Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Из сборника 'Человек из Девона'

ModernLib.Net / Голсуорси Джон / Из сборника 'Человек из Девона' - Чтение (стр. 4)
Автор: Голсуорси Джон
Жанр:

 

 


      Джемс Форсайт встал.
      - Тебе все-таки следует пригласить другого доктора. Эмили просила передать тебе привет. Она хотела навестить тебя, но ей пришлось уехать в "Ниагару". Сейчас все туда ездят - это в моде. Рэчел ездит туда каждое утро, а это уже слишком, боюсь, как бы не слегла. Там сегодня маскарад, и герцог будет раздавать призы.
      Суизин Форсайт сказал сердито:
      - У меня отвратительно готовят, никак не могу их выучить. А вот в клубе подают отличный шпинат.
      Было видно, как у Суизина дрожат под одеялом ноги.
      - Ты, наверное, неплохо заработал на картинах Тинторетто? Да и земельная рента дает немало. У тебя сейчас столько денег, что ты, пожалуй, не знаешь, куда их девать, - сказал Джемс Форсайт, причмокивая мокрыми губами.
      Суизин Форсайт бросил на него уничтожающий взгляд.
      - Деньги! - проворчал он. - Один доктор во сколько обходится.
      Джемс Форсайт протянул ему холодную влажную руку.
      - До свидания! Ты все же пригласи другого врача. Не могу так долго держать лошадей на улице - у меня новая пара, стоила мне три сотни. Береги себя. Я поговорю с Бланком. Тебе надо его пригласить - все говорят, что лучше нет врача. До свидания.
      Пристально глядя в потолок, Суизин Форсайт подумал: "Бедный Джемс! Ну и скряга же он! А у самого, наверно, не меньше двухсот тысяч!"
      Он задремал, раздумывая о жизни...
      Он был болен и одинок. Много лет он был одинок, а последние два года к тому же еще и болен; но он хотел прожить жизнь так же, как он выкурил свою первую сигару, - стойко, до самого конца. Каждый день его возили в клуб. Он торжественно восседал на пружинном сиденье своего экипажа, сложив руки на коленях, слегка наклонившись вперед и чуть-чуть покачиваясь. Пряча складки подбородка под воротничком, опираясь на трость и стараясь держаться прямо, он поднимался по ступеням в мраморную залу. Потом он обедал, сидя перед ведерком со льдом, в котором стояла бутылка шампанского; обедал величественно, смакуя еду, завесив грудь салфеткой и косясь на лакея. Изредка он оглядывался по сторонам, но ни разу не позволил себе опустить голову или сгорбить спину.
      Он был стар и глух, а поэтому ни с кем не разговаривал. И никто не разговаривал с ним. Клубный сплетник, ирландец, говорил каждому новичку:
      - Посмотрите на старика Форсайта! Что-то у него было в прошлом - вот оттого он такой угрюмый.
      Но у Суизина в жизни не было ничего такого, отчего можно было стать угрюмым.
      Вот уже много дней Суизин лежал в своей спальне, пропахшей опопонаксом и сигарами, сверкавшей серебром, пурпуром и электрическим светом. Шторы были спущены, в камине тлели угли; на столике у кровати стоял кувшин с ячменным отваром и лежал номер "Таймса". Суизин попытался читать, но не мог и снова погрузился в раздумье. Его бледное, словно пергаментное лицо с тяжелым квадратным подбородком было похоже на маску, покоившуюся на подушке. Как он был одинок! Если бы в этой комнате была женщина, все было бы иначе! Почему он не женился! Суизин глубоко вздохнул, глядя в потолок, - и вспомнил. Это было давно - сорок с лишним лет тому назад, а казалось, что это было только вчера...
      Случилось это, когда Суизину было тридцать восемь лет и когда он в первый и последний раз в жизни путешествовал по Европе вместе с братом Джемсом и неким Тракером. По пути из Германии в Венецию он остановился в Зальцбурге в гостинице "Золотые Альпы", Был конец августа, погода стояла чудесная: солнечные лучи и тени листьев дикого винограда играли на стенах, а по ночам лунный свет и снова тени от листьев на стенах. Суизин не был расположен слушать чужие советы и потому не пошел осматривать цитадель; весь этот день он провел в спальне у окна в полном одиночестве и выкурил одну за другой множество сигар, неодобрительно поглядывая на прохожих. После обеда, не выдержав скуки, он вышел погулять. Он шел важно, выпятив грудь, как голубь выпячивает зоб, и оглядывая холодным и вопрошающим взглядом людей в военной форме; обилие военных на улице было неприятно и казалось оскорбительным. Его сплин только увеличился при виде всей этой толпы бородатых иностранцев, которые говорили на непонятном языке и курили скверный табак. "Ну и публика", - думал он. Внимание его привлекла музыка, доносившаяся из маленького кафе; он вошел и сразу почувствовал какую-то жажду приключений, но без малейшего желания испытать неудобства, какие обычно им сопутствуют; возбуждение после хорошего обеда только усиливало его желание изведать что-нибудь необычное. Он очутился в Bier-halle {Пивная (нем.).}, каких много было в Германии в пятидесятых годах. Зал был освещен большим деревянным фонарем и имел два выхода. На небольшой эстраде играли три скрипача. В табачном дыму за дюжиной столиков поодиночке или небольшими группками сидели люди, взад и вперед сновали официанты, заменяя пустые кружки. Суизин сел и резко потребовал: "Вина!" Удивленный официант принес вина. "Сюда!" - все так же сердито сказал Суизин, указывая на пивную кружку, стоявшую на столе. Официант наполнил кружку. "Вот как, - подумал Суизин. Они прекрасно все понимают, если только захотят". Невдалеке громко смеялась группа офицеров, он недовольно посмотрел на них и вдруг почти над самым ухом услышал сухой кашель. Слева от него сидел человек и читал, опершись локтями на расстеленную газету; его худые плечи поднялись почти вровень с глазами; тонкий длинный нос резко расширялся у ноздрей, окладистая каштановая борода закрывала грудь и почти все морщинистое, словно пергаментное лицо. Странное это было существо - злобное и надменное! Суизину не понравилось, как он одет - так одевались журналисты или странствующие актеры! Как мог человек в такой одежде произвести на него, Суизина, впечатление? Незнакомец тем временем протянул волосатую руку и взял бокал, наполненный темной жидкостью. "Коньяк". - подумал Суизин и вздрогнул от грохота упавшего стула - его сосед встал с места. Он оказался невероятно высоким и очень худым. Необъятная борода словно выплескивалась у него изо рта, он гневно смотрел на группу офицеров и что-то говорил. Суизин разобрал только слова: "Hunde! Deutsche Hunde!" "Собаки! Немецкие собаки! - мысленно перевел он. - Гм! Довольно сильно!" Один из офицеров вскочил из-за стола и выхватил саблю. Незнакомец поднял стул, размахнулся им и швырнул его в офицеров. Из-за столов вскакивали люди и окружали его. Незнакомец закричал: "Мадьяры, ко мне!"
      Суизин улыбнулся. Против его воли этот огромный человек, бесстрашно напавший на столь многочисленных врагов, вызывал у него восхищение. Суизин даже подумал, не помочь ли ему, но, решив, что в лучшем случае ему разобьют нос, оглянулся, отыскивая безопасный уголок. Но в этот миг брошенный кем-то лимон угодил ему в щеку. Суизин вскочил и ринулся на офицеров. Поймав благодарный взгляд венгра, все еще размахивавшего стулом, Суизин на мгновение даже восхитился собой, но тут чья-то сабля оцарапала ему руку, и он сразу потерял всякое расположение к венгру. "Это уж слишком!" - подумал он и, схватив стул, швырнул его в фонарь. Раздался треск - лица и сабли исчезли. Суизин зажег спичку и при ее свете бросился к двери. Через секунду он был на улице.
      II
      Кто-то сказал по-английски: "Спасибо, брат мой!" Оглянувшись, Суизин увидел венгра, который протягивал ему руку. Суизин пожал ее, думая: "Какого я cвалял дурака!" Своим жестом венгр как бы давал понять: "Мы с тобой ровня!" Это было досадно, но в то же время почему-то лестно. Незнакомец показался ему еще выше ростом: у него была рассечена щека, и кровь каплями стекала по бороде.
      - Англичане? - сказал он. - Я видел, как вы забрасывали камнями Гейнау, и видел, как вы приветствовали Кошута. Свободолюбивый дух вашего народа близок нам. - Оглядев Суизина, он добавил: - Вы большой человек, и душа у вас большая. И вы сильный, как здорово вы их расшвыряли! Ха!
      Суизину захотелось бежать без оглядки.
      - Моя фамилия - Болешске, - сказал венгр. - Вы - мой друг.
      По-английски он говорил хорошо. "Балешске, Белешске, - подумал Суизин. - Вот так фамилия!"
      - А моя - Форсайт, - сказал он мрачно. Венгр повторил фамилию.
      - У вас здорово поранена щека, - пробормотал Суизин. Спутанная, мокрая от крови борода венгра вызывала у него отвращение.
      Тот потрогал щеку, посмотрел на пальцы, испачканные кровью, и с равнодушным видом приложил клок бороды к ране.
      - Фу! - сказал Суизин. - Вот возьмите платок.
      - Благодарю! - сказал венгр, поклонившись. - Я не смел и подумать об этом. Тысяча благодарностей!
      - Да берите же! - проворчал Суизин. Почему-то сейчас это казалось ему самым важным. Он сунул платок венгру и почувствовал боль в руке. "Ну вот! подумал он. - Наверное, растянул сухожилие".
      Венгр продолжал что-то бормотать, не обращая внимания на прохожих:
      - Свиньи! Как вы их расшвыряли! Двум или трем мы, кажется, проломили головы. Трусливые свиньи!
      - Послушайте, - сказал вдруг Суизин, - как мне добраться до "Золотых Альп"?
      - Как, разве вы не зайдете ко мне выпить вина? - сказал венгр.
      Опустив глаза, Суизин про себя решил: "И не подумаю".
      - А! - произнес венгр с достоинством. - Значит, вы отвергаете мою дружбу?
      "Гордый малый, хоть и нищий!" - подумал Суизин и, заикаясь, нерешительно начал:
      - Конечно, если вы так ставите вопрос...
      Венгр поклонился и пробормотал:
      - Простите меня!
      Не успели они пройти и десяти шагов, как их остановил безбородый юноша с впалыми щеками.
      - Ради Христа, помогите мне, господа! - сказал он.
      - Ты немец? - спросил Болешске.
      - Да, - ответил юноша.
      - Так подыхай же!
      - Господин, посмотри на меня! - И, распахнув пальто, юноша показал голое тело, туго перетянутое ремнем.
      Суизин снова почувствовал желание бежать. Его не покидало ужасное чувство, что он слишком близко соприкоснулся с тем, с чем не подобает иметь дела истинному джентльмену.
      - Брат, пойдем с нами! - перекрестившись, сказал венгр юноше.
      Суизин недоверчиво покосился на своих спутников, но пошел за ними. Почти в полной темноте, ощупью они поднялись по лестнице и очутились в большой комнате, освещенной лунным светом, проникавшим через окно. Тускло горела лампа. В комнате стоял запах спирта и табака, смешанный с легким ароматом роз. В одном углу лежала кипа газет, в другом - стояли цимбалы. На стене висели старинные пистолеты и янтарные четки. Мебель в комнате была аккуратно расставлена, но всюду лежала пыль. Около камина стоял стол, заваленный объедками. Потолок, пол и стены были из темного дерева. Но, несмотря на случайно подобранную мебель, в обстановке все же было некоторое изящество. Венгр достал из буфета бутылку, наполнил стаканы и предложил один из них Суизину. "Если б знать, где упасть, да уж ладно, была не была!" подумал он и медленно поднес стакан к губам. Вино было густое, приторно сладкое, но букет хорош.
      - Ваше здоровье, братья! - сказал венгр, вновь наполняя стаканы.
      Юноша не заставил себя ждать и опрокинул стакан. Суизин последовал его примеру; теперь ему стало жаль беднягу.
      - Зайдите завтра, - сказал он. - Я дам вам пару рубашек.
      Но, когда юноша ушел, Суизин с облегчением вспомнил, что забыл дать ему свой адрес.
      "Так лучше, - подумал он. - Конечно, это какой-нибудь мошенник".
      - Что вы ему сказали? - спросил он у венгра.
      - Я сказал ему, - ответил венгр: - "Ты сыт и выпил вина, а теперь ты мой враг".
      - Верно! Совершенно верно! Нищие - враги каждого из нас, - сказал Суизин.
      - Вы не поняли меня, - вежливо возразил венгр. - Пока он был просто нищим и голодным... Мне ведь тоже приходилось просить милостыню. (Суизин подумал: "Бог мой! Это становится невыносимым"). Но теперь, когда я его накормил, что он такое? Обыкновенный немецкий пес. Я не позволю ни одной австрийской собаке осквернить мое жилище!
      Суизин заметил, что у Болешске при этом почему-то охрип голос и неприятно раздулись ноздри. А тот продолжал:
      - Я изгнанник. Весь мой род в изгнании. А все из-за них, из-за этих проклятых псов!
      Суизин поспешно согласился с ним. В это время в комнату кто-то заглянул.
      - Рози! - крикнул венгр.
      Вошла молодая девушка. Она была невысокого роста, хорошо сложена, кругленькая, с толстой косой. Широко поставленными блестящими серыми глазами она поглядывала то на одного, то на другого и улыбалась, показывая ровные белые зубы. Лицо у нее было тоже круглое, брови слегка приподняты, скулы широкие, на щеках играл нежный румянец, похожий на цвет дикой розы. Увидев кровь, девушка испуганно приложила руку к щеке и позвала: "Маргит!" Вошла еще одна девушка, постарше и повыше ростом. У нее были красивые руки, большие глаза и прелестный рот, а нос "утиный", как после называл его Суизин, вспоминая Маргит. Нежно воркуя, девушки занялись раной своего отца. Суизин повернулся к ним спиной. У него болела рука.
      "Вот что бывает, когда суешься, куда не следует, - мрачно размышлял он. - Так недолго и шею сломать!" И вдруг он ощутил в своей руке чью-то мягкую ладонь, и глаза его встретились с глазами девушки - в них было восхищение, смешанное с робостью. Но кто-то позвал: "Рози!" - дверь хлопнула; Суизин, взволнованный ощущением неясной тревоги, опять остался наедине с венгром.
      - Вашу дочь зовут Розой? - спросил он. - У нас в Англии тоже есть такое имя. Роза - это цветок.
      - Ее зовут Рози, - поправил венгр. - Английский язык очень трудный. Труднее французского, - немецкого или чешского, труднее даже русского или румынского, других я не знаю.
      - Что? - сказал Суизин. - Вы знаете шесть языков?! - и подумал: "Здорово же он врет".
      - Вы бы не удивлялись, если бы вам довелось жить в такой стране, где все против вас, - прошептал венгр. - Мы свободный народ, мы умираем, но еще не умерли!
      Суизин никак не мог понять, о чем он говорит. Лицо этого человека с белой повязкой и черная растрепанная борода, его угрюмый взгляд, яростное бормотание и глухой кашель - все это было неприятно Суизину. Он казался помешанным. Его смелая манера открыто выражать свои чувства была неприлична, но чувства эти были так глубоки и, вне всякого сомнения, искренни, что Суизин невольно испытывал благоговейный трепет. У него даже появилось непонятное ощущение, какое бывает у человека, когда его заставляют заглянуть в пылающий горн. Болешске перестал шагать взад и вперед по комнате и сказал:
      - Вы думаете, что все кончено? Знайте же... в душе каждого мадьяра горит огонь. Что дороже жизни? Что драгоценнее воздуха, воздуха, которым мы дышим? Родина!..
      Он произнес это так медленно и так торжественно, что Суизин даже рот открыл, но тут же поспешил изобразить зевок.
      - Скажите, что вы стали бы делать, если бы вас победили французы? спросил Болешске.
      Суизин улыбнулся, а потом крикнул, как будто его ударили:
      - Что? Лягушатники? Пусть только сунутся!
      - Пейте! - сказал Болешске. - Такого вина нигде не найдете. - Он наполнил стакан Суизина. - Я вам расскажу о себе.
      Суизин торопливо поднялся.
      - Уже поздно, - сказал он. - А вино замечательное. У вас много его?
      - Это последняя бутылка.
      - Как? И вы угощали им нищего?
      - Меня зовут Стефан Болешске, - сказал венгр, гордо подняв голову. - Я из рода Коморонских Болешске.
      Простота этих слов говорила сама за себя - какие еще нужны были объяснения; они произвели большое впечатление на Суизина, и он не ушел. А Болешске все говорил и говорил. Низкий голос его рокотал.
      - Сколько было издевательств, сколько несправедливости... трусости!.. Я видел, как собирались на небе моей родины тучи и клубились над ее полями... Австрийцы хотели задушить нас, отнять у нас даже тень свободы. Тень - это все, что мы имели... Два года назад, в сорок восьмом году... брат, будь они прокляты! В тот год с оружием в руках поднялись на защиту родины все - и стар и млад. Весь мой род, а я... Я должен был сражаться пером! Таков был приказ. Они убили моего сына, бросили в тюрьму моих братьев, а меня выгнали, как собаку. Но я продолжал писать. Я писал кровью сердца... всей своей кровью.
      Болешске казался гигантской тенью. Он стоял посередине комнаты, исхудавший и измученный, устремив гневный и мрачный взгляд в одну точку.
      Суизин поднялся и пробормотал:
      - Очень вам признателен. Это было так интересно...
      Болешске, задумавшись, все смотрел прямо перед собой и не задерживал его.
      - До свидания! - сказал Суизин и, тяжело ступая, начал спускаться по лестнице.
      III
      Добравшись наконец до гостиницы, Суизин увидел у входа встревоженных брата и приятеля. Тракер, преждевременно состарившийся мужчина с бакенбардами, говоривший с сильным шотландским акцентом, заметил:
      - Рано же ты возвращаешься, дружище!
      Суизин что-то пробурчал в ответ и отправился спать. На руке он обнаружил небольшой порез и разозлился. Судьба заставила его увидеть то, чего он не хотел видеть. Но сквозь раздражение нет-нет пробивалось приятное и почему-то лестное для него воспоминание о Рози и о ее мягкой ладони. Утром за завтраком его брат и Тракер объявили о своем намерении ехать дальше. Джемс Форсайт объяснил, что "коллекционеру" тут делать нечего, так как все лавки со "старьем" в руках у евреев и всяких перекупщиков, - он это сразу понял. Отодвинув чашку с кофе, Суизин сказал:
      - Делайте, что хотите, а я остаюсь здесь.
      Джемс Форсайт начал скороговоркой:
      - Зачем ты здесь останешься? Тебе тут делать нечего! Здесь и взглянуть не на что. Разве только на цитадель. Но ты не хочешь осматривать даже цитадель!
      - Кто это тебе сказал? - проворчал Суизин.
      Настояв на своем, он несколько успокоился. Рука его висела на шелковой повязке, он коротко объяснил это тем, что поскользнулся и упал. После завтрака Суизин отправился гулять и дошел до моста. На фоне жемчужных холмов блестели залитые солнцем шпили. Городок был чистенький и радовал глаз. Суизин взглянул на цитадель и подумал: "Неплохая крепость! Ничуть не удивлюсь, если она окажется неприступной" По какой-то таинственной причине эта мысль доставила ему удовольствие. И неожиданно для самого себя он решил найти дом венгра.
      Около полудня, побледневший от жары и измученный двухчасовыми поисками, но еще более закосневший в своем упрямстве, Суизин стоял на какой-то улице и беспомощно озирался, как вдруг услышал у себя над головой голос: "Мистер!" Он посмотрел вверх и увидел Рози. Она, подперев круглый подбородок круглой ручкой, смотрела на него лукавым взглядом своих глубоких глаз. Когда он поклонился, она захлопала в ладоши, и Суизин почувствовал: он нравится и его поощряют. С непринужденностью, довольно нелепой при его долговязой и угловатой фигуре, Суизин подошел к дверям дома, где его уже ждали обе девушки. И вдруг ему захотелось заговорить на каком-нибудь иностранном языке.
      - Мадмуазель, - начал он, - гм... э... э... bong jour {Искаженное bonjour - добрый день (франц.).} э-э... ваш отец - pere, comment? {...отец, понимаете? (франц.).}
      - Мы ведь тоже говорим по-английски, - ответила старшая. - Пожалуйста, входите.
      Суизин подавил в себе дурное предчувствие и вошел. Днем комната выглядела запущенной и неуютной, как будто она всегда служила прибежищем людям с трагической или превратной судьбой. Суизин сел. Его взгляд, казалось, говорил: "Я иностранец, но меня не проведешь. Не выйдет". Девушки молча глядели на него. На Рози была коротенькая черная юбка и белая блузка; на плечи она накинула вышитую шаль; у ее сестры, одетой в темно-зеленое платье, на шее были коралловые бусы. Волосы у обеих девушек были заплетены в косы. Минутку помолчав, Рози дотронулась до его поврежденной руки.
      - Пустяк, - пробормотал Суизин.
      - Отец дрался стулом, а у вас ничего не было, - как бы удивляясь, сказала Рози.
      Суизин крепко сжал в кулак здоровую руку и сильно взмахнул ею. К его удивлению, Рози засмеялась. Он обиделся и, подсунув здоровую руку под тяжелый стол, приподнял его. Рози захлопала в ладоши: "А! Вот теперь я вижу - вы очень сильный!" Сделав книксен, она упорхнула к окну. Ее быстрый и смышленый взгляд смущал Суизина; когда Рози, как ему казалось, смотрела мимо него, на что-то невидимое, он смущался еще больше. От Маргит он узнал, что все они около двух лет жили в Англии и что отец зарабатывал преподаванием иностранных языков. Теперь уже целый год они живут здесь, в Зальцбурге.
      - Мы ждем, - неожиданно заявила Рози, и Маргит торжественно повторила:
      - Мы ждем.
      Суизин даже глаза вытаращил: так ему захотелось? узнать, чего же они ждут. Какие они странные и как странно смотрят куда-то, как будто сквозь него. Он внимательно поглядел на девушек. "А ее стоило бы приодеть", подумал он и попытался представить себе Рози в модной юбке с оборками, в узком лифе и с гладкой прической. Да, Рози с ее гибкой фигуркой, пышными волосами и с такими маленькими ручками положительно стоило приодеть! И, вспомнив о своих руках, лице и одежде, он почувствовал беспокойство. Теперь эта неуютная, пыльная, поблекшая комната вызывала у него отвращение. Он встал и стал осматривать пистолеты, развешанные по стенам. "Воняет, как в пивной", - с досадой подумал он и снова подсел поближе к Рози. Она спросила:
      - Вы любите танцевать? Танец - это жизнь. Услышишь музыку, и ноги сами просятся в пляс. Чудесно! Начинаешь сперва медленно... потом быстрее, быстрее... и вот летишь в воздухе и ничего больше не замечаешь... Ах! Как чудесно!
      Суизин медленно краснел. Не сводя с него глаз, Рози продолжала:
      - Ах! Когда я танцую... я вижу там, далеко, поля, простор... а ногами раз-два-три... раз-два-три... быстро, быстро, еще быстрее и летишь...
      Она выпрямилась, и по всему ее телу пробежала дрожь. "Маргит, станцуем!" - и, к ужасу Суизина, девушки, положив руки друг другу на плечи, принялись шаркать ногами по полу и покачиваться из стороны в сторону. Они танцевали, полузакрыв глаза и откинув назад головы; потом неожиданно ноги их стали двигаться все быстрее и быстрее, они повернулись в одну сторону, потом в другую и наконец закружились прямо перед ним. Легкий аромат розовых лепестков окутал Суизина. Девушки все еще кружились, когда в комнату вошел Болешске. Он обеими руками пожал Суизину руку и сказал:
      - Добро пожаловать, брат! А, у вас рука повреждена! Я не забыл вчерашнего. - Его глубоко запавшие глаза и пожелтевшее лицо, не теряя достоинства, выражали благодарность. - Разрешите представить вам моего друга - барона Кастелица.
      Суизин поклонился низколобому, незаметно появившемуся человеку, который стоял, прижав к груди руки в перчатках. Во всем его облике было что-то кошачье. Суизин сразу же почувствовал к нему неприязнь и даже презрение. В Болешске было что-то такое, что исключало презрение. Возможно, это был его огромный рост, может быть, чувство товарищества к человеку, вместе с которым ему пришлось драться, может быть, что-то величественное и свирепое в его лице или же просто неясное, интуитивное ощущение, что этого человека нельзя презирать. Но истинно английское чувство собственного превосходства охватило Суизина при виде этого Кастелица, его тонких губ, низкого лба и бархатных бегающих глаз. "Ваши друзья - мои друзья", - учтиво промолвил Кастелиц. Суизин заметил, что он шепелявит. В этот миг в комнате раздался долгий вибрирующий звон. Обернувшись, Суизин увидел Рози за цимбалами; из-под молоточков, которые она держала в руках, непрерывно возникали резкие металлические звуки; они то взлетали, то падали, рождая какую-то странную мелодию. Кастелиц не сводил с Рози сверкающих глаз.
      Болешске, кивая головой, смотрел себе под ноги; побледневшая Маргит стояла неподвижно, как статуя.
      "Что они в этом находят? Разве это музыка?" - подумал Суизин и взялся за шляпу. Рози, заметив это, перестала играть, и губы ее слегка приоткрылись от огорчения. Чувство обиды в душе Суизина как-то сразу улеглось, и он даже пожалел Рози. Она вскочила и отвернулась, надув губки. И тут Суизина словно осенило.
      - Позвольте пригласить вас на обед, - сказал он Болешске. - Приходите завтра в отель "Золотые Альпы" вместе с вашим другом.
      Он ощущал на себе взгляды присутствующих. На него смотрели и красивые глаза венгра, и широко раскрытые глаза Маргит, и прищуренные, сердитые глаза Кастелица, и, наконец, глаза Рози. Суизин был очень доволен собой. Однако, выходя на улицу, он мрачно подумал: "Что я наделал!" Он заставил себя пройти несколько шагов, прежде чем обернулся, и, натянуто улыбаясь, поклонился девушкам, смотревшим ему вслед из окна.
      Несмотря на это мгновенное уныние, Суизин весь день был очень взволнован и за обедом загадочно поглядывал на своего брата и Тракера. "Ну что они знают о жизни? - думал он. - Проживи они здесь хоть целый год, все равно ничего не увидят". Он был весел, шутил, даже пришпилил меню к фалдам официанта и, наконец, заявил:
      - Мне здесь нравится. Я остаюсь еще недельки на три.
      Джемс, который уже раскрыл рот, чтобы положить туда сливу, посмотрел на него с испугом.
      IV
      В день обеда Суизин сильно волновался. Он мрачно размышлял о том, как будет одет Болешске, он умышленно назначил час обеда пораньше, когда в ресторане мало народу. Сам Суизин оделся особенно тщательно и, несмотря на то, что рука все еще болела, снял повязку...
      Часа три спустя он вместе со своими гостями покинул "Золотые Альпы". Солнце садилось, вдоль берега реки на фоне гаснущего неба резко выступали очертания домов; улицы были полны людей, спешивших по домам, У Суизина в голове стоял туман, он смутно видел пустые бутылки, землю у себя под ногами, и ему казалось, что все в мире ему доступно. Лицо его расплывалось в улыбке при воспоминании обо всех тех умных вещах, которые он сказал за столом, и о кислых физиономиях брата и Тракера, которые где-то в стороне ели свой будничный обед и удивленно глядели на него. Суизин старался идти не шатаясь, чтобы доказать свое превосходство над гостями. Он сознавал, правда, очень неясно, что он куда-то идет с определенной целью. Перед его глазами танцевало улыбающееся лицо Рози, оно манило к себе. Раз или два Суизин бросил на Кастелица уничтожающий взгляд. К Болешске он, наоборот, чувствовал дружеское расположение и с восхищением вспоминал, как тот раз за разом опрокидывал бокал. "Нравится мне, как он пьет, - думал Суизин. - Все-таки он джентльмен".
      Болешске шагал как-то ожесточенно, ни на кого не обращая внимания. Кастелиц еще больше стал похож на кошку. Почти совсем стемнело, когда они добрались до узенькой улочки неподалеку от собора и остановились у какого-то дома. Дверь им открыла пожилая женщина. Ее встревоженные взгляды, жаркая духота коридора после свежего воздуха и стук захлопнутой двери отрезвили Суизина.
      - Я сказал ей, что ручаюсь за вас, как за родного сына, - обратился к нему Болешске.
      Суизин рассердился: какое право имеет этот человек ручаться за него!
      Они прошли в большую комнату, полную мужчин и женщин; Суизин заметил, что все смотрят на него. В свою очередь, он принялся рассматривать присутствующих; здесь были представители всех классов: одни во фраках и шелках, другие в рабочей одежде; был и сапожник в кожаном фартуке, словно он прибежал сюда прямо с работы. Болешске положил руку на плечо Суизину и, как видно, стал объяснять собравшимся, кто он такой. К Суизину потянулось множество рук, а те, что стояли подальше, поклонились. Суизин ответил на приветствия сдержанным, кивком и, увидев, что все садятся, тоже опустился в кресло. Кто-то прошептал его имя - позади него были Маргит и Рози.
      - Добро пожаловать, - сказала Маргит, но Суизин смотрел на Рози.
      Ее лицо было таким трепетным и оживленным! "Чем это они так взволнованы? - думал он. - И до чего же она хороша!" Рози зарделась, быстрым и нервным движением спрятала за спину руки и опять устремила взгляд куда-то мимо него. "В чем дело?" - подумал Суизин, ему страстно захотелось откинуться в кресле и поцеловать ее в губы. Сердясь на себя, он старался понять, что видит она на всех этих лицах, повернутых в одну сторону.
      Болешске встал и заговорил. Все замерли; не было слышно ни единого звука, кроме его низкого, сильного голоса. Болешске говорил гневно и торжественно, и чем громче гремел его голос, тем больше лица присутствующих, бледные и смуглые, озарялись единым чувством. Суизин видел на них холодную ярость, и это было неприлично. Из всей речи он понял только одно слово "мадьяры", которое повторялось снова и снова. Под конец Суизин чуть было не заснул, но его разбудил звон цимбал. "Что? Опять эта адская музыка?" подумал он. Наклонившись к нему, Маргит прошептала: "Слушайте, это Ракоци! Запрещенный марш!" Суизин заметил, что Рози уже нет позади него. Это она играла запрещенный мотив. Он огляделся - его окружали неподвижные, восторженные лица и гневное молчание. Мелодия звучала глухо, как будто и ей было больно. Суизину стало не по себе. Куда он попал? В логово тигров? То, как эти люди слушали музыку, их ужасающая неподвижность были страшны...
      "Надо вырваться отсюда, - подумал Суизин, весь в поту, крепко сжимая подлокотники кресла. - Когда музыка кончится, будет свалка". Но наступила еще более глубокая тишина. У Суизина мелькнула мысль, что, появись здесь враг, его растерзали бы на части. Потом зарыдала какая-то женщина. Это было невыносимо. Суизин поднялся и стал, крадучись, пробираться к выходу. Кто-то закричал: "Полиция!" И, толкая друг друга, все бросились к дверям. Суизин был почти у дверей, но вдруг увидел, что Рози сбили с ног. Он рассвирепел, увидев ее полные ужаса глаза. "Этого она не заслужила, хоть и довела их до белого каления", - подумал он со злостью и стал пробиваться назад, к Рози. Она прижалась к нему, и от ее близости Суизина охватила дрожь. Он крепко держал ее, пока проталкивался через толпу, и отпустил только на улице.
      - Я так испугалась! - сказала Рози.
      - Еще бы, - пробормотал Суизин.
      Теперь, когда он уже не прикасался к ней, к нему снова вернулось скверное настроение.
      - Вы такой сильный, - прошептала она,
      - Вам здесь оставаться нельзя, - пробурчал Суизин. - Я провожу вас домой.
      - Ой! А как же папа и Маргит? - воскликнула Рози.
      - Это уж их забота! - сказал Суизин и повел ее прочь.
      Рози взяла его под руку. Он чувствовал каждое легкое прикосновение ее тела и от этого еще больше сердился. Он был несправедлив в своей злобе, страсти кипели в нем и, казалось, готовы были выплеснуться наружу; подобно яду, они растекались по всему его телу. Всю дорогу Суизин упрямо молчал. Рози тоже не проронила ни слова, а когда они подошли к ее дому, она высвободила руку.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10