Он тихонько прошел за ее спиной в угол, где стояли столик, два кожаных кресла и вешалка, сел в одно из них и принялся разглядывать профиль девушки.

На ее лицо, когда она работала, хотелось смотреть не отрываясь, как на огонь костра или дождь. Когда она работала, то превращалась из феи приветливой доверчивости в фею милой сосредоточенности, и по лицу ее тихо бродили отголоски мыслей и чувств, переживаемых в данный момент. Никита мог часами наблюдать за ней, теряя счет времени, готовый убить всякого, кто посягнет на это существо, способное превращать безотрадное – в красивое, серость – в яркую многоцветность…

Одета Ксения была в голубой комбинезон, не скрывающий восхитительных форм тела. Волосы она заплела в косу, которая тяжелой короной украшала голову, открывая длинную шею с серебряной цепочкой на ней. В мочках ушей поблескивали серебряные сережки с сердоликом в форме листика березы. На среднем пальце левой руки – перстень с таким же камнем. Неброско, просто, но в этой простоте скрывался некий шарм и тонкий изыск, свойственный только истинному художнику – не в смысле профессии, в смысле свойств натуры.

– И долго ты намерен так сидеть? – раздался волнующий голос девушки.

– А? Д-да… – промямлил застигнутый врасплох Никита.

Ксения оглянулась. В глазах улыбка, лукавые искры, приветливость и готовность выслушать любое известие. Повинуясь зову интуиции, Никита подошел к ней и молча поцеловал в полураскрытые пунцовые губы, ответившие на поцелуй с неожиданно нежной силой. Минута длилась долго, а тишина в мастерской была такая, что ощущалось кипение крови – в губах, сердце и руках, сжимавших девичьи плечи. Затем, снова повинуясь властному зову интуиции, Никита разжал объятия, оторвался от Ксении и отступил на шаг. Девушка смотрела на него без улыбки. Глаза ее стали огромными, глубокими, и радость в них соседствовала с сомнением.

Никита стиснул зубы, отступил еще на шаг. Снова это загадочное сомнение, что и в глазах Толи Такэды. Ах, друзья мои, приятели, откуда же эти сомнения? Что вы такого видите во мне, что позволяет вам сомневаться?

– Надо же, – все тем же спокойным низким голосом произнесла девушка, – на двадцать седьмой день знакомства ты наконец соизволил поцеловать меня. Я думала, ты смелей.

– Ну что ты, я такой неуклюжий и робкий, – пробормотал Никита.

Девушка засмеялась, и напряжение ушло, разрядившись смехом. Но вкус поцелуя остался на губах и в памяти. Сравнить его было не с чем, ничего подобного Никита не переживал раньше, хотя и целовал девушек прежде. Как сказал бы Толя Такэда: счастье выпадает тому, кто его не ждет.

– Я пришел жаловаться, – продолжал танцор, с жадной робостью впитывая смех девушки и свет, исходивший от ее лица. – Понимаешь, вокруг меня что-то происходит, какие-то скрытые силы жонглируют событиями, а я лишь изредка ощущаю их присутствие. Плюс вот это. – Танцор кивнул на руку, закатав рукав рубашки над локтем, где красовалась звезда. – Подарок судьбы. Весть, как выражается Толя.

– Болит, мешает?

– Не мешает, но… действует на нервы. – Никита вспомнил реакцию пятна. – А стоит на него надавить, и…

Знакомый холодный разряд проколол руку от звезды до шеи, вонзился в затылок, растекся парализующим холодом по всему телу, заставил дрожать пальцы и губы. Раздался чей-то грохочуще-гулкий голос, показалось, в костях тела, позвоночника, в черепе произнес фразу на каком-то тарабарском языке, стих. И все прошло. Осталась только слабость в коленях и затихающий звон в голове.

– Что с тобой? – Никита увидел у лица испуганные глаза Ксении и обнаружил, что сидит в кресле. – Тебе плохо?

– Н-нет… все нормально… сейчас пройдет.

Ксения упорхнула куда-то и тут же принесла чашку холодного кофе.

– Пей, это взбодрит. – Посмотрела, как он пьет, отобрала чашку, положила одну ладонь на его затылок, вторую на лоб. – Теперь сиди тихо и думай о приятном.

Ладони у нее были мягкие, ласковые и в то же время сильные. От них исходила какая-то успокаивающая, живая прохлада и приятная бодрость. Через несколько минут Никита почувствовал себя окрепшим, восстановленным, отдохнувшим. Легкая нервная дрожь вокруг пятна звезды – словно по коже бродила «гусиная пупырчатость» – прошла… Страх в душе почти растаял, хотя Сухов знал, что он еще вернется. Загадка звезды угнетала, снова появилась идея сходить к косметологу и срезать участок кожи вместе со звездой. Если бы только была гарантия, что это поможет.

– К врачу не обращался? – поинтересовалась Ксения.

Танцор отрицательно качнул головой, криво улыбнулся.

– Тебе Толя рассказывал, как она появилась?

Ксения опустила глаза, потом прямо посмотрела на него.

– Рассказывал.

– И что ты об этом думаешь?

Девушка отвернулась, прошлась по мастерской, остановилась у мольберта с пейзажем… Сказала, не глядя на гостя:

– Ник, ты попал под колесо истории, хочешь ты этого или не хочешь. С появлением Вестника мир вокруг изменился и… и многое зависит от тебя лично. Многое, – подчеркнула она, искоса глянув на Никиту, – если не все. Если захочешь, в свое время ты узнаешь подробности. Но возврата к прежней жизни не будет. И ты – в большой опасности, в очень большой.

– Значит, ты все знаешь? – задумчиво проговорил Сухов, чувствуя, как впереди разверзается бездна.

– Не все, только то, что сказала. Тебе предстоит пройти Путь, вернее, три Пути…

– Целых три? – Никита постарался, чтобы в тоне вопроса было как можно больше иронии, но Ксения не прореагировала на это.

– Путь Меча, Путь Мысли и Путь Духа. Если только… – она помолчала, – если тебе хватит…

– Смелости? Ну что ты, я трус.

– Великодушия, – закончила девушка.

Чувствуя, как запылали щеки, Никита встал и, не попрощавшись, вышел из мастерской. Он был взбешен, раздосадован и обижен, словно ему отвесили пощечину, хотя в глубине души сознавал, что Ксения не хотела его обижать. И все же было чертовски обидно, что в нем, таком положительном во всех отношениях, имевшем сотню великолепных качеств, нашли вдруг изъян. Великодушия, видите ли, ему недостает! Откуда это видно? И зачем оно для того Пути, или трех Путей? Путнику больше требуются сила и выносливость, а не великодушие… если, конечно, он собирается куда-то идти…

Никита пожал плечами. Никуда идти он не собирался. Но от этого на душе не становилось спокойнее. Ксения знала, что он не из путешественников, вот почему во взгляде ее сквозило сомнение. Знала она и то, что он откажется от Пути, вернее, от трех Путей. Отсюда печаль и дистанция, которую она установила сама, поцелуй не в счет. Или как раз наоборот, поцелуй – шаг вперед?

Путь Меча…

Никита нахмурился.

Пахнет кровью. Путь Меча, Путь Мысли и Путь Духа. Но звучит! Как это звучит влекуще и жутко… упаси меня боже от соблазна!

ГЛАВА 5

Целых два дня он выдерживал характер: Такэде не звонил, Ксению не искал, на звонки не отвечал. Общался только с соседями, с мамой и приятелями на тренировках. В театр пошел лишь затем, чтобы сообщить Кореневу окончательное решение: он переходит в балетную труппу Малого академического.

Так как и ему никто из друзей не досаждал, Никита, разозлившись, решил устроить себе отдых и уехал в Подмосковье, на турбазу, минимум на неделю. А поскольку для этого нужны были деньги, пришлось идти в банк и снимать со счета.

Машина стояла в ремонте на станции техобслуживания, поэтому все вояжи приходилось выполнять или на такси, или общественным транспортом.

Сухов, вообще говоря, особых трудностей в жизни не испытывал, воспитывался в основном дедом и бабушкой и жил в достатке. Денег он никогда не считал, ни в детстве, ни во время учебы, ни потом, устроившись на работу, поэтому был в известной мере избалован, чтобы почти никогда и ни в чем себе не отказывать. В такси он сел не задумываясь, хотя на троллейбусе до районного сбербанка можно было добраться за двадцать минут. А когда подошло время расплачиваться (пятьсот рублей за пять километров?!), обнаружилось, что танцор забыл деньги дома: злую шутку сыграла привычка ездить на машине.

Водитель, угрюмый здоровяк с лысиной на полчерепа, шутки не понял.

– Крутой? – буркнул он сипло. – Тогда плати штуку, я тоже крутой. – И он взялся за монтировку.

Напрасно Никита клялся, что забыл портмоне, просил подождать, пока он получит в банке деньги, предлагал в залог часы: водитель только отфыркивался и выжидательно глядел исподлобья. Наконец Сухов выдохся и прошипел, сдерживая бешенство:

– Вези обратно, олух!

– Я тебя ща отвезу, – пообещал водитель, разворачиваясь. – Я тебя в милицию отвезу.

При слове «милиция» в мозгу танцора что-то щелкнуло. Он вспомнил вызов и разговор с инспектором, как две капли воды похожим на шофера такси. Не есть ли это звенья одной цепи? Не сработала ли снова «печать зла», усиливающая, по словам Толи, вероятность неблагоприятного исхода любых действий Сухова?

– Стоп! – сказал он. – Я плачу.

Но водитель словно не расслышал, продолжая гнать машину в обратном направлении. И тогда Никита что есть силы дернул вверх рукоятку ручного тормоза. Машину занесло. Взвыв, заглох мотор. Шофер тупо глянул на тормоз, на пассажира, брови его полезли вверх, но Никита не дал ему времени опомниться: рванул ручку дверцы и выскочил из такси.

Квартал он бежал так, словно сдавал стометровку, ожидая криков и ругани в спину, но все было тихо. Уехал ли таксист сразу или простоял час, Никита так и не узнал. А вбежав в здание банка, оказался свидетелем его ограбления. «Печать зла», видимо, продолжала действовать.

Четверо молодых людей в масках из чулок в «лучших» традициях голливудских боевиков уложили посетителей банка на пол и набивали деньгами сумки. Судя по ярости их главаря, добыча не была огромной. Вооружены они были пистолетами, а черноволосый главарь – автоматом «узи», что превращало любой акт сопротивления в акт самоубийства.

Никита еще ничего не успел сообразить, как получил по скуле рукоятью пистолета и, оглушенный, упал на колени.

До этого он ни разу не встречался с вооруженными бандитами, не считая случая в парке. Конечно, разговоры о рэкетирах, мафии, ворах в законе, коррумпированных чиновниках были на слуху, об их «успехах» не раз писали газеты, но все это для танцора происходило как бы в других измерениях и его не касалось. Но вот на карту судьбы ему поставили «печать зла», и неприятные открытия посыпались как из рога изобилия.

– Лечь! – услышал он над собой, получил удар по затылку, но продолжал стоять на коленях, с усилием соображая, что делать дальше и как он оказался в таком беспомощном положении. Его ударили еще раз, и Сухов – долго потом вспоминалось это со стыдом и горечью – вскрикнул от боли и поспешно лег лицом вниз, хотя в момент удара – это он тоже осознал и запомнил – мог перехватить руку бандита и вырвать пистолет.

Грабители умчались через несколько минут, выстрелив для острастки пару раз в потолок. А еще через минуту вместе с блюстителями порядка в помещение сбербанка ворвался Такэда. Помог Никите подняться, повел на улицу. Их остановили, потребовали описания событий и преступников, – но Сухов соображал плохо, а помнил все и того хуже. Презирал он себя в данный момент люто.

– Ты появляешься как чертик из коробки, – сказал он инженеру, когда тот привез его домой и стал лечить ссадину на скуле и шишку на темени. – Как тебе это удается?

Такэда молча продолжал свое дело.

Никита подождал ответа, заговорил снова:

– Ладно, я еще с тобой разберусь… охранник. Что или кто меня прищучил на этот раз? Психоразведка? Молодчики СС? Как ты там говорил: «свита Сатаны»?

– Если появятся функционеры «свиты», тебе несдобровать. Я уже говорил: не ввязывайся в конфликты, поменьше бывай вне дома или займись боевой подготовкой. Хотя бы для выживания. Сейчас тебя можно ликвидировать шутя, хотя ты и здоров на вид.

Никита обиделся.

– Между прочим, я делаю стойку на двух пальцах! Отжимаюсь на одной руке… да и сальто кручу тройное… Попробуй, и посмотрим, что получится.

– Этого мало, Кит. – Инженер сел напротив, сгорбился. – Ты абсолютно не готов морально и не подготовлен технически к схватке, не ждешь опасности и не умеешь реагировать на нее вовремя. Тебе нужен не просто тренер айкидо, дзюдо или тхэквондо, но инструктор по выживанию.

– Зачем?

– Да, – тихо сказал Толя. – Я тоже часто задаю себе этот вопрос: зачем тебе лишние хлопоты? И не нахожу ответа.

Никита поискал обидный смысл в словах друга, не нашел и, решительно оттолкнув подушку, сел на кровати в тренировочном костюме.

– Рассказывай все.

Такэда покачал головой.

– Все еще рано. Пока есть шанс тихо просидеть в кустах и не поднимать шума. Может быть, Они снимут заклятье и уйдут… тогда и начинать ничего не надо. Хотя, вряд ли, ничего Они не делают наполовину. Странно все-таки, что Они тебя отпустили.

Никита покраснел. Он еще помнил слова «десантника» в парке: «Слабый. Не для Пути…» Чтобы скрыть замешательство, буркнул:

– Ну хорошо, допустим, я согласен… – Сухов заторопился, увидев, что на губах Толи появилась усмешка. – Что ты лыбишься, метис несчастный?

– «Допустим» здесь не проходит, Кит. Я понимаю, очень трудно, почти невозможно поменять образ жизни, но делать это придется. Хотя ты еще и не решил. Это в тебе говорит «эго», самолюбие, а не ум и сила.

– Где же их взять? – проворчал примирительно Никита. – Тупо сковано – не наточишь, глупо рожено – не научишь.

Такэда поморщил лоб, раздвинул губы, беззвучно рассмеялся.

– Браво, гимнаст, ты самокритичен.

Засмеялся и Сухов, но тут же перестал.

– Я серьезно – что согласен. Только не делай далеко идущие выводы, просто я не люблю, когда меня бьют.

– А я думал, тебе нравится.

– Не издевайся. Сведи меня с тренером, попробую овладеть твоим тхэквондо. Или айкидо. Кстати, какую систему борьбы посоветуешь?

– Если искать здоровья, душевного равновесия, то лучше восточных единоборств: кунгфу, пенчака, тайинга, айкидо, карате, тхэквондо или вьет-во-дао – не найти; но если хочешь получить практический боевой эффект, причем достаточно быстро, то лучше россдао школы Д ничего не существует. Я сведу тебя с моим знакомым, он инструктор в одной закрытой конторе.

Такэда помолчал, сходил в ванную и вымыл руки. Вернулся, походил из угла в угол. Сухов молча наблюдал за ним, потом не выдержал:

– Ходун напал? Опять что-то случилось? Или с Ксенией что?!

– Пока ничего. – Инженер поколебался и достал из сумки, с которой пришел, тонкий и острый, с замысловатой рукояткой, трехгранный кинжал – стилет. – Помнишь, где он у меня лежал?

– На полке у кровати, рядом с кортиком. Только ручка, по-моему, у него была другая.

– Гляди-ка, усек. Дело в том, что я утром обнаружил его торчащим в кровати; спал я на диване.

У Никиты перехватило дыхание.

– «Печать зла»?!

– Но самое интересное, – ровным голосом продолжал Толя, – что изменилась не только форма стилета, но и материал. Он был сделан из легированной стали, а теперь – из редчайшего изотопа тантала, на Земле практически не встречающегося. Я проверил в лаборатории.

– Ну и что?

– Это похоже на СС-профилактику. А может быть, и не только. В связи с чем хочу тебя предупредить: будь внимателен к самым обыденным домашним вещам. Некоторые из них могут… оживать. И называется сия метаморфоза внедрением.

Не дав Никите и рта раскрыть, инженер быстро засобирался и ушел, оставив того с гудящей от обилия впечатлений и фантазий головой.

Вопрос отдыха решился сам собой: Сухов попал в состав сборной России по акробатике и должен был через три дня выехать на двухнедельные сборы в Крым, на турбазу олимпийской подготовки «Дагомыс».

Ксения поехать с ним на весь срок отказалась: ей необходимо было завершить работу над несколькими картинами, но обещала подъехать на три-четыре дня в начале августа. Сухова это устраивало, а Такэде он поклялся не вмешиваться ни в какие инциденты и спать с газовым пистолетом под подушкой.

Перед отъездом они сходили к приятелю Толи, как оказалось, инструктору одной из закрытых школ спецподготовки сотрудников Главного разведуправления. Приятелю шел тридцатый год, был он почти одного роста с Никитой, но узкоплеч и тонок и особого уважения не вызывал. Такэда понял это по выражению лица Сухова, улыбнулся уголком рта, первым протянул руку инструктору:

– Привет, Роман.

– Салют, мастер. Давно тебя не видел. Перестал выступать? – Хозяин отступил, пропуская гостей в тренерскую. – Проходите.

Комната была заставлена кубками, вазами, спортивными снарядами, стены ее были увешаны календарями с видами борцов всех стилей, таблицами и схемами.

– Проходите, садитесь.

– Познакомься, – кивнул Такэда на танцора. – Никита Сухов, акробат, гимнаст, солист балета. А это сэмпай Роман, пятая категория россдао.

«Сэмпай» Роман окинул Никиту оценивающим взглядом, кивнул с удовлетворением.

– Подготовочка дай бог! Мне бы такую стать, а, Толя?

– Ты и так не обижен, мастер. – Такэда вдруг нанес три быстрых удара: кулак и локоть правой руки – ребро ладони левой – и все три оказались блокированы Романом. Сделал он это без усилий, как само собой разумеющееся, но добавил и кое-что свое: последний блок одновременно был и контрударом. Правда, в последнее мгновение инструктор движение остановил.

– Сэн-о-сэн ^[11], – сказал Такэда. – Ты хорошо держишь форму.

– Не жалуюсь. – Голос Романа остался безразлично спокойным. Он отбил нападение, не глядя на неожиданного противника, продолжая оценивать Никиту, и была в этом безукоризненном автоматизме такая пластика, что Сухов восхитился в душе. – Итак, милостивые судари, что вас привело ко мне?

– Возьми его к себе в команду.

Зазвонил телефон, Роман поднял трубку, буркнул: «Да, они у меня», положил трубку. Школа была режимной, и всех ее посетителей проверяли.

– Я мог бы поработать с ним и в айкидо, но для восточных единоборств его стать не шибко подходит. К тому же ему надо пройти подготовку достаточно быстро.

– О причинах не спрашиваю. – Роман задумался. – Но в команду я взять его не смогу – все ученики на виду.

– Тогда займись индивидуально. С таким материалом ты еще не работал. Главное, что ему не надо тренировать базовые навыки: равновесие, четкость, ритмику, растяжку и так далее. Встань, Ник, сделай пару своих пируэтов. Сделай, сделай.

– Здесь мало места… – нерешительно поднялся Никита.

– Вот именно. Оцени пространство и давай.

Сухов прикинул расположение столов, стульев, стоек и шкафов комнаты и сделал спираль Карозо со сменой en dehors u en dedans ^[12], ухитрившись ничего не задеть и не сбить. Его странное – в условиях тесного помещения – па было полно грации, гибкости и силы, каждое движение как бы перетекало в следующее, вычертив безупречную линию положений тела без разрывов и остановок. Роман цокнул языком.

– Впечатляет! Хорошо, я могу взяться за него…

Такэда, подмигнув, вдруг локтем сбил стакан с водой со стола, но инструктор быстрым, изумительно точным и плавным движением поймал его и поставил на стол, не прерывая речи:

– …если он готов заниматься всерьез, по пять-шесть часов в день. У парня действительно имеется уникальная возможность достичь высокого мастерства в короткие сроки. Скажем, за два-три года. Годится такой вариант?

Никита, восхищенный мастерством инструктора, кивнул. Он был согласен на все, забыв и о собственных тренировках в сборной, и о переходе в другой театр, и о «печати зла».

– Тогда прошу выслушать пару сентенций. Первая: человек – это одушевленное универсальное оружие многопланового действия.

– Оямович говорит иначе, – кивнул на Такэду Никита, не выдержав. – Человек – биосистема с ограниченной способностью к изменениям.

Инструктор нахмурился.

– Во-первых, никогда не перебивайте говорящего. Иначе мы расстанемся еще до начала учебы. Во-вторых, сказано это скорее о биохимии, чем о физике тела человека. Не так ли, господин инженер?

Толя, пряча улыбку в глазах, кивнул.

– И последнее. Россдао – это развитие традиций боевого искусства славянских корней, так называемого русского стиля рукопашного боя, впитавшего обширнейший арсенал приемов борьбы во всем многообразии национальных видов, направлений, стилей и школ. Господин Такэда может подтвердить: многие приемы россдао уникальны и рассчитаны в идеале на людей с таким телосложением, как ваше. И еще: профессионал-родер не уступит ни одному профессионалу Востока.

Никита посмотрел на Тояву. Тот снова кивнул, предпочитая обходиться минимумом жестов. Встал.

– Спасибо, Роман. Когда начнете?

Инструктор тоже встал, глянул на календарь.

– Через две недели, после сборов. Вот телефон, позвоните мне двадцать восьмого.

Никита попрощался, пожав крепкую руку тренера, вышел первым, Такэда задержался:

– Два года – слишком мало, чтобы из человека танца сделать человека боя, но слишком много, когда тому угрожает опасность. Подготовь его в максимально короткий срок, даже если придется работать по двадцать четыре часа в сутки.

Роман, хмуря брови, подошел к инженеру.

– Что за опасность? Зачем этому парню менять квалификацию? Если он акробат – в добрый путь к славе!

– У него другой… путь. Я ничего пока не могу тебе рассказать, но Ник вообще-то действительно в опасности. Хорошо, если бы ты начал заниматься с ним прямо с завтрашнего дня, но, если это невозможно, пусть будет через две недели. – Такэда шагнул из комнаты. – Если он останется жив.

– Погоди… мистика какая-то! Это что – так серьезно?

– Сверхсерьезно.

– Почему же ты сам не начнешь с ним работать?

– Потому что моя компания для него увеличивает опасность появления… скажем, неких сил, с которыми даже я не смогу справиться. Нужен совершенно посторонний человек, учитель. Только учти: та сила, которая заинтересована в гибели Никиты, может обратить внимание и на тебя.

– Что за чушь! Не пугай меня своими фантазиями. Я подумаю. Если удастся отвертеться от сборов, я начну с ним работать завтра же. Жди звонка.

Два события одно за другим сорвали планы Сухова на отдых, торжественную церемонию встречи Ксении и кайф на берегу моря. Первое произошло вечером, после похода Сухова в новый театр и разговора с балетмейстером труппы Суходольским.

В хорошем расположении духа Никита принял дома душ, переоделся и только собрался позвонить Ксении и пригласить ее в ресторан, как вдруг ожил телефон. То есть по-настоящему ожил! Трубка его из голубого пластика почернела, изогнулась, выпустив лапы с когтями, и уселась на также почерневший корпус телефона, глянув на остолбеневшего танцора бусинами глаз. Взгляд ее был тяжел и злобен, он давил, угрожал, приказывал; казалось, ожившая трубка вот-вот заговорит или по крайней мере каркнет, как ворон Эдгара По. Никита даже замахнулся на нее:

– Кыш отсюда!

Трубка открыла пасть – таково было впечатление, хотя рта у нее не было и не могло быть, и зашипела. Сухов отшатнулся, и в то же мгновение трубка прыгнула на него, разматывая на лету шнур. Благодаря тому, что танцор опередил ее на мгновение, трубка не долетела до лица и вцепилась лапами в предплечье, как раз в том месте, где на коже сидела звезда, то есть Весть, если верить Толе.

Никита получил сильнейший нервный укол в руку, обжигающая боль ударила огненной спиралью через плечо, шею и ухо в голову, оглушила. Вскрикнув, он смахнул с локтя озверевшую телефонную трубку, и та, не долетев до стены, взорвалась. Телефон вспыхнул, загорелся зеленым пламенем и горел до тех пор, пока не рассыпался в прах. Тумбочка под ним при этом даже не потемнела.

Оглушенный разрядом, парализовавшим правую руку, Никита дотащился до кухни, открыл пластмассовую бутыль с колой, жадно припал к горлышку. Рука дрожала, напиток проливался на воротник, шею, грудь, но он пил, пока не осушил полуторалитровую бутыль, не почувствовав вкуса.

С час сидел в гостиной на диване, прислушивался к руке, по которой бегали тонюсенькие иголочки, и прикидывал, позвонить ли Такэде от соседей. Но рука наконец обрела чувствительность и подвижность, и Никита решил никому ничего не говорить. Как объяснить случившееся, он не знал. Галлюцинацией здесь не пахло, телефон действительно сгорел, а трубка рассыпалась в пыль, это он видел собственными глазами. Доказательством реальности происшествия был уцелевший телефонный шнур, однако вряд ли он мог рассказать правду. Единственным объяснением, ничего по сути не объяснявшим, было загадочное внедрение, о котором предупреждал Такэда. Кто-то или что-то внедрялось в какую-нибудь вещь, причем – опасную вещь, и та начинала вести себя самостоятельно, как живая.

Пахло колдовством, в которое Сухов не верил с детства, мистикой и дьявольщиной, а также чем-то безмерно чужим и далеким, запрятанным в глубинах причин и явлений, недоступных обыкновенному человеку. Пахло жутковатой тайной, влияющей на судьбу рядового жителя Земли по имени Никита Сухов. Пахло неведомой, нечеловеческой волей, управляющей событиями, свидетелем которых он случайно оказался…

К вечеру Сухов пришел в себя настолько, что почти уже не верил в историю с телефоном. Неизвестность перестала пугать его, а поскольку он был человеком, который быстро забывал неприятное, то решил не обращать внимания на всякие там «психоразведки», «печати зла» и «внедрения». Как-никак его ждал отдых – тренировки на сборах не в счет, – море и Ксения, и жизнь продолжалась. Правда, в ресторан он не пошел.

Утром, забрав машину из ремонта, Никита принялся набивать ее необходимыми вещами – от одежды до палатки и спальника, залил баки на ближайшей станции бензозаправки, принадлежащей какой-то частной фирме, и выехал за город. А уже через полчаса после съезда с Кольцевой подоспело второе происшествие, поставившее танцора перед дилеммой: рисковать ли и ехать дальше или вернуться под опеку Такэды и всерьез заняться борьбой с инструктором-»грузчиком» ^[13].

Сначала спустило правое заднее колесо.

Никита остановился у щита: «Кемпинг «Илья». 5 км», снял колесо, но поставить запасное в спокойной обстановке не успел. С грохотом, ревом, воплями и песнями лихо подкатила кавалькада рокеров, устроила привал. Вокруг в синих дымах закружились «Хонды», «Блэндховеры», «Харчи», «Дайхатсу» и «Навахо», замелькали кожаные куртки, штаны, юбки, металлические цепи, кресты, бляхи, молнии. На траву посыпались банки из-под пива и кока-колы, бутылки, свертки, тряпки и другой мусор. Одна из бутылок угодила в колесо машины Сухова, но он стерпел, тихо зверея.

Лексикон гонщиков не претерпел изменений с момента появления на свет этих любителей грохота и ветра, состоял он из трех-четырех десятков нормальных слов, двух десятков стандартных жаргонных выражений, десяти фонем и мата. Слушать их было мучением, но Сухов помнил наставления Такэды и терпел, скрипя зубами. За любое из выражений, с которыми обращались рокеры к своим подругам, он не задумываясь набил бы морду… если бы не видел, что «герлам» это нравится. И все же он не сдержался.

– Смотри, куда кидаешь! – рявкнул он, когда о кузов «сотки» ударилась пустая банка.

Тот, к кому он обращался, улыбаясь, швырнул в машину недопитую банку, пиво потекло по стеклу, обрызгало Никиту. Он молча стряхнул брызги, шагнул к детине (смуглое небритое лицо, тонкий горбатый нос, блестящие глаза, длинные волосы), сидевшему на высоком седле мотоцикла, и, перехватив руку, готовую метнуть еще одну банку, жал ее с такой силой, что ладонь парня смяла банку в лепешку. Рокер взвыл тонким голосом, головы его приятелей повернулись в их сторону.

– Извини, – сказал танцор, поворачиваясь спиной к парню, считая, что инцидент исчерпан, но это было ошибкой. Рокеры не знали, что такое этика и честь, ими правили другие законы, законы стаи и толпы, и Сухова ударили сзади – бутылкой по голове, причем сделала это юная «богиня», цеплявшаяся за талию своего господина.

Пока танцор сообразил, за что его ударили и кто, сосед длинноволосого наехал на него сбоку и сбил, проехав колесом по ноге.

Что было потом, Никита помнил смутно. Кажется, он свалил мотоцикл с наглецом, кого-то бил, кто-то бил его, сбивал с ног корпусом мотоцикла, бросал в него бутылки, камни, банки. Один из «кожаных» бандитов даже облил его джинсы бензином, но поджечь не успел: рядом остановились сразу три машины, из кабин выскочили крепкие ребята в спортивных костюмах, и в мгновение ока все изменилось.

Троим рокерам, особенно рьяно избивавшим танцора, скрутили руки, а остальные, повинуясь инстинкту, рванули за длинноволосым главарем.

Сухов не удивился, увидев подходящего Такэду. Сплюнув кровь – ему разбили губу, уселся на обочину дороги, рядом с машиной, у которой уцелело только заднее стекло. Сказал хрипло, не поворачивая головы:

– Сгинь, нечистая сила!

– Чистая, – сказал Толя, усаживаясь рядом.

– Создается впечатление, что эти драки провоцируешь ты, чтобы подтолкнуть меня на твой «путь».

Такэда подтянул брюки, стряхнул с них пыль.

– Если бы все было так просто.

– Ну так объясни мне, чтобы я понял. Почему вся эта гадость случается именно со мной? Почему я оказался в «круге устойчивого интереса»… так ты говорил? Интереса кого? СС? То бишь «свиты Сатаны»? Что за «свита»? Что я ей сделал, почему она устроила охоту на меня? Что за «весть» я получил и почему эта звезда движется по коже? И куда? К голове? Зачем? Что будет, когда она дойдет до цели?

– Ты задаешь слишком много вопросов, Кит.

– Но тебе придется ответить! Я хочу все знать!

– А поездка? Ты же собрался на юг.

– Откладывается. Уговори своего знакомого, Романа, чтобы он занялся со мной немедленно. К черту все дела и отдых, если меня постоянно лупят. – Никита оскалился в яростной усмешке. – Причем все время бьют в спину. Но прежде ты все мне расскажешь. Все! Понял?

– Рано, – упрямо сказал Такэда. – Пока все, что с тобой происходит, – лишь комплекс профилактических мер, предпринятых статистической службой СС, а если я начну давать тебе опасную информацию, опасную не только для тебя, но главным образом для них, вот тогда они возьмутся за тебя всерьез. И не поможет никто, ни бог, ни царь и ни герой. В том числе и я. Ты этого хочешь?