Отсюда открывался прелестный вид на старую Москву. Настолько прелестный, что хозяин кабинета не поменял бы его ни на какой другой. Хотя прежние владельцы кабинета вполне могли рассмотреть из окон Воркуту и Магадан, а то и получить пулю, сидя прямо в уютном кресле.
      Хозяин кабинета был спокоен. Прошло время комсомольских разборок, шашлыков, командировок, где встречают по-царски, а провожают как покойника вперед ногами. Теперь он сам отдавал приказы. И его подчиненные нередко могут лицезреть своего шефа в нижнем буфете. Нижний буфет - это демократическая придумка хозяина кабинета. Он неустанно твердил своим заместителям, что достаточно два раза в неделю спуститься к народу, дабы соответствовать имиджу демократа и либерала.
      Он таки дождался звонка. Операция началась. Хозяин кабинета не знал подробностей. Зачем? Как командующий фронтом не интересуется подробностями полковой операции, так и он не хотел знать деталей. Тем более от его кабинета до "передовой" - сотни километров. Операция дорогостоящая, но локальная.
      Хозяин прошелся по кабинету, подошел к тому месту, где стояли кожаный диван, столик и два глу-брких кресла. Здесь он вел неформальные беседы с Доверенными лицами. Усевшись в кресло, закрыл глаза. Ни о чем не думалось. В последнее время такое случалось все чаще и чаще. Это напоминало состояние полной прострации или почти кладбищенского покоя. Абсолютного покоя...
      Он вспомнил Красноярский крайком ВЛКСМ. Счастливое было время... Хлопотное, но счастливое. Молодость. Он и сейчас не стар. Женщины пока не жалуются.
      Хозяин кабинета все глубже погружался в приятные воспоминания, уводившие его от реальности...
      А надо было бы быть реалистом. Как охотничьи собаки с возрастом теряют нюх, так и он, достигнув положения, наслаждался властью и... покоем. А тучи уже сгущались. Почти как перед грозой, пахло серой... Из его высокого кабинета видно было далеко, но надо было перевести взгляд пониже. Видно, он не уловил даже явных изменений и не предполагал, что очень скоро его из этого кресла попросят.
      Глава 14
      ВЕЛИЧКО. ИГРА В СЕРСО
      Господин Величко стал господином в октябре девяносто третьего. Разрывы танковых снарядов ничуть не испугали его. И вовсе не потому, что Величко обладал храбростью необычайной. Просто не оценил степени опасности.
      Он вел Лидера по темным коридорам в безопасное место, деловито инструктируя на ходу попадавшиеся навстречу группы защитников, словно опытный полководец. Приказы и инструкции были абсурдны и вовсе не соответствовали тактике обороны, но он, человек сугубо гражданский, вообразил себя чуть ли не Наполеоном. Но Лидеру понравился этот смелый и решительный человек из окружения, а хватка его показалась деловой и цепкой. Смещенный со всех постов лефортовский сиделец по выходе из заточения не забыл расторопного украинца, дал рекомендации - и жизнь Величко завертелась, закрутилась будто в ином измерении.
      Переломным для себя моментом Величко считал девяносто пятый год, когда его в числе нескольких молодых, подающих надежды людей пригласили на подмосковную дачу. Там было все. И стол, ломящийся от яств, и умные политические разговоры, и много вина. Когда пьяным гостям надоело обсуждение государственных проблем и потянуло на воздух - к простым крестьянским развлечениям, Величко остался с дочерьми хозяина дачи играть в серсо и великолепно проиграл обеим.
      Дело в том, что знающие люди предупредили украинца о головной боли хозяина поместья - дочерях. Одна из них не отличалась красотой, зато имела острый язычок и не менее острый ум, другая, как утверждали, наркоманка. По этим причинам ни та, ни другая не могли выйти замуж в своей среде. Им следовало подыскивать мужей среди бедных родственников или на стороне.
      Пока все кандидаты испытаний не прошли. Проиграв, Величко усадил девиц в шезлонги, сам смешал и поднес коктейли и уселся рядом. Говорили ни о чем и обо всем. Чтобы угодить обеим, Величко принялся осторожно критиковать собравшихся и сразу же обрел благодарных слушательниц.
      Гости вернулись с прогулки и, словно изголодавшиеся волки, кинулись к накрытому во второй раз столу с легкими закусками. Хозяин дачи направился прямиком к дочерям и отозвал в сторону Величко.
      - Ну как? Кто? - спросил он напрямик хохла.
      - Что? - прикинулся Величко.
      - Кто?
      - Не знаю, - честно признался тот, поняв, что дальше играть не стоит.
      - Ты мне ваньку не валяй.
      - Честно, Аркадий Карпович. Обе хороши.
      В голосе претендента звучало столько неподдельного волнения из-за невозможности выбора, что отец купился.
      - Да, признаться, обе хороши, - искренне восхитился Аркадий Карпович и жестко заключил: - Сутки на размышление.
      Через сутки Величко выбрал младшую, посчитав, что наркоманкой управлять гораздо легче, чем умной. И не прогадал. Когда попал на автобазу и получил в свое ведение маршрут, а главное - понял, ЧТО этим маршрутом переправляют, сначала наложил в штаны, но потом, по зрелом размышлении, успокоил себя: в случае чего, тесть прикроет, раз такие люди в бизнесе задействованы.
      Не обладая в этой области профессиональными навыками, Величко все же сумел собрать неплохую команду. Растяжки по городу, планшеты на самых людных перекрестках, рекламные ролики на телевидении - все шло в ход, все засчитывалось как заслуга Величко. Он неплохо справлялся со своими обязанностями и даже увеличил доход фирмы. Но основным в его деятельности все-таки был и оставался маршрут.
      Величко набрал по сотовому секретный номер, произнес:
      - Выехали. Нет, отклоняться от маршрута категорически запрещено, да и времени у них не так много.
      Все. Игра в серсо началась. Величко собирался проиграть в очередной раз. Проиграть, как и в игре с дочерьми, с пользой для себя. Аркадий Карпович, рекомендуя зятя Хорошилову, не учел одного - неуемного карьерного зуда и амбиций украинца. Это стало ошибкой. Слишком долго Величко сидел без движения. Хотелось дела. Крупного. И он решил сыграть в серсо с конкурентами тестя.
      Глава 15
      ДОМИК У ДОРОГИ
      "Мерседес" с упоением поглощал километры. Выехав во второй половине дня, друзья торопились. Спидометр словно застрял на отметке сто миль в час. Кондиционер не включали. На такой скорости два открытых боковых окна создавали хорошую тягу. Дорожное радио без устали гремело попсой, и Артеменко, не терпевший подобного рода музыкальную продукцию, выключил радио и поставил Стинга.
      Они шли в левом ряду, изредка пропуская вперед легковые иномарки.
      - Куда торопятся? Ей-богу, когда приобрету свою, назло буду ездить медленно, - хохотнул Гун.
      Они откозыряли стражу порядка, который насторожился было, но, узнав Ласточку, поднял руку в приветствии. На трассе Климова и Артеменко знали. В первый год работы на автобазе, случалось, останавливали, проверяли груз и документы, но неизменно все оказывалось в ажуре. Кроме того, мужикам можно было заказать в столице любую вещицу, необходимую в хозяйстве, а уж к праздникам тем более. Климов и Артеменко никому не отказывали, будь то редкое лекарство, набор игл для швейной машинки или новые ножи для мясорубки. В Москве, как в Греции, все есть...
      Сегодня до темноты они должны пройти около, семисот километров. Причем надо еще заехать в Энск и сдать попутный груз: пятьдесят ящиков коньяка "Белый аист" - личная просьба Величко.
      Друзья не задавались вопросом, почему фирма, только в виде исключения занимающаяся алкоголем, продуктами питания и табаком, взялась доставлять какие-то пятьдесят ящиков. Никогда не спрашивали и о том, почему именно Величко, занимающийся на фирме рекламой и маркетингом, курирует маршрут "Москва - Ильичевск - Москва - Калининград". Обычным грузом на этом направлении была бытовая техника, запчасти и комплектующие различных производств. Не вызвала особых вопросов и спешка, с которой прокручивалось дело. Видимо, мухлюет Величко - хочет пополнить свой карман, решили мужики, не боится ничего, стервец.
      В Энске ничего не знали о поставке, но в документах адрес и получатель указаны точно, и директор сети магазинов и торговых точек на трассе товар принял. Вот только разгружать пришлось самим. Единственный грузчик был пьян и спал в подсобке.
      Разгрузившись, друзья отказались от угощения и ночлега. У каждого водителя-дальнобойщика на трассе имелись свои излюбленные места дневок и ночевок, дружеские связи и, разумеется, любовь. В этом смысле Климов и Артеменко мало чем отличались от коллег. Вот почему сами разгрузили, вот почему отказались ночевать, вот почему, как только выехали на трассу, подхлестнули Ласточку, и она вновь стала наматывать километры.
      Летом солнце садится поздно. Огненный апельсин уже коснулся краем кожуры кромки леса, когда Ласточка свернула на автоплощадку. Чуть дальше виднелось бывшее здание дорожной столовой, а ныне частное предприятие общественного питания. Поварихой тут прежде работала тетя Дуся. Когда предприятие перешло в частные руки, услуги тети Дуси не понадобились. Ее сменил хмурый повар-кавказец. Все подорожало. В меню появились кебабы и шашлыки, лагманы и хинкали. Существенно уменьшилось количество отходов. Тетя Дуся вынуждена была сократить поголовье свиней до трех особей. Ее оставили посудомойкой.
      Но и такое положение считалось шатким, ибо шеф грозился приобрести специальную машину. Шоферы еще заезжали сюда по старой памяти, но цены кусались, и остались лишь немногие.
      Гун и Дима вошли в зал и сели за любимый столик у окна. Заведение пустовало. Надя, дочка тети Дуси, обрадовалась старым знакомым. Ее взяли официанткой, и она зарабатывала вдвое против матери. А Дуся из кормилицы превратилась в иждивенку.
      - Ой, мальчики приехали! - воскликнула Надя. - Что будем заказывать? Берите лагман. Баранина свежая. Австралийская.
      - Как живешь, Надюш? Поступать не раздумала? - спросил Гун.
      Оба знали: заветная мечта официантки - поступить в институт. Вообще, любыми путями покинуть-глухомань и перебраться хотя бы в Энск, если не в столицу или Питер. В принципе ей было все равно. Лишь бы уехать. Наде надоели подсобное хозяйство, огород, поселковая дискотека, неуклюжие ухаживания местных парней и хамоватых Дальнобойщиков. Из всех транзитников Надя отличала, пожалуй, только этих двоих. Никогда не приставали, грязно не ругались, во время ночевок водку не пили. А ночевать тетя Дуся пускала за умеренную плату.
      Их дом стоял на отшибе поселка, ближе всех к дороге, и с незапамятных времен в нем привечали проезжих людей. Несколько раз Надю обнадеживали удалые транзитники, и, возможно, все случилось бы, как в "Станционном смотрителе" Пушкина, но Дуся, в отличие от Вырина, всегда была начеку. Сама когда-то не убереглась, потому одна растила троих детей со старшей Надеждой. В свое время ей тоже хотелось покинуть родные края.
      Манили огни больших городов, и она влюбилась в водителя. Тот обещал много. Обещания не сбылись.
      Водителя перевели на другой маршрут, а может, сам попросился, когда узнал о ее беременности. Она упорно ждала и потому дочку назвала Надеждой.
      - Эти не обижают? - кивнул Артеменко на выглянувшего в окошко раздачи повара.
      - Меня обидишь...
      И Надя с гордостью продемонстрировала баллончик с перечным газом.
      - Мать позови, - попросил Гун, роясь в карманах, но Дуся уже спешила из мойки в зал. - Вот. Как заказывали. - Гун протянул посудомойке пару пачек игл для швейной машинки и свиной кожи ремень.
      Дуся полезла под фартук за деньгами.
      - Это ты брось, Дуся. Не обедняем, - остановил ее Артеменко.
      - Ладно, - согласилась посудомойка. - За ночевку не возьму.
      На том сошлись. Дуся выдала шоферам ключ и вернулась на рабочее место. Надя ушла за заказом, а в помещении появился молоденький сержант милиции с офицерским планшетом на боку. Завидев Гуна и Диму, -направился к их столику:.
      - Можно?
      - Садись, Петя, в ногах правды нет. Есть-пить будешь? - спросил Гун.
      - Не с моей зарплатой.
      - Брось. Угощаем. Надя, холодной минералки полковнику.
      Петю передернуло. Милиционер сильно переживал из-за своего звания - четыре года в младших сержантах. А как выдвинешься, если ничего не происходит? Пара драк шоферни на стоянке, "черного" измутузили, козу увели у Матрены... Драку разняли сами шоферы. Заявлений никто не подавал. Расследовать нечего. Козу не нашли. Видимо, увезли те же дальнобойщики, и пасется скотинка где-нибудь в соседнем районе. Как выдвинуться?
      - Я серьезного разговора хочу.. -начал сержант.
      - Ну если серьезного...
      - Не надо насмехаться. Вы туда-сюда, а мне тут жить.
      - К чему клонишь? - спросил Артеменко, прикидываясь, будто не понимает, о чем речь. На самом деле песня была старая, ее сержант заводил при каждой встрече с дальнобойщиками: вам, ребята, все равно где гулять, а Наде здесь жить. Она мечтает о городе, и никак эту блажь не вышибить. Вы, мужики, должны понимать - нечего ей там Делать. Кому нужна провинциальная официантка? Не обещайте ничего, а главное - не берите с собой в столицу. Пропадет баба.
      Друзья согласно кивали, хотя прекрасно понимали Надежду. Захолустье. Трасса. Грязь. И перспектива выйти замуж за этого мента. Огород. Коза. Может, свинки. И тоскливые вечера у телевизора,; где все сверкает и переливается, где голоногие девицы-певицы, красивые усатые или небритые мужчины...
      Милиционер заткнулся. Надя принесла лагманы.
      - Опять ноешь?.. -спросила она полуутвердительно.
      - Ничего подобного, - покраснел сержант.
      - Не слушайте вы его. Наплетет, чего не знает. Не пойду я за тебя. Не пойду. Понял? Чего заказывать будешь? А ничего, так ступай, место не занимай.
      Мест кругом было предостаточно.
      Гун с сожалением посмотрел на незадачливого милиционера:
      - Не расстраивайся, сержант, это она по молодости. Перебесится. Встряска ей нужна. Понял?
      - Это как?
      - Это уж сам думай.
      Милиционер обреченно вздохнул:
      - Я ведь Москву знаю. Служил в области. Там такие... Такие...
      - Всякие там... -вспомнив Зару, жестко сказал Гун.
      Глава 16
      ГЛОТОВ
      Вечерний обход не внес ничего существенного в жизнь больного. Сняли одну капельницу, зато в левую и правую ягодицы засадили по паре уколов.
      Глотов ворочался на кровати, кряхтел, но никак не мог найти удобного положения. Видимо, по аналогии вспомнились жесткие армейские кровати. Всплыли эпизоды службы в армии. Взвод управления обычно не гоняли на хозработы, но случались авральные ситуации, когда среди ночи поднимали и их. Полусонные, брели они в порт, где разгружали баржи. Хорошо, если приходили продукты питания. Тогда можно запросто уронить ящик за борт или под ноги учетчику. Товар считался некондиционным, и взвод наедался до отвала.
      Глотов наконец улегся и уставился в потолок.. Хотел восстановить в памяти, о чем он говорил Артеменко в машине "скорой помощи". Все ли? И насколько все? Василий Степанович всерьез перепугался. Нет, умирать он не собирался. Тем более бросать работу. Правда, база теперь принадлежит ему только номинально, но ведь она создана им, это его детище...
      В последнее время заметил некие странности в поведении отдельных сотрудников и водителей: ильичевский маршрут окончательно выделился как бы в самостоятельное предприятие. Не было разве что отдельного счета. Шоферы вели себя независимо, и не было никакой возможности выстраивать справедливый график, ибо они практически не участвовали в общем процессе. Первой заметила несоответствие старший диспетчер. Пришла чуть ли не в слезах в старую конторку-Глотова и пожаловалась на хамство. В столице тогда свирепствовал грипп. Водителей не хватало. Основные маршруты зашивались. За баранку посадили даже стажеров. Мария Игнатьевна рискнула снять с ильичевского направления две машины из двенадцати и выдала им лист на Казань. Надо было доставить на вертолетный завод запчасти. Иначе заводу грозил простой, а базе неприятности. Она знала о негласном приказе не трогать ильичевскую колонну, но иного выхода не нашлось. Первый шофер, усмехнулся и ничего не сказал, а вот старший второй машины разошелся вовсю. То, что перед пожилая женщина, не остановило хама.
      Василий Степанович вмешался и поставил водителя на место. Последовала жалоба.
      - Глотов, что вы себе позволяете? - заявил Величко, появившись в дверях конторки. - Существует приказ, и не нам с вами его отменять. Водители ильичевского маршрута всегда должны быть наготове. Под парами.
      - Это вы что себе позволяете? У нас грипп. Людей нет. А ильичевцы простаивают. И неизвестно, сколько простоят. Да всего две машины взяли. Вы считать умеете?
      - Я считать умею. Это у вас трудности с арифметикой с августа девяносто восьмого.
      У Глотова мелькнула неприятная мысль: вдруг этот мерзавец сообщит о настоящем хозяине автобазы? Тогда все. Авторитету крышка.
      Никакой "крышки", конечно бы, не случилось. Многие, возможно, отнеслись бы к Василию Степановичу с сочувствием, но самолюбию директора был бы нанесен ощутимый удар.
      - Молчать! Как стоишь! Поправь галстук! И изволь являться на работу, как все, - к восьм утра. А теперь - марш отсюда!
      Опешивший Величко поначалу двинулся к двери, но опомнился, остановился на выходе и недобро усмехнулся.
      - Хозяину позвони. Настоящему, -бросил, уходя.
      Мария Игнатьевна смотрела на происходящее шроко открытыми глазами. Таким она не видела Глотова с таксистских времен.
      Глотов набрал номер Хорошилова и в резких тонах описал ситуацию, попросив уволить водителя и приструнить своего протеже.
      Иначе ильичевцы не только мне на голову сядут, но и вам в карман наделают. Сами просили подобрать надежных людей. Видно, деньги кое-кому не впрок идут. Впредь другим наука. А с Величко надо что-то делать. У него всего один маршрут, и не очень загруженный, но есть еще прямые обязанности. Не надо забывать и о дисциплине. Весь отдел полтора часа как на месте, а его светлость задерживается. Не опаздывает - задерживается. Вы меня поняли, Борис Евгеньевич? Предприятие не может функционировать абы как. Люди до обеда ждут подписи своего начальника. Это не дело. У меня все.
      Глотов положил трубку, даже не дождавшись ответных слов. Будь что будет. Мария Игнатьевна испугалась не на шутку. Мимо нее проскочило напоминание о третьем лице, но в гневе Глотов был страшен.
      Звонок раздался через пять минут. Все это время старший диспетчер и директор старались не смотреть друг на друга. Глотов перекладывал бумаги на столе, выбрасывал из ящиков ненужное. Мария Игнатьевна взялась заваривать чай.
      - Черт-те что. Сколько ненужного хлама... - Василий Степанович выкинул в корзину поздравительные открытки от коллектива, отдельных Цехов и лично .Марии Игнатьевны. Ее открытка лежала сверху. Она две ночи сочиняла мадригал, теперь он в урне.
      Видимо, Хорошилову не пришлось долго раздумывать - доводы Глотова показались убедительными. Действительно, этому старому водиле известны все тонкости общения с шоферней. Если Глотов говорит, надо увольнять. Разжирели. Не хотелось разваливать коллектив, приносящий ощутимую легальную прибыль. Но Величко слишком много на себя берет. Борису Евгеньевичу его навязали вместе с маршрутом. Надо бы намекнуть вчерашнему гостю на недопустимость подобного поведения...
      Василий Степанович наконец вспомнил, что говорил в горячке Артеменко. Дурак! Старый дурак! Глотов сполз с кровати. Его шатало. Пошел вдоль стены. Выбрался в коридор. Его сотовый вместе с вещами был заперт в кладовой, а ключ находился у сестры-хозяйки, -значит, до утра недоступен.
      Как был, в халате и больничных тапочках, Глотов добрался до лестницы. Лифт стоял на этаже. Лифтер отсутствовал. Но Глотов не рискнул воспользоваться им. Днем еще куда ни шло. Теперь же, среди ночи, грохот мог разбудить больных.
      Директор решил спуститься по черной лестнице. С трудом одолевал этаж за этажом. Весь путь занял не менее получаса. На счастье, не встретился никто из обслуживающего персонала.
      Василий Степанович вышел на задний двор, вдохнул полные легкие горячего летнего воздуха, замешенного на запахах асфальта, сохнущей на корню травы и приторно-сладкого шиповника, коим обсажены больничные аллеи. Под ногами красовалась белая надпись "СТАРТ". Отсюда по вечерам выходили на вечернюю прогулку гипертоники. Здесь же начинали свой забег самовольщики и любители спиртного, ибо на половине дистанции в заборе проделали аккуратную дыру.
      - В Тарасовку...
      - Пять сотен, - предупредил его частник. - Ой, да это никак Глотов? Василь Степаныч, глазам не верю. Для вас скидка - четыре. А вы меня не помните?
      Глотов не помнил, но кивнул утвердительно. Прижало парня, коли по ночам тут сшивается. Так или иначе, ехать надо. Следует выяснить, забрал Артеменко его записи или пропустил слова, сказанные в машине, мимо ушей.
      Пока водитель рассказывал про свою несложившуюся жизнь, Глотов предавался воспоминаниям. Он вспомнил Зару. Встречу в электричке. Как отправил девицу в Тарасовку и что обнаружил на следующий день по приезде.
      А обнаружил цветник, неведомо откуда взявшийся, и пару грядок молодого лука и чеснока. Глотов отродясь не копался на участке, а тут - такое великолепие. Но, главное, откуда все взялось?
      - Откуда? - поинтересовался Глотов, подозрительно косясь на Зару.
      - Взаймы взяла. Осенью отдадим, - ответила девушка. - Да ты не волнуйся. Не у соседей. Я во-он туда ходила, к пожарной каланче. У них много. И не заметят. А у тебя осенью лук будет. Завтра еще посажу. Для картошки поздно, но можно рискнуть. Правда, поливать часто придется. Почему воду на участок не провел? Пришлось всю пожарную бочку опорожнить. Это непорядок. Иди за водой.
      Зара показала на детскую коляску, приспособленную под водовозку.
      - А коляску где взяла? - цепенея от ужаса, спросил Глотов.
      - На свалке.
      Но Василий Степанович твердо знал, что на местной свалке такие вещи не валяются. Такие вещи мигом подгребают и приспосабливают для садовых нужд. Значит, сперла.
      Он уже представлял, какой тарарам начнется в поселке, когда в пятницу приедут хозяева грядок и коляски. Так оно и случилось. Пришлось долго извиняться.
      Приехали. Глотов расплатился.
      - Ну так как? Возьмете к себе? - спросил водила, продолжая начатый разговор.
      - Посмотрим. Приходи.
      Глотова сейчас больше всего интересовало одно: цела ли тетрадь? Тетрадь оказалась на месте, за застрехой крыши. Плотно обернутая в целлофан и брезент, она не пострадала ни от дождей, ни от морозов. Ведь Глотов доставал ее время от времени и дописывал мелким бисерным почерком циферки.
      Глава 17
      НАДЕЖДА
      После баньки разместились сообразно привычкам. Гун потребовал одеяло и удалился на сеновал, Димон остался в избе.
      Стемнело очень быстро. Курить на сеновале запрещалось категорически, потому Гун вышел во двор. Небо - большое открытое пространство черного цвета было утыкано звездами. Гун остановился посреди двора и начал считать. Эта привычка привязалась к нему с армейских времен - только небо и звезды в Азии другие. Когда в карауле делать нечего - только следить за своим сектором, на ум лезли несуразные мысли. Чтобы их отогнать, он приучился считать звезды.
      Гун не захотел в темноте брести к сортирной будке. Просто прислонился к забору и облегчился. Процесс еще не был закончен, когда он услышал вкрадчивый шепот. Гун с перепугу вылил остатки в штанину и замер. Это оказалась Надя.
      - Ну ты вообще... Кашлянуть не могла?
      - Не могла. Мать только что пришла. Скройся. И не спи. Я приду через час.
      Гун хотел было запротестовать, но слова будто застряли в горле. Прямо по крапиве он двинулся вдоль забора, но в том месте, откуда слышался голос, никого не обнаружил.
      Вскоре девичья фигурка, мелькнув чем-то белым, скользнула на сеновал. Надя забралась к нему под одеяло. Гун не пошевелился. Он осознавал, что это ему не нужно. Если проснется тетя Дуся, будет скандал, а кроме того, он окажется обязанным... Тетю Дусю жалко было...
      Как все, перешагнувшие тридцатилетний рубеж, Климов боялся кардинальных изменений. Любая подвижка в ту или иную сторону грозила нарушением личных прав и свобод.
      - Ты зачем здесь?
      - Затем...
      Климов почувствовал, как теплая рука теребит молнию на его джинсах, и покрылся потом. Все-таки не железный.
      - Надя, я ведь не женюсь, - предупредил он блеющим голосом.
      - И не надо. Только увези.
      - Как же "не надо"? Ты с ума сошла? У тебя Петя есть.
      - Я все сделаю, как скажешь. Возьми меня с собой.
      Надежда завладела его рукой и сунула себе за пазуху. Гун напрягся, ощутив ладонью твердый сосок.
      - Нет... Ты не понимаешь. Не обижайся. Если у меня кто-то будет, то навсегда. Понимаешь? Временного не надо. Пусть ты Петю не любишь, потом полюбишь. Даже объяснить не могу. Жалко тебя. Но от жалости зачем же так делать?
      - Ну ты и идиот...
      Официантка выскользнула, ссыпалась вниз и исчезла. Растворилась. Словно и не было. Через минуту Гун уже не мог понять, случилось что на сеновале или нет. Снова пришлось встать, выйти на двор и закурить. В темноте заметил неясный силуэт - кто-то забирался на подоконник комнаты, где спал Артеменко. Значит, было...
      Утро встретило друзей ласковым розовым восходом, гремящим умывальником на огороде и тишиной. Настоящей деревенской тишиной. Городские от нее дергаются, потому что звуки незнакомые, непривычные.
      Они тихо собрались, положили, придавив кирпичом, деньги на пороге и, забравшись в Ласточку, тронулись под горку, не заводя мотора.
      Гун не спрашивал, прогнал ли Димон Надежду ночью или оставил. Какая разница. В конце концов, каждый в таком деле решает сам.
      На выезде к автостраде дремал в коляске "Урала" Петя. Они не хотели будить милиционера, но тот проснулся сам. И привычно сунул в рот свисток. Пришлось остановиться.
      - Ну... - хмуро сказал участковый.
      - Чего "ну"? Не запряг, - огрызнулся Димон.
      - Попрошу документы на груз.
      - Да кто ты такой, чтобы нас досматривать? - возмутился Климов. - Спи. Все на свете проспишь.
      - Мне наряд вызвать?
      - Иди. Смотри. Долдон.
      Гун расшнуровал задний борт и обомлел: оттуда на него смотрели заспанные, но прекрасные глаза Нади. Наивные, испуганные и хитрые. Значит, уговорила.
      - А это как называется? - Голос сержанта задрожал. - К вам по-людски... Вылазь!
      - Не знаю...
      Гун посмотрел на напарника, но, похоже, тот и сам не знал о существовании "груза".
      - Не имеешь права, я совершеннолетняя.
      Надя спрыгнула. Оглядела мужиков с головы до ног. Усмехнулась:
      - Господи, где только вас делают... - И пошла, покачивая бедрами. Вот и пойми этих женщин...
      Глава 18
      ВЕЛИЧКО
      В тот день, когда Глотова увезли в больницу, а потом отправили маршрут, Артур Величко находился в приподнятом настроении. Все складывалось как нельзя лучше. Если раньше комбинация представлялась довольно простои, с одной подставой в виде Ласточки и ее хозяев, то теперь в его голове возникла тройная комбинация. Можно было оставить с носом всех, включая собственного тестя. Последнее радовало особенно, ибо, как все завистливые люди, он хотел не только дышать запахом денег, но и хрустеть ими в бумажнике козловой кожи, а лучше переводить из банка в банк, играть на бирже, вкладывать в игорный бизнес...
      Величко вошел в офис Глотова, расположился в кресле, крутанулся. Взгляд упал на фотографию глотовского отпрыска с женой. Артур спрятал рамку в нижний ящик стола. Затем попробовал кнопки переговорного устройства. Внезапно раздался голос секретарши. Она поинтересовалась, что угодно новому шефу: чай или кофе? Величко хотел минералки и вызвал старшего диспетчера.
      С того самого дня, когда назревший конфликт лопнул, словно застарелый чирей, Величко не просто тихо ненавидел свою работу, старшего диспетчера, Глотова, Хорошилова, жену-наркоманку, тестя и все окружение. Он купался в ненависти.
      Мария Игнатьевна не ждала ничего хорошего от вызова. Она недоумевала, почему кресло Глотова досталось Величко, а не первому заму. Взяв на всякий случай регистрационный журнал, Мария Игнатьевна прочитала про себя молитву и двинулась на второй этаж административного корпуса. Она молилась, чтобы не сорваться и не высказать надутому индюку все, что о нем думает. Если инцидент произойдет прилюдно, ей на базе не работать.
      Величко ждал, развалясь в кресле. Он не встал, как поступил бы Глотов, не предложил сесть. Просто протянул руку и взял журнал. Открыл. Артур видел ровные колонки цифр, буквенные обозначения маршрутов, иногда мелькали названия машин. С приходом на автобазу Климова и Артеменко многие, особенно молодые водители, подобно им, стали присваивать имена своим машинам. Теперь в ведомостях частенько появлялись названия типа "Милашка" или имена жен и возлюбленных водителей.
      - Это что такое? - ткнул он пальцем в журнал.
      - Василий Степанович не возражает. Говорит, это не мода, это - чувство любви и единства с механизмом, - пояснила Мария Игнатьевна.
      - Тоже мне романтик...
      Руководя одним маршрутом, Величко и не подозревал, с каким объемом работы придется столкнуться на месте Глотова. Мягкое кресло директора сразу показалось Артуру жестковатым и неудобным.
      - Мне нужна сводка за неделю, - распорядился Величко. - Что это за галиматья? Милашка, Вика... Тут сам черт ногу сломит.
      - Глотов не ломал. И потом, это не входит в мои обязанности. Диспетчерская служба только отправляет людей и отслеживает движение по маршруту. Сводки готовят в отделе эксплуатации. Мы же предоставляем исходные данные.
      - Если все первоначальные данные у вас, зачем тогда лишний отдел?
      На столе зазвонил телефон. Артур снял трубку. Звонили шоферы трех трейлеров из Николаева: ни на одной городской заправке не было топлива.
      - А я-то чем могу помочь? По телефону горючки не зальешь, - растерялся Величко.
      - У Василия Степановича были доверительные отношения с городским руководством. Всегда имелся аварийный запас. И потом, не забывайте, Николаев морской порт, - напомнила географию Мария Игнатьевна.
      Это Величко знал и сам, но он не был знаком ни с кем из городских руководителей, а с портовыми - тем более. Мария Игнатьевна тоже не знала, но, проработав в системе много лет, наверняка могла что-то придумать.