Они уже подходили к его машине, и Матвею ничего не оставалось, как сделать вид, будто он ничего не понял и просто идет к своей темно-вишневой "таврии" с номером "277". Однако выйти из положения с наивной простотой не удалось. Тройка занялась его машиной в тот момент, когда он оказался от нее в пяти шагах.
      Стоявшие "на атасе", видимо, не приняли его всерьез, считая, что справиться с парнем в черной безрукавке и джинсах, не сильно мускулистым, в меру высоким, обыкновенным интеллигентным "лохом", смогут и "щупали", поэтому сигнала к отступлению не дали, и самозабвенно трудившаяся троица среагировала лишь на деликатное "привет" Матвея.
      - Ребятки, это моя машина, - тихо добавил он, не обращая внимания на вытащенные из карманов ножи и пистолет - "Макаров" с облезлым дулом, еще довоенный. Тоскливо заныло подложечкой: обычные пацаны, потрошители машин, такого оружия иметь не могли. Но, с другой стороны, и на профессиональную засаду ситуация не тянула. И все же что-то это да значило: четвертая стычка за три дня явно выходила на уровень статистического узла, вероятность которого превышала вероятность случайного события.
      Если бы угонщики слиняли, извинившись, сделали вид, что ошиблись стоянкой, Матвей не стал бы вмешиваться в их судьбу, "светиться" ему не хотелось до зубной боли. Но старший группы подельников, здоровенный громила с набрякшим лицом дебила, пошел по другому пути.
      - "Крутой", что ли? - хрипло прошипел он. - Наделаю дырок, если хоть слово вякнешь! Давай ключи, если это твоя машина. Покатаемся - вернем.
      - А болт с левой резьбой и мелкой насечкой тебе не нужен? - вежливо поинтересовался Матвей.
      - Чего?! - изумился верзила, одетый с подчеркнутым инфантилизмом - в красные слаксы с бахромой, шлепанцы на босу ногу и в ярко-желтую рубаху с нашитыми розочками. Его дружки были одеты не хуже, в яркие цветастые рубахи с нашивками типа "СС", "КГБ", "НКВД" и другими, в обтягивающие их тощие зады колготки и ботинки на толстой подошве. Наряд угонщиков подчеркивал полное отрицание культуры, это были представители нового поколения "хиппарей", привыкших жить по волчьим законам и признающих только силу. И только у дураков бывает такая убежденность во взгляде, в голосе, такая непререкаемость во взорах, вспомнил Матвей слова Салтыкова-Щедрина.
      Длинным скользящим шагом Матвей обошел троицу, обхватил пальцами слоновье запястье старшего, сжал и отобрал у него пистолет точно так же, как сделал это в Рязани. - все это в доли секунды, ребята даже не двинулись с места, для них он просто выпал из поля зрения. Затем пришел черед ножей - пружинных, добротных, как и пистолет, не укладывающихся в аксессуары законопослушных граждан. И лишь спустя секунду Матвей "вошел в контакт" - дат всем троим по морде, чтобы запомнили именно этот последний штрих схватки. Как вся группа "делала ноги", он уже не видел, подумав, что такие попугаи попали на стоянку не для того, чтобы красть автомобили, а для какой-то разведки - уж очень они были заметны. И еще он подумал, что творится что-то странное, каким-то образом связанное со снами и с тем заданием, ради которого его вызвали.
      Через полчаса он въехал во двор частной автомастерской, принадлежавшей старому, еще со школьной скамьи, другу Илье Шимуку по прозвищу Муромец.
      Прозвище свое Илья заработал по праву: уже в десятом классе он рвал руками цепи, поднимал мизинцем двухпудовую гирю и гнул из гвоздей толщиной в карандаш разные узоры. Матвей вспомнил случай в автобусе, происшедший с Ильей лет пять назад.
      Толпа на остановке в тот момент стояла приличная, все хотели уехать - стал накрапывать дождик, поэтому никто, кроме Ильи, не пропустил женщину с ребенком. Но компания молодых людей, растолкав толпу, влезла в автобус, загородила вход и пропускать больше никого не хотела. Тогда Илья взялся за подножку и рванул автобус вверх так, что ребята посыпались в салон, правда, вместе с пассажирами - по молодости лет Муромец этого не учел. Пропустив женщину, Илья сел сам, и компания тут же пристала к нему. И отстала.
      - Мужики, отвяжитесь, а то я вас маленько озадачу, - проникновенно сказал Илья Муромец (рост под метр девяносто, косая сажень в плечах, вес девяносто восемь килограммов) и для эффекта сжал поручень автобуса так, что смял двухдюймовую трубу, как пластилиновую.
      Хозяина мастерской Матвей нашел под новым "линкольном", висевшим на подъемнике. В промасленном комбинезоне, с черными руками, со всклокоченной бородой и шевелюрой, Илья имел устрашающий вид сбежавшего из тюрьмы насильника, а не мастера, хотя Матвей знал, что у него руки не только "железные", но и "золотые".
      - Ё-моё! - прогудел Илья, узрев, кто перед ним. - Никак Соболев собственной персоной! Неужто вспомнил старого кореша?
      Они обнялись, пробуя силу друг друга. Илья крякнул.
      - А ты не меняешься: с виду хлипкий интеллигентик, а мои сто тонн выдерживаешь. Какими судьбами? На минуту заскочил или есть время?
      - Полчаса наскребу, но вечером свободен, можем встретиться у меня или у тебя, а хочешь, на нейтральной территории.
      - Годится. - Илья вытер руки ветошью, крикнул в глубь мастерской напарнику, возившемуся возле бежевой "волги": - Коля, я в контору, буду минут через сорок. - Кивнул надверь за подъемником. - Айда посидим чуток. Видишь, какие аппараты чиним? Директора одной мала-мала иностранной фирмы.
      - А это кто? - скосил глаза на молодого человека Матвей. - Ты ж всегда один работал.
      - Ленивый стал, - улыбнулся в бороду Шимук, - не успеваю. Взял парнишку из одного КБ, лет десять занимался проблемой изменения формы унитаза, пока не понял, что стране его продукция пока не нужна. Толковый отрок вообще-то, и руки приделаны куда надо.
      Они поднялись по узкой лестнице на второй этаж и очутились в "конторе" уютной комнатушке с одним окном, в которой умещался двухтумбовый стол, сейф, этажерка и два стула.
      - Держу кое-какие дефицитные детали, - кивнул Илья на сейф, сел на стул, жалобно скрипнувший под его тяжестью. - А ты действительно не меняешься, Соболь, разве что раздался чуть да бреешься чище. Чем, кстати? Станком или электробритвой?
      - Тебе-то зачем это знать?
      - Хочу сбрить бороду, чешется, проклятая, и есть мешает.
      Матвей подумал.
      - Один мой знакомый брился телефонной трубкой.
      - Ну и? - заинтересовался Илья.
      - Получалось медленней, чем бритвой.
      Мастер засмеялся с гулким уханьем.
      - Пожалуй, топором полегче. Ну, докладывай, как живешь, где, с кем, работаешь или вообще не работаешь. - Он достал из сейфа литровый пакет с молоком и, надорвав, выдул в три глотка. Заметив взгляд Соболева, пожал плечами: - Люблю молоко, особенно топленое и можайское. Хотя вообще-то люблю все молочное: творог, сливки, сыр, сметану, молочные железы.
      Матвей улыбнулся его последним словам, уловив их смысл. Илья снова громыхнул глыбой смеха:
      - Я не женат, так что не казни за аморальный образ жизни. Сам-то женился?
      - Не получилось, - с неохотой ответил Матвей. Поразмыслив, достал из сумки отнятый на стоянке пистолет: - Спрячь эту игрушку у себя.
      - Какой раритет! - прищелкнул языком Муромец. - Старая отечественная машинка, да еще тридцать девятого года выпуска. Давно таких не видел. Где взял?
      - Где взял, где взял... Купил, - проворчал Матвей и рассказал эпизод на стоянке.
      Илья почесал затылок, бороду, грудь под расстегнутым комбинезоном, хмыкнул.
      - Я что-то не пойму. Угонщики, по идее, никогда не действуют без двойного прикрытия, если не дураки. Но они могут тебя найти, чтобы вернуть пистолет, тем более что сделать это легко - по машине.
      - Машина записана на владельца с другой фамилией, - спокойно сказал Матвей, - а засад типа той, на стоянке, я не боюсь.
      - Ой ли, - прищурился Муромец. - Не хвались, идучи на рать, хвались, идучи с... обратно. - Он поднял вверх громадные ладони: - Все-все, не буду, я ведь знаю, чего ты стоишь. Что касается меня, то новостей мало. Вкалываю каждодневно, семьей не обзавелся, квартира та же - двухкомнатный "полулюкс", хотя денег хватило бы и на пятикомнатную. Что еще? Машину себе сделал: купил сильно побитую "десятку" и слелал из нее конфетку, вернее, бронеход. У тебя-то что?
      - "Таврия-2110".
      - Не густо.
      - А мне и нужно понезаметней. Правда, кое-что хотелось бы переделать. Можешь сварганить из нее подобный бронеход? Но чтобы бегал прилично, под двести.
      - Таких движков у меня нет.
      - Покумекай - надо, Ильша.
      - Ладно, попробую, но на скорый... - Илья не договорил: в контору без стука вошли четверо парней во главе с зашитым в кожу, несмотря на жару, здоровяком с гипертрофированно накачанными мускулами.
      По правде сказать, Матвей услышал их давно, но не придал шуму особого значения, это могли быть и клиенты автомастерской. Однако они оказались "клиентами" другого рода.
      - Выметайся, - коротко бросил верзила Матвею. - А тебя, гнида, мы предупреждали. - Палец вошедшего направился в грудь Ильи. - Ты что о себе возомнил, падла? Тебе же русским языком было сказано: плати, если хочешь жить спокойно. А теперь мы тебя слегка поучим, чтобы запомнил надолго и другим рассказал.
      - Кто это? - с любопытством глянул на Илью Матвей.
      - Рэкетиры, кто же еще, - усмехнулся в усы Муромец.
      - Пошел отсюда, тебе говорят! - рявкнул вожак в кожаном костюме.
      Илья вдруг перегнулся через стол, сгреб его за отвороты куртки, приподнял и бросил к двери, сбив с ног стоявшего сзади. Затем схватил за руку второго здоровяка, белобрысого и безбрового, в зеленых штанах и в майке, который выхватил нож. Раздался хруст костей, и белобрысый отскочил в сторону с детским воплем:
      - Ой-ой-ой! Руку сломал, гад!
      Матвей засмеялся, привстал было, но Илья цыкнул на него:
      - Сиди, я сам.
      Верзила в коже неплохо знал карате, потому что ударил хозяина автомастерской в стиле каляри-ппаяту10 - в голову кулаком и в живот ногой, но результат был такой, будто он попал в скалу: Илья даже не отшатнулся. Пока его противник дул на пальцы, он снова сгреб его ладонью за куртку и сдавил так, что у того глаза вылезли из орбит. Одновременно Илья отмахнулся от выпада ножом третьего незваного гостя, отчего тот врезался головой в стену, сам себе порезав руку. Четвертого, достававшего из широких штанов обрез (какой его там крепил?!), Матвей все же успокоил точным уколом в нервный узел за ухом.
      На этом "рэкет" и закончился.
      Илья одного за другим вышвырнул гостей за дверь, предварительно отобрав оружие, и снова уселся за стол.
      - Мы еще встретимся, паскуда! - донеслось с лестницы.
      Муромец пожал широченными плечами:
      - На лай бешеной овцы не отвечаю. Так и живем, не скучаем. Эти уже третьи, желающие полакомиться дармовой выпивкой. Ничего, держусь.
      - Смотри только, чтобы не подстрелили.
      - А я поздно домой не хожу. И тебе не советую. Машина твоя где? Здесь? Тогда загоняй, "линк" подождет. Через пару дней заберешь.
      Матвей поднялся.
      - Ну и здоровый же ты бугай, Ильша! Держишь удар, как профессионал мукки-бази11. Тебя подучить - великолепный ганфайтер получится.
      - Кто-кто? - подозрительно прищурился Илья. - Это что еще за новое ругательство?
      - Это не ругательство, а высший титул короля рукопашного боя. Ну, бывай. Вечером созвонимся и договоримся о встрече. Давно не сидел с друзьями за чашкой чая. Кстати, свой бронеход на время не дашь? Отвык я по метро да автобусам мотаться.
      Илья покопался в верхнем кармане комбинезона, бросил ключи Матвею.
      - Вечером пригонишь сюда же. Права возьми. Не провожаю, буду завтракать.
      Матвей на прощание поднял сжатый кулак.
      К неприметному пятиэтажному зданию на Фестивальной улице, недалеко от Речного вокзала, Матвей подъехал после обеда. Раньше здесь была школа, а теперь здание занимали штук двадцать разного рода МП и СП. Одно из них служило прикрытием отделения ГУБО, вернее, явочной квартирой высокого начальства, где Соболева должен был ждать сам начальник Главного управления по борьбе с организованной преступностью. Задание от своего непосредственного начальника, полковника Ивакина, Матвей уже получил.
      На деревянной двери малого предприятия "Дилерский центр Лоцмана" висела табличка: "Умным и слабоумным вход разрешен". Матвей улыбнулся, оценив юмор "губошлепов", как в среде профи называли работников ГУБО. Постучался, вошел. В приемной его ждали два сюрприза: красивая длинноногая шатенка с высоким бюстом, обтянутая чем-то, напоминающим рыбью чешую, и громадный черный с подпалинами дог.
      Матвей сказал "драсьте", поглядел в глаза девушки, потом собаки. Он давно заметил: собаки понимали его мгновенно и сразу отступали, почуяв силу. Но этот дог не отступил, напротив - оскалил клыки, мол, ты хорош, но и я не промах.
      "Тихо, тихо, - мысленно ответил ему Матвей. - не будем поднимать шума, давай хотя бы уважать друг друга".
      Взгляд "секретарши МП" был примерно такой же, как у собаки, - она привычно, не по-женски профессионально оценила посетителя и вопросительно вскинула безупречной формы брови:
      - Вы к кому?
      - К бугру, - сказал Матвей грубовато, но, заметив опасный блеск в глазах девушки, улыбнулся, отчего худое неподвижное лицо его совершенно преобразилось. Видимо, это подействовало не только на "русалку" в чешуе, но и на дога, потому что тот дернул щекой, словно удивился.
      - Передайте ему, - добавил Матвей, вспомнив табличку на двери, - что пришел полный кретин.
      - А имя у него есть? - без улыбки осведомилась секретарша. - У кретина?
      - Матвей Соболев.
      Девушка нажала кнопку интеркома, сказала негромко:
      - К вам Соболев.
      Ответ "бугра" отразился на дисплее, что Матвея удивило, но девушка уже отвернулась к печатной машинке "Касио", кивнув на дверь в кабинет начальника. Печатала она с пулеметной скоростью, положив ногу на ногу, успевая при этом курить, и смотреть на нее было приятно.
      То, что явка начиналась с приемной, Матвея совершенно не удивило: видимо, вход секретарше в секретный "подвал" был запрещен и открывался лишь для приглашенных, скорее всего, девушка даже не знала, кто был на связи, какого ранга начальник. Не удивило Матвея и то, что за дверью, где должен был находиться кабинет начальника МП, был короткий коридор. Не просто коридор тоннель камеры магнитоскопии, где проверяли наличие оружия. Лишь за второй дверью оказался собственно кабинет, то бишь оперативный бункер ГУБО, где руководители управления или его старшие инспекторы могли контактировать с агентурой.
      Матвея ждали двое: молодой человек, подтянутый, стройный, хорошо развитой, узколицый и кареглазый, и уже пожилой мужчина, накачанный, круглый от мышц, видимо, бывший спортсмен, скорее всего борец-вольник в прошлом, с лицом тяжелым, волевым, сильным. В этой компании он явно был главным, судя по взгляду и манерам. Молодой носил модную прическу - волосы до плеч, у тяжеловеса блестела плешь от лба до затылка, а виски серебрились сединой. Но главное, что оба Матвею сразу понравились, особенно тяжеловес, которому наверняка стукнуло не меньше полувека. Он и оказался начальником ГУБО Медведем Михаилом Юрьевичем, а длинноволосый - его заместителем Зинченко Николаем Афанасьевичем.
      Некоторое время все трое молчали, изучая друг друга. В глазах Зинченко мелькнуло разочарование, и Матвей улыбнулся в душе: редко кто угадывал в нем профессионала, мастера шестой категории русбоя, способного справиться с любым, вооруженным до зубов, противником. Именно контраст между "быть" и "казаться" и был главным его преимуществом. Как говорил Ивакин, контрразведчик должен быть еще более незаметным, чем разведчик, но по физическим кондициям превосходить его.
      Начальник ГУБО смотрел на гостя иначе. Не без сомнений, но с интересом, прикидывая, соответствует ли данная агенту характеристика первому впечатлению. Перед ним на экране дисплея светилась страница личного дела Матвея Соболева, где, в частности, было написано: "Идеалист. Лишен чувства страха. Уверен в себе. Не теряет надежды в безнадежнейшей ситуации. Не терпит контроля. Свободен от шаблонов мышления. Сдержан. Вынослив. Склонен к риску. Чем сложнее проблема, тем смелее действует. Интуиция развита до экстраспособностей. Любит смотреть на огонь и дождь".
      Ивакин, конечно, дал не полную информацию о своем человеке, но вполне достаточную, чтобы его оценить.
      - Присаживайтесь, - кивнул на кресло в углу кабинета Зинченко. У него был интеллигентный баритон, в отличие от хрипловатого баса начальника управления.
      Все трое уселись вокруг журнального столика с пепельницей. Начальник ГУБО был одет в итальянский летний костюм песочного цвета и кросстуфли, а его заместитель - в серо-коричневую пару: узкие брюки и рубашку на "молнии" и кроссовки "Адидас". Сам Матвей не одевался броско, и судить по одежде о работниках спецслужб не стоило.
      - Вас поставили в известность о характере работы? - задал вопрос начальник ГУБО.
      Матвей молча кивнул.
      - И все же я напомню основные узлы материала. За последние три месяца в работе управления наметился сбои: произошло четыре крупных провала и несколько странных эпизодов, позволяющих говорить о контроле над деятельностью управления. Есть подозрение, что один из наших сотрудников довольно высокого ранга работает на Купол. Или на небезызвестную всем организацию "Стопкрим", которую чаще называют "Чистилищем". Хотелось бы выяснить, кто именно. Кроме того, деятельность "Чистилища" на грани нарушения закона. Если его не остановить, может произойти нечто, напоминающее тотальное истребление инакомыслящих, виновных и невинных. Причем вину берется определять само "Чистилище", что приводит к абсолютной узурпации власти, к тирании самосуда, суду Линча. - Медведь выжидающе глянул на Соболева, но тот по-прежнему молчал.
      - Добавлю, что ситуация складывается чрезвычайная. Если цель Купола абсолютная власть - корыстна, то цель "Стопкрима" - всеобщая справедливость благородна. Однако достичь ее террором, ликвидацией скомпрометировавших себя чиновников или мафиози невозможно, история знает подобные примеры.
      Матвей и на этот раз промолчал.
      - Ваша же цель, - продолжал начальник ГУБО, - в отношении "Чистилища" выйти на его руководство, определить возможности, связи, планы, методы работы и сообщить нам. Мы же предадим все это огласке, дабы и другим неповадно было. Помощь окажем любую, только попросите. О связи и конкретных шагах договоритесь с моим заместителем, которому я доверяю больше, чем себе. Контактировать будете только с ним. На расходы для оперативных нужд вам выдадут десять "лимонов". Что касается оплаты ваших услуг, назовите сумму.
      Матвей поднял брови:
      - По закону Русакова, думающий получает меньше делающего, а делающий меньше пользующегося. К какой категории вы относите меня?
      Руководители ГУБО переглянулись, Медведь хмуро улыбнулся:
      - Вы подходите под все три.
      - Вот и оцените сами. Я не чистый идеалист, как написано обо мне в рапорте, просто существуют определенные нравственные нормы, которые я уважаю. Конечно, живем мы в реальном мире, где профессионализм не всегда оплачивается по достоинству, но хотелось бы все это изменить.
      - Ясно. Позиция вполне приемлема, мы договоримся. - Медведь глянул на зама: - Николай Афанасьевич, ознакомьте его с подробностями дела. Будьте добры предоставить любую дополнительную информацию по требованию, независимо от грифов секретности.
      Зинченко кивнул.
      Начальник ГУБО еще раз прошелся взглядом по фигуре Матвея, попрощался, собираясь уйти, но Матвей его остановил.
      - Хочу все же предупредить. О моем участии в работе управления никто не должен знать, кроме вас. В случае утечки информации я буду знать, что виноваты вы оба.
      Зинченко с иронией глянул на Медведя. Начальник ГУБО хмыкнул.
      - И что тогда?
      - Я выйду из игры, уничтожив источник утечки.
      Слова Матвея произвели впечатление, только не то, какое он ждал. Впрочем, ему было на это наплевать.
      - Вы не переоцениваете себя? - мягко спросил Зинченко.
      - Боюсь, это вы недооцениваете меня. Вы оба мне симпатичны, и я надеюсь на хороший контакт. Теперь к делу.
      Руководители Управления обменялись взглядами, и Медведь ушел, не сказав больше ни слова.
      Через сорок минут контору "малого предприятия" покинул и Соболев. Он узнал достаточно, чтобы начать действовать. Интуиция подсказывала, что работа с "губошлепами" окажется непредсказуемой по результатам, зато интересной: светил выход на высшие эшелоны власти, защищенные многими и многими хитроумными службами и комбинациями юридически безупречных поправок к законодательству Плюс прибранная к рукам прокурорская рать и исполнительная власть. Плюс развитый кретинизм толпы, которой можно скормить любую ложь и которая терпит и любит тиранов больше, чем умных и добрых руководителей.
      Отвратительное время и отвратительная правда об этом времени, вспомнил Матвей слова отца. В чем-то старик был прав, хотя жил в иные времена и в иных условиях.
      ПУНКТИР РАЗГОНА
      В два часа Матвей оставил машину на Ломоносове ком проспекте напротив филфака МГУ и отправился искать Кристину. Он не договаривался с ней о встрече, но найти ее не составило труда - первокурсники деятельно готовились к экзаменам все вместе, продолжая занятия и консультации Кристина Олеговна Сумарокова проходила по спискам третьей группы. Матвей отыскал аудиторию, где занималась означенная группа, и приоткрыл дверь.
      Видимо, преподаватель ушел или еще не приходил, потому что студенты, человек десять юношей и столько же девушек, оживленно вели дискуссию. Речь шла о вкладе диссидентов, русских писателей за границей, в мировую культуру. Больше и красноречивее всех говорил красивый смуглолицый парень с шапкой курчавых волос, но спорили с ним только девушки, парни предпочитали бросать реплики и апеллировать к девушкам. Кристина в споре не участвовала, хотя курчавый довольно часто к ней обращался, как бы приглашая присоединиться к его мнению. Заметив Матвея, она вскочила и выбежала в коридор, не обращая внимания на возглас подружки: "Крис, ты куда?" - и на взгляд курчавого оратора. Встречи она не ожидала и явно обрадовалась. У Матвея дрогнуло сердце: к своему удивлению, он обрадовался не меньше, обнаружив, что соскучился по девушке. Обтягивающие джинсы и футболка подчеркивали изящную фигуру девушки, и смотреть на нее было одно удовольствие, если бы не взгляды разгуливающих по коридору ребят. Из аудитории выглянул тот самый смуглый парень, оглядел Матвея, кивнул девушке:
      - Крис, не забыла, что мы вечером идем в кафешку?
      - Я не сказала "да", милорд, - оглянулась Кристина. - Скорее всего, пойдете без меня.
      - Ну, мы еще обсудим эгот вопрос. - Парень глянул в глубь коридора: - Вон Скунс идет, закругляйся.
      Девушка фыркнула, посмотрела на Матвея, не успевшего сказать ни слова.
      - Не хочешь пойти с нами в кафе? Впрочем, вижу - не хочешь. Тогда давай сходим куда-нибудь еще. Если, конечно, у тебя есть время, - деликатно добавила она.
      Матвей улыбнулся, вызвав ответную улыбку девушки.
      - Когда вы заканчиваете?
      - В шесть, но я могу и сбежать.
      - Подъеду к шести, жди, у меня кое-какие дела. Ты ведь в ДАСе12 живешь? Как устроилась?
      - Отлично, и девочки в комнате хорошие. - Кристина принахмурилась, вспомнив что-то, но тут же ее лицо разгладилось:
      - В принципе, мы можем посидеть в кофейне и в ДАСе.
      - Потом обговорим. Беги, действительно Скунс идет.
      Кристина оглянулась на входящего в аудиторию преподавателя английского языка - Матвей знал его - и скривила губки:
      - Девочкам он нравится, а мне нет. Смотрит, как... паук, и губы слюнявые... и взгляд липкий. Поневоле вспомнишь Хайяма.
      - Что именно?
      - Ну, он говорил, что учиться необязательно.
      Матвей кивнул и процитировал:
      Так как истина вечно уходит из рук
      Не пытайся понять непонятное, друг.
      Чашу в руки бери, оставайся невеждой,
      Нету смысла, поверь, в изученье наук.
      Кристина засмеялась:
      - Я Омарчика тоже читаю и люблю, вечером чего-нибудь процитирую, под настроение.
      - Чао, - подтолкнул девушку к аудитории Матвей и не оглядываясь пошел к лестнице. Ее взгляд он чувствовал всей спиной, но не обернулся, чтобы не смазать впечатление, пока не хлопнула дверь. И сразу же увидел в тупичке возле туалета парня в белом, Тараса, которого он "отбил" у налетчиков в собственном доме.
      - А говорят, гора с горой не сходятся, - сказал тот с легкой улыбкой, выступая вперед. У Матвея вдруг появилось ощущение, что парень этот намного старше, чем кажется. В глазах его, глубоких, словно бездонные колодцы, стыло бесконечное знание. Он все видел, знал и умел, как столетний патриарх, хотя на вид ему можно было дать лет двадцать семь - двадцать восемь, не больше.
      - Как вы меня вычислили? - тихо спросил Матвей, напрягаясь. Появилось чувство, будто его ощупывают изнутри. - Вряд ли эта повторная встреча случайна.
      - Реакция ганфайтера, - погасил улыбку Тарас. - Пойдемте поговорим, у меня есть ключ от пустой аудитории, там нас никто не побеспокоит. - Он пошел вперед не оглядываясь, уверенный, что собеседник последует за ним.
      Матвей расслабился, не чувствуя опасности, сказал в удаляющуюся спину:
      - Здесь разговора не получится. У меня машина, поехали в Центр. Я знаю хорошее кафе на Маросейке.
      Через полчаса они уже сидели в уютном кафе, где каждый столик был отгорожен от другого решеткой из бамбука, увитой плющом, и где можно было говорить спокойно, под тихую музыку, не опасаясь подслушивания.
      Матвей заказал себе то же, что и собеседник, - салат, грибной суп, филе трески, запеченное в тесте, кофе. Однако ел, не чувствуя вкуса: он не любил играть по чужим правилам. Еще раз, более внимательно, оглядел сотрапезника, отметил гибкость и скупую точность движений, тихую скрытую силу и снова поразился изменчивости лица, дышавшего внутренним, глубоким и всепонимающим покоем, человек этот знал и видел так много, что становилось не по себе. Возраст его угадать было невозможно. Ему могло быть и двадцать семь, и сто двадцать семь лет, и при мысли об этом - вдруг правда?! - Матвея мороз продрал по коже, хотя он и не выдал своих чувств, понимая, что Горшин видит его переживания. И все же Матвей отметил кое-что ранее неизвестное в облике нового приятеля, вернее, в той волне эмоций, которую он излучал нет-нет да и вспыхивали в ней искры тоски и горечи. При всем своем опыте, силе и знании человек этот не был счастлив, пряча в глубинах души неведомую боль.
      В продолжении всего разговора Матвей чувствовал себя скованно и напряженно, как никогда. Впервые в жизни ему встретился человек, способный читать его мысли, как книгу, вычисливший траекторию его движения и даже суть задания, о котором должны были знать лишь трое. Иногда ему удавалось отстраниться от цепкого взгляда Тараса, выскользнуть из пальцев его психофизического ощупывания, и тогда у собеседника в глазах появлялся интерес и уважение.
      - Предлагаю сразу расставить точки над "i", - предложил он, заказав кофе и бутерброды. - Я работаю на "Чистилище". Стоит расшифровывать?
      - Не стоит, - остался спокойным Матвей. Чего-то подобного он и ожидал, а главное, поверил Горшину сразу.
      - Вы хорошо воспринимаете неожиданности, - похвалил его Тарас, не дождавшись продолжения; оба неторопливо принялись пить кофе. - Только не вздумайте задерживать меня. - В глазах Горшина мелькнул и пропал насмешливый огонек. - Даже с вашей подготовкой это не удастся. А то, смотрю, вы подумываете над этим.
      Матвей, действительно прикидывающий варианты захвата собеседника, помедлив, кивнул.
      - В этом пока нет необходимости.
      - Мне нравится это ваше "пока". Итак, продолжим. Кстати, вы хорошо закрываетесь, я имею в виду мысленный блок. В роду экстрасенсов не было? Отца-колдуна, например, бабки-ведьмы?
      - Родителей вообще не имел, - пошутил Матвей. - Не знаю, о чем вы говорите.
      - Значит, способности врожденные. Надо же, человек владеет адаптивной психофизической защитой и не является членом Круга. Парадокс. Но об этом мы еще поговорим. Я знаю, кто вы. Ганфайтер, так? Еще таких, как вы, называют волкодавами, суперами, дангерами, перехватчиками. То есть вы работаете на военную контрразведку "Смерш-2".
      Матвей с трудом удержался, чтобы не вскрикнуть, с еще большим трудом проглотил кусок бутерброда, но от ненужных движений воздержался. Хотя это был явный провал. Но если в обычных условиях Соболев чувствовал засаду и начинал схватку первым, что давало ему шанс выйти сухим из воды, то в данном случае удар был нанесен слишком уж неожиданно. Реагировать на случившееся надо было иначе.
      Тарас, наблюдавший за ним, кивнул.
      - Правильно. Открытый бой - это в большинстве случаев паника, бой надо выиграть еще до его начала. Аксиома разведки, но она и для нас применима. Успокойтесь, утечки информации не произошло, просто я... скажем так: не совсем обычный человек и могу читать...
      - Мысли? Телепат, что ли?
      - Не мысли, но состояние психики, и не телепат, а эзотерик, человек Круга. Думаю, вы догадываетесь, о чем речь. Но об этом разговор впереди.
      - Почему не сейчас? Я не спешу. К тому же весьма интересно, каким образом вы меня вычислили, не будучи в штате моей конторы. В случайности я не верю.
      - И правильно делаете. Хотя, с другой стороны, случайность - тоже результат каких-то скрытых от нас процессов. Как говорил один мой знакомый, случайность - внезапно проявившаяся неизбежность. Существуют закономерности бытия, которых нормальные люди не видят, а замечают лишь их крайние проявления, да и то не часто. Например: почему всегда идет дождь, когда обнаженная женщина выходит на крыльцо при полной луне?
      - М-м... - промычал Матвей
      Тарас засмеялся, обнажив белые зубы.
      - А ведь это закон. Я убедился за многие сотни лет, но основан он на такой математике, которая вряд ли когда-нибудь станет известна людям.
      Кофе допили в молчании. Матвей размышлял о словах Тараса: "За многие сотни лет", а Горшин ушел в свои мысли. Потом Соболев, вспомнив девиз об умных и слабоумных на двери явки ГУБО, сказал:
      - Чего вы хотите?
      - Вы уже поняли: я хочу, чтобы вы работали с нами.