Василий Головачев
      Серия "Запрещенная реальность"
      Книга первая - Смерш 2
      СУД И КАЗНЬ
      Прокурор муниципального округа Бескудниково Вадим Сергеевич Бурлаков поздно вечером возвращался домой на служебной машине в сопровождении телохранителя, бывшего боксера-тяжеловеса. О делах он сразу забыл, думал о теще, о загулявшей по молодости лет жене, с которой вел войну. И лицо его, и без того кислое, обрюзгшее, мрачное, стало еще мрачней.
      - Притормози, - бросил он шоферу, когда "волга" пересекала мост через Москву-реку, вылез из кабины, вразвалку подошел к перилам и долго смотрел вниз, как в пропасть. А когда решил вернуться - телохранитель терпеливо маялся неподалеку, - проходившая мимо парочка влюбленных вдруг в одно мгновение скрутила телохранителя под сто килограммов, нокаутировала шофера и оказалась рядом с Бурлаковым. Тот лишь успел открыть рот.
      - Это тебе привет из "Чистилища". - Девушка в полумаске сунула в карман прокурорского пиджака листок белой бумаги с тисненным в углу золотым кинжальчиком и буквами "СК", образовавшими его рукоять. - Тебя предупреждали.
      - К-кто вы?
      - Судьи и палачи.
      - Н-но... м-м-не... - проблеял прокурор, пытаясь вытащить штатное оружие, о котором только сейчас вспомнил.
      В то же мгновение руки его оказались связанными за спиной, а сам он головой вниз полетел в непроглядную тьму под мостом. Раздался тяжелый всплеск...
      Все произошло так быстро, что водители и пассажиры проезжавших мимо автомашин ничего толком не разглядели и ничего не поняли. А "влюбленная" парочка продолжала идти не спеша, как ни в чем не бывало, пока ее не подобрал темный как ночь "понтиак".
      Полковник милиции Ефрем Гаврилович Пиворыкин отпустил персональную "волгу" в десятом часу вечера, кивнул помахавшему ему на прощание сотруднику и направился к дому на площади Туманяна, где "ютился" в четырехкомнатной квартире с женой и собакой. Сын, восемнадцатилетний балбес, теперь жил отдельно, и полковник было вздохнул с облегчением: надоели вечные сборища, тусовки, грохот магнитофона. Но тут случилась эта история с изнасилованием, сын здорово влип, и надо было срочно спасать честь мундира. Хорошо, что этим занялся прокурор Бурлаков, бывший сослуживец, его должник, иначе дело приняло бы дурной оборот. И все же Пиворыкину было не по себе. Не из-за того, что пострадал ни в чем не повинный человек - в изнасиловании обвинили шестнадцатилетнего парня, соученика пострадавшей, - а по причине сугубо прозаической, меркантильной: прокурор напомнил, что вся эта каша тянет на десять тысяч "зеленых", причем лично ему, Бурлакову Вадиму Сергеевичу, не считая судей...
      - Скоты! - в сердцах произнес Пиворыкин и подскочил, услышав раздавшийся рядом голос:
      - Зачем же так, начальник?
      Рука полковника метнулась к заплечной кобуре - был он еще не стар и хорошо тренирован, - но неизвестный действовал быстрее. От удара по голове полковник крутанулся юлой и свалился в кусты с давно облетевшими листьями: зима была на носу.
      Еще один удар, в поясницу, заставил Пиворыкина ойкнуть от боли, и, хотя он успел достать пистолет, от нового удара по ребрам потерял сознание. Остальных ударов он уже не чувствовал.
      Сделав свое дело, неизвестный достал из кармана листок белой бумаги с печаткой в виде кинжала и аккуратно засунул в карман полковничьего кителя.
      Судья Бескудниковского муниципального суда Дмитрий Янович Охрименко сидел у телевизора, когда в дверь позвонили.
      - Кто там? - шепотом сердито спросил хозяин, чтобы не разбудить жену.
      - Сосед снизу, - отозвался из-за двери дискант. - У вас в туалете не течет? А то у меня все залило.
      Охрименко пожал плечами, осмотрел туалет, течи не нашел и открыл дверь:
      - Посмотрите сами, у меня су... - договорить ему не дали: заткнули рот, заломили за спину руки и бесшумно внесли на кухню, закрыв за собой дверь.
      - Тебя предупреждали, - сказал обладатель дисканта, мужчина в маске, одетый в спортивный костюм, как и его напарник. - Не можешь работать за совесть, работай за страх.
      Точным ударом ножа он отхватил у судьи фалангу указательного пальца и вместе с напарником исчез, будто его здесь и не было. Лишь тогда Дмитрий Янович почувствовал боль и в ужасе закричал...
      ВЕКТОР СМЫСЛА
      Это письмо пришло в окружную прокуратуру вечером и попало на стол Жарову невскрытым, поскольку подпись гласила: "Ст. следователю Жарову С.Н., лично". На конверте вместо обратного адреса - изящная печать: кинжал и образующие его рукоять буквы "СК".
      Хмыкнув, старший следователь прокуратуры вскрыл конверт и развернул листок дорогой, с водяными знаками, бумаги, в уголке - таже печать, тисненная золотом. Текст письма лаконичен и строг: "Настоятельно рекомендуем дело номер 191271175 довести до суда. В противном случае Вы будете устранены физически. Настоящее предупреждение - первое и последнее".
      Перечитав послание еще раз, Жаров задумчиво прошелся по кабинету, посасывая пустой мундштук, курить он бросил давно, однако привычка держать трубку в зубах осталась.
      Дело, о котором шла речь, заключалось в следующем.
      Два месяцев назад сотрудники ОРБ - оперативнорозыскного бюро Нагатинской префектуры Москвы накрыли банду рэкетиров, одиннадцать человек, возглавляемую, как оказалось, сыном Суркова, депутата Государственной думы России. При задержании было изъято пять стволов с патронами, двадцать ножей, обрез, баллончики с газом, наручники, кастеты, крупная сумма долларов, видеоаппаратура, украшения из золота и драгоценных камней. Собранные доказательства "железобетонно" свидетельствовали о многогранной деятельности банды, в том числе особо тяжких преступлениях - грабежах и убийствах коммерсантов. Но вмешались некие силы, и после звонка прокурора Филина дело было прекращено "за недостаточностью улик". Бандиты отделались символическими сроками, а их главарь Сурков - легким испугом. Финита.
      Жаров достал из сейфа коньяк, налил треть стакана, залпом выпил и позвонил прокурору Филину:
      - Ефим Палыч, Жаров говорит. Я тут письмо любопытное получил.
      - С печатью в виде кинжала? Я тоже. Ты что-нибудь слышал об этом?
      - Да так... ходят слухи, что такие письма уже получал кое-кто из наших. И закончилось это весьма печально.
      - Заходи, поговорим.
      Спустя полчаса после разговора со следователем прокурор набрал хорошо известный ему номер:
      - Константин Викентьевич, они добрались и до меня, "рекомендуют" довести до конца дело сынка депутата Суркова. Как быть?
      - Работай, - раздался в трубке хрипловатый бас. - Что за паника?
      - Это не паника, ты же знаешь, чем заканчиваются подобные "рекомендации". Может быть, вернуть дело Жарову на доследование, пока не поздно?
      - Я сам займусь этим вопросом. Вечером встретимся у меня, все обмозгуем.
      Обладатель хриплого баса, громадный, широкий, тучный (про таких говорят: поперек себя шире), с неожиданно маленькой головой, украшенной плешью, бросил трубку, побарабанил пальцами по столу размером с бильярдный и нажал клавишу интеркома:
      - Вадим Борисович, разрешите зайти? Есть проблема.
      - Через пять минут, - ответил интерком после паузы.
      Хозяин кабинета выпростался из кресла, сделанного по специальному заказу, походил, тяжело ступая, из угла в угол, вдоль стеклянных шкафов с коллекцией огнестрельного оружия. Открыл один, взял с бархатной подушки старинный кремневый пистолет, задумчиво повертел в руках. Со вздохом положил обратно, достал из сейфа красную папку с тремя нулями1 и вышел из кабинета, закрыв за собой дверь с табличкой: "Нач. Глав, следственного управления генпрокуратуры".
      Генеральный прокурор Вадим Борисович Чураго ждал его, стоя у окна со сложенными на груди руками, невысокий, немолодой, с круглым лицом и черными глазами навыкате, в которых тлел огонек угрозы. Он обернулся, когда хлопнула дверь, кивнул заместителю на стул, сел сам.
      - Слушаю, Константин Викентьевич.
      - "Конкуренты" сделали новый ход.
      Генеральный прокурор нахмурился, покосился на папку в руке главного следователя.
      - Что случилось?
      - "Стопкрим" начал охоту на прокуратуру Нагатинского округа.
      - Кто на этот раз?
      - Прокурор Филин и старший следователь Жаров. На них давят, чтобы довести до конца дело Суркова, депутатского сынка.
      - Сурков не только депутат Думы, но еще и военный советник, со всеми вытекающими...
      - Мы было замяли скандал, но "Стопкрим" жаждет крови. А вы наверняка знаете, чем заканчиваются подобные предупреждения.
      Чураго кивнул.
      Объявив беспощадную войну криминогенным структурам, присвоив себе право карать преступников всех мастей без суда и следствия, "Стопкрим" начал с того, что очистил рынки Москвы от рэкетиров. Затем проделал то же самое в Раменках, муниципальном округе столицы. Действовала эта организация весьма умело и жестко, без промахов. Молодежные банды, привыкшие действовать напролом, нагло и жестоко, столкнулись не с дилетантами, а с профессионалами розыска и рукопашного боя, мастерами единоборств, еще более жестокими и сильными, более организованными. И рэкетиры, испытавшие на собственной шкуре, что такое беспредел - их избили до полусмерти, - вынуждены были сменить район "работы".
      Но "Стопкрим" на этом не остановился. За две недели он уничтожил местную группировку мафиози, контролирующую автовокзал, казино и торговую сеть в Раменках, - уничтожил в буквальном смысле этого слова: "семья" потеряла все руководство и половину состава, - а затем принялся за коррумпированные снизу доверху государственные структуры.
      В последующие полгода предупреждения получили почти все чиновники районной администрации, руководитель исполкома был убит (удар в горло), многие руководители рангом пониже, искалеченные, покинули посты, и, наконец, пришла очередь прокуратуры, судов и органов милиции.
      Первой пострадала прокуратура Тушинского муниципального округа столицы.
      В мае прошлого года произошла история с изнасилованием тринадцатилетнего мальчика, едва не закончившаяся трагически: от боли и унижения мальчик лишился речи и его с трудом вылечили. Насильника вычислили и взяли, им оказался двадцатилетний студент медицинского института, сын бывшего заместителя министра иностранных дел Козырина. Но уже через неделю его выпустили. Старший следователь прокуратуры Ивашев, который вел дело, закрыл его "за отсутствием улик".
      "Стопкрим" посоветовал прокурору округа разобраться с этим эпизодом, а когда тот не внял, последовало наказание: старшего следователя сбила машина, а прокурор был жестоко, до внутренних кровоизлияний, избит неизвестными лицами. Дело вернули на доследорание, и насильника осудили на семь лет.
      Второй случай был почти точной противоположностью первого.
      Шестнадцатилетнего парня обвинили в изнасиловании одноклассницы, несмотря на очевидную подтасовку фактов. "Стопкрим" предупредил прокурора округа о возможных последствиях, представив необходимые доказательства. Но, поскольку пришлось бы в результате следствия осудить настоящего виновника изнасилования - сына полковника милиции, прокурор проигнорировал предупреждение, как и судьи. Последствия этого решения были трагичны: прокурор утонул, судья лишился указательного пальца, а полковник милиции был избит до потери сознания. Его сын даже стал заикаться от страха, сам прибежал в милицию и сознался во всем.
      О том, что и по каким причинам делает "Стопкрим", журналисты узнавали из первых рук: им звонили тотчас же после операции сотрудники информационной службы этой организации.
      О деятельности "Стопкрима", или "Чистилища", как говорили в народе, организации "суровой, но справедливой", заговорили вслух. Большинство, доведенное беспределом преступности до отчаяния, открыто одобряло эту деятельность, а для чиновничьей рати, опиравшейся на систему, культивируемую извращенным демрежимом, которую представлял госаппарат, практически сросшийся с организованной преступностью, настали плохие времена.
      На "чистильщиков" из "Стопкрима", объявивших войну преступности, но при этом явно попиравших закон, началась настоящая охота. К мафии и "ворам в законе" присоединились и силы милиции, угрозыск, генпрокуратура, управления по борьбе с организованной преступностью и даже Федеральная контрразведка. Но "Стопкрим" не оставлял следов и не совершил ни одной ошибки, позволившей бы следователям зацепиться и выйти хотя бы на исполнителей, не говоря уже о руководстве, что свидетельствовало о высокой информационной и оперативной защищенности организации, не уступавшей даже таким мощным конторам, как ФСК или контрразведка Министерства обороны.
      Генеральный прокурор очнулся, глубоко вздохнул, хрустнул пальцами и кивнул на красную папку на столе.
      - Пока мы ничего не можем им противопоставить. Надо менять подходы, искать нетрадиционные методы, привлекать науку. Стратегия работы с такой организацией, как "Чистилище", должна быть недетерминированной. Вы в шахматы не играете, Константин Викентьевич? Хороший игрок искусно вводит в игру элемент случайности, сбивающий противника с толку. Попробуйте копнуть в этом направлении. Есть соображения?
      Начальник следственного управления потер лопатообразной ладонью подбородок, шею, загривок.
      - Надо выйти на руководителя...
      Чураго усмехнулся:
      - Каким образом? Кстати, один человек не может управлять такой гибкой, с эшелонированным прикрытием, организацией.
      - У них должен быть доступ к информационным каналам всех тревожных спецслужб, включая нас, контрразведку и ГУБО.
      - А это означает, что, кроме компьютерной связи, у них есть осведомители, причем достаточно высокого уровня. Я уже сориентировал министра внутренних дел, он бросит на "Чистилище" весь МУР. А тебе, Константин Викентьевич, необходимо начать свое расследование. "Стопкрим" во что бы то ни стало надо остановить! Иначе...
      - Понял.
      - Вот и ладушки. Ищи контакт и готовь план следствия. Кстати, все "чистильщики", судя по их стилю силового давления, бывшие сотрудники спецназа или внутренних войск.
      - Проработаем и эту версию. Как только появятся результаты, я доложу. А что делать с Жаровым?
      - Ничего. Если умный, уйдет в отставку или выполнит требования "чистильщиков". Слава Аллаху, "чистильщики" не раскручивают связи намечаемых жертв, они идут прямо к цели, так что пока спи спокойно.
      - Я все-таки наметил бы меры превентивного характера, на тот случай, если...
      Генеральный прокурор поднял на Рудакова холодные глаза.
      - Если и нам принесут письма "Стопкрима"? Вряд ди против них существует противоядие. Но... почему бы не попробовать?
      Начальник следственного управления кивнул и вышел, прихватив папку, которую генеральный даже не открыл.
      Директор ФСК - Федеральной службы контрразведки - Иван Сергеевич Панов закончил телефонный разговор и взглянул на гостя, рассматривающего кабинет с портретом Суворова над столом.
      Начальник Главного управления по борьбе с организованной преступностью (ГУБО) генерал Михаил Юрьевич Медведь напоминал добродушного стареющего сенбернара. Но добродушен он был только с виду. На должность начальника ГУБО Медведь был назначен указом президента, проработав в Министерстве внутренних дел более двадцати лет. За последние три года он поднялся по служебной лестнице: по званию - от полковника до генерал-лейтенанта и по должности - от заместителя начальника окружного угрозыска до начальника ОРБ, что говорило не только о его профессионализме, но и о тонком знании кухни МВД.
      Заметив, что директор закончил телефонный разговор и смотрит на него, Михаил Юрьевич ответил на взгляд понимающей усмешкой. Он знал Панова давно, лет тридцать, еще со студенческой скамьи - оба заканчивали МАИ, но инженерами так и не стали. Панов, по натуре спортсмен и романтик, после окончания службы в армии остался служить по контракту (зенитно-ракетные войска ПВО страны) и прошел путь от командира батареи до комполка. Был замечен и приглашен для работы в КГБ, закончил МГИМО, блестяще владея английским, проработал за рубежом десять лет, благополучно пережил встряски режима в России и, наконец, достиг той высоты, к которой стремился. Президента и личный состав Федеральной контрразведки он "взял" высокими моральными устоями, блестящим послужным списком и глубоким уважением к профессионалам.
      Начальник ГУБО заметил на моложавом лице директора новые морщины и подумал: таких людей годы вообще не щадят, а работа в контрразведке и подавно.
      - Скоро облысеешь, - проворчал Михаил Юрьевич.
      Панов улыбнулся: оба давно потеряли остатки шевелюры и сверкали лысинами на полчерепа. Но если начальника ГУБО лысина делала похожим - вкупе с бакенбардами - на отставного боцмана, то Панов не потерял ни грана мужской привлекательности: высокий лоб лишь подчеркивал ум и силу этого человека. Заметив, что директор ФСК взглянул на часы, Медведь заторопился:
      - Нужна помощь, Иван Сергеевич. Свои проблемы, ты знаешь, я решаю сам, но в последнее время наметился ряд оперативных неудач управления, и списывать их на неопытность сотрудников я не могу. Кто-то в моем аппарате работает на...
      - Купол, - закончил Панов.
      Медведь кивнул. Куполом они называли структуру, в которой срослись мафия и государственные институты от милиции и прокуратуры до среднего и высшего звена управленческих кадров правительства.
      - Тогда у нас две напасти, как у классика. - Медведь смотрел не понимая, и Панов добавил: - По Гиляровскому, "в России две напасти: внизу - власть тьмы, Вверху - тьма власти". Наши же с тобой напасти - Купол и "Стопкрим".
      - Да, "Чистилище", пожалуй, тоже можно отнести к напастям, хотя оно, похоже, и замахивается на Купол. Их в нашу бригаду - цены бы управлению не было!
      - Ты сам в это не веришь, Михаил Юрьевич, "Стопкрим" не опирается на такие организации, как прокуратура и суд, именно поэтому он так эффективен. Так что да проблема привела тебя в мою обитель?
      - Мне нужен независимый агент высокого класса типа "супер" или "волкодав".
      - Чтобы выяснить, кто работает на Купол. - Панов не спрашивал, а утверждал. - Специалистов такого класса мало. У меня они, конечно, есть почти в каждом подразделении, но все задействованы.
      - Так я и думал, но помочь можешь только ты. Если же нет, буду думать дальше. - Медведь поднялся. - Извини, времени в обрез.
      - Погоди. - Панов тоже встал и оказался на голову выше собеседника. Закуришь?
      Медведь отказался, и директор Федеральной контрразведки, в отлично сшитом костюме в серую полоску, прошелся по кабинету, закурив "Эмердженси".
      - Кого-нибудь из "Смерша"2 знаешь?
      - "Смерш"? Ты имеешь в виду военную контрразведку? - Начальник ГУБО оживился. - Только Ивакина, да и то знакомство шапочное.
      - У Ивакина есть спецы не хуже наших, только вряд ли они перегружены работой. Борю Ивакина я знаю с пеленок, в "Смерш" он пришел недавно, но уже поднялся до замначальника.
      - Но с какой стати он станет рисковать своим агентом?
      Панов ответил не сразу:
      - Во-первых, чтобы ты знал - он мой зять, во-вторых, его начальник, Дикой Валя, - бывший мой подчиненный, а в-третьих, мы начинаем сотрудничество в расследовании утечки новейшего стрелкового вооружения из "Арсенала".
      - Я ничего не слышал. Впрочем, военка нас никогда не баловала свежей информацией. - Медведь протянул руку директору ФСК. Тот пожал ее с понимающей усмешкой.
      - Только придется тебе, дорогой Михаил Юрьевич, ставить задачу агенту лично. Такие кадры засвечивать нельзя.
      - Ну, это-то я знаю. До встречи, Иван Сергеевич. Буду держать тебя в курсе событий. В конце концов, Бог даст, выйдем и на "Чистилище", и на "Ад", то бишь Купол.
      Генерал удалился. Директор контрразведки долго смотрел на закрывшуюся дверь, и по лицу его бродили тени.
      Полковник Борис Иванович Ивакин был похож на викинга - и обликом, и характером. В контрразведке Министерства обороны, которую за глаза все называли "Смерш-2", он был вторым человеком после начальника ВКР Дикого, от которого в слаженной работе управления зависело многое, если не все. Во всяком случае, именно он подбирал кадры для ВКР, хорошо зная контингент училищ спецназа и академий Генштаба, готовивших специалистов высокого класса.
      Выслушав просьбу Ивана Сергеевича Панова, директора Федеральной службы контрразведки, а теперь своего тестя, он не сказал ни "да", ни "нет", пообещав подумать, хотя решение принял сразу. Панова он уважал как за профессионализм, так и за человеческие качества, но не знал, согласится ли работать на ГУБО тот, кого он наметил для проведения своей операции и уже вызвал в Москву. Агенты этого класса обычно действовали индивидуально и не всегда соглашались участвовать в операции, если не считали ее заслуживающей внимания. Зато привлечение любого из них почти стопроцентно гарантировало успех.
      Обдумав идею Панова, взвесив все "за" и "против", Ивакин назначил на вечер аудиенцию прибывшему из Рязани агенту и отправился на доклад к "главконтре", как называли сотрудники ВКР своего начальника, генерала Дикого. Полковник, в принципе, мог обойтись и без санкции начальника, но в данном случае не хотел действовать наобум, без тщательного анализа предлагаемой игры.
      Генерал Дикой пришел на должность начальника военной контрразведки Министерства обороны с должности заместителя начальника штабов того же министерства, показав себя блестящим аналитиком и безупречным тактиком. Шел ему всего лишь тридцать первый год, но его опыту и уму, а главное, волевому характеру могли позавидовать специалисты и вдвое старше его. Худой, нескладный, с узким лицом, на котором выделялись по-детски пухлые губы, он выглядел настоящим интеллигентом, смущенным своими успехами на высоком посту, но те, кто работал с ним раньше, знали его как великолепного бойца, мастера кунгфу, способного постоять за себя, а также отличного стратега, обладающего даром предвидения.
      - Звонил Панов, - сказал Ивакин, усаживаясь по другую сторону генеральского стола, на котором стояли два дисплея оперативного компьютера и были аккуратно разложены бумаги, карандаши, дискеты, ручки. - Просил помочь.
      Начальник "Смерша" понял, о каком Панове идет речь, но лишь приподнял бровь, ожидая продолжения. Потом все-таки спросил:
      - Что там у них? Уж не сработал ли "Стопкрим"?
      Ивакин внимательно посмотрел в глаза Дикому. Порой ему казалось, что генерал читает его мысли.
      - С одной стороны, да. "Чистильщики" вышли на прокуратуру Нагатинской префектуры, а старший следователь Жаров - друг Рудакова, начальника Главного следственного управления генпрокуратуры. Но суть не в этом. Начальник ГУБО просил помощи у Панова, подозревая, что к нему проникли "глаза и уши" Купола. - Полковник ввел генерала в курс дела и выжидательно замолчал.
      Дикой не задал ни одного вопроса, внимательно выслушал заместителя, потом включил компьютер и набрал запрос на вход в сеть МВД. Через минуту пришел ответ, генерал прочитал его, вздернув бровь, откинулся в кресле, засунув ладони под мышки; он сидел в одной рубашке, расстегнутой, без галстука, хотя в кабинете работал кондиционер и от окна тянуло прохладой.
      - У Жарова-то рыльце в пушку, а? Иначе он обратился бы не к Рудакову, а к "фискалам". Но почему Панов решил, что мы занимаемся не только узкопрофессиональными данными, связанными с военными объектами? Откуда ФСК знает, кто есть ху в Минобороны?
      Ивакин почесал кончик носа.
      - Наверное, "фискалы" работают не хуже нас.
      - Ответ хороший. И все-таки, Борис Иванович, вы решили им помочь. Почему?
      Ивакин, неплохой психолог, не удивился прозорливости Дикого, но быстрота, с какой генерал схватывал суть проблемы, казалась просто мистической.
      - Потому что Купол, как и "Столкрим", не остановится на достигнутом. Дай им волю, так они доберутся и до руководства ФСК, и до Минобороны, и до аппарата президента. И тогда "командовать парадом" в стране будут только эти две силы. Не мешало бы принять кое-какие превентивные меры. Хотя я лично "чистильщиков" понимаю: нельзя дальше терпеть то, что творится в высших эшелонах власти, ведь даже силовые министерства скоррумпированы сверху донизу.
      - Вы правы, - задумчиво проговорил Дикой. - Но я даю "добро" не только из-за этого. Нынешнее положение в стране - это унижение великой державы, великого народа и, что самое ужасное, - уничтожение его творческого и духовного потенциала. Но голосующий за демократов "гегемон" не понимает, какая это трагедия. Извините за сентенцию. Итак, что мы знаем о Куполе?
      - Почти "зеро" информации.
      - А о "Чистилище"?
      - Столько же, если не меньше. Это организация типа "Инвизиблмен" с мощной эшелонированной подстраховкой. Судя по почерку, дилетантов в ее рядах нет. Скорее всего, там работают бывшие спецы УВД, ФСК и внешней разведки - в качестве аналитиков, тактических руководителей, инструкторов, ну а исполнители - профи рукопашного боя. - Ивакин не знал, что повторил рассуждения генерального прокурора. - Стратегическое же управление осуществляется теневым кабинетом, скажем, из пяти-семи человек, вхожих в высшие структуры государственной власти.
      - Союз семи рыжих... - пробормотал генерал, скорчив виноватую мину. Шутка. Извините, что перебил. Хуже всего, что "чистильщики" пользуются поддержкой масс, а это немаловажный психологический фактор. Им всегда помогут, несмотря на давление представителей закона, потому что создан прецедент: зло наказуемо, и наказуемо неотвратимо, причем быстро, без судебно-юридической волокиты. Конечно, деятельность "Стопкрима" раздута прессой, но в народе крепнет уверенность, что такие болезни, как разгул преступности и коррупции, лечатся только смертью. - Валентин Анатольевич помолчал. - Иногда в это хочется верить и самому.
      Теперь замолчали оба. Ивакин с разрешения Дикого закурил.
      - К сожалению, жизнь убеждает, что человека не переделаешь. Вряд ли агрессивность и эгоизм излечимы. Как волка ни корми, он все равно в лес смотрит.
      - Существует мнение, что человек - имаго, куколка существа, которое из него в конце концов вылупится. Существо изначально доброе и умное.
      - И в это хотелось бы верить, - слабо улыбнулся Валентин Анатольевич. - Но к делу. Как вы собираетесь помогать Медведю?
      - Для операции "Утечка" я вызвал ганфайтера-перехватчика. - Ивакин помассажировал подбородок, смял в пепельнице окурок. - Он три года находился "на грунте". Класс - "абсолют".
      - У нас несколько перехватчиков, но агентов класса "абсолют" я не знаю. А обязан по должности знать. Кого именно вы вызвали? - Дикой заметил, что Ивакин бросил взгляд на окна. - Борис Иванович, я включил аппаратуру глушения еще до вашего прихода, никакой лазерный сканер нас не прослушает.
      - Матвея Соболева, - сказал наконец полковник без малейшего комплекса вины. - Это мой резерв. Но вы должны знать "абсолютников", они неподконтрольны. Мало того, что работников этого уровня практически невозможно убрать, их невозможно заставить работать под чьим бы то ни было руководством. Они индивидуалы до мозга костей.
      - Ну, это не главная наша беда. Я, кстати, хотел предложить вам ганфайтерный вариант по делу "Утечка". Но Соболева я не знаю. Можно ли доверить ему оба задания сразу? И как вы сформулируете ему второе, по "Стопкриму" и Куполу?
      - Пока никак. Задание ему выдаст начальник ГУБО Медведь, которого мы с вами хорошо знаем, а тот наверняка захочет выйти на теневое руководство организацией, выяснить их планы. Что будет дальше, не знает никто. Что касается Соболева, то он сейчас, употребляя термины кэмпо, мугэй-мумэй3. Для всех он - охранник на Рязанском радиозаводе. С виду не силач, а на самом деле - барс4, в совершенстве владеет русбоем, кэмпо, айкидо, мастер по сгобу. За шесть лет - четырнадцать успешных перехватов, это еще до вашего прихода. Имя его, конечно, нигде не фигурирует.
      - Вы меня заинтриговали, Борис Иванович. - Дикой покачал головой, погрустнел. - Но не подставляем ли мы такого ценного спеца? Ему придется решать, что делать с полученными разведданными. В принципе, это еще не будет означать конец "Стопкрима" или Купола, возможностей уйти в подполье у них хватает. А вот у "Чистилища" меньше шансов: они и так ходят по лезвию бритвы стоит разок ошибиться, убрать невинного, скажем, - и народ перестанет им верить, а вера - нравственная база любого института власти. И не только нравственная, но и политическая. Нечем станет оправдывать насилие.
      - В наше время, по-моему, ни один институт не оглядывается на моральную сторону своей деятельности. Все соревнуются в грубости и насилии, обеспечивая себе таким образом выживание.
      Генерал бросил взгляд на часы.
      - Вы философ, Борис Иванович. Не пугайтесь, это похвала. Я даю "добро" на ваш эксперимент. Еще кто-нибудь знает о вызове Соболева?
      - Никто. О его существовании будут знать только трое: я, вы да Медведь.
      - Тогда давайте не рисковать и поручим "Утечку" другому агенту?
      - И так уже следствие ведут другие следователи, а Соболев - перехватчик, ганфайтер. Как только виновность подозреваемых будет доказана, в операцию включится Соболев, чтобы выполнить чистый захват. Хотя, конечно, он проверит данные. Справится, я хорошо его знаю. По "Утечке" нам нужен гарантированный результат.
      Валентин Анатольевич стер с дисплея прежний текст и набрал код выдачи информации по делу утечки новейших образцов оружия со склада экспериментального завода "Арсенал".
      - Что ж, это наша работа, и за нее спросят не с ФСК и ГУБО, а с нас. Давайте поработаем. Вы уверены, что к похищению причастен батальон "Щит"?
      - Уверен. Однако Соболева для того и вызвали, чтобы проверить это... своими методами.
      - Честно говоря, сомневаюсь, что это под силу одному человеку, каким бы он ни был "супером". Поживем - увидим.
      ТОЧКА ОТСЧЕТА
      Они вошли в магазин за пять минут до закрытия, и Матвей сразу насторожился, обратив внимание на четверых крепких ребят, явно "крутых", в одинаковых кожаных безрукавках и джинсах, со скучающим видом рассредоточившихся по залам магазина. Они были похожи друг на друга, как близнецы, все в черных очках, с одинаковыми стрижками. Но тут подошла очередь Матвея, он отвлекся на несколько секунд, беседуя с продавцом, а когда началось действие, пришлось с досадой констатировать, что расслабляться не стоило; он должен был предвидеть последствия и уйти отсюда по-английски, тихо и незаметно.
      Магазин был частный, с промтоварным и продовольственным отделами, чистый, уютный, с хорошим ассортиментом. Год назад его приватизировал молодой коммерсант, энергичный парень, пообещавший сделать из бывшего "Овощеторга" конфетку. Обещание он свое выполнил, цены не гнал, и в магазин с вежливыми продавцами, оборудованный по последнему слову оргтехники, приезжали из других районов. Чем владелец не угодил местной мафии, приходилось только гадать. Но факт оставался фактом: четверо, которых заметил Матвей, пришли не за покупками.
      Сориентировался он мгновенно, с привычной бесстрастностью проанализировав траектории возможных событий. И подивился своему решению вмешаться, потому что в принципе он не имел на это права! Вероятно, надоела долгая спячка, тело требовало оперативного напряга.
      Переход в состояние турийи5 произошел в долю секунды с помощью точно рассчитанного волевого усилия. Матвей был готов к любому повороту событий. Время заметно сгустилось, замедлилось, движения окружающих стали тягучими, вокруг них появились ореолы биополей - глаз выделял этот "свет" безошибочно.
      Ничего особенного еще не произошло, четверо парней только начали движение. Один достал пистолет - "лангенхан" калибра 9,65 мм (вспомнилось чье-то изречение: "Пистолет рождает власть"). Остальные рэкетмены щелкнули пружинными ножами, но лишь двое из них были тренированы, судя по цвету и интенсивности ореола, хотя и не профессионально. Это были просто "качки", знавшие кое-какие приемы карате, и лица их почти не отличались от затылков.
      В обоих залах магазина кроме двух продавцов оставались еще шесть покупателей, в том числе и Матвей: четверо девушек и старик, но рэкетиры их не брали в расчет. Впрочем, как не брали в расчет и Матвея, не выглядевшего гладиатором даже при росте в метр восемьдесят пять, обыкновенный молодой мужик в потертых джинсах, линялой рубашке в клетку и старых кроссовках, со стандартной внешностью, если не считать прозрачно-голубых спокойных и холодных глаз. Но в глаза эти парни никогда никому не смотрели.
      Тот, что был с оружием (где он только умудрился достать эту немецкую штучку?), успел сделать шаг к продавцу и направить на него пистолет, когда Матвей начал свое движение. Свидетели потом дали такие противоречивые показания, что, узнай он об этом, только порадовался бы своему профессионализму.
      Матвей сделал длинный скользящий шаг к вожаку с пистолетом, взял его запястье в захват и вырвал пистолет, одновременно пальцами левой руки сдавив в нужных точках шею бугая. Парень еще падал, потеряв сознание, а Матвей уже делал подкат, доставая ногами сразу двоих "качков" с ножами. Третий успел махнуть ножом и достать баллончике газом, однако вспорол лишь воздух и заработал точный укол в солнечное сплетение от противника, невероятным образом оказавшегося совсем рядом.
      - Вызовите милицию, - тихо сказал Матвей остолбеневшим продавцам и, скривив лицо так, чтобы его потом трудно было узнать, скользнул за дверь, оставив пистолет у себя.
      Как и ожидалось, страховали четверку двое на старом, видавшем виды "вольво", но о драме в магазине они еще не догадывались; все произошло слишком быстро и без всякого шума.
      Уже в машине Матвей довел разговор с самим собой до точки и снова подивился своему побуждению вмешаться в действие, которое его никак не касалось. Но так остро захотелось вдруг ответить подонкам, живущим по старым советско-пиратским принципам: отнять и разделить!
      Молодым можно простить недостаток опыта, знаний, но не избыток наглости, хамства и равнодушия, вспомнил он чьи-то слова. Впрочем, не чьи-то - отца, провинциального учителя истории, которого любили ученики.
      Поставив машину в гараж, Матвей заглянул в почтовый ящик и обнаружил там поздравительную открытку. Это был вызов в столицу. Размышляя о причинах вызова и о своих предчувствиях, Матвей вошел в квартиру и принялся готовить ужин. Предчувствия не обманули его, недаром он видел ночью один из тех странных снов, которые тревожили его последние полгода.
      Он приснился ему под утро, перед самым пробуждением.
      Ледяная равнина, окруженная цепью снежных гор. В ясном небе вдруг показалось розовое облако. Оно растет, растет, пока не превращается в сиренево-фиолетовую тучу, очертаниями похожую на фигуру человека. В голове облака загораются три огненных глаза, и тут же, как удар грома, звучит голос:
      - Проснись и иди!
      - Куда? - растерялся Матвей.
      - Он не видит, - раздался второй голос, женский, мелодичный. - Ему еще рано, инфарх.
      - Не оказалось бы поздно. За ним начал охоту монарх, вернее, его разведка.
      - Куда идти? - Матвей обрел утраченное равновесие. - Покажите, и я пойду.
      - Разве ты сам не видишь? - От голоса таинственного инфарха заходили ходуном горы, взвилась снежная пыль, равнина растрескалась, как ледяное поле.
      Матвей напряг зрение, и на мгновение ему показалось, что он видит золотое крыло света, просиявшего в небе из-за тучи, словно открылось и тут же захлопнулось волшебное окно.
      - Не видит, - прошептала женщина. - Его глаза еще спят.
      И столько сожаления и тоски было в этом голосе, что Матвей едва не разрыдался. А проснувшись, с удивлением обнаружил, что глаза его наполнены влагой, будто он и в самом деле плакал.
      Что ж, выходит, сон в руку? Нечто вроде предупреждения свыше? Кто такой "монарх", который начал охоту за ним? И почему и что именно он не видел во сне, так огорчив собеседницу неведомого инфарха?
      Поскольку Матвей точно знал, что психика у него абсолютно здорова, в "сдвиг по фазе" он не верил - не с чего было сдвигаться, к тому же он умел возвращать себе душевное равновесие. Однако докопаться до причин странных предметных сновидений пока не удавалось. Мешал режим "инкогнито", не хватало знаний, не хватало свободы передвижения и времени. Одно было ясно: подсознание отреагировало на какое-то внешнее воздействие и мозг воспользовался той информацией, которую имел, чтобы посигналить хозяину, - сны были почти копиями тех, которые описал в своей книге Успенский6.
      После программы новостей Матвей позвонил домой своему непосредственному начальнику - работал он в охране радиозавода, отпросился на две недели "съездить к родственникам". Потом почитал немного и лег спать.
      Наутро он сделал зарядку - занимался Матвей по специальной системе, вобравшей в себя элементы сильной чигонг-о7 и кэмпо, - позавтракал и в шесть утра был уже на первом вокзале Рязани, откуда уходил электропоезд на Москву. Взяв билет, он прогулялся по залу, вышел на перрон, радуясь хорошему утру конца июня, и вдруг заметил группу молодых людей, живо напоминавших ему вчерашний инцидент в магазине. Их было пятеро: четыре парня и девица. Одеты все с претензией на моду, однако рубашки у ребят засалены, в пятнах, как и джинсы, лохматая девица в своем красном платье-"резинке" казалась почти голой, так оно ее обтягивало. Двое парней разошлись по перрону в разные стороны, а двое оставшихся и девица подошли к девушке, которую Матвей приметил еще у кассы: она брала билет перед ним. Девушка была высокая, с тонкой талией, гибкая, с копной темных волос, рассыпавшихся по плечам, и острый глаз Матвея тотчас же оценил ее обаяние. Девушка в профиль напоминала Марию, и Матвей даже шагнул к ней, но она оглянулись и наваждение прошло. У Марии не было таких больших глаз, зеленовато-серых, с влажным блеском, и таких точеных полных губ. Похожими были только волосы да овал лица. Незнакомку нельзя было назвать красавицей, но что-то в ней невольно привлекало взор: то ли милая улыбка, то ли сквозившая в каждом движении женственность.
      Интересно, чего от нее хотят эти трое?
      Соболев подошел поближе, напряг слух и сообразил: парни - самые обыкновенные рязанские вокзальные рэкетиры, специализирующиеся на банальном гопстопе. Выбрав жертву, бандит просит у нее сумку, или коробку, или просто деньги, намекая, что в случае отказа все равно отберет их, только с мордобитием. Эти трое просили "подержать" сумку, а то ведь "тяжело нести".
      Девушка не сразу поняла, в чем дело, потом кинула в сторону двух беседующих неподалеку мужчин отчаянный взгляд, но те отошли, предпочитая не связываться со шпаной. Матвей еще раз внимательно оглядел незнакомку. Длинная шея, прямые плечи, высокая грудь, красивые ноги, а одета скромно: блузка в черно-белую полоску, такая же юбка, с полосами покрупней, и сандалии с облегающими лодыжку ремешками. Большая синяя сумка стояла у ее ног, а через плечо висела еще одна, черная, сумочка. Ни колец, ни серег, ни помады. "Голая" красота. И было ей от силы лет восемнадцать. Матвей колебался до тех пор, пока один из парней не щелкнул ножом, а второй не снял с плеча девушки сумку. Последним доводом для Соболева был взгляд незнакомки: умоляющий и беспомощный. Кричать, звать на помощь она не стала.
      Все произошло в течение двух-трех секунд.
      Матвей дотронулся до локтя парня, подхватил выпавший у него из руки нож, ткнул пальцем в лоб второго бандита, отобрал у него сумочку, поднял синюю сумку незнакомки и свободной рукой подхватил ее под локоть.
      - Пойдемте, сейчас объявят посадку.
      Троица обалдевших гоп-стопников осталась стоять с разинутыми ртами: один держался за локоть, второй - за голову, и лишь девица изумленно прошипела:
      - Ты чо делаешь, баклан?!
      - Кто вы? - обрела дар речи девушка, останавливаясь и высвобождая локоть из руки Матвея, когда они прошли шагов десять.
      - Извините, - мягко сказал он, опуская сумку, и добавил на одном дыхании: - Меня зовут Матвей, фамилия Соболев, родился в год Змеи, талисман - черный кот, закончил филфак МГУ, еду работать.
      Девушка округлила глаза, потом засмеялась, приоткрыв великолепные зубы. Взгляд ее прояснился, стал приветливым, мягким.
      - Спасибо за помощь. Я уж думала, придется идти в милицию, в сумке все мои документы. Меня зовут Кристина, фамилия Сумарокова, родилась в год Овцы, талисман - сердце. Студентка первого курса МГУ, еду сдавать летнюю сессию. А они больше не пристанут?
      Матвей тихо рассмеялся, чувствуя себя легко и свободно, и лишь самая трезвая аналитическая часть сознания зажгла тревожный красный "индикатор", одна встреча с бандитами - случайность, две - уже странность, объяснимая лишь теорией вероятности. Не аукнулось бы в будущем, слишком близко Рязань от Москвы, где ему предстояло включиться в работу после трех лет "консервации".
      Время в электричке промелькнуло незаметно. У них нашлись общие интересы и темы, сходство взглядов на искусство и культуру, а что касается литературы, то здесь их вкусы совпадали почти стопроцентно: оба любили тонкий юмор О. Генри, мужественных и верных героев Джека Лондона, романтические приключения Дюма-отца, сочный язык Гоголя и палитру характеров Чехова, и оба отрицательно относились к фантастам, пишущим в стиле киберпанк. Оказалось, что Кристина сдала уже два экзамена летней сессии - училась она, как и Матвей когда-то, на филологическом, - и ехала сдавать последний - английский язык. То, что девушка учится на филологическом, указывало если не на родство душ, то на взаимность менталитетов, что подогревало обоюдный интерес. И, провожая Кристину к зданию филфака от метро "Университет", Матвей с грустью подумал, что вероятен вариант, когда ему невозможно будет продолжать знакомство и встречаться с этой удивительной девчушкой, беззащитной, редкой по чистоте и уму.
      Надо же, земля еще рождает такие души, думал он по пути "домой", то есть на квартиру, определенную первым вариантом "выхода", а судьба хранит их, оберегая от миазмов моральной "свободы"! Вероятно, такие девочки могут появляться только в провинции, большие города слишком глубоко погрязли в "цивилизации". Счастлив будет тот, кому достанется такое чудо...
      По легенде он возвращался из мест лишения свободы, где просидел три года как бытовик - непрофессиональный преступник, осужденный за превышение мер защиты, будучи мастером по славяно-горицкой борьбе: двое из троих, напавших на него, остались калеками, а третий отделался переломом руки. Но это по легенде. На самом деле он был барсом, профессионалом рукопашного боя такого класса, который и не снился "черным поясам".
      Трехкомнатная квартира, в которой ему предстояло жить, находилась на четвертом этаже девяти этажного кирпичного дома на Варшавском шоссе, недалеко от метро "Тульская". Кроме того, у него была своя машина и гараж неподалеку. Соседи его уже знали как учителя русского языка и литературы, немного замкнутого, но вежливого и спокойного молодого человека. До того как "получить срок", он прожил в квартире, как бы обменяв ее, около месяца. И вот вернулся, "отсидев положенное". Впрочем, соседи не интересовались личной жизнью жильца и о "подвигах" его, скорее всего, не догадывались.
      Бросив сумки в прихожей, Матвей внимательно оглядел квартиру.
      Кухня маленькая, но хорошо оборудованная, с электроплитой, кухонным гарнитуром из пластика под дерево, со всеми необходимыми атрибутами хозяйства, такими, как тарелки, вилки, ножи, кастрюли и тому подобное.
      Гостиная, не слишком просторная, но уютная, с ковром на полу без единой пылинки; видимо, за ней присматривали. Кроме роскошного дивана, двух кресел и двух книжных шкафов в комнате стоял еще журнальный столик, сервант с чайным и кофейным сервизами, с наборами бокалов и рюмок из цветного дятьковского хрустального стекла, а также телевизор "Голдстар". Ничего не прибавилось и не убавилось.
      Убранство спальни тоже не изменилось: тахта, превращавшаяся по мере надобности в кровать, книжный шкаф во всю стену, с нишей для стола, два стула, платяной шкаф, спортивный комплекс в углу - макивара, деревянный "идол" для тренировки ударов руками, стенд для физических нагрузок.
      Матвей ткнул пальцем макивару, понаблюдал, как она качается, улыбнулся своим мыслям. Вспомнился случай в детстве, когда он с друзьями-второклашками пошел записываться в секцию карате-до. На первом же занятии к нему пристали ребята на год старше, стали дразнить и смеяться над "дохлятиной", пока он не полез в драку и не получил незаметный, но точный удар пальцем в солнечное сплетение, так что задохнулся и не мог ни вздохнуть, ни слова сказать. С тех пор он больше всего времени уделял отработке атэми, комплекса шоковых ударов пальцами, что оказалось оружием неэффектным, но исключительно эффективным. Дома он разрисовал кожаный мешок с песком, прообраз макивары, превратив его в портрет обидчика, и тренировал уколы пальцами по нескольку часов кряду.
      Правда, потом, через какое-то время, они подружились с тем хлопцем и за два года продырявили мешок со всех сторон...
      Третью комнату - рабочий кабинет, вход в который был замаскирован книжным шкафом, - Матвей проверять не стал. Ничего особенного там не скрывалось, кроме разве что персонального компьютера.
      Он принял душ, переоделся, переложил одежду из сумок в шкаф, расставил книги и ровно в два часа дня позвонил. Мужской голос на автоответчике вежливо сообщил, что хозяин будет дома в двадцать один ноль-ноль. Матвей повесил трубку.
      До вечера никуда не выходил. Читал, обедал, валялся на тахте, смотрел телевизор. В восемь с минутами собрался, надел голубую хлопчатобумажную рубашку, джинсы, кроссовки и вышел из квартиры, чтобы... напороться на сцену ограбления!
      Лифтом он пользовался редко и махнул вниз по лестнице, преодолевая пролеты в два прыжка, едва касаясь ступенек, а на втором этаже едва не столкнулся с двумя парнями, обернувшимися на легкий шум. Остановился, выругавшись про себя. Позволив себе расслабиться, он допустил грубый просчет, и теперь предстояло как-то изворачиваться, чтобы выйти из положения максимально просто.
      На лестничной площадке двое молодых людей зажали в угол третьего, одетого во все белое, а ниже, на середине пролета, их подстраховывала еще одна пара крепких ребят.
      - В чем дело? - тихо осведомился Матвей, разглядывая лицо парня в белом, и вздрогнул, встретив его ответный взгляд. У него даже зубы заныли и мороз прошел по коже. Взгляд этот был необычайно серьезным, спокойным и понимающим, в нем не было и тени страха. Да и во всем облике незнакомца, которого явно пытались ограбить, ощущалась бесконечная уверенность в себе. Этот парень все понимал и ничего не боялся. Матвей смело мог продолжать путь, уверенный в том, что ничего дурного с ним не случится. Но шестерка грабителей думала иначе.
      Тот, что стоял к нему ближе всех, сделал шаг по лестнице навстречу и сказал, поигрывая ножом:
      - Вали обратно, бобик, и сиди там тихо, пока мы не поговорим с этим бобром, понял?
      Парень походил на гориллу, на голой волосатой груди его висела цепь из желтого металла, на предплечье синела татуировка: сплетенные змеи и женщина. Жаргон его прямо указывал на тюремную закалку.
      Златая цепь на дубе том, подумал Матвей, блатари вышли на охоту. Обнаглели, однако. Работают так грубо и примитивно они лишь в подпитии или если срочно требуется "травка".
      - Помочь? - спросил он парня в белом, зачарованный его обликом.
      - Обойдусь, - улыбнулся тот, - спасибо.
      Матвей двинулся прямо на "гориллу" с ножом, сказал тихо:
      - Пропусти, я опаздываю.
      - Ну, гад, я тебя предупреж... - Договорить бандит не успел, обмякая. Его напарник тоже осел на ступеньку, не успев ничего сообразить, и только после этого четверо оставшихся зашевелились, хватаясь за оружие: у троих были самодельные финки, у четвертого "Макаров".
      Конечно, Матвей мог успокоить их всех в своем обычном стиле, "точными уколами в нервные узлы": реакция его на порядок превосходила реакцию бандитов, но ему не хотелось раскрывать свое умение перед неизвестным, наблюдавшим за ним все с тем же выражением на лице. И, уже начиная короткий бой, Матвей пожалел, что не послушался первого налетчика и не ушел домой. Мужику в белом помощь была не нужна, несмотря на большой численный перевес противника. От него исходила уверенность, спокойствие и сила, и не видеть этого мог только слепой.
      Двух на площадке Матвей уложил походя, двойным ударом рук в шею и в голову, а двух на лестнице - в прыжке, ногами, сбросив их на первый этаж, не заботясь, получат ли они травмы или нет, хотя сидевший в нем профессионал и протестовал против такой лобовой демонстрации возможностей.
      - Идемте, - обернулся Матвей. - Чего они от вас хотели?
      - Наверное, им понравилось это, - незнакомец в белом дотронулся до ремня сумки. Голос у него был глубокий и звучный, добавляя облику некую завершенность. - Вообще-то я редко попадаю в такие ситуации, но сегодня почему-то расслабился.
      - Как и я.
      - Сколько лет вы занимаетесь рукопашным боем?
      - Двадцать, - вырвалось у Матвея. Незнакомец кивнул, соглашаясь, вероятно, со своей внутренней оценкой.
      - Сгоб, айкидо, тангсудо, кушти... и русбой, так?
      Матвей внимательно и хмуро глянул на парня.
      - Вы очень проницательны, месье...
      - Тарас Горшин.
      - Меня зовут Матвей, но...
      - Вы торопитесь, я вижу, идите, все будет в порядке. Я не живу здесь и шел в гости. Может быть, еще свидимся.
      Матвей молча повернулся, перешагнул через тело одного из налетчиков и поспешил на улицу, чувствуя спиной взгляд Тараса. У него вдруг мелькнула мысль, что чта схватка - звено в цепи проверки, которую ему устроили. Сначала в Рязани, теперь в Москве. Не могут такие события быть случайными. Три происшествия подряд - это уже закономерность. Во всяком случае, это предупреждение: что-то он делает не так. Или прав неведомый инфарх из снов и за ним начал охоту некий "монарх"?
      Но как Тарас догадался, какими видами единоборств он владеет? Такое может увидеть лишь тот, кто сам мастер боя. Но тогда почему Горшин довел ситуацию с грабителями до тупика, не сделав ни одной попытки освобождения?
      ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ
      Дмитрий Васильевич Завьялов занимал скромный пост референта у премьер-министра Михаила Сергеевича Краснорыжина, но был, естественно, в курсе всех проблем, решаемых кабинетом министров.
      Кабинет Завьялова находился на третьем этаже "черно-белого дома", как с девяносто третьего года прозвали Дом правительства, и проникнуть в него непосвященному, а тем более человеку с улицы, минуя три кордона внешней и внутренней охраны, было практически невозможно. Но этот посетитель в белом костюме, с виду - обыкновенный молодой человек, то ли студент последнего курса госуниверситета, то ли незаметный учитель одной из частных школ, проникал к Завьялову без труда. У референта давно сложилось свое мнение о способностях этого "учителя", "в миру" Горшина Тараса Витальевича, тридцати лет от роду по паспорту, инженера по инбридингу локальных компьютерных сетей, но, вероятнее всего, охрана его просто не видела. Да и сам Дмитрий Васильевич заметил Горшина случайно, вдруг осознав, что в кабинете, кроме него, кто-то есть. Входил Горшин без стука, бесшумно, как дух. Впрочем, человек этот умел многое, что недоступно нормальному гражданину, и не впасть в мистику, узнав это "многое", было трудно. Завьялов, как и четверо его коллег по "кримкомиссии", относился к Горшину с уважением и изрядной долей пусть не страха, но - опасения. Впрочем, не боялся Тараса лишь комиссар-пять, Владимир Эдуардович Боханов, президент Центра нетрадиционных технологий Российской Академии наук, экстрасенс, йог, мастер спорта по шахматам, который в Горшине видел лишь феномен и питал к нему чисто профессиональное любопытство, будучи ученым до мозга костей. Он готов был его даже препарировать ради того, чтобы узнать, как устроен Тарас внутри, и за это Завьялов скрепя сердце терпел Боханова. Он не любил людей, тем более ученых, чей ум был увлечен какой-нибудь проблемой, не имеющей ничего общего с интересами других людей. Для кого весь мир был всего лишь огромной лабораторией, а кто оказывался подопытным - кролик или человек, - не имело значения.
      - Проходи, - кивнул Дмитрий Васильевич, сдавил глаза пальцами, отпустил. Я как раз дошел до точки: ничего не вижу и не слышу. Выпьешь? - Вопрос был традиционным, потому что Завьялов знал отношение Тараса к спиртному.
      Он достал бутылку "Фьюджи", налил в бокал на палец, посмаковал белую жидкость, проглотил.
      - Это же кокосовый тоник, почти без алкоголя, попробуй. Его можно пить утром, днем и вечером.
      - Мой сосед в таких случаях говорит: выпил с утра - и целый день свободен! - Горшин с улыбкой присел у стены, где стояли четыре деревянных стула. Глаза у него были прозрачно-желтые, но не "кошачьи", а скорее "птичьи", и стыло в них такое холодное всеобъемлющее понимание, что Дмитрий Васильевич поежился. У него при разговоре с Тарасом всегда появлялось ощущение, что тот видит его насквозь, знает все его мысли, чувства и желания.
      - Мы теряем темп, - сказал Горшин, предваряя "опрос хозяина кабинета. Нужны люди.
      - Не просто люди - профессионалы, - уточнил Завьялов. - И не просто профессионалы, а друзья и соратники, преданные делу.
      - К сожалению, друзья приходят и уходят, а враги накапливаются, как говорил один умный иностранец. Человечество вырождается быстрее, чем рассчитывала природа. Примеров тому хоть отбавляй. Вчера и меня прижали в подъезде какие-то подонки, видно, расслабился.
      Завьялов с любопытством глянул на собеседника, от которого явственно повеяло угрюмым недовольством.
      - Плохо верится, что можешь расслабиться до такой степени. В каком таком подъезде ты оказался?
      - Был в гостях у приятеля, вышел, а они кого-то ждут. Потом уже сообразил, что попался случайно, а шли они "пощупать" коммерсанта этажом выше. Ни грани интеллекта - тупая, воинствующая наглость! Что ей увещевания, призывы к совести и справедливости? Ей понятны только кулаки и зубы.
      - И как же удалось выйти из положения?
      - Помог какой-то "крутой" парнишка, владеющий боем на таком уровне, какого я еще не видел. Хотя он почему-то пытался этот факт скрыть.
      - Не преувеличиваешь?
      Горшин пропустил реплику мимо ушей.
      - Я не смог его прозондировать достаточно четко, парнишка далеко не прост и владеет пси-блоком, но попался он мне не случайно. Если я прав, он может быть либо нашим другом...
      - Либо?
      - Врагом, разумеется. Потому что работает он на команду контрданс.
      - Как? Не понял.
      - Он перехватчик, если пользоваться жаргоном военных профи, агент-индивидуал высокого класса, работающий на отечественную разведку "Смерш-2".
      - Ого! А откуда тебе это известно?
      - Мне многое известно, друг Горацио Дмитрий Васильевич. Попробую поработать с ним, встречусь пару раз, пощупаю поле возможных траекторий, поговорю. Заинтересовал он меня вельми.
      - Я не всегда все понимаю, Тарас Витальевич. Что еще за "поле траекторий"?
      Тарас улыбнулся. Дмитрий Васильевич Завьялов понял, что ответа не получит, и перевел разговор на другую тему:
      - Ты знаешь, что в МВД по заказу Генпрокуратуры создана спецкоманда для борьбы с террористами?
      - Знаю.
      - Вероятнее всего, это по наши души. Рудаков и Чураго перестраховываются, поскольку ниточки от Жарова, Филина и других "гегеншабен" тянутся к ним. Поэтому за нами начинается охота с призывом "пленных не брать!".
      - Масакра.8
      - Что?
      - Дмитрий Васильевич, я как раз по этому поводу. "Фискалы" взяли нашего исполнителя. Его подставили: в квартире гаишника-майора, который наговорил на своего же подчиненного, переложив вину с себя на невинного, была засада. "Фискальный" спецназ - ДДО9 "Руслан".
      - Кого взяли?
      - Костю Ариставу.
      - И он им дался?!
      Глаза Тараса еще больше посветлели, став почти прозрачными.
      Завьялова охватил ледяной озноб.
      - Даже такой мастер, как Аристава, ничего не смог сделать против выстрела в спину.
      - Он...
      - Жив, но тяжело ранен. Давайте кумекать, как будем его выручать. У меня есть кое-какие мыслишки.
      - Зачем Аристава ходил к гаишнику? Кто дал ему задание?
      - Никто. Точнее, совесть. Он просто решил помочь другу, который рассказал ему о своем горе. А друг оказался провокатором, работающим на ФСК.
      - То есть Аристава отправился на несанкционированную операцию, презрев законы "Чистилища", забыв о дисциплине, подставив тем самым всех нас.
      - Формально все так, Дмитрий Васильевич, но мы забываем, что наши ребята живут не в вакууме, что у них есть семьи, родственники, друзья и элементарная порядочность, вынуждающая с ними считаться, душа, наконец. Кадры, как вам известно, подбирал я сам, я знаю их всех. Но ведь "Стопкрим" своих людей не бросает в беде? Да и пора дать кое-кому хороший урок.
      - Кому? Ребята из "Руслана", что брали его... не виноваты.
      - А я не про них говорю. Речь о начальниках, планирующих такие операции с подлянкой, и о тех из нас, кто возомнил себя демиургом. Подставили Ариставу не без помощи второго спикера.
      Завьялов вздрогнул:
      - Кравчука?! Не может быть!
      - Может, - тихо сказал Горшин. - Кравчука предложил, кстати, комиссар-три, отметьте сей факт.
      - Ну и что?
      - Первый случай - случай, второй... Рыба гниет с головы, Дмитрий Васильевич. Но это к слову. Поживем - увидим.
      Завьялов промолчал.
      Матвей открыл мерцающую холодным голубым огнем дверь и оказался внутри огромного затемненного храма с каменными фигурами высотой с десятиэтажный дом, поддерживающими потолок. Дальняя стена храма напоминала зыбкую пелену тумана, и из нее вдруг выступила огромная фигура женщины в сверкающем звездами плаще.
      На голове - золотая корона с семью лучистыми бриллиантами, в руках раскрытая книга. Лица ее Матвей описать не смог бы, настолько оно было прекрасным, неземным и изменчивым.
      - Читай, - сказала она певуче, протягивая книгу.
      Матвей перевел взгляд на страницы, мерцающие призрачно-зеленым светом, и, похолодев, понял, что этого языка он не знает. Написано как будто по-русски, но каждая буква - символ, раскрывающий одну из тайн бытия.
      - Тебе предстоит познать зло и добро, - продолжала женщина. - Готов ли ты изменить свои убеждения?
      - Я н-не... знаю... - выговорил Матвей, с болью понимая, что вошел в храм неподготовленным.
      Лицо женщины как бы погасло.
      Сердце Матвея замерло от чувства, более глубокого, чем страх. Он не мог вымолвить ни слова, ощущая, как перед ним разверзается бездна, отделившая его от храма, от женщины, олицетворявшей собой Истину. Ему казалось, что он вот-вот узнает, кто она такая и что хотела сообщить, но видение таяло, оставляя острое сожаление, от которого слезы навертывались на глаза и жгли кожу лица...
      Проснулся он с мокрыми глазами, будто и в самом деле плакал. Подробностей сна, как всегда, вспомнить не удалось. Сохранился лишь смутный образ женщины и эмоциональное состояние от пережитого. Но Матвей чувствовал, что если бы сумел сохранить в памяти страницу книги иероглифов-букв, то узнал бы, кто приходит к нему во сне, чего ждет от него и куда зовет.
      Вообще говоря, сны не доставляли ему каких-то хлопот, не вызывали отрицательных эмоций и не создавали дискомфорта, а лишь заставляли задумываться и заниматься поиском разгадки тайны и причин ее возникновения. В них прослеживалась какая-то система, которую Матвей не понимал, но интуитивно ощущал и которая со временем должна была вылиться в нечто осязаемое, в поток бытия, принадлежащий какому-то "параллельному" миру.
      Матвей покосился на стопку книг на столе, среди которых находились труды Гермеса Трисмегиста, Лосева, Блаватской, Успенского, Андреева, Рериха и многих других философов и эзотериков современности, а также древних времен, пожал плечами и прямо из постели прыгнул в угол спальни на ковер, где по утрам занимался китайской гимнастикой чигонг-о.
      В девятом часу утра он подходил к машине, принадлежавшей ему по легенде, "таврии" последнего выпуска с четырехдверным салоном, которую оставил на открытой неохраняемой стоянке возле универсама напротив, и почти сразу же обнаружил группу угонщиков, "щекочущих" автомобили. Мимо двоих из них, стоявших "на атасе", он только что прошел, еще двое стерегли дальний выезд, поглядывая по сторонам, а трое пытались вскрыть "жертву". Делали они это быстро, почти не таясь, один работал с отмычками, двое помогали открыть дверь силой. Если не удавалось сделать это сразу, они тут же спешили к соседней машине, но выбирали не иномарки, а отечественные, вазовские.
      Они уже подходили к его машине, и Матвею ничего не оставалось, как сделать вид, будто он ничего не понял и просто идет к своей темно-вишневой "таврии" с номером "277". Однако выйти из положения с наивной простотой не удалось. Тройка занялась его машиной в тот момент, когда он оказался от нее в пяти шагах.
      Стоявшие "на атасе", видимо, не приняли его всерьез, считая, что справиться с парнем в черной безрукавке и джинсах, не сильно мускулистым, в меру высоким, обыкновенным интеллигентным "лохом", смогут и "щупали", поэтому сигнала к отступлению не дали, и самозабвенно трудившаяся троица среагировала лишь на деликатное "привет" Матвея.
      - Ребятки, это моя машина, - тихо добавил он, не обращая внимания на вытащенные из карманов ножи и пистолет - "Макаров" с облезлым дулом, еще довоенный. Тоскливо заныло подложечкой: обычные пацаны, потрошители машин, такого оружия иметь не могли. Но, с другой стороны, и на профессиональную засаду ситуация не тянула. И все же что-то это да значило: четвертая стычка за три дня явно выходила на уровень статистического узла, вероятность которого превышала вероятность случайного события.
      Если бы угонщики слиняли, извинившись, сделали вид, что ошиблись стоянкой, Матвей не стал бы вмешиваться в их судьбу, "светиться" ему не хотелось до зубной боли. Но старший группы подельников, здоровенный громила с набрякшим лицом дебила, пошел по другому пути.
      - "Крутой", что ли? - хрипло прошипел он. - Наделаю дырок, если хоть слово вякнешь! Давай ключи, если это твоя машина. Покатаемся - вернем.
      - А болт с левой резьбой и мелкой насечкой тебе не нужен? - вежливо поинтересовался Матвей.
      - Чего?! - изумился верзила, одетый с подчеркнутым инфантилизмом - в красные слаксы с бахромой, шлепанцы на босу ногу и в ярко-желтую рубаху с нашитыми розочками. Его дружки были одеты не хуже, в яркие цветастые рубахи с нашивками типа "СС", "КГБ", "НКВД" и другими, в обтягивающие их тощие зады колготки и ботинки на толстой подошве. Наряд угонщиков подчеркивал полное отрицание культуры, это были представители нового поколения "хиппарей", привыкших жить по волчьим законам и признающих только силу. И только у дураков бывает такая убежденность во взгляде, в голосе, такая непререкаемость во взорах, вспомнил Матвей слова Салтыкова-Щедрина.
      Длинным скользящим шагом Матвей обошел троицу, обхватил пальцами слоновье запястье старшего, сжал и отобрал у него пистолет точно так же, как сделал это в Рязани. - все это в доли секунды, ребята даже не двинулись с места, для них он просто выпал из поля зрения. Затем пришел черед ножей - пружинных, добротных, как и пистолет, не укладывающихся в аксессуары законопослушных граждан. И лишь спустя секунду Матвей "вошел в контакт" - дат всем троим по морде, чтобы запомнили именно этот последний штрих схватки. Как вся группа "делала ноги", он уже не видел, подумав, что такие попугаи попали на стоянку не для того, чтобы красть автомобили, а для какой-то разведки - уж очень они были заметны. И еще он подумал, что творится что-то странное, каким-то образом связанное со снами и с тем заданием, ради которого его вызвали.
      Через полчаса он въехал во двор частной автомастерской, принадлежавшей старому, еще со школьной скамьи, другу Илье Шимуку по прозвищу Муромец.
      Прозвище свое Илья заработал по праву: уже в десятом классе он рвал руками цепи, поднимал мизинцем двухпудовую гирю и гнул из гвоздей толщиной в карандаш разные узоры. Матвей вспомнил случай в автобусе, происшедший с Ильей лет пять назад.
      Толпа на остановке в тот момент стояла приличная, все хотели уехать - стал накрапывать дождик, поэтому никто, кроме Ильи, не пропустил женщину с ребенком. Но компания молодых людей, растолкав толпу, влезла в автобус, загородила вход и пропускать больше никого не хотела. Тогда Илья взялся за подножку и рванул автобус вверх так, что ребята посыпались в салон, правда, вместе с пассажирами - по молодости лет Муромец этого не учел. Пропустив женщину, Илья сел сам, и компания тут же пристала к нему. И отстала.
      - Мужики, отвяжитесь, а то я вас маленько озадачу, - проникновенно сказал Илья Муромец (рост под метр девяносто, косая сажень в плечах, вес девяносто восемь килограммов) и для эффекта сжал поручень автобуса так, что смял двухдюймовую трубу, как пластилиновую.
      Хозяина мастерской Матвей нашел под новым "линкольном", висевшим на подъемнике. В промасленном комбинезоне, с черными руками, со всклокоченной бородой и шевелюрой, Илья имел устрашающий вид сбежавшего из тюрьмы насильника, а не мастера, хотя Матвей знал, что у него руки не только "железные", но и "золотые".
      - Ё-моё! - прогудел Илья, узрев, кто перед ним. - Никак Соболев собственной персоной! Неужто вспомнил старого кореша?
      Они обнялись, пробуя силу друг друга. Илья крякнул.
      - А ты не меняешься: с виду хлипкий интеллигентик, а мои сто тонн выдерживаешь. Какими судьбами? На минуту заскочил или есть время?
      - Полчаса наскребу, но вечером свободен, можем встретиться у меня или у тебя, а хочешь, на нейтральной территории.
      - Годится. - Илья вытер руки ветошью, крикнул в глубь мастерской напарнику, возившемуся возле бежевой "волги": - Коля, я в контору, буду минут через сорок. - Кивнул надверь за подъемником. - Айда посидим чуток. Видишь, какие аппараты чиним? Директора одной мала-мала иностранной фирмы.
      - А это кто? - скосил глаза на молодого человека Матвей. - Ты ж всегда один работал.
      - Ленивый стал, - улыбнулся в бороду Шимук, - не успеваю. Взял парнишку из одного КБ, лет десять занимался проблемой изменения формы унитаза, пока не понял, что стране его продукция пока не нужна. Толковый отрок вообще-то, и руки приделаны куда надо.
      Они поднялись по узкой лестнице на второй этаж и очутились в "конторе" уютной комнатушке с одним окном, в которой умещался двухтумбовый стол, сейф, этажерка и два стула.
      - Держу кое-какие дефицитные детали, - кивнул Илья на сейф, сел на стул, жалобно скрипнувший под его тяжестью. - А ты действительно не меняешься, Соболь, разве что раздался чуть да бреешься чище. Чем, кстати? Станком или электробритвой?
      - Тебе-то зачем это знать?
      - Хочу сбрить бороду, чешется, проклятая, и есть мешает.
      Матвей подумал.
      - Один мой знакомый брился телефонной трубкой.
      - Ну и? - заинтересовался Илья.
      - Получалось медленней, чем бритвой.
      Мастер засмеялся с гулким уханьем.
      - Пожалуй, топором полегче. Ну, докладывай, как живешь, где, с кем, работаешь или вообще не работаешь. - Он достал из сейфа литровый пакет с молоком и, надорвав, выдул в три глотка. Заметив взгляд Соболева, пожал плечами: - Люблю молоко, особенно топленое и можайское. Хотя вообще-то люблю все молочное: творог, сливки, сыр, сметану, молочные железы.
      Матвей улыбнулся его последним словам, уловив их смысл. Илья снова громыхнул глыбой смеха:
      - Я не женат, так что не казни за аморальный образ жизни. Сам-то женился?
      - Не получилось, - с неохотой ответил Матвей. Поразмыслив, достал из сумки отнятый на стоянке пистолет: - Спрячь эту игрушку у себя.
      - Какой раритет! - прищелкнул языком Муромец. - Старая отечественная машинка, да еще тридцать девятого года выпуска. Давно таких не видел. Где взял?
      - Где взял, где взял... Купил, - проворчал Матвей и рассказал эпизод на стоянке.
      Илья почесал затылок, бороду, грудь под расстегнутым комбинезоном, хмыкнул.
      - Я что-то не пойму. Угонщики, по идее, никогда не действуют без двойного прикрытия, если не дураки. Но они могут тебя найти, чтобы вернуть пистолет, тем более что сделать это легко - по машине.
      - Машина записана на владельца с другой фамилией, - спокойно сказал Матвей, - а засад типа той, на стоянке, я не боюсь.
      - Ой ли, - прищурился Муромец. - Не хвались, идучи на рать, хвались, идучи с... обратно. - Он поднял вверх громадные ладони: - Все-все, не буду, я ведь знаю, чего ты стоишь. Что касается меня, то новостей мало. Вкалываю каждодневно, семьей не обзавелся, квартира та же - двухкомнатный "полулюкс", хотя денег хватило бы и на пятикомнатную. Что еще? Машину себе сделал: купил сильно побитую "десятку" и слелал из нее конфетку, вернее, бронеход. У тебя-то что?
      - "Таврия-2110".
      - Не густо.
      - А мне и нужно понезаметней. Правда, кое-что хотелось бы переделать. Можешь сварганить из нее подобный бронеход? Но чтобы бегал прилично, под двести.
      - Таких движков у меня нет.
      - Покумекай - надо, Ильша.
      - Ладно, попробую, но на скорый... - Илья не договорил: в контору без стука вошли четверо парней во главе с зашитым в кожу, несмотря на жару, здоровяком с гипертрофированно накачанными мускулами.
      По правде сказать, Матвей услышал их давно, но не придал шуму особого значения, это могли быть и клиенты автомастерской. Однако они оказались "клиентами" другого рода.
      - Выметайся, - коротко бросил верзила Матвею. - А тебя, гнида, мы предупреждали. - Палец вошедшего направился в грудь Ильи. - Ты что о себе возомнил, падла? Тебе же русским языком было сказано: плати, если хочешь жить спокойно. А теперь мы тебя слегка поучим, чтобы запомнил надолго и другим рассказал.
      - Кто это? - с любопытством глянул на Илью Матвей.
      - Рэкетиры, кто же еще, - усмехнулся в усы Муромец.
      - Пошел отсюда, тебе говорят! - рявкнул вожак в кожаном костюме.
      Илья вдруг перегнулся через стол, сгреб его за отвороты куртки, приподнял и бросил к двери, сбив с ног стоявшего сзади. Затем схватил за руку второго здоровяка, белобрысого и безбрового, в зеленых штанах и в майке, который выхватил нож. Раздался хруст костей, и белобрысый отскочил в сторону с детским воплем:
      - Ой-ой-ой! Руку сломал, гад!
      Матвей засмеялся, привстал было, но Илья цыкнул на него:
      - Сиди, я сам.
      Верзила в коже неплохо знал карате, потому что ударил хозяина автомастерской в стиле каляри-ппаяту10 - в голову кулаком и в живот ногой, но результат был такой, будто он попал в скалу: Илья даже не отшатнулся. Пока его противник дул на пальцы, он снова сгреб его ладонью за куртку и сдавил так, что у того глаза вылезли из орбит. Одновременно Илья отмахнулся от выпада ножом третьего незваного гостя, отчего тот врезался головой в стену, сам себе порезав руку. Четвертого, достававшего из широких штанов обрез (какой его там крепил?!), Матвей все же успокоил точным уколом в нервный узел за ухом.
      На этом "рэкет" и закончился.
      Илья одного за другим вышвырнул гостей за дверь, предварительно отобрав оружие, и снова уселся за стол.
      - Мы еще встретимся, паскуда! - донеслось с лестницы.
      Муромец пожал широченными плечами:
      - На лай бешеной овцы не отвечаю. Так и живем, не скучаем. Эти уже третьи, желающие полакомиться дармовой выпивкой. Ничего, держусь.
      - Смотри только, чтобы не подстрелили.
      - А я поздно домой не хожу. И тебе не советую. Машина твоя где? Здесь? Тогда загоняй, "линк" подождет. Через пару дней заберешь.
      Матвей поднялся.
      - Ну и здоровый же ты бугай, Ильша! Держишь удар, как профессионал мукки-бази11. Тебя подучить - великолепный ганфайтер получится.
      - Кто-кто? - подозрительно прищурился Илья. - Это что еще за новое ругательство?
      - Это не ругательство, а высший титул короля рукопашного боя. Ну, бывай. Вечером созвонимся и договоримся о встрече. Давно не сидел с друзьями за чашкой чая. Кстати, свой бронеход на время не дашь? Отвык я по метро да автобусам мотаться.
      Илья покопался в верхнем кармане комбинезона, бросил ключи Матвею.
      - Вечером пригонишь сюда же. Права возьми. Не провожаю, буду завтракать.
      Матвей на прощание поднял сжатый кулак.
      К неприметному пятиэтажному зданию на Фестивальной улице, недалеко от Речного вокзала, Матвей подъехал после обеда. Раньше здесь была школа, а теперь здание занимали штук двадцать разного рода МП и СП. Одно из них служило прикрытием отделения ГУБО, вернее, явочной квартирой высокого начальства, где Соболева должен был ждать сам начальник Главного управления по борьбе с организованной преступностью. Задание от своего непосредственного начальника, полковника Ивакина, Матвей уже получил.
      На деревянной двери малого предприятия "Дилерский центр Лоцмана" висела табличка: "Умным и слабоумным вход разрешен". Матвей улыбнулся, оценив юмор "губошлепов", как в среде профи называли работников ГУБО. Постучался, вошел. В приемной его ждали два сюрприза: красивая длинноногая шатенка с высоким бюстом, обтянутая чем-то, напоминающим рыбью чешую, и громадный черный с подпалинами дог.
      Матвей сказал "драсьте", поглядел в глаза девушки, потом собаки. Он давно заметил: собаки понимали его мгновенно и сразу отступали, почуяв силу. Но этот дог не отступил, напротив - оскалил клыки, мол, ты хорош, но и я не промах.
      "Тихо, тихо, - мысленно ответил ему Матвей. - не будем поднимать шума, давай хотя бы уважать друг друга".
      Взгляд "секретарши МП" был примерно такой же, как у собаки, - она привычно, не по-женски профессионально оценила посетителя и вопросительно вскинула безупречной формы брови:
      - Вы к кому?
      - К бугру, - сказал Матвей грубовато, но, заметив опасный блеск в глазах девушки, улыбнулся, отчего худое неподвижное лицо его совершенно преобразилось. Видимо, это подействовало не только на "русалку" в чешуе, но и на дога, потому что тот дернул щекой, словно удивился.
      - Передайте ему, - добавил Матвей, вспомнив табличку на двери, - что пришел полный кретин.
      - А имя у него есть? - без улыбки осведомилась секретарша. - У кретина?
      - Матвей Соболев.
      Девушка нажала кнопку интеркома, сказала негромко:
      - К вам Соболев.
      Ответ "бугра" отразился на дисплее, что Матвея удивило, но девушка уже отвернулась к печатной машинке "Касио", кивнув на дверь в кабинет начальника. Печатала она с пулеметной скоростью, положив ногу на ногу, успевая при этом курить, и смотреть на нее было приятно.
      То, что явка начиналась с приемной, Матвея совершенно не удивило: видимо, вход секретарше в секретный "подвал" был запрещен и открывался лишь для приглашенных, скорее всего, девушка даже не знала, кто был на связи, какого ранга начальник. Не удивило Матвея и то, что за дверью, где должен был находиться кабинет начальника МП, был короткий коридор. Не просто коридор тоннель камеры магнитоскопии, где проверяли наличие оружия. Лишь за второй дверью оказался собственно кабинет, то бишь оперативный бункер ГУБО, где руководители управления или его старшие инспекторы могли контактировать с агентурой.
      Матвея ждали двое: молодой человек, подтянутый, стройный, хорошо развитой, узколицый и кареглазый, и уже пожилой мужчина, накачанный, круглый от мышц, видимо, бывший спортсмен, скорее всего борец-вольник в прошлом, с лицом тяжелым, волевым, сильным. В этой компании он явно был главным, судя по взгляду и манерам. Молодой носил модную прическу - волосы до плеч, у тяжеловеса блестела плешь от лба до затылка, а виски серебрились сединой. Но главное, что оба Матвею сразу понравились, особенно тяжеловес, которому наверняка стукнуло не меньше полувека. Он и оказался начальником ГУБО Медведем Михаилом Юрьевичем, а длинноволосый - его заместителем Зинченко Николаем Афанасьевичем.
      Некоторое время все трое молчали, изучая друг друга. В глазах Зинченко мелькнуло разочарование, и Матвей улыбнулся в душе: редко кто угадывал в нем профессионала, мастера шестой категории русбоя, способного справиться с любым, вооруженным до зубов, противником. Именно контраст между "быть" и "казаться" и был главным его преимуществом. Как говорил Ивакин, контрразведчик должен быть еще более незаметным, чем разведчик, но по физическим кондициям превосходить его.
      Начальник ГУБО смотрел на гостя иначе. Не без сомнений, но с интересом, прикидывая, соответствует ли данная агенту характеристика первому впечатлению. Перед ним на экране дисплея светилась страница личного дела Матвея Соболева, где, в частности, было написано: "Идеалист. Лишен чувства страха. Уверен в себе. Не теряет надежды в безнадежнейшей ситуации. Не терпит контроля. Свободен от шаблонов мышления. Сдержан. Вынослив. Склонен к риску. Чем сложнее проблема, тем смелее действует. Интуиция развита до экстраспособностей. Любит смотреть на огонь и дождь".
      Ивакин, конечно, дал не полную информацию о своем человеке, но вполне достаточную, чтобы его оценить.
      - Присаживайтесь, - кивнул на кресло в углу кабинета Зинченко. У него был интеллигентный баритон, в отличие от хрипловатого баса начальника управления.
      Все трое уселись вокруг журнального столика с пепельницей. Начальник ГУБО был одет в итальянский летний костюм песочного цвета и кросстуфли, а его заместитель - в серо-коричневую пару: узкие брюки и рубашку на "молнии" и кроссовки "Адидас". Сам Матвей не одевался броско, и судить по одежде о работниках спецслужб не стоило.
      - Вас поставили в известность о характере работы? - задал вопрос начальник ГУБО.
      Матвей молча кивнул.
      - И все же я напомню основные узлы материала. За последние три месяца в работе управления наметился сбои: произошло четыре крупных провала и несколько странных эпизодов, позволяющих говорить о контроле над деятельностью управления. Есть подозрение, что один из наших сотрудников довольно высокого ранга работает на Купол. Или на небезызвестную всем организацию "Стопкрим", которую чаще называют "Чистилищем". Хотелось бы выяснить, кто именно. Кроме того, деятельность "Чистилища" на грани нарушения закона. Если его не остановить, может произойти нечто, напоминающее тотальное истребление инакомыслящих, виновных и невинных. Причем вину берется определять само "Чистилище", что приводит к абсолютной узурпации власти, к тирании самосуда, суду Линча. - Медведь выжидающе глянул на Соболева, но тот по-прежнему молчал.
      - Добавлю, что ситуация складывается чрезвычайная. Если цель Купола абсолютная власть - корыстна, то цель "Стопкрима" - всеобщая справедливость благородна. Однако достичь ее террором, ликвидацией скомпрометировавших себя чиновников или мафиози невозможно, история знает подобные примеры.
      Матвей и на этот раз промолчал.
      - Ваша же цель, - продолжал начальник ГУБО, - в отношении "Чистилища" выйти на его руководство, определить возможности, связи, планы, методы работы и сообщить нам. Мы же предадим все это огласке, дабы и другим неповадно было. Помощь окажем любую, только попросите. О связи и конкретных шагах договоритесь с моим заместителем, которому я доверяю больше, чем себе. Контактировать будете только с ним. На расходы для оперативных нужд вам выдадут десять "лимонов". Что касается оплаты ваших услуг, назовите сумму.
      Матвей поднял брови:
      - По закону Русакова, думающий получает меньше делающего, а делающий меньше пользующегося. К какой категории вы относите меня?
      Руководители ГУБО переглянулись, Медведь хмуро улыбнулся:
      - Вы подходите под все три.
      - Вот и оцените сами. Я не чистый идеалист, как написано обо мне в рапорте, просто существуют определенные нравственные нормы, которые я уважаю. Конечно, живем мы в реальном мире, где профессионализм не всегда оплачивается по достоинству, но хотелось бы все это изменить.
      - Ясно. Позиция вполне приемлема, мы договоримся. - Медведь глянул на зама: - Николай Афанасьевич, ознакомьте его с подробностями дела. Будьте добры предоставить любую дополнительную информацию по требованию, независимо от грифов секретности.
      Зинченко кивнул.
      Начальник ГУБО еще раз прошелся взглядом по фигуре Матвея, попрощался, собираясь уйти, но Матвей его остановил.
      - Хочу все же предупредить. О моем участии в работе управления никто не должен знать, кроме вас. В случае утечки информации я буду знать, что виноваты вы оба.
      Зинченко с иронией глянул на Медведя. Начальник ГУБО хмыкнул.
      - И что тогда?
      - Я выйду из игры, уничтожив источник утечки.
      Слова Матвея произвели впечатление, только не то, какое он ждал. Впрочем, ему было на это наплевать.
      - Вы не переоцениваете себя? - мягко спросил Зинченко.
      - Боюсь, это вы недооцениваете меня. Вы оба мне симпатичны, и я надеюсь на хороший контакт. Теперь к делу.
      Руководители Управления обменялись взглядами, и Медведь ушел, не сказав больше ни слова.
      Через сорок минут контору "малого предприятия" покинул и Соболев. Он узнал достаточно, чтобы начать действовать. Интуиция подсказывала, что работа с "губошлепами" окажется непредсказуемой по результатам, зато интересной: светил выход на высшие эшелоны власти, защищенные многими и многими хитроумными службами и комбинациями юридически безупречных поправок к законодательству Плюс прибранная к рукам прокурорская рать и исполнительная власть. Плюс развитый кретинизм толпы, которой можно скормить любую ложь и которая терпит и любит тиранов больше, чем умных и добрых руководителей.
      Отвратительное время и отвратительная правда об этом времени, вспомнил Матвей слова отца. В чем-то старик был прав, хотя жил в иные времена и в иных условиях.
      ПУНКТИР РАЗГОНА
      В два часа Матвей оставил машину на Ломоносове ком проспекте напротив филфака МГУ и отправился искать Кристину. Он не договаривался с ней о встрече, но найти ее не составило труда - первокурсники деятельно готовились к экзаменам все вместе, продолжая занятия и консультации Кристина Олеговна Сумарокова проходила по спискам третьей группы. Матвей отыскал аудиторию, где занималась означенная группа, и приоткрыл дверь.
      Видимо, преподаватель ушел или еще не приходил, потому что студенты, человек десять юношей и столько же девушек, оживленно вели дискуссию. Речь шла о вкладе диссидентов, русских писателей за границей, в мировую культуру. Больше и красноречивее всех говорил красивый смуглолицый парень с шапкой курчавых волос, но спорили с ним только девушки, парни предпочитали бросать реплики и апеллировать к девушкам. Кристина в споре не участвовала, хотя курчавый довольно часто к ней обращался, как бы приглашая присоединиться к его мнению. Заметив Матвея, она вскочила и выбежала в коридор, не обращая внимания на возглас подружки: "Крис, ты куда?" - и на взгляд курчавого оратора. Встречи она не ожидала и явно обрадовалась. У Матвея дрогнуло сердце: к своему удивлению, он обрадовался не меньше, обнаружив, что соскучился по девушке. Обтягивающие джинсы и футболка подчеркивали изящную фигуру девушки, и смотреть на нее было одно удовольствие, если бы не взгляды разгуливающих по коридору ребят. Из аудитории выглянул тот самый смуглый парень, оглядел Матвея, кивнул девушке:
      - Крис, не забыла, что мы вечером идем в кафешку?
      - Я не сказала "да", милорд, - оглянулась Кристина. - Скорее всего, пойдете без меня.
      - Ну, мы еще обсудим эгот вопрос. - Парень глянул в глубь коридора: - Вон Скунс идет, закругляйся.
      Девушка фыркнула, посмотрела на Матвея, не успевшего сказать ни слова.
      - Не хочешь пойти с нами в кафе? Впрочем, вижу - не хочешь. Тогда давай сходим куда-нибудь еще. Если, конечно, у тебя есть время, - деликатно добавила она.
      Матвей улыбнулся, вызвав ответную улыбку девушки.
      - Когда вы заканчиваете?
      - В шесть, но я могу и сбежать.
      - Подъеду к шести, жди, у меня кое-какие дела. Ты ведь в ДАСе12 живешь? Как устроилась?
      - Отлично, и девочки в комнате хорошие. - Кристина принахмурилась, вспомнив что-то, но тут же ее лицо разгладилось:
      - В принципе, мы можем посидеть в кофейне и в ДАСе.
      - Потом обговорим. Беги, действительно Скунс идет.
      Кристина оглянулась на входящего в аудиторию преподавателя английского языка - Матвей знал его - и скривила губки:
      - Девочкам он нравится, а мне нет. Смотрит, как... паук, и губы слюнявые... и взгляд липкий. Поневоле вспомнишь Хайяма.
      - Что именно?
      - Ну, он говорил, что учиться необязательно.
      Матвей кивнул и процитировал:
      Так как истина вечно уходит из рук
      Не пытайся понять непонятное, друг.
      Чашу в руки бери, оставайся невеждой,
      Нету смысла, поверь, в изученье наук.
      Кристина засмеялась:
      - Я Омарчика тоже читаю и люблю, вечером чего-нибудь процитирую, под настроение.
      - Чао, - подтолкнул девушку к аудитории Матвей и не оглядываясь пошел к лестнице. Ее взгляд он чувствовал всей спиной, но не обернулся, чтобы не смазать впечатление, пока не хлопнула дверь. И сразу же увидел в тупичке возле туалета парня в белом, Тараса, которого он "отбил" у налетчиков в собственном доме.
      - А говорят, гора с горой не сходятся, - сказал тот с легкой улыбкой, выступая вперед. У Матвея вдруг появилось ощущение, что парень этот намного старше, чем кажется. В глазах его, глубоких, словно бездонные колодцы, стыло бесконечное знание. Он все видел, знал и умел, как столетний патриарх, хотя на вид ему можно было дать лет двадцать семь - двадцать восемь, не больше.
      - Как вы меня вычислили? - тихо спросил Матвей, напрягаясь. Появилось чувство, будто его ощупывают изнутри. - Вряд ли эта повторная встреча случайна.
      - Реакция ганфайтера, - погасил улыбку Тарас. - Пойдемте поговорим, у меня есть ключ от пустой аудитории, там нас никто не побеспокоит. - Он пошел вперед не оглядываясь, уверенный, что собеседник последует за ним.
      Матвей расслабился, не чувствуя опасности, сказал в удаляющуюся спину:
      - Здесь разговора не получится. У меня машина, поехали в Центр. Я знаю хорошее кафе на Маросейке.
      Через полчаса они уже сидели в уютном кафе, где каждый столик был отгорожен от другого решеткой из бамбука, увитой плющом, и где можно было говорить спокойно, под тихую музыку, не опасаясь подслушивания.
      Матвей заказал себе то же, что и собеседник, - салат, грибной суп, филе трески, запеченное в тесте, кофе. Однако ел, не чувствуя вкуса: он не любил играть по чужим правилам. Еще раз, более внимательно, оглядел сотрапезника, отметил гибкость и скупую точность движений, тихую скрытую силу и снова поразился изменчивости лица, дышавшего внутренним, глубоким и всепонимающим покоем, человек этот знал и видел так много, что становилось не по себе. Возраст его угадать было невозможно. Ему могло быть и двадцать семь, и сто двадцать семь лет, и при мысли об этом - вдруг правда?! - Матвея мороз продрал по коже, хотя он и не выдал своих чувств, понимая, что Горшин видит его переживания. И все же Матвей отметил кое-что ранее неизвестное в облике нового приятеля, вернее, в той волне эмоций, которую он излучал нет-нет да и вспыхивали в ней искры тоски и горечи. При всем своем опыте, силе и знании человек этот не был счастлив, пряча в глубинах души неведомую боль.
      В продолжении всего разговора Матвей чувствовал себя скованно и напряженно, как никогда. Впервые в жизни ему встретился человек, способный читать его мысли, как книгу, вычисливший траекторию его движения и даже суть задания, о котором должны были знать лишь трое. Иногда ему удавалось отстраниться от цепкого взгляда Тараса, выскользнуть из пальцев его психофизического ощупывания, и тогда у собеседника в глазах появлялся интерес и уважение.
      - Предлагаю сразу расставить точки над "i", - предложил он, заказав кофе и бутерброды. - Я работаю на "Чистилище". Стоит расшифровывать?
      - Не стоит, - остался спокойным Матвей. Чего-то подобного он и ожидал, а главное, поверил Горшину сразу.
      - Вы хорошо воспринимаете неожиданности, - похвалил его Тарас, не дождавшись продолжения; оба неторопливо принялись пить кофе. - Только не вздумайте задерживать меня. - В глазах Горшина мелькнул и пропал насмешливый огонек. - Даже с вашей подготовкой это не удастся. А то, смотрю, вы подумываете над этим.
      Матвей, действительно прикидывающий варианты захвата собеседника, помедлив, кивнул.
      - В этом пока нет необходимости.
      - Мне нравится это ваше "пока". Итак, продолжим. Кстати, вы хорошо закрываетесь, я имею в виду мысленный блок. В роду экстрасенсов не было? Отца-колдуна, например, бабки-ведьмы?
      - Родителей вообще не имел, - пошутил Матвей. - Не знаю, о чем вы говорите.
      - Значит, способности врожденные. Надо же, человек владеет адаптивной психофизической защитой и не является членом Круга. Парадокс. Но об этом мы еще поговорим. Я знаю, кто вы. Ганфайтер, так? Еще таких, как вы, называют волкодавами, суперами, дангерами, перехватчиками. То есть вы работаете на военную контрразведку "Смерш-2".
      Матвей с трудом удержался, чтобы не вскрикнуть, с еще большим трудом проглотил кусок бутерброда, но от ненужных движений воздержался. Хотя это был явный провал. Но если в обычных условиях Соболев чувствовал засаду и начинал схватку первым, что давало ему шанс выйти сухим из воды, то в данном случае удар был нанесен слишком уж неожиданно. Реагировать на случившееся надо было иначе.
      Тарас, наблюдавший за ним, кивнул.
      - Правильно. Открытый бой - это в большинстве случаев паника, бой надо выиграть еще до его начала. Аксиома разведки, но она и для нас применима. Успокойтесь, утечки информации не произошло, просто я... скажем так: не совсем обычный человек и могу читать...
      - Мысли? Телепат, что ли?
      - Не мысли, но состояние психики, и не телепат, а эзотерик, человек Круга. Думаю, вы догадываетесь, о чем речь. Но об этом разговор впереди.
      - Почему не сейчас? Я не спешу. К тому же весьма интересно, каким образом вы меня вычислили, не будучи в штате моей конторы. В случайности я не верю.
      - И правильно делаете. Хотя, с другой стороны, случайность - тоже результат каких-то скрытых от нас процессов. Как говорил один мой знакомый, случайность - внезапно проявившаяся неизбежность. Существуют закономерности бытия, которых нормальные люди не видят, а замечают лишь их крайние проявления, да и то не часто. Например: почему всегда идет дождь, когда обнаженная женщина выходит на крыльцо при полной луне?
      - М-м... - промычал Матвей
      Тарас засмеялся, обнажив белые зубы.
      - А ведь это закон. Я убедился за многие сотни лет, но основан он на такой математике, которая вряд ли когда-нибудь станет известна людям.
      Кофе допили в молчании. Матвей размышлял о словах Тараса: "За многие сотни лет", а Горшин ушел в свои мысли. Потом Соболев, вспомнив девиз об умных и слабоумных на двери явки ГУБО, сказал:
      - Чего вы хотите?
      - Вы уже поняли: я хочу, чтобы вы работали с нами.
      - На "Стопкрим"? - Матвей задал вопрос машинально, подумав не без удивления, что собеседник, очевидно, не знает, какое именно задание он получил от командования ГУБО. Удача пришла именно с той стороны, откуда он и не ждал, и так быстро, что сама собой родилась вера в божественное провидение.
      - Если предложение слишком неожиданно, мы подождем. Если неприемлемо, я буду жалеть, что вы не с нами.
      - Не знаю. Нужно подумать, все взвесить. И кое-что узнать о вас. Скажем, цели, сверхзадачу "Чистилища".
      - Наша цель - уничтожение преступности как института. Если вы действительно имеете в виду сверхзадачу, "Стопкрим" задуман как бумеранг в ответ на возведенную в ранг негласного закона вседозволенность чиновников вообще и властных структур в частности. Государственных, коррумпированных сверху донизу, или теневых, мафиозных - не имеет значения.
      - Звучит красиво. - Матвей позволил себе усмехнуться. - Этакий центр по нравственному воспитанию чиновников... с помощью пули и кинжала.
      Тарас оставался невозмутимым.
      - Мы не видим иного пути. Те, кому объявил войну "Стопкрим", давно уже не люди, а человекоподобные монстры с извращенной моралью. У англичан есть пословица: если правила игры не позволяют выигрывать, английские джентльмены меняют правила13. Увещевания и призывы к совести монстров явно не помогают, и мы вынуждены играть по более жестким правилам.
      - Существует еще одна поговорка, - медленно проговорил Матвей, - для других мы создаем правила, для себя - исключения. Как в данном случае сделали вы, присвоив себе право судить и карать.
      - Мы не видим иного пути, - повторил Тарас тихо. - Действия негодяев требуют адекватного ответа. Откройте нам глаза, сообщите методы, столь же действенные, как наш, но не опирающиеся на террор и насилие, и мы пойдем за вами.
      Матвей молчал, разглядывая цветочный узор на тарелке. Когда он поднял глаза, Тараса рядом не было. Он исчез бесшумно, как привидение. Впрочем, Матвей не особенно удивлялся, он чувствовал, что разговор не окончен. Одно только мучило: очень хотелось выяснить секрет Горшина, эзотерика, человека Круга, способного исчезать, подобно бесплотному духу. Да и узнать заодно, что такое Круг в натуре. У Успенского Внутренний круг описан, так сказать, теоретически, а тут он, похоже, реализован на практике и столь же реален, как мафия.
      Пообедав, Матвей позвонил из автомата по "четырем нулям", сообщил, что "ключ скоро будет готов", и отправился домой, где до пяти часов регулировал персональный комп с радиовыходом на компьютерную сеть Федеральной службы контрразведки. Убедившись, что коды подключения действуют, Соболев дал компу задание найти в памяти всех подконтрольных КР-сетей сведения о Тарасе Горшине и поспешил к филфаку на машине Ильи, даже не подумав уведомить его о своем решении оставить авто у себя.
      Кристина появилась с группой сокурсников, раскрасневшаяся, юная, свежая, удивительно милая, с трудом отбилась от желающих сопровождать ее "хоть на край света" и подбежала к Матвею, который ждал ее на скамейке под липой. Взгляды, которыми их проводили ребята из группы Кристины, были весьма красноречивы, и Матвей решил больше не "засвечиваться" перед этой компанией, обладавшей хорошей молодой и ревнивой памятью. Он знал, чем может грозить ганфайтеру-перехватчику случайная встреча с нежелательными знакомыми, не в смысле страха за собственную шкуру, а в смысле срыва даже особо тщательно разработанной операции. Не отреагировал он и на громко высказанное им вслед пожелание курчавого Ромео - Жоржа "не гулять допоздна, а то всякое может случиться".
      - Ну и студенты пошли, - улыбнулся Матвей, распахивая дверцу машины и усаживая девушку. - В мое время филологи были поинтеллигентней.
      - Чем сосуд заполнен, то из него и льется, - засмеялась Кристина - Он сын какой-то шишки из Федерального собрания, вот и считает, что ему все дозволено. Лезет и лезет с предложениями и советами, надоел уже.
      - Красивый парень и развит неплохо.
      - Вот-вот, уже демонстрировал свои мускулы. Но мне не нравятся ребята, которые мало думают и много себе позволяют. Жоржик вообще человек действия, даже удивительно, что он пошел на филологический, абсолютно не престижный
      - Я другого мнения. Кто не умеет действовать, тот не умеет и думать.
      - Смотря как действовать. А насчет думать - послушали бы вы его безапелляционные суждения о классиках. Если все мысли Жоржа перевести на деньги, то не хватит и на "Снпикерс". Итак, куда мы едем?
      - Можем поехать в кафе "Русский купец" на Остоженке. Я в нем не был еще, говорят, кухня там неплохая. А если не боишься, поехали ко мне домой. У меня хороший бар, чай, кофе и видике набором кассет.
      Кристина подумала, потом мотнула головой, чему-то улыбнувшись. Видимо, вспомнила предостережения Жоржа.
      - Не обижайся, но в другой раз. Поехали в "Русский купец", я хочу есть. Надеюсь, ресурсов у тебя хватит? Или ты тоже из купцов?
      Матвей, улыбнувшись в ответ, тронул машину с места.
      Просто не верилось, что когда-нибудь еще выдастся такой вечер. Тихий, спокойный, без конфликтов и шума. Кристина держала себя мило, просто, с поразительной естественностью, хотя и была точна в оценках, и Матвей не раз поражатся ее созвучным с его представлениям о литературе и суждениям о жизни, а ведь ей толькотолько исполнилось восемнадцать.
      Танцевали они всего два раза, а потом лишь слушали музыку и говорили, говорили обо всем, что приходило в голову, чувствуя себя свободно и не стремясь во что бы то ни стало вести светский разговор.
      Кристину Матвей тоже поразил однажды, хотя впоследствии и пожалел об этом; эффекты он не любил, хорошо помня наставления учителя-тренера о том, что мастер должен применять технику владения телом и предметами быта незаметно, без излишней бравады и показухи. А случилось это так: официант принес пиццу, забыв ножи, и, пока он ходил за ними, Матвей разрезал ароматно дымящуюся лепешку на четыре части с помощью новой тысячерублевой банкноты. Как он это сделал, Кристина не заметила, весь трюк заключался в скорости движения тонкого листика бумаги, но Матвей не стал ей ничего объяснять и перевел разговор на другую тему.
      Заговорили о гадании на картах, по звездам, по китайской Книге Перемен и другими способами, перешли на психику восприятия прогнозов. Неожиданно для себя самого Матвей признался девушке, что видит странные сны, и даже рассказал несколько последних. Кристина - она разрешила называть себя Крис, как звали родители, или Христа, как звала бабушка, полька по происхождению, - живо заинтересовалась этой темой, потомучто многое читала о сновидениях и их толковании. Но истолковать сны Соболева сразу не смогла и пообещала покопаться в литературе.
      - Все это так интересно, - заключила она, задумчиво поглядывая то в зал, на танцующих, то на лицо Матвея, севшего таким образом, чтобы тень от кадки с фикусом падала на него. - Удивительно, что ты помнишь свои сны. Обычно они не запоминаются, бледнеют и к утру исчезают. Может быть, ты какой-нибудь скрытый буддист или пророк? Или просто пришелец и с тобой хотят таким способом связаться соотечественники-инопланетяне?
      Матвей только улыбнулся в ответ, но не мог сам ому себе не признаться, что хотел бы выяснить, что в действительности с ним происходит.
      Кристину он отвез к общежитию в двенадцатом часу ночи, дождался прощального взмаха руки с балкона восьмого этажа и поехал домой. Спал он как убитый, в одной позе, без сновидений. А наутро, после обязательного часового тренинга, отправился к Илье Муромцу за своей машиной.
      Автомастерскую Ильи он нашел в плачевном состоянии: ворота сорваны, будто сквозь них проехал танк, гараж внутри разгромлен, как после нападения разъяренных слонов, "линкольн", который ремонтировал Илья, превратился в груду металлолома, и лишь машина Матвея, стоявшая в закутке, за стеллажами с инструментом и деталями, осталась цела и невредима.
      В мастерской копался хмурый молодой парнишка, помощник Ильи, собирал мусор, осколки, разбитую мебель, подметал пол.
      - Что произошло? - тихо спросил Матвей, сжимаясь от нехорошего предчувствия.
      Парень глянул на него исподлобья, продолжая заниматься делом, потом, видимо, вспомнил:
      - Это ваш аппарат, что ли?
      - Мой.
      - Вот ключи. - Он достал из кармана ключи от "таврии". - Мы его сделали, можете забирать. Не хуже, чем у Джеймса Бонда. Движок с форсажем, дает под двести, подвеска усилена, бак увеличен, берет под шестьдесят, заднее стекло бронеплекс. Что еще?
      - Достаточно, - улыбнулся Матвей. - С хозяином я сам рассчитаюсь. Где он? И что тут у вас стряслось? Потолок рухнул?
      Парень вытер лицо ладонью, но лишь размазал грязь. Сказал нехотя.
      - Банда наехала. Милиция только перед вами убралась. А Илья в больнице, подстрелили его.
      - Что?!
      Помощник Ильи снова принялся за уборку, проигнорировав вопрос. Буркнул под нос.
      - Живой он, пуля прошла бок навылет, порвала подвздошную сумку, а вторая застряла в ноге.
      - Стреляли из автомата?
      - Нет, из какого-то "волка". Я слышал разговор инспектора со следователем.
      Матвей присвистнул про себя, пистолет-пулемет "волк" был последней разработкой завода "Арсенал", и именно утечка "волков" со склада "Арсенала" и была первым заданием Соболева, полученным от Ивакина. Как странно все переплелось в этом не самом лучшем из миров!
      - Где он лежит?
      - У Склифосовского. Только вас не пустят, он без сознания, моя сестра только что оттуда приехала.
      - Как это произошло?
      Парень распрямился.
      - Да как - вошли и...
      По его словам вырисовывалась такая картина давешняя команда рэкетиров, которой Илья дважды дал отлуп, вломилась в мастерскую в начале седьмого утра, когда там был только Муромец: вставал он рано. Бандиты начали громить мастерскую, бить оборудование, машины, а когда вмешался Илья, раскидав "крутых" громил, кто-то из них достал с перепугу "пушку".
      - И что по этому поводу заявила доблестная милиция?
      - Да ничего. - Парень помрачнел еще больше. - Дохлое, мол, дело. Я им говорю: они же весь квартал держат, разъезжают на "маздах" и "тойотах", все их знают...
      - Ну и что?
      Парень безнадежно махнул рукой:
      - Все они повязаны. Если не запутаны, так куплены.
      - Что ж, понятно. Бывай.
      Матвей сел в "таврию", опробовал двигатель и выехал из гаража. В клинику "Скорой помощи" Склифосовского он прибыл через сорок минут, ухитрившись ни разу не "засветиться" перед ГАИ, хотя мчал под сто и больше.
      Илью уже прооперировали, и он пришел в себя. Матвею удалось уговорить медперсонал дать ему халат и пропустить в палату к раненому.
      Выглядел Муромец чуть бледнее обычного, под глазами залегли тени, однако во взгляде не было ни страха, ни злости, только сожаление и недоумение. Увидев Матвея, он так обрадовался, что едва не опрокинул капельницу:
      - Ты?! Взял аппарат? Я там его немного усовершенствовал, и теперь он не хуже, чем у Джеймса Бонда, только что пушек в капоте не хватает.
      - Лежи... знаю. - Матвей выгрузил из сумки пакет с яблоками и пять бутылок кефира. - Кто это был?
      По лицу Ильи пробежала тень, сжались и разжались громадные кулаки.
      - Да ты их видел, команда Белого. Я до них еще доберусь, не вмешивайся в мои дела.
      - Ты его знаешь лично?
      - Знаю, он то ли чеченец, то ли ингуш, в общем, оттуда. Но у него все схвачено, везде приятели, в том числе и в милиции. Вряд ли его станут ловить выкрутится.
      Матвей кивнул.
      - Ладно, выздоравливай. Меня пустили на минуту, приеду завтра, привезу чего-нибудь вкусненького.
      - Сигареты не забудь, а то мои отобрали.
      - А можно?
      Илья улыбнулся - через силу, глаза его помутнели, видимо, боль была нестерпима.
      Появилась медсестра, глянула на посетителя.
      - Уходите, ему плохо.
      Еще некоторое время Матвей смотрел на беспомощное тело Ильи Муромца, потом вышел. Уже в машине он принял решение.
      ПРАВОЗАЩИТА
      Шел десятый час утра, когда Матвей начал свой поиск.
      До этого он минут двадцать сидел на вкопанной шине на школьном стадионе и наблюдал за тщетными потугами пожилого учителя физкультуры втолковать детям азы спортивного многоборья. Школьников - третьего-четвертого класса, судя по их поведению, - было девятнадцать, семь ребят и двенадцать девочек, и всем им явно не хотелось куда-то бежать, прыгать, метать палки и вообще подчиняться достаточно равнодушным командам учителя. А тот явно не любил свою работу, погоду, детей и, наверное, людей вообще. Если бы он любил хотя бы работу, постарался бы заинтересовать ребят, превратить весь процесс в игру, увлечь ею школьников, но делать этого он не умел. Он кричал, грозил всевозможными карами, выгонял мальчишек, хватал их за руки и плечи, загонял в строй, ругался и проклинал всех и вся. И Матвей с грустью сделал вывод, что после этих занятий у мальчишек и девчонок сохранится стойкий иммунитет неприятия физкультуры как таковой вообще и спорта в частности.
      Еще раньше, до появления на стадионе, Матвей изменил внешность: приклеил усы и дополнительные брови, а также родинку под носом, надел очки, с виду выпуклые, от близорукости, с помошью лака изменил прическу. Оделся он тоже сообразно расчету в балахонообразную рубашку и брюки "с видом на Фудзи", то есть достаточно провинциального вида. Зато кроссовки у него были фирмы "Рибок", облегающие ногу, легкие и прочные.
      Коммерческие киоски открывались в девять утра, и Матвей начал обход их на улице, где располагалась мастерская Ильи, с самого непрезентабельного, со стандартным "джентльменским" набором, водка, вино, пиво, сигареты, аудиокассеты. Рассчитаны такие киоски были, пожалуй, лишь на оголтелый консумеризм14 "крутых" парней, не знающих, куда девать деньги, либо служили прикрытием для отмывания денег местной мафии.
      Продавец - сонная и тощая девица в черных лосинах и майке - на вопрос, знает ли она Белого, лишь длинно глянула на Матвея, продолжая курить. Ее напарник, возившийся в углу, покосился на спрашивающего, но тоже промолчал, и Соболев поплелся дальше. Машину он оставил во дворе дома, располагавшегося неподалеку от ресторана "Маяк"
      Второй киоск был сродни первому, и Матвею ответили, что ни Белого, ни Черного, ни Бежевого не знают. Зато третий - красивый павильон с витриной, заставленной бутылками престюкных ликеров и вин, торговавший, кроме того, обувью, мехами и куртками, - оказался владением таинственного Белого.
      Во-первых, Матвей обратил внимание на перстень в форме человеческого черепа на пальце одного из киоскеров - огромного небритого детины с бородой и усами запорожца. Точно такие перстни носили "крепкие" ребятки, приходившие к Илье разбираться во время визита к нему Соболева. Во-вторых, после вопроса Матвея ребята - их было трое - сразу насторожились, и атмосфера в павильоне буквально "зазвенела" - Матвей остро чувствовал любое изменение психологической обстановки.
      - Вали отсюда, очкарик, - прохрипел рыжий молодец, вскрывая банку пива. Не знаем мы никакого Белого.
      - А чо грубишь? - укоризненно спросил Матвей тонким голосом. - Может, я хочу у него кое-что купить.
      - Вали, вали, я сказал. Глухой, что ли? Или хромой на голову?
      Матвей опечалился:
      - Ну вот, опять убеждаюсь в том. что обезьяна произошла от одичавшего человека. Не от тебя ли?
      - Ах ты козел! - Бородатый плеснул пивом в окно выдачи товара, но промахнулся. - Ник, выйди поговори с интеллигентом.
      Из павильона вышел Ник - мосластый и губастый, в пластмассовой кепке и в черной майке и шортах. Ни сказать, ни сделать он ничего не успел Матвей, владевший приемами варма-калаи15 в совершенстве, точным щелчком поразил парня галькой в солнечное сплетение с расстояния в два метра и спокойно прошел милю согнувшегося киоскера в раскрытую дверь павильона. Щелчком в лоб он отключил второго продавца и сказал вскочившему буйволовидному детине:
      - Так ты скажешь, где контора Белого?
      - Ах ты сука по... - Детина не закончил, так как ноги у него внезапно ослабли, подкосились и он вынужден был сесть на ящик из-под обуви.
      - Не повезло тебе, - сочувственно сказал Матвей. - Если я равнодушен к дуракам, то очень не люблю хамов. Же не компранпа?
      - А? - раскрыл пасть бородатый, икнув. - Чо?
      - Ничо, шутю я. Не компран ты, гляжу. Говорить будешь или начнем копать яму?
      В киоск ворвался опомнившийся мосластый продавец в черной майке. Пришлось Матвею аккуратно уложить его лицом вниз на пол гибким змеиным движением айкидока, пропускающего удар. Наступив ногой ему на спину, он продолжал невозмутимо.
      - Вся твоя беда в том, что ты любишь атрибутику власти. - Матвей кивнул на перстень. - Это знак секты Белого, не так ли? Где его контора, малыш?
      - Давыдковская, двадцать пять "а", второй этаж.
      - Отлично, быстро умнеешь. Одолжи-ка перстень. Умница. А теперь полежи немного, отдохни от трудов праведных. Адью, мон шер, береги здоровье, не пей много пива.
      Матвей вышел из павильона, врезав дверью третьему киоскеру так, что тот взвыл, схватившись за нос.
      Преследовать его не стали.
      Через десять минут он подъехал к зданию на улице Давыдковской, бывшему институту повышения квалификации, отремонтированному и выкупленному у муниципальных властей коммерческими структурами. Второй этаж здания занимала "Независимая федерация кикбоксинга", официальное прикрытие фирмы рэкетиров, как сразу понял Матвей. И вспомнил газетную заметку годичной давности о фирме "деликатного рэкета" в Рязани. Фирма систематически выставляла липовые счета разным коммерческим организациям за банкеты, которых на самом деле не было, за транспортные и другие услуги, и те платили, беспрекословно перечисляя деньги на счет фирмы. Потому что знали - лучше откупиться какой-то определенной суммой, чем потерять все или вообще сыграть в ящик. Вероятно, здесь, в этом районе Москвы, завелась дочерняя организация фирмы, создав "федерацию", которая под видом охраны и предоставления услуг вымогала дань. Не глупо. Весьма эффективный способ заработать деньги, ничего не делая. Если не считать делом мордобои как меру воздействия на строптивых клиентов вроде Ильи.
      Собираясь войти как обычный посетитель, Матвей вдруг поймал спиной чей-то быстрый, но острый и прицеливающийся взгляд. Ощущение было такое, будто спины коснулся кусок льда. Взгляд тут же пропал, словно его выключили, но Соболев был почти уверен, что за ним ведут слежку, причем профессионалы очень высокого класса. Но не из команды Белого. Что ж, посмотрим, кто это, чуть позже, после разговора.
      Матвей обошел второй этаж с извинениями: ох, извините... простите... кажется, я не туда, прошу прощения, осмотрев почти все комнаты, спортзалы целых три, офисы, кабинеты, входы и выходы, и наконец вышел на офис босса, располагавшийся за красивой дверью, скорее всего металлической. Двери предшествовала приемная, в которой сидели две девицы с бесподобными ногами гимнасток и хорошо развитыми плечами. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять, они не просто красивые девушки, занимающиеся шейпингом, они профессионалки рукопашного боя. Матвей знал несколько женских школ, обучающих девушек разным системам боевых искусств, но лишь немногие там овладевали искусством рукопашного боя в степени, достаточной для практического применения. Эти - обе секретарши - владели.
      Матвей отвесил рицурэй - церемониальный поклон стоя, применяемый японскими мастерами, внимательно наблюдая за реакцией дам, но те продолжали разговаривать, лишь однажды кинув на посетителя взгляд. Очевидно, занимались они жестким кэмпо без соблюдения традиций. Реагировать же, по их мнению, было не на кого, вошел обыкновенный очкарик, далеко не амбал, что он может? Только просить. И Матвей извиняющимся тоном попросил:
      - К начальнику можно?
      Табличку на двери с надписью: "Булат Дадоев, президент федерации" - он прочитал с порога.
      - Занят, - ответила одна из девиц, блондинка с высокой грудью и скуластым миловидным личиком. - Вам назначено?
      - Нет, но, если вы покажете ему вот это, - Матвей протянул девице перстень в форме черепа, - он примет. Посоветоваться нужно.
      На пальцах секретарш, как заметил Соболев, не было ни колец, ни перстней, зато в ушах подрагивали сережки в виде лошадиных черепов. Видимо, черепа служили здесь "символами касты", отличительными знаками принадлежности к сильным мира сего.
      - Чокнутый, - отозвалась вторая секретарша, тоже блондинка, но платиновая, крашеная, с густо напомаженными губами. Дотянулась до селектора и нажала клавишу.
      - Булат Шаймиевич, к вам посетитель.
      - В шею, - ответил селектор незамедлительно.
      - У него интересный перстенек, но он не из штата. С виду учитель или клерк, безоружен.
      - Хорошо. - проворчал селектор, - пусть зайдет через минуту.
      Матвей выразил жестом благодарность, выждал две минуты и зашел в кабинет "президента федерации".
      Кабинет поразил его не роскошным австрийским деловым гарнитуром для офисов "Мадлен", не аквариумом с угрями во всю стену и даже не видеосистемой "Касио" с плоским двухметровым экраном, а формой стола и кресел - в виде гигантских человеческих кулаков. Президент выглядывал из кулака-стола как большой его палец или скорее кукиш, и Матвей сразу понял, за что ему дали прозвище Белый.
      Дадоев, одетый в отлично сшитый летний костюм, был, конечно, смугл, усат и красив, как истинный кавказец, но волосы имел совершенно седые, несмотря на молодость. Едва ли он был старше Соболева. У него в кабинете находился гость тот самый "крутой" парень в кожаном костюме, который приходил к Илье разбираться в момент визита Матвея. Матвея он не узнал, это было видно по его равнодушно-пустому взгляду.
      - Ну? - бросил Дадоев, оценивающе глянув на посетителя, но сесть не предложил.
      Матвей приблизился к столу-кулаку и сказал тихим невыразительным голосом, глядя на тонкую ниточку усов президента:
      - Белый, сегодня утром твои солдатики подстрелили авгослесаря на улице Артамонова. Если вы от него не отстанете, я положу всю твою кодлу и тебя сверху. Понял? Это первое. Второе: кто стрелял? Имя, адрес.
      Кожаный переросток и "президент федерации" обменялись взглядами. Молодой заржал. Дадоев тоже засмеялся:
      - Это все? По-моему, он болен, а, Чарли? Может быть, вызвать "скорую"?
      - Крыша поехала, это точно, - отсмеявшись, согласился кожаный Чарли, сыто глянув на Матвея. - А по фейсу не хочешь, очкарик? Или ты супермен? Что-то незаметно. Иди отоспись, а то схлопочешь, если не перестанешь задавать дурацкие вопросы.
      - Ты забыл сказать: "На ноль помножу", - не повышая тона, добавил Матвей. - Сопляк и хам. Повторить вопрос?
      Дадоев перестал улыбаться, нахмурил густые брови.
      - Выведи его, Чарли. Лучше через первый зал, пусть ребята потренируются немножко, как на манекене.
      Кожаный лениво встал, но ударил быстро, заученно - в живот прямой ногой и в голову с поворотом. Только Матвея на прежнем месте не оказалось, и мускулистый Чарли из поворота не вышел, врезался головой в стену и затих, потому что пушенный Соболевым голыш поймал его в прыжке. Вторым броском Матвей поразил локоть Дадоева, протянувшего руку к селектору.
      - Сиди тихо, Белый! Я ведь не шучу.
      "Президент федерации" потер локоть, однако страха на его лице не было, только удивление, досада и любопытство.
      - Ты случайно не из "Чистилища", борец за справедливость?
      - Из него, - с запинкой кивнул Матвей, сообразив, что это хорошее прикрытие.
      - Один, без подстраховки?! Да тебя уложит любая из моих герл, не говоря об охране.
      - Имя, адрес.
      - Это был он. - "Президент федерации" кивнул на застывшего кожаного. Перестарался парень - с кем не бывает. Но ведь ты не выйдешь отсюда, герой, неужели не понимаешь? - Дадоев заулыбался, взял со стола лезвие бритвы, подбросил, поймал. - Человеку так мало надо. Один молодой мужик вроде тебя недавно проглотил бритву и умер.
      - Я знаю еще более страшный случай. Один чиновник вроде тебя захлебнулся собственной слюной во время сна.
      - Понятно. - Дадоев поскучнел. - Берите его, девочки.
      В то же мгновение в кабинет вошли три девицы, две - знакомые "герлы"-секретарши, третья - великолепно развитая брюнетка с роскошными волосами. Видимо, президент все-таки успел включить селектор либо знал секрет связи с охраной.
      Тут же все и выяснилось.
      - Они тебя сразу раскусили, - расслабился Дадоев, пригладил ниточку усов. - И предупредили. Так что, господин "чистильщик", ты избрал худшую из дорог. Кстати, а кто он тебе, этот Илья Шимук, автослесарь? Брат, сват, шурин, свояк? Или просто так?
      Матвей не ответил, привычно вгоняя себя в фазу концентрации турийи. Он уже видел, что уйти без боя не удастся, и удивился открытию, за Белым, то есть "президентом Независимой федерации кикбоксинга", явно стояли какие-то очень мощные силы, а не ученики-боксеры муай тай и каратисты. Слишком просто сюда войти и слишком сложно выйти. А это почерк спецкоманд, а не школ единоборств.
      Матвей прикинул возможности. У Дадоева в столе наверняка лежит пистолет, а то и что-нибудь похлеще, но он расслаблен и в первой фазе не страшен. Кожаного Чарли тоже можно не брать в расчет, придет в себя не скоро. Оставались девицы, вооруженные специальными туфлями с металлическими каблуками и носками. Одна из них, брюнетка, кроме того, держала в руке короткую толстую витую плеть из кожи и проволоки. Как говорится, тикара курабэ16 не в его пользу, но разве когда-нибудь было наоборот?
      Он начат первым, потому что хорошо чувствовал обстановку: у него в запасе оставалось не больше минуты, пока не отреагировали скрытые защитные системы "федерации", а тогда выбраться из опасного гнезда, в какое он попал, не ведая того, будет и вовсе проблематично.
      Девицы хорошо знали приемы типа суй-но ката и хиккими17, то есть имели неплохую базу японских видов борьбы, хотя и работали без соблюдения стилей тигра, дракона, журавля и так далее. Но даже против айкидока их техники не хватало, не говоря уже о ганфайтерах, чье боевое искусство было полностью рефлекторным. Матвей же владел не только японским кэмпо, но и тайским боксом, и индийскими видами борьбы, а главное, русским стилем, впитавшим в себя достижения всех лучших мировых школ боевых искусств.
      Ему хватило двух десятков секунд, чтобы обездвижить агрессивно настроенных "герл" и их предводительницу с плетью, а потом закончить разговор с Белым. У того была хорошая реакция, и он почти успел вытащить из стола пистолет-пулемет "волк", о котором, кстати, шла речь в задании Ивакина, однако Матвей опередил его. Сказал, пригнувшись и прислушиваясь к звукам в приемной:
      - Мухи против ветра не летают, Белый. До встречи.
      В приемной сидел здоровяк с бритыми висками и затылком, и Соболев присоединил его к "битой компании", решив не рисковать выстрелом в спину. Здоровяк отключился, ничего не успев сообразить.
      В коридоре никто гостя не ждал, лишь при выходе из здания Матвею преградили путь трое молодых ребят в черных сампанах. Но поскольку и они не ожидали встретить ганфайтера, то Матвей боя не принял, проскользнув мимо в танце ма-ай18. Выбежав на улицу, рванул за угол, во двор здания, маскируясь кустами, и вовремя: вслед ему затрещали выстрелы. А в переулке за дощатой будкой строителей кто-то легонько стукнул пальцем ему по плечу. Матвей ударил вслепую, не попал и оглянулся. Это был Тарас Горшин.
      - За мной, быстро, у меня машина, - шепнул тот, приложив палец к губам, и кивнул на старый, видавший виды "москвич". Не раздумывая, Соболев метнулся за ним. Спустя минуту они были далеко от здания "Независимой федерации кикбоксинга". Мотор у "москвича", как и у соболевской "таврии", был специально форсирован, и машина не шла - летела, словно ракета, мощно и плавно, разве что менее шумно.
      Горшин, в своем неизменном белом костюме, молчал, пока они не отмахали пол-Москвы, остановил машину в Кузьминках, откинулся на сиденье, закинув руки за голову.
      - Зря вы ввязались в это дело. Рано или поздно эти парни вас вычислят.
      - Я не боюсь.
      - Не в страхе дело. Ведь когда к вам придут боевики Белого, вы начнете сопротивляться, не так ли? А это означает, что вас определят как ганфайтера.
      - В таком случае, я не буду сопротивляться, - подумав, сказал Матвей.
      - Тогда вас убьют. Вы хоть представляете, кого хотели наказать за своего друга?
      Матвей заставил себя расслабиться, хотя его неприятно поразила осведомленность "чистильщика", помолчал.
      - Это вас я засек перед тем, как войти туда?
      В глазах Тараса зажегся и погас огонек, в голосе прозвучало не столько уважение, сколько удивление:
      - Засечь меня трудно даже ганфайтеру... если вообще возможно. Но коль это так, ты далеко пойдешь, капитан. Так вот, организация, в штаб которой ты проник - отдаю должное смелости и порицаю за нерасчетливость, - называется батальон спецназа "Щит", подчиняющийся лично начальнику Управления "Т" Федеральной службы контрразведки генералу Ельшину.
      Матвей недоверчиво глянул на Горшина. Конечно, он знал, что подразделялась ФСК на четыре управления. "К" - собственно контрразведка, "И" информационно-аналитическое, "КК" - Управление по борьбе с коррупцией и контрабандой наркотиков и "Т" - Управление по борьбе с терроризмом и охране правительства. Но Матвей изумлялся не тому обстоятельству, что случайно влез военное гнездо "Щита", а пересечению интересов. Выполнять задание Ивакина "прощупать этот самый "Щит" - он собирался позднее, и надо же - попал туда, даже не подозревая об этом!
      - Вообще-то я искал Белого, вожака рэкетиров. Там был их президент, седой такой, Дадоев Булат, я думат, он.
      - Белый у них - псевдокомбат майора Шмеля Юрия Степановича, так вот, он альбинос, потому и Белый. А Дадоев - зиц-председатель, хотя его солдатики действительно занимаются рэкетом.
      Матвей пошипел сквозь зубы. Подумав, отклеил усы, снял очки и взъерошил волосы, приняв свой естественный облик
      - Зачем вы следили за мной?
      - Я не следил, просто появился в нужный момент в нужном месте.
      - Зачем?
      - Чтобы предложить дело. "Фискалы" взяли одного нашего работника, его надо освободить.
      Матвей хмыкнул.
      - Что же это он позволил себя захватить?
      - Его подставили. Люди есть люди, и некоторым "чистильщикам" тоже не чуждо все человеческое, особенно недостатки: зависть, корыстолюбие, властолюбие, злоба. Итак, ваше слово.
      - Согласен, - угрюмо сказал Матвей.
      Координационная коллегия подразделений Министерства внутренних дел Главного управления, МУРа, милиции, ОМОНа, отдела по борьбе с организованной преступностью, Управления по охране общественного порядка - заседала не на Огарева, а в новом двенадцатиэтажном здании ГУВД на Берсеневской набережной.
      Началась она с доклада о криминогенной обстановке, подкрепленного статистическими данными и примерами. Примеры потрясли, и даже самообладание видавших виды оперативников, попривыкших по роду деятельности к ужасам и крови, было поколеблено.
      То, что к лету с начала года число убийств возросло на сорок два процента, никого не удивило, но то, что убийства стали массовыми, говорило о самой настоящей войне преступников с органами правопорядка и мирным населением. Заместитель генерального прокурора, присутствующий на коллегии, привел такой пример: банда подонков проиграла другой банде сто (!) девушек и начала убивать всех, кого могла найти в пределах своей "рабочей зоны", предварительно их насилуя. Лишь после восьмой жертвы удалось напасть на след банды и взять троих ее членов... которые сутки спустя были убиты в следственном изоляторе неизвестными лицами. Скорее всего, это поработал "Стопкрим", пресловутое "Чистилище", о котором заговорили в полный голос все газеты, теле и радиовещание.
      Затем привел примеры замминистра МВД генерал Стешин. Когда зачитывались цифры - сколько совершено преступлений и сколько раскрыто, сколько оружия и какого изъято у преступников, - зал молчал, но стоило Стешину коснуться серии заказных убийств руководителей коммерческих структур, как собравшиеся зашумели. Все знали, чем это закончилось. В дело снова вмешался "Стопкрим", и убийцы получили "вышки" без суда и следствия. Их нашли и уничтожили всех до единого. Как нашли, осталось неизвестным.
      И, наконец, шум в зале возник еще раз после сообщения о том, что "Чистилище" занялось прокуратурой, предъявив обвинения в коррупции хорошо известным лицам. Не было сомнения, что на угрозах "Стопкрим" не остановится, он уже доказал свою решительность, жестокость и профессионализм.
      - Конечно, деятельность "Чистилища" незаконна, никто не вправе вершить самосуд, - подвел итоги Стешин. - Однако то, что оно пользуется поддержкой населения, факт. Мы как органы правосудия не просто уязвлены, мы поставлены перед проблемой: как организовать дело таким образом, чтобы работать лучше, но при этом не нарушать закон.
      - Не правильнее ли было бы пресечь деятельность этого... хм... "Чистилища", - проворчал советник юстиции, сидевший в президиуме.
      Стешин услышал его, обернулся:
      - МУР занимается им уже год, а результаты почти нулевые.
      - Значит, грош цена тем, кто ими занимается. Поищите работников поопытнее.
      - Но ведь "фискалы"... э-э... сотрудники контрразведки, кажется, взяли одного работника "Чистилища", - проговорил командир бригады ОМОНа. - Есть какая-то информация по этому делу?
      Председатель ФСК покачал головой:
      - К сожалению, ничего определенного сообщить не могу. Этот человек ранен и, естественно, продолжает молчать. После лечения в... э-э... спецклинике мы переведем его в наш... м-м... санаторий и попробуем взять показания.
      - Как видите, и этот единственный успех трудно назвать успехом, - развел руками Стешин. - Итак, коллеги, помимо наших постоянных забот координации требуют и усилий по розыску "Стопкрима". Надеюсь, вы понимаете, что правительство заинтересовано в успехе этого дела, потому что нет сомнений: "Чистилище" замахивается не только на Купол мафии, но и на "купол" высшей власти, что вполне может дестабилизировать и без того сложную обстановку в стране и привести ее к настоящему хаосу.
      Коллегия закончилась разбором конкретных дел и постановкой каждому подразделению оперативных задач, требующих совместных действий. Что касается "Стопкрима", то основную работу по розыску этой организации взял МУР, хотя нашлось что делать и ОМОНу, и Управлению по охране общественного порядка, и Службе информации на базе компьютерного поиска.
      После коллегии в кабинете начальника МУРа генерала Давидского состоялось совещание, на котором присутствовали его зам, полковник Собокий, начальник службы обеспечения полковник Музыка и начальник оперативно-розыскной бригады полковник Синельников, фигура одиозная, известная в узком кругу под прозвищем Скелет. Это был громадный гомункулус с двухметровыми плечами и руками толщиной с ляжку обыкновенного человека, способный ударом кулака разбить сейф. С виду простой, крутой и прямой, как ствол ружья, полковник Синельников был на самом деле отменно умен, ироничен, хваток, профессионально цепок и начитан, за что его и уважали сотрудники МУРа, от сержанта до офицера. А на шутки коллег в свой адрес типа: "Наш Скелет - импозантный мужчина", или: "Как мужчина он неотразим", Синельников не только не обижался, но даже поощрял остроумие подчиненных, зная, как оно разряжает атмосферу и способствует психологической и умственной зарядке.
      - Свои дела разберем после, - начал совещание генерал Давидский. - Давайте подумаем, как будем работать по "Стопкриму". Обычными методами "Чистилище" не взять, их профессионалы посильнее наших.
      - Но одного из них все же взяли, - тенорком проблеял полковник Собокий, чем-то напоминавший актера Льва Дурова.
      - Там не все чисто, - поморщился Синельников. - Во-первых, Ариставу взяли случайно, ждали другую птицу - сбежавшего Лантуха. Во-вторых, Ариставу подставили, причем свои, надо полагать. В-третьих, брали его "бегемоты" из Управления "К", а не "Т", то есть "Руслан", который специализируется на шпионах, а не на террористах. Тут какая-то загадка.
      - Не суть важно.
      - Это не тот ли Аристава - бывший чемпион Грузии по дзюдо? меланхолически спросил Музыка.
      - Тот самый. Работал в Тбилиси, потом в Москве тренером по настольному теннису, он мастер еще и по этому виду спорта. Никто не знал, что он работает на "Чистилище".
      - "Фискалы" знали, если подключили "Руслан". Они его раскрутят, и обойдется без нашего вмешательства.
      - Вряд ли. Я его знаю по одному делу, из него слова не вытянешь.
      - Захочет жить - скажет, - проговорил вечно озабоченный Музыка. - Как говорится, друзей нельзя купить, но можно продать. Пустим в ход психотропные методы допроса. Заговорит.
      Синельников посмотрел на полковника, однако промолчал. Потом через некоторое время сказал угрюмо:
      - И все же мне непонятно, почему Ариставу брал "Руслан", бывшие "крапчатые береты" МБР. Выяснили бы по своим каналам, Семен Вениаминович.
      - Попробую, - буркнул генерал. - Это твое убеждение, Глеб Максимович? Насчет "продать друзей"?
      Музыка пожал круглыми плечами, вытер потное лунообразное лицо с набрякшими веками.
      - У меня нет никаких убеждений. Я реалист - и только.
      - Что ж, отсутствие убеждений - тоже убеждение, хотя мне больше нравится их присутствие. Александр Викторович, у вас есть соображения по "Чистилищу"?
      Синельников набычил круглую голову с ежиком волос, потер затылок, сказал глуховато:
      - Перед коллегией я составил криминал-карту Москвы, так вот, выяснилась любопытная деталь: "Чистилище" оставило следы во всех муниципальных округах, кроме одного - Центрального. Не там ли расположен их теневой центр?
      В кабинете наступило молчание. Тишина прервалась лишь стуком карандаша о столешницу, который по привычке вертел в пальцах генерал.
      - В качестве рабочей версии допустимо, - проблеял Собокий. - Но Центральный округ - это двадцать квадратных километров площади.
      Начальник МУРА кивнул.
      - Никто не собирается искать "Чистилище" с миноискателем. Разработайте ориентировку всем группам и бюро, может, отыщется какой-нибудь реальный след. Хотя уже то необычно, что это район базирования властных госструктур. Не указывает ли данный факт на то, что в руководстве "Стопкрима" сидят птицы высокого полета? Из Федерального собрания, например, или Госдумы, из правительства, наконец? Что у вас еще, Александр Викторович? - заметил жест Синельникова генерал.
      - Есть еще одна зацепка - кадры. Надо бы пройтись по архивам силовых ведомств и выяснить, кто из профессионалов уволен оттуда и по каким причинам. На "Чистилище" можно будет выйти без особых изысков, ведь работников оно набирало не из ангелов - из простых смертных.
      - Хорошая мысль, - меланхолически заметил Музыка. - Я займусь этим вопросом, если позволите. Хотя не думаю, что мы самые умные. "Фискалы", наверное, уже успели в этом вопросе перебежать нам дорогу.
      - Вполне возможно, - снова кивнул генерал. - Но попробовать стоит. За работу, коллеги. Хотя впервые я берусь за работу вопреки желанию. "Чистилище", разумеется - еще раз подчеркиваю, - судом Линча поставило себя вне закона, однако я солидарен с ним по некоторым вопросам. Слишком часто наше правосудие оказывается бессильным против преступников.
      - В общем, дело дрянь, - согласился Музыка. Синельников усмехнулся, осторожно откинувшись на заскрипевшую спинку стула.
      - Пессимист ты, Максимыч.
      - Ты, что ль, оптимист? Поработал бы в органах с мое...
      - Упаси Господи! Здоровья не хватит. Кстати, знаешь разницу между пессимистом и оптимистом? Пессимист говорит: будет хуже, а оптимист - хуже быть не может.
      Начальник МУРа улыбнулся, но тут же стер улыбку с лица и стукнул карандашом по столу:
      - Все свободны.
      ОСВОБОЖДЕНИЕ АРИСТАВЫ
      Сон пришел под утро, как и другие подобные сны. Матвей уже научился предчувствовать - это был именно тот странный сон, который хотелось понять и смысл которого не давался, как Матвей потом ни мучился, пытаясь соотнести его с реальным течением жизни.
      Он увидел гиганта.
      От земли до неба возвышалась его фигура в сияющем золотом плаще, сквозь который иногда просвечивало нечто странное, похожее не на тело, а скорее на кружева паутины или резную листву клена. Ноги великана утопали в траве, а голова в необычном уборе, похожем и на шляпу, и на шлем космонавта одновременно, скрывалась в облаках.
      В одной руке гигант держал факел, из другой сыпался на землю поток серебристой пыли, тающей в воздухе. Факел вычертил какой-то знак, отделившийся текучим пламенем, затем еще один и еще. Каждое движение рук гиганта было исполнено смысла, каждый взмах факела рождал длинный ряд уходящих в небо символов. Но ослепленный Матвей не мог уследить за ними, и знаки таяли, исчезали, унося с собой тайное знание, отчего хотелось плакать и звать кого-то.
      - Взгляни на него повнимательнее, - раздался знакомый по прежним снам женский голос.
      Матвей напряг зрение и заметил, что великан непрерывно меняется. Казалось, бесчисленные толпы людей проходят перед его глазами и исчезают, прежде чем он успевает сообразить, что видит. Вместе с этими людьми брел и сам Матвей, мучась косноязычием, болью, невысказанностью и желанием вырваться из узкого круга рутинного бытия. Он сам и гигант, и карлик, действующее лицо и зритель, он может менять одежды и тела, декорации и миры, видит в себе эту способность, но не знает, каким образом применять свои знания.
      - Стучись, - долетел сожалеющий шепот невидимой спутницы гиганта, - и откроется, спрашивай - и ответят тебе.
      Гигант вдруг нагнулся, глянул на Матвея в упор, и тот узнал то самое лицо, "лицо Будды", отталкивающее и манящее, величественное и простое, безмятежно спокойное и полное огня и силы.
      - Инфарх! - прошептал он и, прежде чем проснуться, услышал изумленно-радостный вздох женщины:
      - Похоже, он узнал вас, мистер...
      Как и всегда после пробуждения, Матвей некоторое время лежал с закрытыми глазами, анализируя сон, эмоции во время сна, а также физическое и психическое состояние. Страх, что он все-таки болен, исчез, он здоров, а сон говорил лишь о том, что в сознание стучится из глубин неосознанной психики какая-то важная информация, "записанная" там на генном уровне. Оставалось ждать, когда она проявится, просочится сквозь барьер внутреннего бытия. Подумав так, Матвей удивился: формулировка возникла сама собой, без участия разума, будто он давно знал, о чем идет речь, хотя ни разу не заглянул в учебники по биологии.
      Открыв глаза, Матвей оглядел спальню и поразился ее аскетизму. Конечно, из Рязани он взял с собой кое-какие личные вещи, придающие уют жилищу, но, во-первых, он никогда не обращал на это особого внимания, просто сейчас наступило время, а во-вторых, истинный уют в квартире может создать только женщина. Единственная и неповторимая. Которой в наличии не имелось. Матвей привык жить по формуле: тот, кто в состоянии пожертвовать всем, может добиться всего. И все-таки чего-то ему в жизни не хватало. Даже не женщины единственной и неповторимой (Матвей улыбнулся), а того комплекса проблем, который обычно с ней связан. Всегда ли он уж так непереносим?
      Зарядка, умывание, бритье и завтрак заняли час с четвертью, причем лишь пятую часть времени - последние три процедуры. В четверть восьмого Матвей уже выходил из квартиры. Предстояло заехать в больницу к Илье, встретиться с Ивакиным и найти Горшина, который должен был ввести его в курс дела и предложить план высвобождения Кости Ариставы, захваченного "фискалами" сотрудниками федеральной контрразведки.
      К стоянке Матвей решил пройти другим путем - через сквер и Малый Бакановский переулок. Времени хватало, и хотелось хоть минуту подышать природой.
      Аллеи и скамейки сквера еще пустовали по причине раннего утра, лишь служитель сквера подметал пятачок возле палатки напитков да спешили по делам полусонные прохожие. Солнце еще не поднялось над крышами домов и вершинами деревьев, сквер был исполосован тенями и напоен ароматами летних трав, хотя рядом, в сотне метров, текла асфальтовая река автомагистрали.
      Свернув с аллеи к выходу из сквера, Матвей наткнулся на тихо плачущего малыша, которому от силы было года два с половиной. В шортиках и маечке, с сандалией в руке, белоголовый, пушистый, как одуванчик, карапуз являл собой трогательное зрелище. Увидев незнакомого дядю, он перестал всхлипывать, распахнул голубые глазищи, полные слез, и сказал обреченно, как взрослый:
      - Вот мама ушла... а я потелялся...
      Матвей рассмеялся, но потом сообразил, что малыш действительно один, наклонился к нему:
      - А куда она пошла, твоя мама?
      Карапуз ткнул ручонкой куда-то в глубину сквера, и Матвей, надев ему сандалию, повел в указанном направлении, по пути выяснив, что того зовут Тиша (Тихон, что ли?), маму Вела (Вера, значит), папу Сележа, а воспитательницу Калелия Юльевна. Однако найти маму не удалось, в сквере ее не было, а искать ее на улицах не имело смысла. Поскольку резерв времени исчерпался, Матвей посовещался с малышом, доверчиво цеплявшимся за его руку, и остановил проходившего мимо милиционера в летней форме, высокого, молодого, хотя уже и с брюшком, и с глазами навыкате.
      - Извините, командир, вот этот пацан потерялся, я его в сквере обнаружил, а мать куда-то зашла, наверное. Не могли бы вы заняться им? У меня, к сожалению, времени нет, опаздываю.
      Сержант нехотя остановился, кинул взгляд на большеглазого карапуза и оглядел Матвея.
      - Документы.
      - Что? - не понял Матвей. - Какие еще документы?
      - Твои. Предъяви документы.
      - Да при чем тут мои документы? Малыш потерялся, надо помочь найти родителей...
      - Давай предъявляй, - с угрозой пробубнил сержант, берясь за дубинку на поясе. - Кто, куда, как здесь оказался.
      - О черт! - Матвей хлопнул себя по бедру, еще раз попытался объяснить свою роль в этом очевидном деле, но потом понял - бесполезно. В голове молодого кретина не было ничего, кроме инструкций, примитивных желаний и жажды власти, и говорить с ним надо было на его языке.
      Матвей железными пальцами сжал запястье милиционера с дубинкой, второй рукой схватил его за грудки, привлек к себе и сказал тихо, но так, что сержант побелел:
      - Послушай, урод! Вали из органов. Сегодня же! Если я еще раз встречу тебя в форме, скормлю "чистильщикам"! Усек?
      Милиционер, сглотнув, дернул головой.
      - Ну и ладушки, - миролюбиво закончил Матвей. - Так не забудь. Придешь на работу - сразу рапорт начальству на стол. Я проверю. - Повернулся к малышу: Пошли, Тихон.
      Через несколько минут Матвей сдал "находку" в ближайшее отделение милиции и до стоянки добрался уже без приключений. Думал он о том, что до сих пор в милицию идут зачастую те, кто не нашел себя в жизни: отщепенцы, дуболомы, идиоты, эгоисты, властолюбцы и бандиты, не желающие работать. Иначе трудно объяснить причины постоянного роста преступности. Такие, как этот сержант, с позволения сказать, "блюстители порядка" наверняка живут с подачек рэкетирствующих банд, коммерческих структур и мафии, закрывая глаза в нужное время и в нужном месте на бесчинства хулиганья, прямое воровство и многое другое.
      Илья чувствовал себя лучше, хотя до полного выздоровления ему предстояло пролежать в больнице не меньше двух недель. Матвей не стал ему рассказывать о своей попытке отвадить команду Белого, но в душе твердо решил добиться своего. Надо было лишь соответствующим образом подготовиться и поработать с информацией. Об отряде "Щит" он до задания Ивакина ничего не слышал, но подобные формирования явно попирали закон, как и отряды фашистского толка, нацлегионы, чернорубашечники и воинствующие секты сатанистов. "Независимой федерацией кикбоксинга" следовало заняться всерьез.
      Матвей остановил машину за хозяйственным магазином на Булгаковской и вернулся. Несколько минут он вслушивался в мир вокруг, сконцентрировавшись на локации возможной опасности, но все было спокойно. Темных облаков и угрюмых непрослушиваемых зон, по которым он определял наличие факторов, угрожающих жизни, этот квартал не таил. Тогда Матвей вошел в арку дома напротив хозмага и во дворе под липами увидел белый "рафик" с матовыми стеклами по бортам. За рулем сидел какой-то бородатый тип и читал газету. Увидев Соболева, он выбросил газету в окно, и Матвей повернул к "рафику": машина ждала его.
      Горшин, как и было условлено, сидел в салоне микроавтобуса - в строгом сером костюме, белой рубашке с галстуком и летних туфлях. В этом наряде его можно было принять не то за директора банка, не то за агента спецслужб. Сжав как клещами руку Матвея, он окинул его взглядом и кивнул на стопку одежды на сиденье:
      - Переодевайтесь.
      - Зачем?
      - Едем вызволять Ариставу.
      Матвей едва удержался от возгласа удивления, недоверчиво глянул в безмятежное лицо Тараса, хотел выразить сомнение в целесообразности столь нахальной операции (днем?! на глазах врачей и двух десятков охранников?), но поймал сверлящий взгляд Горшина, насмешливый, ироничный, полный уверенности в себе, и стал молча переодеваться в точно такой же костюм, что и на "чистильщике".
      "Рафик" тронулся с места, выехал со двора и влился в транспортный поток улицы.
      - Костю держат на Большой Потемкинской, в Первой спецтравматологии, принадлежащей ФСК, - сообщил Тарас, достал из сумки какие-то карты, сунул Матвею. - Это план здания, фото и схема охраны. В вашем распоряжении четверть часа. Справитесь?
      Матвей взял пачку листов, принялся изучать. Вопрос задал лишь один:
      - Кто еще участвует в операции?
      - Я и водитель, - ответил Горшин, ожидая реакции Матвея, но поскольку тот оставался невозмутимым, добавил: - Существует теория увеличения результативности при увеличении риска, я ее проверил на практике.
      Вскоре машина остановилась.
      - Приехали. Вы готовы?
      Матвей сложил фотографии, схемы и планы в стопку, подровнял и вдруг мгновенным ударом указательного пальца пронзил всю стопку насквозь.
      - Пошли. Силой эту больницу все равно не взять, так что ваш расчет на внезапность и наглость может сработать.
      - Существует поговорка: сила - пропуск для входа, ум - для выхода. Применительно к нашим условиям она будет звучать так: ум - пропуск для входа, сила и ум - для выхода, и все это с изрядной долей наглости. Объяснять ганфайтеру, что следует делать в той или иной ситуации, не требуется?
      Матвей не ответил и стал вылезать из "рафика".
      Центр спецтравматологии представлял собой с виду небольшое двухэтажное здание в форме буквы П, окруженное парком и забором из металлической сетки. Забор не находился под напряжением, но представлял собой хитроумный колебательный контур, к которому подсоединялся измерительный комплекс, способный по изменению емкости контура определить, в каком месте и какое подошло к забору живое существо. Основной же объем центра прятался под землей - еще целых пять этажей с операционными, лабораториями, палатами, манипуляционными кабинетами, медицинским компьютерным комплексом.
      Горшин подошел к закрытым воротам, вставил в белый ящичек слева какой-то стержень, и ворота стали медленно открываться.
      - Заезжай, - махнул рукой Тарас. "Рафик" въехал в ворота и покатил по аллее к левому крылу здания.
      - А мы через центральный.
      Охраны нигде не было видно, но Матвей чувствовал, что за ними следят. Где-то в зарослях прятались телекамеры, а может быть, и скрытые посты.
      Двери центрального входа, не приспособленные для вноса пациентов, были открыты, но за вертушкой посетителей ждал детектор, кодированный автомат пропуска и охранник в серой униформе с кобурой пистолета на боку. Второй выглядывал из окошка будки допуска.
      Горшин вставил в автомат плоскую пластинку, и вертушка провернулась, пропуская гостей. Охраннику Горшин показал красное удостоверение с золотым тисненым орлом и печатью: "Федеральная служба контрразведки России". Наискось через уголок удостоверения шли две полоски, золотая и серебряная, - знак допуска высшей степени. У Матвея удостоверения не было, но его пропустили и так. Он молча прошел мимо охранников, потом мимо дежурной медсестры в холле за перегородкой, уверенно двинулся к лифту.
      В кабинке оказался такой же кодовый запросчик, что и на входе. Горшин положил руку на панель аппарата, полузакрыл глаза и некоторое время стоял так, пока у Матвея не созрело ощущение, будто воздух загустел и завибрировал. Дверь лифта закрылась, кабина поехала вниз. Горшин усмехнулся в ответ на вопросительный взгляд Матвея, но ничего пояснять не стал.
      Вышли на третьем - если считать с поверхности - этаже, вышли и уперлись в прозрачную перегородку. Верзила в сером костюме отложил газету, поднялся со стула и взялся за ремень. Тарас молча сунул ему удостоверение, охранник так же молча нажал кнопку в стене, и дверь отъехала в сторону.
      Освещенный белыми люминесцентами коридор казался залитым солнечным светом. Ни одного человека в белом халате Матвей не увидел, подумав, что на больницу этот центр мало похож, скорее - на тюремный изолятор.
      Костя Аристава лежал в палате под номером четыре, оборудованной капельницей и кислородным боксом с комплексом автоуправления. Здесь же находился охранник, читавший уже не газету, а журнал "Мы". Он встал, удивленно таращась на вошедших.
      Горшин посмотрел ему прямо в глаза, и Матвею опять показалось, что воздух странно уплотнился, а по голове пробежал холодок.
      - Носилки, дежурного врача, - бросил Тарас.
      Охранник выронил журнал, прошел к интеркому на стойке в углу, вызвал врача и остался стоять, выжидательно глядя на вновь прибывших.
      Вскоре появился дежурный врач в сопровождении офицера охраны в форме капитана внутренних войск.
      - Мы забираем его, - кивнул Горшин на раненого. - Вот индульгенция.
      В руке Тараса появилась сложенная вдвое белая карточка, хотя Матвей мог поклясться, что Горшин не сделал ни единого движения, чтобы достать ее. Матвей мигнул - карточка исчезла, но для врача и офицера она, похоже, продолжала существовать. Врач пожал плечами и поманил из коридора санитаров с тележкой. Офицер тоже удовлетворился "документом", лишь спросил:
      - Куда вы его?
      - В Лефортово, - ответил Горшин басом.
      Врач отсоединил капельницу, залепил ранку какойто белой массой, похожей на клей. Санитары уложили бледного до синевы Ариставу на тележку и выкатили из палаты. Горшин направился за ними, Матвей отстал, замыкая процессию.
      Лифт поднял их на поверхность земли. Повернули налево в коридор, ведущий во двор. Но уже на выходе - процедура оказалась непростой, дверей было целых три! - произошло непредвиденное. Охранник, ведавший дверями, вдруг остановил движение наружной двери, а из второго коридора торопливо вышли трое, в таких же точно костюмах, что Соболев с Горшиным, двое охранников и офицер - майор внутренних войск. По напряженной спине Тараса Матвей понял, что тот утратил контроль над ситуацией. Мелькнула догадка: за Ариставой послана делегация настоящих "фискалов" и по невероятной случайности их пути перекрестились.
      - Стойте! - махнул рукой майор, в то время как спецы в штатском умело блокировали все коридоры, входы и выходы, а охранники достали оружие.
      Капитан и врач, сопровождавшие группу освобождения, поглядели друг на друга, на Горшина с Матвеем, но не двинулись с места, как и санитары, катившие тележку с Ариставой. Тарас продолжал контролировать их действия в пси-контакте.
      Пришло время действовать, понял Матвей и начал движение.
      Противников было девятеро плюс охранник в будке на выходе, из них четверо - тренированные специально и трое в штатском с неизвестной, но наверняка серьезной подготовкой. Их Матвей оставил напоследок, решив понаблюдать за тем, как они поведут себя во время поединка.
      Если кто и ожидал от него каких-либо попыток сопротивления, так только майор охраны, не тешивший себя надеждой тройного численного превосходства. Но его-то как раз Матвей и "вырубил" первым, на полупрыжке, с разворотом вправо, нанося удар точно в подвздошье. Майор, мужик лет тридцати с небольшим, отключился, успев лишь вытащить табельное оружие - "Макаров" девяносто второго года выпуска. Приземлившись посреди охранников возле третьего "фискала", в штатском, Матвей "взорвался" - нанес одновременный удар всем троим, не особенно заботясь о сохранности ребер противников. Это был нестандартный ка-но ката в исполнении "импоссибл", с удлинением удара - при расчленении плечевого сустава, с выплеском энергии, и все три могучих молодца грохнулись о стены коридора, сбитые с ног, как кегли. Еще одного штатского Матвей достал в подкате, выбив ногой пистолет и тут же второй угодив в подбородок. А когда вскочил, увидел на уровне глаз зрачок мини-автомата ("салих", 5,56 мм): оставшийся на ногах последний штатский оказался проворнее своих коллег.
      И тут в схватку вступил Горшин.
      От места, где он стоял, до "фискала" с автоматом было не меньше пяти-шести метров, и тем не менее его "выдох руки" - резкий толчок ладонью, погнавший тугой, узконаправленный порыв ветра, достиг цели! Автомат от этого невидимого удара вылетел из руки штатского, и, пока тот находился в шоке от происшедшего, Матвей достал и его, уложив на пол с первого выпада.
      Оставался еще охранник у двери, но им тоже занялся Горшин, придавив тяжелым взглядом до состояния ступора. Он же сам и открыл двери, пропустив санитаров с тележкой.