VI

Через три дня после разговора в «Кофейне» Крум получил письмо от сэра Лоренса Монта, который сообщил, что его кузен Джек Масхем ожидает прибытия арабских маток не раньше весны, но будет иметь мистера Крума в виду и не прочь увидеться с ним в ближайшее время. Знает ли мистер Крум какое-нибудь из арабских наречий?

"Не знаю, – подумал молодой человек, – зато знаю Стейплтона".

Стейплтон из Королевского уланского полка был в Веллингтоне курсом старше Крума и недавно прибыл в отпуск из Индии. Он известный игрок в поло и наверняка знаком с жаргоном восточных барышников. К тому ж он сломал себе бедро, готовя лошадь к скачкам с препятствиями, и, видимо, задержится в Англии. Однако необходимость немедленно найти работу не становилась от этого менее настоятельной, и Крум продолжал поиски, всюду получая один и тот же ответ: "Подождите до выборов!"

Поэтому на другое же утро после голосования он покинул Райдер-стрит, лаская себя самыми радужными надеждами, но к вечеру явился в клуб, изрядно их порастеряв. С таким же успехом он мог бы провести день в Ньюмаркете на скачках.

Однако, когда швейцар подал ему конверт, сердце Крума учащённо забилось. Он уселся в уголке и прочёл:

"Милая! – подумал Тони. – Какое счастье!" Он перечитал письмо, спрятал его в левый карман жилета, где хранил портсигар, и отправился в курительную. Там, на листке бумаги со старинным девизом клуба, он излил своё бесхитростное сердце.

В справочнике он отыскал номер дома сэра Лоренса на Маунт-стрит, надписал адрес, старательно облизал края конверта и вышел, чтобы собственноручно опустить письмо в ящик. И вдруг ему расхотелось возвращаться в клуб. Он был в настроении, которое плохо вязалось с клубной атмосферой. Клубы всегда пропитаны мужским духом, отношение к женщине в них, так сказать, послеобеденное – полупренебрежительное, полуразнузданное. Это крепости, комфортабельные и недоступные для женщин, где мужчина чувствует себя свободным от всяких обязательств перед ними, и стоит ему туда войти, как он сразу же напускает на себя независимый и высокомерный вид. К тому же "Кофейня", одно из самых старых учреждений такого типа, вечно полна завсегдатаями, людьми, которых невозможно представить себе вне клуба. "Нет! – решил Крум. – Пойду пообедаю где-нибудь на скорую руку и посмотрю новое обозрение в Друри Лейн".

Место ему досталось неважное, в одной из лож верхнего яруса, но он отличался острым зрением и все прекрасно видел. Спектакль скоро захватил его. Он достаточно долго жил за пределами Англии, чтобы не испытывать некоторого волнения при мысли о ней. Красочная панорама её истории за три последние десятилетия взволновала его так сильно, что он ни за что не признался бы в этом своим соседям по залу. Бурская война, смерть королевы Виктории, гибель "Титаника", мировая война, перемирие, встреча нового 1931 года… Спроси его кто-нибудь потом о пьесе, он, наверно ответил бы: "Замечательно! Впрочем, под конец мне взгрустнулось". Но, сидя в театре, он испытывал не грусть, а нечто гораздо большее – сердечную боль влюблённого, который жаждет счастья с любимой и не в силах его добиться; чувства человека, который пытается не сдаться, выстоять и тем не менее шатается из стороны в сторону под ударами жизни. Когда он выходил, у него в ушах звучали заключительные слова: "Величие, достоинство, мир". Трогательно и чертовски иронично! Он вытащил портсигар и закурил сигарету. Ночь была сухая, Крум шёл пешком, осторожно пробираясь через потоки машин, и в ушах его звучали меланхолические жалобы уличных певцов из пьесы. Рекламы в небе – и кучи отбросов! Люди, разъезжающиеся по домам в собственных машинах, – и бездомные бродяги! "Величие, достоинство, мир!"

"Я должен выпить", – решил молодой человек. Теперь он мог возвратиться в клуб: тот уже не отталкивал, а привлекал его, и Крум повернул к Сент-Джеймс-стрит. "Прощай, Пикадилли! Прощай, Лестер-сквер!" Замечательная сцена, когда томми, насвистывая, маршируют по спирали сквозь туман, а на освещённой авансцене три накрашенные девчонки трещат: "Жаль вас отпускать, но вам пора идти". Публика в литерных ложах перегибалась через барьер и хлопала. До чего правдиво! Особенно эта весёлость на лицах накрашенных девчонок, когда она становится всё более наигранной и душераздирающей! Надо пойти ещё раз вместе с Клер. Взволнует ли это её? И вдруг Крум понял, что не знает. Да разве человек знает что-нибудь о другом, даже о женщине, которую любит? Сигарета обожгла ему губы, он выплюнул окурок… А сцена с молодожёнами, решившими провести медовый месяц на "Титанике"! Они облокотились о борт, им кажется, что перед ними раскрывается вся жизнь, а на самом деле впереди только холодная бездна океана. Что знали эти двое? Только одно – они желают друг друга. Поразмыслить – так жизнь дьявольски странная штука! Крум поднялся по лестнице «Кофейни» с таким чувством, словно прожил целую жизнь, с тех пор как спустился по ней…

На другой день, точно в шесть вечера, он позвонил у подъезда Монтов на Маунт-стрит.

Дворецкий, который открыл ему, вопросительно приподнял брови.

– Сэр Лоренс Монт дома?

– Нет, сэр. Дома леди Монт, сэр.

– К сожалению, я не знаком с леди Монт. Нельзя ли вызвать на минутку леди Корвен?

Одна из бровей дворецкого поднялась ещё выше. "Ага!" – казалось, подумал он.

– Как доложить, сэр?

Молодой человек протянул ему карточку.

– "Мистер Джеймс Бернард Крум", – нараспев прочитал дворецкий.

– Доложите, пожалуйста, иначе: "Мистер Тони Крум".

– Хорошо. Соблаговолите минутку подождать. Да вот и сама леди Корвен.

С лестницы донёсся возглас:

– Тони! Какая пунктуальность! Поднимайтесь сюда и познакомьтесь с тётей.

Клер перегнулась через перила; дворецкий исчез.

– Снимайте шляпу. Как это вы решаетесь выходить без пальто? Я вот всё время зябну.

Молодой человек подошёл вплотную к перилам.

– Милая! – прошептал он.

Она приложила палец к губам, затем протянула его Круму, который с трудом дотянулся до него своими.

– Идёмте!

Когда он добрался до верхней площадки. Клер уже распахнула дверь и объясняла:

– Это мой попутчик, тётя Эм. Мы вместе ехали на пароходе. Он пришёл к дяде Лоренсу. Мистер Крум – моя тётя, леди Монт.

Молодой человек увидел плывущую ему навстречу фигуру, и чей-то голос произнёс:

– А, на пароходе! Ясно. Здравствуйте.

Крум понял, что положение его, так сказать, определилось, и перехватил чуть насмешливую улыбку, мелькнувшую на лице Клер. Останься он с ней вдвоём хоть на пять минут, он стёр бы эту улыбку поцелуями. Он бы…

– Расскажите мне о Цейлоне, мистер Крейвен.

– Крум, тётя. Тони Крум. Зовите его просто Тони. Имя у него другое, но все зовут его так.

– Все Тони – герои. Почему – не знаю.

– Этот Тони – совсем обыкновенный.

– Да, Цейлон. Вы там познакомились с Клер, мистер… Тони?

– Нет. Мы встретились уже на пароходе.

– Вот как! Мы с Лоренсом всегда спали на палубе. Это было в те ужасные девяностые годы. Река тогда, помнится, была прямо запружена плоскодонками.

– И теперь тоже, тётя Эм.

Молодому человеку внезапно представилось, как он и Клер скользят вдвоём в плоскодонке по тихой заводи. Он отогнал видение и заговорил:

– Вчера я был на "Кавалькаде". Грандиозно!

– Вот как? – удивилась леди Монт. – Это мне напомнило…

И она выплыла из гостиной.

Крум вскочил.

– Тони! Не забывайтесь!

– Но она ведь для того и вышла!

– Тётя Эм – воплощённая доброта, но я не намерена злоупотреблять её любезностью.

– Клер, вы не знаете, как…

– Знаю, знаю. Садитесь-ка лучше.

Молодой человек повиновался.

– Теперь слушайте. Тони. В моей жизни было столько физиологии, что мне этого хватит надолго. Если хотите, будем друзьями, но только платоническими.

– О господи! – простонал молодой человек.

– Да, только. Иначе – давайте совсем не встречаться.

Крум сидел не шевелясь, не сводя с неё глаз, и у Клер мелькнула мысль:

"Для него это пытка. Он её не заслуживает – слишком хорош. По-моему, нам лучше не встречаться".

– Послушайте, – мягко начала она. – Вы ведь хотите мне помочь, правда? Время у нас есть. Может быть, потом…

Молодой человек стиснул ручки кресла. В глазах его засветилось страдание.

– Хорошо, – с расстановкой ответил он, – чтобы видеть вас, я пойду на все. Подождём, пока это перестанет быть для вас только физиологией.

Клер, которая тихонько покачивала ногой, рассматривая лакированный носок своей туфли, неожиданно взглянула прямо в тоскливые глаза Тони и отчеканила:

– Будь я не замужем, вы бы спокойно ждали и не мучились. Считайте, что оно так и есть.

– К несчастью, не могу. Да и кто смог бы?

– Понятно. Я уже не цветок, а плод, – на мне клеймо физиологии.

– Не надо, Клер! Я стану для вас всем, чем вы захотите. Но не сердитесь, если я не всегда буду при этом весел, как птичка.

Она посмотрела на него из-под опущенных ресниц и сказала:

– Хорошо.

Затем наступило молчание, и Клер почувствовала, что Тони пожирает её глазами с ног до головы – от тёмных стриженых волос до кончика лакированной туфельки. Пожив с Джерри Корвеном, она не могла не понимать, насколько привлекательно её тело. Разве она виновата, что оно чарует и возбуждает мужчин? Она не хочет мучить этого мальчика, но ей приятно, что он мучиться. Странно, как это можно разом испытывать и жалость, и удовольствие, и лёгкую скептическую горечь? А стоит уступить – и через месяц он потребует большего! И она неожиданно объявила:

– Кстати, я нашла квартиру – настоящую маленькую берлогу. Раньше там был антикварный магазинчик, а до этого – конюшня.

– Недурно. Когда переезжаете? – нетерпеливо осведомился Тони.

– На той неделе.

– Моя помощь нужна?

– Если сумеете покрасить стены клеевой краской – да.

– Сумею. Я несколько раз сам красил свои бунгало на Цейлоне.

– Только работать придётся по вечерам, – я на службе.

– Как ваш патрон? Приличный человек?

– Очень, и к тому же влюблён в мою сестру. Так мне, по крайней мере, кажется.

– Неужели? – усомнился Крум.

Клер улыбнулась. Ей была совершенно ясна его мысль: "Может ли мужчина видеть вас целыми днями и влюбиться в другую?"

– Когда приступим?

– Если хотите, завтра вечером. Мой адрес: Мелтон-Мьюз, два, за Малмсбери-сквер. С утра я куплю краску, и начнём с верхней комнаты. Скажем, в шесть тридцать.

– Отлично!

– Но помните, Тони, – никакой назойливости. "Жизнь реальна, жизнь серьёзна…"

Он грустно усмехнулся и прижал руку к сердцу.

– А теперь уходите. Я провожу вас вниз и посмотрю, не вернулся ли дядя.

Молодой человек встал.

– Что слышно с Цейлона? – отрывисто спросил он. – Вас не тревожат?

Клер пожала плечами:

– Пока все тихо.

– Вряд ли так будет долго. Что-нибудь надумали?

– Какой смысл думать? Похоже, что он вообще ничего не предпримет.

– Я не могу вынести, что вы… – начал и оборвал фразу Крум.

– Пойдёмте, – позвала Клер и отвела его вниз.

– Я, пожалуй, уже не зайду к вашему дяде, – объявил Крум. – Значит, завтра в половине седьмого.

Он поднёс её руку к губам и направился к двери. На пороге снова обернулся. Клер стояла, слегка наклонив голову, и улыбалась. Он вышел в полной растерянности.

Молодой человек, внезапно пробуждённый воркованием голубок Цитеры, ощутивший на себе таинственное магнетическое притяжение женщины, которая в просторечии именуется соломенной вдовой, и вынужденный держаться на расстоянии из-за условностей или щепетильности, заслуживает всяческого сожаления. Не он избрал свою судьбу – она настигла его исподтишка, безжалостно лишив его всех остальных жизненных интересов. Он одержим своего рода манией, которая подменяет все его обычные стремления одной всепоглощающей тоской. Такие заповеди, как "не прелюбодействуй", "не желай жены ближнего твоего", "блаженны чистые сердцем", звучат теперь для него особенно академично. Школа приучила Крума к тому, что, когда раздаётся звонок с урока, это означает: "Играй!" Сейчас он понял всю ограниченность такого правила. Какая уж тут игра? С одной стороны – обворожительная женщина, которая на семнадцать лет моложе своего мужа и бежала от него, потому что тот – сущее животное, Клер этого не говорит, но он. Тони, в этом уверен. С другой стороны – он сам, влюблённый в неё без памяти и нравящийся ей не так, как она ему, но всё же нравящийся, насколько это вообще возможно в данных обстоятельствах. А впереди – одни совместные чаепития. Нелепо до кощунства!

Погруженный в размышления. Тони Крум не заметил человека среднего роста, с глазами, как у кота, тонкими губами и множеством мелких, словно царапины, морщин на загорелом лице, который поглядел ему вслед, искривив рот в отдалённом подобии улыбки.

VII

Когда Крум ушёл, Клер с минуту постояла в холле, вспоминая тот день, полтора года назад, когда она сама, в светло-коричневом дорожном костюме и коричневой шляпке, уходила через ту же дверь мимо гостей, стоявших шпалерами и провожавших её возгласами: "Желаем счастья!", "До свиданья, дорогая!", "Привет Парижу!" Всего восемнадцать месяцев, а сколько воды утекло! Губы её дрогнули, и она отправилась в кабинет к дяде.

– Вы дома, дядя Лоренс? К вам только что заходил Тони Крум.

– А, этот приятный молодой человек, у которого нет работы?

– Да. Он хотел поблагодарить вас.

– Боюсь, пока не за что.

Глаза сэра Лоренса, быстрые и чёрные, как у кулика или вальдшнепа, скользнули по хорошенькому личику племянницы. Клер, конечно, не то, что его любимица Динни, но бесспорно привлекательна. Как быстро выяснилось, что её брак неудачен! Эм все рассказала ему и предупредила, что этого вопроса касаться нельзя. Да, Джерри Корвен – штучка! При его имени люди всегда пожимали плечами и многозначительно усмехались. Дурной знак! Но в общем его, сэра Лоренса, все это касается мало.

С порога донёсся приглушённый голос:

– К вам сэр Джералд Корвен, сэр Лоренс.

Сэр Лоренс инстинктивно поднёс палец к губам. Дворецкий понизил голос ещё больше.

– Я провёл его в маленькую гостиную и сказал, что пойду узнаю, дома ли леди Корвен.

Сэр Лоренс заметил, что Клер стиснула руками спинку кресла, возле которого стояла.

– Ты дома. Клер?

Она не ответила, но её побледневшее лицо словно окаменело.

– Минутку, Блор. Вернётесь, когда позвоню.

Дворецкий вышел.

– Ну, дорогая?

– Он, наверно, выехал следующим пароходом. Дядя, я не хочу его видеть.

– Если просто ответить, что тебя нет, он, безусловно, явится снова.

Клер вскинула голову:

– Хорошо, я выйду к нему.

Сэр Лоренс ощутил лёгкую дрожь.

– Скажи мне, что ответить, и я выйду к нему вместо тебя.

– Благодарю, дядя, но не вижу оснований взваливать грязную работу на вас.

"Слава богу!" – подумал сэр Лоренс.

– На всякий случай я буду под рукой. Желаю успеха, дорогая.

И баронет вышел.

Клер встала около камина – так, чтобы можно было дотянуться до звонка. Она испытывала то хорошо знакомое ей чувство, которое бывает, когда садишься в седло, чтобы взять головокружительное препятствие. "Прикоснуться ко мне я ему во всяком случае не дам", – решила она и услышала голос Блора:

– Сэр Джералд Корвен, миледи.

Недурно! Жене докладывают о муже! Впрочем, неудивительно, – слуги всегда все знают.

Даже не поднимая глаз, Клер отчётливо видела, где он стоит. Щеки её вспыхнули от стыда и гнева. Он околдовал её, он сделал из неё игрушку своих прихотей. Он её…

Корвен заговорил саркастически и хладнокровно:

– Дорогая моя, вы чрезвычайно стремительно приняли решение.

Он такой же, как всегда, – подтянутый, щеголеватый, похожий на кота; на тонких губах усмешка, глаза дерзкие и хищные.

– Чего вы хотите?

– Только вас.

– Меня вы не получите.

– Вздор!

Он сделал неуловимо быстрое движение и сжал её в объятиях. Клер откинула голову и опустила палец на кнопку звонка:

– Назад или позвоню! – Другой рукой она прикрыла лицо. – Либо отойдите и будем разговаривать, либо вам придётся уйти.

– Извольте. Но это смешно.

– Вот как? Вы думаете, я уехала бы, если бы это не было серьёзно?

– Я думал, вы просто рассердились. Впрочем, и было за что. Крайне сожалею о случившемся.

– Не стоит о нём говорить. Я знаю вас и не вернусь к вам.

– Прошу у вас прощения, дорогая, и обещаю, что подобное не повторится.

– Какое великодушие!

– Это был только эксперимент. Некоторые женщины обожают такие вещи.

– Вы – животное!

– "И красавица стала моей женой…" Бросьте глупить, Клер! Не превращайте нас в посмешище! Можете поставить любые условия.

– И верить, что вы их выполните? Такая жизнь меня не устраивает: мне всего двадцать четыре.

Улыбка исчезла с его губ.

– Понятно. Я ведь заметил, как из дома вышел молодой человек. Как его зовут? Кто он?

– Тони Крум. Что ещё?

Он отошёл к окну, посмотрел на улицу, обернулся и сказал:

– Вы имеете несчастье быть моей женой.

– Это и моё мнение.

– Клер, я серьёзно говорю: вернитесь ко мне.

– А я серьёзно отвечаю – нет.

– Я занимаю официальный пост и не могу с этим шутить! Послушайте! Он подошёл ближе. – Считайте меня кем угодно, но я не старомоден и не брюзглив. Я не спекулирую ни своим положением, ни святостью брака, ни прочим вздором в том же роде. Но у меня на службе до сих пор придают всему этому значение, и вину за развод я на себя не взвалю.

– Я не рассчитываю на это.

– Тогда на что же?

– Не знаю. Знаю одно: я не вернусь.

– Только потому что…

– И по многим другим причинам.

Кошачья улыбка снова заиграла на его лице и помешала Клер прочесть мысли мужа.

– Хотите, чтобы я взвалил вину на вас?

Клер пожала плечами:

– У вас нет для этого оснований.

– По-другому вы и не можете ответить.

– Я по-другому и не поступаю.

– Вот что, Клер, вся эта нелепая история недостойна женщины с вашим умом и знанием жизни. Вечно быть соломенной вдовой нельзя. Кроме того, вам ведь нравилось на Цейлоне.

– Есть вещи, проделывать которые с собой я никому не позволю, а вы их проделали.

– Я же сказал, что это не повторится.

– А я уже сказала, что не верю вам.

– Мы толчём воду в ступе. Кстати, вы собираетесь жить на средства родителей?

– Нет. Я нашла место.

– О! Какое?

– Секретаря у нашего нового депутата.

– Вам быстро надоест работать.

– Не думаю.

Он пристально посмотрел на неё, теперь уже не улыбаясь. На какую-то секунду она прочла его мысли, потому что его лицо приняло выражение, предшествующее известным эмоциям. Неожиданно он бросил:

– Я не потерплю, чтобы вы принадлежали другому.

Клер поняла, какие побуждения руководят им, и ей стало легче. Она промолчала.

– Слышали?

– Да.

– Я говорю серьёзно.

– Не сомневаюсь.

– Вы бесчувственный чертёнок!

– Хотела бы им быть.

Он прошёлся по кабинету и остановился перед ней:

– Вот что! Я не уеду без вас. Здесь я остановился в "Бристоле". Перестаньте капризничать, – вы же умница! – приходите ко мне. Начнём сначала. Увидите, какой я буду.

Потеряв самообладание, Клер закричала:

– Да поймёте ли вы наконец? У меня нет чувства к вам, – вы его убили!

Зрачки Корвена расширились, затем сузились, ниточка губ растянулась.

Он стал похож на берейтора, объезжающего лошадь.

– Поймите и меня, – отчеканил он негромко. – Или вы вернётесь ко мне, или я с вами разведусь. Я не позволю вам остаться здесь и выделывать всё, что вам взбредёт в голову.

– Уверена, что каждый здравомыслящий муж одобрит вас.

Улыбка снова заиграла на его губах.

– За это мне полагается поцелуй, – объявил он и, прежде чем она успела его оттолкнуть, прижался к её губам. Она вырвалась и нажала на кнопку звонка. Корвен заторопился к дверям.

– Au revoir! – бросил он и вышел.

Клер отёрла губы. Она была растеряна, подавлена и не понимала, кто же остался победителем – она или он.

Она стояла лицом к камину, опустив голову на руки, как вдруг почувствовала, что сэр Лоренс вошёл в кабинет и молча смотрит на неё.

– Мне ужасно неловко, что я беспокою вас, дядя. Через неделю я уже перееду в свою берлогу.

– Дать тебе сигарету, дорогая?

Клер закурила и с первой же затяжкой ощутила облегчение. Сэр Лоренс сел, и она увидела, как иронически приподнялись его брови.

– Совещание, как всегда, прошло плодотворно?

Клер кивнула.

– Обтекаемая формула. Людей никогда не удовлетворяет то, чего им не хочется, как бы ловко им это ни подсовывали. Интересно, распространяется ли это правило и на нас самих?

– На меня – нет.

– Досадно, что совещание обычно предполагает наличие двух сторон.

– Дядя Лоренс, – внезапно спросила Клер, – какие у нас теперь законы о разводе?

Баронет вытянул длинные худые ноги:

– Мне ещё не приходилось с ними сталкиваться. Думаю, что они менее старомодны, чем раньше, но всё-таки заглянем в "Уайтейкер".

Он снял с полки том в красном переплёте:

– Страница двести пятьдесят восьмая, дорогая, – вот тут.

Клер молча погрузилась в чтение, а баронет печально смотрел на неё. Наконец она подняла глаза и объявила:

– Чтобы получить развод, я должна нарушить супружескую верность.

– Очевидно, это и есть та изящная форма, в которую облекает его закон. Однако среди порядочных людей грязную работу берёт на себя мужчина.

– Да, но Джерри не согласен. Он требует, чтобы я вернулась. И потом, он не может рисковать своим положением.

– Естественно, – задумчиво отозвался сэр Лоренс. – Карьера в нашей стране – хрупкое растение.

Клер закрыла «Уайтейкер» и сказала:

– Если бы не родители, я завтра же дала бы ему искомый предлог, и дело с концом.

– А тебе не кажется, что самое разумное – ещё раз попробовать начать семейную жизнь?

Клер покачала головой:

– Я просто не в силах.

– Тогда да будет так, хотя это очень грустное "так", – согласился сэр Лоренс. – Каково мнение Динни?

– Мы с ней об этом не говорили. Она не знает, что он приехал.

– Значит, тебе даже не с кем посоветоваться?

– Нет. Динни знает, почему я ушла, но и только.

– Мне кажется, Джерри Корвен – человек не из терпеливых.

Клер рассмеялась.

– Нам обоим не свойственно долготерпение.

– Известно тебе, где он остановился?

– В "Бристоле".

– Может быть, целесообразно установить за ним наблюдение, – неторопливо предложил сэр Лоренс.

Клер передёрнуло.

– Это унизительно. Кроме того, я не собираюсь губить его карьеру. Вы же знаете, он очень способный человек.

Сэр Лоренс, пожав плечами, возразил:

– Для меня и твоих родных его карьера – ничто в сравнении с твоим добрым именем. Давно он приехал?

– По-моему, недавно.

– Хочешь, я схожу к нему и попытаюсь договориться, как вам наладить раздельную жизнь?

Клер молчала, и, наблюдая за ней, сэр Лоренс думал: "Хороша, но характер нелёгкий. Много решительности и ни капли терпения". Наконец Клер заговорила:

– Во всём виновата я одна, – я ведь вышла за него по своей воле.

Не хочу затруднять вас. И потом, он не согласится.

– Это ещё вопрос, – возразил сэр Лоренс. – Так попробовать мне, если подвернётся случай?

– Вы очень любезны, но…

– Значит, договорились. Кстати, безработные молодые люди умеют сохранять благоразумие?