Он понимал: Нина права, сколько пережила рядом с ним, в свои 34 года седая. Да и Надюшку жаль, хорошо учится. Что же делать?
      Взвешивал "за" и "против". Так длилось больше месяца. Однажды, прослушав сводку боев на Ленинградском фронте, решил окончательно: Нину не тревожить, ехать одному, когда решатся его дела, месяца через два-три забрать семью в Ленинград. С тем и уехал.
      Закончив свой рассказ, Белоусов сердечно пожал мне руку.
      - Спасибо, Василий, за все. И особенно за полк - молодцы ребята, скорей бы мне к вам...
      Я подумал, что благодарить надо его. За удивительное мужество и волю, что живут как традиция в нашем полку. Ведь это по его примеру дерутся такие, как Столярский. И я рассказал о молодом летчике, который трижды падал, обгорел и ничего - воюет.
      - Твоя хватка, Леня... Но послушай на прощание мой совет. Сейчас у тебя финишная прямая - как в спорте. Последний рывок, самый тяжелый. Ла-5 машина строгая, сложнее других. Поэтому не торопись на нее садиться. Полетай побольше на учебных, потом на боевом Як-7, а уж тогда пересаживайся. Главное сейчас - восстановить технику пилотирования по приборам, в закрытой кабине. Как почувствуешь, что можешь уверенно летать при плохой погоде и в облаках, бери в Новой Ладоге из резерва Ла-5 и прямо к нам. Встретим тебя без музыки, но всем составом. Идет?
      Он молча кивнул, все понял.
      Транспортный самолет монотонно гудел двумя изрядно изношенными моторами. Он летел на высоте 25-30 метров вдоль южного побережья Финского залива. Необычные пассажиры, прислонясь головами к бортовым квадратикам плексигласа, притихшие и сосредоточенные, следили за плывшей внизу землей. Каждому до мелочей знакомы эти места, штурмовки, воздушные схватки, разведка, патрулирование в ожидании врага - все это осталось позади, как уходили за крыло Красная Горка, мыс Серая Лошадь, Копорский залив, Лужская губа и Курголовский полуостров. Через десять минут самолет сделает короткую пробежку по просохшей полосе острова Лавенсари и отдохнувших пилотов обнимут боевые друзья, наскоро поделятся новостями. Прилетевшие узнают главное: за время их отсутствия никаких потерь, все живы-здоровы.
      Для меня эти места под крылом родные, отзываются щемящей болью прошлого и радостью сегодняшнего дня. Уже не топчут их сапоги фашистских полчищ. Сейчас здесь копятся силы для нового, окончательного удара по врагу. И счастлив Леня Белоусов, если ему повезет. В эти минуты в кабине маленького У-2 летит он в Новую Ладогу, чтобы доказать в авиации невероятное.
      Небольшой толчок, и Ли-2 с шорохом помчался по накатанной полосе. Кончился короткий счастливый отдых. Теперь там, в Бернгардовке, нас сменит изрядно поработавшая в небе старая карпунинская эскадрилья. А нам придется работать каждому за двоих - по закону дружбы. И вдруг подумалось с какой-то грустью, с тайным сожалением: "Может, зря я тогда, в феврале, воспротивился переводу в Лавенсари Тани - Рыжика и юной Бианочки... Пусть бы они работали, воевали и любили открыто своих боевых друзей. Это жизнь, и от нее не уйдешь ни в мирное, ни в военное время".
      Гвардейский юбилей
      Чем меньше оставалось апрельского затишья, тем больше становилась нагрузка воздушной разведки. Пришлось к внештатному разведзвену выделить еще две боевые пары. Главным объектом разведки стал аэродром Кахула (район Раквере). Четыре вылета на фотосъемку были выполнены солнечным весенним днем в конце месяца.
      Фотоснимки аэродрома и прилежащей к нему местности показали большое сосредоточение авиационной техники. Но вся она размещена на удаленных от аэродрома стоянках и хорошо замаскирована. Рулежные дорожки, идущие к аэродрому, камуфлированы и частично закрыты маскировочными сетями. Для того чтобы разобраться, какие здесь типы самолетов, следовало нанести бомбоштурмовой удар. К такому же выводу пришло и командование дивизии.
      - А что, если противник готовит внезапный удар по нашему аэродрому? предположил полковник Корешков.
      - Владимир Степанович, тем более надо спешить. У нас семьдесят самолетов, площадь стоянки ограничена, куда ни кинь бомбу, обязательно зацепишь самолет или склад с горючим. Давайте упреждать! До темноты еще три часа - успеем подготовить две эскадрильи.
      Комдив не колеблясь принял решение: пошлем не менее двадцати машин!
      Для нас это было не в новинку. На закате 2-я и 3-я эскадрильи - всего 24 самолета, из которых 20 имели под крыльями по две стокилограммовые бомбы, - взяли курс на запад.
      С первой группой - двенадцатью Ла-5 - летел я, вторую вел майор Карпунин. Полет на предельно малой высоте. Сумерки и заход на объект с тыла обеспечили полную внезапность. Фашистские зенитчики открыли огонь, когда бомбы уже были сброшены.
      Взлетевшие четыре дежурных "фокке-вульфа", поняв свое бессилие, драпанули подальше от своего аэродрома, а мы сделали еще два захода с разных направлений и пушечным огнем закрепили достигнутое. Взрывы, клубы дыма и огня подтвердили наше предположение, а визуальная разведка выявила и типы самолетов: это были бомбардировщики Ю-87 и истребители ФВ-190.
      Появление большого количества пикирующих бомбардировщиков и истребителей в этом и других местах Эстонии свидетельствовало о подготовке фашистского командования к нанесению ударов, вероятнее всего по аэродромам и тральщикам, вышедшим на траление минных полей в Лужской губе, и боевым кораблям, базирующимся у острова Лавенсари.
      Наше командование тотчас приняло меры к тому, чтобы повысить готовность и боеспособность сил и средств противовоздушной обороны объектов флота.
      В ожидании ответного удара фашистской авиации по нашему аэродрому Лавенсари на следующий день - это было 1 мая - с наступлением рассвета над аэродромом патрулировало звено "Лавочкиных". Мера оказалась своевременной. Противник повторил наш вариант скрытности. Шестнадцать ФВ-190, следуя по Финскому заливу на малой высоте, подошли к острову, не обнаруженные радиолокаторами. Они энергично набрали высоту с выходом на боевой курс, но мы были начеку. Бдительность зенитчиков, особенно дивизиона 37-миллиметровых полуавтоматических пушек, расчеты которых целиком состояли из девушек, оказалась на высоте. Они открыли ураганный огонь, сосредоточив его на первых двух четверках врага. Взаимодействуя с зенитчицами, звено Ла-5 заняло позицию южнее аэродрома за зоной огня.
      И вот уже факелом вспыхнул один ФВ-190. Остальные, сделав перевороты, вошли в отвесное пике. Вот тут-то "слабый пол" и показал, на что способен. Каждые две батареи вели огонь по одному из вражеских истребителей: были сбиты еще два самолета и еще один из следующей восьмерки. Остальные, поспешно сбросив бомбы и не открывая огня, взяли обратный курс.
      Наступила очередь "лавочкиных". Отважный и сообразительный капитан Федорин, разделив звено на пары, атаковал удирающие "фоккеры" с двух направлений и сбил еще два.
      Удар был успешно отбит. Враг потерял шесть "фокке-вульфов", не поразив ни одного нашего самолета и даже не повредив взлетно-посадочную полосу. Это была первая дерзкая вылазка врага за последние полтора года, ставшая причиной того, что наш полк перебазировали на недостроенный аэродром Сескари.
      Маленький круглый остров, поросший вековыми соснами, для аэродрома был совсем непригоден. Но война заставила попортить его красоту и сделать узкую полосу шириной всего 80 метров, а длиной от воды до воды - 900. Середину этой большой просеки на ширину 40 метров выложили сплошным камнем по типу мостовой. Боковые песчаные стороны закрепили глинистым грунтом, соорудили рулежки и стоянки. Вот с этого аэродрома, прозванного "неплавающий авианосец", и предстояло взлетать с большой нагрузкой.
      Пришлось прервать отдых летчиков 1-й АЭ и ночным рейсом Ли-2 перебросить их из Ленинграда в Лавенсари. 2 мая мы уже сидели на своем "авианосце", убирали обломки одного самолета, соскочившего на пробеге с "мостовой" прямо в лес, помогали строителям доделывать землянки для личного состава.
      Своевременным оказалось наше перебазирование. 4 мая два десятка вражеских истребителей, подлетев на предельно малой высоте к аэродрому Лавенсари, блокировали подъем в воздух 3-го гвардейского полка. Тем временем 36 "юнкерсов" были обнаружены в Нарвском заливе. Они держали курс на Ручьи, где находилось более двух десятков боевых кораблей и тральщиков. Наш полк подняли по тревоге. 1-я эскадрилья была направлена в Лавенсари, а 2-я и 3-я - отражать налет бомбардировщиков.
      Два боя разгорелись одновременно: один над островом, второй над Ручьями. Упорство численно превосходящего врага было сломлено не сразу. На помощь подоспели самолеты с Лавенсари и две эскадрильи 10-го гвардейского из района Котлов. Немцы, дрогнув, начали поспешно уходить на запад. "Лавочкины" преследовали их до побережья, занятого противником. За тридцать минут воздушной схватки было сбито семь бомбардировщиков Ю-87 и пять истребителей. Наши потери во всех трех полках - четыре летчика и пять самолетов.
      Отразив массированный налет - а в нем участвовало до 90 вражеских самолетов, - мы окончательно разобрались в замысле противника. Главной его целью были надводные корабли и подводные лодки, готовившиеся к прорыву в Балтийское море. Поэтому фашисты и тянулись к стоянкам кораблей. Удары же по аэродрому Лавенсари и его блокировка подстраховывали бомбардировщиков. Впрочем, и от этой тактики немцы отказались - видимо, им стало известно о нашем перелете на другой остров. Поэтому, повторяя на следующий день налет на Ручьи, противник принял уже другой порядок боевых групп и прикрытия.
      В полдень 5 мая КП дивизии получил информацию с радиолокационного поста, расположенного у переправ Нарвского плацдарма: "Несколько больших и малых групп противника кружатся восточнее Раквере, дальнейшее наблюдение потеряно". Полковник Корешков срочно поднял в воздух по одной эскадрилье 3-го и 4-го авиаполков, направив их к Нарвскому заливу. И опять не ошибся опытный командир соединения.
      Летчики своевременно обнаружили три большие группы Ю-87 на малой высоте в окружении тройного эшелона истребителей, летевших на восток. Сообщили об этом на КП полков, завязали неравный сковывающий бой с двумя группами из трех. Противник, отбивая дерзкие атаки "лавочкиных", продолжал свой путь, стремясь набрать высоту. Но дойти до объектов удара без боя не удалось. Взлетели три наши эскадрильи. Появились сбитые бомбардировщики и истребители. Враг продолжал прорываться к кораблям. Не остановил его и массированный зенитный огонь с берега и кораблей. Вот почему с большим риском, нарушив план взаимодействия, наши летчики продолжали бой в зоне огня своих зенитчиков. В этом аду сгорело еще несколько самолетов, в том числе и два наших. Но уже начал расстраиваться боевой порядок "юнкерсов". Лишь мелкие группы сумели все же достичь кораблей и сбросить бомбы. Получила прямое попадание канонерская лодка, затонули два тральщика. Бой продолжался и при отходе врага за линию фронта.
      Не принес фашистам успеха этот массированный удар. Налет обошелся им в 19 сбитых самолетов.
      Тяжело пришлось в этом бою всем, и особенно Александру Алпатову. Уже под конец его атаковал "фокке-вульф". Самолет загорелся, летчик был тяжело ранен. Повисла перебитая снарядом правая рука. Александр все же сумел левой рукой открыть поврежденный фонарь и выбраться из горящей машины. В сильном рывке полностью переломилась раненая рука. Чувство нестерпимой боли длилось недолго, ледяная вода как огнем обожгла все тело, крутые волны захлестывали с головой. Залезть в уцелевшую резиновую лодку не удалось. Жизнь покидала храбреца, сознание затуманилось, ноги как отнялись. А рядом прыгала на страховочном шнуре красная резиновая лодочка. Из последних сил ухватился он зубами за шнур... Торпедный катер, высланный с Лавенсари, никак не мог найти в пучине волн крохотный красный комочек. На помощь ему поднялось дежурное звено лейтенанта Шестопалова. Зоркий разведчик первым увидел красное пятнышко лодчонки в серых волнах и по радио навел на него катер.
      Сильные руки бывалого боцмана, поднявшего за войну десятки терпевших бедствие моряков, втащили на палубу летчика вместе с надувной лодочкой. Он был без сознания, крепко сжатые зубы продолжали держать шнур. Его перенесли в каюту, растерли спиртом тело и перевязали раны.
      Александр очнулся, его трясло как в лихорадке. Никак не мог понять, где он, что случилось.
      - Лежи, дружок, спокойно, - твердил боцман, - ты у своих, на катере, сейчас врачи помогут тебе.
      Знакомый звук "лавочкина" в небе над катером словно привел его в чувство, воскресив события последнего часа, бой, прыжок, ледяные волны. Катер било о волны, толчки вызывали резкую боль в правом боку и руке.
      - Скоро, дружище, скоро, - повторял боцман, - теперь только держись и терпи. На Сескари тебя ждут врачи и товарищи... А вы, летчики, молодцы, столько накрошили фашистской нечисти. Ты у нас второй счастливец. Вчера тоже подобрали лейтенанта с третьего гвардейского... Мы вашего командира хорошо знаем, с сорок первого, с Ханко.
      Тем временем Шестопалов передал на командный пункт полка: "Летчик подобран, раны тяжелые, пришел в сознание, обеспечьте срочную медицинскую помощь. Через 30 минут катер подойдет к южному пирсу".
      Дежурное звено, поднятое на поиск и наведение торпедного катера, свою задачу выполнило превосходно.
      Тем временем мы разбирали этот тяжелый, но все же успешный бой. Полностью оправдался и допущенный риск - действовать в зоне интенсивного зенитного огня. Отступи мы в ту минуту, сколько бы кораблей пошло на дно...
      Высокой оценки заслуживали все летчики. Сбито девять самолетов (четыре Ю-87 и пять ФВ-190), не вернулся с задания младший лейтенант Коба. Он погиб как герой. Ведомый лейтенанта Столярского, он защитил его, приняв смертельную очередь на себя.
      Девять сбитых самолетов оказались юбилейным числом. Они знаменовали собой четырехсотую и четыреста первую победу нашего гвардейского полка. В благодарственном приказе были названы фамилии юбиляров: лейтенант Алпатов за сбитие четырехсотого врага и погибший лейтенант Коба - четыреста первого.
      Вечером на митинге, состоявшемся на стоянке 1-й эскадрильи, выступавшие летчики, техники, механики заверили командование полка и дивизии, что они приложат все силы, чтобы приблизить час полной победы над фашистской Германией.
      Взволнованный этими словами, замполит майор Абанин сказал:
      - Товарищи гвардейцы! Восемь месяцев назад в Кронштадте мы чествовали молодых летчиков Бычкова и Апинова, сбивших при выполнении разведзадания трехсотый и триста первый самолет. Сегодня мы вновь отмечаем успех нашей молодежи. В этом тяжелом сражении молодые насмерть бились с врагом. Победа досталась дорогой ценой, но они еще раз доказали, чего стоят гвардейцы. Впереди немало испытаний, враг еще не повергнут, он стоит севернее Ленинграда, в Прибалтике, и мы будем драться до полного его разгрома.
      Тысячный
      Не хватило у фашистов пороха потопить наши корабли и подводные лодки в районе передовых военно-морских баз. Тогда, собрав остатки пикирующих "юнкерсов", 1-й воздушный флот 7 мая произвел налет на "пахарей моря", траливших минные поля в Нарвском заливе. Но, потеряв в бою с истребителями 1-й гвардейской дивизии более двадцати самолетов, отказался от массированных дневных налетов. Немцы стали охотиться за тральщиками в одиночку и мелкими группами в ночное время.
      Нам же третья военная весна, не в пример прежним, далась легче. Прошли времена, когда ленинградские белые ночи выматывали нас до предела. Теперь в каждой эскадрилье было по четыре-пять летчиков, полностью подготовленных для ночных действий. Да и командные пункты полков, пункты наведения истребителей хорошо освоили радиолокацию и средства связи. Перехват ночных пиратов стал регулярным и точным. Все объекты флота и войск в восточной части Финского залива и на юге, до Нарвского рубежа, были надежно прикрыты.
      А весна всегда остается весной. И на маленьком, обычно пустынном острове Сескари шумели птичьи базары, а на строительстве аэродрома то и дело слышался девичий смех, певучие голоса. Здесь трудилось женское аэродромно-строительное подразделение, переведенное с острова Лавенсари. Многие молодые гвардейцы вновь встретили старых сердечных знакомых: волжанок, рязанок и тамбовочек. Они уже не кутались в полушубки и ватники, не прятали лица в шапки-ушанки, торопясь убежать греться в палаточный лагерь, развернутый в сосновом лесу. Принимали гостей и грозные зенитчицы. Посмотришь, как они веселятся, лихо отплясывают в свободный час под старый патефон, и забудешь, что идет война.
      Прибыла с матерью наивная хохотушка Бианочка, а через сутки в летной столовой к голосу Клавы Голубевой прибавился веселый щебет неутомимого Рыжика - Танечки.
      Такое соседство на острове, заросшем лесами, заставило меня, замполита, секретарей партийной и комсомольской организаций вспомнить прошлые весны, когда Виктора Голубева и Клаву Волкову - работницу летной столовой пришлось благословить прямо у боевого самолета, потому что откладывать их брак было уже нельзя: Клава ждала ребенка. Это, так сказать, счастливое семейное сочетание фронтовой пары.
      Конечно, жизнь есть жизнь, но в наших условиях пустить третью весну на самотек было опасно. Пришлось проводить комсомольские собрания на темы, не имевшие, казалось бы, никакого отношения к боеготовности и боеспособности полка: "Дружба и мимолетная любовь", "Береги честь смолоду" и т. д., приглашать на личные беседы не только молодежь, но отцов семейств: своего заместителя по летной части, который с прилетом Рыжика повеселел, как воробей на первом припеке, инженера по вооружению, адъютанта эскадрильи и некоторых других, у которых зимние отношения к "грозным" зенитчицам и трудолюбивым строительницам значительно потеплели.
      - На чем строится ваша дружба с Валей? - спросил я Бычкова, только что получившего звание старшего лейтенанта.
      Он покраснел, однако ответил не задумываясь:
      - На доверии, товарищ командир. Вы за Валю не беспокойтесь, ее из полка отправлять не придется... А как кончится война, если, конечно, останусь жив, обязательно поженимся, даю слово гвардейца.
      - Ну что же, верю тебе... На доверии, стало быть... У вас что, дипломатические встречи или серьезное чувство? А как же у нее с Селютиным?!
      Я чувствовал, выдержка начинает мне изменять. В конце концов, эти весенние настроения могли сказаться на моральном состоянии полка. Я знал, что и у лейтенанта Селютина завязывалась дружба с Валей. Не хватало еще ссор и ревности между такими испытанными летчиками. Да, конечно, война любви не помеха, но это уже слишком. Поистине стихийное бедствие, вот уж не думал, что придется столкнуться с подобными проблемами.
      Кажется, он понял мои опасения. На вспыхнувшем простоватом лице его страдальчески вздернутые брови казались приклеенными.
      - Что было, то было, - произнес он твердо, не поднимая глаз. - Я насчет своей персоны не обольщаюсь, не отбивал я ее. Просто слепое увлечение сменяется требовательностью, не девочка же она! А у Селютина ничего серьезного не было. - И торопливо добавил, почувствовав мое удивление: - Это не мои, ее слова. Вот так.
      - Ну-ну...
      - И она честно сказала обо всем Селютину. Он понял.
      - Хорошо, если понял.
      Что-то мне расхотелось продолжать нравоучительную беседу.
      - Будем надеяться, пригласишь на свадьбу, если доживем.
      - Непременно доживем, товарищ командир полка! Бычков и в самом деле был человек серьезный, на него я
      надеялся. А вот со Столярским было сложнее. Отец его, генерал, настоятельно просил о переводе сына на курсы усовершенствования, пока время позволяет. А у него с Бианкой роман. Вернется ли он с курсов к нам - это еще бабушка надвое сказала, а девчонка одна останется. Если все рушить, зачем же связывать себя? Кому этот карточный домик нужен? Должна же быть ответственность у парня! Все это я выложил Столярскому напрямик.
      - Отец меня под крыло хочет взять, - хмуро ответил Кира. - Напишите ему прямо: из полка я уходить не собираюсь, учиться успею после войны. Я тоже ему написал.
      - А про девчонку?
      - Если хотите знать, зачем на остров прилетела Бианка, то отвечу прямо: любим мы друг друга, но ей всего шестнадцать лет. Может, она еще сто раз передумает, знаете, как это у них бывает. А пока мы просто дружим. Видимся часто, ходим, болтаем, школу вспоминаем, кто какие книги прочел, что понравилось. Вот и все. Во всяком случае, первый ее не брошу, твердо вам говорю. Это вас заботит?!
      Я даже опешил от такого напора.
      - Меня заботит ваше будущее. Я хочу видеть своих летчиков порядочными людьми.
      - Ну так пишите, что вы во мне не ошиблись!
      - А что мать?..
      - И мать то же говорит: вернемся после войны в Таллин, там посмотрим.
      Слушая Столярского, я постепенно успокаивался и за него и за девчонку.
      - Хорошо, Кира, договорились. Сегодня же, - пообещал я ему, - напишу Станиславу Эдуардовичу. И все ему объясню. А сейчас ступай в эскадрилью, через час полетим на фоторазведку.
      Командиры и замполиты полков и дивизий, офицеры и генералы штаба заполнили небольшой зал заседаний. Причина сбора пока не была известна. Но командиры полков, от которых в течение двух недель по два-три раза в сутки вылетали группы на фото - и визуальную разведку противника в район Карельского перешейка и Выборга, догадывались, о чем пойдет речь.
      Схемы и карты в рулонах лежали на длинном столе. Потом их стали развешивать на штативы и прямо на стены.
      Первым с обзором военно-политической обстановки выступил начальник штаба генерал-майор авиации А. М. Шугинин. Он говорил о разгроме сильных стратегических группировок немецких войск под Ленинградом и Новгородом, на Правобережной Украине и в Крыму, создавшем благоприятные условия для нанесения новых сокрушительных ударов по врагу. Гитлеровское командование занялось вопросами стратегической обороны на Восточном фронте, в котором северо-западному направлению придается большая роль.
      - Группа армий "Север" и белофинны, - сказал генерал, - намерены сорвать наступление наших войск, удержать районы Южной Карелии, Карельский перешеек и Советскую Прибалтику, с тем чтобы, угрожая Ленинграду с севера, прикрыть подступы к Восточной Пруссии, сохранить господство на Балтике и удержать под своим влиянием страны Скандинавии, прежде всего буржуазную Финляндию.
      Нас подробно ознакомили с картами и схемами, на которых были показаны не только численность, дислокация и оперативное построение финских и немецких войск, но и расположение трех мощных, сильно разветвленных оборонительных полос на Карельском перешейке. Общая глубина их доходила до 120 километров, а северная крепость - город Выборг - имела, кроме того, два мощных оборонительных пояса - внешний и внутренний, - подготовленных к длительной самостоятельной круговой обороне. Там же располагалась немецкая танковая дивизия "Лагус".
      На оборону "Карельского вала" противник возлагал большие надежды. Он был уверен в полной его неприступности. Однако, как покажут последующие события, эта оценка оказалась ошибочной.
      В конце совещания командующий авиацией флота генерал-полковник М. И. Самохин сказал о задачах, связанных с подготовкой и участием дивизий в операции фронта по разгрому группировки войск севернее Ленинграда, указал на необходимость полной скрытности наших действий.
      Постепенно вырисовывались предстоящие действия 1-й гвардейской авиадивизии - перевозка войск на Карельский перешеек в подготовительный период и в ходе наступления, прикрытие боевых действий на северном побережье Финского залива и особенно высадки морских десантов. При этом мы должны были поддерживать завоеванное превосходство в Нарвском районе и западнее острова Лавенсари, где продолжалось усиленное траление водных районов и фарватеров.
      Подготовка к Выборгской операции проходила в полку под лозунгом: "Нанесем смертельный удар Гитлеру и его холопам, обеспечим безопасность славного города Ленина". Каждый летчик, техник и авиаспециалист повышал свою готовность к предстоящим боям.
      В первых числах июня, когда до начала операции оставались считанные дни, вновь увеличилась активность немецких летчиков в районе Нарвского залива. Возросли морские перевозки между Таллином и военно-морской базой Котка, портом Хамина, увеличились отряды корабельных дозоров в средней части Финского залива и бухте Кунда. Чем это было вызвано, мы в полку не знали, но боевую нагрузку испытали на себе. Снова завязались бои над группами наших тральщиков, были перехвачены и сбиты два новых типа высотных разведчиков ФВ-198, с виду похожих на Ю-88, но имевших большие скорость и потолок. На нашем участке они появились впервые.
      Пришлось вновь использовать зимний метод борьбы: дежурство трех хорошо подготовленных пар и подъем наперехват по первому сигналу локаторов.
      Утром 7 июня локаторы обнаружили в 150 километрах западнее острова Лавенсари три воздушные групповые цели. Они быстро приближались, следуя на высоте около шести тысяч метров. В это время на прикрытии тральщиков находилась шестерка Ла-5 3-го ГИАП. Передовой пункт управления дивизии, переведенный на Лавенсари, поднял дополнительно по два звена от каждого полка, направив их в район кораблей. Через несколько минут наши истребители обнаружили три восьмерки ФВ-190. В бой вступать они не торопились. "Фокке-вульфы" дважды пытались оттянуть наши самолеты от тральщиков. А когда восьмерка Цыганова угрожающе набрала в стороне высоту, немцы резко отвернули на запад и скрылись.
      Не успел смениться наш патруль, как противник повторил свой прием. Пришлось вновь поднять усиление. И опять, не приняв боя, противник отошел на запад, продолжая кружить на большой высоте, и мы были вынуждены держать над кораблями лишние две эскадрильи.
      За два тревожных подъема в двух полках мы значительно разрядили свои силы, которые в новый вылет могли подготовиться не раньше чем через 45-50 минут. Вот только теперь стал понятен замысел врага. Он уже летел двумя большими группами с усиленным прикрытием в сторону тралящих кораблей. По наблюдению локаторов и постов с кораблей в налете принимали участие пятьдесят бомбардировщиков и около сорока истребителей. С нашей стороны в воздухе оказалось сорок четыре Ла-5. И вновь, как и 6 мая, завязался бой одновременно в двух местах: над тральщиками и у острова Лавенсари.
      Разобраться в этой жестокой схватке, где свои, а где вражеские самолеты, было очень трудно. Скоротечность и маневренность были таковы, что взять управление боем кому-либо из старших командиров просто не .было возможности. Успех боя решали зоркость, сообразительность и отвага летчиков, взаимовыручка, умение командиров звеньев. Ведь драться приходилось одновременно с вражескими истребителями и бомбардировщиками, которые действовали с большим упорством. И все же отвага и мастерство гвардейцев определили ход событий уже в самом начале боя. Горят и падают сбитые "юнкерсы". А тут подоспели еще три наших звена, успевшие первыми заправиться горючим. Теперь перевес явно был на нашей стороне, фашистам досталось. В голубом небе полыхнули белые купола - это прыгали их пилоты и воздушные стрелки и один наш - с Ла-5. Некоторые уже достигли воды и плавали, покачиваясь на волнах залива.
      Четыре тральщика, правда, были повреждены, но и немцы потеряли восемь бомбардировщиков и шесть истребителей. Наши потери в обоих полках составили три летчика и четыре самолета. В нашем полку погиб лейтенант Виктор Карманов.
      В разгаре воздушного боя радиостанция подслушивания, настроенная на волну фашистских самолетов, перехватила переговор экипажей "юнкерсов" с береговым командным пунктом и другим неизвестным самолетом. "Юнкерсы" передавали номера квадратов, где плавают сбитые летчики. А когда летчики полка заходили на посадку, КП полка получил сообщение от командира дивизиона тральщиков: "Северо-западнее десять - двенадцать километров наблюдаю на воде гидросамолет, над ним летают шесть ФВ-190". Стало ясно - немцы подбирают сбитых летчиков. Этого они раньше никогда не делали.
      Не ожидая новых сообщений, я поднял последнее резервное звено, которое по своему составу было на редкость удачным. Ведущий - командир звена лейтенант Шестопалов, ведущий второй пары - тоже командир звена лейтенант Потемкин. Через минуту сводное звено взлетело.
      - "Ноль четырнадцатый", "Ноль шестнадцатый"! (Позывные Шестопалова и Потемкина.) Высота тысяча пятьсот, севернее группы "пахарей" десять пятнадцать километров гидросамолет подбирает плавающих. Прикрытие шесть "сто девяностых". Уничтожить подборщика. Я - "Тридцать третий", - передал я команду своим позывным.
      - Вас понял. Я - "Ноль четырнадцатый", - ответил Шестопалов.
      На КП полка собралось все руководство. Минут через пять в настольном динамике послышался голос Шестопалова:
      - Саша, смотри, внизу правее взлетает большой! Атакуем прикрытие, он не уйдет.
      И голос Потемкина:
      - Коля, атакуй первую пару, я - вторую.
      Атаки Шестопалова и Потемкина, как мы узнали чуть позже, оказались снайперскими. Два "фокке-вульфа" упали в воду, остальные шарахнулись в стороны. Нелегко им было спасать подопечного, имея над собой четверку "лавочкиных"...
      - Коля! Коля! Задержи "тупорылых", я прорвусь к большому - это "Дорнье-24", - снова донесся спокойный голос Александра Потемкина.
      "Молодцы гвардейцы!" - хотелось крикнуть в микрофон, но мешать им сейчас было нельзя, успех боя решали мгновения. Лишь мысленно представлял, что они там творят: Шестопалов, имея преимущество в высоте, атакует пару ФВ-190, которая ближе к Александру, а Потемкин, дав полную мощность мотору, со снижением на попутно-пересекающемся курсе атакует большого и одной длинной очередью хлещет по левому мотору и пилотской кабине. Повторной атаки не потребуется - Потемкин один из лучших снайперов. "До-24" кренится на левое крыло, зацепляя за воду и взметнув несколько водяных столбов, скрывается, оставив на поверхности белую пену и какие-то обломки.
      И снова в динамике голос Потемкина:
      - Коля! Все в порядке, развалился на куски, что-то плавает. Сейчас атакую "тупорылых" снизу, не перепутай.
      Ждем, затаив дыхание...
      - "Тридцать третий"! Я - "Ноль четырнадцатый"! Задание выполнено сбиты два "фокке-вульфа" и "дорнье". Высылайте спасательный катер, на воде есть люди. Нахожусь над местом боя.