За этот бой Федорин был удостоен не только ордена Красного Знамени, но и внеочередного звания - гвардии старший лейтенант.
      Взятый нами с начала июля новый ритм боевой работы, направленный на разумную экономию сил, полностью себя оправдал. За двадцать пять дней июля в воздушных боях мы сбили четырнадцать вражеских самолетов, потеряв при этом только одного молодого летчика. Это был большой успех, доказывающий, что правофланговый полк не только продолжает успешно сдерживать значительные силы воздушного противника, но и наносит ему тяжелые потери.
      В середине июля решился вопрос о назначении нового командира дивизии. В должность вступил полковник Владимир Степанович Корешков, бывший командир нашего полка. Это он в октябре 1942 года поднял нас ночью по тревоге только для того, чтобы поздравить. 22 октября мне, тогда командиру 3-й эскадрильи, комиссару этой же эскадрильи капитану Петру Кожанову и моему заместителю по летной части капитану Алиму Байсултанову одним Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР были присвоены звания Героев Советского Союза. Он же взял тогда меня на должность заместителя командира полка.
      Полковник Корешков, обладавший прекрасным, уравновешенным характером и высоким летным мастерством, с первых дней командования повел дивизию по пути, намеченному полковником Кондратьевым. И конечно, снискал глубокое уважение всего личного состава соединения.
      Важным событием в июле было присвоение дивизии гвардейского звания. С 24 июля она стала именоваться 1-й гвардейской истребительной авиационной дивизией Военно-Морского Флота. И каждый из нас в эти торжественные дни с душевной благодарностью вспоминал Героя Советского Союза полковника Кондратьева, боевые и организаторские способности которого помогли создать первое гвардейское соединение авиации Военно-Морского Флота СССР.
      За этим торжественным событием последовало новое, куда менее важное, личное: пришел приказ о назначении меня командиром нашего полка. Оно, конечно, не было неожиданным. Но сейчас, когда это стало реальностью, весть о назначении глубоко меня взволновала. Вспомнились слова бывшего комдива: "Командир полка - это ответственная и трудная должность... Полк - основная тактическая единица в армии".
      Добрые советы, данные Петром Васильевичем в тот памятный день, я вновь глубоко осмыслил и дал себе слово свято следовать указаниям покойного боевого командира, вырастившего меня до уровня командира полка.
      Командир полка как единоначальник за все в ответе. За каждый винтик самолета, за любой предмет обмундирования и боевого снаряжения, за исполнение служебного и личного долга каждым солдатом, сержантом, офицером, за выполнение боевых и учебных задач и, наконец, за постоянную боеспособность части в целом. Все это было и остается сферой деятельности командира любого авиационного полка. Но я ведь назначен командиром гвардейского, где особенность этой должности заключается еще и в том, что командир, в первую очередь, должен быть одним из самых лучших, наиболее опытных летчиков. Он обязан вести за собой всех пилотов не только в силу служебного положения, а с помощью личной отваги. Командир полка всегда должен быть примером и всегда побеждать врага по-гвардейски.
      Не зря бытует в нашем полку боевой лозунг: "Гвардеец может умереть, но должен победить". В полку я с первых дней войны, передо мной его возглавляли пять командиров. Все они были непохожи друг на друга. Каждый из них оставил след не только в памяти личного состава, но и в больших и малых боевых делах полка. Теперь настал мой черед. Я, летчик, последовательно прошедший все должности, стал шестым командиром полка. Сейчас полк в расцвете сил, он, как вся армия и весь советский народ, оправившись от первых тяжелых поражений, идет по не менее трудному пути к освобождению Родины и полному разгрому фашистских полчищ. Командовать таким полком не только большая честь, но и большая ответственность. Для этого я обязан отдать все силы, весь приобретенный боевой опыт, но сохранить и удержать 4-й гвардейский на правом фланге авиации флота...
      Построение полка для объявления приказа и передачи знамени командир дивизии назначил на семь часов вечера. Утром он позвонил по телефону и запретил в течение дня летать на боевые задания. На мое возражение только что получивший звание полковника Корешков ответил шуточной народной поговоркой:
      - Чем черт не шутит, пока Бог спит? Вот вечером передам тебе в руки гвардейское знамя полка, потом сам и планируй свои вылеты, но смотри, не виси все время в воздухе. У командира и на земле куча дел, каждое из которых влияет на решение боевых задач. Ясно, о чем я тебе, старый вояка, говорю?
      - Ясно, товарищ полковник! - ответил я Владимиру Степановичу.
      Повесив трубку, я направился на аэродром, чтобы взять под контроль подготовку групп, вылетающих на боевые задания. И опять беспокойные мысли унесли меня вначале к родным и милым в Старую Ладогу, а потом к 1933 году, первому году моей военной службы. В памяти возникла одна из политинформаций после прохождения курса молодого бойца.
      Ленинская комната артиллерийской учебной батареи заполнена красноармейцами-добровольцами. Затаив дыхание, мы слушаем старшего политрука артдивизиона. Он - участник гражданской войны, орденоносец, член партии с 1918 года. Простым, доходчивым языком рассказывает о международном положении, о задачах Красной Армии в этих условиях, увязывая с ними наши задачи в учебной батарее.
      - В нашей батарее, - говорит он, - собраны самые молодые и грамотные красноармейцы, вот мы и хотим готовить вас к поступлению в Ленинградское военно-артиллерийское училище. Раз вы пришли служить добровольцами, значит, сбудется ваша мечта: посвятить себя службе в Красной Армии и стать командирами-артиллеристами.
      Я, сидя в первом ряду, опустил голову, подумал: "Не та у меня мечта, товарищ политрук... Раз не попал я в авиацию, то и в артиллерийское училище поступать не буду. Отслужу положенный срок и вернусь вновь на Сясьский бумажный комбинат. Туда, где получил первую путевку в рабочий класс".
      Как будто подслушал мои мысли старый коммунист:
      - Что, товарищ красноармеец, опустил голову? - спросил он меня, улыбаясь.
      Я вскочил, одернул гимнастерку, четко ответил:
      - Красноармеец первого года службы Голубев. Была у меня, товарищ старший политрук, с детства мечта - стать военным летчиком, да ничего не получилось, забраковали, а быть кадровым артиллеристом не хочу, буду рабочим бумажной промышленности...
      Политрук, перестав улыбаться, внимательно посмотрел на меня, на сидящих в ленинской комнате, потом, обращаясь ко всем, спросил:
      - Есть еще среди вас красноармейцы, которые не хотят быть кадровыми командирами?
      Все молчали: то ли боялись признаться, то ли все, кроме меня, имели желание посвятить себя "богу войны" - артиллерии.
      - Ну, что же, хорошо, что вы, товарищ красноармеец, открыто сказали о своих думах. А вот мечту, которую носите с детства, не бросайте, боритесь за нее. Без мечты на свете жить тяжело, человек становится полупустым, а чтобы достигнуть цели, надо не жалеть ни сил, ни времени. Надо бороться!.. Послушай мой совет, товарищ Голубев: вернись к своей мечте! Борись, не отступай, и тогда, лет через девять-десять, будешь не только военным летчиком, а хорошим командиром полка...
      Раздался негромкий смех.
      - А вы, товарищи красноармейцы, не смейтесь, мои слова относятся ко всем здесь сидящим, - серьезным тоном сделал замечание политрук и добавил: Вас, товарищ Голубев, мы отчислять из учебного подразделения не будем. Учитесь, это поможет лучше осуществить то, что задумали. Занимайтесь и служите хорошо...
      Пророческими оказались слова и совет старого большевика. Стали они для меня маяком, указывающим путь к цели. Преодолел все преграды, все препятствия, и в 1939 году наконец сбылась моя мечта: я сел в кабину боевого самолета-истребителя. А через несколько лет и в самом деле стал командиром одного из лучших авиационных гвардейских полков...
      Полк замер по команде: "Под гвардейское знамя - смирно!"
      Четко чеканя шаг, три летчика, молодые гвардейцы знаменосец лейтенант Бычков, ассистенты лейтенанты Апинов и Селютин, в сопровождении отделения механиков подходят к середине строя, становятся правее группы руководящего состава дивизии и полка.
      - Вольно! - подал команду полковник Корешков, вышел на два шага вперед и громко, чтобы слышно было всем, произнес короткую речь: - Товарищи гвардейцы! По состоянию здоровья командир полка подполковник Борисов назначен на другую должность. Новым командиром четвертого ГИАП назначен Герой Советского Союза гвардии майор Василий Федорович Голубев. Я не буду давать ему характеристику, он ваш однополчанин, и вы его знаете лучше меня. Командование дивизии уверено, что гвардейцы четвертого прославленного полка и дальше будут правофланговыми в составе всех полков соединения. И с гордо поднятым знаменем придут к счастливому дню - полной победе над врагом! Я передаю боевое Красное знамя, - продолжал Корешков, - командиру полка и желаю вам боевых успехов!
      Полковник Корешков взял знамя и вручил его мне. На меня, нового командира, смотрят все, ждут, что скажу.
      Преклонив правое колено, я поцеловал угол бархатного полотнища и обратился к строю:
      - Товарищи гвардейцы! Я с первых дней войны разделяю ратную жизнь личного состава полка, вместе с ним переживаю горесть поражений и радость боевых успехов. Тяжелый прошли мы путь. Дорогой ценой заплатили, чтобы выстоять и защитить Ленинград. Среди нас сегодня нет прославленных Героев Советского Союза Антоненко и Бринько, Кузнецова, Васильева и Кожанова. Рядом в могиле лежит Петр Васильевич, первым в полку получивший звание Героя Советского Союза. Десятки других боевых друзей и товарищей отдали жизнь, защищая Родину. Сегодня мы воюем на самых лучших самолетах-истребителях. Больше половины их подарены нам тружениками Горьковской области. Они ждут от нас побед, ждут освобождения нашей страны от ненавистного врага. Мы будем сражаться, будем уничтожать ненавистных фашистов так, как требует от нас Родина-мать, до полной победы! Спасибо вам, дорогие друзья, за доверие, я отдам все силы, знания и опыт, чтобы оправдать высокое звание командира гвардейцев!..
      Высоко подняв гвардейское знамя, вместе с ассистентами и боевым охранением я обошел строй от левого до правого фланга и передал его капитану Цыганову - командиру 3-й эскадрильи, лучшей в составе полка.
      Выполнив весь положенный ритуал, я обратился к командиру дивизии за разрешением развести подразделения по своим местам для продолжения боевой службы...
      Нежданные назначения
      Вступив в должность командира полка, я полагал, что самое простое - это подбор в своем полку кандидатуры на вакантную должность заместителя по летной части. Без особых раздумий можно было назначить любого из командиров эскадрилий, а тем более майора Цоколаева - командира 2-й эскадрильи. Конечно, наиболее подходящим кандидатом во всех отношениях был бы Егор Костылев, но в старших инстанциях все еще не решили вопрос о его восстановлении в звании, хотя там более месяца находилось ходатайство бывшего командира полка о реабилитации и возвращении наград.
      Я послал сразу два представления.
      В первом просил назначить майора Цоколаева заместителем командира по летной части.
      Во втором - поставить вместо Цоколаева капитана Карпунина - заместителя командира эскадрильи. Одновременно в докладной записке к этим представлениям были названы фамилии летчиков, которые будут назначены и на другие свободные должности.
      Так как штаб дивизии находился здесь же, в Кронштадте, то я считал, что представления не задержатся, получат положительную оценку и все командиры в полку и эскадрильях займут свои места. Но напрасны были надежды. В один из приездов на аэродром полковник Корешков с обычным своим юмором сказал:
      - Зря бумагу пачкал, Василий Федорович. "Варяга" тебе в заместители шлет вышестоящее руководство. Да и я сам решил твоего друга-ханковца Цоколаева назначить начальником штаба третьего гвардейского полка. Так что придется тебе еще покрутиться одному, ведь твой заместитель - да и другие тоже - нуждаются в приобретении боевого опыта. Приказы о назначении уже подписаны, через два-три дня прибудут и люди.
      Я, недоумевая, смотрел на командира дивизии и ничего пока не понимал. А он, продолжая начатый разговор в шутливом тоне, звучавшем на сей раз для меня чуть ли не похоронным звоном, добавил:
      - Ты не удивляйся таким назначениям - привыкай. Полк в морской авиации передовой, воюет с меньшими потерями, чем другие, да еще и летаете на "Ла-5" - лучших самолетах-истребителях. Теперь желающих принять участие в войне, а также и побыть рядом с ней станет больше. Они будут слетаться в четвертый гвардейский, как осы на сладкое. Поэтому на повышение в должностях пока не посылай, буду помогать тебе отбиваться от посланцев, которые идут помимо нас с тобой.
      После этих слов полковника Корешкова у меня отпало желание задавать какие-либо вопросы, связанные с передвижением кадров внутри полка.
      На второй день после разговора о предстоящих назначениях штаб полка получил сразу три приказа. Первым назначался заместитель командира полка по летной части. Им оказался тридцатидвухлетний майор Шмелев Николай Михайлович. Он опытный летчик-истребитель, окончил летное училище в Ейске, потом работал инструктором, командиром звена и эскадрильи до 1940 года. Затем служил в авиации на Дальнем Востоке, а с 1942 года был инспектором управления ВВС ВМФ в Москве. После того как началась война, он многократно писал рапорты с просьбой послать его на фронт. А когда в 1943 году он был выдвинут на должность командира истребительного авиаполка на Дальний Восток, то вновь обратился к наркому Военно-Морского Флота с просьбой послать его с понижением в должности на любой из трех воюющих флотов для непосредственного участия в боевых действиях.
      Наконец настоятельные просьбы Шмелева были удовлетворены, и на его последнем рапорте появилась резолюция: "Послать в авиацию КБФ на должность заместителя командира полка. С приобретением боевого опыта назначить командиром авиаполка".
      По пути на фронт Шмелев добился разрешения в Ейском авиационном морском училище освоить технику пилотирования и провести учебные боевые полеты на самолете Ла-5. И, получив опыт полетов на "лавочкине", он направился в наш полк.
      Второй приказ родился на основе новой директивы, которая обязывала в истребительных авиаполках на должностях начальников штабов впредь иметь офицеров-летчиков из числа командиров эскадрилий и заместителей командиров полков. Во исполнение этой директивы приказом командующего флотом и были назначены: майор Г. Д. Цоколаев - начальником штаба 3-го ГИАП, а майор П. И. Бискуп, бывший заместитель по летной подготовке 71-го ИАП, - начальником штаба 4-го ГИАП.
      Петра Бискупа я знал давно и хорошо. Первый раз судьба свела меня с ним на полуострове Ханко осенью 1941 года. Тогда он был комиссаром эскадрильи в звании капитана, считался душой своего подразделения и не раз успешно наносил бомбоштурмовые удары по войскам и плавсредствам белофиннов. По возвращении с Ханко он продолжал службу в 71-м авиаполку, но почему-то оставил должность политработника. Провоевал некоторое время заместителем командира того же полка по летной части и уехал в тыл на учебу. И вот теперь вновь сменил профиль своей работы, пытаясь стать летающим боевым начштаба.
      Назначение майора Бискупа взамен майора Тарараксина - штабника, как говорится, до мозга костей - в тот период было не совсем желательным и полезным для полка событием. Надо сказать, что он совершенно не имел опыта штабной работы и склонности к ней. И конечно, ясно было, что придется потратить много сил и упорства, чтобы вновь назначенный начальник штаба стал работать вровень с остальными руководителями полка.
      Прочитав третий приказ, я подпер ладонью щеку и долго сидел молча. В мозгу стучала мысль: "Зачем нужно в высшем штабе, минуя полк и дивизию, назначать командира эскадрильи. При этом совсем не имеющего боевого опыта. Неужели там, в Москве или в штабе флота, не понимают, что эскадрилья - это основное тактическое подразделение в авиации. И командир такого подразделения не гриб дождевик, который за сутки вырастает до полной зрелости. Комэск должен быть лучшим воздушным бойцом, умелым командиром... На формирование его на войне уходят многие месяцы, а то и годы".
      Молчание мое нарушил замполит. Он, прочитав до меня все три приказа, сейчас сидел рядом и следил за моим лицом.
      - Что, Василий Федорович, тяжело читать такие документы? Может быть, мне съездить в политотдел дивизии или махнуть на У-2 прямо в Ленинград, к начальнику политотдела авиации флота? Пусть вмешаются, разберутся с кадровиками, нельзя же в один полк посылать сразу троих руководителей, которым, как правильно сказал Тарараксин, "нужно все начинать с нуля"...
      Майор Абанин все больше накалялся от гнева. Я продолжал молчать, силясь сдержать возмущение.
      - Не надо, Александр Иванович, ни ехать, ни лететь. В политотделах дивизии и авиации флота из-за нас копья ломать и конфликтовать с высшими инстанциями не будут. Мне полковник Корешков недавно сказал: "Теперь желающих принять участие в войне, а также побыть рядом с ней будет больше, они начнут слетаться в четвертый авиаполк, как осы на сладкое". Видимо, придется вновь тянуть огромный воз летной нагрузки, пока не наберут силу "варяги".
      Я вышел из помещения КП подышать свежим августовским воздухом.
      За мной вышел и майор Тарараксин. За последние дни он очень изменился, лицо казалось бледно-серым, скулы обтянулись. Видимо, он тяжело переживал внезапное отстранение от должности. Ведь все - и он сам, конечно, - знали, каким усердным и знающим был начштаба полка.
      - Не переживай, Алексей Васильевич, подберем тебе хорошую должность в штабе дивизии. Я поговорю с начальником штаба и командиром, - старался я его успокоить. Мне было очень жаль расставаться с этим неутомимым, замечательным человеком и офицером, проработавшим более девяти лет в полку.
      - Я к вам с просьбой, товарищ командир! Оставьте меня в полку на должности начальника оперативного отделения. Я ее ранее занимал. Ну, а если нет такой возможности, то пошлите меня в первую эскадрилью на должность адъютанта. - Его голос дрогнул, на глазах появились слезы. Опустив голову, он медленно достал из кармана кителя сложенный вдвое лист бумаги - тот, на котором он недавно что-то писал, и подал мне: - Василий Федорович! Это мой рапорт - последняя просьба, помогите...
      Я взял рапорт и, не читая, понял, что там написано.
      - Хорошо, дорогой Алексей Васильевич, я сегодня вечером поеду к командиру дивизии и постараюсь уговорить его оставить вас в должности начальника оперативного отделения полка. Одновременно поможете майору Бискупу быстрее освоиться с должностью начальника штаба.
      Мысли мои вновь вернулись к скупым строкам третьего приказа, где говорилось:
      "Командира эскадрильи ВМАУ им. Сталина майора Банбенкова Владимира Кузьмича назначить командиром эскадрильи 4-го ГИАП ВВС Балтийского флота".
      За этими тремя строками ни человека, ни воина не видно. Нужно ждать, когда поступит личное дело и появится в полку новый комэск.
      Первым из вновь назначенных в полк прибыл майор Бискуп. Одетый в новенький кожаный реглан, он представился мне на командном пункте, строго соблюдая уставные правила. Потом положил на стол объемистый, запечатанный сургучной печатью пакет - личное дело, где, как в зеркале, отражена многолетняя служба офицера. Пакет я раскрывать не стал, а задал три прямых вопроса:
      - Петр Игнатьевич, скажи откровенно, почему за два года трижды сменил профиль службы? - И для ясности я добавил: - Перешел с политработы на чисто летную службу, а теперь пробуешь себя на штабном поприще? Это первое. Второе - почему перед уходом на учебу очень мало летал на боевые задания? И наконец, третье: как владеешь самолетом Ла-5?
      - На поставленные вопросы коротко ответить трудно, но я постараюсь все объяснить. Надеюсь, что вы поймете меня правильно. Ведь мы друг друга хорошо знаем...
      - Постараюсь понять так, как требуют долг службы и человеческие отношения. Раздевайтесь, садитесь ближе к столу, а меня можете называть по имени и отчеству, в нашем полку такая традиция сохранилась со времен, когда командиром был Иван Георгиевич Романенко.
      Я сказал это, чтобы напомнить Бискупу о нетерпимом когда-то его отношении к этому неписаному правилу, существовавшему с давних времен в военно-морском флоте. Бискуп же это считал, так же как и некоторые другие командиры и политработники, признаком панибратства.
      Петр Игнатьевич начал давать не совсем ясные объяснения. Видимо, он не ожидал таких вопросов.
      - Вы же знаете, что политработником я был назначен перед финскими событиями. А ранее был командиром звена. Назначение состоялось против моего желания, но я как член партии старался работать как мог и как умел... Да что об этом говорить, вы же были в сорок первом году на Ханко, все видели и знаете, как я выполнял обязанности комиссара эскадрильи и боевого летчика.
      - Это обязанность каждого командира и комиссара, - перебил я собеседника.
      - Да, да... Это правильно, но у руководителя, особенно в полку, много обязанностей по долгу службы, и не всегда удается часто летать на боевые задания.
      - С этим я совсем не согласен, - вновь перебил я майора. - Можно назвать десятки комэсков, замполитов, заместителей по летной части в полках и соединениях, наконец, командиров полков и дивизий, которые часто и хорошо выполняют боевые задания. Они личным примером учат подчиненных воевать. А мы в полку уже имели дурные примеры, когда некоторые руководители полка и комэски не летали на боевые задания, и повторения этого не допустим.
      Петр Игнатьевич посмотрел мне прямо в глаза и обиженно проговорил:
      - Я вижу, что вы недовольны моим назначением. Это следует из вопросов, которые задали мне.
      - Зачем же так понимать вопросы? Я как командир обязан знать все о подчиненном. Ведь мы же на войне, а начштаба теперь должен быть летающим офицером. Не зря же это ввели директивой сверху... А ответы на поставленные вопросы я хочу услышать от вас, хотя их можно найти и в личном деле, показал я на пакет.
      Бискуп глубоко вздохнул и, не глядя больше мне в лицо, продолжал:
      - Василий Федорович, вы же хорошо знаете, что я и в сорок первом году, и в сорок втором летал на "чайках". Ведь это не "як" и даже не И-16, на котором вы воевали... Сколько мы потеряли летчиков - трудно сосчитать... И командира полка подполковника Коронца потеряли... Вот, наверное, эти потери и повлияли на мое состояние. Хотелось пересесть на другой, современный истребитель, а на учебе в тылу понял: лучше мне пойти по штабной линии или стать преподавателем в военном училище...
      Я слушал и думал: "Надломился бывший комиссар эскадрильи, когда-то боевой ханковец. Ищет спасения в частой перемене служебных обязанностей. Да, оправдываются слова полковника Корешкова: "...желающих побыть рядом с войной будет больше". Но я больше не перебивал Бискупа, ждал, когда он закончит.
      - А на "лавочкине" я еще не летал, думаю освоить его здесь, в Кронштадте, - закончил объяснение майор и бегло взглянул на меня в ожидании дополнительных вопросов.
      - Еще есть один вопрос, Петр Игнатьевич. В управлении кадров о вашем отношении к боевым вылетам знает кто-нибудь?
      - Нет, - ответил Бискуп, - я там просил послать меня в Ейское училище на преподавательскую работу, но начальник управления кадров ответил: "Поработайте шесть - восемь месяцев в должности начштаба, полетайте, пополните боевой опыт на новых истребителях, тогда переведем на преподавательскую работу".
      - Ну что же, Петр Игнатьевич, мне все понятно, теперь послушайте мои советы и указания. Принимайте дела. Начальником оперативного отдела остается майор Тарараксин, он поможет вам быстрее освоиться. Изучите детально тактику боевых действий нашего полка и дивизии на новых самолетах, а восстановление вашего боевого духа и овладение самолетом Ла-5 я беру на себя. Думаю, что через месяц-полтора вы будете воевать на уровне передовых летчиков-гвардейцев и боевой авторитет комиссара-ханковца полностью восстановится. Еще один совет. Не считайте себя временным человеком - это самое опасное на войне, и больше не хайте самолет "чайка". Это был хороший истребитель и штурмовик. На нем летчики Балтики вписали замечательные страницы в боевую летопись под Таллином, на Ханко и особенно здесь, под Ленинградом. А командир звена Александр Батурин и командир эскадрильи Константин Соловьев из семьдесят первого авиаполка - того самого, в котором служили, - стали еще в сорок втором году Героями Советского Союза. Приступайте к делу, сегодня вечером представлю вас личному составу полка...
      Перед началом построения я рассказал майору Абанину о беседе с начальником штаба и предупредил его, что офицеры управления полка и руководители эскадрилий не должны знать ее содержание.
      - Наш долг, Александр Иванович, - сказал я, - оказать Бискупу помощь, чтобы он вновь поднялся на должный морально-боевой уровень.
      Абанин, не раздумывая, ответил:
      - Это наш командирский и партийный долг, но я неоднократно приходил уже к выводу, что если боец, насмерть стоявший в самые тяжелые, критические моменты, потерял главное - боевой дух... Короче, мне кажется, начальник штаба из него получится, а летчиком он больше не будет...
      - Может быть, и так, Александр Иванович, но мы свой долг будем выполнять до последней возможности.
      В ту же ночь на аэродром прилетел транспортный самолет Ли-2. Он доставил солидное пополнение - десять летчиков, окончивших Ейское военно-морское авиационное училище имени Сталина. Все они имели звания младших лейтенантов, завершили учебу на самолете Ла-5, не только освоили технику пилотирования, но и провели немало учебных боев. Пополнение с таким уровнем подготовки мы получили впервые за войну. Это убедительный пример того, что наша армия и флот стремятся не поспешно восполнить потери, а планово готовят офицерский состав к боям на новой технике. Этим же самолетом прилетели майор Шмелев, майор Банбенков и лейтенант Рогов, бывший курсант-летчик, забракованный по состоянию здоровья. Он завершил учебу в этом же училище по профилю штабного офицера, но в полк был направлен на должность секретаря комсомольской организации.
      Вместе с личными делами и предписаниями находилось письмо командиру полка.
      На маленьком листке бумаги было написано:
      "Товарищ Голубев, в составе нового пополнения к вам направлен в качестве пилота младший лейтенант Столярский К. С., сын генерал-майора авиации Столярского С. Э., прославленного балтийского летчика, участника Октябрьской революции и гражданской войны, ныне начальника учебных заведений авиации Военно-Морского Флота. На должность секретаря комсомольской организации полка - лейтенант Рогов, сын генерал-полковника Рогова И. В., начальника Политического управления ВМФ.
      Возьмите под личный контроль службу лейтенанта Рогова и боевые вылеты младшего лейтенанта Столярского".
      Письмо подписал начальник отдела кадров ВВС ВМФ. Беспокоился кадровик о детях начальства. А мне вспомнились слова моей матери, сказанные при первой встрече с родителями в новогодний день 1942 года: "Сынок, летал бы ты пониже да потише, а то, неровен час, и без войны голову сложишь". Это были слова деревенской неграмотной женщины, всем сердцем желавшей, чтоб ее сын остался живым. И конечно, все родители всегда желают того же своим детям. Но письмо-указание было написано, конечно, не по просьбе генералов Столярского и Рогова. Я ознакомил с содержанием письма замполита Абанина, начштаба Бискупа и только что прибывшего к новому месту службы заместителя по летной части Шмелева и высказал свое мнение:
      - Очень хорошо, что в наш полк среди молодого пополнения приходят офицеры, сыновья кадровых военных, мы обязаны помочь этим офицерам стать достойными гвардейского коллектива. Но становление молодежи в любом воинском подразделении определяется не только помощью и опекой опытных воинов. В первую очередь успехи зависят от самих молодых. Будем надеяться, что младший лейтенант Столярский и остальные прибывшие не уронят чести своих родителей, кем бы они ни были.
      Перед вечерним построением личного состава полка я сумел побеседовать с молодежью. До этого с вновь прибывшими встретились майоры Бискуп, Тарараксин, Шмелев и Абанин. Они ознакомились с содержанием личных дел и летными книжками молодежи, где записан каждый полет за период учебы в аэроклубах и в училище. Задали интересующие каждого руководителя вопросы, после чего подготовили предложения о наиболее целесообразном распределении пилотов по эскадрильям.
      Беседа с летчиками показала, что в полк прибыла прекрасная молодежь, жаждущая скорее принять участие в боях. Особенно приятное впечатление произвели летчики Столярский, Нефагин и Гаркин. Они давали спокойные и грамотные ответы по материальной части самолета Ла-5, тактике боя нашей истребительной авиации с фашистскими бомбардировщиками, разведчиками и истребителями. Присутствующему на беседе майору Банбенкову я вопросов не задал. С ним мне хотелось поговорить более детально и обязательно в присутствии замполита и начальника штаба.
      Когда мы в комнате остались вчетвером, я предложил новому командиру эскадрильи рассказать о прохождении службы, потом изложить порядок и время его ввода в боевой строй.
      - Разрешите отвечать сидя, - с оттенком гордости и легкого пренебрежения сказал Банбенков, чем немало удивил меня.
      - Докладывать старшим и обучать подчиненных положено стоя. Они лучше видят человека, и сказанное будет более доходчиво, - сделал я замечание майору.
      Он встал, сделал шаг вперед и громче обычного заговорил:
      - Мне через месяц исполнится тридцать лет, двенадцать лет служу в истребительной авиации. После окончания училища начал службу пилотом в Белорусском военном округе в тридцать третьем году. В тридцать четвертом вместе с подразделением был переведен в авиацию Тихоокеанского флота. С тридцать седьмого года - командир звена, затем заместитель командира эскадрильи. В сороковом году как лучший летчик, владевший самолетом И-16, был назначен инспектором по технике пилотирования полка. В том же году получил назначение в другой полк командиром эскадрильи. В сорок втором году меня перевели на должность командира эскадрильи в Ейское училище. Теперь на ту же должность прибыл к вам. По прохождению службы все. Вводить в боевой строй меня незачем. Я летаю на всех типах истребителей, стреляю по конусу и по щитам на земле только с оценкой "отлично". В учебных воздушных боях мне еще никто в хвост не заходил, тактику современного боя знаю, самолетом Ла-5 владею хорошо. Готов водить эскадрилью на любое боевое задание.