Глава V

Четыре сваи моста на Луну

Летом 1968 года стали поговаривать, что 62-летний Джеймс Уэбб уйдет из НАСА. Пожар и все передряги с испытаниями утомили его. Президент Линдон Джонсон выдвигал вперед заместителя Уэбба Томаса Пейна.

Пейн родился в семье морского офицера и сам хотел стать моряком, но был забракован медиками. Его мечта сбылась только во время войны, когда он попал на подводную лодку. После капитуляции японцев он увлекся наукой, окончил Стэнфордский университет и сумел удачно соединить свое настоящее и прошлое, занимаясь разработкой ядерных реакторов для военно-морского флота. Фирма «Дженерал электрик» пригласила его как опытного металлурга. С этого момента он и превращается в руководителя-организатора, администратора высшего ранга. Джонсон переманил его в НАСА, уже планируя замену Уэбба. К октябрю 1968 года Пейн держал все нити управления в своих руках.

Именно в это время окончательно согласовываются и рассчитываются основные этапы штурма Луны. В августе, выступая на пресс-конференции в Вашингтоне, генерал-лейтенант Сэмюэль Филлипс — глава программы «Аполлон» — обнародовал эти планы. Первый полет: испытание «Аполлона» на орбите спутника Земли. Второй — испытание там же лунного модуля8. Третий — облет Луны. Четвертый — генеральная репетиция. Пятый — посадка. И все — за полтора года, а может быть, даже и за меньший срок. (Этот план жизнь слегка откорректировала. К моменту второго полета лунная кабина не была еще готова, и облет Луны состоялся раньше ее испытаний.)

Начинались самые жаркие дни Канаверала, переименованного после убийства президента в мыс Кеннеди9. Никогда раньше здесь не готовили к старту сразу три космических корабля. Работа достигла предельной напряженности и шла круглосуточно. Вспоминая это время, обозреватель Говард Бенедикт писал в 1974 году, что «Аполлон» был по-настоящему чрезвычайной программой, осуществляемой чуть ли не с поспешностью военного времени.

Центр им. Кеннеди и стартовые площадки мыса Канаверал действительно напоминали военный лагерь перед решающей битвой. Курт Дебус, директор Центра, обратился к своим сотрудникам с меморандумом, который звучал как речь Ганнибала или Александра Македонского перед воинами:

— Мы прекрасно знаем, что от нас ожидают. Мы знаем, как мы необходимы. Мы должны выполнить нашу задачу с полным чувством ответственности!

В первый полет на «Аполлоне» назначили дублеров погибшего экипажа: капитан I ранга ВМС Уолтер Ширра — он был командиром, майор ВВС Дон Эйзел и штатский летчик Уолтер Каннингем.

Ширра был ветераном: начал летать в 1965 году на «Меркурии», в 1965-м пересел на «Джемини». Он стал единственным американским астронавтом, который сумел полетать на всех трех типах космических кораблей. Когда перед стартом Ширру спросили, собирается ли он слетать в четвертый раз, 45-летний астронавт ответил:

— Я не думаю, что у меня хватит духу участвовать еще в одном полете...

Это был типичный военный — сильный, выносливый, решительный. Любил охоту и «соленые» анекдоты. Друзья подшучивали над ним за пристрастие к сувенирам: весь дом был завален каким-то хламом.

В отличие от Уолли (ласкательное от Уолтер), два других члена экипажа летели впервые. Эйзел был моложе своего командира на семь лет. Он поступил в отряд астронавтов вместе с Каннингемом в июне 1963 года во время третьего набора. В годы своей воинской службы Дону пришлось немало поездить. Дочь его родилась в Южной Дакоте, три сына — в Триполи, в Дейтоне, в Хьюстоне. Он был человеком легким на подъем, веселым, смешливым и знаменитым в компаниях тем, что очень ловко копировал популярных дикторов и телекомментаторов.

Третий член экипажа Каннингем, как и Ширра, был морским пилотом, но потом ушел из армии, окончил Калифорнийский университет, защитил докторскую диссертацию, занимался магнетизмом. Этого ему показалось мало.

— Я только тогда буду настоящим технарем, когда буду поближе к верхушке, — говорил Каннингем, показывая на вершину ракеты.

Став астронавтом, он серьезно повредил во время прыжка с трамплина шейный позвонок и мог остаться калекой. Но он не только выздоровел, а был допущен к полету. Врачи объясняли это его удивительным упорством и настойчивостью. Жил просто, скромно, ездил на дешевом автомобиле и, в отличие от подавляющего большинства американцев, любил сам его чинить.

Понимали ли они степень ожидавшего их риска? Мне кажется, понимали. Ширра, например, был рад, что носителем их корабля будет «Сатурн-1B», а не «Сатурн-5», поскольку от этой более опробованной ракеты, как он говорил, «можно ждать меньше неожиданностей».

Ракета не обманула надежд командира. Утром 11 октября 1968 года «Аполлон-7» вышел на орбиту. По свидетельству специалистов космодрома, это был самый благополучный старт из всех, которые состоялись до этого по программе «Аполлон». Через три часа после старта космический корабль провел свой первый маневр: отстыковался от второй ступени носителя, а потом провел с ней воображаемую стыковку, сблизившись со 150 километров до 20 метров. Дальше подходить было опасно: неуправляемая ступень кувыркалась.

Все три астронавта старались быть максимально придирчивыми к своему кораблю и реагировали на любую мелочь, понимая, что тем самым они сослужат добрую службу следующим экипажам. Набрался длинный список «раздражающих проблем», как они называли эти микронеполадки. Не шли биомедицинские сигналы с датчиков Эйзела. Два других астронавта тоже жаловались на датчики, причиняющие им неудобства. Загрязнились и мешают фотографированию почти все иллюминаторы. Неисправен (завышает расход) датчик расхода кислорода. Подмерзал хладагент в системе терморегулирования. Заедал механизм фотокамеры. Насморк заставлял Ширру каждые 8 часов принимать таблетки для прочищения дыхательных путей и аспирин. Неудобными оказались спальные мешки, и космонавты предпочитали отдыхать в креслах. Дважды Ширра отменял сеансы телепередач с борта космического корабля, мотивируя это подготовкой к будущим маневрам. «Мы еще не ели. У меня простуда. Я отказываюсь ставить под угрозу график полета в данный момент», — ворчливо радировал он в Хьюстон.

В Хьюстоне слушали и улыбались: в ворчании Ширры было что-то домашнее, успокаивающее. Над жалобами подшучивали:

— Доброе утро, Уолли, — вкрадчиво будил его сидящий на связи астронавт Уильям Поуг (он полетел в 1973 году в третьем экипаже «Скайлэба»). — Мне сказали, чтобы я осторожно разговаривал с тобой сегодня, — продолжал он весело, намекая на раздраженность Ширры.

Вскоре после старта Уильям Шнейдер, руководитель этого полета, заявил на пресс-конференции, что все основные маневры космического корабля включены в программу первых трех дней полета на тот случай, если не удастся провести их до конца. «Мы считаемся с тем, что, может быть, придется сократить полет, но тем не менее мы строим планы на полный, ранее намеченный срок полета».

Они летали без малого одиннадцать дней — этого времени должно было хватить для первого путешествия на Луну и обратно. Пожалуй, только Ширра мог в полной мере оценить все достоинства нового космического корабля. Впервые в космосе они могли подогреть себе еду, впрыскивая в обезвоженные концентраты горячую воду. Да и сама эта еда была куда разнообразнее: от тушеного мяса до ананасового торта. Тут была специальная зубная паста, не дающая пены, туалетные салфетки и полотенца. Только вот бриться они не могли. Тогда еще не изобрели «космическую» бритву-пылесос, и на Землю астронавты вернулись порядком обросшие.

Это произошло на 163-м витке. Они опустились в синие воды Атлантики в 27 километрах от авианосца «Эссекс». Три вертолета поспешили к ним на помощь, и через 35 минут они уже стояли на палубе корабля.

— Мы выполнили все поставленные задачи на 101 процент, — подытожил сделанное директор программы «Аполлон» доктор Лоу.

Вскоре после полета экипаж «Аполлона-7» покинул НАСА. Ширра стал председателем компании «Сернко» в Колорадо, рекламировал железные дороги, сотрудничал с телевизионной компанией «Коламбия бродкастинг систем». Во время полета «Союза» и «Аполлона» я видел его по телевидению, такого же крепкого и бодрого, каким он был всегда. Вместе с популярным телекомментатором Уолтером Кронкайтом он рассказывал американцам о первой в истории международной космической встрече, ставшей в то же время лебединой песней корабля «Аполлон», которому Ширра отдал столько сил. Ширра возглавил Консультативное бюро по вопросам защиты окружающей среды в Инглвуде (штат Колорадо), потом руководил одним из отделений фирмы «Джонс-Мэнвилл».

Каннингем командовал группой космонавтов программы «Скайлэб», потом тоже ушел в бизнес — работал вице-президентом в одной фирме по продаже недвижимости в Хьюстоне. Эйзел, гонимый своей охотой к перемене мест, два года был помощником директора по технике пилотируемых полетов в центре НАСА им. Ленгли. С 1972 года опять-таки ушел в бизнес, став руководителем восточного отделения фирмы «Марион пауэр шавел». Живет в маленьком городишке Уильямсберг в штате Вайоминг.

Благополучное возвращение отважной тройки и успех всего полета воодушевили всех, кто работал по программе «Аполлон». Еще в то время, когда экипаж Ширры летал в космосе, было решено, что восьмой «Аполлон» стартует до нового года. Раньше нетерпение подстегивали неудачи. Оказалось, что успех может подстегнуть еще сильнее.

Первоначально для полета вокруг Луны намечались Борман, Коллинз, Андерс. Но незадолго перед стартом с Майком Коллинзом случилась большая неприятность: где-то на шее защемился нерв, и из-за этого иногда вдруг отказывали ноги — он падал. Астронавт встал перед дилеммой: или долгое лечение, или очень серьезная, но быстрая операция. Коллинз выбрал операцию. Все прошло хорошо, но на «Аполлон-8» он опоздал. Ходил совсем убитый, а белый бинт на шее заставлял жалеть его еще больше. Вместо Коллинза полетел Джеймс Ловелл, который до этого уже дважды побывал в космосе на «Джемини». В первом полете его командиром был Фрэнк Борман, и вот сейчас в «Аполлоне» эта ситуация повторилась: Фрэнк опять его командир.

Путь Бормана к космодрому был трудным. Он родился хилым ребенком, часто болел, перенес две операции, врачи порекомендовали семье перебраться на юг: он не должен был простужаться. Но в слабом теле Фрэнка был сильный дух. Он закалялся, занимался спортом, сумел попасть в авиацию, летал на боевых самолетах. Во время отбора в отряд астронавтов он истрепал врачам все нервы, прошел бесчисленное количество комиссий и все-таки добился своего.

Джеймс Ловелл был ракетчиком «со стажем». Еще в высшей школе в Милуоки он построил пороховую ракету, которая подлетела метров на двадцать пять и взорвалась с оглушительным грохотом. В морской Академии в Аннаполисе темой его диплома тоже были ракеты на жидком топливе. В астронавты пошел не раздумывая, хотя ему долго пришлось усмирять свою больную печень. Пока Джеймс лечился, в НАСА потеряли его личное дело (и вновь скажу: как часто мы идеализируем американскую пунктуальность!). Когда он позвонил в штаб-квартиру НАСА по телефону, какой-то чиновник сказал ему рассеянно:

— А я думал, что вы отказались...

— Если бы я отказался, — сказал Ловелл, — я бы не стал тратить 10 центов ради сомнительного удовольствия поговорить с вами по телефону...

Журналисты называли этот экипаж тремя мушкетерами. Если Борман мог претендовать на звание Атоса, а Ловелл, безусловно, в чем-то напоминал Портоса, то Андерса вряд ли можно назвать Арамисом. Маленький, хрупкий, тихий, он не был похож на гвардейца-ловеласа.

По происхождению Андерс поляк. Родился он в Гонконге, где отец его служил во флоте. Когда он возвращался на Землю, в Гонконге было большое ликование и шествие с плакатами: «Человек из Гонконга облетел Луну!» Уильям сначала хотел стать моряком, но небо победило в споре с морем. Он был очень организованным, пунктуальным, собранным пилотом. В экипаже именно Андерс олицетворял порядок и дисциплину. Его вера в технику могла бы раздражать, если бы она не основывалась на абсолютном знании этой техники и способности быстро поставить диагноз любому ее отказу.

— Риск, которому мы подвергаемся, — ничто по сравнению с риском Линдберга10, — говорил с улыбкой Андерс. Кстати, Линдберг был среди почетных гостей на старте «Аполлона-8», и Борман взял с собой в космос фотографию, на которой он стоял рядом с отважным летчиком. Андерса всегда отличала ясность цели, и даже в обычной человеческой жизни он стремился к ее оптимизации, к выбору наивернейших средств ее достижения. Когда потом, после полета, его спросили, как у него хватило мужества отправиться в столь опасное путешествие, он подумал, помолчал и ответил с непререкаемой логикой счетной машины:

— Ценность моей жизни для моей семьи несоизмерима с ценностью этого полета для нашей нации...

Итак, три астронавта должны совершить полет вокруг Луны, который, по свидетельству газеты «Нью-Йорк таймс», будет «самым честолюбивым и рискованным полетом в истории».

Риск действительно был большой. Никогда еще человек не летал в космос так далеко. Но дело не просто в расстоянии. Если при полете на орбите астронавт мог совершить аварийную посадку в любую минуту, на дороге к Луне очень трудно, да практически невозможно было остановиться и повернуть назад. Даже в случае серьезной аварии (вы увидите это, когда речь пойдет об «Аполлоне-13») для срочного возвращения на Землю требуются уже не часы, а дни.

Не простыми были и маневры облета Луны и входа в атмосферу Земли. Если на орбите спутника Луны не произойдет повторного включения двигателей «Аполлона», никакая сила не сможет вернуть корабль на Землю. Включить этот двигатель надо в тот момент, когда корабль находится над обратной стороной Луны, и отсутствие связи с Землей в это время лишь усиливает драматизм ситуации.

При возвращении на Землю небольшое отклонение «вверх» могло привести к «промаху», а «вниз» — к резкому входу в плотные слои атмосферы, то есть к недопустимым перегрузкам. Подобный маневр совершался до сих пор, как вы помните, только один раз при полете беспилотного «Аполлона-5». Риск был и в том, что впервые вывести экипаж на орбиту должна была ракета «Сатурн-5».

— Я не хочу утверждать, — сказал Борман перед стартом, — что во время нашего полета не будет риска и опасности. Элементы опасности будут встречаться на всем пути.

Английский астроном Бернард Ловелл из обсерватории Джодрэлл бэнк, перечисляя все угрожающие астронавтам ситуации, кончил так:

— Мысль об этом полете угнетает меня. Это чертовски глупо...

Глупо не глупо, а лететь было нужно. Именно нужно. Эти слова из речей президента перекочевали теперь в речи астронавтов. «В нашей программе наступила такая стадия, когда нужно сделать этот шаг», — говорил Борман. Нужно, хотя полного доверия к технике еще не было. Несмотря на то, что Ширра и его друзья провели испытания корабля по широкой программе, облет Луны был действительно необходим, коль скоро намечалась высадка на нее. Этот, как и последующие за ним старты, не ставили перед собой никаких иных задач, кроме общей и главной: обеспечить высадку. Когда кто-нибудь начинал заговаривать о научной программе, о возможных экспериментах, администраторы НАСА недовольно морщили носы.

— Цель состоит не в том, чтобы провести научные исследования, — терпеливо разъяснял Джордж Мюллер, заместитель директора НАСА по пилотируемым полетам, — а в том, чтобы сделать важный шаг в развитии наших способностей высадить людей на Луну.

Шаг этот был сделан 21 декабря. В 7 часов 51 минуту утра космический корабль оторвался от Земли.

— Внимание! — доложил Борман. — Я — «Джемини-8»...

На связи с кораблем сидел, увы, оставшийся на Земле Майкл Коллинз. Под общий хохот он ответил Борману очень спокойным, даже скучным голосом:

— Не теряй памяти. Ты летал на «Джемини-7», а теперь ты летишь на «Аполлоне-8».

Ошибки и волнения простительны: слишком много было в этом полете необычного. Впервые человек уходил в космос от своей родной планеты. Впервые он мог увидеть земной шар, именно шар. Эмоциональная палитра путешествия Бормана и его друзей была необыкновенно богатой.

— Мы видим Землю, — коротко доложил он Хьюстону, и все поняли, что он имеет в виду.

— Мы прекрасно видим Флориду, — кричал Ловелл. — Мы видим мыс Кеннеди! И одновременно Африку, Западную Африку! Прекрасно! Я вижу Гибралтар и Флориду, Кубу, всю Северную и Южную Америку...

— Черт-те что! — не выдержал оператор в Хьюстоне. — Вот это видик!

— Слушай, — спокойно перебил его Борман, — передай людям на Огненной Земле, чтобы надевали дождевики. Кажется, у них собирается гроза...

Во время телевизионных передач с борта «Аполлона-8» астронавты показывали землянам Землю.

— Ваша передача имела громадный успех на планете, соседней с вашей, — на Земле, — сообщили из Хьюстона.

Передачу действительно смотрели миллионы телезрителей, даже 93-летняя бабушка Фрэнка Бормана. Кстати, смотрел ее и некий мистер Сэмюэль Шератон, секретарь единственного в своем роде «Британского общества верящих в плоскую форму Земли». Он вынужден был признать, что, «видимо, назрело время пересмотреть взгляд на некоторые вещи...» Шутки шутками, но нервная нагрузка действительно была очень велика.

— Когда мы вышли на лунную траекторию, где никто никогда не летал, — рассказывал потом Борман, — во мне что-то изменилось психологически... Вид Земли потряс меня! Трудно было поверить, что на этой малютке столько проблем, что там голод, войны, яростная схватка национальных интересов. Я почувствовал, что все мы — лишь часть земли, воздуха, воды, облаков...

Джеймс Ловелл чувствовал себя героем романа Жюля Верна «Из пушки на Луну», которым он зачитывался в детстве. Ведь великий фантаст предугадал очень многое: на Луну у него летят тоже трое, и летят в декабре из Флориды. Облетают Луну и садятся в Тихом океане. Сначала герои Жюля Верна становятся пленниками лунной гравитации. Прочитав об этом, жена Ловелла очень разволновалась, и ему стоило немалых усилий успокоить ее и доказать, что у книги есть продолжение. И вот теперь он стал героем фантастического романа!

Андерсу дорога к Луне показалась длинной и скучной.

— За нас сейчас в основном ведет корабль Исаак Ньютон, — радировал он в Хьюстон.

Не совсем представляю, как это могло быть, но, по словам самого Андерса, в течение всего полета «туда» он ни разу не видел Луны, пока они наконец не стали ее спутником.

Никаких отказов техники не было, и все шло хорошо, если не считать здоровья экипажа. У врачей создалось впечатление, что Борман перенес желудочный грипп. У него началась рвота, болела голова, расстроился желудок. Его товарищи тоже чувствовали недомогание. Все в Хьюстоне боялись, что они заболели гриппом «Гонконг» (опять — Гонконг!), который свирепствовал на космодроме, и даже президент Джонсон, который приехал на Канаверал, угодил в больницу. Правда, астронавтам сделали противогриппозные прививки, но в космосе пришлось все-таки прибегнуть к помощи антибиотиков. Борман плохо спал, впервые в жизни он принял снотворное и проспал лишних 5 часов, но проснулся разбитым. Вылечили их, я думаю, не лекарства, а Луна. От них требовали комментариев и не получали: слишком переполнены были они зрелищем Луны, чтобы вести радиорепортаж.

«Самым удивительным, что я видел во время полета и во время всей своей жизни, это — Луна, — писал Борман. — Я чувствовал, что мы попали в мир научной фантастики, в мир невероятных освещений и мрачной красоты».

Когда Борман впервые увидел яркий голубой диск Земли, восходящий над лунным горизонтом, и попросил у Андерса фотокамеру, пунктуальный майор ответил кратко:

— Это не запланировано.

С трудом удалось убедить его.

— На орбите Луны мы вели себя, как туристы в автобусе, — вспоминал Ловелл, — все время слышались возгласы: «Ой, смотри!.. Ой, смотри, что здесь!..» Это черно-белый мир, в котором нет никаких цветов. Цвета в космосе есть только на Земле. Земля — самое красивое, что мы можем там увидеть. Люди на Земле даже не сознают, что у них есть...

Андерс сверял лунные кратеры по карте, составленной для них Гаррисоном Шмиттом, и благодарил геолога-астронавта за отличную работу. Он искал кратеры вулканов или потоки лавы — хоть что-нибудь, что указывало бы на вулканическую активность, но найти ничего не мог. Он так описывает Луну:

— Обратная ее сторона выглядит как поле сражений; яма на яме, кратер на кратере. Я ожидал увидеть горы, хребты, пики, их было очень мало, а может, и совсем не было. Луна выглядела как грязный пляж. Это не очень поэтично, но это так.

Она похожа на песок прибрежной волейбольной площадки...

Астронавты отмечали, что многие кратеры, очевидно, подверглись эрозии. Их края были разрушены, в то время как расположенные рядом выглядели совсем новенькими, аккуратными и гладкими «как точки на домино».

Критическим моментом полета был уход с орбиты спутника после витков вокруг Луны. «Включится ли двигатель?» — Эта мысль неотвязно преследовала всех в Центре пилотируемых полетов. На телевизионных экранах мелькали цифры — секунды, которое остались до момента, когда начнется их обратный путь к Земле. 50... 20... О! Что там? Никто не знает, ведь они летят сейчас над невидимой стороной Луны. В Хьюстоне дежуривший на связи с кораблем астронавт Джеральд Карр (он станет в 1973 году командиром последнего экипажа «Скайлэба») монотонно повторяет:

— Хьюстон — «Аполлон-8», Хьюстон — «Аполлон-8»...

— Говорит «Аполлон-8», — раздался вдруг далекий глухой голос Ловелла. — Мы включили двигатель по программе... Он сработал нормально...

— Говорите, говорите еще! — закричал Карр. — Так приятно вас слышать!

Теперь перед ними лежал обратный путь домой, на Землю. «К вам летит Санта-Клаус», — весело радировал в Хьюстон Ловелл, намекая на приближающиеся рождественские праздники. Отдавая дань традиции, они тоже полакомились припасенной для такого случая индейкой. У Бормана была бутылка коньяка, но решили все-таки не пить ее: мало ли что, все-таки космос... Бутылка эта вернулась на Землю, и коллекционеры предлагали за нее Фрэнку бешеные деньги, ведь это была единственная в истории бутылка, облетевшая Луну. Борман не отдал.

Коли заговорили о рождественских праздниках, отметим одну интересную деталь: в эти дни они не получали зарплату. Во время пребывания в космосе Борман и его товарищи получали лишь обычную зарплату в зависимости от воинского звания и выслуги лет. Борман получал больше, Андерс — меньше. Никаких дополнительных денег за полет астронавтам не начислялось. Однако до полета ведущие журналы и газеты США заключили с астронавтами (как и со всеми их коллегами и до, и после «Аполлона-8») контракты на предоставление снимков и репортажей. Именно эта статья дохода делала американских астронавтов людьми состоятельными. Большие суммы они могли получить и за участие в различных рекламных шоу. Но не за полет!

Несколько раз на обратном пути состоялись телесеансы с Землей, пока, уже совсем на подлете, Борман не сказал:

— Внимание! Телестудия «Аполлон-8» кончает передачи... Следующие смотрите с Земли!

Вход в атмосферу прошел без неприятных сюрпризов. Ловелл успокаивал Хьюстон:

— Мы действительно в хорошем состоянии, хотя летели, как шаровая молния...

Был довольно сильный шторм, и, приводнившись, космический корабль перевернулся на волне. Через вентиляционное устройство пошла вода, хотя оно было закрыто. Очень сильно качало, и Борман, по его словам, убедился, что в моряки он не годится: командир «Аполлона» жестоко страдал от морской болезни.

— Я покидал прыгающий на волнах корабль не только с гордостью, но и с радостью, — признался Фрэнк.

Через несколько минут вертолет доставил их на борт авианосца «Йорктаун». Обросшие Андерс и Ловелл и чисто выбритый Борман шагали по красной ковровой дорожке под аплодисменты всей команды, которая преподнесла им новогодний пирог весом 250 килограммов.

Так закончился этот полет, открывший новый важный этап в истории космонавтики: полет человека к другому небесному телу. «Это была выдающаяся победа американской ракетно-космической техники» — так оценил полет экипажа «Аполлона-8» советский академик Б.Н.Петров в статье, опубликованной в «Правде». «Нью-Йорк таймс» писала: «Это был плод работы буквально сотен американских ученых, инженеров, техников, квалифицированных рабочих и всех тех, кто создавал аппаратуру, вычислял траекторию полета и выполнял тысячи других важнейших работ, и все, вместе взятое, сделало возможным этот грандиозный подвиг.

Однако в более фундаментальном смысле это достижение было достижением всего человечества. Советский Союз, например, содействовал этому, проложив путь в космос полетом своего первого спутника».

В той же статье — она была опубликована на следующий день после приводнения «Аполлона-8» — газета попыталась связать дела космические с земными проблемами США: «Но даже и в нынешний момент заслуженных празднеств и ликования одна тревожная мысль, очевидно, возникает у всех, кто задумается над более глубоким значением этого полета к Луне. То, что было достигнуто с помощью корабля „Аполлон-8“, стало возможным благодаря широкой мобилизации талантов и энергии, финансировавшейся, как временами казалось, без ограничений американской казной.

Почему же нельзя в такой же мере мобилизовать ресурсы страны для разрешения ее реальных проблем здесь, на Земле? Если можно посылать людей к Луне, то неужели нельзя обеспечить весь наш народ приличным жильем, надлежащими школами, хорошей медицинской помощью, очистить воздух и воды страны от загрязнения и спасти природные богатства — леса, реки и каньоны, которым сейчас угрожают ненасытные аппетиты все растущего населения?»

Ну а потом начались торжества, прием в Капитолии, поездка по странам мира. В 1968 году Фрэнк Борман побывал в Советском Союзе, был гостем Звездного городка. И сегодня стоит у меня перед глазами яркий день зеленого июня. Дом культуры в Звездном. Две черные «Чайки» причалили к лестнице парадного входа, на которой стоят наши космонавты и их наставники. Из первой машины быстро и ловко выскочил улыбающийся голубоглазый блондин в светло-зеленом пиджаке, клетчатых зеленых брюках и ярком галстуке, коротко стриженный, так что только вблизи можно было заметить его седину. Вместе с ним жена и двое здоровенных парней — сыновей, уже обгоняющих по росту отца. Борман держится довольно свободно, хотя, пожалуй, был несколько смущен всеобщим вниманием и радушием хозяев Звездного городка. Главком ВВС, маршал П.С.Кутахов, шагнув вперед, начинает говорить тем высокопарным, чисто армейским тоном, каким обычно отдают рапорты:

— Уважаемый господин Борман...

— Позвольте мне представить вам свою жену, — перебивает его Фрэнк.

Все проходят в зал. После вступительного слова главнокомандующего Борман начинает свой рассказ со слов благодарности за эту встречу.

— Я преподавал в академии в Вест-Пойнте, когда вы запустили первый искусственный спутник Земли, — продолжает Ф.Борман. — Ваш спутник заставил меня задуматься о полете в космос. Я подал заявление, не зная о многих других заявлениях, думая тогда, что я самый лучший летчик в мире. Ведь я был летчиком-истребителем, а, как известно, так думают все летчики-истребители. Это было всего за 11 лет до полета «Аполлона-8», из иллюминатора которого я увидел Землю такой маленькой, что ее можно закрыть ногтем большого пальца. Я говорю это для того, чтобы вы представили, как велик прогресс в освоении космоса и как мала наша Земля, если взглянуть на нее издалека. Я хотел бы, чтобы дни моего полета приблизили наше сотрудничество в космических исследованиях. Пусть будут у вас одни успехи, только успехи!

В США господствует идея полного использования человеческих возможностей во время космических полетов, основанная на мнении (я тоже уверен в этом), что человек в невесомости может работать так же продуктивно, как и в мире тяжести. Разумеется, мы широко используем и средства автоматики и радиотехники. Очевидно, на корабле «Аполлон» создано в этом смысле соотношение, близкое к оптимальному. Но, поверьте, этот оптимум стоил нам много крови...

Во время той первой встречи в Звездном я спросил Бормана, каков, по его мнению, предел пребывания человека в космосе.

— По-моему, предела нет, — ответил Фрэнк, — я летал на «Джемини-7» две недели. Какие проблемы меня волновали? Ужасная пища, теснота и скука. Никаких развлечений. Я считаю, — с улыбкой добавил он, — что в будущем следует посылать в космос супружеские пары. Правда, в этом случае сам я — вне программы, потому что моя жена не только не летает сама, но и не любит, когда я летаю.

Ну и, конечно, нельзя было удержаться, чтобы не расспросить «живого Бормана» о том, как выглядит Луна.

— Кинопленка неверно передает цвет поверхности Луны, — рассказывал он. — Луна серая. Все оттенки серого, от белого до черного. Это суровая безжизненная пустыня. Наш бывший президент Джонсон был родом из Техаса, а нынешний президент Никсон — из Калифорнии. В прошлом мы говорили, что ландшафт Луны похож на Техас. Теперь, наверное, она будет напоминать Калифорнию...