- Кто вы? - испуганно спросила молодая женщина, обнимая мужа за талию.
      - Просто общественный деятель, - ответил мистер Левендер. - Я пришел сюда, сознавая свой долг, вот и все, уверяю вас.
      - Кто на нас донес?
      - Я не волен сообщить вам это, - сказал мистер Левендер, кланяясь так низко, как только позволяло ему сидячее положение. - Но верьте мне: мое посещение ничем вам не угрожает; я никогда не сделаю ничего, что могло бы огорчить женщину. И прошу вас, получите с меня, как если бы зуб был удален.
      Молодой немец улыбнулся и покачал головой.
      - Сэр, - сказал он, - я благодарю вас за то, что вы пришли сюда, так как это показывает, какая угроза нависла над нами. Труднее всего было переносить неопределенность нашего положения, догадываясь, что наши знакомые что-то тайно замышляют против нас. Теперь мы точно знаем, что это именно так, и нам легче подготовиться к худшему. Но скажите мне, - продолжал он, когда вы пришли сюда, вы, без сомнения, понимали, что отнять меня у жены значит причинить горе и ей и мне. Теперь вы говорите, что никогда не можете сделать этого, как же тогда вы пришли сюда?
      - Ах, сэр! - воскликнул мистер Левендер, ероша волосы и глядя в потолок. - Я так и думал, что это может показаться непоследовательным вашему логическому немецкому уму. Но на свете много такого, чего мы, общественные деятели, никогда не сделали бы, если бы видели, как это делается. К счастью, как правило, мы этого не видим. Верьте мне, уйдя отсюда, я сделаю все, что в моих силах, чтобы спасти вас от той участи, которой вы вполне достойны избежать.
      И он встал с кресла и взял шляпу.
      - Я не предлагаю обменяться рукопожатием, - говорил он, отступая к дверям, - ибо чувствительнейше сознаю, что я перед вами в недостойном и неприличном положении. Я обязан вам зубом, и я не скоро это забуду. Прощайте!
      Он спустился по лестнице и вышел на улицу, не в силах преодолеть волнение, которое испытывал при виде молодых людей, в страхе прижавшихся друг к другу. Тем не менее он удалился от дома зубного врача не на такое уж большое расстояние, когда рассудок вновь возобладал в нем и он начал понимать, что обитое красным бархатом кресло, в котором он только что сидел, на самом деле было радиопередатчиком, при помощи которого устанавливается связь с Берлином, или по крайней мере тайником для динамита, чтобы взорвать какого-нибудь короля или премьер-министра; что зеркала, которых в кабинете было по меньшей мере два, безусловно, предназначены для подачи сигналов вражеским аэропланам и цеппелинам. Душевное смятение его было так велико, что только случайно он пришел в Хэмпстед, а не в Скотленд-Ярд.
      "Лишь в присутствии Авроры смогу я освободиться от угрызений совести, ведь я ходил туда по ее поручению", - подумал он. И вместо того, чтобы пойти к себе, он встал на лужайку перед домом и стал размахивать руками, надеясь привлечь внимание юной леди. Он занимался этим довольно долго, к великой радости Блинк, которая приняла это за новую игру; но вот юная леди в форме сестры милосердия показалась в стеклянной двери с желтой книгой в руке. Мистер Левендер удвоил усилия и, наконец, привлек ее внимание; тогда он подошел к жасминовой изгороди и глубоким, меланхолическим голосом проговорил:
      - Аврора, я изменил долгу; ваше поручение, по которому я ходил, не выполнено. Муж сестры мужа сестры миссис Сплэттни все еще на свободе.
      - Я знала, что так и будет, - ответила юная леди с радостной улыбкой, и поэтому-то я и направила к вам эту... щуку!
      Не в силах понять значение ее слов, мистер Левендер, стремясь объяснить ей все, резко подался вперед над изгородью, потерял равновесие и, стараясь спасти жасмин, грохнулся о горшки с геранью.
      - Дорогой дон Пиквихот, - воскликнула юная леди, помогая ему встать на ноги, - цел ли ваш нос?
      - Да, да, вполне, - ответил мистер Левендер, вытряхивая из шевелюры землю и одновременно пытаясь унять расплясавшуюся Блинк, - но зато уязвлена моя честь, ибо я позволил обыкновеннейшему чувству сострадания взять верх над долгом перед родиной!
      - Ура! - закричала юная леди. - Это принесет вам огромную пользу.
      - Аврора! - воскликнул ошеломленный мистер Левендер, направляясь за ней. Но юная леди лишь звонко рассмеялась.
      - Прилягте-ка в гамаке! - сказала она. - А то вы совсем как тень. Вот я вас укрою пледом и покурю рядом с вами, чтобы вас комары не заели. Подогните ноги, вот так!
      - Нет, - ответил мистер Левендер из глубин гамака, - пусть комары кусают меня, - он ощупывал свой нос, - я заслуживаю того, чтобы они меня съели заживо.
      - Ладно, - сказала юная леди. - Тем не менее я советую вам вздремнуть.
      И, усевшись на низенькую скамеечку, она раскрыла книгу и закурила сигарету.
      Мистер Левендер молча глядел на нее глазами преданнейшего слуги, он не мог понять, уж не грезится ли ему выпавшее на его долю редкое счастье. Вскоре он задремал.
      XV
      ...ВСТРЕЧАЕТ ПРУССАКА
      Мистер Левендер не мог бы сказать, сколько он проспал, когда ему приснилось, что он пойман в сеть, ячейки которой состоят из криков мальчишек-газетчиков, оповещающих о зверствах на суше и на море. Он проснулся и увидел, что Аврора, стараясь унять его метания, держит его за щиколотки.
      - О господи! Какой вы тощий! - были первые услышанные им слова. - Не диво, что у вас в голове такие завихрения.
      Мистер Левендер, чье возвращающееся рыцарство боролось с бессознательным восторгом, с трудом пробормотал:
      - Пустите меня, пустите меня, это невыносимо прекрасно!
      - Больше не будете брыкаться? - спросила юная леди.
      - Нет, - ответил мистер Левендер слабеющим голосом, - увы!
      Юная леди отпустила его щиколотки и помогла ему подняться с гамака.
      - Теперь я знаю, что с вами, - говорила она, - вы просто морите себя голодом. Вас надо уложить в постель по меньшей мере на три месяца и готовить вам все на сливочном масле.
      Успокоив Блинк, которая при сонных метаниях хозяина начала тяжело дышать, мистер Левендер сказал, ощущая, как у него текут слюнки:
      - Каждый в эти дни должен работать вдвое больше и есть вдвое меньше, чем обычно, лишь так мы добьемся разгрома нашего общего врага.
      Юная леди сказала что-то вроде "вздор", но ответ ее остался втуне, так как она нагнулась за своей желтой книгой, и мистер Левендер, залюбовавшись ее божественными формами, ничего уже не слышал.
      - Аврора, - сказал он, - я не знаю, что именно роднит вас с богинями, но заставьте меня уйти с хвалою на устах за этот час, проведенный с вами.
      И он уже рванулся за жасминовую изгородь, но она удержала его за полу пиджака и сказала:
      - Нет, дон Пиквихот, вы должны пообедать с нами. Я хочу познакомить вас с моим отцом. Пойдемте!
      И, взяв его под руку, она повела его в свою крепость. Мистеру Левендеру пришлось повиноваться, ибо ведущая его рука была чрезвычайно сильной, и он шел с чувством радости, к которому примешивался ужас от сознания того, что человек, о котором она только что упомянула, мог лицезреть все безумства его недавнего сна.
      - Уверена, что в вас не больше ста фунтов, - говорила юная леди, глядя на него. - Кошмар!
      - Не физическим весом и силой мы победим в этой войне, - отвечал мистер Левендер, - в основе своей победа зависит от верности принципам. Право всегда восторжествует, и, несмотря на то, что наши материальные ресурсы неизмеримо превышают ресурсы противника, мы победили бы, если бы даже от нас осталась последняя унция, ибо наше дело правое.
      - Если мы вас не подкормим, от вас действительно скоро останется последняя унция, - сказала юная леди. - Не хотите ли вымыть руки?
      Мистер Левендер изъявил готовность и остался один в комнате, выстланной линолеумом. Когда же наконец он окончил мечтательное омовение и в сопровождении Блинк вошел в гостиную, он увидел, что Аврора уже переоделась в свободное голубое платье, которое слегка просвечивало, отчего она казалась пронизанной небесным сиянием. И он чуть не сказал об этом, но вдруг заметил джентльмена в хаки, который пристально смотрел на него живыми, слегка налитыми кровью глазами.
      - Дон Пиквихот, - сказала юная леди, - мой отец майор Скарлет,
      Пальцы мистера Левендера стиснула поистине железная рука.
      - Это такая честь, сэр, познакомиться с отцом моей очаровательной юной соседки! - проговорил он, морщась от боли.
      Голос майора был таким же колючим, как и его седые усы ежиком:
      - Счастлив! Обед подан. Прошу!
      Мистер Левендер заметил, что у майора впалые щеки и лысая, идеально круглая голова с несколькими волосками; на загорелом морщинистом лице его изображалась энергия и свирепое добродушие.
      Привыкшему к умеренности человеку показалось бы, что стол, за который они сели, ломится от цветов, стекла и фарфора. И стоило мистеру Левендеру проглотить ложку горячего наваристого бульона, как воображение его воспламенилось, и он даже не заметил, что пьет из зеленого бокала какую-то жидкость янтарного цвета.
      - У меня армейский паек, - сказал майор, протягивая Блинк кусочек говяжьего филе. - Славная собака, мистер Левендер.
      - О да, - ответил мистер Левендер, радуясь, что его любимице оказано внимание, - она ангел.
      - Немного худа, - сказал майор, - и в груди узковата, но все равно славная. Что вы думаете о войне?
      Прежде чем мистер Левендер успел ответить, он почувствовал, что Аврора наступила ему на ногу, и услышал, как она сказала:
      - Взгляды дона Пиквихота придутся тебе по сердцу, папа. Он за полное уничтожение гуннов.
      - Разумеется! - воскликнул сияющий мистер Левендер. - Этого требуют Справедливость и Правосудие. Мы не ищем никакой выгоды для себя...
      - Но захватим все, что возможно, - докончил майор. - Им не видать своих колоний. Мы приберем их к рукам.
      Мистер Левендер с минуту смотрел на него, а затем, вспомнив свое ежедневное чтение, пробормотал:
      - Мы не стремимся к захвату чужих территорий, но мы не должны забывать, что, пока хоть одна территория находится в руках нашего коварного врага, постоянная угроза нависает над коммуникациями нашей необъятной империи.
      - Вот именно, - сказал майор, - такая возможность бывает раз в жизни, мы ее не упустим.
      Мистер Левендер двинулся поближе к собеседнику.
      - Я никогда не соглашусь с утверждением, будто мы хотим захватить что-то, ибо это противоречило бы высоким принципам, которые мы защищаем, и нашим клятвенным заверениям, что мы стремимся к благу всего человечества, сказал он, - однако наш бесчеловечный враг сам вынуждает нас обезвредить его.
      - Да, - сказал майор, - мы должны убивать побольше немцев и хватать все, что можно, из их владений.
      Мистер Левендер еще ближе придвинулся к майору и оказался на самом кончике стула; в его глазах росла тревога.
      - В конце-то концов война есть война: мы или они! - продолжал майор. И в итоге это должны быть мы. Все козыри у нас.
      Мистер Левендер вздрогнул и слабым голосом повторил:
      - Мы не вложим меча в ножны до тех пор, пока...
      - Пока не заберем в свои руки все, что можно. Не тот прав, кто силен, но силен тот, кто прав, мистер Левендер. Ха-ха!
      В поле зрения мистера Левендера оказался бокал, и он в смятении осушил его. Когда он поднял глаза, он уже видел майора как бы в тумане, но продолжал явственно различать свирепое добродушие в его голосе.
      - Каждого немца надо интернировать, все их имущество конфисковать, все экипажи их подводных лодок и цеппелинов перевешать, с немецкими пленными надо обращаться так, как они обращаются с нашими. Не давать им пощады. Дотла разбомбить их города. Можно пощадить разве что женщин. С остальными церемониться нечего. Я бы перебил их, как кроликов. Они были паразиты и есть паразиты.
      Во время этой тирады в мистере Левендере произошло нечто столь удивительное, что глаза его чуть не вылезли из орбит. Ему показалось, будто он сидит за обеденным столом с пруссаком, и стоило добродушному скрипу майорского голоса утихнуть, как мистер Левендер подпрыгнул на стуле и выкрикнул:
      - Смотрите, вот он, пруссак, в сапожищах! - И, забыв, что он обращается к отцу Авроры, он продолжал с поистине чудовищной непоследовательностью:
      - Хотя вы и победили нашу страну, сэр, вы никогда не изгоните из моей груди чувство свободы и великодушие, которые и делают меня англичанином. Я ненавижу вас, ибо вы завоеватель вселенной, солдафон, топчущий сапожищами принципы гуманизма, враг рода человеческого, апостол насилия! Вы задули искры любви и дружбы и этим навеки ограбили весь мир. Пруссак!
      Последние слова он выкрикнул с таким пылом, что стул, на краешке которого он сидел, опрокинулся, и мистер Левендер съехал под стол, отчего из поля его зрения исчезла воображаемая фигура в сером мундире и остроконечной немецкой каске.
      - Вылезайте! - послышался голос, и в то же мгновение взволнованная Блинк забралась под стол к хозяину.
      - Никогда! - ответил мистер Левендер. - Бросьте меня в тюрьму, пытайте, делайте, что хотите. Вы завоевали ее тело, но никогда не заставите меня признать, что сумели лишить Британию чести и втоптать в грязь ее тончайшую культуру.
      И, убежденный, что его сейчас вытащат и посадят в подземелье на хлеб и воду, он изо всех сил вцепился в ножку стола, а Блинк, со свойственной ей проницательностью понявшая, что с хозяином происходит что-то неладное, начала вылизывать ему затылок. Так он просидел с полминуты, напрягая слух, чтобы разобрать, о чем шепчутся наверху, и вдруг под столом появилось что-то блестящее - это была голова пруссака, присевшего, чтобы взглянуть на него.
      - Убирайся отсюда, лысый! - тотчас же выкрикнул мистер Левендер. - Я не собираюсь идти на компромисс с врагом Справедливости и Гуманизма.
      - Прекрасно, мой дорогой сэр, - ответила голова. - Не позволите ли моей дочери поговорить с вами?
      - Не кощунствуй, пруссак! - ответил мистер Левендер, отодвигаясь подальше и цепляясь уже не за ножку стола, а за нечто зыбкое, шелковое, что непременно ассоциировалось бы с Авророй, если бы не возбуждение. - У тебя нет дочери, ибо ни одна женщина не может быть дочерью того, чье ненавистное присутствие отравляет нашу страну.
      - Ну-ну, - сказал майор. - Как мы его оттуда вытащим?
      Услыхав эти слова и решив, что они обращены к прусской страже, мистер Левендер прильнул к зыбкому и шелковистому, что тотчас же стало извиваться и уходить из рук; тогда он подпрыгнул на четвереньках, как кролик, и ударился головой о лысину майора. Звук удара, проклятия майора, стоны мистера Левендера, лай Блинк и хохот Авроры произвели такой шум, который, наверное, был слышен даже в Португалии. Напряженность возрастала до тех пор, пока мистер Левендер не вылез из-под стола; тут он схватил нож, обернул левую руку салфеткой и приготовился дать отпор германской армии.
      - Черт побери, - сказал майор при виде этих приготовлений, - ах, черт меня побери!
      Аврора, все время державшаяся за стену, чтобы не упасть, задыхаясь от смеха, подошла к майору и прошептала:
      - Папа, уйди, предоставь его мне.
      - Тебе?! - воскликнул майор. - Это же не безопасно!
      - Совершенно безопасно, ты только возбуждаешь его. Уйди!
      И, взяв отца за руку, она вывела его из комнаты. Закрыв за ним дверь и прислонясь к ней, она ласково сказала:
      - Дорогой дон Пиквихот, опасность миновала. Враг отбит, мы с вами одни, и ничто уже нам не угрожает. Ха-ха-ха!
      Ее голос рассеял странную галлюцинацию мистера Левендера.
      - Что? - еле слышно выговорил он. - Почему? Кто? Где? Когда?
      - Вы опять вздремнули. Давайте я провожу вас домой и уложу в постель.
      И, отобрав у него нож и салфетку, она открыла стеклянную дверь и вышла на лужайку. Мистер Левендер, сознание которого полностью возвратилось к действительности, был готов следовать за нею куда угодно, и он вышел за нею, сопровождаемый Блинк и взглядами майора, который просунул голову в приоткрытую дверь. К несчастью, храбрость заставила мистера Левендера оглянуться именно в этот момент, и, увидя голову врага, он закричал что было мочи:
      - Он там! Он там! Архивраг рода человеческого! Позвольте мне пойти и умереть под его сапогом; пока я жив, он не будет властвовать над нами! - И ослепленный джентльмен, без сомнения, бросился бы на своего гостеприимного соседа, если бы Аврора не удержала его за штанину. Майор скрылся за дверью, волнение мистера Левендера утихло, и он позволил проводить себя домой, где Аврора передала его на попечение миссис Петти и Джо, которые хлопотали вокруг него до тех пор, пока он не заснул с помощью сильной дозы снотворного.
      XVI
      ...БОРЕТСЯ ЗА ВЕРУ
      Треволнения, испытанные мистером Левендером, привели к тому, что Джо Петти назвал "честным нокаутом", и нашему герою пришлось провести три дня без газет, в постели. Тем не менее он распорядился, чтобы миссис Петти ни в коем случае не рвала и не теряла газеты, но складывала их стопкой в кабинете. Она так и поступала; хотя ее первой мыслью было каждое утро растапливать печь на кухне всеми пятью, однако по здравом раздумий она пришла к выводу, что двадцать газет, прочитанных в один присест, произведут на него более усыпляющее действие, нежели только пять.
      Итак, мистер Левендер провел эти три дня в полном уединении, подкармливая Блинк, глядя в потолок и беседуя с Джо. Мучительное сознание, что он опять не сумел воздержаться от спиртного, заставляло его смотреть на жизнь глазами скорее ежемесячных, чем ежедневных изданий, и вести со своим шофером дискуссии отчасти философического характера.
      - Наше будущее в значительной степени зависит от того, кто управляет нашей страной, Джо, - сказал мистер Левендер в последний вечер своего вынужденного уединения. - Как вы думаете, кто управляет нами на самом деле?
      - Понятия не имею, - ответил Джо, - может быть, Глист?
      - Не знаю, кого или что вы обозначаете этим словом, - ответил мистер Левендер. - Я спрашиваю, управляет ли нашей страной Народ?
      - Народ! - ответил Джо. - Народ похож на того типа в сумасшедшем доме, которому позволили иметь чувства, но только не выражать их. В один прекрасный день все это выйдет наружу, и тогда у нас будет веселая жизнь.
      - В таком случае, быть может, нами правит Общественное Мнение, выражаемое Прессой? - продолжал мистер Левендер.
      - Ну нет, - сказал Джо. - Пресса больше выражает мнение мэров. Вы замечали, сэр, когда Пресса хочет поддержать то, что не нравится народу, она отправляется за помощью к мэрам и печатает их общественное мнение в два столбца?
      - Мэры - исключительно ценные члены общества, - сказал мистер Левендер.
      - Да я ничего не имею против них, - ответил Джо, - очень средняя публика, но они не Народ.
      Мистер Левендер вздохнул.
      - Кто же тогда Народ, Джо?
      - Я, - ответил Джо. - У меня нет никаких особых мнений ни о чем, просто я хочу жить спокойно: малость пивка, табачок, рабочая неделя покороче и никаких лишних забот.
      - Если вы сравните это с устремлениями наших мэров, вы увидите, как убоги ваши мечты, - сурово проговорил мистер Левендер.
      - Пусть убоги, сэр, - ответил Джо, - только одного вы не заметили. Чтобы добиться своего, мне не надо никого приносить в жертву. А почему? Да у меня нет никаких особых устремлений. Это самое ценное. Возьмите Прессу, Парламент, мэров - все с ума посходили от устремлений. То Свободная Торговля, то Империализм, то Свобода для Европы, то Рабство для Ирландии, то Пожертвуем последним человеком и последним долларом. И никогда не знаешь, что у них будет следующим номером. А все эти устремления ведут к тому, что кого-то другого ради них приносят в жертву. Поймите все это правильно, сэр. Ну-ка, скажите речь, которая бы не исходила из этого!
      - Мы уклонились от темы, Джо, - заметил мистер Левендер. - Так кто же управляет нашей страной?
      - Невидимая Сила, - быстро ответил Джо.
      - То есть?
      - Ну, сэр, мы же демократическая страна. Народ избирает Парламент. Парламент избирает Правительство. Пока все в порядке, но что дальше? Правительство говорит: "Я сделаю то-то". Если с этим согласна Невидимая Сила, все идет гладко. А если не согласна? Эта Н. С. начинает действовать; в сотне газет появляется то, что Н. С. называет Общественным Мнением, то есть мнением тех, кто согласен с Н. С. Вот в ней-то и дело, сэр, управляет она, и это как будто убедительно. Нападки на политику правительства, гнусности о тех министрах, которые неосмотрительно говорят то, что думают, - им приписывают немецких родителей и прочие тайные грехи; и что самое главное, сотня газет никогда не скажет ни слова в поддержку правительства. Это идет изо дня в день, это беспокоит парламентские умы, действует на нервы правительству, а у правительства всегда слабые нервы, и вот министры говорят: "Явный непорядок, общественное мнение против. Нас могут выставить, а этого допустить нельзя, потому что никакие другие парни отечества не спасут". Кабинет заседает, политика меняется. А настоящего общественного мнения они никогда и не слыхивали. Они слышали только то, что позволила Н. С. На месте правительства я бы раз и навсегда покончил с этой Н. С.
      - Ах! - воскликнул мистер Левендер, у которого глаза повылезали из орбит, так глубоко он был взволнован этой новой для себя мыслью.
      - Да, - продолжал Джо, - будь я Правительством, как только бы такое случилось, я бы сказал: "Ладно, старая чертовка, делай, что тебе заблагорассудится. Я за тебя не отвечаю. Нападай, дави и так далее. Мы все равно будем гнуть свое!" И я бы так и делал. И что бы получилось? Или Н. С. вышла бы за пределы закона - и тогда бы я бросился на нее, прикрыл ее газеты и упек ее самое в каталажку, - или она сама бы сдалась и прекрасно проглотила все, что я делаю. Как бы то ни было, а Н. С. был бы конец. Ее цепей на мне бы не осталось. Но я не правительство, а правительство боится щекотки. Скажите, сэр: что толку иметь конституцию и избирать этих парней, когда они раз в жизни не могут поступить по своему разумению? Н. С. может быть патриотична и почтенна, может, у нее самые лучшие намерения и все такое, но она противоречит Конституции, а, кроме того, я не намерен отдавать последнюю кровь и последние деньги в демократической стране ради прихоти какого-нибудь типа или триумвирата, или кого-нибудь еще. А коли правительство не знает, чего хочет страна, то почему не спросить об этом как полагается? Нечего им судить понаслышке и верить газетам. Вот что я думаю. Слушая эту речь, мистер Левендер взволновался до такой степени, что его начало трясти, ибо, сам того не желая, Джо обнажил перед ним зияющую бездну между его преклонением перед политиками и его любовью к Прессе. И, как только шофер умолк, он воскликнул:
      - Оставьте меня, Джо, я должен это продумать.
      - Ладно, - усмехнулся Джо, забрал у хозяина чайный поднос, поставил его туда, где он скорее всего мог перевернуться, и вышел.
      "Может ли быть, что я служу и Богу и Маммоне? - подумал мистер Аевендер, оставшись один. - Но что есть Бог и что есть Маммона? - прибавил он, и мысли его заплясали по бесчисленным речам и передовицам, составлявшим его духовную диету с самого начала войны. - А не может быть, что и то и другое есть Бог, или же, наоборот, Маммона? Если то, что говорит Джо, правда, и в газетах пишут только то, что одобряет эта Невидимая Сила, выходит, я все время знакомился с мнениями призраков и теней; да и разве сам я не призрак общественного деятеля? Ведь я не знаю ничего, кроме того, что пишется в газетах. - И, видя, что самые устои его веры находятся под угрозой, он сбросил с себя одеяло и стал расхаживать по комнате взад-вперед. - Выходит, что все мы лишь резиновые мячики, которыми играет невидимая рука, - размышлял он, - среди нас нет никого, кто мог бы, отскочив, ударить жонглера в глаз и повергнуть его. Боже, как я несчастлив, я не знаю, что есть мой Бог и что есть я сам: общественный деятель или резиновый мячик".
      И чем больше он думал, тем ужаснее казалось ему его положение, ибо теперь он понимал, что газеты и брошюры, которыми кабинет был завален до потолка, вероятно, сообщали ему не истину, но ее тщательно отредактированные версии.
      - Я должен освободиться от этого кошмара, - проговорил он вслух, иначе я потеряю способность помогать отечеству, над которым нависла угроза.
      Внезапно его лоб покрылся испариной: он понял, что даже не знает, существует ли эта угроза на самом деле, - так странно подействовали слова Джо на его способность верить чему-либо.
      "Но, без сомнения, эта угроза по крайней мере была когда-то, - подумал он, хватаясь для устойчивости за умывальник. - И все же, как я могу быть уверенным хотя бы в этом, ведь мне об этом только говорили; да и говорившие сами узнали это от Невидимой Силы, а та могла ошибиться или исказить истину в корыстных целях! О, как это ужасно, и где выход?"
      И в судорогах, вызванных первыми сомнениями в истинности своей веры, он затряс фаянсовый таз умывальника.
      - Куда же мне пойти, чтобы узнать истину? - вскричал он. - Даже книги, по-видимому, зависят от Невидимой Силы и не достигают моих глаз без ее санкции!
      И чем больше он думал, тем больше убеждался, что ему ничто не поможет, кроме встречи лицом к лицу с самой Невидимой Силой, ибо только тогда он сможет убедиться, кто она, Ангел Истины или Демон, нисшедший на землю. Стоило этой идее прийти ему в голову, как он тотчас же осознал, что, осуществив этот план, он не только успокоит душу и окончательно утвердится в своей вере - или навсегда отречется от нее, - но и окажет величайшую услугу отечеству и всем общественным деятелям.
      "Этим я увековечу свои труды, - подумал он, - и послужу Авроре, заре Истины и Красоты. Однако, я пока недостоин взяться за это высокое дело, ибо оно бесконечно сложнее и мучительнее всего, за что я брался доселе. Что делать, чтобы подготовить мой разум для этой высокой миссии, просветлить и освободить его от всех предрассудков, в которых я погряз, сам того не ведая? О, если бы я мог хоть на мгновение покинуть землю, чтобы побеседовать с облаками! Мне надо побывать в Хендоне {Один из первых английских аэродромов.}, может быть, там кто-нибудь за вознаграждение поднимет меня на небо, ибо на земле я более ни в чем не уверен".
      И, завершив свои размышления этим высоким планом, он улегся в постель, причем голова его была легче, чем зрелый гриб-дождевик.
      XVII
      ...ОБРАЩАЕТСЯ С РЕЧЬЮ К ОБЛАКАМ
      Наутро по выздоровлении мистер Левендер ни свет ни заря отправился на знаменитый аэродром, никому не сказав о своем намерении. У подножия холма он с досадой обнаружил, что Блинк, заметив отсутствие хозяина, поспешила за ним. Поэтому ему пришлось проделать весь путь пешком, что сильно отсрочило его прибытие в Хендон. Однако судьба благоприятствовала ему, ибо он увидел, что его уже ожидает готовый к отлету аппарат, на который сосредоточенно смотрит молчаливый молодой человек с лошадиной челюстью и крылышками на груди.
      - Готовы, сэр? - спросил он.
      - Да, - ответил мистер Левендер, с ног до головы одетый в мех и кожу. Не будете ли добры подержать мою собаку? - обратился он к механику, погладив Блинк с таким чувством, словно навеки расстается с самым дорогим на свете существом.
      Механик взял ее за ошейник, мистера Левендера посадили в кабину, где впереди него уже сидел молодой авиатор.
      - У меня может быть приступ морской болезни? - спросил мистер Левендер.
      - Может, - ответил молодой авиатор.
      - Это не остановит меня, чем менее материален я стану, тем лучше.
      Молодой авиатор оглянулся на него, и мистер Левендер уловил удивление в его желтых глазах.
      - Держитесь, - сказал авиатор, - включаю мотор.
      Мистер Левендер повиновался; аппарат медленно тронулся, но в это мгновение Блинк, издав отчаянный вопль, ринулась вперед и, вырвавшись из рук механика, вскочила в кабину и прижалась к груди мистера Левендера.
      - Остановитесь! Остановитесь! - закричал он. - Моя собака!
      - Устройте ее между ногами. Она не первая летит и не последняя вернется на землю.
      Мистер Левендер устроил ее как мог.
      "Если погибнем, Блинк, так вместе", - подумал он.
      Верное создание, уже сожалевшее о своем поступке, ибо аппарат стал подниматься и воздух, взглянуло потускневшими глазами на мистера Левендера, который обеими руками зажимал себе уши, потому что рев мотора был оглушителен. Он почувствовал, что в желудке его что-то подымается, но это ощущение скоро прошло и сменилось волнением от мысли, что он покидает землю, так как они были уже на высоте дома и быстро поднимались еще выше.
      "Я совсем не чувствую себя птичкой, - думал он, - скорее, я словно на медленном поезде, идущем по поверхности моря, или же на деревянном коньке карусели. Тем не менее я предвижу, что мой дух скоро обретет свободу, ведь я покидаю землю, похожую отсюда на шахматную доску, на которой переставляет фигуры невидимая рука!" - И, чрезмерно вытянув шею, он стукнулся подбородком о спину авиатора.
      С трудом вернув голову в нормальное положение, он сосредоточил свое внимание на очищении духа, так как это и было главной целью его воздушного путешествия.
      "Я нахожусь в трансцендентальном эфире, - думал он. - Он должен придать мне такую поразительную силу слов, какой достигали лишь величайшие писатели и ораторы; и поскольку я так быстро отвлекаюсь от низкой реальности, передо мной, подобно одной из тех звезд, к которым мы держим путь, появится Истина, впрочем, пока я ее не вижу".
      Зажатая между коленями хозяина, Блинк, которая до сих пор не подозревала, что рассталась с землей, вылезла повыше и, положив передние лапы ему на грудь, скорбно смотрела в грозную пустоту окрест. Мистер Левендер судорожно обнял ее. Они быстро приближались к стаду небесных барашков, которые все росли и росли, пока не обратились в огромные снежные горы, разделенные полосами синевы.
      "Неужели мы полетим над ними? - подумал мистер Левендер. - Надеюсь, что нет, они такие страшные".
      Его опасения вскоре рассеялись, так как аппарат взял прямой курс, быть может, на тысячу футов ниже облаков, и лишь легкие их обрывки порою застилали поле зрения мистера Левендера и увлажняли его лоб.
      Блинк опять устроилась между хозяйскими ногами, и вполне естественный трепет начал сменяться в душе мистера Левендера чувствами безопасности и восторга.