Василий Головачев

Смерш-2

СУД И КАЗНЬ

Прокурор муниципального округа Бескудниково Вадим Сергеевич Бурлаков поздно вечером возвращался домой на служебной машине в сопровождении телохранителя, бывшего боксера-тяжеловеса. О делах он сразу забыл, думал о теще, о загулявшей по молодости лет жене, с которой вел войну. И лицо его, и без того кислое, обрюзгшее, мрачное, стало еще мрачней.

– Притормози, – бросил он шоферу, когда «Волга» пересекала мост через Москву-реку, вылез из кабины, вразвалку подошел к перилам и долго смотрел вниз, как в пропасть. А когда решил вернуться – телохранитель терпеливо маялся неподалеку, – проходившая мимо парочка влюбленных вдруг в одно мгновение скрутила телохранителя под сто килограммов, нокаутировала шофера и оказалась рядом с Бурлаковым. Тот лишь успел открыть рот.

– Это тебе привет из «Чистилища». – Девушка в полумаске сунула в карман прокурорского пиджака листок белой бумаги с тисненным в углу золотым кинжальчиком и буквами «СК», образовавшими его рукоять. – Тебя предупреждали.

– К-кто вы?

– Судьи и палачи.

– Н-но… м-м-не… – проблеял прокурор, пытаясь вытащить штатное оружие, о котором только сейчас вспомнил.

В то же мгновение руки его оказались связанными за спиной, а сам он головой вниз полетел в непроглядную тьму под мостом. Раздался тяжелый всплеск…

Все произошло так быстро, что водители и пассажиры проезжавших мимо автомашин ничего толком не разглядели и ничего не поняли. А «влюбленная» парочка продолжала идти не спеша, как ни в чем не бывало, пока ее не подобрал темный как ночь «Понтиак».

Полковник милиции Ефрем Гаврилович Пиворыкин отпустил персональную «Волгу» в десятом часу вечера, кивнул помахавшему ему на прощание сотруднику и направился к дому на площади Туманяна, где «ютился» в четырехкомнатной квартире с женой и собакой. Сын, восемнадцатилетний балбес, теперь жил отдельно, и полковник было вздохнул с облегчением: надоели вечные сборища, тусовки, грохот магнитофона. Но тут случилась эта история с изнасилованием, сын здорово влип, и надо было срочно спасать честь мундира. Хорошо, что этим занялся прокурор Бурлаков, бывший сослуживец, его должник, иначе дело приняло бы дурной оборот. И все же Пиворыкину было не по себе. Не из-за того, что пострадал ни в чем не повинный человек – в изнасиловании обвинили шестнадцатилетнего парня, соученика пострадавшей, – а по причине сугубо прозаической, меркантильной: прокурор напомнил, что вся эта каша тянет на десять тысяч «зеленых», причем лично ему, Бурлакову Вадиму Сергеевичу, не считая судей…

– Скоты! – в сердцах произнес Пиворыкин и подскочил, услышав раздавшийся рядом голос:

– Зачем же так, начальник?

Рука полковника метнулась к заплечной кобуре – был он еще не стар и хорошо тренирован, – но неизвестный действовал быстрее. От удара по голове полковник крутанулся юлой и свалился в кусты с давно облетевшими листьями: зима была на носу.

Еще один удар, в поясницу, заставил Пиворыкина ойкнуть от боли, и, хотя он успел достать пистолет, от нового удара по ребрам потерял сознание. Остальных ударов он уже не чувствовал.

Сделав свое дело, неизвестный достал из кармана листок белой бумаги с печаткой в виде кинжала и аккуратно засунул в карман полковничьего кителя.

Судья Бескудниковского муниципального суда Дмитрий Янович Охрименко сидел у телевизора, когда в дверь позвонили.

– Кто там? – шепотом сердито спросил хозяин, чтобы не разбудить жену.

– Сосед снизу, – отозвался из-за двери дискант. – У вас в туалете не течет? А то у меня все залило.

Охрименко пожал плечами, осмотрел туалет, течи не нашел и открыл дверь.

– Посмотрите сами, у меня су… – договорить ему не дали: заткнули рот, заломили за спину руки и бесшумно внесли на кухню, закрыв за собой дверь.

– Тебя предупреждали, – сказал обладатель дисканта, мужчина в маске, одетый в спортивный костюм, как и его напарник. – Не можешь работать за совесть, работай за страх.

Точным ударом ножа он отхватил у судьи фалангу указательного пальца и вместе с напарником исчез, будто его здесь и не было. Лишь тогда Дмитрий Янович почувствовал боль и в ужасе закричал…

ВЕКТОР СМЫСЛА

Это письмо пришло в окружную прокуратуру вечером и попало на стол Жарову невскрытым, поскольку подпись гласила: «Ст. следователю Жарову С.Н., лично». На конверте вместо обратного адреса – изящная печать: кинжал и образующие его рукоять буквы «СК».

Хмыкнув, старший следователь прокуратуры вскрыл конверт и развернул листок дорогой, с водяными знаками, бумаги, в уголке – та же печать, тисненная золотом. Текст письма лаконичен и строг: «Настоятельно рекомендуем дело номер 191271175 довести до суда. В противном случае Вы будете устранены физически. Настоящее предупреждение – первое и последнее».

Перечитав послание еще раз, Жаров задумчиво прошелся по кабинету, посасывая пустой мундштук: курить он бросил давно, однако привычка держать трубку в зубах осталась.

Дело, о котором шла речь, заключалось в следующем.

Два месяца назад сотрудники ОРБ – оперативно-розыскного бюро Нагатинской префектуры Москвы накрыли банду рэкетиров, одиннадцать человек, возглавляемую, как оказалось, сыном Суркова, депутата Государственной думы России. При задержании было изъято пять стволов с патронами, двадцать ножей, обрез, баллончики с газом, наручники, кастеты, крупная сумма долларов, видеоаппаратура, украшения из золота и драгоценных камней. Собранные доказательства «железобетонно» свидетельствовали о многогранной деятельности банды, в том числе особо тяжких преступлениях – грабежах и убийствах коммерсантов. Но вмешались некие силы, и после звонка прокурора Филина дело было прекращено «за недостаточностью улик». Бандиты отделались символическими сроками, а их главарь Сурков – легким испугом. Финита.

Жаров достал из сейфа коньяк, налил треть стакана, залпом выпил и позвонил прокурору Филину:

– Ефим Палыч, Жаров говорит. Я тут письмо любопытное получил.

– С печатью в виде кинжала? Я тоже. Ты что-нибудь слышал об этом?

– Да так… ходят слухи, что такие письма уже получал кое-кто из наших. И закончилось это весьма печально.

– Заходи, поговорим.

Спустя полчаса после разговора со следователем прокурор набрал хорошо известный ему номер:

– Константин Викентьевич, они добрались и до меня, «рекомендуют» довести до конца дело сынка депутата Суркова. Как быть?

– Работай, – раздался в трубке хрипловатый бас. – Что за паника?

– Это не паника, ты же знаешь, чем заканчиваются подобные «рекомендации». Может быть, вернуть дело Жарову на доследование, пока не поздно?

– Я сам займусь этим вопросом. Вечером встретимся у меня, все обмозгуем.

Обладатель хриплого баса, громадный, широкий, тучный (про таких говорят: поперек себя шире), с неожиданно маленькой головой, украшенной плешью, бросил трубку, побарабанил пальцами по столу размером с бильярдный и нажал клавишу интеркома:

– Вадим Борисович, разрешите зайти? Есть проблема.

– Через пять минут, – ответил интерком после паузы.

Хозяин кабинета выпростался из кресла, сделанного по специальному заказу, походил, тяжело ступая, из угла в угол, вдоль стеклянных шкафов с коллекцией огнестрельного оружия. Открыл один, взял с бархатной подушки старинный кремневый пистолет, задумчиво повертел в руках. Со вздохом положил обратно, достал из сейфа красную папку с тремя нулями^[1] и вышел из кабинета, закрыв за собой дверь с табличкой: «Нач. Глав. следственного управления Генпрокуратуры».

Генеральный прокурор Вадим Борисович Чураго ждал его, стоя у окна со сложенными на груди руками, невысокий, немолодой, с круглым лицом и черными глазами навыкате, в которых тлел огонек угрозы. Он обернулся, когда хлопнула дверь, кивнул заместителю на стул, сел сам.

– Слушаю, Константин Викентьевич.

– «Конкуренты» сделали новый ход.

Генеральный прокурор нахмурился, покосился на папку в руке главного следователя.

– Что случилось?

– «Стопкрим» начал охоту на прокуратуру Нагатинского округа.

– Кто на этот раз?

– Прокурор Филин и старший следователь Жаров. На них давят, чтобы довести до конца дело Суркова, депутатского сынка.

– Сурков не только депутат Думы, но еще и военный советник, со всеми вытекающими…

– Мы было замяли скандал, но «Стопкрим» жаждет крови. А вы наверняка знаете, чем заканчиваются подобные предупреждения.

Чураго кивнул.

Объявив беспощадную войну криминогенным структурам, присвоив себе право карать преступников всех мастей без суда и следствия, «Стопкрим» начал с того, что очистил рынки Москвы от рэкетиров. Затем проделал то же самое в Раменках, муниципальном округе столицы. Действовала эта организация весьма умело и жестко, без промахов. Молодежные банды, привыкшие действовать напролом, нагло и жестоко, столкнулись не с дилетантами, а с профессионалами розыска и рукопашного боя, мастерами единоборств, еще более жестокими и сильными, более организованными. И рэкетиры, испытавшие на собственной шкуре, что такое беспредел – их избили до полусмерти, – вынуждены были сменить район «работы».

Но «Стопкрим» на этом не остановился. За две недели он уничтожил местную группировку мафиози, контролирующую автовокзал, казино и торговую сеть в Раменках, – уничтожил в буквальном смысле этого слова: «семья» потеряла все руководство и половину состава, – а затем принялся за коррумпированные снизу доверху государственные структуры.

В последующие полгода предупреждения получили почти все чиновники районной администрации, руководитель исполкома был убит (удар в горло), многие руководители рангом пониже, искалеченные, покинули посты, и, наконец, пришла очередь прокуратуры, судов и органов милиции.

Первой пострадала прокуратура Тушинского муниципального округа столицы.

В мае прошлого года произошла история с изнасилованием тринадцатилетнего мальчика, едва не закончившаяся трагически: от боли и унижения мальчик лишился речи и его с трудом вылечили. Насильника вычислили и взяли, им оказался двадцатилетний студент медицинского института, сын бывшего заместителя министра иностранных дел Козырина. Но уже через неделю его выпустили. Старший следователь прокуратуры Ивлиев, который вел дело, закрыл его «за отсутствием улик».

«Стопкрим» посоветовал прокурору округа разобраться с этим эпизодом, а когда тот не внял, последовало наказание: старшего следователя сбила машина, а прокурор был жестоко, до внутренних кровоизлияний, избит неизвестными лицами. Дело вернули на доследование, и насильника осудили на семь лет.

Второй случай был почти точной противоположностью первого.

Шестнадцатилетнего парня обвинили в изнасиловании одноклассницы, несмотря на очевидную подтасовку фактов. «Стопкрим» предупредил прокурора округа о возможных последствиях, представив необходимые доказательства. Но, поскольку пришлось бы в результате следствия осудить настоящего виновника изнасилования – сына полковника милиции, прокурор проигнорировал предупреждение, как и судьи. Последствия этого решения были трагичны: прокурор утонул, судья лишился указательного пальца, а полковник милиции был избит до потери сознания. Его сын даже стал заикаться от страха, сам прибежал в милицию и сознался во всем.

О том, что и по каким причинам делает «Стопкрим», журналисты узнавали из первых рук: им звонили тотчас же после операции сотрудники информационной службы этой организации.

О деятельности «Стопкрима», или «Чистилища», как говорили в народе, организации «суровой, но справедливой», заговорили вслух. Большинство, доведенное беспределом преступности до отчаяния, открыто одобряло эту деятельность, а для чиновничьей рати, опиравшейся на систему, культивируемую извращенным демрежимом, которую представлял госаппарат, практически сросшийся с организованной преступностью, настали плохие времена.

На «чистильщиков» из «Стопкрима», объявивших войну преступности, но при этом явно попиравших закон, началась настоящая охота. К мафии и ворам в законе присоединились и силы милиции, угрозыск, Генпрокуратура, управления по борьбе с организованной преступностью и даже Федеральная контрразведка. Но «Стопкрим» не оставлял следов и не совершил ни одной ошибки, позволившей бы следователям зацепиться и выйти хотя бы на исполнителей, не говоря уже о руководстве, что свидетельствовало о высокой информационной и оперативной защищенности организации, не уступавшей даже таким мощным конторам, как ФСК или контрразведка Министерства обороны.

Генеральный прокурор очнулся, глубоко вздохнул, хрустнул пальцами и кивнул на красную папку на столе.

– Пока мы ничего не можем им противопоставить. Надо менять подходы, искать нетрадиционные методы, привлекать науку. Стратегия работы с такой организацией, как «Чистилище», должна быть недетерминированной. Вы в шахматы не играете, Константин Викентьевич? Хороший игрок искусно вводит в игру элемент случайности, сбивающий противника с толку. Попробуйте копнуть в этом направлении. Есть соображения?

Начальник следственного управления потер лопатообразной ладонью подбородок, шею, загривок.

– Надо выйти на руководителя…

Чураго усмехнулся:

– Каким образом? Кстати, один человек не может управлять такой гибкой, с эшелонированным прикрытием, организацией.

– У них должен быть доступ к информационным каналам всех тревожных спецслужб, включая нас, контрразведку и ГУБО.

– А это означает, что, кроме компьютерной связи, у них есть осведомители, причем достаточно высокого уровня. Я уже сориентировал министра внутренних дел, он бросит на «Чистилище» весь МУР. А тебе, Константин Викентьевич, необходимо начать свое расследование. «Стопкрим» во что бы то ни стало надо остановить! Иначе…

– Понял.

– Вот и ладушки. Ищи контакт и готовь план следствия. Кстати, все «чистильщики», судя по их стилю силового давления, бывшие сотрудники спецназа или внутренних войск.

– Проработаем и эту версию. Как только появятся результаты, я доложу. А что делать с Жаровым?

– Ничего. Если умный, уйдет в отставку или выполнит требования «чистильщиков». Слава Аллаху, «чистильщики» не раскручивают связи намечаемых жертв, они идут прямо к цели, так что пока спи спокойно.

– Я все-таки наметил бы меры превентивного характера на тот случай, если…

Генеральный прокурор поднял на Рудакова холодные глаза.

– Если и нам принесут письма «Стопкрима»? Вряд ли против них существует противоядие. Но… почему бы не попробовать?

Начальник следственного управления кивнул и вышел, прихватив папку, которую генеральный даже не открыл.

Директор ФСК – Федеральной службы контрразведки – Иван Сергеевич Панов закончил телефонный разговор и взглянул на гостя, рассматривающего кабинет с портретом Суворова над столом.

Начальник Главного управления по борьбе с организованной преступностью (ГУБО) генерал Михаил Юрьевич Медведь напоминал добродушного стареющего сенбернара. Но добродушен он был только с виду. На должность начальника ГУБО Медведь был назначен указом президента, проработав в Министерстве внутренних дел более двадцати лет. За последние три года он поднялся по служебной лестнице: по званию – от полковника до генерал-лейтенанта и по должности – от заместителя начальника окружного угрозыска до начальника ОРБ, что говорило не только о его профессионализме, но и о тонком знании кухни МВД.

Заметив, что директор закончил телефонный разговор и смотрит на него, Михаил Юрьевич ответил на взгляд понимающей усмешкой. Он знал Панова давно, лет тридцать, еще со студенческой скамьи – оба заканчивали МАИ, но инженерами так и не стали. Панов, по натуре спортсмен и романтик, после окончания службы в армии остался служить по контракту (зенитно-ракетные войска ПВО страны) и прошел путь от командира батареи до комполка. Был замечен и приглашен для работы в КГБ, закончил МГИМО, блестяще владея английским, проработал за рубежом десять лет, благополучно пережил встряски режима в России и, наконец, достиг той высоты, к которой стремился. Президента и личный состав Федеральной контрразведки он «взял» высокими моральными устоями, блестящим послужным списком и глубоким уважением к профессионалам.

Начальник ГУБО заметил на моложавом лице директора новые морщины и подумал: таких людей годы вообще не щадят, а работа в контрразведке и подавно.

– Скоро облысеешь, – проворчал Михаил Юрьевич.

Панов улыбнулся: оба давно потеряли остатки шевелюры и сверкали лысинами на полчерепа. Но если начальника ГУБО лысина делала похожим – вкупе с бакенбардами – на отставного боцмана, то Панов не потерял ни грана мужской привлекательности: высокий лоб лишь подчеркивал ум и силу этого человека. Заметив, что директор ФСК взглянул на часы, Медведь заторопился:

– Нужна помощь, Иван Сергеевич. Свои проблемы, ты знаешь, я решаю сам, но в последнее время наметился ряд оперативных неудач управления, и списывать их на неопытность сотрудников я не могу. Кто-то в моем аппарате работает на…

– Купол, – закончил Панов.

Медведь кивнул. Куполом они называли структуру, в которой срослись мафия и государственные институты от милиции и прокуратуры до среднего и высшего звена управленческих кадров правительства.

– Тогда у нас две напасти, как у классика. – Медведь смотрел не понимая, и Панов добавил: – По Гиляровскому, «в России две напасти: внизу – власть тьмы, вверху – тьма власти». Наши же с тобой напасти – Купол и «Стопкрим».

– Да, «Чистилище», пожалуй, тоже можно отнести к напастям, хотя оно, похоже, и замахивается на Купол. Их в нашу бригаду – цены бы управлению не было!

– Ты сам в это не веришь, Михаил Юрьевич, «Стопкрим» не опирается на такие организации, как прокуратура и суд, именно поэтому он так эффективен. Так что за проблема привела тебя в мою обитель?

– Мне нужен независимый агент высокого класса типа «супер» или «волкодав».

– Чтобы выяснить, кто работает на Купол. – Панов не спрашивал, а утверждал. – Специалистов такого класса мало. У меня они, конечно, есть почти в каждом подразделении, но все задействованы.

– Так я и думал, но помочь можешь только ты. Если же нет, буду думать дальше. – Медведь поднялся. – Извини, времени в обрез.

– Погоди. – Панов тоже встал и оказался на голову выше собеседника. – Закуришь?

Медведь отказался, и директор Федеральной контрразведки, в отлично сшитом костюме в серую полоску, прошелся по кабинету, закурив «Эмердженси».

– Кого-нибудь из «Смерша»^[2] знаешь?

– «Смерш»? Ты имеешь в виду военную контрразведку? – Начальник ГУБО оживился. – Только Ивакина, да и то знакомство шапочное.

– У Ивакина есть спецы не хуже наших, только вряд ли они перегружены работой. Борю Ивакина я знаю с пеленок, в «Смерш» он пришел недавно, но уже поднялся до замначальника.

– Но с какой стати он станет рисковать своим агентом?

Панов ответил не сразу:

– Во-первых, чтобы ты знал – он мой зять, во-вторых, его начальник, Дикой Валя, – бывший мой подчиненный, а в-третьих, мы начинаем сотрудничество в расследовании утечки новейшего стрелкового вооружения из «Арсенала».

– Я ничего не слышал. Впрочем, военка нас никогда не баловала свежей информацией. – Медведь протянул руку директору ФСК. Тот пожал ее с понимающей усмешкой.

– Только придется тебе, дорогой Михаил Юрьевич, ставить задачу агенту лично. Такие кадры засвечивать нельзя.

– Ну, это-то я знаю. До встречи, Иван Сергеевич. Буду держать тебя в курсе событий. В конце концов, бог даст, выйдем и на «Чистилище», и на «Ад», то бишь Купол.

Генерал удалился. Директор контрразведки долго смотрел на закрывшуюся дверь, и по лицу его бродили тени.

Полковник Борис Иванович Ивакин был похож на кининга – и обликом, и характером. В контрразведке Министерства обороны, которую за глаза все называли «Смерш-2», он был вторым человеком после начальника ВКР Дикого, от которого в слаженной работе управления зависело многое, если не все. Во всяком случае, именно он подбирал кадры для ВКР, хорошо зная контингент училищ спецназа и академий Генштаба, готовивших специалистов высокого класса.

Выслушав просьбу Ивана Сергеевича Панова, директора Федеральной службы контрразведки, а теперь своего тестя, он не сказал ни «да», ни «нет», пообещав подумать, хотя решение принял сразу. Панова он уважал как за профессионализм, так и за человеческие качества, но не знал, согласится ли работать на ГУБО тот, кого он наметил для проведения своей операции и уже вызвал в Москву. Агенты этого класса обычно действовали индивидуально и не всегда соглашались участвовать в операции, если не считали ее заслуживающей внимания. Зато привлечение любого из них почти стопроцентно гарантировало успех.

Обдумав идею Панова, взвесив все «за» и «против», Ивакин назначил на вечер аудиенцию прибывшему из Рязани агенту и отправился на доклад к «главконтре», как называли сотрудники ВКР своего начальника, генерала Дикого. Полковник, в принципе, мог обойтись и без санкции начальника, но в данном случае не хотел действовать наобум, без тщательного анализа предлагаемой игры.

Генерал Дикой пришел на должность начальника военной контрразведки Министерства обороны с должности заместителя начальника штабов того же министерства, показав себя блестящим аналитиком и безупречным тактиком. Шел ему всего лишь тридцать первый год, но его опыту и уму, а главное, волевому характеру могли позавидовать специалисты и вдвое старше его. Худой, нескладный, с узким лицом, на котором выделялись по-детски пухлые губы, он выглядел настоящим интеллигентом, смущенным своими успехами на высоком посту, но те, кто работал с ним раньше, знали его как великолепного бойца, мастера кунгфу, способного постоять за себя, а также отличного стратега, обладающего даром предвидения.

– Звонил Панов, – сказал Ивакин, усаживаясь по другую сторону генеральского стола, на котором стояли два дисплея оперативного компьютера и были аккуратно разложены бумаги, карандаши, дискеты, ручки. – Просил помочь.

Начальник «Смерша» понял, о каком Панове идет речь, но лишь приподнял бровь, ожидая продолжения. Потом все-таки спросил:

– Что там у них? Уж не сработал ли «Стопкрим»?

Ивакин внимательно посмотрел в глаза Дикому. Порой ему казалось, что генерал читает его мысли.

– С одной стороны, да. «Чистильщики» вышли на прокуратуру Нагатинской префектуры, а старший следователь Жаров – друг Рудакова, начальника Главного следственного управления Генпрокуратуры. Но суть не в этом. Начальник ГУБО просил помощи у Панова, подозревая, что к нему проникли «глаза и уши» Купола. – Полковник ввел генерала в курс дела и выжидательно замолчал.

Дикой не задал ни одного вопроса, внимательно выслушал заместителя, потом включил компьютер и набрал запрос на вход в сеть МВД. Через минуту пришел ответ, генерал прочитал его, вздернув бровь, откинулся в кресле, засунув ладони под мышки; он сидел в одной рубашке, расстегнутой, без галстука, хотя в кабинете работал кондиционер и от окна тянуло прохладой.

– У Жарова-то рыльце в пушку, а? Иначе он обратился бы не к Рудакову, а к «фискалам»^[3]. Но почему Панов решил, что мы занимаемся не только узкопрофессиональными данными, связанными с военными объектами? Откуда ФСК знает, кто есть ху в Минобороны?

Ивакин почесал кончик носа.

– Наверное, «фискалы» работают не хуже нас.

– Ответ хороший. И все-таки, Борис Иванович, вы решили им помочь. Почему?

Ивакин, неплохой психолог, не удивился прозорливости Дикого, но быстрота, с какой генерал схватывал суть проблемы, казалась просто мистической.

– Потому что Купол, как и «Стопкрим», не остановится на достигнутом. Дай им волю, так они доберутся и до руководства ФСК, и до Минобороны, и до аппарата президента. И тогда «командовать парадом» в стране будут только эти две силы. Не мешало бы принять кое-какие превентивные меры. Хотя я лично «чистильщиков» понимаю: нельзя дальше терпеть то, что творится в высших эшелонах власти, ведь даже силовые министерства скоррумпированы сверху донизу.

– Вы правы, – задумчиво проговорил Дикой. – Но я даю «добро» не только из-за этого. Нынешнее положение в стране – это унижение великой державы, великого народа и, что самое ужасное, уничтожение его творческого и духовного потенциала. Но голосующий за демократов «гегемон» не понимает, какая это трагедия. Извините за сентенцию. Итак, что мы знаем о Куполе?

– Почти зеро информации.

– А о «Чистилище»?

– Столько же, если не меньше. Это организация типа «Инвизиблмен» с мощной эшелонированной подстраховкой. Судя по почерку, дилетантов в ее рядах нет. Скорее всего, там работают бывшие спецы УВД, ФСК и внешней разведки – в качестве аналитиков, тактических руководителей, инструкторов, ну а исполнители – профи рукопашного боя. – Ивакин не знал, что повторил рассуждения генерального прокурора. – Стратегическое же управление осуществляется теневым кабинетом, скажем, из пяти-семи человек, вхожих в высшие структуры государственной власти.

– Союз семи рыжих… – пробормотал генерал, скорчив виноватую мину. – Шутка. Извините, что перебил. Хуже всего, что «чистильщики» пользуются поддержкой масс, а это немаловажный психологический фактор. Им всегда помогут, несмотря на давление представителей закона, потому что создан прецедент: зло наказуемо, и наказуемо неотвратимо, причем быстро, без судебно-юридической волокиты. Конечно, деятельность «Стопкрима» раздута прессой, но в народе крепнет уверенность, что такие болезни, как разгул преступности и коррупции, лечатся только смертью. – Валентин Анатольевич помолчал. – Иногда в это хочется верить и самому.

Теперь замолчали оба. Ивакин с разрешения Дикого закурил.

– К сожалению, жизнь убеждает, что человека не переделаешь. Вряд ли агрессивность и эгоизм излечимы. Как волка ни корми, он все равно в лес смотрит.

– Существует мнение, что человек – имаго, куколка существа, которое из него в конце концов вылупится. Существо изначально доброе и умное.

– И в это хотелось бы верить, – слабо улыбнулся Валентин Анатольевич. – Но к делу. Как вы собираетесь помогать Медведю?

– Для операции «Утечка» я вызвал ганфайтера-перехватчика. – Ивакин помассажировал подбородок, смял в пепельнице окурок. – Он три года находился «на грунте». Класс – «абсолют».

– У нас несколько перехватчиков, но агентов класса «абсолют» я не знаю. А обязан по должности знать. Кого именно вы вызвали? – Дикой заметил, что Ивакин бросил взгляд на окна. – Борис Иванович, я включил аппаратуру глушения еще до вашего прихода, никакой лазерный сканер нас не прослушает.

– Матвея Соболева, – сказал наконец полковник без малейшего комплекса вины. – Это мой резерв. Но вы должны знать «абсолютников», они неподконтрольны. Мало того, что работников этого уровня практически невозможно убрать, их невозможно заставить работать под чьим бы то ни было руководством. Они индивидуалы до мозга костей.

– Ну, это не главная наша беда. Я, кстати, хотел предложить вам ганфайтерный вариант по делу «Утечка». Но Соболева не знаю. Можно ли доверить ему оба задания сразу? И как вы сформулируете ему второе, по «Стопкриму» и Куполу?

– Пока никак. Задание ему выдаст начальник ГУБО Медведь, которого мы с вами хорошо знаем, а тот наверняка захочет выйти на теневое руководство организацией, выяснить их планы. Что будет дальше, не знает никто. Что касается Соболева, то он сейчас, употребляя термины кэмпо, мугэй-мумэй^[4]. Для всех он – охранник на Рязанском радиозаводе. С виду не силач, а на самом деле – барс^[5], в совершенстве владеет русбоем, кэмпо, айкидо, мастер по сгобу. За шесть лет – четырнадцать успешных перехватов, это еще до вашего прихода. Имя его, конечно, нигде не фигурирует.

– Вы меня заинтриговали, Борис Иванович. – Дикой покачал головой, погрустнел. – Но не подставляем ли мы такого ценного спеца? Ему придется решать, что делать с полученными разведданными. В принципе, это еще не будет означать конец «Стопкрима» или Купола, возможностей уйти в подполье у них хватает. А вот у «Чистилища» меньше шансов: они и так ходят по лезвию бритвы – стоит разок ошибиться, убрать невинного, скажем, – и народ перестанет им верить, а вера – нравственная база любого института власти. И не только нравственная, но и политическая. Нечем станет оправдывать насилие.

– В наше время, по-моему, ни один институт не оглядывается на моральную сторону своей деятельности. Все соревнуются в грубости и насилии, обеспечивая себе таким образом выживание.

Генерал бросил взгляд на часы.

– Вы философ, Борис Иванович. Не пугайтесь, это похвала. Я даю «добро» на ваш эксперимент. Еще кто-нибудь знает о вызове Соболева?

– Никто. О его существовании будут знать только трое: я, вы да Медведь.

– Тогда давайте не рисковать и поручим «Утечку» другому агенту?

– И так уже следствие ведут другие следователи, а Соболев – перехватчик, ганфайтер. Как только виновность подозреваемых будет доказана, в операцию включится Соболев, чтобы выполнить чистый захват. Хотя, конечно, он проверит данные. Справится, я хорошо его знаю. По «Утечке» нам нужен гарантированный результат.

Валентин Анатольевич стер с дисплея прежний текст и набрал код выдачи информации по делу утечки новейших образцов оружия со склада экспериментального завода «Арсенал».

– Что ж, это наша работа, и за нее спросят не с ФСК и ГУБО, а с нас. Давайте поработаем. Вы уверены, что к похищению причастен батальон «Щит»?

– Уверен. Однако Соболева для того и вызвали, чтобы проверить это… своими методами.

– Честно говоря, сомневаюсь, что это под силу одному человеку, каким бы он ни был супером.

– Поживем – увидим.

ТОЧКА ОТСЧЕТА

Они вошли в магазин за пять минут до закрытия, и Матвей сразу насторожился, обратив внимание на четверых крепких ребят, явно «крутых», в одинаковых кожаных безрукавках и джинсах, со скучающим видом рассредоточившихся по залам магазина. Они были похожи друг на друга, как близнецы, все в черных очках, с одинаковыми стрижками. Но тут подошла очередь Матвея, он отвлекся на несколько секунд, беседуя с продавцом, а когда началось действие, пришлось с досадой констатировать, что расслабляться не стоило; он должен был предвидеть последствия и уйти отсюда по-английски, тихо и незаметно.