- Что ж, они это заслужили.
      - А тебя, папа, не пугает мысль о том, как будут ругать этих людей, если им ничего не удастся сделать?
      Генерал улыбнулся.
      - "Довлеет дневи злоба его", Динни. Клер устроилась?
      - Привыкает к работе. Сейчас она занимается главным образом тем, что пишет благодарственные письма людям, выполнявшим перед выборами черную работу, тем, кто вербовал голоса, разъезжая по всему округу.
      - А как ей нравится Дорнфорд?
      - Говорит, что он удивительно внимателен.
      - Его отец был отличным солдатом. Я служил одно время в его бригаде, в бурскую войну.
      Он испытующе посмотрел на дочь и спросил:
      - О Корвене что-нибудь слышно?
      - Да, он приехал.
      - Ах вот как! Почему от меня все держат в секрете? В наше время родителям приходится подсматривать в замочную скважину.
      Динни нежно взяла его под руку.
      - Нет, папа, просто мы бережем вас. Вы ведь очень чувствительные растения, не правда ли, папочка?
      - Мы с твоей матерью считаем, что во всем этом весьма мало хорошего. И очень хотели бы, чтобы дело как-нибудь уладилось.
      - Но ведь не ценой счастья Клер?
      - Нет, - отозвался генерал неуверенно. - Нет, но тут сразу возникает вся сложность вопроса о браке. В чем счастье Клер? Она и сама не знает, и ты не знаешь, и я. Обычно люди, желая выбраться из одной ямы, тут же попадают в другую.
      - Значит, и пытаться не стоит? Сидеть в своей яме? Ведь этого как раз и хотели лейбористы, правда?
      - Мне следовало бы поговорить с ним, - заметил генерал, словно не слыша, - но я не могу действовать вслепую. Что ты посоветуешь, Динни?
      - Не трогай спящего пса, пока он не вскочил, чтобы укусить тебя.
      - А ты думаешь, укусит?
      - Думаю.
      - Плохо, - пробормотал генерал. - Клер еще так молода.
      Об этом постоянно думала и Динни. Она сказала сестре в первую же минуту: "Ты должна освободиться". Так же рассуждала она и теперь. Но как добиться свободы? Знание законов о разводе не входило в программу образования Динни. Она слышала, что бракоразводные процессы - дело довольно обычное, ни у нее, ни у ее сверстников не было на этот счет никаких предрассудков. Но родителей развод, вероятно, очень огорчит, особенно если бы Клер пришлось взять вину на себя; это казалось им ужасным позором, и его следовало избежать во что бы то ни стало. Со времени ее трагического романа с Уилфридом Динни бывала в Лондоне очень редко. Каждая улица и особенно парк напоминали о нем и о том отчаянии, которое осталось в душе после разлуки с ним. Но теперь она хорошо понимала, что, какой бы оборот ни приняло дело, Клер нужна поддержка.
      - Надо, пожалуй, съездить к ней и выяснить положение.
      - Ради бога, поезжай. Постарайся добиться, чтобы их отношения по возможности наладились.
      Динни покачала головой.
      - Едва ли; и едва ли вы сами пожелали бы этого, если б Клер рассказала вам то, что рассказала мне.
      Генерал смотрел перед собой невидящим взглядом.
      - Вот я и говорю: мы ничего не знаем...
      - Да, папочка, но пока вы всего не услышите от нее самой, я ничего больше не могу объяснить.
      - Тогда поезжай к ней не медля.
      Постоянный резкий запах бензина изгнал из Мелтон-Мьюз запахи конюшни. Мощеный кирпичом переулок сделался пристанищем автомобилей. Когда Динни вошла в него под вечер, она увидела справа и слева распахнутые ворота гаражей, покрашенных более или менее недавно. По переулку бродили кошки, а в одном из гаражей она заметила шофера в спецовке, склонившегося над карбюратором; но вообще жизнь там замерла, и название Мелтон-Мьюз "Конюшенный переулок" - потеряло свой смысл.
      У дома Э 2 еще сохранилась сине-зеленая дверь, выкрашенная в этот цвет прежней владелицей, которую вместе со столькими поставщиками предметов роскоши разорил кризис. Динни дернула резную ручку звонка, и раздалось слабое треньканье, словно звякнул колокольчик заблудившейся овцы. Затем наступила тишина; на уровне ее лица мелькнуло светлое пятно, исчезло, и дверь открылась. Появилась Клер в зеленой пижаме и сказала:
      - Входи, дорогая. Ты видишь львицу в ее берлоге, - "Дуглас в ее зале" {Имеется в виду Элен, героиня поэмы Вальтера Скотта "Дева озера".}.
      Динни вошла в маленькую, почти пустую комнату, затянутую зеленым японским шелком от антиквара и устланную циновками. В дальнем углу виднелась узкая винтовая лестница. Комната слабо освещалась единственной свисавшей с потолка электрической лампочкой под зеленым бумажным абажуром. Железная электрическая печь не давала никакого тепла.
      - Здесь еще ничего не устроено, - заметила Клер. - Пойдем наверх.
      Динни поднялась по винтовой лестнице и очутилась в еще более тесной гостиной. В ней было два занавешенных окна, выходивших на гаражи, кушетка с подушками, маленькое старинное бюро, три стула, шесть японских гравюр, которые Клер, видимо, только что повесила, старинный персидский ковер на полу, покрытом циновками, почти пустой книжный шкафчик и на нем несколько семейных фотографий. Стены были окрашены в бледно-серый цвет, горел газовый камин.
      - Флер подарила мне гравюры и ковер, а тетя Эм расщедрилась и дала бюро. Остальное я привезла с собой.
      - А где ты спишь?
      - На кушетке, очень удобно. Тут рядом есть маленькая ванная комнатка с душем, платяным шкафом и всем прочим.
      - Мама просила узнать, что еще тебе нужно.
      - Меня бы вполне устроил наш старый примус, несколько одеял, несколько ложек, ножей и вилок, маленький чайный сервиз, если есть лишний, и какие угодно книги.
      - Отлично, - отозвалась Динни. - А теперь, детка, расскажи, как ты?
      - Физически - прекрасно, а душевно - извелась. Я же говорила тебе, что он приходил.
      - Он знает, где ты живешь?
      - Пока нет. Кроме тебя, Флер, тети Эм да еще Тони Крума, никто не знает, где я живу. Мой официальный адрес - это Маунт-стрит. Но Джерри, конечно, разыщет меня, если захочет.
      - Ты с ним виделась?
      - Да. И я заявила, что к нему не вернусь; и я не вернусь, Динни, это решено, предупреждаю заранее. Хочешь чаю? Я могу вскипятить его в фаянсовом чайнике.
      - Нет, спасибо, я пила в поезде.
      Динни сидела на стуле, привезенном из дому, и ее костюм бутылочного цвета удивительно гармонировал с волосами цвета увядших буковых листьев.
      - Какая ты сейчас красивая! - заметила Клер, свертываясь клубочком на кушетке. - Хочешь сигарету?
      А Динни думала то же самое о сестре: прелестная женщина, из тех, у которых все прелестно; темные волосы, живые темные глаза, бледное матовое лицо, чуть подкрашенные губы, зажавшие сигарету, - да, Клер действительно могла "возбуждать желание". Однако сейчас это выражение показалось Динни удивительно неподходящим. Клер всегда была живой и привлекательной, но замужество, конечно, неуловимо подчеркнуло, углубило эту привлекательность и внесло в нее что-то завораживающее.
      - Ты сказала - Тони Крум? - спросила она вдруг.
      - Он помог мне окрасить стены. Фактически он сделал все здесь, а я - в ванной комнате, но у него получилось лучше.
      Динни рассматривала стены с видимым интересом. - Очень мило... Папа и мама встревожены, детка.
      - Охотно верю.
      - Ведь это же естественно, правда?
      Клер нахмурилась. Динни вдруг вспомнила, как горячо они с Клер когда-то обсуждали вопрос о том, следует ли выщипывать брови или нет. Слава богу, Клер к этому еще не прибегала.
      - Ничего не поделаешь, Динни, я ведь не знаю, что предпримет Джерри.
      - Вероятно, ему нельзя оставаться здесь долго, иначе он потеряет место.
      - По-видимому, но я не собираюсь расстраиваться заранее. Что будет, то и будет.
      - Сколько нужно времени, чтобы получить развод? То есть если ты поднимешь против него дело?
      Клер покачала головой, на ее лоб упал темный локон, совсем как бывало в детстве.
      - Устраивать за ним слежку - противно. И не буду же я объяснять суду, что он меня истязал! А кто поверит мне на слово? Мужчины легко выпутываются из таких историй.
      Динни встала и подсела на диван к сестре.
      - Я готова его убить! - сказала она.
      Клер рассмеялась.
      - Во многих отношениях он даже не плохой человек. Но я просто не хочу возвращаться к нему, вот и все. Если с человека один раз содрали кожу, он второй раз на это не пойдет.
      Динни сидела молча, закрыв глаза.
      - Скажи мне, - спросила она наконец, - какие у тебя отношения с Тони Крумом?
      - Он на испытании. Пока он ведет себя хорошо, мне приятно с ним встречаться.
      - Если бы стало известно, что он здесь бывает, - медленно проговорила Динни, - этого было бы достаточно, не правда ли?
      Клер снова засмеялась.
      - Для светских людей, вероятно, вполне достаточно. А я думаю, что судьи себя такими и считают. Но знаешь, Динни, если я начну смотреть на жизнь с точки зрения судей - лучше умереть. А я чувствую себя в высшей степени живой. Поэтому мне на все наплевать. Тони знает, что я получила такую порцию физиологии, которой хватит надолго.
      - Он влюблен?
      Глаза сестер - голубые и карие - встретились.
      - Да.
      - А ты?
      - Он мне нравится. Очень. Но и только.
      - А ты не думаешь, что пока здесь Джерри...
      - Нет. Я нахожусь в большей безопасности, пока он здесь. Если я с ним не поеду, он, наверно, установит за мной слежку. А уж если он решил что-нибудь сделать, так сделает непременно.
      - Не знаю, хорошо ли это. Давай пойдем куда-нибудь поужинаем.
      Клер потянулась.
      - Не могу, детка. Я ужинаю с Тони в ресторанчике, который нам обоим по нашим скромным средствам. Эта жизнь почти без гроша даже забавна.
      Динни встала и начала поправлять японские гравюры. Беззаботность Клер была для нее не новость. Что ж, надо быть старшей сестрой? Служить холодным душем?
      - Очень хорошие гравюры. У Флер прелестные вещи.
      - Извини меня, я пойду переоденусь. - И Клер ушла в ванную.
      Раздумывая о неприятном положении, в котором очутилась сестра, Динни почувствовала полную беспомощность, знакомую всем, кроме тех, кто всегда и все "лучше знает". Подавленная, подошла она к окну и отдернула занавеску. За окном было мглисто и темно. Выехавшая из соседнего гаража машина ждала своего шофера.
      "Разве тут можно торговать древностями?" - подумала она. В это время из-за угла появился человек; он останавливался перед каждым домом, видимо, ища какой-то номер. Затем прошел по другой стороне переулка, вернулся и остановился как раз под окном. Она отметила уверенность и силу, которыми веяло от статной фигуры в пальто.
      "Боже милостивый! - подумала она. - Джерри!" Она опустила занавеску и бросилась в ванную. Открывая дверь, Динни услышала унылое позвякивание колокольчика, оставшегося еще от антикварши.
      Клер, в одном белье, стояла под единственной электрической лампочкой и рассматривала в ручное зеркальце свои губы. Динни сразу заполнила собой все свободное место.
      - Клер, - сказала Динни, - он здесь.
      Клер обернулась. На ее бледных плечах лежали отсветы лампочки, поблескивал шелк белья и расширенные от изумления темные глаза. Она даже сестре показалась каким-то видением.
      - Джерри?
      Динни кивнула.
      - А я не желаю его видеть. - Она посмотрела на ручные часы. - И меня ждут к семи. Вот черт!
      Динни вовсе не хотела, чтобы столь опрометчиво назначенное свидание сестры с Тони состоялось, но неожиданно для самой себя предложила:
      - Хочешь, я выйду к Джерри? Он, наверное, видел свет в окнах.
      - Скажи, Динни, ты могла бы увести его с собой?
      - Попробую.
      - Попытайся, детка. Это было бы замечательно. Удивляюсь только, как он нашел мою квартиру. Вот проклятье! Теперь будет меня преследовать!
      Динни вернулась в гостиную, выключила свет и спустилась по винтовой лестнице. В это время снова зазвенел колокольчик. Идя через пустую комнату, она обдумала план действий. "Кажется, дверь открывается внутрь, надо ее за собой захлопнуть". Ее сердце билось; она сделала глубокий вздох, быстро распахнула дверь, вышла и с шумом захлопнула ее за собой. Она очутилась лицом к лицу со своим зятем и отпрянула с превосходно разыгранным изумлением:
      - Кто тут?
      Он приподнял шляпу. Они молча смотрели друг на друга.
      - Динни! Клер дома?
      - Да. Но она никого не хочет видеть.
      - Вы хотите сказать - не хочет видеть меня?
      - Если угодно - да.
      Он испытующе смотрел на нее своими дерзкими глазами.
      - Что ж, зайду в другой раз. Вам в какую сторону?
      - На Маунт-стрит.
      - Разрешите вас проводить?
      - Пожалуйста.
      Она шла рядом с ним и твердила себе: "Будь осторожна!" Когда он был здесь, она относилась к нему иначе, чем в его отсутствие. Недаром все утверждали, что в Джерри Корвене есть какое-то обаяние.
      - Вероятно, Клер отзывалась обо мне весьма нелестно?
      - Пожалуйста, оставим эту тему: я разделяю ее чувства, каковы бы они ни были.
      - Разумеется. Вы образец преданности. Но ведь вы знаете, Динни, до чего она очаровательна.
      Он взглянул на нее сбоку, и в его глазах мелькнула усмешка. Она вспомнила видение в ванной - стройную шею сестры, блеск ее кожи, темные волосы и глаза. Половое влечение? Отвратительный термин!
      - Вы себе не представляете, какая это мука! - продолжал он. - И потом я всегда был экспериментатором.
      Динни вдруг остановилась.
      - Она моя сестра, не забывайте.
      - Вы убеждены? Вы так не похожи друг на друга, что просто не верится.
      Динни молча шла рядом с ним.
      - Послушайте, Динни, - вкрадчиво начал он опять. - Ну, я сластолюбец, если хотите, но что из этого? Половое влечение, конечно, заставляет нас делать ошибки. Если вам скажут, что нет, - не верьте. Но такие вещи изживаются, и дело вообще не в них. Пусть Клер ко мне вернется, и она через два года обо всем забудет. Жизнь, которую мы ведем, ей нравится, а я не придирчив. Брак в конце концов не монастырь.
      - Вы хотите сказать, что к тому времени вы займетесь экспериментами над кем-нибудь другим?
      Он пожал плечами, покосился на нее и улыбнулся.
      - Довольно странный разговор, не правда ли? Я хочу заставить вас понять, что во мне живут два человека. У одного - а его-то и следует принимать в расчет - есть свое дело, и он это дело любит. Клер должна держаться за этого человека, потому что с ним она не закиснет. Она будет в самой гуще жизни, среди незаурядных людей, у нее будут интересы и развлечения, а она это любит. У нее будет известная власть, а власть ее привлекает. Другой человек - да, если хотите, его можно кое в чем упрекнуть; но худшее уже позади, или, вернее, будет позади, когда мы снова начнем жить вместе. Как видите, я честен - или бесстыден... называйте, как хотите.
      - Но я не понимаю, - сухо возразила Динни, - где же во всем этом любовь?
      - Может быть, нигде. Брак основан на взаимной заинтересованности и влечении. Первая с годами растет, второе блекнет, а ведь она именно этого и хочет.
      - Я не могу говорить за Клер, но думаю, что это не так.
      - Ну, дорогая, вы в этой области еще совершенно неопытны.
      - И, надеюсь, никогда не буду. Но мне бы очень не понравилось такое сочетание сделки и порока.
      Он рассмеялся.
      - А мне нравится ваша прямота. Нет, серьезно, Динни, вы должны на нее повлиять. Она совершает огромную ошибку.
      Динни вдруг овладел неудержимый гнев.
      - Я думаю, - проговорила она сквозь зубы, - что огромную ошибку сделали вы. Некоторые лошади не терпят плохого обращения, и потом уж с ними ни за что не поладишь.
      Он промолчал.
      - Вы едва ли захотите, чтобы в вашей семье был развод, - заметил он наконец и пристально посмотрел на нее. - Я уже сказал Клер, что вины на себя не возьму. Очень сожалею, но в этом я тверд. Кроме того, если она ко мне не вернется, то все равно жить, как ей вздумается, я не позволю.
      - Вы хотите сказать, что если она вернется, тогда позволите? продолжала Динни сквозь зубы.
      - Вероятно, этим дело бы и кончилось.
      - Понятно. Пожалуй, нам пора проститься.
      - Как вам угодно. Вы считаете меня циником? Не спорю. Но я сделаю все, чтобы Клер вернулась. А если она не вернется, пусть пеняет на себя.
      Они остановились под фонарем, и Динни заставила себя посмотреть ему в глаза. Этот человек, с кошачьей усмешкой и неподвижным взглядом, напоминал огромного бесстыдного и безжалостного кота.
      - Я все поняла, - сдержанно сказала Динни. - Спокойной ночи.
      - Спокойной ночи, Динни! Мне очень жаль, но лучше уж играть в открытую. Вашу руку!
      Неожиданно для самой себя она протянула ему руку и свернула на Маунт-стрит.
      ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
      Когда Динни входила в дом тетки, она всей душой сочувствовала сестре и вместе с тем понимала теперь, почему Клер все же вышла за Джерри Корвена. В нем действительно таилась какая-то гипнотическая сила, какая-то вызывающая бесстыдная дерзость, не лишенная известной притягательности. Естественно, что он имел огромную власть над туземцами и мягко, но вместе с тем беспощадно заставлял их подчиняться своей воле; он мог подчинять себе даже своих сослуживцев. Динни понимала также, как трудно, должно быть, отказывать ему в физической близости, пока он не оскорбляет человеческое достоинство.
      Из печального раздумья ее вывел голос тетки, говоривший:
      - Вот она, Адриан!
      На верху лестницы стоял дядя Адриан; его лицо с козлиной бородкой выглядывало из-за плеча сестры.
      - Пришли твои вещи, детка. Где ты была?
      - У Клер, тетечка.
      - Знаешь, Динни, - сказал Адриан, - а ведь я не видел тебя чуть ли не целый год.
      - И я тоже, дядя. Как в Блумсбери? Все благополучно? Кризис не повлиял на ископаемых?
      - Ископаемые in esse {Как они есть сейчас (лат.).} чувствуют себя прекрасно; in posse {Что касается их будущего (лат.).} они очень ненадежны, а денег на экспедиции у нас нет. Происхождение Homo sapiens {Разумного человека (лат.).} больше чем когда-либо покрыто туманом.
      - Одеваться к ужину не нужно, Динни, Адриан остается. Лоренс будет так рад. Вы можете поболтать, пока я пойду распущу пояс. Может быть, ты хочешь подтянуть свой?
      - Нет, спасибо, тетечка.
      - Тогда иди туда.
      Динни вошла в гостиную и села рядом с дядей. Дядя, худой и бородатый, с серьезным морщинистым лицом, загорелым даже в ноябре, сидел, скрестив длинные ноги, смотрел на нее сочувствующим взглядом и, как всегда, казалось, готов был слушать ее сердечные излияния.
      - Ты знаешь насчет Клер, дядя?
      - Голые факты, без "почему" и "отчего".
      - Но они весьма некрасивы. Ты когда-нибудь имел дело с садистом?
      - Однажды - в Маргете. В школе. Тогда я, конечно, не понимал, в чем дело, а потом сообразил. Ты хочешь сказать, что Корвен - садист?
      - Так говорит Клер. Я шла с ним от ее дома. Очень странный человек.
      - Неужели психопат? - спросил Адриан, поежившись.
      - Разумнее нас с тобой. Но он желает все делать как ему нравится, совершенно не считаясь с другими, а когда это не удается, он кусается. Не может ли Клер получить развод, не предавая гласности их интимную жизнь?
      - Только если добыть бесспорные доказательства измены.
      - А их придется добывать здесь?
      - Получить их с Цейлона вряд ли удалось бы, да и стоило бы очень дорого.
      - Клер пока не хочет, чтобы за ним следили.
      - Конечно, дело это довольно грязное, - отозвался Адриан.
      - Знаю, дядя. Но ведь иного выхода нет?
      - Нет.
      - Сейчас она считает, что лучше всего оставить друг друга в покое; а он говорит, что если она с ним не вернется на Цейлон, то пусть пеняет на себя.
      - Значит, тут еще кто-нибудь замешан?
      - Есть один молодой человек, он в нее влюблен, но она говорит, что между ними ничего нет.
      - Гм... "Молодость! Молодость!" - как сказал Шекспир. Приятный юноша?
      - Я видела его только несколько минут. По-моему, очень славный.
      - Это палка о двух концах.
      - Я во всем верю Клер.
      - Ты знаешь ее лучше, чем я, дорогая, но ведь она не очень-то терпелива. Сколько здесь пробудет Корвен?
      - Она говорит, самое большее - месяц. Уже неделя, как он приехал.
      - Он с ней виделся?
      - Один раз. И опять пытался сегодня. Я его увела. Она ужасно боится этих встреч.
      - Но ведь как муж он имеет полное право с ней видеться.
      - Да, - отозвалась Динни и вздохнула.
      - Не может ли ваш депутат, у которого она служит, придумать какой-нибудь выход? Он ведь юрист.
      - Мне бы не хотелось посвящать его во все это. Уж очень интимные вещи. Да люди и не любят вмешиваться в семейные дрязги.
      - Он женат?
      - Нет.
      Она поймала на себе внимательный взгляд дяди и вспомнила, как Клер, засмеявшись, сказала: "Динни, он в тебя влюблен".
      - Он будет здесь завтра вечером, - продолжал дядя. - Кажется, Эм пригласила его ужинать, Клер тоже придет... Совершенно искренне, Динни, я просто не представляю себе, что тут можно сделать. Может быть, Клер передумает и вернется к Корвену или Корвен передумает и предоставит ей жить, как она хочет? Динни покачала головой.
      - Они не передумают, не такие люди... Ну, мне надо пойти вымыть руки.
      Оставшись один, Адриан стал размышлять о той бесспорной истине, что у каждого свои заботы. Его заботой была в настоящее время болезнь его двух пасынков - Шейлы и Рональда Ферз, которые заболели корью. Благодаря прямо-таки священному ужасу, с каким его жена относилась к "заразным" болезням, он оказался изолированным в собственном доме. Судьба Клер не слишком его интересовала. Ему и раньше казалось, что племянница принадлежит к тому типу молодых женщин, которые по любому случаю готовы закусить удила и когда-нибудь непременно свернут себе шею. Он отдал бы трех Клер за одну Динни. Но если семейные истории Клер угрожали спокойствию Динни, они становились важными и для него. У Динни, как видно, особая способность непременно взваливать на себя чужое бремя: сначала Хьюберта, потом его самого, потом Уилфр.ида Дезерта и, наконец, Клер.
      И он сказал, обращаясь к попугаю леди Монт:
      - Несправедливо, Полли, правда?
      Попугай, привыкший к Адриану, вылетел из клетки, уселся к нему на плечо и ущипнул за ухо.
      - Не одобряешь, да?
      Зеленая птица пробормотала что-то нечленораздельное и продолжала прогуливаться по его пиджаку. Адрнан ласково подергал ее за хохолок.
      А кто приласкает Динни, кто подергает ее за хохолок? Бедная девочка!
      В эту минуту раздался голос его сестры:
      - Я не позволю, чтобы Динни опять дергали.
      - Эм, - обратился Адриан к сестре, - скажи, кто-нибудь из нас болел душой за другого?
      - В больших семьях этого не бывает. Со мной это чуть не случилось, когда я женила Лайонела... А теперь он судья - ужасно! Дорнфорд... Ты видел его?
      - Никогда.
      - У него лицо как на портретах. Говорят, в Оксфорде он получил приз за прыжки в длину. Это может пригодиться?
      - Говорят, это желательно.
      - Отлично сложен, - продолжала леди Монт. - Я подробно рассмотрела его в Кондафорде.
      - Милая Эм!
      - Ради Динни, конечно. Что ты будешь делать с садовником, который во что бы то ни стало желает укатать каменную площадку?
      - Скажу, чтобы он этого не делал.
      - А он не слушается: когда ни выглянешь в окно в Липпингхолле, он вечно куда-то тащит эту трамбовку. Вот и гонг, а вот и Динни. Пойдем.
      Сэр Лоренс стоял у буфета и извлекал из бутылки раскрошившуюся пробку.
      - Лафит шестьдесят пятого года. Никак не угадаешь, каков он окажется. Открывайте осторожнее, Блор. Как ты думаешь, Адриан, подогреть его или не стоит?
      - Лучше нет, если оно такое старое.
      - Пожалуй.
      Ужин начался в молчании. Адриан думал о Динни, Динни - о Клер, а сэр Лоренс - о вине.
      - Французское искусство, - сказала леди Монт.
      - Ах да! - подхватил сэр Лоренс. - Ты мне напомнила, Эм: будут выставлены некоторые картины, принадлежавшие старику Форсайту. Ведь он умер, спасая их, и это нужно сделать в память о нем.
      Динни подняла глаза.
      - Отец Флер? Хороший был человек, дядя?
      - Хороший? - повторил сэр Лоренс. - Пожалуй, не то. Прямой - да, осторожный - да, слишком осторожный по теперешним временам. Когда начался пожар, его ударило по голове картиной... Бедняга... Впрочем, во французском искусстве он кое-что понимал... Эта выставка очень бы его порадовала.
      - Ни одна вещь на ней не может сравниться с "Рождением Венеры", заявил Адриан.
      Динни бросила на него довольный взгляд.
      - Божественная вещь! - сказала она.
      Сэр Лоренс поднял одну бровь.
      - Я не раз пытался понять, отчего народы становятся все прозаичнее. Сравните старых итальянцев и современных!
      - Разве поэзия - не особое кипение крови, дядя? Разве она не юность или по крайней мере не восторженность?
      - Итальянцы никогда не были молодыми, а восторженности в них и сейчас хоть отбавляй. Мы путешествовали прошлой весной по Италии, и ты бы видела, как они хлопотали из-за наших паспортов!
      - Трогательно, - согласилась леди Монт.
      - Весь вопрос - в способах выражения. В четырнадцатом веке средствами выражения для итальянцев были кинжалы и стихи, в пятнадцатом и шестнадцатом - яд, скульптура и живопись, в семнадцатом - музыка, в восемнадцатом интриги, в девятнадцатом - восстания, а в двадцатом их поэтичность выражает себя в радио и в законах.
      - Это было так утомительно, - пробормотала леди Монт, - эти законы, которых ты не в состоянии прочесть.
      - Тебе повезло, мой друг: я их читал.
      - У итальянцев есть одна особенность, - продолжал Адриан, - век за веком они в той или иной области дают великих людей. Я не знаю, Лоренс, что здесь влияет - климат, кровь или, может быть, пейзаж?
      Сэр Лоренс пожал плечами.
      - Как тебе нравится кларет? Понюхай, Динни. Шестьдесят лет тому назад вас еще не было на свете, а мы с Адрианом пешком под стол ходили. Это почти совершенство.
      Адриан отхлебнул из своего стакана и кивнул.
      - Превосходное вино.
      - А ты что скажешь, Динни?
      - Я уверена, что оно великолепно, но ничего в этом не смыслю.
      - Старик Форсайт оценил бы его. У него был замечательный херес. Чувствуешь букет, Эм?
      Леди Монт, держа стакан в руке, оперлась локтем на стол и слегка раздула ноздри.
      - Какой вздор! - пробормотала она. - Любой цветок пахнет лучше.
      Последовало всеобщее молчание. Динни первая подняла глаза.
      - А как поживают Босуэл и Джонсон, тетечка?
      - Я только что рассказывала Адриану: Босуэл утрамбовывает каменную площадку, а у Джонсона умерла жена. Бедняга! Он стал другим человеком. Все время насвистывает. Следовало бы записывать эти мелодии.
      - Старинные народные песни?
      - Нет, современные. Он просто бредит.
      - Кстати, о старине, - заметил сэр Лоренс. - Динни, ты читала когда-нибудь такую книжку: "Спроси маму"?
      - Нет. Кто автор?
      - Сертис... А прочесть следовало бы. Это разъяснение.
      - К чему, дядя?
      - К современности.
      Леди Монт поставила пустой стакан на стол.
      - Как умно они сделали, что закрыли тогда выставку картин в тысяча девятисотом году. Помнишь, Лоренс, в Париже... все эти хвостатые штуки? Какие-то желтые и голубые спирали, и пузыри, и лица вверх ногами? Динни, нам, пожалуй, пора наверх.
      И когда Блор вслед за этим пришел спросить, не сойдет ли мисс Динни вниз, в кабинет, леди Монт пробормотала:
      - Это насчет Джерри Корвена. Не поддерживай, пожалуйста, своего дядю. Он воображает, будто может быть полезным, но он ничего не может...
      - Ну, что же, Динни? - спросил сэр Лоренс. - Люблю поговорить с Адрианом: уравновешенный человек, со своим особым складом ума... Я обещал Клер повидаться с Корвеном, но в этом нет никакого смысла, пока не знаешь, что говорить; да и тогда мало смысла. Как ты считаешь?
      Динни села на краешек стула и оперлась локтями о колени. Эта поза не предвещала ничего хорошего.
      - Судя по тому, что он сказал мне сегодня, дядя Лоренс, его решение твердо: или Клер к нему вернется, или он постарается с ней развестись.
      - А как к этому относятся твои родители?
      - Они очень этого не хотят.
      - Ты знаешь, что на горизонте есть еще некий молодой человек?
      - Да.
      - У него нет ни гроша.
      Динни улыбнулась.
      - Мы к этому привыкли.
      - Знаю. Но не иметь ни гроша, когда к тому же нет и никакого положения, - штука серьезная. Корвен может потребовать возмещения убытков: он, кажется, мстительный тип.
      - Неужели ты думаешь, что он действительно пойдет на такое? В наше время это считается дурным тоном, не правда ли?
      - Когда у человека взыграло самолюбие, он перестает считаться с хорошим тоном. Ты, вероятно, не сможешь убедить Клер порвать с этим Крумом?
      - Боюсь, что Клер никого не послушается в этом вопросе. Она считает, что в разрыве виноват один Корвен.
      - Я лично, - сказал сэр Лоренс, попыхивая сигарой, - сторонник того, чтобы последить за Корвеном, пока он здесь, собрать материал и перейти в контратаку, но ей такой план не нравится.
      - Клер считает, что у Корвена впереди блестящая карьера, и не хочет ее портить. Да и потом это так противно...
      Сэр Лоренс пожал плечами.
      - Как же быть? Закон есть закон. Корвен - член Бартонского клуба... Может быть, поймать его там и уговорить, чтобы он оставил ее в покое, в надежде на то, что разлука смягчит ее сердце?
      Динни нахмурилась.
      - Может быть, попытаться и стоит, но едва ли это на него подействует.
      - А как ты сама думаешь поступать?
      - Поддерживать Клер во всем, что она делает и чего не делает.
      Сэр Лоренс кивнул. Иного ответа он и не ждал.
      ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
      Особые черты, с незапамятных времен сделавшие английских общественных деятелей тем, что они есть, побудившие стольких юристов стать членами парламента и стольких богословов примириться с епископским саном, давшие возможность стольким финансистам разбогатеть, спасшие стольких политиков от забот о завтрашнем дне и стольких судей - от укоров совести, не чужды были и Юстэсу Дорнфорду.