И я опять начал карабкаться на скалы, волоча за собой тяжелый прибор и с надеждой вслушиваясь в однообразное щелканье, раздававшееся в наушниках, стиснувших мне голову. Я полз и все еще ничего не мог услышать, кроме этого опостылевшего щелканья. Наушники раскалывали мне. пополам череп, и я сорвал их и отбросил в сторону. Словно обрадовавшись этому, они защелкали еще громче и настойчивее...
      Но мне уже было все равно. В глазах у меня завертелись огненные диски.
      Потом я вдруг увидел человека, стоявшего на вершине горы и глядевшего куда-то вдаль. Он показался мне громадным, от него тянулась спасительная тень. Вот она коснулась меня, - и все провалилось в темноту и безмолвие...
      ГЛАВА XV. СЛИШКОМ МНОГО ЗМЕЙ
      Очнулся я от холода. На лбу у меня лежала влажная тряпка, и вода, струясь по лицу, стекала мне в рот! Я вытянул губы, чтобы глотать ее, глотать, глотать без конца. И солнце не висело больше разящим мечом над головой. Вместо него мирно и трепетно светили звезды.
      В трех шагах от меня чернела какая-то загадочная фигура с уродливо-длинной, словно бы змеиной шеей. Я приподнялся и только теперь понял, что это верблюд. От него отделилась вторая тень, подошла ко мне и склонилась, заслонив звезды.
      - Это ты, Азиз? - едва слышно прошептал я и успокоенно улегся снова.
      Проводник разжег примус. Я напился горячего крепкого чая и заснул. Во сне меня опять мучила жажда, я снова карабкался по раскаленным камням, но проснулся с восходом солнца почти совершенно здоровым. Только одолевала слабость и болели исцарапанные и разбитые в кровь пальцы.
      Проснувшись, я первым делом стал искать глазами радиометр. Вот он, цел, лежит на ковре неподалеку от меня. Но мы были где-то совсем в другом месте, я не здесь терял сознание.
      - Где ты меня нашел, Азиз? - спросил я.
      - Там, йа устаз. - Он неопределенно показал куда-то на юг.
      - А почему перевез сюда? Это далеко отсюда?
      - Плохое место, йа устаз. Там нельзя ночевать... Шайтан крутит, йесхатак!
      Смутное воспоминание подсказало мне следующий торопливый вопрос:
      - Скажи, Азиз, а этот вот прибор... аппарат... Он щелкал, щелкал, когда ты меня нашел?
      Бедуин покосился на радиометр и угрюмо кивнул.
      - Громко щелкал? И часто?
      - Очень громко, йа устаз. - Похоже, ему не хотелось говорить на эту тему. Он снова с неприязнью покосился на прибор и добавил: - Так громко трещал, словно стреляли из автомата. По его треску я и нашел тебя, благодаря аллаху.
      Я вскочил, пошатнувшись от слабости.
      - Нам надо немедленно ехать туда!
      Азиз насупился еще больше и ничего не ответил.
      - Слышишь? Навьючивай верблюдов, и поедем на то место, где ты меня нашел.
      - Я не запомнил его, - попробовал соврать проводник, но это удалось ему так плохо, что я рассмеялся, а он смущенно отвернулся, пряча глаза.
      - Понимаешь, Азиз, ведь ради этого мы с тобой и отправились сюда, бродить по горам. - Я решил убедить его хорошенько. Если прибор там сильно щелкал - значит мы как раз нашли то, что искали. Надо вернуться туда и проверить, а потом поскорее на базу.
      Похоже, упоминание о скором возвращении на базу оказалось решающим. Все еще что-то угрюмо бормоча под нос, Азиз стал навьючивать верблюдов. Я тоже занялся сборами: уложил свои вещи, побрился, начал менять батарейки в радиометре. Но вдруг негромкий возглас проводника заставил меня поднять голову.
      Он стоял с веревкой в руке и к чему-то прислушивался. Все вокруг было по-прежнему спокойно и тихо, но Азиз уверенно сказал:
      - К нам кто-то идет, йа устаз. - И, прислушавшись снова, добавил: - Очень спешит.
      Он взял винтовку и дважды выстрелил в воздух, чтобы подсказать, где мы.
      Минут через двадцать из-за поворота ущелья в самом деле показался человек. Он направлялся к нам.
      - Зариф, - коротко сказал Азиз. Теперь уже и я рассмотрел, что это один из наших рабочих, молодой весельчак Зариф. Какую весть он несет?
      - Саида, йа устаз! - поздоровался, подойдя, Зариф. Саида, Азиз!
      Мне не терпелось узнать о новостях, но сразу задавать вопросы было бы невежливо. Сначала надо поговорить о погоде, о том, как прошла поездка, предложить гостю воды.
      - Беда! - сокрушенно сказал он. - Вот записка.
      Я торопливо развернул протянутый им лоскуток бумаги:
      "Алексей Николаевич!
      У нас снова укушены коброй - на этот раз сразу двое: Толик Петров и рабочий Хасан Зураб. Принял все меры, но лучше бы вам вернуться на время. П."
      Опять помеха! И прямо как у Горбунова: "Кажинный раз на эфтом месте!.."
      И угораздило же проклятую змею укусить именно Толика! Хорошенькое начало для его первой экспедиции! А мы теперь на время лишаемся опытного радиометриста.
      До базы было сравнительно недалеко, километров двадцать. Верблюды шли хорошо, торопились домой.
      Вот и наши палатки, приютившиеся под обрывом скалы.
      Павлик был очень смущен и обескуражен, сразу начал оправдываться:
      - Я всех предупреждал и проверял, как вы велели, Алексей Николаевич. Но эти проклятущие кобры снова забрались в палатку, сразу две, и опять ночью...
      - Как себя чувствуют Петров и Хасан?
      - Вроде ничего... Но я вчера с перепугу сообщил об этом деле по радио в Асуан, и сегодня утром, когда мы вышли на связь, оттуда сообщили, что высылают к нам самолет. Я не просил, честное слово.
      - Ничего, не помешает. Пусть заберут их в больницу. Но где он сядет?
      - А мы сразу, как узнали о вылете, подыскали тут неподалеку площадочку. Ровная и просторная, вполне сядет. Я туда послал двух ребят дежурить, все равно ведь работы на сегодня сорваны.
      Мы прошли с ним в палатку, где лежали укушенные. Возле них хлопотала Зиночка в белом халате. Хасан выглядел уже вполне здоровым и встретил меня веселой улыбкой. А Толя Петров попытался привстать а тут же бессильно уронил голову на подушку.
      - Лежи, лежи, - остановила его Зина. - Сейчас самолет за вами придет.
      - Как же все-таки вас угораздило сразу двоих попасться? досадливо спросил я.
      - Вы же сами говорили, змея есть змея, -. поспешно ответил за пострадавших Павлик. - Видно, тут место такое... змеиное. Надо перебазироваться.
      Тут мы услышали далекий рокот мотора и поспешили встречать самолет. Это был двухмоторный "бичкрафт". Сделав несколько кругов над горами, он пошел на посадку. Значит, выбранная площадка устроила пилота.
      Когда мы подошли к самолету, летчик уже, стоя на крыле, натягивал на мотор брезентовый чехол.
      А в тени крыла, поджидая нас, нетерпеливо расхаживал Али Сабир.
      - Не утерпел, сам прилетел, - сказал геолог, крепко пожимая мне руку. - Захотелось самому полазить по этим горам. А как ваши люди?
      - Один, кажется, поправляется, второго придется отправить в больницу.
      - Ах, мискин [ Бедняжка (арабск.).], - поцокал сочувственно языком Сабир. - Ладно, летчик отдохнет немного, выпьет чаю и отвезет его. Ах, шайтан этот ганеш, ай шайтан! Но сразу два, а?
      Геолог сокрушенно покачал головой и вдруг сказал:
      - Да, познакомьтесь, это мой помощник. Будет мне помогать немного.
      Только тут я заметил, что в тени под фюзеляжем самолета сидит еще один человек - худенький, молодой, в потертом и замасленном комбинезоне. Он не подошел к нам, а только издали, не вставая, слегка поклонился.
      - Ну, а успехи как? - спросил нетерпеливо Сабир.
      Пока мы шли к лагерю, я коротко рассказал ему о своих приключениях.
      - Да, йесхатак! - вдруг вскрикнул геолог, останавливаясь и хлопая себя по лбу. - Едва не забыл, вам просили передать вот это...
      Он покопался в своей потрепанной полевой сумке и протянул мне помятый телеграфный бланк.
      "Асуан экспедиция Зубарева, - прочитал я. - Результаты успешные верхний текст найденной плиты зпт надпись пирамиде зпт текст речения идентичны нижняя надпись схожа текстом на скале однако требует уточнения тчк готовим подробный отчет копию вышлем поздравляю Моргалов".
      Значит, все-таки получилось! Электронная машина помогла установить, что и "Горестное речение" и верхняя часть текста под солнечным диском на плите, которую мы нашли весной, принадлежат тому же, кто оставил надпись и в фальшивой гробнице пирамиды, Хирену!
      Значит, моя гипотеза подтвердилась: "Горестное речение" в самом деле принадлежит Хирену. Он восхвалял в нем восстание, призывал народ к борьбе. Как сразу вырастает его фигура, какой становится интересной и значительной, и отрывочные сведения, которыми мы располагали до сих пор о том смутном времени, вдруг проясняются и предстают в новом свете. Теперь дело за нами: искать, искать, искать!..
      Радость была велика, но все-таки мое приключение, видно, давало себя знать. Я почувствовал такую слабость, что ушел поскорее в палатку и прилег у Павлика на койке. И незаметно задремал; а когда проснулся, наступил уже вечер, посреди лагеря горели три фонаря, поставленные прямо на землю по краям брезентового "круглого стола", и оттуда доносились спорящие голоса.
      Самолет, оказывается, давно улетел, а я даже не слышал. Толю Петрова увезли в больницу, но Хасан отказался лететь и теперь с аппетитом уплетал пахучую тамийю из бобов в чесночном соусе.
      Сабир сидел у другого фонаря немного в сторонке и, напевая себе под нос что-то задумчиво-заунывное, осматривал и проверял радиометр. Помощника почему-то не было рядом с ним. Он весь вечер вертелся среди рабочих, о чем-то болтал с ними и ни разу не подошел к геологу.
      Уже перед отбоем я видел, как этот помощник приставал с какими-то разговорами к повару, и слышал, как Ханусси ему резко ответил:
      - Инта малаак?! [- А тебе какое дело? (арабск.).]
      После ужина мы немного посовещались и, по совету Сабира, решили утром продвинуться дальше по горным долинам, насколько пройдут машины. Павлик, оказывается, уже совершил в том направлении разведочный поход и даже приметил подходящее место для будущего лагеря.
      Место было удачным - довольно высокий горный хребет часть дня прикрывал его своей тенью. Но добраться нам до него не удалось - дорогу машинам преградили нагроможденные повсюду громадные глыбы. Пришлось остановиться километрах в полутора от облюбованного Павликом места.
      Меня это даже больше устраивало. Я непременно хотел побывать на том месте, где потерял сознание. А оно, по моим предположениям, находилось как раз по ту сторону этого высокого хребта, и отсюда, где мы остановились, добраться до него было ближе.
      На следующее утро, подождав, пока все разойдутся по намеченным маршрутам, мы с проводником и геологом на двух верблюдах отправились к месту моих злоключений.
      Азиз повел нас не слишком охотно, но Сабир сердито прикрикнул на него, и бедуин смирился, Конечно, он лукавил и отлично запомнил злополучное место, - мы быстро его нашли.
      Я сразу узнал и это узкое ущелье и крутой склон горы - как это я мог тут вскарабкаться? Теперь взбираться по нему оказалось очень трудно. Мы обливались потом, но ползли, цепляясь за скалы.
      - Есть! - вскрикнул Сабир, прижимая крепче к голове наушники. Он долго лазил по скалам, выслушивал гору, словно доктор больного, и так увлекся, что один раз чуть не сорвался. К счастью, проводник вовремя успел подхватить его.
      - Ничего не понимаю, - устало сказал, наконец, Сабир, стаскивая с головы наушники и опускаясь на камень.
      - Ничего не понимаю, - повторил он и затеребил свои крохотные усики, поглядывая куда-то вверх, на вершину горы. Активен только один обломок, а кругом - чисто. Может быть, он скатился оттуда, с вершины? Йесхатак! Но нам туда не забраться.
      - Может быть, с той стороны, от лагеря удобнее? - сказал я.
      - Да, пожалуй, придется оттуда, - согласился Сабир. Там, во всяком случае, рабочие помогут взобраться.
      Но в этот день возвращаться в лагерь было уже поздно. Темнота неминуемо застигла бы нас в запутанном лабиринте горных ущелий, а я уже испытал на собственной шкуре, чем это может кончиться. Мы решили заночевать здесь.
      Перед сном мне вдруг вспомнился человек, которого, как мне тогда показалось, я увидел на вершине горы, прежде чем лишиться сознания. Был он на самом деле или мне привиделся?
      Спали мы спокойно и крепко, несмотря на горестные вопли шакалов. На рассвете, напившись чаю, не спеша тронулись в путь.
      И не прошли еще и половины дороги, как из-за поворота выскочил запыхавшийся человек. Это был снова все тот же Зариф, и при виде его у меня екнуло сердце: что еще там стряслось?
      - Нашли! - закричал он еще издалека. - Нашли камень с печатью! Шакал на печати, йа устаз!
      - Ва салаам! [ - Вот здорово! (арабск.).] - воскликнул Сабир, хлопая меня по плечу.
      ГЛАВА XVI. ОПЯТЬ ГРАБИТЕЛИ!
      Павлик вел нас по узкой тропинке, змеей извивавшейся среди камней по дну ущелья. Потом начал карабкаться по склону горы. Мы следовали за ним.
      - Вот, - сказал он, останавливаясь возле большой глыбы. Вчера нашли, уже под вечер. Сначала Зина обратила внимание на повышенную радиоактивность, а рассмотрели получше - и вот...
      Я наклонился и увидел оттиск древней печати.
      Отчетливо можно было различить лежащего шакала, а под ним девять пленников, по три в ряд. Традиционная печать царского погребения!
      Пленники олицетворяли "девять луков" - представителей всех племен и рас, известных древним египтянам. Таким образом, священный шакал - Анубис - как бы надежно защищал покойного фараона от козней врага любой национальности. Подобные печати всегда ставились на дверях гробниц фараонов.
      А рядом в овальном картуше заветное имя: "Хирен"!
      Камень отлично сохранился и выглядел так, словно его положили здесь только вчера. Непонятно...
      Метр за метром мы начали обшаривать весь склон горы. Внизу, у ее подножия, нашли еще один камень с точно такими же печатями. Но он, видать, лежал здесь очень давно, весь растрескался и почти разрушился, прямо крошился в руках.
      Оба они, вероятно, закрывали вход в подземную гробницу. И если валяются тут - значит нас опередили! Но когда: недавно или тысячу лет назад?.. И где же, наконец, этот вход в подземелье?
      Шел уже второй день поисков, жара стала невыносимой, и время близилось к полуденному перерыву, как вдруг один из рабочих неистово закричал:
      - Нашел, йа устаз! Я нашел!
      Он приплясывал от восторга и повторял:
      - Запомните мое имя, пожалуйста, Фаиз. Это я нашел!
      - Где же вход? - нетерпеливо перебил я его, озираясь по сторонам.
      - Да вот же эта дырка, йа устаз! Прямо перед вами.
      - Эта?
      - Ну да!
      Рабочий нетерпеливо отбросил в сторону два небольших камня, расширяя отверстие. Оно вело куда-то вниз, но уж очень было похоже на простую лисью нору. Протиснуться туда можно было только ползком.
      - Ну что же, полезли? - спросил геолог. - Оттуда тянет холодком, йа устаз. Это не нора.
      - Если это и вправду гробница, надо пригласить специального представителя Службы древностей, - сказал я.
      - Можете считать меня таким представителем, - предложил Сабир. - Я ведь не только геолог, но по совместительству и сотрудник Службы древностей. Вместе составим акт.
      - Отлично. Но только уж пустите меня первым. Это ведь все-таки археологический памятник, а не рудное тело.
      Сабир засмеялся и пропустил меня вперед, я протиснулся в отверстие. За ним оказался коридор, полого уходивший вниз.
      Значит, в самом деле гробница! Но ловко же она была замаскирована! Даже стоя совсем рядом со входом, легко его принять за обычную звериную нору. А когда он еще был заложен камнями и запечатан... Или опять грабители точно знали, где следует искать?
      Вот уже можно выпрямиться, хотя и не во весь рост. Гуськом, поднимая фонари повыше, мы двинулись по коридору. Не прошли мы и метров четырех, как наткнулись на первое препятствие. Коридор был заложен крупными глыбами камня, но нас опередили, и кто-то уже успел пробить узкий проход в завале, даже сдвинул одну глыбу в сторону.
      Значит, гробница ограблена? Тут уже нет надежды, будто грабителей могли вспугнуть, как в чудом уцелевшей гробнице Тутанхамона. В таком уединенном и глухом месте, как это ущелье, вряд ли держали постоянную стражу. Грабителям никто не мешал, и, уж найдя гробницу и проникнув в нее, они, конечно, могли орудовать обстоятельно и не спеша.
      Сразу за баррикадой из каменных глыб коридор сверху до самого пола оказался забит мелким щебнем. Но разве это могло остановить грабителей! Они проделали в щебне узкий лаз под самым потолком коридора. Теперь и нам предстояло ползти этим воровским ходом.
      Острые камешки врезались в колени и в локти, рвали одежду. Но, к счастью, толщина завала не превышала трех метров, а потом снова можно было выпрямиться, отряхнуться и продолжать путь уже по-человечески.
      Коридор уводил нас вниз. И вдруг я увидел зиявшую в его потолке дыру. Кто и зачем ее пробил? Идти ли нам дальше по коридору или лезть в эту дыру?
      - Надо лезть! - напористо сказал Сабир. - Ведь если они ее пробили, а не пошли дальше по коридору, значит, имели основание, йесхатак!
      Да, он, конечно, прав. Я укрепил фонарик на груди, чтобы обе руки оставались свободными, и полез в темный пролом. И очутился в новом коридоре. Он был горизонтальным, несколько шире и наряднее, чем первый, стенки его покрывали плитки голубых изразцов, не потускневших от времени.
      Как грабители догадались, что именно эта толстая гранитная плита скрывает ход в потайной коридор и где следует пробивать отверстие? Неужели им подсказал дорогу опять кто-то из строителей, как и в той пирамиде, что открыл Красовский? Или просто им хватало собственного воровского опыта, чтобы преодолевать все ухищрения и ловушки?
      Ладно, пойдем по их следам. Я опустил лампу немного пониже, чтобы свет ее падал как раз под ноги, шагнул вперед...
      И в тот же миг провалился куда-то вниз, тяжело упал на кучу песка! Фонарик разбился, я увяз в песке, а кругом была полная, абсолютная, дикая тьма.
      Вверху показался свет, и тревожный голос Сабира спросил:
      - Вы живы, йа устаз?
      - Жив, ничего страшного, - пробурчал я, пытаясь подняться.
      Обрадованный геолог, конечно, поспешил прежде всего восславить аллаха:
      - Эль-хамду-лиллах!
      - Лучше поскорее бросьте веревку и спустите мне фонарь, мой разбился! - крикнул я довольно сердито, потому что был зол на себя: как глупо угодил в такую элементарную ловушку, а еще штудировал Красовского, выписывал его рассуждения об уловках древних строителей!
      - Квойс, квойс, йа устаз [- Хорошо, хорошо, профессор! (арабск.).].
      Пока они поднимали меня, я рассмотрел как следует этот каменный колодец. Он был узкий, метров десяти глубиной. Если бы не песок на дне, пожалуй, не собрать бы костей... Но зачем тут насыпан песок? Чтобы грабителям помягче было падать? Странно...
      Я схватился руками за край колодца и осторожно протиснулся между ним и плитой-ловушкой. Как только Павлик отпустил ее, она с тихим шорохом встала на свое место, готовая подкараулить очередную жертву. При виде этого Сабир страшно округлил глаза, смешно зацокал и замотал головой:
      - Ах, нассаб! Ва салаам! [- Ах, мошенники! Вот здорово! (арабск.).]
      - Вам это в новинку? - засмеялся я. - Насколько я знаю Хирена, он нам наверняка еще приготовил и более хитрые сюрпризы. Так что не будем терять времени, пойдем дальше.
      Устроив нечто вроде мостика из досок, мы перебрались через предательскую плиту. Теперь я стал осторожнее, даже для страховки обвязался вокруг пояса веревкой, конец которой крепко держал шедший сзади геолог.
      Но, к моему удивлению, никаких ловушек больше не попадалось, так что я даже засомневался: а вдруг эту гробницу строил вовсе не Хирен?
      Три небольшие ступеньки в конце коридора - и мы перед дверью погребальной камеры. На двери имя Хирена, обведенное картушем, и это меня успокаивает.
      Но гробница ограблена, теперь никаких сомнений: в дверях открытой раной тоже зияет грубый пролом.
      Я заглянул в него - и окаменел.
      Посреди погребальной камеры стоял точно такой же саркофаг, как и в пирамиде. И крышка его тоже валялась на полу, но на сей раз она была явно сброшена, один из углов ее был отбит.
      В изголовье саркофага на высоких постаментах свирепо нахохлились два каменных коршуна. А в дальнем углу...
      В дальнем углу, направив туда луч фонарика, я увидел фараона Хирена!
      Его каменное изваяние - хранилище священного Ка, было вьполнено с поразительной экспрессией и реализмом. Удлиненное лицо, высокий, крутой лоб, тяжелый подбородок и эти чуть припухшие "негритянские" губы, застывшие в грустной усмешке. Какое странное сочетание мечтательности и сильной воли!..
      Один за другим мы протиснулись сквозь пролом, осветили фонарями всю камеру - и перед нами предстала картина страшного, опустошительного разгрома!
      Все вещи были разбросаны в полном беспорядке. Из перевернутого изящного сундучка торчал рваный кусок какой-то пестрой ткани. В углу грудой громоздились какие-то колесницы золото с них ободрано, спицы поломаны. Ложа, кресла, скамеечки для ног, циновки, корзины, всякие безделушки, щиты, луки - все смешалось как попало в одной куче.
      - Смотрите, - прошептал рядом со мной Али Сабир.
      Я глянул в ту сторону, куда он показывал, и увидел на белой крышке одного из сундуков грязный отпечаток человеческой ноги. Это был, несомненно, след вора, побывавшего здесь тысячи лет назад.
      Да, нас давным-давно опередили. Гробница опустошена, из нее украдены все ценные вещи. Можно было отчетливо представить, как метались по комнате грабители, как в. спешке хватали вещи, рассматривали их при тревожном свете коптящих факелов, сдирали золото, выламывали драгоценные камни и швыряли обломки куда попало...
      Мы стояли у разграбленного саркофага посреди раскиданных в беспорядке вещей, поломанной мебели, осколков алебастра и обескураженно озирались вокруг. И вдруг услышали печальный протяжный звук, похожий не то на стон, не то на жалобный всхлип.
      Мы переглянулись.
      - Аллах! Аллах! - словно заклинание, пробормотал Сабир.
      Снова раздался тот же унылый и полный невыразимой боли стон.
      Сабир попятился к двери. Но, глянув на нас, остановился и смущенно начал приглаживать свои усики.
      - Что это может быть, Алексей Николаевич? - спросил Павлик.
      Похоже, ему тоже стало немножко не по себе. Да и не удивительно: трудно не поддаться хоть на миг страху, услышав такие загробные завывания где-то в недрах горы, возле пустой гробницы.
      - Конечно, не тоскующая душа Хирена, - сказал я. Вероятно, какой-нибудь любопытный звуковой эффект. Может быть, природный, а возможно, придуман специально для устрашения. Потом разберемся, а пока, наверное, надо отсюда уходить и запечатать камеру. Она, похоже, прямо вырублена в том же радиоактивном граните, что и в пирамиде, и зря торчать здесь не стоит. Как вы думаете, Сабир?
      Упоминание о радиоактивности, как я и надеялся, сразу вернуло геолога из призрачного мира суеверных страхов к деловой, хотя, пожалуй, и более опасной, действительности. Он подошел к стене, похлопал по ней ладонью и сказал:
      - Да, порода та же, но на всякий случай сделаем анализ.
      "Разве не забавно и не парадоксально? - подумалось мне. Радиоактивности, которая меня, признаться, немножко тревожит, Сабир вовсе не опасается, а вот мистической "мести" давным-давно погибшего фараона боится! И ведь где-то в глубине души всерьез верит, будто покойник может бродить по этим мрачным подземным коридорам и завывать, отпугивая врагов".
      Мы заложили камнями пролом в дверях, замазали его гипсом. Сабир, напустив на себя весьма торжественный вид, опечатал двери, поставив оттиск медной печатки со своим именем и изображением государственного герба.
      Больше в этот день мы ничего осматривать не стали. После ужина я сел и при свете фонаря, вокруг которого тучей вились ночные бабочки и мошки, написал короткий отчет о первом осмотре гробницы, чтобы утром отправить его с нарочным в ближайшее почтовое отделение, а оттуда - в Каир, в Службу древностей. Потом лег спать и, пожалуй, только теперь по-настоящему почувствовал грустное разочарование оттого, что заветная гробница, которую мы так долго искали, оказалась так жестоко разграблена.
      Но что делать: не я первый из египтологов испытываю подобное разочарование. Счастливчиков, которым повезло больше, можно, пожалуй, пересчитать по пальцам. Горьковатое утешение, но ничего не попишешь...
      Наутро Сабир снова отправился в погребальную камеру со своими приборами, а мы с Павликом решили разведать до конца нижний коридор. Геолог робко намекнул, что было бы лучше, если бы мы сопровождали его, но я твердо решил предоставить ему самому избавляться от суеверных страхов перед завывающей "душой фараона" и посоветовал:
      - А вы прихватите своего помощника. Что-то он мало вам помогает, больше крутится возле повара...
      До пролома в потолке коридора мы дошли вместе. Потом мрачный Сабир со своим молчаливым помощником, навьюченным приборами, полез выше, в погребальную камеру, а мы пошли дальше по коридору, уводившему нас все глубже вниз, словно в самое сердце горы.
      - Откуда-то тянет свежим воздухом, вы чувствуете, Алексей Николаевич? - сказал за моей спиной Павлик.
      Молодец! Все замечает. Из него получится, кажется, хороший археолог.
      - Верно, - откликнулся я. - Видно, тут есть какие-то сквозные переходы. Все разведаем...
      Однако дальше нам пройти не пришлось. Дорогу преграждал песчаный завал. Придется его разгребать.
      Мы вернулись в лагерь, но Сабир уже опередил нас. Он даже, видно, успел принять душ, волосы у него блестели, сидел в палатке и что-то сосредоточенно писал.
      - Ну, как результаты? - спросил я. - Есть радиоактивность?
      Геолог молча кивнул, не прекращая работы.
      - Большая?
      Сабир посмотрел на меня далеким, отсутствующим взглядом, поморгал, коротко ответил:
      - Да, - и сунул мне, чтобы не докучал, какой-то листочек, опять склоняясь над столом.
      Он писал по-английски. Это была, видимо, страничка из отчета, который он готовил для отправки в Каир:
      "Предполагается, что все эти урановые рудопроявления были первоначально образованы гидротермальными растворами, связанными с третичной вулканической деятельностью в данном районе. Подымающиеся кислые вулканические растворы могли выщелачивать и захватывать с собой первичный уран..."
      Ни слова о фараоне Хирене и о его таинственной гробнице. И правильно: геолога Сабира интересует совсем иное, чем меня. Сейчас он больше занят будущим своей страны, чем ее древним и славным прошлым.
      - А как там, в камере, завывает? - спросил Павлик.
      - Что? - не понял Сабир.
      - Я говорю: воющие звуки по-прежнему раздаются?
      - Воет, воет, - буркнул Сабир, продолжая торопливо писать.
      Теперь ему не до мистических духов, - и это тоже неплохо.
      Пока не пришло официальное разрешение из Каира, мы не хотели заниматься детальным осмотром погребальной камеры и разборкой уцелевших в ней после грабежа вещей. Но чтобы зря не терять времени, рабочие начали разгребать песчаный завал.
      Один за другим выходили они из недр горы, неся на плечах плоские корзины с песком, и размеренно пели в такт своим шагам. Те же корзины, такие же коротенькие рабочие фартуки, не стесняющие движений, как и у древних строителей, - казалось, перед нами вдруг ожил резной барельеф тысячелетней давности!
      И песня, несомненно, восходила еще к тем незапамятным временам, когда в храмах звучали гимны солнечному богу Атону:
      Сколько ночей,
      Сколько дней...
      Ты, солнце, даруешь
      Нам сияние дня!..
      Песка оказалось много. Рабочие выносили корзину за корзиной, а он все сыпался и сыпался откуда-то...
      Откуда? Мы с ребятами все время размышляли об этом.
      - А не связан ли в этом месте коридор с тем колодцем, куда вы провалились? - высказал Павлик догадку. - Там на дне песок.
      - Ну и что же?
      - А то, что незачем было просто так сыпать песок на дно колодца, верно? Видимо, колодец сквозной, ведет из верхнего коридора к нижнему, отсюда и тяга воздуха, которую вы заметили, - подхватил Женя Лавровский.
      - Возможно. Значит, он как бы двойной ловушкой служил: на тех, кто шел по нижнему коридору, из него сыпался песок. А из верхнего коридора в колодец проваливались.
      - Ловко! - восхитился Андрей.
      - Это, брат, гениальный Хирен, а не какой-нибудь древний архитектор-халтурщик, - хлопнул его по плечу Женя. - Тут все продумано.
      - Подозреваю, было у этого колодца еще и третье назначение, - сказал я.
      - Какое же?
      -А вы не задумывались, как выбирались из гробницы строители после того, как заделали наглухо потайной вход из нижнего коридора в верхний? Грабители знали или догадались, где надо пробивать плиту, чтобы пробраться к погребальной камере. Но ведь строители положили эту плиту-то сверху, как бы закрыв дверь изнутри. А потом както выбрались оттуда, не остались же они в гробнице.
      - А если их там все-таки оставили? Сделали свое дело - и погибайте. Ведь наверняка потом всех рабов-строителей гробницы казнили, перебили, чтобы никто не мог раскрыть ее тайны, сказал Женя Лавровский.
      - Да, он, пожалуй, прав, - поддержал его Павлик. - Разве не сохранился поразительный документ, в котором один чиновник докладывал о строительстве вот такой же потаенной гробницы: "Я один управлял работами, когда в скале высекали усыпальницу для его величества, так что никто ничего не видел и ничего не слышал..."
      Павлик помолчал и добавил:
      - Нетрудно догадаться, что сталось при этом с рабочими, а их, верно, были сотни, если не тысячи. И, конечно, Хирен распорядился поступить с ними так же безжалостно, оставаясь сыном своего жестокого времени.
      - Но все-таки вряд ли кто из строителей согласился бы дать себя добровольно замуровать в гробнице, - перебил его Андрей. Потом их, наверное, убили, но из гробницы-то выпустили. И ведь никаких скелетов мы по дороге к погребальной камере не нашли.
      - Да, это я упустил из виду, - смущенно согласился Павлик. - Наверное, ты прав.
      Потом, когда разобрали завал, гипотеза наша подтвердилась: верхний коридор соединялся с нижним через колодец и камеру, наполненную песком. И последние строители, несомненно, вышли из гробницы этим путем, насторожив по дороге обе ловушки.