ну, ему сейчас столько не надо, конечно, ему бы только один глоточек, чтобы немножко успокоиться...
      Ему и в самом деле хватило одного глотка. Он уснул прямо на кухне, уронив голову на стол.
      Разбудил его настойчивый звонок в дверь, и Алексей Алексеевич, не поняв спросонок, где он находится, едва не свалился с табурета на пол. Но успел уцепиться за стол и наконец утвердился на ногах. Звонок продолжал дребезжать. В голове Карпова мелькнула ненормальная мысль - Илоночка вернулась! Он, спотыкаясь от торопливости, доковылял до прихожей и распахнул дверь. На площадке стояла соседка с верхнего этажа.
      - Саша, как вы тут? - с сочувствием в голосе спросила она. - Я вам тут немножко поесть принесла.
      Она протянула Карпову большой полиэтиленовый пакет, чем-то наполненный, и Алексей Алексеевич с благодарностью принял подарок.
      - А вы не знаете, - робко спросил он, - как она там... ну, я не очень соображал, как оно тут было... - Он помнил только то, что врач гнал его куда подальше, чтобы не путался под ногами и не мешал.
      - Ну, Саша, вы просто как ребенок, - покачала головой соседка. - Вы что, не запомнили, куда ее увезли?
      - Не, не помню... а что, сказали, куда? - спросил Карпов, с надеждой глядя на соседку.
      - Конечно, сказали, - ответила та. - В Мариинскую больницу. Вы бы поехали, узнали, как она там.
      - А как же, - мгновенно засуетился Карпов, - сейчас и поеду!
      - Вы одежду для нее возьмите, - посоветовала соседка. - Туфли, вообще во что одеться.
      - Дак ведь разве ее так быстро выпишут? - не поверил Алексей Алексеевич.
      Соседка чуть заметно улыбнулась.
      - Сейчас в больницах подолгу не держат, - объяснила она. - Так что если она чувствует себя более или менее нормально - выставят в одну минуту.
      - Ага, - понял Карпов. - Ладно, я сейчас соберу что надо... вот спасибо вам, что бы мы без вас делали? Ведь и помереть могла Илоночка! Запросто могла помереть!
      - Ну, совсем не обязательно, - отмахнулась соседка. - А в общем, сама виновата. Не надо было пить всякую дрянь. Как это ее угораздило?
      - Не знаю! - взмахнул руками Карпов. - Не знаю! Где она так... не знаю!
      - Ну, вы не волнуйтесь, поезжайте лучше в больницу. - И соседка ушла.
      Карпов сначала отнес на кухню пакет и выложил его содержимое на стол. Ого, обрадовался он, увидев щедрые дары доброй соседки, тут и девочке есть что отнести! Яблочки, коробка сока, пачка печенья - это ей. А кусок колбасы и буханка хлеба - это ему. Да тут еще и пять луковиц, и риса пачка, и макароны, и сливочное масло! Вот это богатство! Ох, плохо он поблагодарил соседку, плохо! Ну, ничего, он ее часто видит, скажет еще, как он ее уважает и ценит.
      Собрав вещи для Илоны, Карпов с рюкзаком на спине отправился в дальний путь - на Литейный проспект.
      Глава семнадцатая.
      Смешной Карпов пришел в два часа, и его пропустили к Илоне, несмотря на то, что время посещений начиналось с четырех. Но несчастный перепуганный инвалид вызвал острое сочувствие работников больницы, и его даже проводили до палаты, в которой лежала Илона, приняв за близкого родственника отравившейся какой-то гадостью дурочки.
      - Илоночка, девочка! - воскликнул он, входя. - Как ты тут?
      Илона всмотрелась в бледное небритое лицо, в мешки, набрякшие под подслеповатыми бесцветными глазками Алексея Алексеевича... господи, до чего же он жалок! Но ведь если бы не он...
      - Дедуля, это ты "скорую" вызвал? - спросила она.
      Карпов хихикнул. Ишь ты, уже дразнится! Дедуля... это же надо придумать такое! Ну, а раз дразнится - значит, не помирает, все в порядке.
      - Дак я же чего... как я-то вызову, телефона-то нет! Соседка это, соседку я попросил, ей надо спасибо сказать и в ножки поклониться, добрая женщина!
      - Ну, не сама же она догадалась? Ты к ней пошел, да?
      - Да не ходил я, не ходил! - Карпов всегда был предельно точен в деталях и не терпел искажения фактов. - Она как раз в подъезд зашла, домой возвращалась! Вот я и сказал ей! А она поднялась к себе и позвонила!
      Илона чуть заметно покачала головой и улыбнулась. Что с ним разговаривать, все равно будет на своем стоять... но она обязана ему жизнью.
      - Меня завтра выпишут, - сказала она. - Ты бы принес мне, во что одеться.
      - А я и принес! - воскликнул Алексей Алексеевич. - Вон рюкзачок, под дверью, в коридоре! Соседка посоветовала, возьми, говорит, что надо, отнеси сразу, чтобы девочке спокойно было! А видишь - уже и выпишут завтра, вот как хорошо-то! А я как раз и принес, что надо! Все принес, ты не думай! И вкусненького тоже принес, яблочки, сок, печеньице... тебе полезно будет соку-то попить.
      Карпов от радости, что Илона уже здорова и завтра будет дома, окончательно разволновался. Он сиял, глядя на свою девочку, суетливо поправлял ее постель, гладил Илону по руке... Илоне стало смешно.
      - Ты иди домой, - попросила она. - Мне спать хочется. А вещи занеси сюда, вон, в тумбочку сложи. Ладно?
      - Ладно, конечно, ладно, - Карпов поспешил выполнить просьбу Илоны. Сложив в тумбочку ее джинсы, высокие ботинки, свитер и легкую куртку, красиво расставив сок и яблоки, он еще раз робко погладил Илону по руке и ушел, постукивая палкой по больничному полу.
      Илона, проводив его взглядом, сразу же задремала. Ей снилась синяя тьма, снилось пятнышко золотистого света вдали, но она не могла приблизиться к свету, ее держало что-то тяжелое, мрачное, пугающее...
      К вечеру она проснулась, выпила немного сока, сгрызла яблоко - и почувствовала себя вполне сносно. Только спина болела. Но доктор сказал же, что это почки, что лечить надо... ну и ладно, вылечит. Потом как-нибудь. Скорее бы завтра, скорее бы домой... пусть даже это всего лишь убогая квартира Карпова. Все равно там лучше, чем в больнице.
      Ночь прошла спокойно, Илона спала без снов, а утром проснулась рано-рано, и сразу же отправилась умываться. Ей хотелось быть полностью готовой к выписке в тот момент, когда придет дежурный врач и скажет, что она может уходить. Она забыла спросить Карпова, придет ли он ее встретить, да это было и неважно. Сама доберется, недалеко ведь от Литейного до Мойки. Лишь бы отпустили.
      Но она так и не вспомнила, что за важное дело было у нее назначено на понедельник. И ее это тревожило. Однако Илона решила, что, придя в квартиру Карпова и очутившись в знакомой обстановке, вспомнит наверняка. А может быть, у нее есть какая-нибудь пометка в записной книжке, что лежит на кухонном шкафу.
      Выслушав советы дежурного врача и тут же выбросив их из головы, Илона получила у медсестры справку о пребывании в больнице и наконец-то вырвалась на свободу. На скамейке напротив корпуса, где она лежала, смирно сидел Алексей Алексеевич. Илона улыбнулась. Похоже, он тут с рассвета. Или со вчерашнего дня. Как прирос к лавке!
      Илона уселась рядом с ним, они не спеша выкурили по сигаретке, поговорили о том, о сем. Потом Илона предложила:
      - Дедуля, а давай немножко погуляем, а? Мне в парк хочется, подышать после больницы.
      - А ты не устанешь, девочка? - забеспокоился Карпов. - В какой парк-то? Тут рядом и нет никаких парков! Да и прохладно сегодня, не замерзла бы ты!
      Илона грустно улыбнулась. Надо же... кроме вот этого смешного человечка, она, похоже, не нужна никому в целом свете. Никто о ней не вспомнит, никто ее не пожалеет... ох, спасибо ему за всю его доброту, заботу...
      - Пойдем в Михайловский, - попросила она. - Дойдешь?
      - Да конечно! - возмутился Алексей Алексеевич. - Чего это я не дойду? Мы же не бегом побежим!
      - Нет, не бегом...
      Илона не понимала, почему ей так хочется именно в Михайловский сад, но ее тянуло туда, как магнитом. Ей подумалось, что там, в этом старом парке, она может что-то вспомнить, что к ней вернется забытое в коме. Вряд ли это действительно так важно, но все равно, неприятно знать, что в голове образовалась какая-то странная дыра.
      Уже перевалило за полдень, и бледное сентябрьское солнышко стало пригревать по-настоящему. В саду было полным-полно народу - родители и бабушки после обеда вывели погулять детишек, еще не опомнившихся от первых дней нового учебного года, и тут же носились счастливые собаки, радуясь хорошей погоде, и вообще мир внутри Михайловского выглядел прекрасным, как никогда. Илона и Карпов, войдя в парк со стороны Садовой улицы, сразу свернули с центральной аллеи влево, неторопливо обогнули пруд, вышли к большой лужайке перед Русским музеем. Карпов заметил, что на одной из скамеек на краю лужайки только что освободились места и торопливо потащил Илону к ней:
      - Давай посидим, сколько можно ходить!
      Они пристроились рядом с тремя старушками. Одна из них была при коляске с младенцем, две другие присматривали за детьми постарше, игравшими в догонялки. Илона откинулась на спинку скамьи, подставив лицо лучам солнца. Ей было странно и томно, она чувствовала себя так, будто все ее кости растворились, а тело превратилось в желе. Ей не хотелось двигаться, не хотелось говорить, ей даже дышать было лень. Она закрыла глаза и стала думать о том, что с ней случилось, о том золотистом свете, который привиделся ей среди густо-синей тьмы... Карпов молчал, думая, что Илона задремала. Ему тоже было хорошо. Его девочка поправилась, они шли домой, а дома все есть - и покушать, и выпить немножко... чего еще желать человеку?
      Наконец Илона, глубоко вздохнув, сказала:
      - Ладно, дедуля, пошли домой.
      Алексей Алексеевич подхватил свой рюкзачок, натянул на плечи лямки, взял трость, поднялся - все это заняло у него немало времени, но Илона, как ни странно, на этот раз не почувствовала раздражения, наблюдая за медленными и неловкими движениями Карпова. Ну, не может он по-другому, что тут поделаешь?
      Они пошли в сторону Спаса на крови по боковой аллее. Под деревьями, начинавшими понемногу желтеть, царила влажная тень, пятна солнца, пробивавшиеся сквозь листву, прыгали под ногами, как круглые золотые лягушки, и Илона снова подумала о том золотистом свете... что это было такое, почему тот свет был так прекрасен и так манил к себе? Где он, этот свет? Что за коридор вел к нему, круглый, синий? Удивительно красивый синий цвет... как бы попасть туда снова?
      Мальчонка лет пяти мчался со всех ног им навстречу, визжа от обуявшей его радости жизни. Илона, отвлекшись от мечтаний, с улыбкой посмотрела на него. Он был уже почти рядом с ней и Карповым... и надо же тут было случиться такому, что столь же восторженный молодой пес выскочил на аллейку, заливисто гавкая и явно не соображая, куда несется. Столкновение было неизбежно, и Илона вдруг испугалась за малыша. Упадет, расшибется... она резко шагнула вперед, наклонилась, протянула руки - и как раз вовремя. Мальчишка налетел на собаку, оба завопили, как резаные, и пес кубарем покатился по влажной черной земле, а малыш влетел прямиком в протянутые руки Илоны. Она пошатнулась от толчка, но устояла, и тут же крепко прижала ребенка к себе, бормоча:
      - Ну, не кричи, все в порядке, ты ведь не ушибся, правда, скажи, не ушибся?
      Пацан перестал кричать, но испуг у него еще не прошел, по его мордашке в три ручья лились слезы, он всхлипывал, раскрыв рот... и тут сильные мужские руки протянулись к нему, забрав у Илоны дрожащее тельце ребенка. Илона подняла голову, но сначала увидела расширившиеся женские глаза - карие, с длинными густыми ресницами. Женщина, держа за руку девочку лет семи-восьми, смотрела на парнишку, судорожно обхватившего отцовскую шею. А отец...
      Илоне показалось, что она вот-вот потеряет сознание.
      Перед ней, прижимая к себе плачущего ребенка, стоял Раменский.
      И тут она вспомнила все.
      Глава восемнадцатая
      Илона растерянно смотрела на Карпова, хлопотавшего у плиты. Она не помнила, как Алексей Алексеевич привел ее домой. Перед ее глазами неподвижно стояла одна и та же картина: Раменский, прижимающий к себе сына, а рядом - его жена, обнявшая за плечи тоненькую вихрастую девочку в джинсовом комбинезончике...
      Как же это так, думала Илона, почему у него такая жена... она ведь должна быть совсем другой, она должна быть отвратительной особой, которую невозможно любить, иначе зачем же Антон встречался с ней, Илоной... как же это так? Его жена... она была примерно того же возраста, что и сама Илона, но совсем другая внутренне... Илона почему-то сразу это поняла, она как бы увидела эту женщину насквозь, заглянула в самую глубь ее души... и нашла там только нежность, доброту, спокойствие... никому она не завидовала, никому не желала зла, просто любила мужа и детей и не хотела в жизни ничего другого... и деньги ее не интересовали. Илона не знала, как она об этом догадалась, но была уверена: потеряй Антон все, стань он нищим, больным, калекой - эта женщина будет все так же любить его и хранить ему верность, будет так же преданно воспитывать его детей...
      Пошел дождь, по подоконнику застучали крупные тяжелые капли, и Илона повернулась и стала смотреть на темный двор с жалкими пародиями на кусты, торчавшими под облупившимися стенами. Плачущая крупными слезами ветка заглянула в окно. Илоне припомнился сон, что приснился ей давным-давно: в том сне вокруг нее не было ни земли, ни воды, ни облаков, ни неба, ни тьмы, ни света, был только липкий серый мир вокруг посеревшей, поседевшей души...
      А потом был теплый золотой свет в прекрасной синей глубине...
      Илона вздрогнула и огляделась. До нее донеслась вонь сальной грязи, пропитавшей квартирку Карпова. Какое убожество... какое убожество! Как вообще она могла очутиться здесь, она, с детства мечтавшая о красивой жизни... но разве тогда, в детстве и юности, она мечтала о том, чтобы раздобыть красивую жизнь для себя за счет горя и сиротства чужих детей? Ох, нет, конечно же, нет... Ее ладони до сих пор ощущали теплое маленькое тельце ребенка. Илона никогда не думала о детях, никогда не хотела их иметь, впервые эта мысль появилась у нее после знакомства с Антоном, и то лишь потому, что в ребенке она видела средство удержать при себе Раменского... и вдруг простое прикосновение к нежной коже малыша разбудило в ней нечто древнее, вечное, неистребимо присущее женщине...
      Карпов поставил перед ней тарелку с жареной картошкой и двумя толстыми сардельками странного красновато-коричневого цвета с фиолетовым отливом. Интересно, из чего это сделано, из дохлой лошади, что ли, равнодушно подумала Илона, принимаясь за еду. Есть ей не очень-то хотелось, но и обижать заботливого Карпова тоже было ни к чему, он ведь так старался. Алексей Алексеевич вдруг спохватился:
      - А стопочку?
      - А есть? - спросила Илона.
      - Конечно! - воскликнул Карпов. - Нарочно приберег, чтобы твое выздоровление отпраздновать! Немножко, правда, ну, тебе ведь все равно нельзя пока что, наверное.
      Может, и нельзя, подумала Илона, а может, и наоборот, очень даже нужно. Чтобы мозги прочистить. Чтобы смыть грязную накипь, образовавшуюся от бурления ее злобных мыслей. Дура, дура, без устали повторяла Илона, как я могла такое придумать? С чего я взяла, что он меня любит? Он же прямо и честно сказал - развлеклись, и довольно. Расстанемся друзьями. А я вцепилась в него, как клещ, всю свою глупость выплеснула на него, всю свою бабью дурость...