Магазин был частный, с промтоварным и продовольственным отделами, чистый, уютный, с хорошим ассортиментом. Год назад его приватизировал молодой коммерсант, энергичный парень, пообещавший сделать из бывшего "Овощеторга" конфетку. Обещание он свое выполнил, цены не гнал, и в магазин с вежливыми продавцами, оборудованный по последнему слову оргтехники, приезжали из других районов. Чем владелец не угодил местной мафии, приходилось только гадать. Но факт оставался фактом: четверо, которых заметил Матвей, пришли не за покупками.
      Сориентировался он мгновенно, с привычной бесстрастностью проанализировав траектории возможных событий. И подивился своему решению вмешаться, потому что в принципе он не имел на это права! Вероятно, надоела долгая спячка, тело требовало оперативного напряга.
      Переход в состояние турийи5 произошел в долю секунды с помощью точно рассчитанного волевого усилия. Матвей был готов к любому повороту событий. Время заметно сгустилось, замедлилось, движения окружающих стали тягучими, вокруг них появились ореолы биополей - глаз выделял этот "свет" безошибочно.
      Ничего особенного еще не произошло, четверо парней только начали движение. Один достал пистолет - "лангенхан" калибра 9,65 мм (вспомнилось чье-то изречение: "Пистолет рождает власть"). Остальные рэкетмены щелкнули пружинными ножами, но лишь двое из них были тренированы, судя по цвету и интенсивности ореола, хотя и не профессионально. Это были просто "качки", знавшие кое-какие приемы карате, и лица их почти не отличались от затылков.
      В обоих залах магазина кроме двух продавцов оставались еще шесть покупателей, в том числе и Матвей: четверо девушек и старик, но рэкетиры их не брали в расчет. Впрочем, как не брали в расчет и Матвея, не выглядевшего гладиатором даже при росте в метр восемьдесят пять, обыкновенный молодой мужик в потертых джинсах, линялой рубашке в клетку и старых кроссовках, со стандартной внешностью, если не считать прозрачно-голубых спокойных и холодных глаз. Но в глаза эти парни никогда никому не смотрели.
      Тот, что был с оружием (где он только умудрился достать эту немецкую штучку?), успел сделать шаг к продавцу и направить на него пистолет, когда Матвей начал свое движение. Свидетели потом дали такие противоречивые показания, что, узнай он об этом, только порадовался бы своему профессионализму.
      Матвей сделал длинный скользящий шаг к вожаку с пистолетом, взял его запястье в захват и вырвал пистолет, одновременно пальцами левой руки сдавив в нужных точках шею бугая. Парень еще падал, потеряв сознание, а Матвей уже делал подкат, доставая ногами сразу двоих "качков" с ножами. Третий успел махнуть ножом и достать баллончике газом, однако вспорол лишь воздух и заработал точный укол в солнечное сплетение от противника, невероятным образом оказавшегося совсем рядом.
      - Вызовите милицию, - тихо сказал Матвей остолбеневшим продавцам и, скривив лицо так, чтобы его потом трудно было узнать, скользнул за дверь, оставив пистолет у себя.
      Как и ожидалось, страховали четверку двое на старом, видавшем виды "вольво", но о драме в магазине они еще не догадывались; все произошло слишком быстро и без всякого шума.
      Уже в машине Матвей довел разговор с самим собой до точки и снова подивился своему побуждению вмешаться в действие, которое его никак не касалось. Но так остро захотелось вдруг ответить подонкам, живущим по старым советско-пиратским принципам: отнять и разделить!
      Молодым можно простить недостаток опыта, знаний, но не избыток наглости, хамства и равнодушия, вспомнил он чьи-то слова. Впрочем, не чьи-то - отца, провинциального учителя истории, которого любили ученики.
      Поставив машину в гараж, Матвей заглянул в почтовый ящик и обнаружил там поздравительную открытку. Это был вызов в столицу. Размышляя о причинах вызова и о своих предчувствиях, Матвей вошел в квартиру и принялся готовить ужин. Предчувствия не обманули его, недаром он видел ночью один из тех странных снов, которые тревожили его последние полгода.
      Он приснился ему под утро, перед самым пробуждением.
      Ледяная равнина, окруженная цепью снежных гор. В ясном небе вдруг показалось розовое облако. Оно растет, растет, пока не превращается в сиренево-фиолетовую тучу, очертаниями похожую на фигуру человека. В голове облака загораются три огненных глаза, и тут же, как удар грома, звучит голос:
      - Проснись и иди!
      - Куда? - растерялся Матвей.
      - Он не видит, - раздался второй голос, женский, мелодичный. - Ему еще рано, инфарх.
      - Не оказалось бы поздно. За ним начал охоту монарх, вернее, его разведка.
      - Куда идти? - Матвей обрел утраченное равновесие. - Покажите, и я пойду.
      - Разве ты сам не видишь? - От голоса таинственного инфарха заходили ходуном горы, взвилась снежная пыль, равнина растрескалась, как ледяное поле.
      Матвей напряг зрение, и на мгновение ему показалось, что он видит золотое крыло света, просиявшего в небе из-за тучи, словно открылось и тут же захлопнулось волшебное окно.
      - Не видит, - прошептала женщина. - Его глаза еще спят.
      И столько сожаления и тоски было в этом голосе, что Матвей едва не разрыдался. А проснувшись, с удивлением обнаружил, что глаза его наполнены влагой, будто он и в самом деле плакал.
      Что ж, выходит, сон в руку? Нечто вроде предупреждения свыше? Кто такой "монарх", который начал охоту за ним? И почему и что именно он не видел во сне, так огорчив собеседницу неведомого инфарха?
      Поскольку Матвей точно знал, что психика у него абсолютно здорова, в "сдвиг по фазе" он не верил - не с чего было сдвигаться, к тому же он умел возвращать себе душевное равновесие. Однако докопаться до причин странных предметных сновидений пока не удавалось. Мешал режим "инкогнито", не хватало знаний, не хватало свободы передвижения и времени. Одно было ясно: подсознание отреагировало на какое-то внешнее воздействие и мозг воспользовался той информацией, которую имел, чтобы посигналить хозяину, - сны были почти копиями тех, которые описал в своей книге Успенский6.
      После программы новостей Матвей позвонил домой своему непосредственному начальнику - работал он в охране радиозавода, отпросился на две недели "съездить к родственникам". Потом почитал немного и лег спать.
      Наутро он сделал зарядку - занимался Матвей по специальной системе, вобравшей в себя элементы сильной чигонг-о7 и кэмпо, - позавтракал и в шесть утра был уже на первом вокзале Рязани, откуда уходил электропоезд на Москву. Взяв билет, он прогулялся по залу, вышел на перрон, радуясь хорошему утру конца июня, и вдруг заметил группу молодых людей, живо напоминавших ему вчерашний инцидент в магазине. Их было пятеро: четыре парня и девица. Одеты все с претензией на моду, однако рубашки у ребят засалены, в пятнах, как и джинсы, лохматая девица в своем красном платье-"резинке" казалась почти голой, так оно ее обтягивало. Двое парней разошлись по перрону в разные стороны, а двое оставшихся и девица подошли к девушке, которую Матвей приметил еще у кассы: она брала билет перед ним. Девушка была высокая, с тонкой талией, гибкая, с копной темных волос, рассыпавшихся по плечам, и острый глаз Матвея тотчас же оценил ее обаяние. Девушка в профиль напоминала Марию, и Матвей даже шагнул к ней, но она оглянулись и наваждение прошло. У Марии не было таких больших глаз, зеленовато-серых, с влажным блеском, и таких точеных полных губ. Похожими были только волосы да овал лица. Незнакомку нельзя было назвать красавицей, но что-то в ней невольно привлекало взор: то ли милая улыбка, то ли сквозившая в каждом движении женственность.
      Интересно, чего от нее хотят эти трое?
      Соболев подошел поближе, напряг слух и сообразил: парни - самые обыкновенные рязанские вокзальные рэкетиры, специализирующиеся на банальном гопстопе. Выбрав жертву, бандит просит у нее сумку, или коробку, или просто деньги, намекая, что в случае отказа все равно отберет их, только с мордобитием. Эти трое просили "подержать" сумку, а то ведь "тяжело нести".
      Девушка не сразу поняла, в чем дело, потом кинула в сторону двух беседующих неподалеку мужчин отчаянный взгляд, но те отошли, предпочитая не связываться со шпаной. Матвей еще раз внимательно оглядел незнакомку. Длинная шея, прямые плечи, высокая грудь, красивые ноги, а одета скромно: блузка в черно-белую полоску, такая же юбка, с полосами покрупней, и сандалии с облегающими лодыжку ремешками. Большая синяя сумка стояла у ее ног, а через плечо висела еще одна, черная, сумочка. Ни колец, ни серег, ни помады. "Голая" красота. И было ей от силы лет восемнадцать. Матвей колебался до тех пор, пока один из парней не щелкнул ножом, а второй не снял с плеча девушки сумку. Последним доводом для Соболева был взгляд незнакомки: умоляющий и беспомощный. Кричать, звать на помощь она не стала.
      Все произошло в течение двух-трех секунд.
      Матвей дотронулся до локтя парня, подхватил выпавший у него из руки нож, ткнул пальцем в лоб второго бандита, отобрал у него сумочку, поднял синюю сумку незнакомки и свободной рукой подхватил ее под локоть.
      - Пойдемте, сейчас объявят посадку.
      Троица обалдевших гоп-стопников осталась стоять с разинутыми ртами: один держался за локоть, второй - за голову, и лишь девица изумленно прошипела:
      - Ты чо делаешь, баклан?!
      - Кто вы? - обрела дар речи девушка, останавливаясь и высвобождая локоть из руки Матвея, когда они прошли шагов десять.
      - Извините, - мягко сказал он, опуская сумку, и добавил на одном дыхании: - Меня зовут Матвей, фамилия Соболев, родился в год Змеи, талисман - черный кот, закончил филфак МГУ, еду работать.
      Девушка округлила глаза, потом засмеялась, приоткрыв великолепные зубы. Взгляд ее прояснился, стал приветливым, мягким.
      - Спасибо за помощь. Я уж думала, придется идти в милицию, в сумке все мои документы. Меня зовут Кристина, фамилия Сумарокова, родилась в год Овцы, талисман - сердце. Студентка первого курса МГУ, еду сдавать летнюю сессию. А они больше не пристанут?
      Матвей тихо рассмеялся, чувствуя себя легко и свободно, и лишь самая трезвая аналитическая часть сознания зажгла тревожный красный "индикатор", одна встреча с бандитами - случайность, две - уже странность, объяснимая лишь теорией вероятности. Не аукнулось бы в будущем, слишком близко Рязань от Москвы, где ему предстояло включиться в работу после трех лет "консервации".
      Время в электричке промелькнуло незаметно. У них нашлись общие интересы и темы, сходство взглядов на искусство и культуру, а что касается литературы, то здесь их вкусы совпадали почти стопроцентно: оба любили тонкий юмор О. Генри, мужественных и верных героев Джека Лондона, романтические приключения Дюма-отца, сочный язык Гоголя и палитру характеров Чехова, и оба отрицательно относились к фантастам, пишущим в стиле киберпанк. Оказалось, что Кристина сдала уже два экзамена летней сессии - училась она, как и Матвей когда-то, на филологическом, - и ехала сдавать последний - английский язык. То, что девушка учится на филологическом, указывало если не на родство душ, то на взаимность менталитетов, что подогревало обоюдный интерес. И, провожая Кристину к зданию филфака от метро "Университет", Матвей с грустью подумал, что вероятен вариант, когда ему невозможно будет продолжать знакомство и встречаться с этой удивительной девчушкой, беззащитной, редкой по чистоте и уму.
      Надо же, земля еще рождает такие души, думал он по пути "домой", то есть на квартиру, определенную первым вариантом "выхода", а судьба хранит их, оберегая от миазмов моральной "свободы"! Вероятно, такие девочки могут появляться только в провинции, большие города слишком глубоко погрязли в "цивилизации". Счастлив будет тот, кому достанется такое чудо...
      По легенде он возвращался из мест лишения свободы, где просидел три года как бытовик - непрофессиональный преступник, осужденный за превышение мер защиты, будучи мастером по славяно-горицкой борьбе: двое из троих, напавших на него, остались калеками, а третий отделался переломом руки. Но это по легенде. На самом деле он был барсом, профессионалом рукопашного боя такого класса, который и не снился "черным поясам".
      Трехкомнатная квартира, в которой ему предстояло жить, находилась на четвертом этаже девяти этажного кирпичного дома на Варшавском шоссе, недалеко от метро "Тульская". Кроме того, у него была своя машина и гараж неподалеку. Соседи его уже знали как учителя русского языка и литературы, немного замкнутого, но вежливого и спокойного молодого человека. До того как "получить срок", он прожил в квартире, как бы обменяв ее, около месяца. И вот вернулся, "отсидев положенное". Впрочем, соседи не интересовались личной жизнью жильца и о "подвигах" его, скорее всего, не догадывались.
      Бросив сумки в прихожей, Матвей внимательно оглядел квартиру.
      Кухня маленькая, но хорошо оборудованная, с электроплитой, кухонным гарнитуром из пластика под дерево, со всеми необходимыми атрибутами хозяйства, такими, как тарелки, вилки, ножи, кастрюли и тому подобное.
      Гостиная, не слишком просторная, но уютная, с ковром на полу без единой пылинки; видимо, за ней присматривали. Кроме роскошного дивана, двух кресел и двух книжных шкафов в комнате стоял еще журнальный столик, сервант с чайным и кофейным сервизами, с наборами бокалов и рюмок из цветного дятьковского хрустального стекла, а также телевизор "Голдстар". Ничего не прибавилось и не убавилось.
      Убранство спальни тоже не изменилось: тахта, превращавшаяся по мере надобности в кровать, книжный шкаф во всю стену, с нишей для стола, два стула, платяной шкаф, спортивный комплекс в углу - макивара, деревянный "идол" для тренировки ударов руками, стенд для физических нагрузок.
      Матвей ткнул пальцем макивару, понаблюдал, как она качается, улыбнулся своим мыслям. Вспомнился случай в детстве, когда он с друзьями-второклашками пошел записываться в секцию карате-до. На первом же занятии к нему пристали ребята на год старше, стали дразнить и смеяться над "дохлятиной", пока он не полез в драку и не получил незаметный, но точный удар пальцем в солнечное сплетение, так что задохнулся и не мог ни вздохнуть, ни слова сказать. С тех пор он больше всего времени уделял отработке атэми, комплекса шоковых ударов пальцами, что оказалось оружием неэффектным, но исключительно эффективным. Дома он разрисовал кожаный мешок с песком, прообраз макивары, превратив его в портрет обидчика, и тренировал уколы пальцами по нескольку часов кряду.
      Правда, потом, через какое-то время, они подружились с тем хлопцем и за два года продырявили мешок со всех сторон...
      Третью комнату - рабочий кабинет, вход в который был замаскирован книжным шкафом, - Матвей проверять не стал. Ничего особенного там не скрывалось, кроме разве что персонального компьютера.
      Он принял душ, переоделся, переложил одежду из сумок в шкаф, расставил книги и ровно в два часа дня позвонил. Мужской голос на автоответчике вежливо сообщил, что хозяин будет дома в двадцать один ноль-ноль. Матвей повесил трубку.
      До вечера никуда не выходил. Читал, обедал, валялся на тахте, смотрел телевизор. В восемь с минутами собрался, надел голубую хлопчатобумажную рубашку, джинсы, кроссовки и вышел из квартиры, чтобы... напороться на сцену ограбления!
      Лифтом он пользовался редко и махнул вниз по лестнице, преодолевая пролеты в два прыжка, едва касаясь ступенек, а на втором этаже едва не столкнулся с двумя парнями, обернувшимися на легкий шум. Остановился, выругавшись про себя. Позволив себе расслабиться, он допустил грубый просчет, и теперь предстояло как-то изворачиваться, чтобы выйти из положения максимально просто.
      На лестничной площадке двое молодых людей зажали в угол третьего, одетого во все белое, а ниже, на середине пролета, их подстраховывала еще одна пара крепких ребят.
      - В чем дело? - тихо осведомился Матвей, разглядывая лицо парня в белом, и вздрогнул, встретив его ответный взгляд. У него даже зубы заныли и мороз прошел по коже. Взгляд этот был необычайно серьезным, спокойным и понимающим, в нем не было и тени страха. Да и во всем облике незнакомца, которого явно пытались ограбить, ощущалась бесконечная уверенность в себе. Этот парень все понимал и ничего не боялся. Матвей смело мог продолжать путь, уверенный в том, что ничего дурного с ним не случится. Но шестерка грабителей думала иначе.
      Тот, что стоял к нему ближе всех, сделал шаг по лестнице навстречу и сказал, поигрывая ножом:
      - Вали обратно, бобик, и сиди там тихо, пока мы не поговорим с этим бобром, понял?
      Парень походил на гориллу, на голой волосатой груди его висела цепь из желтого металла, на предплечье синела татуировка: сплетенные змеи и женщина. Жаргон его прямо указывал на тюремную закалку.
      Златая цепь на дубе том, подумал Матвей, блатари вышли на охоту. Обнаглели, однако. Работают так грубо и примитивно они лишь в подпитии или если срочно требуется "травка".
      - Помочь? - спросил он парня в белом, зачарованный его обликом.
      - Обойдусь, - улыбнулся тот, - спасибо.
      Матвей двинулся прямо на "гориллу" с ножом, сказал тихо:
      - Пропусти, я опаздываю.
      - Ну, гад, я тебя предупреж... - Договорить бандит не успел, обмякая. Его напарник тоже осел на ступеньку, не успев ничего сообразить, и только после этого четверо оставшихся зашевелились, хватаясь за оружие: у троих были самодельные финки, у четвертого "Макаров".
      Конечно, Матвей мог успокоить их всех в своем обычном стиле, "точными уколами в нервные узлы": реакция его на порядок превосходила реакцию бандитов, но ему не хотелось раскрывать свое умение перед неизвестным, наблюдавшим за ним все с тем же выражением на лице. И, уже начиная короткий бой, Матвей пожалел, что не послушался первого налетчика и не ушел домой. Мужику в белом помощь была не нужна, несмотря на большой численный перевес противника. От него исходила уверенность, спокойствие и сила, и не видеть этого мог только слепой.
      Двух на площадке Матвей уложил походя, двойным ударом рук в шею и в голову, а двух на лестнице - в прыжке, ногами, сбросив их на первый этаж, не заботясь, получат ли они травмы или нет, хотя сидевший в нем профессионал и протестовал против такой лобовой демонстрации возможностей.
      - Идемте, - обернулся Матвей. - Чего они от вас хотели?
      - Наверное, им понравилось это, - незнакомец в белом дотронулся до ремня сумки. Голос у него был глубокий и звучный, добавляя облику некую завершенность. - Вообще-то я редко попадаю в такие ситуации, но сегодня почему-то расслабился.
      - Как и я.
      - Сколько лет вы занимаетесь рукопашным боем?
      - Двадцать, - вырвалось у Матвея. Незнакомец кивнул, соглашаясь, вероятно, со своей внутренней оценкой.
      - Сгоб, айкидо, тангсудо, кушти... и русбой, так?
      Матвей внимательно и хмуро глянул на парня.
      - Вы очень проницательны, месье...
      - Тарас Горшин.
      - Меня зовут Матвей, но...
      - Вы торопитесь, я вижу, идите, все будет в порядке. Я не живу здесь и шел в гости. Может быть, еще свидимся.
      Матвей молча повернулся, перешагнул через тело одного из налетчиков и поспешил на улицу, чувствуя спиной взгляд Тараса. У него вдруг мелькнула мысль, что чта схватка - звено в цепи проверки, которую ему устроили. Сначала в Рязани, теперь в Москве. Не могут такие события быть случайными. Три происшествия подряд - это уже закономерность. Во всяком случае, это предупреждение: что-то он делает не так. Или прав неведомый инфарх из снов и за ним начал охоту некий "монарх"?
      Но как Тарас догадался, какими видами единоборств он владеет? Такое может увидеть лишь тот, кто сам мастер боя. Но тогда почему Горшин довел ситуацию с грабителями до тупика, не сделав ни одной попытки освобождения?
      ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ
      Дмитрий Васильевич Завьялов занимал скромный пост референта у премьер-министра Михаила Сергеевича Краснорыжина, но был, естественно, в курсе всех проблем, решаемых кабинетом министров.
      Кабинет Завьялова находился на третьем этаже "черно-белого дома", как с девяносто третьего года прозвали Дом правительства, и проникнуть в него непосвященному, а тем более человеку с улицы, минуя три кордона внешней и внутренней охраны, было практически невозможно. Но этот посетитель в белом костюме, с виду - обыкновенный молодой человек, то ли студент последнего курса госуниверситета, то ли незаметный учитель одной из частных школ, проникал к Завьялову без труда. У референта давно сложилось свое мнение о способностях этого "учителя", "в миру" Горшина Тараса Витальевича, тридцати лет от роду по паспорту, инженера по инбридингу локальных компьютерных сетей, но, вероятнее всего, охрана его просто не видела. Да и сам Дмитрий Васильевич заметил Горшина случайно, вдруг осознав, что в кабинете, кроме него, кто-то есть. Входил Горшин без стука, бесшумно, как дух. Впрочем, человек этот умел многое, что недоступно нормальному гражданину, и не впасть в мистику, узнав это "многое", было трудно. Завьялов, как и четверо его коллег по "кримкомиссии", относился к Горшину с уважением и изрядной долей пусть не страха, но - опасения. Впрочем, не боялся Тараса лишь комиссар-пять, Владимир Эдуардович Боханов, президент Центра нетрадиционных технологий Российской Академии наук, экстрасенс, йог, мастер спорта по шахматам, который в Горшине видел лишь феномен и питал к нему чисто профессиональное любопытство, будучи ученым до мозга костей. Он готов был его даже препарировать ради того, чтобы узнать, как устроен Тарас внутри, и за это Завьялов скрепя сердце терпел Боханова. Он не любил людей, тем более ученых, чей ум был увлечен какой-нибудь проблемой, не имеющей ничего общего с интересами других людей. Для кого весь мир был всего лишь огромной лабораторией, а кто оказывался подопытным - кролик или человек, - не имело значения.
      - Проходи, - кивнул Дмитрий Васильевич, сдавил глаза пальцами, отпустил. Я как раз дошел до точки: ничего не вижу и не слышу. Выпьешь? - Вопрос был традиционным, потому что Завьялов знал отношение Тараса к спиртному.
      Он достал бутылку "Фьюджи", налил в бокал на палец, посмаковал белую жидкость, проглотил.
      - Это же кокосовый тоник, почти без алкоголя, попробуй. Его можно пить утром, днем и вечером.
      - Мой сосед в таких случаях говорит: выпил с утра - и целый день свободен! - Горшин с улыбкой присел у стены, где стояли четыре деревянных стула. Глаза у него были прозрачно-желтые, но не "кошачьи", а скорее "птичьи", и стыло в них такое холодное всеобъемлющее понимание, что Дмитрий Васильевич поежился. У него при разговоре с Тарасом всегда появлялось ощущение, что тот видит его насквозь, знает все его мысли, чувства и желания.
      - Мы теряем темп, - сказал Горшин, предваряя "опрос хозяина кабинета. Нужны люди.
      - Не просто люди - профессионалы, - уточнил Завьялов. - И не просто профессионалы, а друзья и соратники, преданные делу.
      - К сожалению, друзья приходят и уходят, а враги накапливаются, как говорил один умный иностранец. Человечество вырождается быстрее, чем рассчитывала природа. Примеров тому хоть отбавляй. Вчера и меня прижали в подъезде какие-то подонки, видно, расслабился.
      Завьялов с любопытством глянул на собеседника, от которого явственно повеяло угрюмым недовольством.
      - Плохо верится, что можешь расслабиться до такой степени. В каком таком подъезде ты оказался?
      - Был в гостях у приятеля, вышел, а они кого-то ждут. Потом уже сообразил, что попался случайно, а шли они "пощупать" коммерсанта этажом выше. Ни грани интеллекта - тупая, воинствующая наглость! Что ей увещевания, призывы к совести и справедливости? Ей понятны только кулаки и зубы.
      - И как же удалось выйти из положения?
      - Помог какой-то "крутой" парнишка, владеющий боем на таком уровне, какого я еще не видел. Хотя он почему-то пытался этот факт скрыть.
      - Не преувеличиваешь?
      Горшин пропустил реплику мимо ушей.
      - Я не смог его прозондировать достаточно четко, парнишка далеко не прост и владеет пси-блоком, но попался он мне не случайно. Если я прав, он может быть либо нашим другом...
      - Либо?
      - Врагом, разумеется. Потому что работает он на команду контрданс.
      - Как? Не понял.
      - Он перехватчик, если пользоваться жаргоном военных профи, агент-индивидуал высокого класса, работающий на отечественную разведку "Смерш-2".
      - Ого! А откуда тебе это известно?
      - Мне многое известно, друг Горацио Дмитрий Васильевич. Попробую поработать с ним, встречусь пару раз, пощупаю поле возможных траекторий, поговорю. Заинтересовал он меня вельми.
      - Я не всегда все понимаю, Тарас Витальевич. Что еще за "поле траекторий"?
      Тарас улыбнулся. Дмитрий Васильевич Завьялов понял, что ответа не получит, и перевел разговор на другую тему:
      - Ты знаешь, что в МВД по заказу Генпрокуратуры создана спецкоманда для борьбы с террористами?
      - Знаю.
      - Вероятнее всего, это по наши души. Рудаков и Чураго перестраховываются, поскольку ниточки от Жарова, Филина и других "гегеншабен" тянутся к ним. Поэтому за нами начинается охота с призывом "пленных не брать!".
      - Масакра.8
      - Что?
      - Дмитрий Васильевич, я как раз по этому поводу. "Фискалы" взяли нашего исполнителя. Его подставили: в квартире гаишника-майора, который наговорил на своего же подчиненного, переложив вину с себя на невинного, была засада. "Фискальный" спецназ - ДДО9 "Руслан".
      - Кого взяли?
      - Костю Ариставу.
      - И он им дался?!
      Глаза Тараса еще больше посветлели, став почти прозрачными.
      Завьялова охватил ледяной озноб.
      - Даже такой мастер, как Аристава, ничего не смог сделать против выстрела в спину.
      - Он...
      - Жив, но тяжело ранен. Давайте кумекать, как будем его выручать. У меня есть кое-какие мыслишки.
      - Зачем Аристава ходил к гаишнику? Кто дал ему задание?
      - Никто. Точнее, совесть. Он просто решил помочь другу, который рассказал ему о своем горе. А друг оказался провокатором, работающим на ФСК.
      - То есть Аристава отправился на несанкционированную операцию, презрев законы "Чистилища", забыв о дисциплине, подставив тем самым всех нас.
      - Формально все так, Дмитрий Васильевич, но мы забываем, что наши ребята живут не в вакууме, что у них есть семьи, родственники, друзья и элементарная порядочность, вынуждающая с ними считаться, душа, наконец. Кадры, как вам известно, подбирал я сам, я знаю их всех. Но ведь "Стопкрим" своих людей не бросает в беде? Да и пора дать кое-кому хороший урок.
      - Кому? Ребята из "Руслана", что брали его... не виноваты.
      - А я не про них говорю. Речь о начальниках, планирующих такие операции с подлянкой, и о тех из нас, кто возомнил себя демиургом. Подставили Ариставу не без помощи второго спикера.
      Завьялов вздрогнул:
      - Кравчука?! Не может быть!
      - Может, - тихо сказал Горшин. - Кравчука предложил, кстати, комиссар-три, отметьте сей факт.
      - Ну и что?
      - Первый случай - случай, второй... Рыба гниет с головы, Дмитрий Васильевич. Но это к слову. Поживем - увидим.
      Завьялов промолчал.
      Матвей открыл мерцающую холодным голубым огнем дверь и оказался внутри огромного затемненного храма с каменными фигурами высотой с десятиэтажный дом, поддерживающими потолок. Дальняя стена храма напоминала зыбкую пелену тумана, и из нее вдруг выступила огромная фигура женщины в сверкающем звездами плаще.
      На голове - золотая корона с семью лучистыми бриллиантами, в руках раскрытая книга. Лица ее Матвей описать не смог бы, настолько оно было прекрасным, неземным и изменчивым.
      - Читай, - сказала она певуче, протягивая книгу.
      Матвей перевел взгляд на страницы, мерцающие призрачно-зеленым светом, и, похолодев, понял, что этого языка он не знает. Написано как будто по-русски, но каждая буква - символ, раскрывающий одну из тайн бытия.
      - Тебе предстоит познать зло и добро, - продолжала женщина. - Готов ли ты изменить свои убеждения?
      - Я н-не... знаю... - выговорил Матвей, с болью понимая, что вошел в храм неподготовленным.
      Лицо женщины как бы погасло.
      Сердце Матвея замерло от чувства, более глубокого, чем страх. Он не мог вымолвить ни слова, ощущая, как перед ним разверзается бездна, отделившая его от храма, от женщины, олицетворявшей собой Истину. Ему казалось, что он вот-вот узнает, кто она такая и что хотела сообщить, но видение таяло, оставляя острое сожаление, от которого слезы навертывались на глаза и жгли кожу лица...
      Проснулся он с мокрыми глазами, будто и в самом деле плакал. Подробностей сна, как всегда, вспомнить не удалось. Сохранился лишь смутный образ женщины и эмоциональное состояние от пережитого. Но Матвей чувствовал, что если бы сумел сохранить в памяти страницу книги иероглифов-букв, то узнал бы, кто приходит к нему во сне, чего ждет от него и куда зовет.
      Вообще говоря, сны не доставляли ему каких-то хлопот, не вызывали отрицательных эмоций и не создавали дискомфорта, а лишь заставляли задумываться и заниматься поиском разгадки тайны и причин ее возникновения. В них прослеживалась какая-то система, которую Матвей не понимал, но интуитивно ощущал и которая со временем должна была вылиться в нечто осязаемое, в поток бытия, принадлежащий какому-то "параллельному" миру.
      Матвей покосился на стопку книг на столе, среди которых находились труды Гермеса Трисмегиста, Лосева, Блаватской, Успенского, Андреева, Рериха и многих других философов и эзотериков современности, а также древних времен, пожал плечами и прямо из постели прыгнул в угол спальни на ковер, где по утрам занимался китайской гимнастикой чигонг-о.
      В девятом часу утра он подходил к машине, принадлежавшей ему по легенде, "таврии" последнего выпуска с четырехдверным салоном, которую оставил на открытой неохраняемой стоянке возле универсама напротив, и почти сразу же обнаружил группу угонщиков, "щекочущих" автомобили. Мимо двоих из них, стоявших "на атасе", он только что прошел, еще двое стерегли дальний выезд, поглядывая по сторонам, а трое пытались вскрыть "жертву". Делали они это быстро, почти не таясь, один работал с отмычками, двое помогали открыть дверь силой. Если не удавалось сделать это сразу, они тут же спешили к соседней машине, но выбирали не иномарки, а отечественные, вазовские.