Корабль между тем приготовлялся к походу. На обломки мачт поставлены были запасные стеньги (тонкие мачты) с поднятыми на них реями и парусами; вместо руля приделан был искусственный, каким по нужде заменяют иногда настоящий. Оставалось докончить еще некоторые работы и ожидать благополучного ветра. Все больше устрашало нас позднее время (ибо тогда был уже ноябрь).
Первый мой съезд с корабля, трудная ходьба пешком, нередко ночью и в сырую погоду по песчаному берегу, частые и далекие в глубокую осень по открытому морю переезды с корабля на берег и беспрестанные заботы и хлопоты оказали напоследок действия свои: я занемог и в последнее возвращение мое на корабль чувствовал уже такой жар, что по приезде принужден был тотчас лечь в постель.
На другой день стало мне еще хуже. Корабль был уже совсем готов; вдруг слышу я превеликую радость, кричат: «Ветер переменился! Ветер сделался благополучный!». Подняли тотчас знак, чтоб нанятые суда шли к кораблю. Ожидают их с нетерпением (ибо вся надежда спасения состояла в попутном ветре и потому крайне опасались, чтоб его не упустить). Проходит час, другой и третий – суда нейдут. Палят из пушек; дают им знать, чтоб они шли немедленно. Нет, не появляются. Наступает вечер; не знаем, что думать. Радость наша превращается в непонятное и грустное удивление.
Ночь проходит в беспокойстве. Поутру, с рассветом дня, поднимают опять знак и возобновляют пальбу из пушек: нет, суда нейдут.
Капитан велел спустить шлюпку и сказать мне, чтоб я ехал на берег узнать о причине сей медленности судов. Я отвечаю ему, что я не в состоянии, лежу в постеле, и не могу встать на ноги. Он велел мне повторить, что необходимость требует того, и прислал людей поднять меня с постели и отнести на руках. Люди подняли меня, принесли к борту, подвязали веревками и опустили на шлюпку.
По прибытии в город два человека отнесли меня к бургомистру. Он удивился моему приезду и весьма обо мне сожалел; посадили меня в кресла, обложили подушками, и я пересказал ему, зачем прислан. Он велел позвать к себе корабельщиков, и по объяснении вышло следующее недоразумение. В договоре, в условии, о деньгах, поставлено было слово deponieren, которое я, не разумея хорошенько, перевел: «заявить бургомистру», а надлежало перевести: «положить за руку». Я понимал так, что остальные две тысячи рублей заплатить дом в Карлсгамне, заявя только или сказав о том бургомистру, что оные еще не заплачены; а корабельщики понимали и требовали, чтоб эти! две тысячи оставить в залог у бургомистра, и как оные не были оставлены, то суда и не шли, ожидая наперед выполнения договора.
Это обстоятельство чрезвычайно меня растревожило. Поправить оное требовалось, по крайней мере, еще двои сутки, ибо надлежало привезть от капитана прошение о займе сих двух тысяч; должно было собраться магистрату и сделать свое определение, между тем как корабль всякий час благополучного ветра упускал со страхом, и состояние мое было такое, что мне от часу становилось хуже. Я просил бургомистра уговорить корабельщиков, что это равно, здесь ли оставить за руками деньги или там заплатить; что ошибка в переводе вышла от моего недоразумения слова deponieren, но что сия ошибка не делает для них никакой разности; напротив, они еще скорее получат свои деньги.
Бургомистр всячески их уговаривал, но они, сидя с важностью и куря табак, не хотели согласиться. Спор наш долго продолжался и приводил меня в крайнее беспокойство. Напоследок, по истощении всех моих просьб и убеждений, вышед из терпения, сказал я бургомистру: это стыдно для шведов не верить русскому военному кораблю в двух тысячах рублях. Если господа корабельщики сомневаются в получении оных, то я отдаю им себя в залог; я остаюсь здесь, покуда они получат свои деньги; и если б капитан не заплатил им и правительство наше не удовлетворило их (чему никак статься невозможно), то отец мой, русский дворянин и достаточный человек, меня выкупит. Эти слова, произнесенные мною с жаром и досадой, поколебали суровую холодность корабельщиков. Они взглянули друг на друга, встали, походили по горнице, пробормотали нечто между собою и потом подошли сказать, что они соглашаются. Между тем настал вечер; я взял с них слово, что они при первом рассвете дня заберут больных и, нимало не мешкая, выйдут из гавани.
Оконча таким образом мое посольство, велел я отнести себя на шлюпку, в намерении, невзирая на темноту ночи, ехать на корабль (ибо огонь на нем был виден), но ветер так скрепчал, что бывшие в гавани лодочники не советовали мне пускаться. И так я принужден был ночевать у них в будке. Как скоро стало рассветать, тотчас поехал, и лишь только успели меня поднять на корабль, как и суда вслед за мною вышли из гавани. Корабль по приближении их снялся с якоря и отправился в путь.
Плавание наше продолжалось несколько дней, потому что попутный ветер не долго нам служил и не скоро сделался опять благополучен. В это время болезнь моя до того усилилась, что я в выздоровлении моем был отчаян. Воображение, что мы не успеем дойти до берега и что меня зашьют в дерюгу и бросят с камнем в воду (обыкновенное в море погребение мертвых), меня ужасало. Горячка моя была такого рода, что спирающаяся в груди мокрота меня душила, и чем легче было днем, тем тяжелее становилось к вечеру, так что всякую ночь проводил я в беспамятстве, в мечтаниях и бреду.
По несчастию, за два года перед сим был я болен в кадетской больнице, и подле моей кровати лежал товарищ мой кадет, точно в такой горячке, какую в это время примечал я в себе. Он на моих глазах умер, и подлекарь, бывший тогда при нас, почти при самом начале его болезни предугадал смерть его, сказывая, что он болен такой горячкой, от которой редко выздоравливают. Эта мысль, как скоро я приходил в память, не переставала мне мечтаться и приводить меня в уныние.
В одно утро, после весьма тяжелой ночи, стало мне отменно легко, и это привело меня в крайнюю робость: я почти несомненно уверился, что будущую ночь не переживу.
За мною ходил старик-матрос. Поправляя у меня изголовье и тужа обо мне, он шепнул мне с усердием на ухо: «Батюшко! Позволь мне положить нечто к тебе под головы; авось тебе будет легче». Я спросил: «Что такое?» Он промолчал и сунул мне под подушку какую-то маленькую рукописную тетрадку. Удары в колокол для возвещения полдня напомнили мне о приближении тех часов, в которые обыкновенно становилось мне тяжелее, и я начинал забываться и терять память. Это напоминание как бы твердило мне: вот уже не больше двух часов остается тебе размышлять, и если ты теперь ничего не придумаешь, то жизнь твоя кончится.
Вдруг посреди сего мучительного страха и недоумения представляется мне странная мысль: я чувствовал превеликое отвращение к чаю, а особливо, когда уже он несколько простынет; самое это отвращение рождает во мне желание попросить того, что столько мне противно. Я говорю старику-матросу моему: «Принеси мне стакан теплой воды». Лишь только парной запах воды коснулся моему обонянию, как вдруг вся внутренность моя поворотилась, и я не знал более, что со мною делается.
Я не прежде очувствовался, как через несколько часов. Слабость моя была так велика, что я ни одним членом моим пошевельнуться не мог. Однакож некое внутреннее спокойствие и тишина уверяли меня в великой происшедшей со мною перемене. Старик мой рассказал мне, что никакое сильное рвотное не могло бы произвести того действия, какое произвело во мне одно простое поднесение ко рту стакана теплой воды. Силы мои стали от часу прибавляться; я ночью уснул и поутру мог уже сам ворочаться, а потом и вставать.
Тут скоро пришли мы в Карлсгамн. Нам отвели дом, в котором внизу жил сам хозяин, вверху, в одной половине, кадетский капитан с лейтенантом М., а в другой все мы гардемарины, в двух смежных комнатах. Когда я съехал с корабля и, пришед в теплый покой, сел подле печки, которая топилась, то мне казалось, что нет никого благополучнее меня на свете, так теплота, здравие и покой драгоценны тому, кто давно ими не наслаждался.
Через несколько дней я совсем оправился и мог ходить со двора.
Из Стокгольма, от посланника нашего Остермана, пришло повеление всех нас, гардемаринов, отправить с капитаном для продолжения наук в Карлскрону, шведский город и главный корабельный порт, где находился шведский кадетский корпус. Дня через три по получении повеления мы отправились.
Корабль наш между тем исправлялся; на нем ставили новые мачты к подводили новый киль[158], потому что старый от сильных ударов о землю весь истерся. Удивительно было видеть в нем превеликие брусья так измятыми, как мочалы, и железные, толще руки, болты так между собою перевившимися, как склокоченные волосы.
Наконец корабль был готов: наступило время отправиться в Россию. Плавание наше недолго продолжалось.
Мы пришли в Кронштадт, куда уже морской кадетский корпус, после бывшего пожара, переведен был из Петербурга».
Какой хороший офицер пожелает служить на корабле, таким образом управляемом, как управлялся корабль «Вячеслав»? Оставляя уже без внимания ежеминутную опасность, коей подвергались корабль и экипаж его от беспорядочных поступков капитана, даже самая честь каждого из офицеров с благородными чувствами от них страдала. Если б собственный рапорт капитана[159] и письменное признание [160] офицеров, тайным образом курс переменивших, не подтверждали помещенного здесь описания бедствий, с вышеупомянутым кораблем случившихся, в важнейших их происшествиях, то можно было бы даже усомниться в справедливости его. Кто бы поверил, что капитан военного корабля, идущего в темную осеннюю ночь в крепкий ветер, по 8 миль в час и приближающегося к берегам, пошел в свою каюту покойно спать, и тогда, когда верность корабельного счисления подвержена была большому сомнению? [161] Что вахтенный лейтенант и штурман решились сами собою переменить курс [162]? Что когда корабль стал на мель, то капитан, вместо того чтоб употреблять все средства к спасению его и экипажа, заперся в каюту? И что, наконец, капитан решился послать на чужестранный берег с просьбою о помощи гардемарина в тулупе, не сказав ему, к кому и зачем он его посылает; а тот поехал и сам не ведая для чего? Самый призыв матросов на совет [163] унижает не только офицеров, но и самую службу. Такого рода «мирские сходки» могут быть терпимы только на купеческих судах. А притом какую пользу капитан думал из того извлечь? Если он хотел посредством их оправдать свои меры перед военным судом, сославшись на согласие матросов, какие законы давали ему право надеяться, что оно должно быть принято в уважение?
Мне кажется, одна из важнейших обязанностей начальника состоит в том, чтоб всякого из подчиненных держать в месте, предназначенном ему законами: никого без причины и формального отрешения не унижать и никого по каким-либо видам и связям не возвышать.
Примечания
1
Этот корабль знаменит в истории русского флота: в 1788 году на нем был взят в плен шведский вице-адмирал Вахмейстер в сражении, происходившем между двумя флотами.
2
Гельсинор, часто Эльсинор, правильно Хельсингёр, см. примечание 28 на стр. 117.
3
Мыс Скаген – см. прим. 33 на стр. 117.
4
Бушприт – см. примечание 4 на стр. 116.
Гальюн – надводная носовая часть корабля.
5
Баргоут – см. примечание 88 на стр. 119.
6
Шпунты – затычка.
Форштевень – бревно, служащее основой носу корабля.
7
Найтов – скрепа веревкой.
8
Залив Мандель (Мандаль), на южном берегу Норвегии, у 58° северной широты.
9
Доггер-банка – мель в Северном море; одно из величайших в мире рыболовных угодий.
10
Мыс Фланборгед (Flamborough Head) – мыс на восточном берегу Великобритании, против Доггер-банк.
11
Дроммель (Драммен) – город к юго-западу от Христиании (Осло).
12
Ярмут – рыбачий порт на восточном берегу Англии.
13
Шведский корабль, взятый в 1790 году на погоне фрегатом «Венус», под начальством капитана (впоследствии адмирала) Кроуна.
14
В 1799 году Англия вместе с Россией воевала против революционной Франции, оккупировавшей Нидерланды, провозглашенные Батавской республикой.
15
Гелдер (Helder) – мыс у входа в Зюдерзее, в Голландии, к югу от острова Тексель.
16
Остров Тексель – один из Западных Фризских островов, отделяющих залив Зейдерзе от Северного моря. Расположен у 53° северной широты, против мыса Гелдер.
17
Баканы – пловучие навигационные знаки, см. прим. 23 на стр. 117.
18
«Знаменитый наш историограф флотов» – Шишков Александр Семенович (1754 – 1841) (Собрание морских журналов, т. 2, стр. 108).
19
Я тогда находился флаг-офицером при вице-адмирале Макарове, следовательно имел случай знать состояние каждого корабля, бывшего в вспомогательной эскадре; а будучи употребляем к переводам и в сношениях главнокомандующего с английскими адмиралами, я знал также хорошо и их мнение о каждом из наших кораблей и капитанов.
20
Николай Александрович Хвостов, известный по «Двукратному путешествию морских офицеров в Америку».
21
Верп, малый якорь (завоз), двулапый или четырехлапый.
22
Кабельтов. Здесь – канат, на котором бросается якорь.
23
Шпиль – стоячий ворот на судне для подъема или спуска якоря, для подтягивания судна и т. п.
24
Лейтенантом Хвостовым.
25
Принц Оранский – низвергнутый в 1795 году после провозглашения Батавской республики наследственный правитель Нидерландов.
26
Впоследствии оказалось, что насчет славы забота офицеров корабля «Ретвизан» была напрасна, ибо начальник голландской эскадры контр-адмирал Стори принужден был отдать ее англичанам, не сделав ни одного выстрела, потому что, кроме его самого и офицеров, все служители целой эскадры признали единодушно прежнее правительство и не хотели сражаться против союзников принца Оранского.
27
Снайтовливать – скреплять веревкой.
28
Багштов (бакштов) – буксирный канат.
29
Констапель – морской артиллерийский офицер (прапорщик морской артиллерии).
30
Румпель – рычаг для управления корабельным рулем.
31
Тиллер-транец. Tiller (англ.) – румпель.
Транец – оборудование на корабельной корме.
32
Стаксель – треугольный косой парус.
33
Это происшествие с кораблем «Ретвизан» напомнило мне те счастливые для русского флота времена, в которые оно случилось. Кто бы мог поверить, чтобы люди, взятые на морскую службу большей частию от сохи и посланные с берегов какой-нибудь речки, озера, лужи по волнам свирепого океана, в несколько месяцев сравнялись с английскими матросами и даже часто в маневрах превосходили их! Я не говорю уже о тех кораблях, где прилагаемо было особенно старание довести их до совершенства, но даже и у капитанов, не слишком много обращавших внимание на сей предмет, экипажи ничем не хуже управлялись с кораблями. Отчего же это происходило? От охоты, с какой тогда все служили на кораблях. В сей эскадре все, от главнокомандующего адмирала до последнего матроса, были совершенно довольны своим состоянием. Капитаны и офицеры гордились своей службой и порядком и дисциплиной своих кораблей. Охота к службе до того простиралась, что некоторые из капитанов много неположенных по штату вещей делали на свой счет. Когда бывало, чужой корабль снимался с якоря, ложился на якорь или делал какой-либо маневр, офицеры оставляли обед и всякое дело и выбегали с зрительными трубами наверх, чтоб только видеть, замечать, перенимать, как что делается; нижние чины снимали с них пример. Словом, во всех было какое-то особенное благородное честолюбие превзойти друг друга в познании своей должности и искусства по службе. Мне кажется, если не ошибаюсь, судя по собственным моим чувствам, что для усовершенствования какой-либо части не столько нужны деньги, предписания и даже самые планы и проекты, как искусство вселять к ней охоту: так сказать, облагораживать часть, чтоб занимающиеся ею гордились, а не краснели, что принадлежат к ней, и отправляли свою должность точно из чести и для чести.
34
Баранов, Александр Андреевич – см. примечание 159 к «Путешествию на «Камчатке» (стр. 444).
35
Тараканов, Тимофей – приказчик Российско-Американской компании. Позднее был на тюленьих промыслах в заливе Сан-Франциско; затем три года прожил на Гавайских островах.
36
Суперкарг – см. примечание 104 к «Путешествию на «Камчатке» (стр. 442).
37
Новый Альбион – участок западного (тихоокеанского) берега Северной Америки в районе Сан-Франциско, открытый известным английским пиратом Дрейком в 1578 году, во время его кругосветного плавания (второго, после Магеллановой экспедиции); назван так в честь Альбиона (Англии).
38
Мыс Жуан (Хуан) де-Фука – у западного входа в одноименный пролив, отделяющий с юга остров Ванкувер от материка; на английских картах часто этот мыс называется Флеттери (Flattery).
40
Китайка – простая хлопчатобумажная ткань.
41
Около сей широты есть много заливов, и потому неизвестно, который из них жители называют Клоукоты.
42
Остров Дистракшин (Destruction) – островок к югу от мыса Флеттери, у берега нынешнего штата Вашингтон (США).
43
Фока-рей – рей на передней мачте.
44
Имя штурмана Булыгина.
45
Сим именем называется одно поколение жителей северо-западного берега Америки; имя это наши промышленники распространили и на все народы здешнего края.
46
Слова в кавычках означают собственные слова Тараканова; я их иногда помещал для показания, что он хотя не умел писать, но умел дело делать.
47
Колюжи (или колоши) – русское название индейцев Аляски – тлинкитов; см. примечание 165 к «Путешествию на «Камчатке» (стр. 444).
48
Кижуч – сим именем в Камчатке и Америке называется особый род лососей.
49
Тараканов судит по своим понятиям, думая, что все должно покоряться и раболепствовать перед европейцами, которых дикие считают грабителями, похищающими их собственность, и потому признают должным и справедливым умерщвлять их повсюду, где только есть случай.
51
Мыс Гревиль (Гревиль, англ. Granvilir) – на западном берегу США, штат Вашингтон.
52
Торбасами в Камчатке и Америке называются большие сапоги, кои наши рыбаки именуют иногда бахилами.
53
Камлея – платье покроем рубахи: кишечные шьются из медвежьих кишек, а горловые – из горлов сивучей или морских львов.
54
Лахтак – выделанная сивучья кожа.
56
Люди, привыкшие к хлебу и разнородным яствам, назвали бы пропитание одной рыбой голодом, но промышленники наши и в добрую пору в своих собственных селениях почти всегда питались рыбой, к которой им все приправа: и трава, и дикие коренья, и раковины.
57
«Ишкат» – из прутьев или кореньев сплетенная корзинка, столь плотная, что не пропускает воды; а квасными кореньями называется растение пупырья потому, что промышленные делают из них кислый напиток, подобный квасу.
58
Штурман, Тараканов, Овчинников и два алеута.
59
Имя одного поколения, недалеко от мыса Жуан-де-Фука живущего.
60
Тимофей Тараканов, Дмитрий Шубин, Иван Болотов, Иван Курмачев, Афанасий Валгусов, Касьян Зырянов, Савва Зуев, Абрам Петухов, Джон Виллиамс, алеутов два и алеуток две.
61
Штурман Булыгин с женой, Яков Петухов, Козьма Овчинников, Харитон бобачников и двое алеутов.
62
Малолетний ученик Филипп Котельников.
63
Гаврило Андреевич, впоследствии адмирал, государственных Адмиралтейств-коллегий и Адмиралтейского департамента член и генерал-гидрограф.
64
«Для отвоза в Померанию десантных войск». В 1805 году Россия, как член так называемой Третьей коалиции, воевала с наполеоновской Францией. Померания – южная прибалтийская полоса; ее западная часть вместе с островом Рюген принадлежала в то время Швеции, также входившей в состав Третьей коалиции.
65
Остров Эзель, теперь Сарема, Эстонской ССР.
66
См. «Дневные записки плавания вице-адмирала Сарычева», стр. 134.
67
Мыс Люзерорт – против юго-западного выступа острова Сарема, на северном берегу Курляндии (теперь в Латвийской ССР). Виндава, теперь Вентспилс, портовый город Латвийской ССР, в устье реки Венты (Виндавы).
68
Рюген (Rugen) – остров у берегов Померании; в то время принадлежал Швеции (см. выше примечание 39).
69
Мыс Домеснес – у входа в Рижский залив, на крайнем севере Курляндии; теперь – в Латвийской ССР.
70
Интрюм – самая нижняя часть трюма.
71
Мыс Гоборг – южная оконечность острова Готланд (Суурсари) в Финском заливе.
72
Мыс Перт. Эта территория принадлежала в то время Швеции (Шведская Померания).
73
Бакштаг – снасть, укрепляющая стеньгу (продолжение мачты) с боков; бакштагом также называют попутный боковой ветер и ход парусного корабля под этим ветром.
74
Фордевинд – полный попутный ветер и ход парусного корабля под этим ветром.
75
См. «Дневные записки плавания вице-адмирала Сарычева», стр. 138.
76
Генерал-майор при десантных войсках; он находился на «Диспаче».
78
Русско-турецкая война началась в 1806 году (закончилась в 1812 году присоединением к России Бессарабии по Бухарестскому мирному договору).
79
Бокка-ди-Каттаро (итал. Bocche di Cataro) – бухта Котор у берегов Черногории (Югославия).
80
Корфу – остров у западных берегов Греции (один из Ионических островов) у входа в Адриатическое море. На нем – одноименный порт.
81
Курцола, теперь Корчула, – остров у берегов Герцеговины (Югославия).
82
Марс – площадка у соединения мачты со стеньгой.
83
Дураццо, теперь Дуррес, – важнейший албанский порт (на Адриатическом море).
84
Берат – город в Южной Албании.
85
Оттоманская Порта (иначе Блистательная Порта, Высокая Порта) – неправильное, но общепринятое в дипломатических сношениях название бывшей Турецкой империи.
86
Ага (турецкое) – господин, прежде – начальник янычар.
87
Албесан (правильно Эльбасан) – город в центральной Албании.
88
Огера – у нынешней албано-югославской границы.
89
Монастырь (Монастир), иначе Битоль, – город в Македонии (Югославия).
90
Прилеп – македонский городок к северо-востоку от Битоль. (Югославия).
91
Крюперли (правильно Кёпрюлю), теперь Велес, – македонский город к северо-востоку от Прилепа (Югославия).
92
Иштип (Штип) – македонский город к востоку от Велеса (Югославия).
93
Родовишт (Радовиште) – македонский город к юго-востоку от Штипа (Югославия).
94
Алкоран, коран – священная книга мусульман.
95
Стромица (Струмица) – македонский город к югу от Радовишта (Югославия).
96
Петриче (Петрич) – болгарский город в низовьях реки Струмицы (юго-западная Болгария).
97
Демисар (правильно Демирхисар) – македонский поселок в северо-восточной Греции, к северо-востоку от Салоник.
98
Севас – название искажено: правильно Серее.
99
Георг Черный – Карагеоргий, вождь сербских повстанцев, предок сербской королевской династии Карагеоргиевичей.
100
Караван-сарай – постоялый двор в скотоводческих районах Передней Азии.
101
Мири – приморский поселок на северо-восточном берегу Эгейского моря.
102
Архипелаг – здесь Море-Архипелаг (Эгейское море).
103
Имбро (правильно Имброс), принадлежит Турции.
Самондраки (правильно Самофраки), принадлежит Греции.
104
Фериеи – правильно Фереджии.
105
Морища, река – название искажено; вероятно – Марица.
106
Измаил-бей – глава янычар.
107
Кешан – селение к востоку от устья Марицы, в Европейской Турции.