– Вы находились вечером седьмого сентября на мосту через железнодорожные пути возле станции «Авиамоторная»?

Станислав снова вспомнил встречу с двумя незнакомцами в странных плащах, в душе невольно шевельнулся страх.

– Н-не помню. А в чем все-таки дело?

Из вестибюля выглянул штатный сотрудник секьюрити банка, знавший Панова, направился к разговаривающим. Женщина – следователь Генпрокуратуры оглянулась на него, бросила Стасу сквозь зубы:

– Постарайтесь припомнить точное время, когда вы ехали через этот мост.

– Ну-у… где-то около одиннадцати часов, – пробормотал сбитый с толку Панов. – Задержался на работе и… да в чем дело, в конце концов?!

– Проблемы, Станислав Кириллович? – подошел охранник.

– Спасибо, – сказала женщина и, не глядя на парня, пошла к выходу из зала.

Мужчины молча смотрели ей вслед.

– Кто это? – поинтересовался охранник.

– Следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры.

– Ух ты! – усмехнулся охранник. – Важная дама. Неужели издательство «Дар» попало в поле зрения Генпрокуратуры? Признавайтесь, что вы там напечатали?

– Мы много чего печатаем, – пробормотал Стас. – Только интерес у следователя другой…

Он оглянулся, махнул рукой наблюдавшей за ним из окошка кассы Дарье и направился на второй этаж здания, где его ждал президент банка. Дама из прокуратуры ему не понравилась, как и ее неожиданный интерес к происшествию на мосту. Генеральная прокуратура пустяками не занималась, и если следователям стало известно, что вечером седьмого сентября Панов ехал по автостраде через железнодорожные пути в районе «Авиамоторной», следовательно, там что-то произошло. Что-то серьезное, помимо контакта Станислава с двумя мужчинами необычного вида, со стреляющими молниями кулаками.

В банке Стас задержался ненадолго, молодой президент «Москредита» решал все вопросы быстро и оперативно, как и сам Панов, и даже согласился отпустить Дарью с работы, узнав причину, по какой его клиент просил отпустить работницу. После этого Стас помчался в издательство, а оттуда – за цветами на рынок, чувствуя, как в душе растет ожидание каких-то перемен в жизни. К половине третьего он был уже на мосту, соединявшем улицы Беговую и Девятьсот пятого года над железнодорожными путями; оставалось лишь свернуть под мост и выехать на Хорошевское шоссе, в начале которого располагалось здание банка «Москредит», когда следовавший за машиной Панова джип «Шевроле» с черными стеклами (Стас заметил его за собой давно, но не придал значения) догнал «Рено-Сценик» и на повороте с ходу врезался в заднее крыло машины. «Рено» Панова от удара развернуло на девяносто градусов, выбросило на полосу встречного движения, и боковым зрением он успел увидеть надвигавшийся капот фургона «Континенталь». Последняя мысль его была: как странно, опять меня подловили на мосту… Потом наступила темнота и тишина.

В себя он пришел только на второй день после автокатастрофы. Сосед по палате потом сообщил, что корпус машины Стаса пришлось разрезать, чтобы вытащить его из кабины: дверцы так деформировались от бокового удара, что открыть их оказалось невозможно. Однако Станислава спасла воздушная подушка, предохранившая грудную клетку от переломов ребер и лицо от порезов, и сравнительно небольшая скорость движения на повороте, и все же прогнувшаяся крыша кабины едва не раздавила ему голову (врач сказал, что разошлись швы черепа), что и послужило причиной суточного шока и беспамятства. И тем не менее Стас выжил.

На третий день он стал понимать, что находится в реанимации. На четвертый узнал маму. На пятый ему разрешили принять делегацию сотрудников издательства, искренне переживавших за здоровье своего директора, а вечером четырнадцатого сентября Стас дождался прихода мамы и спросил, не звонила ли Дарья.

– Не знаешь, почему она не приходит? – добавил он. – Может быть, уехала куда-нибудь в командировку?

– Какая Дарья? – удивилась Зоя Николаевна.

– То есть как это – какая Дарья? – ошеломленно уставился на мать Станислав. – Шутишь, мам?

Лицо Зои Николаевны отразило недоумение и опасение:

– Что с тобой, сынок? О какой Дарье ты говоришь?

– Брось разыгрывать, ма, – досадливо поморщился Стас. – Ты мне плешь проела, уговаривая жениться на ней. Между прочим, я сделал ей предложение и перед аварией хотел везти в загс. Неужели она не знает, что я в больнице?

Мама с тревогой заглянула в глаза сына, лежащего с перебинтованной головой и руками, которые порезало осколками стекла.

– Это, наверное, последствия травмы, сынок. Никакой Дарьи я не знаю, ты меня никогда с ней не знакомил и ничего о ней не рассказывал. Может быть, ты имеешь в виду Сашу? Помнишь, я как-то видела ее у тебя?

– Какую Сашу? – нахмурился Стас. – У меня отродясь знакомых Саш не было. Перестань прикидываться, мам! Может, с Дарьей что-нибудь случилось, а ты не хочешь говорить? – Он приподнялся на локтях, и тотчас же раздался звонок медрегистратора, анализирующего состояние пациента.

В палату заглянула медсестра.

– Лежи, лежи, – испуганно проговорила мама, укладывая сына на кровать. – Все образуется, не волнуйся. Ты получил сотрясение мозга, вот и мнится, будто был знаком с какой-то Дарьей.

– Да не с какой-то! – выпалил Стас, чувствуя, как голова начинает звенеть, перед глазами поплыли разноцветные круги. – Дарья в банке «Москредит» работает, ты ее видела…

– Сейчас, сейчас, – ласково проговорила медсестра, ее ловкие пальчики пробежались по груди Стаса, обнажили руку, сделали укол. – Все пройдет, не волнуйтесь, все образуется…

Голова закружилась, Стас начал уплывать в сияющее туманное марево, но все же успел упрямо пробормотать:

– Дарья… моя… невеста… позовите ее…

Потом ему все стало безразлично.

Однако вопреки надеждам матери и врачей он не забыл о Дарье и снова потребовал, чтобы ее попросили приехать в больницу. И не успокоился до тех пор, пока Зоя Николаевна не съездила в банк и не привела с собой одного из его менеджеров, которого Стас не знал и который сообщил, что Дарья Валентиновна Страшко у них никогда не работала.

Это сообщение так потрясло Панова, что ему стало плохо и он сутки провалялся в полубреду, изредка всплывая в явь и вяло требуя провести расследование: куда пропала Дарья, с которой он встречался целых три года.

Шестнадцатого сентября благодаря усилиям врачей он успокоился, принял их объяснения ситуации: «У вас сработал эффект ложной памяти, молодой человек, это последствия травмы головы, так называемый посттравматический синдром, это пройдет…» – но не поверил ни одному их слову, решив после выхода из больницы отыскать Дарью самостоятельно. Сомнения в собственной трезвости и памяти у него были, однако он отчетливо помнил чуть ли не каждую минуту встреч с Дарьей, ее поцелуи, жаркий шепот: любимый мой! – объятия, лукавые взгляды и сдвинутые в моменты ссор брови. Она существовала! И никакие доводы врачей не могли поколебать уверенности Стаса в ее реальности.

Вскоре его из реанимационного отделения перевели в стационар, в обычную лечебную палату, где уже лежали двое выздоравливающих: молодой парень по имени Анатолий, поправлявшийся после операции на колене, и средних лет толстяк Семен Семеныч с переломом тазобедренного сустава. Толстяк оказался офицером-химиком, относительно недавно ушедшим на пенсию по выслуге лет, а также страстным любителем кроссвордов. Он мог разгадывать их утром, днем, вечером и даже ночью, постоянно донимая соседей по палате вопросами и удивляясь, почему Стас, эрудиция которого превосходила воображение бывшего капитана-химика, не увлекается кроссвордами. Он-то и послужил новым раздражителем для медленно восстанавливающейся психики Панова, и без того переживавшего странное отсутствие Дарьи.

Семнадцатого сентября, в пятницу, после обеда, когда Стас вернулся из столовой в палату и собрался заняться документами и письмами, которые ему принесли из издательства, кроссвордолюбитель Семен Семеныч обратился к нему с вопросом, не отрываясь от страницы какой-то газеты с очередным кроссвордом:

– Слово из восьми букв: главный элемент процессора компьютера. Предпоследняя буква – «и».

– Микрочип, – ответил Анатолий, лежавший с загипсованной после операции ногой; он читал книгу.

Стас, никогда не встречавший этого слова, заинтересованно посмотрел на парня:

– Как ты сказал? Ну-ка еще раз.

– Элемент процессора – микрочип, – повторил Анатолий. – Или просто чип. С английского – электронная деталь. Неужели не знаешь? Да чипы стоят во всех компьютерах.

– Первый раз слышу, – признался Стас. – До сих пор мне казалось, что микросхемы называются иначе – смопами. От английских слов «маленький слоеный пирог».

– Не сочиняй, – засмеялся Анатолий. – Все знают, что вся сложная электроника работает на микрочипах.

– Да не сочиняю я!.. – хотел было вспылить Стас и осекся, в который раз вспомнив странное исчезновение Дарьи.

Чтобы его не считали сумасшедшим, а такие мысли уже приходили в голову, следовало молчать о своих «открытиях» и докапываться до истины самому.

– Ты что, всерьез считаешь, что чип называется… этим, как там его… смопом? – поинтересовался Анатолий.

– Я пошутил, – очнулся Стас, ощущая болезненную пульсацию крови в затылке, там, где с недавних пор он стал чувствовать какое-то инородное тело; впечатление было такое, что там действительно застряла сливовая косточка. – Просто удивляюсь, что в русском языке не нашлось адекватного слова, отвечающего понятию этого вашего… чипа.

– Букв, наверно, не хватило, – засмеялся Анатолий, в то время как Семен Семеныч продолжал корпеть над кроссвордом и не слышал, о чем говорили соседи по палате.

– В гавайском алфавите и вовсе двенадцать букв, и ничего, общаются, не заимствуют чужие слова…

Стас прилег, собираясь с мыслями, но усиливающаяся головная боль заставила его переключить внимание на состояние здоровья, и размышления о странностях окружающего мира пришлось перенести на более позднее время. Зато появилась цель – выяснить, есть ли вокруг другие странности, что вообще происходит – с ним или с миром, и вечером Панов принялся за чтение газет, принесенных по его просьбе мамой.

Открытия посыпались одно за другим, так что сомнения в своей психической полноценности снова вернулись к Стасу. Так, например, он с удивлением обнаружил, что никогда прежде не читал газеты «Коммерсантъ». В его кабинет регулярно поступали почти все издаваемые в России газеты, но «Коммерсанта» среди них не было. Это он помнил точно. Зато была газета «Бизнесмен», о которой ничего не слышали мама и киоскер, у которого она покупала газеты для сына.

Новое потрясение ожидало Стаса чуть позже, когда он вычитал в «Известиях» фамилию премьер-министра – Путилин. Панов был совершенно уверен, что премьером полгода назад стал Степанов, бывший министр обороны.

И доконал Стаса визит в больницу Кеши, бывшего однокашника Викентия Садовского, ставшего в одночасье… космонавтом! Узнав об этом, Стас почувствовал слабость в коленках и понял, что с ним все же творится что-то неладное. До момента встречи в больнице он знал, что Кеша работает прорабом в частной строительной конторе и пишет стихи. Космонавт же Викентий Садовский, как выяснилось, стихов не писал, зато уже дважды побывал в космосе на станциях «Мир» и «Альфа», а два дня назад вернулся с Луны, где строилась первая международная лунная станция «Селена», и, конечно же, первым делом поспешил навестить «закадычного» друга!

После этого известия у Стаса случился сильнейший приступ головной боли, и врач выгнал посетителя из палаты. Испуганный Садовский пообещал прийти на следующий день, но все же Стас, несмотря на свое состояние, заметил, что Викентий явно находится под впечатлением каких-то событий, о чем он и хотел поговорить с другом. И вместе с тем Стас был абсолютно уверен, что до аварии никогда не слышал о совместном строительстве – русские, американцы, китайцы и французы – станции на Луне.

Вокруг суетились врачи и медсестры, их голоса отдавались в гулкой пустой голове Стаса колокольным звоном, шевелилась и пульсировала «сливовая косточка» в затылке, а перед мысленным взором светились янтарной желтизной глаза старика (иногда их было три), заросшего седой щетиной, в которых плавились воля и сомнение, потом старик превратился в Дарью в необычном «космическом» шлеме, она протянула к Стасу руки и проговорила раскатистым басом:

– Отдай, что украл!..

– Что?! – пискнул съежившийся Стас.

– Знания Бездн!

В голове Стаса вспыхнуло пламя, «сливовая косточка» в затылке отозвалась уколом боли, и он потерял сознание.

В себя Панов пришел к вечеру, увидел сгорбившуюся на стуле возле кровати маму, хотел было спросить, не нашла ли она Дарью, но вовремя прикусил язык. Продолжай он действовать в том же духе, его могли перевести из травматологии в психиатрическое отделение, а из психушки, как известно, на волю выйти потруднее, чем из обычной лечебницы. Надо было ждать окончательного заживления травмы головы, выхода из больницы и лишь потом заниматься выяснением ситуации с «ложной памятью».

ЛИНИЯ, НЕДОСТУПНАЯ ПРЯМОМУ ПРОСЛУШИВАНИЮ

Этот разговор состоялся в пятницу, семнадцатого сентября, после описанных выше событий, между эвменархом, руководителем организации Равновесие-А, и декархом, одним из начальников служб организации, а именно – службы контрразведки. Разумеется, эта служба была глубоко законспирирована и защищена от волевого программирования родственных Равновесию структур, а система компьютерной связи между эвменархом и руководителями подчиненных ему служб, естественно, предохранялась от прослушивания особыми методами модем-кодирования и опознавания. Подключиться к линии связи эвменарха было невозможно. Во всяком случае, с помощью аппаратуры, известной ученым, конструкторам и экспертам Равновесия.

– Хвала Равновесию, – услышал эвменарх слегка гортанный голос декарха. – Есть любопытная информация, Эльдар Айдарович. Кто-то в Москве, в районе железнодорожной станции Новая, грохнул инбу с телохраном.

– Кто? – сухо поинтересовался эвменарх.

– Свидетелей нам пока отыскать не удалось, но, по косвенным данным, это «волчицы» маршалессы.

– Каким образом охотницам маршалессы удалось настичь инспектора СТАБСа, свободно передвигающегося в пространстве и во времени в пределах Регулюма?

– Они тоже имеют портативные хаб-генераторы…

– Все равно это нонсенс. Инбы, как правило, – абсолютники, их почти невозможно запеленговать, а тем более догнать.

– Не знаю, Эльдар Айдарович, но факт остается фактом. Инба уничтожен, его обережник тоже, и все это произошло седьмого сентября в зоне, свободной от виртуального сноса. Может быть, «волчиц» кто-то навел на инбу?

Молчание в трубке, потом сухой голос эвменарха:

– Пошлите в район инцидента седьмого сентября свободного наблюдателя. Во что бы то ни стало узнайте, почему РК охотилась на инбу.

– Боюсь, послав наблюдателя, мы деформируем стабилизированный вариант истории узла.

– Выполняйте.

– Слушаюсь. Что мне делать с вашим сыном? Он закончил обучение и жаждет стать активным агентом внутренней зоны Регулюма.

– Я приготовил ему другую работу. Место декарха «восьмерки» скоро освободится, он займет его.

– Но Теодор еще молод…

– Справится. А пока пусть поработает рядовым ликвидатором.

– Ему еще рано активно вмешиваться в конфликты. Я посоветовал бы дать ему сначала полковничью должность.

– Я подумаю.

– Что мне сказать вашему сыну? Не могу же я ему отказать в приеме на работу в «шестерку».

– Лучший способ ответить отказом – вообще не отвечать. Пошлите его ко мне.

– Слушаюсь. Кстати, не хотелось бы выглядеть кляузником, но… это именно Теодор допустил утечку информации на Луне. Один из космонавтов русского отряда последней экспедиции, Викентий Садовский, наткнулся на запасной лунный терминал, а ваш сын в этот момент отвлекся и…

– Что значит «отвлекся»? Говорите прямо!

– Н-ну… он… ухаживал за девушкой… не закрыл за собой дверь в терминал и… В общем, известно об этом стало только сегодня.

Минутная пауза.

– Где он?

– Ваш сын сейчас в Гималаях…

– Я имею в виду космонавта.

– Садовский благополучно вернулся на Землю вместе с другими членами экспедиции, прошел послеполетную реабилитацию. По моим сведениям, он еще ни с кем не делился своим открытием.

– Почему?

– Ваш сын все-таки заметил проникшего в терминал и включил пси-защиту. Вероятно, Садовский принял открывшуюся ему картину за галлюцинацию от недостатка кислорода в скафандре. Мы выяснили, что он просто заблудился, повредил антенну и случайно обнаружил вход в терминал. Когда после включения пси-защиты подземный комплекс терминала исчез, Садовский мог решить, что он видел иллюзию. Мы это установим и ликвидируем утечку.

– Может быть, ему тоже «кто-то» помог найти вход в терминал?

– Не думаю, – после секундной заминки ответил начальник службы контрразведки. – Кому и зачем это понадобилось? О терминале на Луне знают единицы…

– На Луне расположены не только наши центры, но и базы РК и, возможно, следящие системы СТАБСа. Не исключено, что началась какая-то игра в кошки-мышки по переделу зон влияния, нам необходимо оценить угрозу и первыми нанести удар.

– Мы работаем…

– Плохо работаете, Зидан! Слишком много допускаете проколов!

– Но на Луне мы прокололись впервые! Все, что писали в газетах и журналах о находках НЛО на Луне, о «цивилизации селенитов», – это не наши утечки…

– Я знаю, в разбалансировке этого слоя Регулюма нет вашей личной вины, но ликвидаторы работают по вашим сведениям, по вашим сценариям, а мы в последнее время почему-то сузили ареал влияния на Регулюм. Сделайте надлежащие выводы.

– Слушаюсь, Эльдар Айдарович. Что нам делать с космонавтом? Убрать?

– Это будет слишком заметно, неминуемо начнется расследование, а лишний шум нам ни к чему. Попытайтесь определить круг его знакомых, ограничьте контакты, а потом измените его милиссу.

– Хорошо, попробуем, – спокойно сказал декарх. – Главное – сохранить эту операцию в тайне от «волчиц».

Вместо ответа эвменарх отключил линию связи.

Декарх на это не отреагировал и не расстроился. Он был стар и опытен и думал в этот момент, что изменить милиссу – мировую линию существования конкретного человека – довольно легко, однако зачастую это ведет к непредсказуемым последствиям.

НЕЗНАКОМАЯ ЛУНА

О том, что Стас Панов попал в больницу после автодорожной катастрофы, Вадим Борич узнал семнадцатого сентября, вернувшись из отпуска.

Отдыхал он под Калугой на даче у родителей, намереваясь провести там все три недели отпуска, но пошли затяжные осенние дожди, похолодало, и Вадим вернулся в Москву, где погода стояла не в пример теплее и солнечнее.

Уже второй год Вадим работал в Московской налоговой службе, в звании капитана возглавляя группу физической защиты налоговой полиции. До этого он пять лет прослужил в знаменитой бригаде ФСБ «Альфа», в группе антитеррора, но во время одной из операций по освобождению похищенных в Приморье с целью выкупа людей был ранен (пуля снайпера террористов пробила ему шею навылет, чудом миновав сонную артерию), полтора месяца провел в реанимации, а после этого был уволен из рядов «Альфы», где требовались молодые сильные люди с железным здоровьем и крепкими нервами.

Однако физических кондиций Вадим – метр восемьдесят пять росту, восемьдесят килограмм мышц и сухожилий без единой капли жира, прекрасная реакция – практически не потерял, продолжал заниматься рукопашным боем, одним из возрождаемых русских стилей под названием суев, некоторое время работал инструктором спецподразделений в армии, точнее – в Военно-воздушной академии, но по совету приятеля перешел в налоговую полицию и остался в Москве, где у него была маленькая однокомнатная квартирка в Бибиреве, на улице Плещеева.

Доложив начальству о прибытии, а также о том, что он готов нести службу, несмотря на не истраченный полностью отпуск, Вадим начал обзванивать друзей и от Кеши Садовского узнал, что Стас в больнице.

– Что с ним? – насторожился Вадим.

– Попал в аварию, – отозвался Садовский, обрадованный тем, что застал Панова дома. – Не волнуйся, живой наш издатель, только черепушку помяло, скоро выйдет. Не хочешь проведать? Я у него был, но могу съездить еще раз. Кстати, мне с тобой поговорить надо.

– Да хоть сейчас. Где он лежит?

– В Склифе, в травматологии. Давай встретимся после шести вечера в метро «Полежаевская», я как раз освобожусь от дел.

– Почему не сразу возле клиники? Где твоя машина?

– В гараже стоит. – Садовский замялся. – Я на ней стараюсь часто не ездить, позавчера едва успел увернуться от бешеного джипа «Шевроле», хорошо, что реакция неплохая. И ты не поверишь… – Садовский снова замялся. – Мне почему-то кажется, что за мной следят.

– У страха глаза велики, – засмеялся Вадим. – Кто за тобой может следить? Разве что поклонницы?

– Ты откуда знаешь?

– Что я знаю?

– За мной действительно следят женщины.

– Да зачем им понадобился бедный российский космонавт? Кстати, как слетал?

– Об этом я и хотел бы с тобой побеседовать. Либо я с ума сошел, либо… В общем, в шесть встречаемся в метро, в центре зала.

Викентий повесил трубку, а Вадим задумчиво прошелся по комнате, оценивая слова и тон, каким Садовский разговаривал. С Кешей они дружили еще со школы, как и со Стасом Пановым, и никогда не забывали друг о друге, куда бы ни забрасывала судьба, и хотя Викентий по натуре был осторожен, рассудителен и уравновешен, что не помешало ему исполнить мечту и стать космонавтом, однако ни разу ни на что не жаловался и никого не боялся. Судя же по его речи в данный момент, он был взволнован, если не серьезно напуган.

– Вот японский мамай! – вслух проговорил Вадим. – Не нравится мне все это! Интересно, что там Кеша обнаружил, на Луне, кроме камней и пыли? Неужто уэллсовских селенитов?

До пяти часов вечера Вадим занимался уборкой квартиры, смел с полок пыль, постирал белье в недавно приобретенной стиральной машине. В свои тридцать лет он был еще не женат, что частично объяснялось спецификой службы в подразделении антитеррора, а частично тем, что для знакомых девушек он ставил очень высокую планку, которую не преодолела ни одна из них. Многие ему нравились, но не до такой степени, чтобы можно было повести их под венец. Впрочем, его успокаивала мысль, что и друзья оставались до сих пор холостяками. Как говаривал Кеша, самый рассудительный из них: у холостого много забот, а у женатого вдвое больше.

Раздался телефонный звонок.

Вадим на ходу вытер мокрые руки полотенцем, снял трубку.

– Господин Борич? – послышался в трубке невыразительный женский голос.

– Слушаю вас, – отозвался Вадим, не узнавая абонента. – С кем имею честь говорить?

– Вы встречались с известным космонавтом Викентием Садовским? – вместо ответа продолжала незнакомка.

– Только собираюсь. А что? Кто говорит? – спохватился Вадим. – Представьтесь, пожалуйста.

– Не обязательно. – В трубке затукали гудки отбоя.

Озадаченно повертев ее в руке, Вадим положил трубку на аппарат. Пожал плечами, размышляя над странным звонком, подумал: не розыгрыш ли самого Кеши? Потом пошел заканчивать стирку.

В начале шестого он натянул джинсы, куртку, бегло глянул на себя в зеркало – не побриться ли? Подумав, взял удостоверение офицера полиции, но оружие – он имел право носить пистолет – брать не стал. Вывел машину из гаража, располагавшегося в двадцати шагах от дома, серебристого цвета старенькую «БМВ» седьмой модели, и без пяти шесть подъехал к выходу из метро «Полежаевская» на улице Куусинена. С трудом нашел свободную нишу между стоящими впритык автомобилями, выключил мотор, и в это время к нему почти впритирку подрулил джип «Исудзу-Трупер» с темными стеклами. Из него неторопливо вышли двое широких мощных молодых людей с подбритыми затылками и висками, приблизились к машине Вадима, один из них сказал, лениво растягивая слова:

– Мужик, освободи место, шеф здесь всегда свой аппарат ставит.

– А разве это частная стоянка? – удивился Вадим. – Проедьте чуть вперед и поставьте свой аппарат.

Здоровяки переглянулись. Тот, что заговорил первым, с роскошным чубом и глазками-буравчиками, звонко шлепнул ладонью по крыше «БМВ».

– Мы ж тебе русским языком объясняем, это место машины шефа, он тут контору держит, вали отсюда без базара, усек?

– Усек, – спокойно сказал Вадим. – А вежливости вас не учили, бравы молодцы?

– А ну, выйди! – бросил второй здоровяк, пошире в плечах, с неприятным приплюснутым лицом и тяжелой челюстью, стукнув кулаком по стеклу окна.

– Боюсь, вам это не понравится, – с сожалением вздохнул Вадим, подумав: не опоздать бы на свидание с Кешей.

Открыв дверцу «БМВ», он заметил поднимавшуюся руку чубатого и ужом вывернулся из-под удара, нанося ему ответный коленом в пах. Затем отклонил голову от удара питекантропа с огромной челюстью – тот бил ребром ладони вполне грамотно, со знанием дела, – и воткнул ему палец в глаз.

Оба завопили от боли, забыв о присутствии своего загадочного «шефа», чубатый присел на корточки на асфальт, его напарник прижал к травмированному глазу ладонь, вытирая слезы, заполнившие второй глаз. Из джипа выскочил еще один амбал, двинулся было к Вадиму, доставая нож, но его остановил чей-то голос:

– Кость, не лезь. Садитесь в машину.

Из джипа выглянул молодой человек «кавказского» типа, с усиками, черноволосый и черноглазый, окинул Вадима нехорошим взглядом и скрылся. Его телохранители со стонами залезли в кабину «Исудзу», джип отъехал и стал у обочины дороги через несколько машин впереди.

Проводив глазами возмутителей спокойствия, Вадим с тревогой подумал, что крутые хлопцы могут и отомстить, вымещая гнев на машине, и что лучше бы поставить ее в другом месте, подальше отсюда, но время торопило, он уже и так опаздывал на встречу, и Вадим поспешил в переход, ведущий к метро, не заметив, что за ним из кабины серого цвета «Тойоты-Короллы» внимательно наблюдают две девушки в строгих деловых костюмах синего цвета.

Кеша ждал его у колонны посреди зала станции, нервно поглядывая по сторонам. И уже одно это говорило о его внутреннем напряжении и неуверенности, совершенно ему не свойственной. Вадим и сам почувствовал беспокойство, только теперь оценив состояние друга и его многозначительный намек на слежку.

Они обнялись, Вадим внимательно вгляделся в осунувшееся лицо Садовского с тенями под глазами, кивнул на сиденья для отдыха в центре зала.

– Садись, рассказывай.

Кеша оглянулся, облизнул губы, покачал головой.

– Не здесь. Обрати внимание на молодую даму в синем, что прогуливается у лестницы. Видишь? Я ее еще возле своего дома засек.

Вадим мельком посмотрел на девушку в костюме, с независимым видом прохаживающуюся в начале зала, их глаза на мгновение встретились, и Вадим уловил ощутимый ток внимания, исходивший от незнакомки. И хотя она тотчас же отвернулась, сомневаться не приходилось: за Кешей действительно велось наблюдение.

– Пошли наверх, у меня там машина.

– Может, лучше доедем на метро? Среди людей как-то спокойнее.

– Не бери в голову, ничего нам твои девицы не сделают. В крайнем случае я позвоню своим парням, и у тебя будет собственная команда телохранителей.

Они вышли из метро, сели в машину Борича. Вадим сделал вид, что копается в багажнике, незаметно оглядел стоявшие по обе стороны улицы автомобили и безошибочно определил машину с потенциально опасной «начинкой»: в серого цвета «Тойоте» сидели молодые женщины в костюмах, похожие на ту, что фланировала по залу метро. Не спуская с них глаз, Вадим сел, включил двигатель и все-таки успел заметить, как в кабину «Тойоты» нырнула еще одна женщина в синем. Это была команда, действующая не совсем чисто, но, во-первых, едва ли Вадим, как бывший профессионал спецназа, смог бы с ходу определить слежку, не подскажи ему это Кеша, а во-вторых, девицы в одинаковых костюмах вполне могли вести клиента внаглую сознательно, чтобы заставить его паниковать и делать ошибки. Правда, ответа на вопрос, зачем это им понадобилось, у Вадима не было.

Поискав взглядом крутых ребят, попытавшихся согнать его с места у тротуара, и никого из них не увидев, Борич лихо развернулся, переехав центральную разделительную полосу, и погнал «БМВ» по улице Куусинена в сторону Ленинградского проспекта, но свернул налево, на Зорге, и выскочил на Хорошевское шоссе под визг тормозов и ругань едущих в обратную сторону автомашин. Если их и вели наблюдатели неведомой конторы, вряд ли смогли повторить этот маневр.

– Рассказывай, – бросил Вадим, убедившись, что их машину никто не преследует.

– Ну что, я был прав? – с кривой улыбкой сказал Садовский.

– Еще не знаю, слишком мало информации. Рассказывай, с чего все началось.

– А ты поверишь?

– Смотря что ты мне преподнесешь.

– Я и сам себе уже не верю, голова кругом идет. В общем, дело было так. Все началось с момента моего второго выхода из модуля на поверхность Луны…

Викентий не был новичком в космосе, за его спиной были уже два полета на отечественную станцию «Мир», все еще исправно служившую людям после успешной модернизации, и на международную станцию «Альфа», но каждый раз, когда он наблюдал в иллюминатор за станциями, они казались ему удивительными неземными птицами, взмахивающими солнечными батареями, как крыльями. Точно такое же впечатление оставила станция «Мир» и на этот раз, во время пролета мимо корабля лунной экспедиции, в составе которой находился и Садовский.

Викентий не был поэтом, однако романтики не чурался, поэтому сравнение орбитальных поселений с птицами Внеземелья ему понравилось. Станция же на Луне, уже почти законченная и готовая к эксплуатации, казалась ему серебристо-белой ромашкой, чудесным образом распустившейся почти в центре Моря Кризисов.

Место строительства первой лунной исследовательской станции именно в области Моря Кризисов было выбрано людьми не случайно. За сто с лишним лет пристальных наблюдений за лунной поверхностью земные астрономы накопили немало сведений о странных явлениях на спутнике Земли. Это и необычного спектра световые вспышки и пятна, и флуктуации цвета, возникающие в кратерах, таких как Платон и Аристарх, и движущиеся объекты в форме прямоугольников, крестов и сигар. Один из таких прямоугольников – с фиолетовыми краями – достиг кратера Сабин и исчез после вспышки желтого света