Последний джинн

      Игнат скомандовал пилоту пролететь над ними: здесь и начинался парк архитектурных шедевров, возведенных в поле за Никола-Ленивцем, посмотреть на которые слетались любители подобного рода творческих решений чуть ли не со всего света.
      Игнат знал его историю.
      История никола-ленивцевых «архСтояний» уходила в седую древность России.
      Впервые идея собрать вольномыслящих художников и создать музей архитектуры пришла в голову молодому студенту архитектурного института Василию Щетинину в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году. Сначала он с друзьями переехал в Никола-Ленивец и построил себе дом; впоследствии такие же дома построили себе и его ближайшие соратники. Потом они решили позвать к себе других таких же «свободомыслящих людей» и сделать фестиваль. С тех пор и в течение уже почти четырех с половиной столетий в окрестностях небольшой русской деревеньки под Калугой и собирались архитекторы, жаждущие творческой реализации, чтобы создать некий строительно-архитектурный шедевр и заявить о себе. Недаром этот фестиваль прозвали «АрхСтоянием», хотя в отличие от воинского стоянияна реке Угре  данные мероприятия отличались разительно, и прежде всего – духом радости и свободы самовыражения.
      – Останови, – приказал Игнат.
      Флайт завис над опушкой леса на высоте двухсот метров. Дальше, до реки, шло волнистое поле, полностью занятое строениями разной формы и этажности, хотя выше полусотни метров строений не было. Материалами для стен сооружений служили в основном дерево и быстро застывающий силиколл, хотя встречались и вовсе уж вычурные творения, полностью выдутые из пенокерама или силк-стекла.
      Игнат заметил несколько строений, сохранившихся со времени прошлого «АрхСтояния»: Янтарные Ворота, Парусник, Твердый Взрыв, Шишкин Дом, Жар-Птица и Полет. Названия запомнились своей необычностью. Они и победили в конкурсе, вследствие чего сохранились до нынешнего фестиваля.
      Обычно фестивали начинались летом, двадцать девятого июля, в День Военно-морского флота, но двадцать шесть лет назад началась война с «джиннами», боевыми роботами негуманоидных цивилизаций, оставившая следы по всей земле, в том числе и в Калужской губернии России, и начало фестиваля перенесли на десятое мая.
      Игнат посещал эту «глушь» уже лет восемь.
      – Пройди чуть левее, – попросил он киб-пилота.
      Флайт медленно проплыл над удивительной конструкцией, напоминающей древний колодезный журавль.
      Игнат с любопытством оглядел его, гадая, что это за сооружение.
      Издали оно действительно напоминало колодезный сруб с длинной шеей «журавля», поддерживающего на ажурном шланге бадью с водой. Мало того, материалом сорокаметровой высоты конструкции послужили деревянные поленья, скрепленные между собой каким-то неведомым способом. А в «бадье» вполне мог разместиться приличный двухкомнатный жилой модуль.
      – Экзотично, – проговорил вслух Игнат. – Фантазия у создателей на высоте.
      Такси высадило его на подворье тетки Веры, умчалось обратно, получив новый вызов.
      Игнат неторопливо побрел через небольшой садик к старинному дому в резных деревянных кружевах, с коньком на крыше. До шедевров «АрхСтояния» ему было далеко, однако он был красив по-своему, легок и вызывал теплые чувства.
      Тетка Вера, маленькая, светлая, седая, с подвижным добрым лицом, выскочила на крылечко, всплеснула руками:
      – Игнаша прилетел!
      За ней из сеней вышла тетка Людмила, дородная, степенная, с яркими синими глазами. Она тоже заулыбалась, хотя и более сдержанно. Ее владение располагалось на другом краю дерлока, но обе тетки, возраст которых зашкаливал за девяносто лет, обычно проводили время вместе.
      Игнат обнял обеих, с удовольствием отвечая на вопросы женщин, и все трое прошли в дом, сохранивший древнее название – изба.
      Больше часа они беседовали, пили чай с вареньем, Игнат шутил, смеялся и чувствовал себя свободно и раскованно, как дома. Потом он решил прогуляться по территории «АрхСтояния».
      Тетки не возражали. Сами они давно привыкли к необычному соседству и толчее туристов, начинавшейся в мае, понимали, что людей тянет в эти места жажда необычного. А посмотреть здесь было на что.
      Игнат переоделся в спортивный костюм, вызвал такси, – пешком от дома тетки Веры до «АрхСтояния» было далековато, – и взял курс на первые «вытворения», как их называли женщины.
      Сначала облетел всю немалую фестивальную территорию по периметру, отмечая наиболее необычные строения. Таких, как он, любителей архитектуры было много, в воздухе над Никола-Ленивцем сновали десятки аппаратов, как частных, так и принадлежащих турфирмам, поэтому приходилось выбирать маршрут.
      Затем Игнат высадился у первого строения с необычными очертаниями, которое наметил осмотреть поближе, и отпустил желтый, с белыми полосами пинасс.
      Строение напоминало стоявший на корме наклонно к горизонту… Ноев ковчег! Во всяком случае, такое у Игната сложилось впечатление. «Ковчег» был собран из деревянных балок, плах и досок, материала по нынешним временам очень редкого и дорогого. Издали он казался легким, воздушным, ажурным, устремленным к небу, вблизи же создавал ощущение мощи, устойчивости и величия.
      В его основании, прямо над «кормой», к которой можно было подобраться по узкой лесенке, зияло прямоугольное отверстие, похожее на двери в никуда. Игнат заметил в этом проеме тоненькую фигурку и, заинтересовавшись, поднялся по лесенке к корме, а затем выше – к «двери».
      Созерцателем архитектурной инсталляции оказалась девушка лет двадцати трех, одетая практически в такой же белый спортивный тренч, что был и на Игнате. Высокая, стройная, но без особых выдающихся форм, привлекающих мужчин, с довольно простеньким личиком, на котором застыло выражение задумчивости. На губах неяркая помада, не особенно модная. Глаза карие, теплые, рассеянные, с золотистым огоньком. Нос точеный, греческий, как принято говорить. Волосы длинные, соломенного оттенка, падают на спину, связанные в хвост. Игната она заметила не сразу, погруженная в свои мысли, и он не стал ее беспокоить, остановившись поодаль. Прислушался к молчанию «ковчега», и вдруг услышал тихое хрустальное журчание ручья (откуда здесь ручей?), шепот листьев (странно, деревья далеко), музыкальные аккорды (кто играет – не видно) на грани слышимости и струнное гудение ветра в деревянных «перьях».
      Девушка почувствовала его присутствие, повернула голову. Туман в ее глазах рассеялся, она улыбнулась чуть смущенно, и он почувствовал нечто вроде электрического разряда. Такой улыбки он не видел еще ни у кого!
      Сглотнул, с усилием возвращая себе способность соображать, улыбнулся в ответ.
      – Щекотно, правда?
      – Что? – с легким удивлением изогнула бровь девушка. – Почему щекотно?
      – Здесь иная энергетика, дышится иначе. Чувствуете? Такое впечатление, что кто-то делает тебе массаж души.
      Девушка с любопытством смерила Игната взглядом.
      – Вы говорите как поэт.
      – Нет, я всего лишь эмтор, пытаюсь найти гармонию в мире вещей. А вы архитектор?
      – Всего лишь эфаналитик, – отрицательно качнула головой девушка. – И ксенолог. Работаю в ИВКе, институте…
      – Я знаю.
      – Мой дед был ксенопсихологом, я пошла по его стопам.
      – Может быть, я его знаю?
      – Гилберт Шоммер.
      Игнат, который не раз слышал от отца и деда это имя, с не меньшим интересом посмотрел на незнакомку.
      – Да, помню, даже читал какие-то его труды. Давайте познакомимся.
      – Давайте.
      – Игнат.
      – Лилия.
      – Шоммер?
      – Эллин.
      – По мужу?
      – По отцу. Шоммер – отец моей мамы.
      – Красивая фамилия.
      – Спасибо. Как вы здесь оказались?
      – В дерлоке живут мои тетки по отцовской линии, Вера и Людмила, я к ним часто наведываюсь.
      – Вера Ильинична? Вторые Завесы, частный сектор.
      – Точно.
      – А мои родственники живут в доме напротив. Я прилетаю сюда редко, но вашу тетю знаю.
      – Как ни тривиально звучит, но мир действительно тесен. А что именно привлекло вас на «АрхСтояние»?
      Мимо с шипением прошил воздух серо-жемчужный неф «Порше».
      Игнат напрягся. Этот неф он встречал уже третий раз, и простой случайностью сей факт быть уже не мог.
      – Здесь много интересных инсталляций, заставляющих думать, оживлять фантазию, либо успокаивающих сердце. Фестиваль еще не начался, воркшопы только достраиваются, видите? – Лилия показала на суету строителей неподалеку. – А я не люблю шумные толпы. Вот пришла сюда поразмышлять.
      – Мне тоже здесь хорошо думается. Я и сам хотел когда-нибудь поучаствовать в конкурсе.
      Неф вернулся, завис над «ковчегом», затем вдруг стрелой метнулся к разговаривающим молодым людям.
      Лилия отшатнулась с легким вскриком и, потеряв равновесие, взмахнула руками, начала падать спиной в проем гигантской «двери».
      Игнат прыгнул к ней, изогнулся, дернул за руку, возвращая обратно, крутанулся на пятке и на мгновение прилип грудью к деревянной обшивке с той стороны «двери», где должен был бы находиться «киль». Нашел выступ, вцепился пальцами правой руки, качнулся вправо, повис на пальцах, качнулся влево, нащупал опору для ноги и вытолкнул-вытащил себя на порог «двери». Посмотрел на удалявшийся неф, сказал спокойно:
      – Лихач фигов!
      Лилия вцепилась в его руку.
      – Вы… вы…
      Он посмотрел на нее, улыбнулся, похлопал по руке:
      – Все нормально. Парень просто бесится от переизбытка недостатка. Жаль, что его выкрутаса не видели инспекторы ФАИ.
      – Вы меня спасли.
      – Пустое, просто поддержал под руку. В жизни всякое случается. Знаете что, а давайте посидим где-нибудь в кафе? Я еще не знакомился с ксенологами, а тем более с такими династически знаменитыми.
      – Ну, какая из меня знаменитость, – слабо улыбнулась Лилия. – Дед – тот был действительно известен. – Она заколебалась. – В два часа мне надо быть…
      – Мы успеем, до двух часов еще уйма времени. Здесь неподалеку, на окраине дерлока, есть кафе «Острог», очень уютное. Не бывали? Оно располагается на вершине жилой башни, откуда видна вся территория музея.
      – Хорошо, минут сорок у меня есть.
      Игнат, пользуясь сетью связи Управления, мысленно вызвал такси.
      Двухместный пинасс прилетел буквально через минуту, высадив, очевидно, кого-то из прибывающих гостей фестиваля.
      – Как это у вас ловко получилось, – искоса посмотрела на спутника девушка. – Я думала, придется ждать не меньше получаса.
      – Я еще посуду мыть умею, – улыбнулся Игнат, – и вязать спицами шерстяные носки.
      – Чем? – не поняла она.
      – Спицами. Никогда в руках не держали?
      – Не доводилось. Даже слова такого не знаю.
      – У нас еще с двадцатого века в семье хранится разная древняя утварь, прялка, к примеру, спицы, инструменты. Моя прапрабабка вязала носки очень здорово, я слышал это от деда.
      Они сели в такси.
      Аппарат взлетел над зеленым полем с архитектурными экспонатами фестиваля.
      – Такого музея больше нигде нет, – сказала Лилия, снова становясь задумчивой. – Я была во многих странах мира, видела очень красивые музеи ландшафтной архитектуры, но здесь все иное.
      – Я тоже бывал, – сказал Игнат, провожая взглядом проплывающий внизу объект, напоминающий проросшие друг сквозь друга крылья разных птиц. – В Италии, Латвии, Бельгии. Там в зданиях время спит, а тут оно всматривается в нас с легким удивлением.
      Лилия оторвалась от созерцания ландшафта, повернулась к нему. Золотистые огоньки в глазах девушки загорелись ярче. Собеседник ей нравился. Впрочем, это чувство было взаимным, хотя дать знакомству объективную оценку Игнат пока не мог. С Лилией просто хотелось быть рядом, и все.
      Такси доставило их на крышу невысокой – всего в тридцать два этажа – жилой башни на окраине Никола-Ленивца, откуда они спустились в кафе. Заняли места на веранде, с видом на территорию «АрхСтояния» и речку Угру. Лилия заказала себе горячий слим со сливками. Игнат традиционный травяной чай с брусничным вареньем. Варенье из лесных ягод он любил самозабвенно, так что мог есть его с утра и до вечера.
      – Над чем работаете? – полюбопытствовал он. – Я имею в виду – как ксенолог?
      Лилия отвела взгляд от панорамы архитектурных творений под башней, смущенно пожала плечами:
      – Тема моих исследований касается и ксенологии, и эфаналитики. Вы не изучали материалы по футурпрогностике с уклоном в ксенопсихологию?
      Игнат с обманчивым простодушием отрицательно качнул головой:
      – Я простой скульптор, ксенология мне была ни к чему. Но кое-чем из этой области науки я интересовался.
      – Я начинала работать над прогностикой посткомпативного человечества.
      – Это мне знакомо. Уже сейчас инки начинают вести себя как волевой оператор, заменяют людей все больше и больше, особенно в экстремальных видах производства, а дальше они вообще прорастут в нас как дополнительные интеллект-системы, станут органической частью человечества.
      Брови Лилия взлетели на лоб.
      – Вы меня разыгрываете? Так может рассуждать только специалист.
      Игнат не выдержал, засмеялся.
      – Нет, я действительно эмтор, мне нравится создавать эмоционально насыщенные видеоскульптурные композиции, но я заканчивал МГУ, факультет ксенолингвистики.
      – Тогда понятно. Только вряд ли вам понравится слушать человека, засунувшего как страус голову в песок мало кого интересующих проблем. Вам и своих хватает.
      – Хотите узнать, как решаются любые проблемы?
      – Хочу, – простодушно кивнула Лилия.
      – Это напоминает процесс реализации компьютерной программы. На вход подается запрос: эта хреновина работает? Предполагается два варианта ответа. Первый: не трогай ее. Второй: ты ее трогал? По первому варианту вообще все легко: если ты ее не трогал, то и проблемы не возникает.
      Лилия показала свою ослепительную улыбку, и сердце Игната дало сбой.
      – Похоже, я догадываюсь, что происходит во втором случае.
      – На вопрос: ты ее трогал? – тоже можно дать два ответа. Первый: нет, не трогал. Еще вопрос: кто-нибудь разозлился из-за этого? Первый ответ: нет. Реакция: ну и забудь об этом. Второй ответ: да, рассердился. Реакция: ты несчастный дурак! Сможешь свалить вину на другого? Если ответ – да, то проблема сама собой рассасывается, так как ее должен решать другой человек. Если ответ – нет, то проблема достается тому самому дураку, который не может свалить вину на другого человека. А так как он решить ее не в состоянии, то проблема так и остается на выходе программы нерешенной. В таком случае она никому не нужна.
      Лилия скептически покачала головой.
      – Слабенький тест на сообразительность.
      – Мне его рассказал мой приятель. Давайте вернемся к вашей работе.
      – Я вас предупредила.
      Игнат клятвенно прижал руку к груди:
      – Жаловаться никому не буду.
      Внезапно из-под козырька веранды поднялся и завис напротив беседующих молодых людей знакомый серо-серебристый неф «Порше».
      Игнат перешел в инсайт-состояние, мгновенно оценил исходящие от пассажиров внутри аппарата – их было двое – токи внимания и угрозы, слегка успокоился: в ауре обоих молодых парней, сидящих в кабине флайта (один – китаец, второй – смуглолицый уроженец Кавказа), не было агрессивных устремлений, лишь нагловатая пренебрежительная спесь, опиравшаяся на ложное ощущение вседозволенности и веры в свои силы.
      Лилия с недоумением посмотрела на флайт.
      – Это они, да? Что им от нас надо?
      – У них было тяжелое детство, – пошутил Игнат, – отсутствие воспитания, накачанные бицепсы. Парни дурачатся. Да бог с ними, давайте уйдем отсюда.
      Лилия изогнула бровь, что означало у нее возникновение каких-то сомнений.
      – Вы их боитесь?
      Игнат озадаченно пригладил волосы на затылке.
      – Боюсь? Нет, конечно. Просто не люблю конфликтовать с людьми.
      – Потому что не можете за себя постоять?
      – Потому что не считаю это способом самоутверждения.
      – Но эти хулиганы едва не сбросили нас с десятиметровой высоты.
      – Пожалейте их, это, наверно, единственный способ развлечения у им подобных. К тому же… – Игнат не договорил.
      Блистер нефа ушел в паз, на беседующую пару на веранде уставились два ухмыляющихся лица.
      – Эй, люсер, травку не хочис купит? – спросил смуглолицый у Игната; говорил он на русском, с отчетливым «кавказским» акцентом.
      – Тевушка, ити к нам, – заговорил и китаец, с примерно таким же акцентом, разглядывая Лилию маслеными глазами. – Покатаэмса. Путэш сасэм товолна.
      Оба заржали.
      – Ты больше не хочешь? – осведомился Игнат у собеседницы, кивнув на ее полупустую чашку.
      – Что? – не поняла она, опустила голову, посмотрела на чашку. – А-а… нет, не хочу.
      – Позволь?
      В то же мгновение чашка с остатками слима оказалась в руке Игната и с силой вонзилась в лоб китайцу.
      Он ахнул, откидываясь на спинку сиденья.
      Чашка лопнула, выплескивая содержимое на лицо парня и одежду.
      Его спутник с недоумением посмотрел на приятеля, перевел взгляд на Игната, и ему в нос врезалась фарфоровая чашка Игната с остатками чая. Удар получился такой силы, что чашка разлетелась вдребезги, а ойкнувший любитель «травки», по сути, получил нокаут.
      Флайт начал медленно опускаться, исчез под козырьком веранды.
      Посетители кафе, их было человек пятнадцать, ничего не заметили, так быстро все произошло. Лишь один мужчина приятной наружности, ставший свидетелем финала разговора, поднял большой палец, оценив действия Игната.
      Глаза ошеломленной Лилии стали большими. Изумление в них боролось с недоверием и одобрением.
      – А говорите, что не любите конфликтовать.
      – Сами виноваты, – пожал плечами Игнат. – Придется теперь платить за посуду. Я не боюсь, что они вернутся, но предлагаю найти другое место для беседы.
      Лилия очнулась, вызвала отсчет времени.
      – Нет, я уже должна идти.
      – Жаль. Можно я вас провожу? – Игнат с готовностью поднялся, снова подключаясь к сети «спрута» и вызывая такси.
      – Хорошо, – кивнула девушка. – До метро.
      Игнат заплатил за напитки, и они поднялись на крышу башни.
      Аппарата с представителями южной и азиатской стран, испытавшими на себе терпение россиянина, нигде видно не было. Зато с неба спустился желтый, в черными полосками, пинасс такси.
      – Вы волшебник, – заметила Лилия, покачав головой.
      – Конечно, – согласился Игнат, приглашая ее сесть. – Метание чашек с напитками просто мое хобби. Если захотите, я и вас научу.
      – Нет, спасибо, – засмеялась она, отчего у Игната перехватило дыхание. – Лучше научите вызывать такси, чтобы оно прибывало через минуту.
      – Договорились.
      Пинасс свечой вонзился в небо.
      Панорама дерлока Никола-Ленивец с прилегающими к нему экопарками, лесами и полями ушла вниз. Вдали, за башней с кафе «Острог» появился серебристый неф «Порше», но за такси гнаться не стал. Урок, преподанный Игнатом его пассажирам, подействовал на них отрезвляюще. Тем не менее Игнат связался с базой и попросил дежурного «пробить» номер аппарата по банку данных ФАИ, выяснить, кому он принадлежит и что за пацаны на нем катаются, пренебрегая правилами аэротранспортного движения.
      – Я вас слушаю, – сказал Игнат, чувствуя плечом тепло тела девушки. – Вы заговорили о проблемах.
      – А вы доходчиво объяснили мне, как их решать.
      – Я пошутил. Серьезно, над чем вы работаете? Это связано с проблемами, которые решал ваш дед?
      – Я продолжила его поиск концепции эволюционных рядов. Если вы знаете, над чем работал Гилберт Шоммер, то должны знать и его выводы.
      – Иксоиды, гиперптериды, Черви Угаага и мы, люди, являемся ступенями развития разума в Метагалактике.
      – Эволюция началась с Протеев, но это не важно. Дед считал, что человечество послужит зародышем иной формы разума, он назвал ее ангелоидами.
      Игнат улыбнулся.
      – Забавная идея. По-моему, ее раскритиковали все ученые в то время.
      Брови Лилии сдвинулись.
      – Неудачно только название – ангелоиды, смысл самой идеи остается абсолютно точным. Дед был прав в главном: разум вообще представляет собой промежуточную стадию эволюции материи в Мультиверсе.
      – Эта идея была высказана еще в древности, нет?
      – В конце двадцатого века, но разработана подетально только сейчас. Вас не интересовало, что будет потом, после нас, когда мы уйдем? Кто сменит человечество?
      – Ангелоиды?
      – Дались вам эти ангелоиды. Поставьте вопрос шире: кто сменит разумВселенной, какая сила? Если человек представляет собой одну из форм разума, то какой Ум сменит Разум?
      – Ум за Разумом, – невольно фыркнул Игнат. Заметил, что его шутки не нравятся собеседнице, поднял руки. – Все, больше не буду. Я понял. Вы работаете над эволюционными рядами жизни в глобальном масштабе. Так? Очень интересно!
      Лилия посмотрела на него с сомнением.
      – Вам действительно интересно?
      – Честно! Я никогда не думал об этом. Звучит смешно – Ум за Разумом, но эта фраза отражает колоссальную глубину проблемы. Обещайте, что мы встретимся, и вы мне расскажете обо всем поподробней.
      Лилия сделалась задумчивой, отвернулась.
      – У меня практически нет на это времени.
      – Находите же вы время на экскурсии.
      – Это бывает очень и очень редко. Обычно я все дни и ночи провожу с инками института.
      – Я вас прошу! – Игнат взял девушку за руку. – Дадите номер мобика? Я позвоню.
      Лилия посмотрела на свою руку, не спеша выдергивать ее из рук Ромашина, прищурилась.
      – Ум за Разумом, говорите?
      Игнат поспешно выпустил ладошку девушки.
      Она улыбнулась.
      – Я долго мучилась, как назвать следующую стадию разумогенеза, теперь назову – УММ.
      – Замечательное название.
      – Вы снова шутите?
      – Ни в коем случае! Так вы не возражаете?
      Такси нырнуло к шпилю метро Медыни.
      – Запишите номер.
      – Я запомню.
      Лилия продиктовала номер мобильного вифона, Игнат подал ей руку, помог выбраться из такси, и девушка помахала ему рукой.
      – Дальше доберусь сама, звоните.
      Игнат проследил, как она входит в одну из свободных кабин метро, и вдруг понял, что влюбился.

Глава 5
ПОСТАВЬТЕ ВСЕХ «НА УШИ»

      Космос был великолепен! В зале визинга фрегата «Енисей», дрейфующего между орбитами Марса и Юпитера, в поясе астероидов, никого не было, и Артем какое-то время безмолвно любовался звездной панорамой, распахнувшейся под ногами, обнимавшей весь корабль; Солнце пряталось в данный момент за кормой фрегата и наблюдать звезды не мешало.
      В ушах проклюнулся хрустально чистый звук, предваряющий сообщение лиги контроля Солнечной системы: «В Системе все спокойно». И снова сознанием Ромашина завладела тишина, дополняющая ощущение глубокого покоя, рожденного созерцанием звездного мира.
      Мысли свернули к положению вещей внутри космического дома человечества – Солнечной системы.
      «Криптоид» взорвался, не оставив никаких следов, если не считать таковыми гигантский разлом на поверхности Луны, в районе борозды Маскелайн.
      Все причастные к этому взрыву люди, задумавшие уничтожить Луну, Землю и вообще часть Галактики вокруг Солнца, были схвачены, осуждены и помещены в исправительные учреждения на разные сроки. Самый большой срок, если слово «пожизненно» можно было считать мерой времени, получил Ульрих Хорст, хотя американская прокуратура и выходила в Европейский Совет по наказаниям с предложением подвергнуть Хорста эвтаназии. Однако европейцы, вздохнувшие спокойно после войны с боевыми роботами иксоидов и гиперптеридов, в эйфории всепрощения пощадили Хорста, а спустя двадцать пять лет после жутких боев земной защитной системы с «джиннами» и моллюскорами вообще выпустили младшего Хорста на свободу.
      Артем вздохнул.
      С выходом Ульриха из ганноверского централа у Службы безопасности добавилось забот. И по мнению Ромашина, освобождение Хорста предвещало человечеству новые потрясения.
      Вспомнились предупреждения Шоммера. Ведущий ксенолог ИВКа утверждал, что далеко не каждый его потомок станет ангелоидом. И хотя высказано это было в шуточной форме, смысл предупреждения был понятен: прежде, чем выйти на вершины поистине магического оперирования материей, человечеству предстоял нелегкий путь проб и ошибок, а иногда и войн с самим собой.
      Артем еще раз вздохнул.
      Шоммер проявил в себе знанияангелоидов лишь один раз, когда советовал не трогать «Криптоид». После этого он хотя и остался блестящим ученым, способным предвидеть многие препятствия на пути человека в космосе, однако до самой смерти больше не проявлялся как посланник ангелоидов. И все же он был очень нужен Службе безопасности, поскольку не раз давал сотрудникам Службы дельные советы.
      «Артем, мы вас ждем», – заговорил имплант рации «спрута», внедренный в слуховой нерв.
      «Иду», – мысленно отозвался Ромашин, стряхивая с себя оцепенение.
      Спустился к отсеку метро в трюме фрегата, не встретив на пути ни одного человека, вошел в кабину и вышел из такой же кабины в недрах здания УАСС под Рязанью. Через две минуты он уже открывал дверь рабочего модуля директора Федеральной Службы безопасности.
      В небольшом помещении модуля, называемого по старинке кабинетом, сидели за столом трое мужчин и одна женщина. Мужчин Артем знал, потому что работал с ними, женщину видел впервые.
      – Знакомьтесь, – сказал директор ФСБ Вильям Смехов, сухолицый, с ежиком темно-русых волос, сероглазый, внимательный; чем-то он напоминал Артему бывшего начальник УВР Володю Калаева. – Артем Ромашин, этик-юрист. Камелия Дельмар, координатор Интерпола.
      Артем коротко поклонился, отметив несомненную «южную» красоту женщины, по всей видимости – испанки. Поздоровался с мужчинами, пожав им руки, сел напротив представительницы Интерпола.
      – Начинайте, Камелия, – кивнул Смехов.
      Он был моложе Ромашина на семнадцать лет, но занимал кресло Директора по праву, проявив себя как исключительный организатор и аналитик при разработке планов гашения многих межгосударственных конфликтов. Фамилия Смехов ему не шла, однако Артем не знал ни одного знакомого сотрудника Службы, кто способен был пошутить на этот счет.
      – Мы встревожены, – заговорила Камелия Дельмар по-английски. – Исчез выпущенный на свободу преступник. Мы объявили всеземной розыск, однако никаких результатов не добились.
      – Кто преступник? – спросил Артем, уже догадываясь, о ком зашла речь.
      – Ульрих Хорст.
      Ромашин встретил взгляд Кирилла Бондаря, выражавший сомнение и вопрос. Понять начальника группы «Соло» было легко: совсем недавно они уже говорили о Хорсте, осуждали решение Европейской Комиссии по помилованию и прогнозировали рост негативного фона в криминальной среде.
      – Мало того, с момента исчезновения бывшего заключенного, – продолжила Камелия Дельмар, – произошло пять нападений на известных в прошлом людей. Все они погибли. В том числе – Брайан Маккормик, бывший полковник Погранслужбы, ставший опекуном Ульриха Хорста.
      В кабинете стало совсем тихо.
      Смехов выключил звуковое сопровождение рабочего стола, и лишь бегающие по столешнице огоньки и короткие бланк-сообщения, предназначенные только директору ФСБ, напоминали о занятости этого человека.
      Начальник Управления внутренних расследований Майкл Хоук, сидевший рядом с Артемом, тихо произнес:
      – Мы в курсе. И наши юристы возражали против решения комиссаров ЕСИН освободить Хорста. Почему вы не сообщили нам сразу о его исчезновении? Ведь прошло три дня, не так ли?
      Камелия посмотрела на директора, и он негромко сказал:
      – Их можно понять. Была поднята на ноги вся кримполиция Европы. Они считали, что легко найдут беглеца и заставят жить как законопослушного гражданина. Но вы не знаете главного. Час назад было совершено нападение на Вилора Лапарру. Он чудом остался жив.
      Снова кабинетом завладела тишина.
      – В принципе, – добавил Смехов после паузы, – это уже по нашей части. Начинаем работать. Майкл, коллеги готовы дать нам все материалы, связанные с делом Ульриха Хорста. Начните сразу с режима «на уши».
      Хоук кивнул. Режимом «на уши» в среде профессионалов Службы назывался императив «обнуление тревоги», приводящий защитную систему человечества в состояние боевой готовности.
      – Второе: у меня нет полной информации по делу НЕСПАСЕ. Есть результаты?
      Сидящие в кабинете мужчины переглянулись.
      Артем догадался, что Смехов заговорил об этом намеренно, чтобы затронутая тема подействовала на координатора Интерпола. Обычно подробности работыФСБ не выходили за стены учреждения.
      – Европарламентарии готовят законопроект, запрещающий агентам спецслужб всех рангов пользоваться сетью метро на территории Европы, – заговорил Хоук невозмутимо. Он тоже не понял намерений директора, но с ходу поддержал его, не раскрывая способа, с помощью которого были добыты сведения. – Якобы для укрепления безопасности густонаселенных районов Европы и снижения угрозы жизни ее граждан.
      – Что вы сказали? – удивилась Камелия. – Зачем это им? И как они собираются контролировать исполнение такого закона?
      – Вряд ли это достижимо, – усмехнулся Смехов. – А вот зачем закон понадобился европолитикам, понятно. Во-первых, это даст возможность насолить России, а также хороший предлог заставить всех говорить о НЕСПАСЕ, рейтинг которой упал почти до нуля. Во-вторых, стремление евронаций дорожить жизнями членов Евросообщества проистекает не из любви к ближнему, а из любви к собственному физическому телу. Борьба со злом давно выродилась для европейцев в борьбу за сохранение своего образа жизни. Их девиз – все на потребу тела. Больше, лучше, вкуснее, роскошней – вот смысл существования западного человека. Вы не согласны?
      Он оценивающе посмотрел на Камелию Дельмар.
      Все мужчины в кабинете сделали то же самое.
      Представительница Интерпола очаровательно улыбнулась.
      – Я не готова к дискуссии, сеньоры. Могу только сказать, что я на вашей стороне. Евродеятели из НЕСПАСЕ и прочих организаций подобного толка не понимают, что с Россией нельзя ссориться, с ней лучше всего дружить и сотрудничать. Они не понимают и другого, что космос изучают, рискуя жизнью, в основном россияне, привыкшие испокон веков летать с безумным риском не за деньги, а за интерес. Такие подвиги не под силу ни европейцам, ни американцам.