Я мельком посмотрел на Бискупа и Абанина. Они сидели опустив глаза. Видимо, им, как и мне, было не по себе слушать бахвальство майора. А он, надеясь, что своей высокопарной речью убедил всех, не торопясь сел на стул.
      - Ну что же, товарищ Банбенков, ваша длительная безупречная служба и упрощенное понятие о войне мне понятны. Наверное, они понятны и всем здесь присутствующим... Однако все это еще не значит, что вы можете организовать и довести до конца победный бой. Это дается только на войне, и то не сразу. Теперь прошу ответить нам еще на два вопроса: когда вы подавали рапорты о посылке на фронт? Кто вам знаком из летчиков-тихоокеанцев, проходящих службу в нашем полку?
      Такие вопросы опытный служака, наверное, ожидал. Он, не раздумывая, ответил:
      - Я неоднократно подавал рапорты и в устной форме просил командование полка и бригады послать меня в авиацию любого действующего флота. Но мне каждый раз отказывали. А в полку проходят службу три летчика-тихоокеанца, которые меня знают. В их числе и капитан Карпунин - он в сороковом и сорок первом годах у меня в эскадрилье был старшим летчиком и командиром звена.
      Ложь, содержавшаяся в ответе на первый вопрос, была явная.
      - В личном деле, товарищ майор, - сказал я, - нет ни одного вашего рапорта. Есть только одно предписание, с которым вы .в июле сорок второго года были направлены в распоряжение командующего авиацией ВМФ. На этом документе есть резолюция начальника штаба: учитывая семейное положение и просьбу, направить для прохождения службы в ВМАУ им. Сталина на должность командира авиаэскадрильи.
      Внесите ясность, почему вы получили назначение не на действующий флот, а в авиационное училище на равную должность?
      - У меня тяжело болела жена. У нас двое детей. А рапорты, которые я подавал, наверное, остались в штабе полка или авиабригады, - ответил майор, спокойно глядя мне в глаза.
      - Но в личных делах прибывших тихоокеанцев находятся их рапорты с просьбой послать на фронт. В личном деле Федорина и Карпунина - по два, а у майора Шмелева - даже пять. Состояние здоровья жены в тот период можно уточнить в течение двух-трех дней, но не стоит к этому возвращаться. К тому же для ясности могу добавить, что и последнее направление на Балтику училище сделало не по вашей просьбе, а в порядке замены на офицеров, имеющих боевой опыт. Поэтому советую в дальнейшем к исполнению служебного долга относиться так, как требует защита нашего государства в период смертельной опасности. У кого будут вопросы к товарищу Банбенкову? - обратился я к Абанину и Бискупу.
      - Разрешите, - сказал Абанин. - У меня есть один вопрос. Вы много лет в авиации, на должности командира эскадрильи четыре года. А почему не вступали в партию?
      И этот вопрос был для него, наверное, не новым.
      - Не считал себя готовым, - ответил Банбенков.
      Это был его единственный правдивый ответ. Командир эскадрильи - теперь гвардейского полка - был еще не готов занять место в рядах Коммунистической партии.
      Беседа с новым беспартийным комэском оставила у нас тяжелое впечатление. Но приказ о его назначении находится в полку, его нужно выполнять, как требует Устав Красной Армии и долг командиров-коммунистов.
      В завершение беседы пришлось здесь же объявить майору Банбенкову план ввода его в боевой строй. Он заключался в следующем:
      - Вам, товарищ майор, даю двое суток для знакомства с документами и личным составом второй эскадрильи. Заместитель, капитан Карпунин, поможет вам в этом. Он же будет вводить и в боевой строй. После учебных полетов начнете боевые в качестве ведомого у капитана Карпунина. Ведущим пары, звена и эскадрильи станете по мере успешного выполнения боевых заданий, но с моего разрешения. Постараюсь сделать несколько боевых вылетов в составе второй эскадрильи с обязательным вашим участием. На первых порах больше двух боевых вылетов в день выполнять не разрешаю, со временем сможете, вероятно, летать чаще.
      Майор медленно встал, собрался с мыслями. На его лице появились пятна, глаза удивленно округлились. Глубоко вздохнув, он с тревогой проговорил:
      - Товарищ командир! Карпунин ведь был моим подчиненным раньше и теперь заместитель. Он воюет всего несколько месяцев... Может быть, поставите меня ведомым к более опытному летчику?
      - Зря, товарищ Банбенков, так плохо думаете о своем подчиненном. Он тоже прошел путь ведомого. Научился управлять боем пары, звена, а сейчас уверенно проводит бои эскадрильей. Десять месяцев войны многому его научили. За успехи в выполнении боевых заданий он награжден орденом Красного Знамени. Ведущий у вас опытный, он уже готовый командир эскадрильи. Жаль, что нет пока вакантной должности. Все. А сейчас приступайте к выполнению своих обязанностей.
      Итог новых назначений был явно странным и в общем-то не слишком радостным. В полк, на мой взгляд, пришла отличная молодежь. А вот опытные пилоты, командиры... По крайней мере двое из трех вызывали тревогу и сомнения. Может быть, сомнения со временем развеются?.. Хотелось бы...
      Трехсотый
      К лету 1943 года обстановка на всем советско-германском фронте, в том числе и под Ленинградом, значительно изменилась в нашу пользу. Мощное контрнаступление советских войск под Курском, на орловском и харьковско-белгородском направлениях сковало врага настолько, что он лишился возможности наступать под Ленинградом, чтобы восстановить полную блокаду. Об этих фашистских планах мы хорошо знали.
      Используя благоприятную обстановку, войска Ленинградского и Волховского фронтов в конце июля развернули наступление на Мгинском выступе. Упорные бои наземных войск восточнее Ленинграда оттянули на себя также и фашистскую авиацию, особенно бомбардировочную. Гитлеровских самолетов западнее Ленинграда и в восточной части Финского залива стало намного меньше.
      В этой обстановке балтийская авиация перенесла свои усилия на море, приступив к систематическим бомбоштурмовым ударам по боевым кораблям и транспортам врага севернее Кунды, в Нарвском заливе, и особенно в военно-морской базе и порту Котка.
      Упорная борьба нашей истребительной авиации с вражеской, начатая со второй половины апреля, привела к нашему господству в воздухе не только над Финским заливом, но и под Ленинградом в целом. За четыре месяца немцы и финны потеряли более двухсот самолетов. В это ожесточенное единоборство советской и гитлеровской истребительной авиации наш 4-й гвардейский полк внес немалый вклад. В районе Ораниенбаумского плацдарма и в восточной части Финского залива мы уничтожили пятьдесят самолетов врага.
      Смена значительной части руководства полка и прибытие большой группы летчиков, не имеющих боевого опыта, задержали проведение строевого совещания по итогам работы за июль и окончательную разработку ориентировочного плана боевых действий и боевой подготовки на август месяц. Такие совещания или общие собрания проводились, как правило, в вечернее время, когда снималось напряжение, а боевые действия велись ограниченными силами.
      Предстоящее совещание для меня было первым, поэтому я, как вновь назначенный командир, тщательно к нему готовился, помня совет Петра Васильевича Кондратьева: "Сделай главный упор на боеспособность каждого звена, каждой эскадрильи. Доверяй больше летчикам, молодежи, они в полку сейчас главная сила!"
      Этот мудрый совет я обязан выполнить. И именно на предстоящем совещании раскрыть, что и как надо сделать.
      На совещание, в отличие от прошлых, было решено пригласить весь командно-инженерный состав, а также всех офицеров управления полка.
      Совещание началось в столовой, сразу после ужина, и длилось около трех часов. Первыми на нем выступили: начштаба, заместитель по летной части, старший инженер и заместитель по политчасти. Они провели глубокий анализ выполнения боевых задач, совершенствования боевой выучки и идеологического воспитания личного состава, высказали и предложения на дальнейший период. Совещание превратилось в собрание офицерского состава. Командование полка и эскадрилий услышало много полезных советов и предложений, выполнение которых резко повышало боеспособность подразделений и полка в целом, вело к снижению неоправданных потерь.
      Так, инженер 3-й эскадрильи Бороздин предложил подготовку эскадрильи к повторному вылету проводить всеми техническими средствами, используя специалистов полка. Тогда 10-12 самолетов эскадрильи к повторному вылету будут готовы через 15-16 минут, и летчики смогут вновь вступить в бой в полном составе, а не отдельными звеньями из различных эскадрилий, которые можно успеть подготовить за эти минуты. Молодой командир звена старший лейтенант Федорин, зарекомендовавший себя в весенне-летних боях лихими неотразимыми атаками и умением организовать скоротечный успешный бой пары и звена, коротко сказал:
      - Мне легче вести бой парой или звеном, чем в большой группе. Поэтому прошу давать мне такие задания, в которых бой парой или звеном принесет больше успеха.
      А лейтенант Селиверст Бычков, последние два месяца успешно выполнявший все задания по фоторазведке вражеских аэродромов, прямо попросил:
      - Товарищ командир, не давайте мне истребительное прикрытие, когда вылетаю на разведку аэродромов. Я парой сумею более скрытно подойти к объекту и выполнить задачу, а если нас вражеские истребители и перехватят, то на таком самолете, как Ла-5, можно и нужно вступить в решительный наступательный бой, пусть даже от перегрузок выйдет из строя фотоустановка. Ее ведь можно быстро отремонтировать. Это же лучше, чем потерять в оборонительном бою летчиков и не выполнить боевое задание...
      Много на этом совещании мы, руководители полка, услышали умных предложений и от молодых офицеров. Их рост как тактически грамотных воинов был очевиден.
      В заключение я сказал, что все предложения и советы найдут свое место в дальнейших боевых действиях полка. Но сегодня, кроме месячного итога, нужно вспомнить весь период, в течение которого мы воевали на самолетах Ла-5. За четыре месяца полк нанес врагу чувствительное поражение. Только в воздушных боях сбит 51 вражеский самолет, из них 45 истребителей. Наши потери известны: 11 летчиков и 13 самолетов. Конечно, такое соотношение можно расценить как успех. Но все же он достигнут дорогой ценой. Мы, старые летчики, воевали в свое время на самолетах И-16 и помним четыре весенне-летних месяца 1942 года, когда, защищая Дорогу жизни Ленинграда, наш полк уничтожил 94 вражеских самолета, потеряв 6 летчиков и 8 самолетов. Сравнение убедительное, не так ли? Выходит, что сегодня мы еще не достигли по-настоящему высокого уровня боеспособности полка в целом.
      - Вас, гвардейцев, и меня как командира полка, летчика, воюющего с первого дня войны, не страшат "фокке-вульфы", "мессеры" или "фиаты". Нас всегда должны беспокоить в первую очередь просчеты в оценке конкретного противника. Нужен также индивидуальный подход к боевым способностям летчика, пары, звена и эскадрильи, которых посылаем на выполнение задачи.
      Правильно здесь говорили товарищи Федорин и Бычков - их предложения и просьбы имеют огромный деловой смысл. Потому что каждое боевое задание имеет свои особенности. И посылать на такое задание нужно ту пару, звено, группу или эскадрилью, летчики которых лучше, чем другие, могут выполнить его.
      В дальнейшем мы и должны в таком плане вести боевую работу.
      В заключение я высказал предложение, которое еще до совещания было обсуждено среди командования полка. На сегодня наш полк имел на своем счету 295 сбитых самолетов. Это больше, чем в любом из полков авиации ВМФ. В ближайшее время надо довести число уничтоженных самолетов врага до трехсот. Летчика, который собьет трехсотый, сфотографировать у развернутого боевого гвардейского Красного знамени полка, а фотографию выслать родным или близким победителя. В последующем фотографировать каждого летчика, который собьет первый в его боевой жизни вражеский самолет, пятый, десятый, и так до полного разгрома фашистской Германии...
      Дружные рукоплескания всех присутствующих показали своевременность этого предложения, необходимого для морально-боевого и политического воспитания как молодых, так и опытных летчиков.
      Опыт первого строевого совещания, на котором шел прямой, откровенный разговор без персональных разносов и служебных предупреждений за упущения в работе отдельных офицеров - а они в большой полковой семье всегда есть, стал для меня отправной позицией в дальнейшей работе с людьми.
      На утреннем построении полка я объявил, что в ближайшие часы поступит уточнение боевой задачи на прикрытие группы пикирующих бомбардировщиков 12-го гвардейского авиаполка, которые будут наносить удар по транспортам в порту Котка. На ее выполнение под моим руководством полетит эскадрилья капитана Цыганова. Остальные две эскадрильи продолжат выполнять ранее поставленные задачи и облет района боевых действий с летчиками нового пополнения.
      После построения ко мне подошли командиры 1-й и 2-й эскадрилий капитан Суворкин и майор Банбенков.
      - Товарищ командир! - обратился первым Банбенков. - Прошу на прикрытие Пе-2 послать вторую эскадрилью. И я бы слетал на выполнение этого боевого задания.
      Глядя на майора, я понимал: его просьба преследует показной эффект. Ему отлично известно, что нового решения я не приму, но, возможно, буду думать, что комэск 2-й эскадрильи стремится быстрее окунуться в пламя войны.
      - Вы плохо меня знаете, товарищ Банбенков, да и не поняли вчерашних указаний о подборе подразделения к решению определенных боевых задач. Вторая эскадрилья давно готова к прикрытию бомбардировщиков, но подразделение капитана Цыганова эту задачу решит более успешно. Кстати, со мной ведомым в свой первый боевой полетит майор Шмелев. А вы, к сожалению, за неделю пребывания в полку еще не поднимались в воздух на облет района. Отстаете от младших лейтенантов... Советую ускорить завершение контрольных полетов и облет района. Без этого на боевые задания в нашем полку не летают. Идите в эскадрилью и займитесь выполнением вчерашних указаний.
      Майор, как ни в чем не бывало, повернулся кругом и пошел неторопливым шагом.
      "Ну что же, нежданный комэск, введу в строй Шмелева, возьмусь и за тебя", - подумал я, поминая недобрым словом тех, кто прислал его в полк.
      Капитан Суворкин в смущении от услышанного спросил:
      - Товарищ майор, разрешите мне сегодня и завтра сделать в эскадрилье некоторую перестановку летного состава в парах и звеньях, кроме звена старшего лейтенанта Федорина? В новой расстановке я посмотрю их в воздухе, а через неделю можно закрепить приказом по полку.
      Дав согласие, я направился в 3-ю эскадрилью для подготовки летчиков к выполнению трудного боевого задания. Перед входом на КП эскадрильи я встретил Егора Костылева. Вид у него был усталый и грустный.
      - Что, Егорушка, невесел, что тебя гнетет? - пожимая его крепкую руку, спросил я шутливым тоном.
      - Знал бы ты, как мне надоело в краснофлотцах ходить. Неужели надо ждать, когда летчик-штрафник расплатится кровью... Тогда ведь и ордена и погоны будут не нужны...
      - Потерпи, Егор. Сейчас полетим всей эскадрильей на прикрытие пикировщиков. Они нанесут удар по порту Котка. Бой будет тяжелым, поэтому твое звено пойдет ударным. Но смотри не горячись, нам бой нужен без потерь. Я поведу группу непосредственного прикрытия. Давай переключай уныние на злость к "фокке-вульфам" и "мессерам", и пойдем готовиться к делу.
      Егор тряхнул головой, лихо натянул бескозырку, потом, как бы угрожая невидимому врагу, потряс кулаками:
      - Не бойся, Василий, грусть у меня держится только до вылета. Можешь на меня надеяться - ошибки не будет.
      Через полтора часа, заняв положенный боевой порядок, подлетаем к острову Лавенсари. Через восемь - десять минут мы будем над целью. Но этот остаток маршрута наиболее опасный, здесь до зоны зенитного огня порта Котка и обратно до островов будут действовать немецкие и финские истребители. И вот в наушниках слышу голос с пункта управления острова Лавенсари: "Над объектом и восточнее - три группы истребителей". Значит, противник давно нас обнаружил и ждет...
      ...Шестерку Пе-2 ведет прославленный пикировщик Балтики Герой Советского Союза гвардии майор В. И. Раков. На высоте 3400 метров бомбардировщики двумя тройками в плотном оборонительном строю держат курс прямо на порт и военно-морскую базу Котка. ПВО этого объекта самая сильная на всем вражеском побережье Финского залива.
      В порт Котка два часа тому назад вошел большой немецкий транспорт, и сейчас, видимо, началась его разгрузка. Задача пикировщиков - потопить, не дав разгрузиться. Для этого каждый Пе-2 взял на борт 250-килограммовые бомбы.
      Десятки раз я прикрывал отважных пикировщиков и на И-16, и на Ла-5. Но этот полет почему-то меня волнует. Задача тяжелая, да легких на войне, видимо, не бывает. Бой обязательно начнется в ближайшие минуты, и я пожалел, что в ударную группу выделил только одно звено. Но, вспомнив высказывание старшего лейтенанта Федорина на совещании: "...мне легче вести бой парой и звеном, чем в большой группе", успокоил себя тем, что звено Костылева - одно из сильнейших в полку.
      Даю команду: "Соколы" (позывной полка на август месяц), занять места!" Своей парой (ведомым у меня идет в свой первый боевой вылет майор Шмелев) подхожу ближе к бомбардировщикам - последний заслон от прорвавшихся истребителей. Капитан Цыганов двумя парами выходит левее и правее, немного сзади, с превышением 150-200 метров. Такая расстановка непосредственного прикрытия всегда оправдывала себя. Четверка Костылева правее всей нашей группы и выше на 800-1000 метров. Скорость увеличиваем до 500 километров и, делая небольшие зигзаги, сохраняем свое место по отношению к группе Ракова.
      Все летчики нашей десятки, кроме моего ведомого, "стреляные птицы", умеют вести дерзкий наступательный и оборонительный бои, не отрываясь от объекта прикрытия.
      Первым обнаружил врага Егор Костылев.
      - "Тридцать третий"! Правее, на моей высоте, десятка "фиатов", выше впереди шесть "фокке-вульфов". Атакую десятку, я - "Ноль восьмой".
      - "Восьмой"! Одну атаку - и отрыв! Отсекай "фокке-вульфов".
      - "Ноль третий"! (Позывной Цыганова.) Увеличить высоту и дистанцию! передал я команду Цыганову.
      Наши переговоры слышит майор Раков, он передает:
      - "Тридцать третий", через минуту ложусь на боевой, прикрывайте.
      - "Ноль второй", вас понял, - дал я короткий ответ и тут же, правее, три пары ФВ-190. Они под углом 35-40 градусов, на растянутых дистанциях, пикируют прямо на группу Ракова. Стрелки с Пе-2 трассами пулеметного огня показывают нам, откуда надвигается опасность. Вся наша группа уже в зоне зенитного огня, но вражеские зенитчики не стреляют. Дают возможность своим истребителям атаковать бомбардировщики, а потом, когда Пе-2 выйдут на боевой курс и не смогут маневрировать, они откроют массированный заградительный и прицельный огонь.
      Занимая более выгодную позицию, слежу за "фокке-вульфами" и вижу: Цыганов обеими парами режет им курс и ведет огонь по первому самолету. ФВ-190, не обращая внимания на огневые трассы "лавочкина", на большой скорости прорывается, нацеливаясь на самолет Ракова.
      Не откажешь в смелости и упорстве врагу... Он знает, кого нужно сбить первым, хотя правый Пе-2 находится для его атаки в более удобном положении.
      Теперь секунды решают все. Резко доворачиваю самолет влево и оказываюсь в сотне метров сзади врага. С такой позиции я давно не промахивался. На долю секунды опережаю врага в открытии огня. Один за другим на фюзеляже с крестами вспыхивают разрывы снарядов. Прекращаю дерзкую атаку "фокке-вульфа". Он крутнулся в какой-то непонятной фигуре и, выбросив язык пламени, отвесно понесся к воде.
      Через восемь - десять секунд Пе-2 легли на боевой курс. Они вот-вот перейдут к пикированию на цель в плотном строю звеньев. Вокруг нас начали рваться десятки зенитных снарядов, с каждой секундой плотность огня увеличивалась. Здесь истребители врага не действуют, а от огня зениток спасти группу Ракова мы не можем. Маневрируя, осматриваюсь. Вижу всю шестерку Ла-5, радуюсь за Шмелева: идет правее, удерживая интервал и дистанцию, от зенитных разрывов не шарахается... Молодец! Но главный бой у нас еще впереди...
      Зенитный огонь становится настолько плотным, что слышны разрывы. Сотни светло-серых клочков с огненными всплесками вспыхивают вокруг "Петляковых". Кажется чудом, что они еще летят в этом круговороте смерти. Скорей бы увидеть, как Пе-2 опустят носы и отвесно понесутся к цели.
      Но вот и результат огня вражеских зениток - правый самолет второго звена, объятый пламенем, сваливается на крыло... Остальные, не дрогнув, упорно преодолевают огненный заслон.
      - Пикируем! - слышу твердый голос майора Ракова.
      Через полторы-две секунды тройка и пара, как будто связанные невидимым канатом, сопровождаемые разрывами снарядов, круто устремились вниз, навстречу огненным трассам "бафорсов" и "эрликонов".
      Чтобы не потерять бомбардировщики на пикировании, наша группа непосредственного прикрытия, чуть по сторонам, тоже понеслась вниз.
      На высоте около 1500 метров Пе-2 вышли из пикирования и теперь - уже с противозенитным маневром, на большой скорости - уходили от цели, преследуемые десятками разрывов. Удар раковцев был точен. На транспорте взметнулись два огромных взрыва, облака дыма и пара окутали транспорт.
      Костылев перестроил звено в линию фронта и атаковал "фиаты" сразу всей четверкой. Этот способ неотразимой атаки мы часто практиковали по финским истребителям "фиат" и "брустер". И эта атака оказалась результативной. Ведущий второй пары Полканов сбил "фиат", чего и хватило, чтобы финны отказались от преследования до зоны зенитного огня. Но догнать нас Костылев пока не смог. Он завязал бой с вновь обнаруженной четверкой ФВ-190. Опытный воздушный боец и умелый организатор воздушных боев заставил и эту четверку отойти на север. Помня, что нужно успеть подойти к месту выхода Пе-2 и непосредственного прикрытия из зоны зенитного огня, он, увеличив скорость, со снижением выскочил южнее порта Котка даже раньше, чем мы подошли к этому району.
      Четверки Костылева я пока не видел и запросил по радио его место. Сразу последовал ответ:
      - "Тридцать третий", вас вижу, я вышел восточнее пять-шесть километров, подхожу.
      Но не успели мы собраться, как одновременно с двух сторон две четверки ФВ-190 пошли в атаку.
      Капитан Цыганов первый своей парой успел довернуть и, рискуя быть сбитым, пошел в лобовую. "Фоки" с большой дистанции открыли огонь. Цыганов, используя скрытое скольжение, уклонился от пушечных трасс, сумел дать прицельную очередь, и стервятник закончил свое существование. Гибель одного не остановила врага. Разделившись на пары, противник начал яростные атаки с разных сторон. Мы с трудом отбивали, их, оберегая бомбардировщики. В этот момент как снег на голову сверху свалилось звено Костылева. Теперь уже "фокке-вульфы" вынуждены сами отбиваться и отходить.
      Пролетая западнее острова Лавенсари, я услышал команду Ракова: "Двадцать пятый, быстрее на остров, у тебя за самолетом бензиновая струя". Левый ведомый из первой тройки Пе-2 повернул к аэродрому Лавенсари.
      Не успел он удалиться на два-четыре километра от нас, как два ФВ-190 потянули в его сторону.
      Не называя позывного, я дал команду:
      - Егор, прикрой всем звеном "Двадцать пятого" до посадки.
      - Понял! - ответил Костылев и кинулся наперерез вражеским истребителям.
      Помощь его была своевременна. "Фокке-вульфы", увлекшись легкой добычей, проглядели "лавочкиных", и Егор почти в упор сбил одного из них. И сразу доложил:
      - "Тридцать третий"! Один сбит, "пешка" (так мы называли в шутку самолет Пе-2) заходит на посадку. Сейчас догоню.
      Но догнать он не успел. На пути, в районе южнее острова Биорки, он разогнал группу финских истребителей "брустер", спешивших на перехват нашей группы. Но увеличить счет сбитых в этой схватке самолетов врага его звену не удалось, кончился боезапас.
      Трудное боевое задание завершилось успешно. Наша десятка надежно прикрыла пикирующие бомбардировщики, уничтожившие крупный транспорт в сильно защищенном порту Котка. Не имея численного равенства с истребителями противника, мы без потерь сбили четыре самолета (три ФВ-190 и "фиат"). Теперь боевой счет полка дошел до 299. Настала очередь и трехсотой победы.
      Разбор этого боевого задания был проведен в присутствии всего летного состава полка. Сразу после разбора я послал срочное ходатайство о снятии судимости с Костылева и восстановлении его в воинском звании капитана.
      В этом представлении были указаны все боевые успехи за период пребывания краснофлотца Костылева в полку, и особенно в выполнении задания при потоплении крупного вражеского транспорта в порту Котка.
      В этот напряженный день к себе в каморочку я вернулся около одиннадцати часов вечера. Усталость была велика. Но радовали успехи дня и то, что трехмесячное лечение травами и корешками оказалось успешным. Почти полностью исчезли боли под ложечкой и в правом подреберье, стал лучше аппетит, прекратились кошмарные сны. Неужели и я, как вся страна, перешел на второе дыхание и твердо продолжаю путь к финишу? Спасибо вам, дорогие старушки, за те знания и житейский опыт, которых иной раз не хватает и дипломированным медикам. В знак сегодняшней победы и некоторого улучшения здоровья позволил себе за ужином выпить положенную норму водки. А сейчас нужно посидеть, подумать о завтрашнем дне.
      Раздеваясь, я увидел любительскую семейную фотографию, вделанную в картонную, стоящую уголком рамочку. Мне казалось, что десятимесячная Галочка смотрит и боится меня. А рядом с фотографией - мой квартирант Василий Иванович спокойно ждет положенный ему сухарик и глазами-бусинками следит за моей рукой. Пришлось сразу достать из кармана белый сухарь, положить на стол и пригласить зверька к ужину...
      - На, глазастый, кушай, а если сил хватит, тащи сухарь на подоконник за штору.
      И он, как будто понимая сказанное, забегал вокруг сухаря, силясь утащить его. Но сил не хватило. Я взял сухарь, положил за шторку, куда и шмыгнул мышонок.
      Сев на стул, несколько минут я молча смотрел на фото дочери. Мысли унесли меня туда, где Галочка да, наверное, и отец с матерью, и Сашенька уже спят. Я достал из рамочки фотографию и красными чернилами написал:
      "Милая доченька, за твое будущее сегодня уничтожил еще одного гада". Положив ручку, вслух сказал:
      - Теперь на твоем фото будут записаны все мои победы над врагом.
      Теперь, через много лет, когда ты стала пенсионером, а я имею внуков и правнуков, могу рассказать, что под огонь пушек командира гвардейского истребительного полка, Героя Советского Союза попал и командир лучшего, 2-го полка 54-й эскадры майор Эрих Рудоффер, награжденный за 176 побед высшей наградой Германии - Рыцарским Крестом с дубовыми листьями и мечами.
      Но смерть миновала его, над Финским заливом на высоте 700-800 метров он покинул самолет на парашюте и оказался в воде недалеко от берега. Счастливца подобрали финские рыбаки и доставили на аэродром, где в этот день он отпраздновал свое поражение и новое награждение.
      Счастливая звезда светила Рудофферу до конца войны. На его счет было записано 222 победы. Он 19 раз покидал самолет с парашютом, имел ранения. Возможно, не раз скрещивались наши огненные трассы. Но узнать об этом можно было бы только при личной встрече.
      За дверью послышались шаги. Вошел начальник штаба майор Бискуп.
      - Простите, что поздно, нужно сегодня отправить несколько срочных документов. Ночью связной самолет отвезет их в Новую Ладогу.
      - Давайте, Петр Игнатьевич, подпишу.
      Майор Бискуп взял подписанные документы, вздохнул, сел на табуретку, повернул в свою сторону рамочку с фотографией.
      - Симпатичный ребенок. Вопреки народному бедствию растет и будет расти новое поколение. А у нас с Диной пока детей нет и, наверное, не будет, - с грустью сказал Бискуп.
      Прощаясь, он задержал мою руку.
      - Василий Федорович, помогите мне быстрее освоить самолет и войти в боевой строй.
      - Я, Петр Игнатьевич, способности старого гангутца знаю, помню и лихую вашу штурмовку в сорок втором году неприступного, как вам казалось, аэродрома Гатчина. Но, откровенно говоря, предпочел бы иметь хорошего штабника, а не летчика. Работа эта большая, трудная. Штаб цементирует весь уклад наземной жизни в авиации, готовит победу в воздухе. И сочетать штабную нагрузку с систематическими полетами на боевые задания могут немногие. У нас есть способные сошедшие с летной работы офицеры, обладающие склонностями к штабной службе, а их посылают на тыловые должности. Беритесь как следует за работу штаба, а в боевой строй я вас введу чуть позже, как закончим этот кропотливый период с последним пополнением. Кстати, могу сообщить, что сегодня майор Шмелев умело отбил нападение ФВ-190, атаковавшего меня с удобной позиции. А надеяться, Петр Игнатьевич, что летчиков со слабыми нервами и желающих во что бы то ни стало сохранить себя невредимыми в полку не будет, нельзя. Слетал я дважды с молодежью и один раз с Банбенковым и заметил, что наш новый комэск в строю группы стремится занять место там, где его самолет прикрыт идущим сзади, а не там, откуда лучше наблюдать за воздушной обстановкой. А вот младший лейтенант Зайцев, кажется, оправдывает свою фамилию. Как только сделаешь резкий маневр без предупреждения по радио, бросается под строй или во внутреннюю сторону разворота. Летает этот пилот напряженно, видимо, боится внезапной атаки. А на земле он выглядит смельчаком, да и "Ла-5" владеет хорошо.
      Вчера вечером у меня был длительный разговор с хорошо всем известным гангутцем, отличным воздушным бойцом, отважным человеком Иваном Твороговым. Он после происшедшей с ним аварии потерял уверенность в себе и убедительно просит перевести в авиаучилище инструктором или послать на курсы командиров эскадрильи.