Евангелие от зверя (№3) - Укрощение зверя

Здоровенный сержант вытянул Антона дубинкой вдоль спины, так что тот свалился со стула, и монах добавил:

– Не перестарайтесь, материал сгубите. Возможно, он мне еще понадобится.

– Вставай! – ударили Антона в бок ногой.

Что было потом, он уже не помнил.

Очнулся в камере-одиночке с разбитым в кровь лицом. С тоской спросил сам себя: что дальше, Громов?

Никто ему не ответил.

Глава 7

Черный Вей

Алексей Ридигерович Балабонов родился тридцатого июля тысяча девятьсот шестьдесят второго года во Владивостоке. Закончил среднюю школу, отслужил в армии и поступил в Высшую Краснознаменную школу (ВКШ) КГБ, на факультет контрразведки. Успешно закончил, после аспирантуры получил ученую степень кандидата юридических наук и был оставлен в ВКШ преподавателем.

До девяносто девятого года карьера Балабонова ничем не выделяла его среди коллег. Интерес к росту он стал проявлять в начале двадцать первого века, когда работал в НИИ «Прогноз», где занимался изучением паранормальных явлений и возможностей их применения в интересах спецслужб.

Его заметили, и в две тысячи втором году Балабонов перешел на работу в Службу безопасности президента России. Был аналитиком, начальником аналитического отдела, заместителем начальника Службы. Занимался вопросами астрологии, оккультизма, телекинеза и парапсихологии. В две тысячи шестом году Алексею Ридигеровичу присвоили звание генерал-майора.

В две тысячи восьмом он вошел в состав Межведомственной комиссии по защите государственной тайны. Ушел из Службы безопасности президента в бизнес, руководил инвестиционной компанией «Меркурий». А затем его заметил депутат Госдумы Калошин, он же – Черный Вей, эмиссар Морока в России, и предложил иную службу с иными горизонтами и перспективами. И Балабонов без долгих раздумий согласился. Он был уже подготовлен к тому, чтобы поверить в систему Морока и принять предлагаемые условия. Именно он и стал Черным Веем после того, как Калошин ушел в мир Морока вместе с Господином.

Из компании «Меркурий» Балабонов подался в депутаты Государственной думы, а оттуда – в Министерство внутренних дел, где и получил должность замминистра.

В свои пятьдесят лет выглядел Алексей Ридигерович на тридцать: высокий, статный, широкоплечий (недаром служил в Кремлевском полку), с гривой красивых седых волос, лицо мужественное, с волевой складкой губ, подбородок тяжелый, упрямый, а глаза бледно-голубые, с поволокой, производящие на женщин исключительно сильное впечатление. Лишь изредка в них всплывала презрительная искра, характеризующая его отношение к собеседнику и к людям вообще, и тут же тонула в бледной голубизне показного отеческого внимания.

Девятнадцатого июня замминистра вызвал к себе помощника рано утром: по понедельникам он начинал работу в восемь часов.

Помощник явился через две минуты. Он был предельно исполнителен, предан и ради шефа мог пойти на все. Звали его Фатых Дехкиев, он имел звание майора, и в системе министерства его знали как начальника охраны заместителя министра. О том, что он выполняет еще и особо деликатные поручения Балабонова, знали только двое: сам Алексей Ридигерович и чемор Храма Морока Хрисанф.

Фатых Дехкиев родился в Фергане в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году. После окончания школы неожиданно для всех легко поступил в МГИМО, закончил, год отработал в Институте мировой экономики и был переведен в Службу внешней разведки России. Балабонов встретился с ним случайно: оба участвовали в Форуме глобальной политики НАТО в Брюсселе, хотя и с разными целями. Познакомились. Будущему Черному Вею нужны были соратники и верные исполнители. Он присмотрелся к Дехкиеву. Молодой чекист произвел на него хорошее впечатление. Особенно понравилось Алексею Ридигеровичу знание образованным молодым человеком приемов рукопашного боя, сам Балабонов увлекался лишь гольфом. Спустя какое-то время он уговорил президента перевести Дехкиева в Службу безопасности. С тех пор они работали вместе, хотя Балабонов и менял места службы. Будучи уже заместителем главы МВД, Алексей Ридигерович легко устроил Дехкиева своим телохранителем.

Фатых мало походил на узбека. Его матерью была украинка, и он перенял почти все ее черты: круглое лицо, губы сердечком, нос луковкой. Об узбекской крови говорили лишь черные, блестящие как вороново крыло волосы да разрез узких желтых глаз. Однако характером он пошел в отца, известного узбекского оппозиционера, и только казался интеллигентно-мягким.

– Садись, – пригласил Алексей Ридигерович порученца. – Докладывай.

Дехкиев бросил взгляд на картину, висевшую за спиной заместителя министра, сел за Т-образный стол. Картина по сути отражала внутреннее отношение Балабонова к человечеству. На ней была изображена троица, хотя и далеко не святая: первый персонаж убивал кого-то ножом, второй стрелял ему в спину, третий бил дубинкой по голове человека с пистолетом.

– Внешники, – сказал Дехкиев, раскрывая папку.

– Давай, – кивнул Балабонов.

«Внешниками» они между собой называли дела, которые вызывали общественный резонанс и подлежали раскрытию. Существовали еще и «внутренники» – дела, которые не докладывались министру, и работали по ним спецгруппы, подчиненные напрямую Дехкиеву и самому Алексею Ридигеровичу.

– Убийство двух братьев-предпринимателей в поселке Медное Тверской губернии. Преступники почти не оставили следов, но шансы на раскрытие высокие.

– Мотивы?

– Единственная версия – зависть. Братья работали с утра до ночи и не хотели ни от кого зависеть.

– Убили местные или залетные?

– По нашей информации, в поселке завелись «народные мстители», решившие обложить данью местных «кулаков».

– Они для нас представляют интерес?

– Вряд ли «мстители» способны работать по команде, они скоро сядут, судя по отмороженным действиям, и мы ничего не выиграем.

– Тогда пусть их найдут, не мешай следствию.

– Слушаюсь. Еще двенадцать бытовух…

– Пропусти, ими пусть занимаются всерьез.

– Слушаюсь. Убийство депутата Жариновского…

– Это дело на контроле у министра, пусть убийц поймают, если это не наши люди.

– Не наши. Он слишком глубоко копнул связи бывшего премьера, и его убрали.

– Дальше.

– Приватизация оборонного объекта в Туле. К сожалению, следствием вскрыты факты прямого подкупа…

– Дальше, это дело на контроле у Генпрокуратуры, я знаю, кто прокололся, но его свои же уберут, чтобы не растрезвонил обо всей системе.

– Еще дело «оборотней в погонах»…

– Довести до конца и примерно наказать, пусть все видят, что мы чистим свои ряды и радеем за народ. Все?

– Журналисты «Известий» готовят материал по детской наркозависимости. Похоже, у нас утечка информации, так как ими выявлены практически все места продажи наркотиков и основные тусовочные пункты.

– Данные по Москве?

– В том числе. Накрыты Пушкинская площадь – сбыт анаши, гашиша и марихуаны, Манежная и Лубянка – синтетика, «винт», «марки» и лекарственные «колеса», Цветной бульвар, Патриаршьи пруды, Чистые пруды – гашиш, «грибочки», таблетки, Воробьевы горы, Поклонка – марихуана…

– Хватит, все понятно, надо срочно убрать из центра всех поставщиков, система должна работать без сбоев.

– Сделаем. Еще один удар по нашей системе готовит Дума. В соцкомитет поступил материал с анализом коррупции в России на всех уровнях. Правые схватились за него, как за мешок с золотом, и намерены предать гласности.

– Они с ума сошли? – удивился Балабонов. – Глава соцкомитета Яблинский – наш человек!

– Не знаю, у меня на руках только факты.

– Выяснить и доложить! Если это его идея – замочить в сортире! Что в материале?

– Да вся система практически. Все госслужбы, наиболее активные в собирании взяток: ГИБДД – на первом месте, вузы, суды, органы регистрации по месту жительства, военкоматы, агентства по устройству на работу и так далее.

Алексей Ридигерович пригладил ладонью волосы на затылке.

– Кажется, я догадываюсь, чьих рук это дело.

– Чьих?

– Не догадываешься? Давай с трех раз.

– ВЧК.

Балабонов кивнул. Под аббревиатурой ВЧК подразумевалась Вечевая чрезвычайная служба русского Рода, доставившая сети Морока и Черному Вею лично немало неприятностей.

– К сожалению, нам так и не удалось внедрить в их ряды своего человека.

– Надо срочно задействовать чемора.

– Хрисанф стар, ему пора на покой.

– Ничего, послужит еще. Смог же он восстановить Врата.

– Вызвать его?

– Я сам вызову. В апреле в Калуге состоится очередной Сход Союза славянских общин, который будут охранять дружинники ВЧК, надо будет просочиться туда и заморочить одного из дружинников. Хрису это вполне под силу.

– Обычно руководит охраной таких мероприятий кто-нибудь из Витязей.

– Ну и что?

Дехкиев пожал плечами.

– Витязи чуют наших оперов за версту и не проиграли еще ни одного открытого боя.

– Это всего лишь означает, что мы плохо готовим своих бойцов. Сход возьми под личный контроль, да и я помогу. Пора браться за ВЧК всерьез.

– Как скажете.

– Что у тебя по «внутренникам»?

– Мы потеряли одну из ячеек «Хисб-ут-Тахрира» в Тобольске. Я не смог помешать следствию, местные оперативники из антитеррористического центра оказались проворнее. Через две недели суд.

– Что так быстро?

– Тобольский прокурор торопится заявить о себе с целью пойти выше.

– Ячейку всю взяли или кто-то еще остался?

– Захвачены все девять человек, в том числе Азат Сайбаталиев, координатор сети.

– Плохо, надо было хотя бы предупредить исламистов, чтобы действовали поаккуратнее.

– Они и так работали грамотно и тихо, но их кто-то сдал.

– Кто? Свои?

Дехкиев помолчал.

– Не знаю. Может быть, те же родноверцы из ВЧК.

– Найти и доложить!

– Слушаюсь.

Речь шла об одной из организаций «Исламской партии освобождения», сеть которых по всей стране поддерживалась ставленниками Черного Вея для разжигания национальной вражды. Вербовщики этого движения, прошедшие обучение в медресе Башкирии, Татарстана и в спецшколах Тегерана, действительно умели обрабатывать население малых городов России, выбирая в первую очередь неблагополучные семьи, уговаривая людей, склонных к спиртному и наркотикам. Именно этот контингент был наиболее внушаем и легко поддавался «проповедникам», бросая пить и принимая ислам. И именно их легко было натравить на других людей, исповедующих иную веру. Чем слуги Черного Вея и пользовались.

Алексей Ридигерович глянул на часы.

– Что еще? Поторопись, мне надо подготовить доклад министру.

Дехкиев мельком глянул на его руку с черным ногтем на указательном пальце, переложил листочки в папке.

– Нам не удалось переманить на свою сторону господина Фоменко.

Речь шла о председателе правления национального банка «Русь», который поддерживал движение славянских общин и не давал возможности подключиться к денежным потокам системе Морока.

Балабонов нахмурился.

– Он стал нам мешать. Похоже, настала пора действовать радикальнее. Найди исполнителей для… профилактической акции. Фоменко должен сыграть в ящик.

– Насчет этого у меня есть идея. Чемор Костромы Марциан обнаружил там одного из бывших ваших противников, Антона Громова. Его умело подставили, и Громов сейчас сидит в КПЗ по обвинению в избиении мирных граждан в состоянии алкогольного опьянения. Если он не согласится работать на нас, ему грозит заключение от трех до пяти лет.

– Он не согласится.

– Можно попробовать. Мы знаем, где живет его жена с двумя детьми.

– Хорошо, займись этим делом. Потом можно будет поднять крик, что славяне-родноверцы убивают друг друга. Одним ударом убьем двух зайцев: подмочим репутацию славянского Союза и ликвидируем мешающего нам чиновника. Что у нас по иконописцам?

– Убрали пятерых… – Дехкиев не закончил.

– Что мнешься, как красна девица?

– В Чухломе пропали двое наших исполнителей…

– Что значит – пропали? Утонули, сгорели, попали под машину, сбежали за границу?

– Они не вышли на связь. Я послал человека для проверки, он тоже замолчал.

Алексей Ридигерович пожевал губами, подбирая выражение.

– Пошли группу! Езжай туда сам! Исполнители не иголки, наверняка их кто-то видел. А иконописца они успели нейтрализовать?

Дехкиев виновато опустил голову.

– Неизвестно.

– Так выясни! Даю два дня! Потом полетят головы!

– Слушаюсь, товарищ генерал.

– И последнее. – Балабонов чуть расслабился, в три глотка осушил чашку с остывшим чаем. – Разведка Витязей наверняка прознала про Врата. Надо сделать так, чтобы они пошли по ложному следу. Пусть ищут модуль везде, только не там, куда мы его перевезли.

– На Ильмени?

– И не только. Наведите их на Чухломское озеро, на Ладогу, на другие малодоступные места. Пусть повозятся, поищут, пока мы будем готовить выход Господина.

Дехкиев встал, склонил голову.

– Будет сделано. Да придет Тот, Чье Имя Произнесено!

Алексей Ридигерович махнул рукой, включил компьютер.

– Свободен.

Майор вышел.

Компьютер зашелестел вентилятором. На несколько мгновений этот звук усилился многократно, и на вспыхнувшем экране появился алый паучок – иероглиф вызова Господина. Балабонов коснулся иероглифа пальцем с черным ногтем. Раздался странный звук, напоминающий стон. Паучок заполнил собой весь экран, трансформировался в жуткую морду Зверя, и монитор преобразовался в объемную колышущуюся фигуру – голову монстра, напоминающую драконью и человеческую одновременно. На Черного Вея глянули ало светящиеся узкие глаза Проекции Господина.

Балабонов быстро надел черные очки. Даже он – также одна из «пси-проекций»-вселений Морока – не мог прямо смотреть в глаза Господину.

– Говори! – шевельнулись губы Зверя.

– Все идет хорошо… – начал Алексей Ридигерович бодрым тоном.

* * *

Фатых Дехкиев никогда ни в чем не сомневался. Он мог бы еще два года назад продолжить карьеру разведчика СВР или в крайнем случае дипломата, но, согласившись работать под началом Балабонова и узнав, кто он есть на самом деле, Дехкиев без колебаний начал выполнять его поручения. Не колебался он даже при выполнении «мокрых» дел, относясь к жизни и смерти с философским равнодушием кочевника-азиата, уверенного, что его на том свете ждет обещанный исламскими проповедниками рай. О том, что ждет других людей после смерти, он не задумывался, люди для него стали материалом, необходимым для достижения личных целей. Но и жестоким его назвать было нельзя, просто Фатых Ахметович так жил – вне жизни, не видя бед и горя других людей, прислушиваясь только к своим умозаключениям и руководствуясь в основном физиологическими потребностями. К сожалению, таких людей (которым необходима приставка «не»), формирующих духовный тупик человечества в целом, становилось все больше.

После встречи с эмиссаром Морока в его кабинете в недрах здания МВД Фатых поехал на базу министерства в Барвихе и принялся решать поставленные Черным Веем задачи. А поскольку он привык выполнять спецоперации по ликвидации неугодных хозяину лиц «многослойно», с подстраховкой, то и последнее поручение по банку «Русь» решил подготовить на двух уровнях.

К вечеру того же дня он встретился с Садыком Сейтаковым, одним из лидеров узбекской преступной группировки в Москве, контролирующей кое-какие рынки и сеть мелких магазинчиков. Встреча состоялась в ресторане «Солнечная долина» на Ленинградском проспекте, в отдельном кабинете, позволяющем «не светить» лиц, с которыми контактировал майор.

– Есть предложение, – сказал Дехкиев, когда они выпили и закусили. – Надо убрать одного несговорчивого банкира.

Сейтаков, пожилой, с виду медлительный, смуглолицый, усатый, с проседью в черных волосах, отложил вилку.

– Не, уважаемый, мы на это не пойдем.

Дехкиев налил себе еще вина – пили грузинское, «Саперави», сделал глоток.

– Надо.

Сейтаков помедлил, налил вина и себе, тоже сделал глоток.

– Хочешь нас подставить? Мы банкиров не режем.

– Этого надо убрать быстро и без шума. Расследованием будет заниматься мой шеф, поэтому никто никого не поймает, гарантирую.

– Все равно это…

– Ты мне должен, Садык, забыл? Кто вытащил тебя из ментовки год назад?

– Знаю и готов отблагодарить, но…

– Вот и отблагодаришь. Банкира надо замочить быстро, через два-три дня. Все данные я тебе дам.

Сейтаков, не торопясь, допил вино, щуря и без того узкие глаза.

– Я деловой человек. Что я буду иметь?

– Много. А главное – нашу «крышу».

– Я могу привлечь наемников?

– Это твоя забота. Дело должно быть сделано, а чьими руками – не важно.

– Хорошо, мы сделаем. Но обещай, что подстрахуешь в своих ментовских коридорах.

– Я дважды не повторяю.

– Кто банкир?

– Кирилл Фоменко, председатель правления банка «Русь».

– Не знаю такого. Чем он тебе насолил?

– Не мне – шефу, у них свои расчеты.

– Когда мы его должны кончить?

– Не позднее четверга.

Сейтаков подумал, допил вино, взялся за вилку. Если он соглашался что-то делать, то потом не колебался и не размышлял о необходимости этого шага.

– Что у тебя с пальцем?

– А что? – не понял Дехкиев.

– Ноготь черный.

Майор озабоченно посмотрел на ноготь указательного пальца и пробормотал:

– Ничего… ушиб…

Глава 8

Пашин

Он вышел на край поля, чувствуя спиной успокаивающую прохладу леса, посмотрел на полуденное солнце: над полем дрожало марево нагретого воздуха, напоенное ароматами цветущих трав. Захотелось, как в детстве, упасть в траву навзничь и уйти взглядом в синеву небес, раствориться в них. Но было слишком жарко.

Илья шагнул обратно в лес, собираясь окунуться в его живительную тень, и вдруг краем глаза заметил белое пятнышко, возникшее посреди поля. Оглянулся.

По полю шла девушка в белом сарафане.

Екнуло сердце.

Илья раскинул руки:

– Владислава…

Девушка махнула призывно рукой, побежала навстречу, не приминая травы босыми ногами, быстрая, как ветер, легкая, как дымка, затем свернула и побежала обратно.

Пашин бросился за ней, крича безголосо:

– Слава! Погоди! Это же я! Слава…

Девушка остановилась, искоса глянув на преследователя.

Илья споткнулся.

Это была не Владислава. Очень красивая смуглянка с пунцовыми губами, волосами вразлет, с диким взглядом зеленых глаз, но не его жена.

– Что остановился? – пропела она смешливо.

– Кто ты? – сдавленным голосом проговорил он.

– Аль не узнал? Полуденница я. Иди ко мне, добрый молодец, я тебя не обижу.

Илья мотнул головой, отступил на шаг. Перед глазами поплыл туман, голова отяжелела, ноги налились свинцом.

– Иди своей дорогой…

Девушка откинула головку так, что взметнулись волосы, засмеялась, ее смех перешел в глухой обморочный хохот, она растопырила пальцы с черными ногтями и бросилась к Пашину, превращаясь в уродливую беззубую старуху с черным провалом рта.

Илья дернулся назад… и проснулся в холодном поту, подхватился на кровати с колотившимся о ребра сердцем.

Рассвело. В окно спальни упал первый луч встающего солнца. Пели птицы. Свежий утренний ветерок шевелил занавеску.

Илья мысленным усилием унял сердцебиение, помял лицо ладонью, лег на спину, глядя в потолок. Сон встревожил. Из дальних далей сквозь зыбкое марево памяти на него смотрели глаза Владиславы, вопрошая, куда он подевался. Но ответить ей было нечем. Хотя стоило поднять трубку телефона и позвонить…

Волевым усилием Илья подавил и это желание. Владислава осталась в Москве. Он же теперь жил в Подмосковье, отдельно от жены, хотя до сих пор было не совсем понятно, как это случилось. Ревность взыграла ни с того ни с сего? Или была-таки причина?..

Он бросил взгляд на часы: половина шестого, рано еще, некуда торопиться, – попробовал уснуть, но разбуженная память повела по знакомым тропинкам, увлекла в прошлое, и отстроиться от воспоминаний оказалось непросто. Лишь через час он наконец осилил сам себя и встал. Сделал зарядку, включающую в себя дыхательные практики живы и тренировку «трансцендентного» зрения: он научился подключаться к зрительным системам насекомых, птиц и зверей и мог теперь смотреть на мир их глазами.

Для эксперимента Илья подключился к поющему на дереве под окном луговому чекану, и с минуту в глазах мелькали искаженные смазанные картины дома, деревьев, каких-то туманных фигур, – в зеленоватом отблеске, с неожиданно четкими вспышечными деталями: птица «автоматически» выискивала пищу (в поле зрения неожиданно на мгновение останавливались летающие насекомые) и отмечала несущие опасность движения окружающей среды. Ничего особенного не обнаружив, Илья вышел из поля зрения чекана, и тот, замолчав на пару секунд, снова завел свою скрипучую песенку: хи… чек-чек… йе… чек-чек… чиерр…

Уже больше года Пашин после ухода от жены снимал комнату в подмосковных Дубровицах, устроившись в охрану банка «Русь». Сначала он работал рядовым охранником, потом начальником смены, в настоящее же время уже руководил всей охраной и разрабатывал системы мероприятий по пресечению бенчмаркинга.

До прихода в банк Илья не имел ни малейшего понятия, что такое бенчмаркинг. Лишь позже выяснилось, что это обыкновенная конкурентная разведка, основанная на сборе закрытой информации о рынке и работе конкурентов в данной области. Пришла пора и банку «Русь» заняться этой проблемой, поскольку и им занялись мощные финансовые системы, работающие на олигархов и государственные структуры с их полностью коррумпированной властной вертикалью. А действовали конкуренты очень изобретательно. К примеру, банк «Юфул» заявлял о несуществующей вакансии, предлагал зарплату выше, чем в других банках, и просил рекрутера рассказать о том, чем он занимался на прежнем месте и чего достиг. Естественно, кое-какие тайны работы других банков переходили к работодателям, хотя принимать новых сотрудников тот же банк «Юфул» и не собирался.

Столкнувшись с этой проблемой, глава банка «Русь» Кирилл Иванович Фоменко попросил заняться ею Пашина, и Илья вынужден был изучать непривычный для него сектор деятельности, понимая, что отказываться не имеет права. Да и расписываться в собственном бессилии он не любил.

Уходя от жены, Илья оставил ей все, в том числе и машину. Поэтому в Дубровицы и из Дубровиц в Подольск, где находился офис банка, он ездил на общественном транспорте либо изредка брал такси.

Почему фантазия забросила его в этот старинный русский поселок, Пашин и сам толком не понял. Встретил приятеля Мишу Зуева, который жил в Дубровицах, тот предложил заехать к нему в гости, так Илья и оказался в Подмосковье, сохранившем постройки старинной помещичьей усадьбы: церковь Знамения Пресвятой Богородицы тысяча семьсот четвертого года, дворец, три флигеля и липовый парк.

Современные Дубровицы расположены у слияния рек Десны и Пахры, в шести километрах от Подольска. Первое же упоминание о селе известно еще с тысяча шестьсот двадцать седьмого года, когда в писцовых книгах появилось сообщение: «В Молоцком стану за боярином Иваном Морозовым старинная вотчина село Дубровицы на реке Пахре». При Морозовых в селе и были построены деревянная церковь Ильи Пророка и усадебный дом. Впоследствии деревянная церковь была разобрана и перенесена, а на ее месте в конце семнадцатого века началось строительство каменного храма.

Усадьба Морозовых на протяжении двух веков переходила из рук в руки князей Голицыных, Потемкиных и фаворитов царей и цариц, пока в тысяча девятьсот девятнадцатом году не стала музеем дворянского быта, просуществовавшим всего восемь лет. Затем экспонаты музея были вывезены в Москву, Серпухов и Царицыно, а в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году здание усадебного дома сгорело и было восстановлено лишь в семидесятом.

Поскольку с тысяча девятьсот шестьдесят первого года в Дубровицах начал работать Всесоюзный научно-исследовательский институт животноводства, то на него и возложили уход за усадьбой. Но церковь была возвращена прихожанам только в девяностом году двадцатого века. С августа две тысячи третьего года на территории усадьбы начались восстановительные работы, которые продолжались и в тот момент, когда в Дубровицы приехал Пашин.

В принципе усадьба и являлась главной достопримечательностью поселка, выросшего на береговых склонах Пахры и Десны. Сам поселок был невелик, но и в нем уже появились современные дома и коттеджи, принадлежащие подольской знати. Миша Зуев, приятель Ильи, бывший путешественник-экстремал, к «знати» не принадлежал, Дубровицы просто были его родиной. Здесь жили его прадеды и деды, и от них сохранился столетний деревянный двухэтажный дом, не слишком красивый и шикарный, но добротный и уютный. Правда, Илья прожил у приятеля всего полгода. Потом устроился на работу в банк в Подольске и снял квартиру в тех же Дубровицах, чтобы ни от кого не зависеть.

Холодный душ взбодрил. И Илья занялся завтраком.

Когда лишних денег не водилось (да и бывают ли они, «лишние» деньги?), он в летние месяцы собирал зелень: крапиву, щавель, чеснок, укроп, – добавлял вареное яйцо, майонез и делал изумительно вкусные салаты. А потом так пристрастился к ним, что и в нынешние «сытные» времена питался в основном тем, что мог собрать или купить на местном рынке. К примеру, в четверг он сварил себе отличный свекольник с кефиром и ел два дня. А в субботу изготовил салат из одуванчиков, ингредиентами которого стали кедровые орешки, листья одуванчика и салата, петрушка, вареное яйцо, майонез и цедра лимона. Соль, как говорится в таких случаях, – по вкусу.

Нынешний завтрак (понедельник, девятнадцатое июня, по прогнозу – жара под тридцать, грозовые ливни) прошел под знаком «легкого недонасыщения». Илья съел творожную закуску: творог, сметана, мелко порезанный зеленый лук, укроп, петрушка и ягоды земляники, – запил лимонным чаем и отправился на работу.

Дом, в котором он снимал квартиру, стоял недалеко от нового здания Института животноводства, за которым начиналась территория конного двора с красивыми каменными арчатыми стенами. Миновав двор, Пашин влился в худенький поток сельчан, спешащих к автобусам, полюбовался резным каменным фасадом церкви Знамения со скульптурами апостолов у основания столпа храма и сел в автобус, за четверть часа довезший его до центра Подольска. Выходя из автобуса, он почувствовал спиной чей-то прицельный взгляд, оглянулся, но увидел лишь спину человека в монашеской рясе, скрывшегося в толпе горожан.

Сердце потревожил укол совести: вспомнилось расставание с Антоном Громовым и Валерией три года назад, после известных событий на озере Ильмень. Поначалу они перезванивались, потом перестали. Где-то Гром сейчас? Почему не напоминает о себе?

Сам-то давно их вспомнил? – с укоризной проговорил внутренний голос. Был же в Москве неоднократно, почему не заехал?

Надо будет позвонить, виновато отозвался Илья.

Не просто позвонить – найти, навестить, узнать, как дела, и, может быть, помочь.

Почему ты думаешь, что Гром нуждается в помощи?

Интуиция.

Илья кивнул. Интуиция действительно подсказывала ему, что у Антона не все благополучно в жизни. Его надо было отыскать.

Внимание привлекло движение на дороге. Машины скопились у светофора, заполнив все четыре ряда. А между ними медленно пробирался мотоцикл с двумя седоками в шлемах. Вели они себя необычно: нервно вертели головами и зачем-то осматривали каждую машину. Затем тот, что сидел впереди, вынул из-под себя бейсбольную биту.

Удар по боковому стеклу бежевой «КИА Соренто». Стеклянные брызги! Сидевший сзади мотоциклист нырнул в разбитое окно, выдернул из машины кейс. Водитель дал газ…

Это были барсеточники, избравшие для достижения цели самый простой метод: разбить стекло автомашины, схватить с сиденья сумочку или дипломат и скрыться на мотоцикле. Наверное, они бы так и ушли с кейсом, так как ни ограбленный водитель, ни его коллеги в других автомашинах не успели бы даже выскочить. Однако, на беду «шумахеров», им пришлось податься вправо, чтобы объехать автобус и миновать перекресток, где стоял Пашин.

Тело сработало само собой, без подсказки сознания. Илья сделал шаг вперед и точным движением толкнул руль мотоцикла. Мотоцикл – отличной динамики ровер «Судзуки» – занесло, водитель не справился с управлением, слишком резко вывернув руль, и «Судзуки» упал на бок. Оба «шумахера» с воплями покатились по асфальту.

К счастью, это произошло в тот момент, когда один поток автомобилей остановился, а поперечный еще только трогался с места по указке светофора.

Мотоцикл врезался в бампер «Газели». Автомобили разом замерли.

Неудачливые грабители, вскочив на ноги, попытались оседлать своего «коня», но не успели. Выскочивший из «КИА» владелец кейса и спешащий к месту аварии постовой патрульной службы подскочили к мотоциклистам и скрутили обоих.

– Вот гады, что делают! – раздался негодующий женский голос. – Средь бела дня на бедных мальчиков набрасываются!

Илья оглянулся на возмущенную «несправедливостью» женщину средних лет, пышнотелую, в золоте, с сигаретой в руке, встретил взгляд одного из мужчин, оказавшегося свидетелем нападения грабителей на автомобилиста.

– Шкворень им в диафрагму! – проворчал мужчина. – Подонки в коже! Сколько уже таких случаев было. А эта дура их защищает!

– Кто дура?! – взвизгнула дама.

– Она не разобралась, – мягко сказал Илья.

– Зачем же крик поднимать? – Мужчина нехорошо посмотрел на женщину. – В свидетели пойдете, гражданка?

– Что ты… а? – не поняла пышнотелая. Потом сообразила, что ее оппонент может оказаться штатским сотрудником милиции, и быстро пошла прочь.

– И все ушло в свисток, – ворчливо добавил мужчина.

Илья засмеялся, кинул взгляд на сцену с задержанием и продолжил путь.

В девять часов утра он был уже в банке. Из своего маленького кабинетика позвонил управляющему.

– Зайди, Илья Константинович, – ответил ему Фоменко. – Есть разговор.

Пашин проверил состояние систем охраны банка, перекинулся парой слов с дежурным по смене, заглянул в компьютер и направился к председателю правления.

Кириллу Ивановичу Фоменко исполнилось тридцать семь лет, то есть на семь лет меньше, чем Илье. Где он работал раньше, Пашин не знал, да и не интересовался. Было известно лишь, что Фоменко закончил московский иняз и какое-то время участвовал в организации Российского движения против нелегальной иммиграции. И только потом стал одним из основателей национального банка «Русь».