Реликт (№1) - Непредвиденные встречи

Умбаа расслабился, скинул капюшон скафандра и в это время заметил прямо под лиловым яйцом тусклого светила неподвижно парящую гигантскую белесую… паутину! Она была огромна: дальний край ее терялся в желтой дымке неба – и занимала площадь не менее чем в несколько квадратных километров. Висела она совершенно спокойно, ни на что видимое не опираясь, и это холодное спокойствие непонятного феномена вселяло настороженность и тревогу.

Умбаа наблюдал за ней с час, пока они с Вихровым готовили к походу куттер, но паутина, вернее сказать, сеть, связанная из «канатов» толщиной в туловище человека, с ячейками от десяти до двадцати метров, парила неподвижно, и Умбаа в конце концов махнул на нее рукой, сообщив едва слышимому и совсем невидимому Гранту о своих находках.

Вихров выпустил из корабля дистанционные механоматы – рабочие руки исследовательского комплекса, имеющегося на каждом десантолете, и некоторое время следил, как они работали неподалеку от корабля. Это были геолого-разведывательные автоматы: один из них посверкивал лазерным лучом – делал спектр-анализы, а другой вдруг задрожал и ушел в почву, только суставчатая антенна его продолжала торчать из-под слоя взрыхленной породы.

Вошел Умбаа, облаченный в сверкающий, как зеркало, балахон с остроконечным капюшоном и горбом генератора поля на спине – скафандр высшей защиты.

– Зачем такие предосторожности? – поморщился Вихров. – Сели нормально, все спокойно…

– Именно потому, что все спокойно, – пробормотал Умбаа. – Надевай.

И они потопали из рубки, одинаково широкие, уродливые, блистающие живым полированным металлом.

У золотистой опорной гармоники десантолета знойным маревом дрожал воздух, искажая очертания скал, подчеркивая плывущую над всем миром сонную, жаркую тишину. И дымы, дымы со всех сторон до горизонта…

– Постой-ка, – сказал Умбаа изменившимся голосом. – Ты ничего не слышишь?

Шепот ему почудился, близкий многоголосый шепот.

– Разговаривает… кто-то… – неуверенно сказал Вихров.

И в это время паутина над десантолетом колыхнулась, словно ветер ударил в нее сбоку, и пошла косо вверх к заходящему светилу. Через минуту она стала невидимой. Пропал и странный шепот.

Умбаа сел в кресло и захлопнул фонарь. Преобразователи формы куттера басовито запели, он поднялся в воздух, похожий издали на листок клена с каплей росы посредине. Свист распоротого воздуха стек к корме и прекратился: скорость аппарата превысила скорость звука.

Лиловое пятно светила, нависшего над размытой линией близкого горного хребта, еле проглядывало сквозь полупрозрачный воздух, отчего все предметы казались одетыми в серую вуаль.

Умбаа перешел на радарное зрение, и видимость улучшилась, только картина сразу стала одноцветной: небо сделалось темно-зеленым, более светлые дымные струи исчертили его малахитовым узором, плато засверкало изумрудным огнем.

– И все же мне кажется, что Тихонов не зря говорил о Городе, – словно продолжая спор, сказал Вихров.

Автоматы очистили кабину от остатков ядовитой чужой атмосферы, и Умбаа, не снимая, разгерметизировал скафандр. Вихров с любопытством посмотрел на чеканный профиль товарища, ожидая, что скажет Умбаа. Шутники утверждали, что он один из последних потомков племени ацтеков, будто бы даже прямой потомок их легендарного императора Монтесумы. В домыслы о «прямом потомке» Вихров, конечно, не верил, но лицо Умбаа – смуглое, горбоносое, с тяжелым подбородком, прямыми губами, скошенными к вискам глазами, бесстрастное и впечатляющее – действительно представляло собой яркий образец лица индейского воина или вождя, типичного для давно исчезнувших в веках племен майя, инков, ацтеков. Правда, характер Умбаа, склонного к иронии, сильно отличался от характера настоящего индейца.

– Сейчас пойдем по кругу, – сосредоточенно сказал Умбаа, – тревожно мне что-то… И ладонь левая чешется…

– Левая? – переспросил Вихров и засмеялся. – Я думал, один я суеверен. Странный мы народ, астрофизики. Сами же изгнали бога со всех небес, а суеверны, как древние халдеи.

«Как я тогда сказал? – подумал Умбаа. – Дурные предчувствия сбываются, если человек к ним подготовлен? Чепуха! Дурные предчувствия имеют обыкновение сбываться, когда этого не ждешь…»

Они пролетели недалеко от черного загадочного объекта, с орбиты напоминающего такыр. Со стороны он походил больше на закопченные развалины, чем на скалы или выходы черной породы, и Вихров даже привстал, собираясь обратить внимание Умбаа на это явление, но передумал. Город скрылся из глаз.

Через час куттер завершил круг, в центре которого стоял их корабль, и пошел на второй. Свист рассекающего воздуха вернулся и уже не стихал, однотонный и утомляющий.

Светило наполовину зашло за зубчатый профиль хребта и уменьшалось на глазах… Зашло. Еще несколько минут алели далекие вершины гор, потом и они погасли. Разбежались по небу багровые полосы, потускнели. Куттер оказался как бы в мрачной впадине, полной тумана. Безмолвие… Странное, жуткое место!

– Пора возвращаться, – пробормотал Умбаа. – Так мы ничего не найдем. «Если вообще что-нибудь найдем, – подумал он. – Зонд мог уловить отражение от местных скал… Без помощи орбитальных измерений нам не обойтись».

Вихров промолчал. Маяк десантолета еле пробивался сквозь фон помех, и астрофизику было не по себе.

Где-то на горизонте, будто повиснув в пространстве, возникло вдруг голубоватое зарево. Оно увеличивалось, и вскоре голубое свечение, бледное и прозрачное, закрыло перед ними четверть небосвода. Потом показалась неровная белая линия, над которой и вставало это загадочное сияние.

– Где-то здесь должен быть тот черный объект, – буркнул Вихров и с оживлением добавил: – Может, он и есть тот самый Город, о котором предупреждал Тихонов?

Умбаа оглянулся, и что-то поразило его, некое движение у кормы куттера. Он вгляделся, ахнул и кинул машину вниз, потом вправо, вверх и снова вниз. Над ними промелькнул размазанный от скорости фосфоресцирующий силуэт и растаял в ночи.

Умбаа вдруг стало так плохо, что на мгновение он забылся. Неприятная слабость охватила тело, сердце рванулось, как при спазме, и, прошептав:

– Держись, Виталий!.. – он направил куттер к земле.

Лучи прожекторов выхватили из тьмы бешено мелькавшие внизу каменные столбы, какие-то крупные предметы, похожие на стога сена… Аппарат влетел в узкий проход между изломами каменных стен, резко затормозил у выпуклого бока черного валуна, несущий диск противно проскрежетал днищем по обломкам, и куттер остановился. Прожектор потух. Наступила цикадная тишина.

Свечение неведомого источника за скалами позволило им довольно свободно ориентироваться в обстановке.

После крушения они с час приходили в себя.

– Вот твое «все спокойно», – невнятно проговорил Умбаа, прожевывая таблетки адаптогена, кислые, терпкие, приятно холодящие нёбо.

Вихров прожевал свои, посмотрел на беспорядок в кабине и со вздохом откинулся в кресле:

– Что это было?

Умбаа мрачно усмехнулся.

– Этого, дорогой мой астрофизик, как сказал бы наш командир, не знаю даже я сам.

Лететь в темноте на поиски неведомо где опустившегося «Могиканина» не имело смысла. Умбаа вспомнил подробности падения машины и вновь пережил болезненное чувство собственного бессилия. Встреча с призраком могла окончиться трагически, предупреждения Тихонова, командира трижды злосчастного «Могиканина», сбывались воочию.

До утра было еще далеко, и Умбаа решил провести маленькую разведку в направлении загадочного свечения.

Медленно пробираясь между темными телами скал, напоминающих туши мамонтов, Вихров томился предчувствием нависшей над ними беды, но, боясь показаться смешным в глазах кибернетика, только чаще оглядывался и не снимал руки с рукоятки деформатора.

– Попомни мои слова, – сказал он, всматриваясь в шевелящиеся тени, – с этой планетой связана какая-то тайна. Одно то, что она существует вопреки всем законам космогонии в плотном пылевом облаке – глобуле, – говорит само за себя. А неизвестное силовое поле? Наука нечасто сталкивается с факторами, принципиально отличающимися от всего ей известного.

– Правильно говоришь, – с сарказмом заметил Умбаа, понимая, что послужило толчком к разговорчивости товарища.

– Правильно, – согласился Вихров, поразмыслил и добавил: – Разве ты хочешь возразить?

Умбаа проворчал что-то неразборчивое, но в это время они вышли из каменного лабиринта на край обширной площади, и вести отвлеченные разговоры стало недосуг. В центре площади неподвижно парило серебристо-белое облако не то дыма, не то пара, пухлая шапка которого изредка вскипала белыми фонтанами. А за облаком вздымались полупрозрачные, истекающие голубоватым эфемерным свечением… глыбы льда!

Скопище айсбергов стометровой высоты, приткнувшихся к скалам! Айсберги уходили за горизонт, создавая иллюзию бесконечного ледяного поля, и Умбаа, так и не подобравший к картине иных земных аналогий, прошептал:

– Ледник?!

Вихров, с неожиданным хладнокровием рассматривавший «ледяную» бугристую стену, поднял свой блок фиксации событий – инфор, давно заменивший людям фотоаппарат, кинокамеру и магнитофон одновременно, и запечатлел светящийся «лед» во всем его великолепии.

В глубине «ледника» вдруг что-то случилось. Гулкие удары потрясли его, и Умбаа заметил, как вспучилась одна из сияющих стен, плюнуло из нее искристой струей, и тут же облако в центре площади с неистовым треском опало, съежилось и растаяло, а вместо него в небо взвилась огромная белая паутина, низким гудением своим заглушившая все остальные звуки.

Грохот в теле «ледника» утих, стена успокоилась, но людям теперь показалось, что кто-то сопровождает их внимательным взглядом, кто-то большой и тяжелый, как горы.

– Пошли назад, – произнес сквозь зубы Умбаа.

И они пошли, почти побежали. Но паутина догнала их, плыла так с минуту – снова послышались тягучий шелест, неясные голоса – и ушла вперед. Шелест и голоса исчезли.

– Излучение! – вырвалось у Вихрова. – Всюду излучение, и наша высшая защита не помогает. Понимаешь? Я не специалист в физике излучений, но здесь и не нужно много знать…

Умбаа молча согласился. Человек давно использовал в своей практике излучения, действующие на мозг и центральную нервную систему, излучения возбуждающие и успокаивающие, созидающие и уничтожающие. Но могли существовать и такие, которые человек еще не постиг, которые не регистрировались земными приборами и тем не менее влияли на нервную систему, так же легко проникая через все барьеры и защитные поля, как луч света сквозь вакуум, и не исключено было, что космолетчики, сами того не ведая, открыли нечто подобное. Иного объяснения «давлению на психику извне» Вихров дать не мог.

Куттер был уже рядом, он поблескивал в «окне» между двумя неровными каменными колоннами. Умбаа удержал заспешившего было Вихрова и указал вверх. Над скалами скользила паутина, удаляясь неспешно и беззвучно. Вскоре она затерялась в стороне «ледника».

Умбаа отпустил астрофизика и вслед за ним подбежал к куттеру. Его поразил цвет аппарата – бурый с оранжевыми потеками по кромке несущего диска. Он протянул руку к колпаку кабины, некогда хрустально-прозрачному, а сейчас матовому, изъеденному многочисленными ямками странной коррозии, и отдернул ее в недоумении.

– Не понимаю, – сказал он.

Астрофизик пнул ногой задранный край несущего диска и вздрогнул: металл съежился и распался на лохмотья. Накренившись, вся конструкция сползла со скалы, рассыпалась в рыжий и черный пепел, хлопья которого разлетелись в стороны. Умбаа нагнулся, растер в ладони щепотку черного праха, быстро выпрямился, хотел что-то сказать, но лишь судорожно сглотнул. Абсурдная мысль пришла ему в голову. Аппарат выглядел так, будто пролежал на этом месте, по крайней мере, сотню тысяч лет! Вернее, он выглядел бы примерно так же, если бы пролежал… Но этого не могло быть!

– Ерунда какая-то… – тоскливо произнес Вихров.

Умбаа завороженно смотрел на то, что час назад было летательным аппаратом, и вдруг представил себе те восемьдесят километров, которые им предстояло пройти до десантолета, не зная ни точного направления, ни того, что ждет их в пути.

– «Ибо у нас, живущих ныне, есть глаза, чтобы удивляться, но нет языка, чтобы восхвалять» ^[3], – глухо сказал он, поднимая руку и натыкаясь на блестящую ткань скафандра.

ГОРОД

Корабль продолжал мчаться над планетой, наматывая на нее очередной двадцать второй виток.

Росс с помощью самонастраивающейся аппаратуры исследовательского комплекса установил, что вся планета как бы покоится в коконе неизвестного поля, с легкой руки Реута названного тангирующим, или Т-полем. У полюсов оно опускалось воронками к поверхности планеты, и можно было предположить, что именно там находятся чудовищной мощности генераторы, создающие поле. Но Грант не рискнул заниматься их поисками. От Умбаа уже пять часов не поступало известий, и это не давало ему покоя. Если планета окажется населенной разумными существами, то сложность положения увеличивается во сто крат. Встреча с иным разумом никогда не представлялась землянам только лишь проблемой контакта, а его последствия для обеих сторон могли рассчитать лишь специалисты Института внеземных культур на Земле.

Грант в который раз ощутил на себе все бремя ответственности за судьбу незнакомых друзей с «Могиканина», за успешное выполнение основной задачи полета, за судьбу экспедиции, тесно переплетенную с его судьбой, за любое принятое им решение. Ибо в случае ошибки сможет ли он ценою своей жизни рассчитаться за жизнь и горе других?..

Только один раз Росс отозвал Гранта в сторону и спросил, чем грозит ему задержка выполнения основной задачи в случае осложнений?

– Ничем, – ответил Грант, с угрюмым интересом рассматривая жесткое лицо математика. – Единственное, чего я боюсь, так это вспомнить, что, кроме всего прочего, я тоже человек.

Росс смущенно склонил голову, понимая, что все его слова будут в этот момент лишними.

В зал примчался Реут и показал командиру объемный список того места на поверхности планеты, где совершил посадку десантолет Умбаа.

– Вот это черное образование излучает широкополосный радиосигнал, – сообщил он возбужденно. – Информационному анализу не поддается, но…

– Все-таки Город, – задумчиво проговорил Грант. – Город?

– В сообщении Тихонова тоже упоминается Город. – Росс подошел к главному виому и долго рассматривал поверхность планеты через вариационные усилители.

– Если это ИХ Город, ты понимаешь?..

– Да, – сказал Грант. – А Умбаа молчит.

Спустя несколько часов Реут обнаружил еще несколько черных кругов, которые он предложил называть Городами. Все они походили друг на друга, как листья дерева, и отличались только размерами.

– Всякий поиск делится на три периода, – говорил негромко Росс, следя за работой энергетика. – Первый – предварительные размышления, для нас он уже прошел; второй – наблюдения и фактография, к этому мы приступили; и третий – период выводов, самый безрадостный, по-моему: чудеса всегда тускнеют от объяснений.

– До этого еще далеко, – заметил Грант, полузакрыв глаза.

– Что будем делать, командир? – Росс выжидательно посмотрел на Гранта. – Мужское чутье подсказывает мне, что нужно идти вниз…

«А женское чутье бывает? – подумал Грант, не отвечая. – Тина… Что тебе говорит сейчас твое чутье? Плохо мне, Тина… Почему я подумал о тебе? Помнишь, у Рубена Дарио:

Я долго перед мраморной Каменой
Стоял один, уныньем обуянный.
Вдруг крыльев шорох – и, по связи странной,
Мне о тебе подумалось мгновенно.

Помоги, Тина, коль уж пришла. Если Умбаа не ответит через два часа, я снова пошлю в этот ад своих друзей…»

– Решай, Яр, – продолжал Росс, не понимая, почему командир не отвечает. – Если Умбаа молчит до сих пор, то случилось что-то серьезное. Надо идти к нему.

– Рано, – сухо отрезал Грант, открывая глаза. – Второй десантолет пошлю, когда сочту нужным.

Росс опускал десантолет очень медленно, буквально по метру в секунду, может быть, именно поэтому отталкивающее поле планеты почти не снесло корабль в сторону от выбранной траектории.

На высоте около сорока километров аппараты зафиксировали какое-то загадочное тело, промелькнувшее так быстро, что на снимке запечатлелся только его стремительный силуэт. Координатор отметил нарастание и убывание гравиполя, дикую пляску защитных полей и нарушения в работе обеспечивающей полет автоматики.

Реут озабоченно просмотрел выданные машиной схемы неполадок и углубился в перенастройку автоматов, не обращая особого внимания на обстановку за бортом десантолета. Росс окинул его теплым взглядом. Юноша нравился ему любознательностью, отзывчивостью и полной самоотдачей в работе. В свои двадцать пять лет Реут смог стать одним из лучших специалистов-энергетиков нового класса кораблей – трансгалактолетов – и слыл личностью незаурядной.

Сели они благополучно всего в километре от десантолета Умбаа, стоявшего прочно и без видимых повреждений. Правда, Россу показалось, что корабль будто бы накрыт белой вуалью, но разглядеть это достаточно хорошо он не успел.

– МПС или высшая защита? – деловито произнес Реут, собираясь в бокс за скафандрами.

Росс покосился на виом связи, в котором сквозь полосы помех виднелись Грант и часть командного зала трансгалактолета.

– «Ствол», – сказал он в микрофон. – Все нормально, иду в поиск.

– «Ветвь-два», вас понял, – прозвучал невыразительный голос Гранта.

– Ты останешься, Саша. – Росс положил руку ему на плечо. – Если не удастся мне, тогда пойдешь ты.

И Реут проглотил вертевшиеся на языке возражения.

В течение всего времени, пока Росс облачался в блестящий балахон скафандра высшей защиты, энергетик украдкой посматривал на его иссеченное морщинами суровое лицо, шрам на щеке – лицо человека, много пережившего за свои неполные сорок лет. Математика в научном центре разведфлота называли Стариком. Не за морщины, старившие его. За сдержанность, которая обычно олицетворяет уверенность в себе и в своих поступках.

– Ты, наверное, сильный человек? – неожиданно для себя самого спросил Реут.

Росс, продолжая застегивать скафандр, медленно обернулся.

– С чего ты взял?

– Так… – пробормотал энергетик.

– Хм… Вообще-то, будучи на третьем курсе института, я выбился как-то в чемпионы курса по мгновенной борьбе. Но это, конечно, мелочи. Я был знаком с одним человеком, Греховым, которого прозвали малышом-оборотнем. Ростом он с мальчишку, но во всем институте, а сейчас я уверен, что и вообще в научном центре, только он один мог вырваться из любого захвата, бороться на равных одновременно с пятью мастерами и, что касается физической силы, согнуть гриф штанги.

– Здорово! – с загоревшимися от восторга глазами сказал Реут.

– Он закончил институт на четыре года позже меня, – продолжал Росс серьезным тоном. – Сейчас работает в Управлении аварийно-спасательной службы… Ну ладно, я пошел, следи за связью.

– Возьми «черепаху», – посоветовал с экрана Грант. – У меня больше нет десантолетов…

Он не договорил, но Росс и так понял, что хотел сказать командир. «Черепаха» была тяжелой шестиместной машиной с противоядерной защитой, скорость ее хоть и невелика, но запас надежности огромен.

– Возьму, – пообещал Росс и, махнув рукой в сверкающей перчатке, вышел из поста управления.

Он не торопясь осмотрел десантолет Умбаа, но нашел только запись устного сообщения Вихрова, торопливую запись о результате первого облета местности и об открытии черного образования, названного исследователями Городом.

– Саша, как меня слышишь? – спросил Росс, соединившись с постом управления своего десантолета.

Энергетик облегченно вздохнул:

– Слышу не совсем хорошо, большой фон.

– Передай командиру… впрочем, я сам.

Росс соединился с Грантом и коротко пояснил ему ситуацию.

– На чем они ушли? – спросил тот, мрачнея.

– В эллинге нет куттера.

– Куттер… Ах, черт! Автоматы записали хотя бы направление, откуда передавал сообщение Виталий?

– Нет. Маяка куттера тоже не слышно… Яр, здесь летают странные сети…

– Сети?!

– Или паутины, издали они похожи на настоящие паучьи паутины. Но размеры их во сто крат больше.

– Жизнь? Я имею в виду – разум?

– Не знаю.

Грант помолчал, постукивая пальцами по канту пульта.

– «Могиканин» тоже не отзывается?

– На всех диапазонах только вой помех.

– Ну, иди. – Грант хотел еще что-то сказать, но, наверное, передумал и выключил связь.

– Не волнуйся, Александр, – улыбнулся Росс энергетику по возможности уверенней. – Следи за маяком. Я их найду.

Через несколько минут он сел в «черепаху», похожую больше на еловую шишку с лапами, и поднял в воздух тяжелую машину.

Хотя светило стояло почти в зените, проку от него было не больше, чем от земного солнца в дождливый осенний день.

Росс свернул чуть в сторону, где дымные струи поднимались чаще, и оказался над странным многоцветным сверкающим полем. В кабине «черепахи» запел звуковой датчик радиоактивной опасности и одновременно на пульте вспыхнул рубиновый сигнал: гамма-излучение.

– Двести семьдесят рентген! – присвистнул Росс, включая анализатор.

– Торий, америций, берклий… – начал перечислять автомат.

Под «черепахой» проплывал естественный ядерный обогатитель, превосходящий по масштабам все известное людям.

Связь с десантолетом прервалась и возобновилась только после того, как машина миновала залежи трансурановых руд. Росс знал, с каким трудом и как медленно промышленность Солнечной системы создает эти сверхдрагоценные элементы, нужные почти в любой области техники и медицины. Если не произойдет ничего неожиданного, то люди получат великолепный подарок – совершенно открытые залежи этих элементов. Если не произойдет…

Тут машина влетела в белый непроницаемый туман, Росс ощутил покалывание в висках, болезненное подергивание лицевых мускулов, боль в суставах и, испугавшись, рванул «черепаху» вверх.

С полукилометровой высоты он оглядел плато под собой, но тумана никакого там не оказалось. Вместо него над синими изломами теней медленно уплывала в сторону огромная серебристая паутина. Росс ощупал ее локатором, но она никак не прореагировала на это, разве что ему стало казаться, будто из-за паутины на него смотрит затаившийся хищник.

Наконец Росс достиг того места, откуда, по его расчетам, Вихров в последний раз вел передачу на корабль, и остановил аппарат в воздухе. На юге вырастал из-за горизонта массив горного хребта, дрожащий из-за плывущих дымных струй. В противоположной стороне вставала какая-то черная потрескавшаяся стена. До нее было около пятнадцати километров, и подробностей разглядеть Росс не смог, но смотрел на нее долго, чем-то притягивала она взор. Необычностью, безмолвием?

Вдруг низкий гул заставил Росса мгновенно обернуться, и он увидел поразительное явление: по ровной поверхности плато скользила черная скала, окутанная дымом и пылью. Она промчалась под «черепахой», оставив в породе плато глубокую дымящуюся борозду, и вслед за ней скользнули две паутины, сияющие так, что на них было больно смотреть.

Почудилось Россу, окликнул его кто-то, он повернулся к пульту, но связи с кораблем снова не было, мигал тревожно огонек автомата защиты, светились алым индикаторы радиации. В рубке стояла тишина.

Росс поднялся выше, еще раз с высоты километра осмотрел плато до горизонта, включил автоматический режим локации и медленно поплыл в сторону хребта, прочь от черной стены. Он уже догадался, что это и был тот самый загадочный Город, открытый ими еще с орбиты трансгала.

ГРАВИСТРЕЛОК

Бледное лицо, запавшие глаза, серебро седины в волосах. Грант с отвращением оттолкнул зеркальный прямоугольник и посидел немного, наклонившись над пультом. Потом резко встал и пошел в душевую корабля. К началу сеанса связи он уже выглядел достаточно уверенным и спокойным, чтобы не вызвать нежелательной реакции у Реута.

В три часа дня корабельного времени вспыхнул виом связи, и энергетик спросил:

– «Ствол», как видите?

– Вижу плохо, слышу хорошо, – скупо улыбнулся Грант. – Что нового?

– Иван обнаружил залежи радиоактивных руд. Больше пока ничего, пошел на второй круг.

– Так. Ну, а у тебя что?

– Прилетала паутина, покрутилась и ушла. Да, когда она подошла близко, связь с «черепахой» нарушилась.

– Понятно… Никто не запрашивал?

– Никто.

– Ты вот что, Саша, – сказал Грант, – ты не выключайся, пусть связь будет включена постоянно.

Реут молча кивнул.

Целый час Грант терпеливо работал с координатором, обрабатывая сведения, собранные кибернетическим комплексом, время от времени подбадривая энергетика отвлекающими разговорами. В глубине души он сознавал, что скорее подбадривает себя, чем менее опытного Реута, но ожидание превратилось бы для него вообще в невыносимую муку, если бы не эти разговоры. Грант не помнил, кто сказал: «Единственная настоящая роскошь – это роскошь человеческого общения», но, наверное, это был великий человек.

– Странная, должно быть, эта цивилизация, – отвечая на какие-то свои мысли, сказал Реут. – Если она, конечно, существует на планете. Создала отталкивающее поле, нами не интересуется… Любопытно, что имел в виду Тихонов, говоря о смертельной опасности? Может, разница в технических средствах сказывается и в оценке опасности?

– Положим, это спорно, – не согласился Грант. – Психологически мы ничем не отличаемся от людей прошлого века. Но с тем, что на планете творятся странные вещи, я согласен.

– Вот, – радостно воскликнул вдруг энергетик. – Иван…

В тот же миг изображение поста управления десантолета исказилось – Реут что-то возбужденно говорил, но слышно его не было, – и связь оборвалась.

Грант невольно посмотрел на главный виом корабля и увидел на поверхности планеты тонкую оранжевую линию. Линия наливалась белым светом, с тысячекилометровой высоты орбиты она казалась безобидной и не страшной, но возникла она как раз там, где опустились на плато два земных корабля, и Грант прикусил губу, представив себе реальные масштабы явления.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.