- Минутку, Минс. Мисс Черрел?
Она остановилась и обернулась к нему. Вид у него был довольный, и он улыбался.
- Чем могу вам служить? Она протянула ему руку.
- Страшно рада, что вы победили. Мы с сестрой хотели вас поздравить.
Он стиснул ее пальцы, и Динни подумала: "Вот уж неподходящая минута для просьб", - но вслух сказала:
- Выборы прошли блестяще. В наших местах никогда еще не бывало подобного единодушия,
- И никогда больше не будет. Так уж мне повезло. А где ваша сестра?
- В машине.
- Я хотел бы поблагодарить ее за труды.
- О, - отозвалась Динни, - она делала это с удовольствием! - И, чувствуя, что нужно решиться теперь или никогда, добавила: - Она сейчас не устроена, знаете ли, и очень хотела бы найти какое-нибудь занятие... Нет, вы не подумайте... Ну, словом, не пригодилась бы она вам в качестве секретаря? ("Ух, выложила!") Сестра очень хорошо знает наше графство, умеет писать на машинке, говорит по-французски и немножко по-немецки, - надеюсь, это может пригодиться?
Все это Динни выпалила залпом и теперь смущенно стояла перед ним. Но выражение готовности на его лице не исчезло.
- Пойдемте, поговорим с ней, - сказал он.
А Динни подумала: "Господи! Надеюсь, он не влюбился в нее!" - и покосилась на Дорнфорда. Он продолжал улыбаться, но теперь его лицо казалось строже. Клер стояла подле машины. "Вот бы мне ее хладнокровие", - думала Динни. Она остановилась и молча наблюдала за всем, что делалось вокруг, отмечая торжественную деловитость входивших и выходивших людей, любуясь сестрой и Дорнфордом, которые разговаривали доверчиво и оживленно, любуясь чистым, сверкающим утром. Дорнфорд опять подошел к ней.
- Огромное вам спасибо, мисс Черрел. Получилось замечательно! Мне действительно нужен секретарь, а требования вашей сестры очень скромны.
- Я боялась, вы не простите мне, что я обратилась к вам с просьбой в такую минуту.
- Всегда счастлив служить вам чем могу и в любую минуту. Сейчас мне пора, но надеюсь увидеть вас очень скоро.
Он направился к дому, а Динни, глядя вслед ему, подумала: "Какой красивый покрой бриджей". Затем она села в машину.
- Динни, - воскликнула Клер смеясь, - да он в тебя влюблен!
- Что?!
- Я попросила двести, а он сразу назначил двести пятьдесят. Как это ты успела очаровать его в один вечер?
- Ничего подобного! Это он в тебя влюблен.
- Нет, нет, милая! Глаза у меня есть. Я уверена, что в тебя. Ведь ты сразу догадалась, что Тони Крум влюблен в меня.
- Это было видно.
- И здесь видно.
- Чепуха, - решительно возразила Динни. - Когда ты начнешь?
- Сегодня он возвращается в Лондон. Он живет в Темпле, в Харкурт-билдингс. Я поеду туда во второй половине дня и начну работать послезавтра.
- А где ты будешь жить?
- Думаю снять комнату без мебели или маленькую студию, а обставлю и украшу ее постепенно сама. Вот будет занятно!
- Сегодня уезжает тетя Эм. Она приютит тебя, пока ты не найдешь комнату.
- Что ж, - задумчиво отозвалась Клер, - пожалуй.
Когда они подъезжали к дому, Динни спросила:
- А как же Цейлон, Клер? Ты думала об этом?
- Думать бесполезно. Вероятно, он что-нибудь предпримет; что - я не знаю, да мне и безразлично.
- Он тебе писал?
- Нет.
- Смотри, дорогая, будь осторожна...
Клер пожала плечами.
- О, я буду осторожна!
- Может он получить отпуск, если захочет?
- Думаю - да.
- Ты будешь писать мне обо всем? Хорошо?
Клер на миг оторвалась от руля и чмокнула Динни в щеку.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Через три дня после разговора в клубе Крум получил от сэра Лоренса Монта письмо, в котором тот сообщал, что его кузен Маскем получит арабских кобыл не раньше весны. А пока что он будет иметь мистера Крума в виду и постарается в скором времени с ним встретиться. Знает ли мистер Крум разговорный арабский язык?
"Нет, не знаю, - подумал Крум, - но я знаю Степилтона".
Степилтон был классом старше его в Уэллингтонском колледже, недавно он приехал в отпуск из Индии. Известный игрок в поло, он должен был знать жаргон восточных коневодов. Степилтон сломал себе берцовую кость, готовя лошадь к скачкам с препятствиями, и, наверно, здесь задержится; но работу нужно искать немедленно, и Крум продолжал поиски. Однако все отвечали ему одно и то же: "Подождите, пока закончатся выборы".
Поэтому на другое же утро после выборов он вышел с Райдер-стрит, окрыленный новыми надеждами, но вернулся вечером в клуб разочарованный. "Я мог бы с таким же успехом отправиться в Ньюмаркет и посмотреть, как разыгрывается "большой приз". Тут швейцар вручил ему записку, и сердце его забилось. Усевшись в укромный угол, он прочел:
"Милый Тони,
Я получила место секретаря у нашего нового депутата, Юстэса Дорнфорда; он королевский адвокат в Темпле. Поэтому я перебралась в город. Пока не найду себе комнату, буду жить у тетки, леди Монт, на Маунтстрит. Надеюсь, что вам так же повезло, как и мне. Я обещала известить вас, когда приеду в город, но умоляю вас руководствоваться здравым смыслом, а не чувствами и считаться с гордостью и с предрассудками.
Ваша попутчица и доброжелательница
Клер Корвен".
"Милая! - подумал Тони. - Вот счастье-то!" Он перечел записку, положил ее в левый карман жилета вместе с портсигаром и отправился в курительную. Там он излил свое пылающее сердце на листке бумаги со старинным девизом клуба.
"Дорогая Клер,
Ваше письмо страшно меня обрадовало. Как замечательно, что вы будете жить в Лондоне! Ваш дядя был очень добр ко мне, и я просто обязан зайти и поблагодарить его. Поэтому явлюсь завтра около шести часов. Я занят только тем, что ищу работу, и начинаю понимать, каково беднягам изо дня в день получать отказ. Но будет еще хуже, когда мой кошелек опустеет, а этот час недалек. К сожалению, малютке не везет. Надеюсь, ваш ученый муж окажется порядочным человеком. Члены парламента мне всегда представляются какими-то туповатыми чудаками, и я никак не могу вообразить вас среди законопроектов, петиций, заявлений о патентах и т. п. Во всяком случае, вы - молодчина, что хотите быть независимой! А выборы-то - какое большинство! Если уж они ничего не сделают, имея за собой такую силу, тогда они вообще ни на что не годятся! Знаете, я не могу не любить вас и не желать быть с вами весь день и всю ночь. Но я постараюсь быть послушным, насколько смогу, так как меньше всего на свете хотел бы доставить вам хоть самую крошечную неприятность. Думаю о вас постоянно, даже когда передо мной какой-нибудь каменный тип, и я ищу в его рыбьем лице признаки того, что моя печальная повесть хоть чуточку его растрогала. Беда в том, что я вас ужасно люблю. Итак, завтра, в четверг, около шести! Спокойной ночи, моя дорогая, моя прелесть.
Ваш Тони".
Отыскав номер дома сэра Лоренса на Маунт-стрит, он надписал адрес, усердно полизал края конверта и вышел, чтобы самому опустить письмо. Ему вдруг не захотелось возвращаться в клуб. Клубная атмосфера мало подходила к его настроению. Ведь клубы проникнуты специфически мужским духом, и все их отношение к женщине, так сказать, послеобеденное - и презрительное и распутное. Клубы - это безопасные комфортабельные убежища, защищенные от женщин и всяких обязательств перед ними, и как только мужчина попадает в клуб, у него появляется тотчас же независимо-пренебрежительный вид. Кроме того, "Кофейня" - один из самых старинных клубов и битком набита завсегдатаями, людьми, которых невозможно представить себе вне ее стен. "Нет! - решил он. - Пойду где-нибудь перекушу и посмотрю в Друри-Лейн новую пьесу".
Он достал место довольно далеко от сцены, в одной из верхних лож, но зрение у него было прекрасное, и ему было хорошо видно. Скоро он весь ушел в развернувшиеся перед ним картины. Он так долго жил вдали от Англии, что теперь испытывал к ней даже какую-то нежность. Живописная панорама ее истории за последние тридцать лет очень взволновала Крума, хотя он и не признался бы в этом никому из сидевших рядом с ним зрителей. Бурская война, смерть королевы Виктории, гибель "Титаника", мировая война и заключение мира, встреча 1931 года... Если бы его спросили потом, какое все это произвело на него впечатление, он, вероятно, ответил бы: "Замечательно! Но мне стало грустно". Когда он сидел в театре, он чувствовал нечто большее, чем грусть: в нем говорила тоска влюбленного, который тщетно жаждет соединиться со своей возлюбленной, и он испытывал такое ощущение, словно его, несмотря на все попытки устоять, все время швыряет из стороны в сторону. Когда он выходил, в его ушах звучали последние слова пьесы: "Величие, достоинство и мир!" Это волнует, и вместе с тем - какая чертовская ирония! Он вынул из портсигара папиросу и закурил. Вечер был ясный, и Тони пошел пешком; ловко лавируя в потоке уличного движения, он все еще слышал унылые завывания уличных певцов. Огни рекламы - и помойки! Люди, уносящиеся домой в собственных машинах, - и бесприютные бродяги! "Величие, достоинство и мир!"
"Необходимо чего-нибудь выпить!" - решил Крум. Теперь клуб опять казался приемлемым, даже желанным, и молодой человек направился туда. "Прощай, Пикадилли! Прощай, Лестер-сквер!.." Замечательная сцена, когда английские солдаты, посвистывая, маршировали по спирали сквозь густой туман, а на авансцене три накрашенных девушки выкрикивали: "Мы не XOTIXM терять вас, но вам пора идти", - а из боковых лож публика смотрела вниз и хлопала. Все это было как в жизни, и таким же было веселье на размалеванных лицах женщин, становившееся, однако, все более неестественным, напускным и душераздирающим. Надо сходить еще раз с Клер. Взволнует ли это ее? И вдруг он понял, что не знает. Да и что вообще человек знает о другом, даже о любимой женщине? Сигарета обожгла ему губы, и он выплюнул окурок... Ему вспомнилась сцена с молодой парой, проводившей на "Титанике" свой медовый месяц, - перед ними, казалось, раскрывалась вся жизнь, а на самом деле их ждали только холодные морские глубины; разве эти двое знали что-нибудь, кроме того, что они стремятся быть вместе? Жизнь, как подумаешь, ужасно странная штука!
Он поднимался по лестнице клуба с таким ощущением, словно с тех пор, как по ней спустился, прожил целый век...
На другой день ровно в шесть часов он позвонил у подъезда на Маунт-стрит. Лакей, открывший ему дверь, с легким удивлением поднял брови.
- Сэр Лоренс Монт дома?
- Нет, сэр. Леди Монт дома, сэр.
- Боюсь, что с леди Монт я незнаком. Нельзя ли мне увидеть леди Корвен?
Одна из бровей слуги поднялась еще выше. "Ага!" - казалось, подумал он.
- А как о вас доложить, сэр?
Крум протянул ему свою визитную карточку.
- Мистер Джеймс Бернард Крум, - возвестил лакей.
- Скажите: "Мистер Тони Крум".
- Слушаю, сэр! Подождите здесь минутку... А вот и леди Корвен!
С лестницы раздался голос:
- Тони! Какая точность! Идите сюда и познакомьтесь с тетей.
Она перегнулась через перила. Лакей исчез.
- Положите шляпу. Как это вы можете разгуливать без пальто? Я все время зябну.
Молодой человек подошел к лестнице.
- Милая, - прошептал он.
Она прижала палец к губам, затем опустила руку, и Тони с усилием дотянулся до нее.
- Идемте!
Когда он поднялся по лестнице, она уже успела открыть какую-то дверь и говорила кому-то:
- Это мой попутчик, тетя Эм. Он пришел к дяде. Мистер Крум. Моя тетя леди Монт.
Молодой человек увидел чью-то фигуру, сделавшую ему навстречу несколько шагов, и услышал голос:
- А-а, пароходы! Ну да! Как поживаете?
Крум почувствовал, что его разглядывают, и увидел на лице Клер чуть насмешливую улыбку. Если бы только остаться с ней вдвоем хоть на пять минут, он бы стер эту улыбку поцелуями! Он бы...
- Расскажите о Цейлоне, мистер Крэйвен.
- Крум, тетечка. Тони Крум. Лучше зови его просто Тони. Это не его имя, но его все так зовут.
- Тони! Так всегда зовут героев! Не знаю почему.
- Этот Тони совсем не герой.
- Да, Цейлон. Вы познакомились с ней там, мистер... Тони?
- Нет. Мы познакомились на пароходе.
- Мы с Лоренсом обычно спали на палубе. Это было в бурные девяностые годы. Река в то время кишела плоскодонками.
- То же самое и теперь, тетечка.
Молодому человеку вдруг представилась картина: они с Клер в плоскодонке, на тихой заводи... Наконец он очнулся и сказал:
- Я был вчера на "Кавалькаде". Замечательно!
- А, - отозвалась леди Монт, - я чуть не забыла... - И вышла из комнаты.
Молодой человек вскочил.
- Тони! Ведите себя прилично...
- Но ведь она потому и вышла!
- Тетя Эм исключительно добра, и я не собираюсь злоупотреблять ее добротой.
- Но, Клер, вы не знаете, что...
- Знаю. Сядьте, пожалуйста.
Молодой человек сел.
- А теперь, Тони, слушайте! Физиологии с меня надолго хватит. Если вы хотите, чтобы мы стали друзьями, наши отношения должны быть платоническими.
- О боже! - вздохнул Крум.
- Придется. Иначе мы просто не будем встречаться. Тони сидел неподвижно, не сводя с нее глаз, а в ее сознании мелькнула мысль: "Это будет для него пыткой, а он слишком хорош и не заслужил ее. Лучше нам не встречаться".
- Послушайте! - начала она мягко. - Вы ведь хотите мне помочь? У нас еще все впереди. Может быть, когда-нибудь...
Тони стиснул ручки кресла. В его глазах появилось страдание.
- Хорошо, - он говорил очень медленно, - я готов на все, только бы видеть вас. Я подожду, пока это станет для вас чем-то большим, чем физиология.
Клер, тихонько покачивая ногой, рассматривала лакированный носок своей туфли; потом вдруг подняла голову и взглянула прямо в его тоскующие глаза.
- Если б я не была замужем, вы бы спокойно ждали и ожидание не мучило бы вас. Считайте, что так оно и есть.
- К несчастью, не могу. Да и кто бы мог?
- Понимаю. Я уже не цветок, я плод, и я осквернена физиологией.
- Клер! Не надо. Я сделаю все, все, что вы только пожелаете! Но если я не всегда буду весел, как птица, простите меня!
Она посмотрела на него сквозь ресницы и сказала:
- Хорошо!
Наступило молчание, и она видела, что он жадно рассматривает ее всю, от подстриженных темных волос до лакированных туфелек. Жизнь с Джерри Корвеном раскрыла Клер всю сокровенную прелесть ее тела. Но разве она виновата, если оно прелестно и волнует? Она не хотела мучить юношу, и все же его мучения были ей приятны. Как странно, что можно испытывать одновременно и сожаление, и удовольствие, и недоверие, и легкую горечь. Стоит только уступить - и посмотрите, что будет через несколько месяцев!
Она решительно прервала молчание:
- Между прочим, жилье я нашла: такая смешная квартирка, раньше там была антикварная лавка. А еще раньше - конюшни.
- Недурно. А когда вы перебираетесь? - спросил он нетерпеливо.
- На той неделе,
- Могу я вам чем-нибудь помочь?
- Да, если вы сумеете выкрасить стены клеевой краской.
- Сумею! Я красил на Цейлоне. Я перекрашивал свое бунгало два или три раза.
- Только нам придется работать по вечерам... из-за моей службы.
- А как ваш патрон? Порядочный человек?
- Очень, и к тому же влюблен в мою сестру, - во всяком случае, мне так кажется.
- О! - недоверчиво произнес Крум.
Клер улыбнулась, его мысль была ясна: "Может ли хоть один мужчина, который каждый день видит вас, влюбиться в другую?"
- Когда же мы начнем?
- Если хотите - завтра вечером. Адрес такой: Мелтон-Мьюз, дом два, за Малмсбери-сквер. Я утром достану краску, и мы начнем с верхней комнаты. Ну, скажем, в шесть тридцать?
- Великолепно!
- Но только, Тони, будьте паинькой... "Жизнь реальна, жизнь сурова".
Грустно усмехнувшись, он прижал руку к сердцу.
- А теперь вам пора уходить. Я провожу вас вниз и посмотрю, вернулся ли дядя.
Молодой человек встал.
- Что нового с Цейлона? - отрывисто спросил он. - Вас тревожат?
Клер пожала плечами.
- Пока еще ничего не произошло.
- Но это долго продолжаться не может. Вы что-нибудь надумали?
- Думать тут не приходится. Весьма возможно, что он вообще ничего не предпримет.
- Я не могу вынести, что вы... Он остановился. - Пойдемте, - сказала Клер и повела его вниз.
- Як вашему дяде уже не зайду, - заметил Крум. - Значит, завтра, в половине седьмого.
Он поднес ее руку к губам и направился к двери. Затем еще раз обернулся. Она стояла, слегка склонив голову набок, и улыбалась. Крум вышел, уже ничего не соображая.
Молодой человек, внезапно пробудившийся среди голубей Киферы, впервые ощутивший тот таинственный магнетизм, который исходит от так называемых "соломенных вдов", и вынужденный, вследствие предрассудков или укоров совести, держаться в стороне от такой "вдовы", бесспорно, заслуживает сожаления: не он избрал свою судьбу. Она настигла его, как тать в нощи, внезапно обесценив для него все прочие жизненные интересы. Это своего рода наваждение, при котором обычные склонности и влечения уступают место восторженной тоске. Тогда заповеди - вроде "не прелюбодействуй", "не пожелай жены ближнего" и "блаженны чистые сердцем" - начинают звучать как-то особенно отвлеченно. Крум воспитывался по школьному звонку и по принципу: "Живи, как велят". Теперь он понимал всю несостоятельность этого принципа. А что здесь велят? Есть прелестная молодая женщина, сбежавшая от мужа (который на семнадцать лет старше ее), потому что он вел себя, как скотина; правда, она этого не говорила, но Тони уверен, что это так. И есть он сам, безусловно в нее влюбленный; и он нравится ей, правда, по-другому, но все же нравится, насколько это сейчас возможно. А впереди - ничего, кроме совместных чаепитий! И любовь пропадает даром - в этом было что-то прямо кощунственное.
Погруженный в свои размышления, он не обратил внимания на человека среднего роста, с кошачьими глазами и узким ртом на загорелом, покрытом мелкими морщинками лице, который поглядел ему вслед, слегка скривив губы; впрочем, это могло быть и улыбкой.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
После ухода Крума Клер постояла некоторое время в холле, вспоминая, как она восемнадцать месяцев назад покидала этот дом. Она была тогда в светло-коричневой кофточке и коричневой шляпке и проходила между рядами людей, провожавших ее возгласами: "Счастливого пути! Прощай, дорогая!", "Привет Парижу!" Да, прошло всего полтора года, а сколько событий случилось за это время! Клер усмехнулась и направилась в дядин кабинет.
- Дядя Лоренс, ты, оказывается, дома? А Тони Крум только что заходил тебя повидать.
- Это тот довольно приятный юноша без определенных занятий?
- Да. Он хотел тебя поблагодарить.
- Боюсь, что благодарить не за что.
И быстрые черные глаза сэра Лоренса, напоминавшие глаза кулика или вальдшнепа, скептически скользнули по ней. Конечно, Динни - любимица, но и Клер, безусловно, привлекательна. Так недавно замужем и уже несчастна... Эм сообщила ему об этом, но добавила, что при ней лучше о ее браке не говорить. Что ж! Джерри Корвен! При его имени люди всегда пожимали плечами и начинались какие-то намеки. Неприятно. Но его, сэра Лоренса, это в конце концов не касается. Негромкий голос произнес за дверью:
- Сэр Джералд Корвен.
Сэр Лоренс невольно поднес палец к губам. Лакей произнес еще тише:
- Я провел его в маленькую гостиную и сказал, что пойду узнаю, дома ли леди Корвен.
Сэр Лоренс увидел, как рука Клер крепко стиснула спинку стула, возле которого она стояла.
- Ну, Клер, ты как? Дома?
Она не ответила, но ее лицо побелело и застыло. - Минутку, Блор. Я позвоню. Блор удалился.
- Так как же, детка?
- Он, должно быть, выехал следующим пароходом. Дядя, я не хочу его видеть.
- Если мы просто скажем, что тебя нет дома, он придет еще раз.
Клер вскинула голову.
- Хорошо, я к нему выйду.
Сэр Лоренс почувствовал легкую дрожь.
- Если бы ты мне сказала, что говорить, я вышел бы к нему вместо тебя.
- Спасибо, дядя, но зачем тебе возиться с этой грязью?
"Слава богу!" - подумал сэр Лоренс.
- На всякий случай я буду рядом. Желаю удачи, детка, - сказал он выходя.
Клер подошла к камину: лучше иметь звонок под рукою. Она испытывала хорошо знакомое ей ощущение, словно брала разбег для отчаянного прыжка. "Во всяком случае, он ко мне не прикоснется", - решила она и тут же услышала голос Блора:
- Сэр Джералд Корвен, миледи.
Недурно! Жене докладывают о приходе мужа! Но прислуга всегда все знает!
Даже не глядя, Клер почувствовала, где он стоит. Румянец стыда и гнева залил ее щеки. Он заворожил ее! Он сделал из нее игрушку, служившую для удовлетворения всех его капризов! Он ее...
Корвен заговорил сдержанно, но язвительно:
- Признаюсь, я ничего подобного от тебя не ожидал!
Он все тот же, аккуратный, щеголеватый, похожий на кота, с тонкогубой усмешкой и дерзкими, хищными глазами.
- Что вам нужно?
- Только тебя.
- Меня вы не получите.
- Это просто смешно!
Одно стремительное движение, и он схватил ее в объятия. Клер откинула голову и коснулась звонка.
- Отойдите, или я позвоню! - Другой рукой она заслонила свое лицо. Станьте вон там, тогда я готова с вами разговаривать, иначе вам придется уйти.
- Хорошо. Но это смешно!
- Неужели вы не понимаете, насколько это серьезно? Иначе разве я уехала бы?
- Я думал, ты просто рассердилась, и не удивительно. Очень сожалею.
- Обсуждать все это не имеет смысла. Теперь я знаю вас и не вернусь.
- Детка, я прошу у тебя прошения и даю слово, что ничего подобного не повторится.
- Какое великодушие!
- Я только проделал эксперимент. Некоторые женщины это обожают. Хотя, может быть, в ту минуту и не понимают своих ощущений.
- Вы - животное.
- А жена у меня - красавица. Брось, Клер, не глупи, не делай из нас посмешища! Можешь поставить мне любые условия.
- И верить, что вы их выполните? И потом, я не хочу такой жизни: ведь мне всего двадцать четыре года.
Улыбка сбежала с его губ.
- Понятно. Я заметил, что из этого дома вышел молодой человек. Имя и положение?
- Тони Крум. Итак?
Он отошел к окну и несколько мгновений смотрел на улицу, потом обернулся к ней.
- Но вы имеете несчастье быть моей женой.
- Как будто.
- Нет, вполне серьезно, Клер, вернись ко мне.
- Вполне серьезно - нет.
- Я занимаю определенный пост и шутить этим не могу. Посмотри на меня! - Он подошел к ней ближе. - Ты можешь считать меня чем угодно, но, во всяком случае, я не жулик и не ханжа. Я не спекулирую ни своим положением, ни святостью брака, ни всем этим вздором. Однако в моем министерстве до сих пор придают большое значение подобным вещам, и я не могу допустить, чтобы дело о разводе возбудила ты.
- Я на это и не рассчитывала.
- А на что же ты рассчитывала?
- Не знаю. Знаю только одно: я не вернусь.
- Только из-за?..
- И многого другого.
На его лице снова появилась кошачья усмешка и помешала ей прочесть его мысли.
- Ты хочешь, чтобы я подал на развод?
Клер пожала плечами.
- У вас для этого нет оснований. - Иначе ты, конечно, ответить не можешь.
- Но оснований действительно нет.
- Послушай, Клер, право, все это ужасно нелепо и совершенно недостойно тебя, при твоем уме и знании жизни. Не можешь же ты вечно оставаться соломенной вдовой. К тому же тебе нравилось на Цейлоне.
- Есть вещи, которых я, по отношению к себе, не позволю, а вы осмелились...
- Я уже сказал, что это больше не повторится.
- А я сказала, что верить вам не могу.
- Так мы ни до чего не договоримся. Ты собираешься жить на средства твоих родителей?
- Нет. Я поступила на службу.
- О-о! На какую же?
- Секретарем к нашему новому депутату.
- Это тебе очень скоро надоест.
- Не думаю.
Он пристально посмотрел на нее, на этот раз без улыбки, и она вдруг увидела в его лице слишком знакомое хищное выражение.
- Я не допущу, чтоб ты принадлежала другому мужчине, - заявил он вдруг.
Сейчас он раскрылся весь, до конца, и ей стало легче. Она не ответила.
- Ты слышала?
- Да.
- Я говорю вполне серьезно.
- Вижу.
- Ты бесчувственный бесенок!
- Очень хотела бы им быть.
Он прошелся по комнате и решительно остановился перед ней.
- Взгляни на меня! Без тебя я не вернусь. Я остановился в "Бристоле". Будь паинькой и приходи ко мне туда. Мы начнем все сначала. Ты увидишь, какой я буду хороший.
Она не выдержала и воскликнула:
- Да поймите же наконец! Вы убили во мне всякое чувство к вам!
Его зрачки расширились, затем сузились, губы сжались и вытянулись в нитку. Он напоминал жокея, укрощающего необъезженную лошадь.
- И вы поймите меня, - сказал он, понизив голос. - Или вы вернетесь ко мне, или я с вами разведусь. Я не могу оставить вас здесь, чтобы вы могли вытворять что вам вздумается.
- Я уверена, что так поступил бы всякий благоразумный муж.
На его губах вновь появилась усмешка.
- За это, - сказал он, - я получу поцелуй.
И не успела она оттолкнуть его, как он прижался губами к ее губам. Она вырвалась и надавила кнопку звонка. Корвен поспешно отступил к двери.
- Au revoir {До свидания (франц.).}, - сказал он и вышел.
Клер вытерла губы. Она была растеряна, измучена и не могла понять, кто же на сей раз остался победителем: она или он.
Она стояла возле камина, положив голову на руки, и вдруг почувствовала, что сэр Лоренс вошел в комнату и из деликатности молчит.
- Прости, ради бога, дядя, за все эти сцены. На той неделе я буду уже в своей конуре.
- Хочешь сигарету, детка?
Клер закурила и с наслаждением затянулась. Тем временем сэр Лоренс сел. Его брови насмешливо приподнялись.
- Совещание закончилось, как обычно? Клер кивнула.
- Уклончивая формула. Людям никогда не нравится то, чего им не хочется, как бы ловко оно им ни предлагалось. Продолжение следует?
- Что касается меня - нет.
- Жаль, что при обсуждении всегда бывают две стороны...
- Дядя Лоренс, - вдруг спросила Клер, - каковы теперь законы о разводе?
Баронет вытянул свои длинные тонкие ноги.
- Никогда с этим не сталкивался. Полагаю, теперь развестись все же легче, чем в старину. Но посмотрим в "Уитекере".
Он протянул руку к справочнику в красном переплете.
- Страница двести пятьдесят восьмая - вот, тут.
Клер стала молча читать, а он с грустью смотрел на нее. Затем она подняла глаза и сказала:
- Значит, чтобы получить от него развод, я должна решиться на измену.
- По-видимому, они так выражаются из деликатности. В лучшем обществе эту неприятную сторону дела берет на себя мужчина.
- Да, но он не желает. Он хочет, чтобы я к нему вернулась. Кроме того, он должен считаться со своим положением.
- Разумеется, это вполне понятно, - задумчиво сказал сэр Лоренс. - В нашей стране карьера - растение хрупкое.
Клер захлопнула справочник.
- Если бы не родители, я бы завтра же дала ему повод для развода, и конец.
- А ты не думаешь, что вам бы стоило еще раз попробовать?
Клер покачала головой. -Я просто не в силах.
- Что ж, пусть все останется так, но это очень неприятное "так", сказал сэр Лоренс. - А что думает Динни?
- Мы с ней еще не говорили. Она не знает о его приезде.
- Значит, тебе сейчас не с кем и посоветоваться?
- Нет, я сказала Динни только, почему я от него ушла. Вот и все.
- Сомневаюсь, чтобы Джерри Кореей был очень терпелив.
Клер засмеялась.
- Мы оба не отличаемся долготерпением.
- Где он остановился?
- В "Бристоле".
- Неплохо бы установить за ним наблюдение, - задумчиво проговорил сэр Лоренс.
Клер содрогнулась.
- Недостойное занятие. Да и потом, дядя, я вовсе не хочу портить ему карьеру. Он ведь очень способный человек.
Сэр Лоренс пожал плечами.
- Для меня и для всей твоей семьи твое доброе имя гораздо важнее его карьеры. Давно он здесь?
- Думаю, недавно.
- Хочешь, я с ним повидаюсь и попытаюсь уговорить его дать тебе полную свободу?
Клер не отвечала, а сэр Лоренс смотрел на нее и думал: "Прелестна, слов нет, но очень своевольна. Воля есть, но терпения - ни на грош".
- Виновата я одна, - наконец заявила Клер. - Никто меня не заставлял выходить за него, и я вовсе не хочу обременять тебя этими переговорами. Да он и не согласится.
- Почем знать? - пробормотал сэр Лоренс. - А если все-таки подвернется случай, - попытаться?
- Это было бы замечательно с твоей стороны, но...
- Вот и прекрасно. А пока - безработные юноши умеют быть благоразумными?
Клер рассмеялась.
- О-о!.. Я его вымуштровала. Огромное тебе спасибо, дядя Лоренс. Ты очень мне помог. Я страшная дура, но у Джерри есть надо мной какая-то власть, и, кроме того, я всегда любила рисковать. Прямо не понимаю, как у такой матери может быть такая дочь. Мама ненавидит всякий риск, а Динни признает его только из принципа.
Клер вздохнула.
- Ну, больше не буду тебе надоедать, - и, послав дяде воздушный поцелуй, она вышла.
Сэр Лоренс остался сидеть в кресле. Он размышлял: "Придется и мне вмешаться в эту историю, а история становится все неприятнее. Но Клер еще так молода, надо же для нее что-то сделать. Поговорю-ка я с Динни".
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Горячее время выборов в Кондафорде миновало, и генерал выразил сущность воцарившейся затем атмосферы словами: